Текст книги "Мои (чужие) дети (СИ)"

Автор книги: Марина Вуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

20.

Диана

– Ты куда сейчас? – спрашивает Вита, покачивая ногой коляску с моими спящими зайцами.

– Домой.

– За город?

– Нет. К себе. Что толку мне там сидеть. До города далеко, а к вам еще дальше. – Снимаю с вешалки пальто и надеваю его. – Витуль, пообещай, что будешь держать меня в курсе насчет состояния Давида. И сразу же, как он очнется…

– Немедленно сообщу, – заканчивает подруга начатую мной фразу. – Дин, скажи честно, тебя его родственники из дома попросили?

– Намекнули.

– Я так и предположила.

– Спустя несколько дней после ДТП к нам приехал его отец. Он в мягкой форме попросил меня на выход.

– Вот гад!

– Да ладно, – пожимаю плечами, – я ведь все понимаю. Для Давида я по закону никто и не имею права занимать чужую жилую площадь.

– Это так некрасиво с их стороны, – осуждающе мотает головой подруга.

– Не мне судить. – Забираю у Виты коляску и разворачиваю ее к себе. Застегиваю детям комбинезоны и поправляю пустышки. – Ну все. Мы поехали, иначе они вспотеют.

На прощание обнимаю Виту и спешу покинуть больницу. На выходе из здания пожилой мужчина придерживает мне дверь, когда я стараюсь протиснуться в нее со своей двойной коляской.

– Диана? – слышу рядом с собой знакомый голос и поворачиваю голову. Передо мной стоит мать Давида, Ольга Петровна. Что-то внутри меня неприятно ёкает.

– Здравствуйте! – говорю приветливо, но без улыбки.

– Добрый день, – отвечает она, бросая мимолетный взгляд на коляску, в которой мирно спят ее внуки. – Знаете, это очень хорошо, что я вас здесь встретила. Нам необходимо поговорить.

– Раз необходимо… – глубоко вздыхаю я.

– Здесь через дорогу есть хорошее кафе.

– В кафе надо раздевать детей, а они спят. Могу предложить прогуляться по парку.

– Хорошо. Я не отниму у вас много времени.

Женщина держится гордо. При этом заметно нервничает.

Хорошего я от матери Давида не жду. Счастливая бабушка не стала бы выставлять внуков за порог. Но и послать ее куда подальше тоже не вариант. Для начала я должна ее выслушать, чтобы узнать, что у нее на уме.

– Я вас слушаю. О чем вы хотели поговорить?

– Тяжело, наверное, с двумя одной справляться? – Она кивает на коляску.

– Я не знаю, как с одним. У меня не с чем сравнивать, – спокойно отвечаю я, даже не подозревая, что сейчас услышу полнейшую дичь. – Но с полной уверенностью могу сказать, что точно не легко.

– Понятно, – понимающе кивает она. – Поэтому, Диана, я и хотела предложить вам свою помощь.

– Помощь?

– Да. Мы можем забрать себе одного из ваших малышей. Желательно девочку.

– Что?! – Я от возмущения несколько раз открываю-закрываю рот. Лучше бы я ее реально послала пять минут назад.

– Не отвечайте сразу. Подумайте над моими словами. Это хорошее предложение. Вы просто откажетесь от ребенка, а мы его примем свою семью. Я думаю, это не будет слишком трудно для вас – сходить и написать отказ. Тем более что я наводила справки. На вас уже жаловались в органы опеки. – Она смотрит на меня с прищуром, словно хочет понять мою реакцию.

Чувствую болезненный спазм в груди.

– Вы в своем уме? – Мой голос срывается в дрожь.

– Абсолютно. А с нашими финансовыми возможностями мы достойно воспитаем ребенка.

Тоже мне венценосная семья!

– Как вы, будучи матерью, можете мне подобное предлагать? – Я выравниваю тон, но слова все же дергаются. – Вам самой не стыдно?

– А чего мне стыдиться? У нас порядочная, полноценная семья. Сыновья, которыми можно только гордиться.

