Текст книги "Крылья (СИ)"
Автор книги: Margo_Poetry
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)
Кажется, лекарств мне вкололи, просто будь здоров. Уж не знаю, сколько именно я пролежал в отключке, наблюдая за кадрами из своего прошлого, но когда я открываю глаза, то первым делом вижу Фреда, стоящего у окна. Надо же, он облачился в белый халат. Разве что только очков ему не хватает, как при нашей первой встрече.
– Ну на-а-адо же, кто проснулся! – восклицает парень, едва я только глаза открываю. Без лишних слов он наливает мне стакан воды и помогает сделать пару глотков. – Никогда так больше не делай, слышишь? Ты чуть меня до инфаркта не довел, эгоист! – восклицает парень, вцепившись пальцами мне в плечи.
– Что случилось-то вообще? – хриплым голосом спрашиваю я, пытаясь оттолкнуть от себя ангела, который чуть ли слюной на меня не брызжет. Стоит мне только начать шевелиться, как по спине проходит неприятная волна боли. Надо сказать врачам, чтобы не экономили на обезболивающим.
– Даже не знаю, с чего и начать, – чешет затылок Фред, разжимая, наконец, свои объятия и присаживаясь на край кровати. – Как давно ты знаешь своего водителя?
– Чарльза? – удивляюсь я. – Да уже лет десять… А что?
– А вот ничего, – дергает плечом ангел. – Время еще совсем показатель того, что знаешь ты человека хорошо.
Кто бы мог подумать, что мой собственный водитель вот уже больше года планирует мою смерть? И ведь причины-то веской нет, вся его ненависть собрана по крупицам, каким-то мелким деталям, на которые я никогда не обращал внимания. Из-за опоздания лишил водителя премии, нагрубил, когда был в плохом настроении, и вообще жизнь у меня всегда складывалась удачно, а у Чарльза – нет. Конечно, это не повод начать ненавидеть человека настолько, чтобы желать ему смерти, но если вдуматься, то что же такое надо совершить, чтобы заставить кого-то себя ненавидеть? Самую малость, поверьте. Достаточно просто не так посмотреть.
– Пару лет назад у него квартира сгорела, пришлось перебираться в общежитие, – рассказывает Фред, попутно очищая апельсины, лежащие в большой тарелке на тумбочке. Кто их только принес? – Жена изменила с каким-то бизнесменом, а потом и вовсе ушла, заявив, что Чарльз слишком уж бедный и жалкий. Или что-то типа того. Ну, у мужика и начало башню сносить, плюс, ты был типичным примером богатого и успешного человека, которым Чарльзу не суждено было стать. В общем, он решил свои проблемы просто – сконцентрировался на ненависти к тебе. А чтобы подозрения всякие отвадить, даже уговорил киллера стрелять в тебя, когда ты будешь в машине. Ну, мол, водитель ведь тоже мог пострадать, а значит, и не при чем он вовсе. Вот такая вот история.
А я-то уж валил все на конкурентов и своего заместителя. Даже согласен был на версию с разозленной любовницей, которой всегда хотелось больше, чем секс на рабочем месте. Судьба шутница, любит преподносить сюрпризы, причем от лица тех, от кого мы меньше всего ждем подвоха. Все, что я могу в этой ситуации сказать – придется учиться самому водить машину.
***
В этот раз меня все-таки приходят навещать. В прошлый раз иногда заглядывала Патриция, но, как только я стал идти на поправку, она предпочла не появляться в больнице. Сейчас она тоже заходит, в основном вместе с Аддерли. Видимо, я упустил тот момент, когда эти двое записали меня в статус друга своей пары, но и отталкивать никого не стал. Хотя бы потому, что ощущать, как кто-то искренне переживает за твое здоровье, чертовски круто. Правда, Фред иногда зудит на ухо, чтобы я не переигрывал, жалуясь на боли и неудобство, но это мелочи. Зато я могу открывать свой ларек и торговать апельсинами. И почему в больницы принято таскать именно эти фрукты?
