Текст книги "Auribus Teneo Lupum (ЛП)"
Автор книги: MalevolentReverie
Жанры:
Фанфик
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)
Зато для Роуз Финн подходит идеально. Это даже немного бесит. Я отправляю ей сообщение о том, что у Бена всё ещё гон и что мы с ним сидим дома, и спрашиваю, как дела у Финна. Спустя минуту или две она отвечает: «Та же херня».
– Рей?
Я продолжаю строчить, когда из коридора доносится мрачный и уставший голос Бена.
– Да-а-а? – кричу я в ответ.
Он шаркает по полу.
– Хочу немного поспать. По-моему, уже почти всё.
– Ладно. Я приму душ и пойду за супрессантами. Сгоняю за пятнадцать минут, так что звони, если опять сорвёт крышу.
Бен заглядывает в гостиную; его тёмные глаза слипаются от усталости. Он представляет собой довольно жалкое зрелище: чёрные спортивки висят на бёдрах, голая грудь вся в царапинах и полумесяцах от моих ногтей, мокрые чёрные волосы прилипли к голове. Я выпячиваю нижнюю губу, затем, пританцовывая, подхожу к Бену, поднимаюсь на цыпочки и целую его в лоб. Он стонет и склоняется ко мне, утыкаясь носом мне под челюсть.
– Купишь чаю? – бубнит он мне в шею. – Он помогает мне уснуть.
– Угу. С ромашкой?
– Будь добра. – Он наваливается на меня со стоном. – Я пиздец как устал, но чувствую приливы энергии и хочу тебя трахнуть. Не могу больше ни о чём думать. – Бен обнимает меня за талию и крепко сжимает. – Люблю тебя.
Моё сердце пропускает удар. Я неловко похлопываю его по спине и с трудом сглатываю ком в горле.
– Я тоже тебя люблю.
Потом он плетётся в постель, а я запрыгиваю в душ, чтобы смыть пот и сперму. Я мою голову, брею ноги, и, выйдя из душа, чувствую себя гораздо лучше. Чистя зубы, я легонько толкаю дверь ногой и иду на доносящийся из спальни храп. Я закатываю глаза и улыбаюсь. Всё равно куплю ему чай, чтобы потом не возмущался.
Собрав волосы в хвост, я натягиваю джинсы с зелёной майкой и выхожу на улицу.
Сегодня отличная погода. Голубое небо безоблачно, и никто не пялится на след от укуса на моей шее или на фамильярный шрам на руке. Я потягиваюсь и зеваю. Оттого, что Бен крепко спит наверху, я испытываю странное чувство удовлетворения. Моё.
– Рей, привет!
Я поворачиваюсь и взвизгиваю, увидев Роуз; на ней юбка и модная блузка. Она тоже визжит, и мы крепко обнимаемся. Мы тут же начинаем болтать о странностях гона и показываем друг другу всякие отметины по всему телу. Люди вокруг косятся на нас.
Роуз кружится, словно в танце, демонстрируя след от укуса на плече.
– Он меня укусил! После этого я сказала, что мне, блин, надо передохнуть. – Она со смехом тычет в метку единения на моей шее. – Ну, а как у тебя с этим дела?
– Неплохо. Теперь он не так часто ведёт себя как козёл. – Я проверяю телефон, чтобы убедиться, что от Бена нет сообщений. – У него была эта разлучная истерия, и мне пришлось забирать его из клиники. Мне кажется, если мы ещё раз трахнемся, его инфаркт шарахнет.
Мы с Роуз истерично ржём, цепляясь друг за друга, чтобы не упасть. Это, типа, забавно, что наши пары могут досношаться до смерти. Твою-то мать! Просто уму не постижимо.
Я откашливаюсь, когда мы наконец успокаиваемся.
– А как там Кайдел, По и Джессика? Они в порядке?
– Да, они просто выбиты из колеи. У Джесс течка, поэтому она с По. – Роуз пожимает плечами, складывая руки на груди. – Джессика терпеть не может Кайдел, и, типа, поэтому они не спариваются. Пейдж в это не вмешивается, так что после выходных она сдаст Кайдел в приют.
– Ого… какой ужас. Я бы помогла, если б только Бен не рвался её убить. А как По?
Роуз закатывает глаза.
– В своём репертуаре. Говорит, что они с Джесс «обязаны» заботиться о Кайдел.
– С Джесс… всё в порядке? Из-за всей этой течной фигни.
– Ага, с ней всё нормально. По её потрахивает, помогая это пережить.
Я смеюсь, прикрыв рот.