Эта женщина будто не слышит меня.

– Вы правы, Ольга Петровна. У вас прекрасные сыновья. Вот только мать у них как из другой реальности! – Я стараюсь сдерживаться. – Вы говорите о детях! О моих родных детях, которых собираетесь разлучить. Еще предложите мне подарить им по одинаковому медальону, чтобы они, как в индийском фильме, встретились через двадцать лет.

– Зря вы, Диана, так агрессивно реагируете на мои слова.

Она вообще адекватная?

– А как мне еще реагировать на этот бред? – изумляюсь я. – Ваш сын, биологический отец мох детей, сейчас в больнице. Он без сознания! Возможно, вы дождетесь, когда он очнется, и поинтересуетесь его мнением по этому поводу?

– Вот именно поэтому я и решила обсудить все с вами заранее. Я не хочу беспокоить сына этими вопросами, – пожимает плечами женщина.

– Вы… – Я теряю дар речи и давлю в себе рвущиеся наружу маты.

– Я, в отличие от вас, жизнь пожила и на многие вещи смотрю по-другому, – спокойно говорит она.

– Вы, в отличие от меня, предлагаете совершить чудовищный поступок. Вы предлагаете оторвать от себя ребенка, разлучить сестру с братом и отдать ее чужим людям!

– Мы не чужие ей люди.

– Вспомнили!

– Послушайте, Диана, вы с Давидом еще очень молодые люди. Вам надо строить свою жизнь. А мы с мужем готовы помочь вам в этом. К тому же выйти замуж, имея одного ребенка, куда проще, чем с двумя.

– Так вот в чем дело. Это вы о моем будущем печетесь?

– В том числе. – Ольга Петровна снисходительно улыбается.

– Спасибо вам за беспокойство о моей дальнейшей судьбе, но я вынуждена отказаться от вашего предложения, – отрезаю я.

Мать Давида недовольно поджимает губы.

– Я бы на вашем месте не спешила отказываться, – советует мне Ольга Петровна.

– А вы не на моем месте. В вашей помощи я не нуждаюсь! И будьте так добры, больше никогда не беспокойте меня подобными предложениями!

Разворачиваю коляску на сто восемьдесят градусов и шагаю в сторону выхода из парка.

Меня просто бомбит от этой дикости! Как можно такое предлагать?! Это ж сколько наглости в характере надо иметь, чтобы подобное даже вслух произносить! От злости кровь приливает к вискам. Мне иногда кажется, что весь этот мир давно сошел с ума. Все перевернулось вверх дном.

Достаю из кармана телефон и вызываю такси. В обычную машину коляска не поместится, поэтому приходится заказать минивэн. Цена, конечно, выше, но переться с коляской и двумя малышами автобусом совсем не вариант.

Кажется, наш разговор с Ольгой Петровной длился целую вечность. Хотя, судя по часам, не прошло и пятнадцати минут. Но и этого времени ей хватило, чтобы морально размазать меня по асфальту и безжалостно вывалять лицом в грязном снегу.

В приложении вижу отметку, что водитель принял заказ и следует к месту назначения. Мне попадается очень внимательный таксист. Мужчина помогает сложить коляску и закрепить мелких в детских автокреслах, а мне – помочь сесть на пассажирское сиденье.

Не знаю, стоит ли рассказывать обо всем Давиду, когда он выздоровеет и придет в себя. Надо хорошенько об этом подумать. Волновать его совершенно не хочется, но и предложение его матери я мимо ушей пропустить тоже не могу. Тем более что мне хочется быть честной с этим человеком. Честность в нашем мире – единственная вещь, для которой не было найдено достойной замены. Я привыкла всегда говорить правду, какой бы горькой и безжалостной она ни была.

Таксист завернул в наш двор.

– Этот подъезд? – спрашивает он.

– Да, – киваю. – Спасибо.

– Пожалуйста, – улыбается он и выскакивает из машины следом за мной. Выгружает и раскладывает коляску. Помогает установить на нее детские переноски.