Удивительно, но несколько раз ко мне заглядывали даже сотрудники нашей компании. Один принес планшет, другой почти провел кабельное в мою палату, правда, забыл сначала установить телевизор. Кто-то принес книжки, кто-то тащил еду, которая в скором времени оказывалась в бездонном желудке довольного Фреда, а кто-то просто не хотел отставать от коллектива. Не знаю, хотели ли все они на самом деле повышения и премий, или все-таки делали все из благих побуждений, но да, я был рад. Никогда еще не был в центре внимания, тем более, настолько приятного.
Но больше всего я ждал именно Кэрри и Рори. Мальчишка нарисовал несколько десятков рисунков, которые теперь висят у меня над кроватью и временам немного пугают. Ну, правда, есть что-то зловещее в этом стремлении детей изобразить все слишком уж образно. Нарисованный огонь похож на какого-то динозавра. Естественно, говорить такое вслух я не стал, натягивая на лицо улыбку и хваля Рори за его старания. Впрочем, похвала всегда выходит искренней.
***
Врачи говорят, что я очень быстро иду на поправку, и это, несомненно, радует. Мне до одури надоели эти белые стены, халаты, запах медицинского спирта с резиновыми перчатками и апельсины, которые я ем на завтрак, обед и ужин. Вернее, даже, вместо завтрака, обеда и ужина. Мало аппетитную кашу я даже ложкой трогать брезгую, потому что выглядит она ужасно. Да и пахнет тоже мерзко.
Чем ближе день выписки, тем труднее мне усидеть на месте. Вместе с Кэрри и Рори мы частенько выходим погулять во двор, а Фред иногда составляет нам компанию. Правда, он стал заходить реже, ссылаясь на какие-то свои ангельские дела и обязанности, и говоря, что его присутствие сейчас не очень-то и необходимо.
– Что? Я тебе не нянька, с ложечки кормить не буду, – дергает плечом парень. – Может, ты надоел мне уж, хочу отдохнуть от тебя.
Конечно же, он несерьезно. Иначе не возвращался бы потом, рассказывая, как холодно на верхушке Эйфелевой башни или что в Египте ужасно жаркое солнце. И не приносил бы стопку свежих газет и журналов. Хотя иногда мне начинает казаться, что свое время здесь, среди людей, он действительно исчерпал. Он хотел помочь мне изменить мою жизнь, разобраться с моим ненавистником, и он сделал это. Пусть я и сопротивлялся, спорил, ругался, просил его уйти – сейчас я понимаю, что не хочу, чтобы Фред все-таки ушел. Он… он стал моим другом. Моим настоящим другом. Как бы ни прослезиться от такой волны сентиментальности.
***
В день моей выписки Кэрри и Рори задерживаются – застряли в пробке в паре кварталов от больницы. Не знаю, если честно, что за отношения у меня сейчас с этой женщиной. Вроде бы, мы стараемся держаться в рамках дружбы, но порой так и норовим выскочить за ее пределы. Надо будет что ли поискать в интернете, как правильно приглашать девушек на свидание. А то как начну говорить что-нибудь невероятное глупое, спугну еще.
Зато Фред тут как тут. Удивительно, но он первый раз в жизни причесался. Не знаю, по какому поводу, но выглядит он намного лучше, чем обычно. Хотя, впрочем, его образ мальчика-сорванца стал уже привычным глазу, так что выглаженная футболка и пиджак придают ему какой-то чудиковатый вид.
– На свидание решил меня позвать? – усмехаюсь я при виде парня. Тот в ответ округляет глаза, восклицая: «Вы посмотрите, у кого проснулось чувство юмора!», и взлохмачивает мне волосы, говоря, что я выгляжу слишком уж деловито.
– Расслабься, скоро твоя мадама прибудет, – добавляет он, вытаскивая из кармана брюк галстук-бабочку. Я и понять ничего не успеваю, а парень уже надевает его мне, не скрывая самодовольной улыбки. Правда, в его глазах веселья мало, словно ангел хочет мне что-то сказать, но не может. Хотя тут и без слов все понятно.
– Это все? Пошла пора говорить другу другу: «прощай»? – нехотя спрашиваю я. – После всего, что было… Ты так просто уйдешь?