– Ну ты, блин, как сказанёшь!
Мы идём к клинике, и я прошу у администратора Айзека дать мне новую баночку супрессантов. Они также служат в качестве противозачаточных (слава тебе господи), поэтому мечты Бена о моей беременности так и останутся лишь мечтами. Я благодарю Айзека, и Роуз берёт и себе таблетки.
Из дальнего кабинета выходит доктор Каната, у нас есть возможность немного поболтать. Я рассказываю ей, что у нас с Беном всё хорошо и что мы пока друг друга не поубивали. Кажется, она этому очень рада. Похлопав меня по руке и поправив свои огромные очки, она возвращается к пациентам.
Пока Роуз говорит, чем они с Финном займутся после выпускного, я глотаю супрессант. Понятное дело, где бы она ни была, он будет с ней. Скоро у меня начнётся учёба, а я до сих пор не знаю наверняка, как Бен к этому отнесётся. Он говорит, что не против (и лучше этому оказаться правдой), но я не представляю, как вписать сюда истерию, вызываемую разлукой.
Что, если гон у Бена случится прямо в разгар итоговых экзаменов? Или судебного процесса? Я, блять, должна его с собой на работу, что ли, таскать? Я потираю лоб и улыбаюсь Роуз, пока она говорит. Я рада, что она счастлива. Роуз действительно это заслуживает.
Ну а Джесс… Что ж, мы никогда не были с нею лучшими подружками, и я знаю, что она сейчас расстроена, но ничем не могу ей помочь. По с самого начала был говнюком, и я до сих пор считаю, что она должна его бросить и найти кого-то стоящего. А ещё мне не хочется, чтобы поблизости отиралась Кайдел. Совсем.
По пути из клиники мы с Роуз решаем перекусить, и я чувствую себя прекрасно, впервые за долгое время. Мы помечены нашими Фамильярами и парами и любим их, и это гораздо круче, чем я надеялась. Я смеюсь вместе с нею над их приставучестью и над странностями течки, уминая сэндвич с копчёной говядиной. Жизнь, оказывается, не так уж и ужасна.
Мой телефон вибрирует. Я разблокирую его и вижу, что Бен уже шесть раз написал мне.
Капитан Хрен-с-горы: где ты
Рей Рей я проснулся мааааляяяявкааааа если я спущу тебе в рот и повяжу, ты умрёшь?
Я потираю лицо свободной рукой, а Роуз вскидывает брови.
– Что, жёнушка зовёт? – спрашивает она с ухмылкой.
– Проснулся. – Я качаю головой и на минуту забываю про сообщения. – Финн тоже ведёт себя как малое дитя, или это только Бен такой?
Роуз фыркает и откусывает от сэндвича большой кусок.
– О да, когда у Финна всё проходит, он ужасно навязчив. Он пытается делать вид, что выше всей этой альфийской фигни, но, думаю, из-за гона они становятся мега-прилипчивыми. Иди лучше, пока у него кукушка не слетела.
Не успеваю я ответить, как ощущаю щипок за затылок. Я вскрикиваю и разворачиваюсь, готовая выцарапать наглецу глаза, но позади меня никого нет. Я хмурюсь и подпрыгиваю, когда что-то щипает меня за ляжку. Телефон вибрирует снова.
Капитан Хрен-с-горы: вернись >:|
На меня накатывает гнев, и, вместо того чтобы написать сообщение, я ему звоню. Бен тотчас же берёт трубку с радостным «Привет».
– Ты там что, блять, щиплешь себя, чтобы привлечь моё внимание?! – рявкаю я.
Миг он молчит, затем фыркает.
– Ну, может, я пару раз и ударился обо что-то.
Боже. Это выводит из себя настолько, что вместо того, чтобы устроить ему нагоняй, я просто бросаю трубку. Роуз хихикает и выхватывает у меня счёт, не давая мне расплатиться. Бен опять строчит, требуя внимания. Я обещаю себе, что, если он не прекратит, по возвращении домой я ущипну его за залупу.
– Эта общая боль просто отстой, – говорит Роуз, когда официант забирает счёт. – Финн делает то же самое, чтобы обратить на себя внимание, когда я его отшиваю. Разве не Омегам полагается требовать внимания? То есть, я знаю, что ты Альфа, но…
– Думаю, наши с тобой Альфы просто-напросто ебанутые. – Я чувствую щипок за задницу и, шипя, снова вскакиваю на ноги. – Так, мне пора домой, чтобы надрать ему зад!