– Всего доброго! – прощаюсь я и шагаю к дому. Когда подхожу ближе, из подъезда мне навстречу выходит мой бывший.

Надеюсь, он не по мою душу пришел, потому как на него меня уже не хватит.

– Динуль, привет! – Машет мне рукой. – А я как раз к тебе заходил.

Черт! – мысленно ругаюсь я, прежде чем поздороваться в ответ.

– Привет! – безрадостно отвечаю. – Ты один, без мамы?

– При чем здесь мама?

– А ко мне в последнее время что-то разного рода родственники зачастили. Прямо-таки прут косяком. Вот я и подумала, возможно, ты с мамой пришел.

– Да нет, – пожимает плечами, – один.

– Зачем пришел? – спрашиваю я, покачивая коляску.

– Пригласишь войти? – Кивает на подъезд.

– Нет, – отрезаю я без лишних расшаркиваний. – Домой я тебя не пущу. Говори здесь или уходи.

– Этот разговор не для посторонних ушей, – шепчет он и косо поглядывает на медленно выкатывающуюся из подъезда пышную соседку.

– А у меня нет секретов от своих соотечественников! – Говорю специально громко, чтобы тетя Таня обратила на нас внимание. – Здравствуйте! – улыбаюсь женщине и возвращаюсь взглядом к Вадиму. – У тебя пять минут.

– Раньше ты не была такой.

– Раньше все было по-другому. Говори или уходи.

– Дин, – опускает взгляд на ботинки, – я это… – мнется он, а я начинаю еще больше раздражаться. – У меня, в общем, проблемы с кредитом. Банк квартиру может отнять.

– Печально. Только я здесь при чем?

Он поднимает глаза и вгоняет в меня своим предложением в ступор:

– Выходи за меня замуж. А я детей твоих усыновлю. Тогда квартиру сберечь получится. Никто не позволит отчуждать недвижимость, если есть несовершеннолетние дети.

– Обалдеть! – громко выдыхаю я. – Вадим… – ловлю воздух ртом, – я просто поражаюсь твоей беспардонности. Знаешь, я сегодня слышала немало бредовых идей. Но ты меня удивил как никто.

До того как я стала мамой, на многие вещи я смотрела совершенно иначе. Раньше я старалась оправдывать людей и их подлые поступки. Всегда входила в их положение и старалась вникнуть в суть проблемы. Но сейчас все изменилось. Я даже не пытаюсь посмотреть на ситуацию с другой стороны. Для меня черное – это черное, а не сорок седьмой оттенок серого. Добро, любовь и верность приобрели в моем понимании какую-то совершенно иную форму. Все как-то вдруг стало просто и понятно. Я словно поняла, что не надо искать между строк то, чего там нет.

– Да тише ты, – цыкает он. – Если ты забыла, то меня твои соседи тоже знают. Давай не будем позориться.

– Давай. – Соглашаясь, я понижаю голос и продолжаю говорить полушепотом: – Давай ты, в первую очередь, не будешь позориться передо мной. Не будешь приходить и предлагать подобные вещи. Я скажу тебе искренне, что мне сейчас ужасно стыдно за тебя. Мы столько лет были вместе, а я так до конца тебя и не узнала.

– Динуль… – Он делает выпад в мою сторону в попытке обнять, но я успеваю увернуться.

– Вадим, у моих детей уже есть отец. Добрый, порядочный и вообще прекрасный человек. Другой им не нужен.

– Хватит врать, Беляева. Никого у них нет.

– Ты ведь видел его на парковке возле торгового центра.

– Ой, мало ли кого я с тобой видел, – отмахивается он. – Главное, что в свидетельстве о рождении в графе «отец» стоит прочерк. А все остальное – ерунда.

– Ты-то откуда знаешь, что там написано?

– Мне мать сказала. Она через тетю Лизу информацию пробила.

Ах, вот откуда ноги растут! Сначала она сама ко мне приходила. Потом орган опеки натравила. А теперь и сына отправила. Ух, как, оказывается, страшно остаться без крыши над головой.