– А что мне еще остается? – спокойно пожимает плечами парень. – У меня есть работа. У тебя – новая глава твоей жизни. И в ней все хорошо, насколько мне известно. Да ладно тебе, если хочешь поплакать – вперед, я даже прихватил специально для тебя чистый носовой платок. Ты же знаешь, что я всегда буду рядом. Ну, или почти всегда, должны же у меня быть выходные? Просто повози меня, когда станет совсем невмоготу. Но учти, что по пустякам я приходить не буду. А то обнаглел совсем.
Едва он только заканчивает говорить, в палату вбегают запыхавшиеся Кэрри и Рори. Мальчик сжимает в руках связку цветных шариков, накачанных гелием, а женщина подает мне пакет с одеждой. Кстати, все время, пока я был в больнице, они жили в моей квартире. Конечно, уговорить их на такое было делом не легким, особенно, когда я был под капельницами и вообще не понимал половину своей речи. Но, в конце концов, под предлогом: «Присмотреть за жильем» они все-таки согласились. Тем более, деваться-то все равно некуда было.
– Вот, это твое пальто. Его тогда нашли в отеле. Правда, оно уже малопригодно для носки, но я подумала, что вдруг ты решишь его оставить. У каждого свои причуды, – улыбаясь, говорит Кэрри. – Мы пока выпьем кофе в холле. Тебе чего-нибудь купить?
Я отрицательно качаю головой, дожидаясь, пока они оба выйдут, и остаюсь совсем один. Фред под шумок ушел, не оставив даже записки. Сразу становится как-то тоскливо и непривычно, а мир за окном, такой большой и необъятный, начинает пугать. Он как будто увеличивается в размерах, а я наоборот, уменьшаюсь без поддержки и опоры. Я даже не подозревал, как сильно привязался к ангелу, и уже начинаю по нему скучать. Галстук-бабочка так и болтается на моей шее, а пальто я намереваюсь все-таки выбросить. Черт возьми, я ведь даже спасибо сказать не успел!
От досады я швыряю пальто на кровать, и не сразу замечаю, как из одного из карманов вылает клочок бумажки. С трудом опускаюсь на корточки и поднимаю его, машинально разворачивая. Женское имя и номер телефона – вот и все, что там написано. Несколько минут мне требуется, чтобы вспомнить, что эту записку сунул мне Фред вместе с газетной вырезкой, где была статья о гибели моей семьи. Сразу же в голове назревает один-единственный вопрос – зачем?..
========== Глава 14 ==========
Отправив Кэрри и Рори домой, я сначала звоню этой Корделии, а потом вызываю такси, диктую водителю адрес и уже спустя сорок минут оказываюсь на месте. Вереница однотипных домиков тянется вдоль крошечных улочек, и практически каждый попадающийся мне на пути двор пестрит всеми оттенками зеленого. Этот район принято считать пригородом, потому что здесь одни лишь частные дома и ни одной высотки. Не считая общежития, но там всего пять этажей. К нему я, как-раз, и направляюсь.
Нужная мне квартирка находится на первом этаже. Несколько раз негромко постучав, я терпеливо жду, пока кто-нибудь мне откроет, но за дверью царит лишь тишина. Спустя пять минут ожидания я понимаю, что Корделии дома нет. И куда она уже убежала, зная, что я к ней приеду? Вот так договариваешься с человеком, мчишься к нему на всех парах, чтобы поговорить о чем-то, неизвестном даже себе самому, а человек этот берет и уходит, оставляя тебя сидеть на лавочке у крыльца и ждать. Знал бы, так хоть захватил бы с собой книжку какую или газету. А так приходиться бездумно тыкать пальцем в сенсорный экран телефона, пытаясь безрезультатно выйти в интернет. Надо же, у меня баланс на нуле. Интересно, что еще у меня успело обнулиться, пока я был в больнице?
Кажется, проходит полчаса прежде, чем на горизонте появляется одинокий силуэт какой-то старушки. Удивительно, насколько пустынно в этом районе – кроме этой бабули, которая, шаркая ногами, медленно бредет к общежитию, я больше никого не вижу. Как будто здесь вообще больше никто не живет, хотя во многих домах горит свет. Сразу становится как-то не по себе. Вот так идешь дворами, а тут раз, и грабитель какой. И на помощь того позвать некого, разве что самому отчаянно махать кулаками в попытке отбиться.
Старушка, почти добравшись до крыльца, вдруг останавливается и начинает пристально меня разглядывать. На вид ей, оказывается, около пятидесяти, и выглядит она, прочем, не так плохо, как показалось мне издалека. Сеточки морщин в уголках глаз делают ее милой – наверно, она много улыбается. Вот и сейчас на лице женщины расцвела теплая улыбка, отчего мне стало не по себе еще больше. А вдруг она маньячка какая? Хотя какая, блин, маньячка? Безобидный божий одуванчик.
– Это вы мне звонили? – Голос у нее оказывается довольно звонким. – Я Корделия.
– Александр, – отзываюсь я, отвечая улыбкой на улыбку. Корделия разворачивается к крыльцу и манит меня за собой. То ли походка у нее такая медленная, то сама по себе женщина не хочет торопиться – она плетется еле-еле, и у меня возникает жгучее желание поторопить ее. Моя рана начинает неприятно ныть, а желудок сжимается от голода. Я ведь и не планировал после выписки мчаться невесть куда, потому пропустил завтрак, ограничившись чашкой чая. Надо было пирожок какой-нибудь купить по дороге.
В крошечной квартирке, в которой с трудом уместились самые необходимые для жизни предметы мебели, пахнет корицей и мятным чаем. Корделия приглашает меня на миниатюрную кухоньку, где и развернуться толком негде. Сев на предложенный стул, я оказываюсь зажат между столом и холодильником, который то и дело странно гудит. Как хорошо, что я живу не здесь. У меня бы точно начала развиваться клаустрофобия.
– Так о чем вы хотели поговорить? – спрашивает женщина, расставляя на обеденном столике чашки и вазочку с печеньем. Мой организм, словно чувствуя еду, тут же начинает требовать калорий. Как только Корделия отворачивается к чайнику на плите, я тут же пихаю в рот печенье и глотаю его, почти не жуя.
– Понимаете, – начинаю я, не знаю, что сказать. Зачем я вообще сюда притащился? Что хотел узнать? – Вы знаете человека по имени Фред? – интересуюсь я. Нет, ну а что? Вдруг парень хотел открыть мне какие-нибудь тайны из своего прошлого?
– Нет, не думаю, – немного подумав, отвечает Корделия. Она наливает нам горячего чая, убирает чайник в сторону и усаживается за стол напротив меня. – А что такое? Ему нужна моя помощь? В последнее время я мало работаю, да и без меня в больнице полно хороших специалистов. У меня уже зрения совсем не то, что раньше, и спина больная, по несколько часов стоять возле операционного стола не могу.
Пока Корделия рассказывает о своей работе, я большими глотками пью чай, заедая его печеньем, и пытаюсь понять, почему же Фред хотел направить меня к этой женщине. Ну, она врач. Это, наверно, здорово. Но я не жалуюсь на здоровье. Вернее, жалуюсь, но меня уже вылечили, причем очень даже хорошо. И, тем более, ангел дал мне номер Корделии еще до того, как я попал в больницу. Он что, заранее знал, что так будет? Скорее всего, нет, иначе не выглядел бы таким взволнованным, когда я пришел в себя. Для него мое ранение было таким же неожиданным, как и для меня самого.
И все-таки, что я тут делаю? Задумавшись над этим вопросом, я совсем перестаю слушать Корделию, которая пустилась травить истории из своей обширной практики. Она говорит что-то о парне, который зачем-то пытался ампутировать себе ногу, а я разглядываю узоры на обоях, пытаясь разгадать замыслы Фреда. Позвать его что ли, да спросить напрямую, чего он добивался? Не думаю, что парень явится ко мне сейчас и расскажет обо всех своих замыслах.
–… И вот приезжаем мы на место аварии, а там такой кошмар, – продолжает Корделия. Заслышав слово «авария», я вдруг вспоминаю, что вместе с запиской Фред подложил мне газетную вырезку, где рассказывалось, как погибла моя семья. Так может, эти два звена связаны между собой?
– Сейчас, подождите, – перебиваю я Корделию, которая в ответ одаряет меня удивленным взглядом. Пошарив по карманам, я вытаскиваю уже изрядно помятую статью, расправляю ее и подаю женщине, которая тут же с интересом начинает ее разглядывать. – Вы знаете что-нибудь об этом случае? Туман в городе, авария, около двадцати лет назад.