– Передай своей матери, пусть всю ту информацию, которую она узнала, свернет трубочкой и засунет себе в ухо. Я детьми не торгую! – решительно заявляю я и разворачиваюсь в сторону подъезда.

– В таком случае, боюсь, у тебя возникнут большие проблемы, – угрожающе произносит он.

Это заставляет меня замереть на несколько секунд, после чего я оборачиваюсь к нему со словами:

– Если освободить проблему от эмоций – останется просто ситуация. А ее я уж как-нибудь исправлю. Или, на худой конец, решу.

– Посмотрим! – летит мне в ответ. – Еще сама меня о помощи просить будешь!

– Мне жалко тебя, Вадим, – спокойно отвечаю я на его нелепые попытки запугать меня. – Жизнь с мамой тебе на пользу не идет. Тебе давно пора сепарироваться от нее. Она плохо на тебя влияет. – Обвожу его взглядом. Господи, мне даже не верится, что мы когда-то были вместе. Затем разворачиваюсь обратно и спешу зайти в дом, потому что мои дети начинают активно вертеть головами в поисках источника еды.

21.

Диана

Завожу в квартиру коляску и закрываю за собой дверь. Достаю детей и осторожно переношу их в спальню. Раздеваю, укладываю их в кроватки и сажусь рядом, глядя на них с любовью и некоей горечью в сердце. Эмоции смешаны. С одной стороны, я счастлива, что у моих детей все хорошо. Они здоровы и сильны. Развиваются по возрасту. С другой стороны, меня накрывают тяжелые мысли. Я безумно волнуюсь за Давида. Я стараюсь собраться с духом и поверить в слова врачей, но беспокойство не покидает меня. На данный момент я хочу только одного: чтобы Давид проснулся и был здоровым.

Сегодня, когда я была в больнице, я наблюдала за мониторами, пытаясь понять, что происходит в его организме. Каждое дыхание и удар сердца вызывали во мне надежду и страх одновременно. Я беспокоилась о каждом его малейшем движении или реакции.

Всю следующую неделю я то и дело регулярно навещаю его в больнице. Делаю это рано утром, потому что его родственники приходят ближе к обеду, а мне совершенно не хочется с ними пересекаться. Я постоянно обращаюсь к медицинскому персоналу с вопросами в надежде хоть немного успокоиться. И они объясняют, что Давид проходит процесс восстановления и его тело требует времени, чтобы излечиться от полученной травмы. Говорят, что его состояние стабильное и что он должен проснуться в ближайшее время.

Я стараюсь сосредоточиться на положительных моментах. Врачи утверждают, что у него хорошие шансы полностью восстановиться, ведь он молодой и здоровый. Я благодарна им за их усилия и заботу, которую они оказывают Давиду.

Но несмотря на все заверения, мое беспокойство не исчезает. Я жду момента, когда он откроет глаза и сам скажет мне, что все хорошо.

Минуты превращаются в часы, а часы – в дни. Я продолжаю молиться и надеяться на его выздоровление. Время мне кажется бесконечно тягучим, но я оставляю все свои сомнения и позволяю надежде взять верх над эмоциями, потому что знаю: любовь и поддержка, которые я дарю своему мужчине, помогут ему пережить этот трудный момент, и вскоре он поправится.

А еще все это время меня никак не отпускают мысли о разговоре с Ольгой Петровной, матерью Давида. Когда эта женщина попросила меня отдать мою Анечку.

В моменты, когда думаю об этом, сердце сжимается от боли и непонимания. Как она – женщина, родившая двоих детей – может просить о таком? Я просто пыхчу от возмущения и отчаяния. Негодование и гнев кипят внутри меня. Не могу понять, как мать может просто так отказаться от своего ребенка, особенно такого маленького и беззащитного. Я буду заботиться о своих детях, любить их и обеспечивать всем необходимым.

Мысли, что кто-то может отнять у меня малышей, наполняют меня ужасом. Я не могу представить себе жизнь без них, без этих крохотных созданий, ведь они – смысл моего существования, самое дорогое, что у меня есть в этом мире.