Лицо Корделии тут же бледнеет. Прижав ко рту одну руку, она осторожно кладет вырезку на столешницу и шумно вздыхает. Я тут же напрягаюсь, не понимая, в чем дело. Почему женщина так отреагировала? Или она просто слишком впечатлительная? В той аварии было, на что посмотреть. Было такое, о чем еще не скоро забудешь.
– Да, я помню,– наконец, произносит женщина. – Туман, утро. Звонок поступил почти сразу же, как только все произошло. Моя смена уже заканчивалась, но когда сказали, что пострадали дети, я просто не смогла уйти домой. Вы знаете, я всегда мечтала о детях. Правда, вышло так, что своих мне завести не удалось. У мужа есть дочка, славная девочка. Я полюбила ее, как родную.
– Это замечательно, – чуть ли не скрипя зубами, произношу я. – Но давайте лучше поговорим об аварии.
– Авария, да, – кивает Корделия. – Мы приехали, как только смогли – погода была ужасной, водитель старался не гнать сильно. Не хватало еще, чтобы машина скорой помощи улетела в какой-нибудь кювет. Раньше нас приехали только спасатели, но им оставалось, разве что, вытащить из покореженной машины водителя. Он скончался сразу же, как и его жена. Удар был настолько сильным, что самого младшего мальчишку выбросило из машины через лобовое стекло, – женщина судорожно вздыхает, делая паузу, а потом продолжает. – Там были еще дети – девочка, которая умерла, как и родители, и мальчик постарше. Когда мы приехали, он был единственный, чье сердце еще билось.
– Что? – в растерянности переспрашиваю я. Роб? Был жив? Насколько мне известно, он умер по приезду скорой, а в живых остался я. Не могло же мне память отбить так, чтобы я что-то напутал? Или я давно уже мертвый, и теперь блуждаю по земле, как Фред, доставая людей и не зная, что случилось со мной на самом деле?
– Вот тут и начинается все самое странное, – едва заметно улыбается Корделия, переводя взгляд с вырезки на меня. – Младший мальчишка был мертв. Какое-то время.
– В каком это смысле? – продолжаю удивляться я.
– Его тело накрыли простыней, а мой коллега записал в отчет ориентировочное время смерти. Мы вытащили носилки из машины, собирались везти единственного живого ребенка в больницу, но тут случилось что-то непонятное. Старший мальчишка, который вполне мог бы выжить даже со всеми полученными травмами, вдруг закатил глаза и… Все. В одну секунду его не стало, и до сих пор никто не может объяснить, почему все вышло так, – пожимает плечами Корделия. – Так ведь и это еще не конец. Как только сердце мальчика перестает биться, его младший брат вдруг издает судорожный вдох, до чертиков пугая всех нас. Словно кто-то забрал жизнь у одного ребенка и передал ее другому. Я думаю, это все происки Бога, – наклонившись ближе ко мне, женщина буквально прошептала последнюю фразу.
И как мне на все это реагировать? Всю жизнь я был уверен, что ни у кого из моей семьи не было шанса выжить, а тут вдруг оказывается, что Роб вполне мог бы выкарабкаться. Что же произошло? Действительно ли Бог замешан во всем этом? Неужели ему было нужно, что в той аварии выжил я, а не мой брат? Или…
Внезапно осознание истины накрывает меня с головой, словно морская волна, заставляя задержать дыхание и вцепиться в края столешницы с такой силой, что костяшки пальцев белеют. В голове всплывают слова Фреда о том, что он уже появлялся в моей жизни до того киллера на дороге. Он спас меня тогда, в той страшной аварии, окутанной туманом. Только вот каким образом? Отобрав жизнь у моего брата, и передав ее мне? Вот, значит, какая цена за мою жизнь?
– Мне пора, – подрываюсь я с места, не обращая внимания на то, то Корделия снова принялась что-то рассказывать. Женщина, к счастью, не рвется меня останавливать, лишь бормочет вслед, что рада была поболтать.