Мое решение твердо и непоколебимо – я не собираюсь отдавать своих детей кому-либо. Я готова бороться за их право на семью и любовь.

Да и вообще, почему я должна их кому-то отдавать?

Давид

С трудом открываю глаза. Осматриваю комнату. Я нахожусь, по-видимому, в больничной палате. Еще и весь покрыт проводами. Воздух пропитан запахом медикаментов. Вокруг слышен тихий гул и шипение мониторов. В теле такая тяжесть и слабость. Ощущение, словно меня пронзили множеством невидимых нитей.

На стенах висят белые плакаты с медицинскими диаграммами. Из окна бьют золотистые лучи восходящего солнца, но города не видно. Похоже, я на верхнем этаже здания.

Ощущение беспомощности и непонимания охватывает меня, и я начинаю понемногу вспоминать, что привело меня в эту больницу. Перед глазами мелькают обрывки картинок о несчастном случае, о сильной боли, которая лишила меня сознания. Вскоре все становится яснее – я вспоминаю ДТП.

Спустя какое-то время в коридоре слышатся шаги. Медсестра открывает дверь, замечает, что я проснулся, подходит ко мне и спокойно, но с улыбкой говорит:

– Доброе утро, Давид. Вы в больнице. Мы следим за вашим состоянием. Я сейчас позову вам врача.

Она выходит из палаты. Пока жду врача, в памяти всплывает образ Дианы. Она была одна в ту ночь, когда произошла авария.

Мы не могли предвидеть случившегося, и мои мысли теперь заполняются беспокойством о ее благополучии. Меня начинает мучить совесть.

Внутри все сжимается, когда я представляю, как она провела эту ночь, не зная, что со мной произошло. Жаль, что я сию секунду не могу оказаться рядом с ней, чтобы обнять ее, успокоить и все ей объяснить.

Я чувствую ответственность за свою женщину и несу вину за то, что оставил ее одну в такой трудный момент. Однако успокаиваю себя тем, что Диана в безопасности, ведь она наверняка с моими родственниками, которые о ней заботятся. Пытаюсь сосредоточиться на мысли о том, что скоро смогу снова быть рядом с ней.

В ожидании минуты тянутся ужасно долго. Но в конце концов дверь открывается, и в палату входит врач. Мужчина средних лет, полноват, на голове виднеется небольшая проплешина. Он поправляет очки на носу и подходит ко мне. Я вижу его выражение лица и понимаю, что разговор будет серьезным.

– Здравствуйте, Давид. – Он внимательном проверяет показатели на мониторе и поправляет на моем пальце пульсиметр. – Как вы себя чувствуете?

– Как будто меня переехала фура, – отвечаю я с легкой иронией.

– Юмор не утратили. Это уже хорошо, – улыбается он, переводя взгляд на меня.

– Что со мной?

Мужчина отодвигает стул и садится напротив моей кровати:

– Итак, Давид, у вас была закрытая черепно-мозговая травма средней тяжести. К счастью, ваше состояние сейчас стабильное. И мы ожидаем положительную динамику восстановления.

Пытаюсь поднять руку. Получается с трудом.

– Почему мне так трудно шевелить конечностями? – произношу пересохшими губами. – Сколько времени я был без сознания?

– Почти три недели, – спокойно отвечает врач.

– Сколько-сколько? – Приподнимаю голову и тут же возвращаю ее на подушку. Меня охватывает ощущение потери времени и утраты. С трудом верится, что прошло так много дней. Это заставляет задуматься о том, что произошло за это время. Что я упустил? Какие события прошли мимо меня?

– Лежите, – командует он. – Еще пока рано вставать. Вам потребуется время и реабилитационные процедуры, чтобы вернуться к обычной жизни.

– У меня нет так много времени. Мне домой надо.

– Давид Алексеевич, ваша главная задача сейчас – позволить своему телу восстановиться и дать себе возможность выздороветь, – заключает врач и поднимается на ноги. – Еще денек-второй полежите здесь, а там мы вас в общую палату переведем.