Меня душит злость, такая дикая и ярая, что я не могу с ней совладать. Почти не понимая, что я делаю, я начинаю звать Фреда, совершенно не беспокоясь о том, что меня слышит вся улица. «Лицемер» и «чертов сукин сын» явно не то, на что откликается ангел. Он не дает о себе знать, не то боясь моего гнева, не то еще по какой другой причине. А я, словно ошпаренный, ношусь по дороге то туда, то сюда, не в силах заставить себя остановиться. Впрочем, в скором времени я словно врезаюсь в невидимый барьер, резко замирая.
А что, если все совсем не так, как кажется на первый взгляд? Почему я так быстро умудрился привязаться к Фреду? Просто потому, что он сумел стать моим другом, или же по какой другой причине? Почему он так упорно отказывался оставлять меня даже, когда я пытался прогнать его прочь? Только ли в его профессии хранителя дело, или есть какая-то другая, более веская причина? Этот парень никогда ничего не делает просто так, и телефон Корделии, которая была на месте аварии, тоже дал мне не случайно. Он хотел, чтобы я узнал… правду? Да, возможно. Но почему он не решался ничего сказать мне сам? Хотя, если бы он сказал, что лишил моего брата жизни, я бы вряд ли подпустил его к себе ближе, чем на километр. Значит, правда была куда менее… жестокой? Больной?
Все эти вопросы разрывают мою голову на части. Чувствуя, как на место гнева приходит тупо отчаяние и непонимание, я снова зову ангела, но он не откликается. Черт бы его побрал, куда он только делся? Неужели у него нашлись дела поважнее, пока я тут пытаюсь разгадать секреты своего прошлого? Или я что-то не так делаю? Недостаточно громко кричу, пытаясь привлечь внимание Фреда? Или кричу совсем не то?
Имя срывается с моих губ прежде, чем я понимаю, что вообще говорю. Оно пролетает над головой и останавливается в нескольких метрах за моей спиной. Я слышу тихий шелест крыльев и, даже не оборачиваясь, понимаю, что он пришел. Ангел, спасший меня несколько раз. Друг, который показал мне, как сделать свою жизнь счастливей. Человек, о котором я всегда думаю. Может, это все-таки сон?
– Ты так и будешь сверкать своим затылком? Нет, прическа у тебя, конечно, ничего, но мне как-то привычнее общаться лицом к лицу, – насмешливо говорит Фред.
– Роб? – скорее спрашиваю, чем говорю я, резко оборачиваясь и в упор глядя на ангела. Это же какое-то безумие, не может мой умерший больше двадцати лет назад брат сейчас стоять здесь в образе чудиковатого парня со светлыми волосами. Но когда этот чудиковатый парень вдруг вздыхает, начиная меняться – а по-другому я просто не могу сказать, – моя челюсть непроизвольно съезжает вбок.
Светлые волосы сами по себе начинают темнеть, и даже укорачиваются на пару сантиметров. Глаза становятся пронзительно серыми, как осенние тучи, а на лице тут и там появляются морщинки, делающие ангела старше сразу на десять, если не больше, лет. Теперь передо мной стоит не жизнерадостный паренек, а взрослый мужчина, в котором с трудом, но я узнаю очень дорогого сердцу человека.
– Привет, братишка, – улыбается Роб, делая неуверенный шаг в мою сторону. Наверно, я выгляжу слишком нелепо, хлопая глазами и открывая и закрывая рот, не в силах вымолвить ни слова. А что я вообще могу сказать? Мне никогда даже в голову не приходило, что такое вообще возможно, а тут на тебе.
– Но… почему? – только и спрашиваю я, едва только ко мне возвращается способность говорить.
– Я не мог иначе, – просто отвечает Роб. – Ну и чего ты встал там, как не родной? Обними меня, что ли.
На ватных ногах я подхожу к Робу и, вместо ожидаемых им объятий, тычу пальцем ему в щеку, пытаясь понять, настоящий он или просто очередная моя галлюцинация. И что эти врачи колят в больницах? Явно же не простые лекарства, раз после них вдруг обзаводишься ангелом хранителем и начинает медленно сходить с ума. Роб, закатив глаза, отвешивает мне подзатыльник, а потом обнимает. Так крепко, что кости, кажется, начинают трещать. Не обращая внимания на вновь давшую о себе знать боль в спине, я обнимаю его в ответ.
– Как это возможно? – не разжимая объятий, спрашиваю я. Чувствую, как Роб пожимает плечами, начиная смеяться. Даже спустя столько лет его смех все такой же, как в детстве. Как в день аварии – голос брата я слышал перед тем, как умер.