С одной стороны, я был рад, что мое состояние стабильное и есть надежда на полное выздоровление. Но в то же время мое беспокойство о Диане только усиливалось. Я решил для себя, что сделаю все, чтобы вернуться к ней в кратчайшие сроки.

Следующие дни проходили в режиме реабилитации и наблюдения. Мои силы медленно возвращались, и я старался использовать каждую минуту, чтобы прийти в себя как можно быстрее. Врачи и медсестры вели себя профессионально. Они заботились обо мне и уверяли, что с каждым днем мое состояние улучшается.

Но несмотря на то, что я ежедневно занимался собой, меня не покидали мысли о Диане. Я постоянно скучал и хотел вернуться к ней. Ее образ, ее ласковый голос и нежные прикосновения, которые я так долго не ощущал, но помнил, были для меня неподдельным источником жизненной силы.

Все мои мысли были направлены на восстановление и возвращение к своей любимой женщине. Я представлял себе момент, когда снова смогу обнять ее и сказать, что все будет хорошо.

***

В первый же день, как только меня перевели в общую палату, меня навестила мать. Она принесла мне домашнюю еду и сменную одежду, хотя я просил принести мой телефон. По словам одной из медсестер, он остался цел в той аварии; она утверждала, что отдала его родственникам, когда меня положили в реанимацию.

– Мам, я второй день прошу тебя привезти мне мой айфон и зарядное к нему.

– Не до телефона мне было, – отмахивается она, открывает тумбочку и начинает выгружать туда лотки с едой. – Вот здесь я свою фирменную рыбку сделала. А вот тут пирожки. Еще горячие.

– Ты понимаешь, что мне Дине позвонить надо? Надо узнать, как она и дети.

Я все больше и больше жаждал услышать голос Дианы, чтобы узнать, как она справляется, и рассказать ей о своем состоянии.

– Все с твоей Диной нормально, – недовольно фыркает мама. – Ты вон о себе лучше думай!

– Почему она сегодня не приехала? Вы передали ей, что меня в травму перевели?

На все вопросы, связанные с Дианой, моя мать каждый раз уходит от ответа. Она либо избегает разговора, либо отмалчивается. Странно и непонятно, почему она так отреагирует, когда заходит тема о Диане.

– Сын, ну сколько можно? – тяжко вздыхает мать. – У тебя одна Дина на уме. Тебе о себе позаботиться надо, а не о Дине. И вообще, врач запретил тебе пока компьютером и телефоном пользоваться. Сказал, даже читать нельзя.

Ее слова вызывают у меня раздражение и беспокойство. Я не могу понять, почему она не позволяет мне общаться с Дианой. Ведь она моя любимая женщина. Мать моих детей. Я хочу знать, как она. Хочу поделиться с ней своими чувствами и рассказать, что скоро буду рядом.

– Мама, – поднимаюсь по подушке, – я взрослый человек и не собираюсь зависать в телефоне. Мне надо просто позвонить, – рычу я, наблюдая за тем, как она идет к шкафчику и начинает перекладывать в нем вещи.

– Вот выйдешь отсюда и позвонишь, – отвечает она не оборачиваясь и словно что-то отмечает у себя в уме.

Я закипаю смесью гнева, разочарования и беспокойства. И никак не могу смириться с мыслью, что мне не разрешают общаться с Дианой. Это цирк какой-то, честное слово. Я взрослый мужчина. Если моя мать думает, что может контролировать мою судьбу, то она глубоко заблуждается. Я все равно найду способ связаться с Дианой. Я готов даже при смерти ползти к ней домой, если придется.

– Кстати, – наконец-то мать поворачивается ко мне лицом, и я могу посмотреть ей в глаза, – там Катюшка по соседству лежит. Еще не заходила к тебе? – спрашивает она как ни в чем не бывало.

Черт! До меня начинает доходить. Вот в чем дело-то! Она узнала, что я ехал к Кате, и обиделась на меня. Твою ж… Какой я дурак!