– Ты всегда был мечтателем, помнишь? – говорит брат. – Я тоже мечтал. Хотел, чтобы все загаданные тобой желания всегда сбывались. А как они могут сбываться, если ты не сможешь их загадывать?
– Моим самым большим желанием было, чтобы ты оставался со мной.
– Я и оставался. Всегда.
Порыв ветра подхватывает последние слова Роба, разнося их по пустынным улицам и дворам, заодно унося с собой все те неправильно прожитые мною годы. Я не знаю, конец это нашей истории или просто начало чего-то нового, но в одном уверен точно – все будет хорошо. Каждый найдет свой маленький хэппи энд, каждый верующий обретет бесценную надежду, а каждый мечтать дотянется до той заветной звезды в необъятном небе людских мечт и желаний, и в конечном итоге все будет хорошо. Надо только немного подождать.
========== Эпилог ==========
За окном творится что-то по-настоящему безумное – сильный ветер бросает на стекло комья липкого снега, словно пытаясь укрыть нас от того, что царит в городе. На дворе стоит уже конец февраля, а погода все еще такая, будто начался апокалипсис, и весь мир в скором времени превратится в один большой сугроб. Один только Рори искренне радуется такому кошмару – все занятия в школе были отменены, и мальчишка вот уже второй день лежит на кровати и играет в приставку, подаренную мной ему на день рождения. Кэрри же, тихо радуясь тому, что сын не шумит и не путается под ногами, с наслаждением растянулась на диване с томиком любовного романа.
Я, сильно обленившись в последнее время и постоянно ссылаясь на «семейные обстоятельства», беру работу на дом, усаживаясь в кресло напротив Кэрри, и исподтишка поглядывая на нее из-за очередной папки с бумагами. Увлекаясь чтением, женщина иногда начинает смешно хмуриться или, наоборот, улыбаться, и я действительно не могу заставить себя не смотреть. Впрочем, Кэрри это нравится – она то и дело, поймав на себе мой взгляд, начинает меня дразнить, то закусывая нижнюю губу, то ложась в какую-нибудь чересчур вызывающую позу. Эта своеобразная игра в конечном итоге всегда заканчивается походом в спальню и попытками не выдать себя Рори, который так и норовит оказаться под дверью комнаты, пытаясь понять, что это мы там делаем.
– Ты еще не ужинал, – говорит Кэрри, не отрывая взгляда от книжки. Сегодня, видимо, «поиграть» не удастся. Хотя я не слишком-то и расстраиваюсь – готовит женщина так вкусно, что я уже наел лишних килограмм пять и скоро точно перестану влезать в свои брюки. Придется покупать одежду в отделе для беременных.
Два раза мне напоминать не надо. Я тут же отодвигаю в сторону все бумаги, и, насвистывая себе под нос, иду на кухню. На плите стоит большая кастрюля с наваристым мясным супом, от одного только запаха которого я начинаю захлебываться слюной. Налив себе целую тарелку, я усаживаюсь за стол, хватаю ложку, и едва только подношу ее ко рту, предвкушая неповторимый вкус, как сзади раздается до боли знакомый звук. Тихий шелест, резко сменяющийся кашлем, а затем холодные руки опускаются на мои плечи.
– О, супец! – восклицает Роб, отбирая у меня сначала ложку, а затем еще и тарелку. – Какие щеки отъел, – умудряясь одновременно есть и тыкать пальцем в мою щеку, говорит он. – Чего молчишь? Иди, одевайся. Видел, сколько снега на улице? Даже не думай отнекиваться, я вон все дела свои отложил, чтобы явиться к тебе. Снеговика лепить будем!
Знаете, что делаю я, как только парень заканчивает говорить? Нет, не ворчу и не пытаюсь спорить, ссылаясь на плохую погоду и прочее. Я сломя голову несусь в прихожую, крича Кэрри, что мне срочно надо смотаться в офис. А в памяти невольно всплывает прочитанная где-то цитата: «Каждый может начать с чистого листа. Кто угодно. Нужно лишь принять решение стать чуточку лучше – это на удивление просто и на удивление действенно». Поверьте, это действительно так.