Роуз улюлюкает и звонит Финну, чтобы рассказать ему обо всём, а я тем временем несусь по улице. Раздражённая, я всё же забегаю в аптеку, чтобы купить его ебучий чай, после чего в компании Роуз отправлюсь домой. Финн ржёт по громкой связи и наставляет меня быть ласковой. Он же у нас ни разу не щиплет свою пару.
У дома я прощаюсь с Роуз, договорившись встретиться и выпить кофе на следующей неделе. Подруга вновь звонит по сотовому, и, когда Финн берёт трубку, они начинают над чем-то смеяться.
После того щипка Бен закидал меня сообщениями, но я не удостаиваю их вниманием. Я шагаю по лестнице до нашей квартиры и захожу внутрь.
Полуголый, он мчится ко мне по коридору и останавливается на кухне, сжимая полотенце, которым я вытиралась после душа. Волосы собраны в пучок, и я вижу его торчащие уши. Ну как можно злиться, когда видишь такое глупое и счастливое выражение лица?
Бен накидывает полотенце на голову и повязывает его на манер хиджаба.
– Ты купила мне чай?
– Да купила я твой грёбаный чай. – Я вызывающе швыряю сумку на остров. – Сижу я, значит, преспокойно обедаю с Роуз, и тут ты начинаешь щипаться и… – Я с силой тыкаю ему пальцем в грудь, впиваясь в неё ногтем. – …интересуешься, умру ли я, если ты кончишь мне в рот.
Бен лучезарно улыбается.
– Ты прочла! Я как раз думал об этом… Ты бы задохнулась? Может, откроешь р… Эй, ты куда?!
Я ухожу, а иначе сорвусь и двину ему под кадык. Хотя не так. Я просто как обычно поведусь на его паясничанье, а сегодня мне бы этого не хотелось. Я засовываю таблетки в сумку и взвизгиваю, когда Бен хватает меня сзади и начинает кружить.
Я требую, чтобы он отпустил, но он несёт меня в спальню и бросает в гнездо. Минут пять мы с ним боремся, а потом я шлёпаю себя между ног, что не приносит дискомфорта мне, но заставляет сложиться пополам от боли Бена. Затем мы недолго перебраниваемся – ну, мы не можем этого не делать, – и я отпихиваю Беново лицо, стоит ему попытаться укусить меня за метку. После этого мы спорим на предмет того, забавно ли представлять, как я задыхаюсь и умираю из-за узла во рту, и я пытаюсь придушишь его полотенцем.
А через час, лёжа там, на спящем Бене, всё ещё на узле, слушая его сердцебиение, я понимаю, что всё могло бы быть гораздо хуже. Я улыбаюсь и целую его в ямку под подбородком. Да… Всё хорошо.
====== My Thirteen Years (Мои тринадцать лет) ======
– Мэм? У вашего автомобиля есть кое-какие проблемы, и нам стоит их обсудить.
В воздухе висит удушающий запах масла и стали, из гаражей доносится жужжание дрелей. Я отрываюсь взглядом от переписки с Роуз и смотрю в глаза механику Джерри. На моих запястьях позвякивают жёсткие браслеты, у меня за ухом Альфа-тату, но он всё равно пытается меня наебать. Джерри, я что, похожа на идиотку? Джерри, мне нужно просто поменять масло.
Одетая в красивый серый брючный костюм, я жду, когда Бен приедет забрать своего отпрыска, чтобы я смогла отправиться на слушание по делу моего клиента. «Я сейчас буду! Ему нужно побыть без сестры! Узы!» Придурок.
А Энакин уже в отключке, в своём странного вида детском слинге, на котором настоял Бен. Ротик малыша приоткрыт, взъерошенные тёмные волосы ореолом обрамляют пухлые щёчки. Он становится чертовски тяжёлым, но я, похоже, должна одевать его, а не то вдруг он начнёт напяливать на себя девчачью одежду или типа того? Спутает сосок с бутылкой? Не знаю. Мне всё равно, если он будет одеваться как девчонка. По-моему, с ним всё будет в порядке, лишь бы абажуры из человеческой кожи не делал.
– Ну, и что там не так? – спрашиваю я, хлестая механика своим Альфа-голосом и при этом не вставая с места.
– Вам однозначно нужна промывка радиатора. А ещё новые тормоза и роторы. – Механик Джерри кликает на соответствующие графы на экране компьютера. – Где-то на штуку баксов выйдет.
Вскинув брови, я возвращаюсь к переписке с Роуз.
– Ух ты, это для новенькой-то Ауди? Кто бы мог подумать.
– Ну, знаете, эти тачки сходят с конвейера…
Энакин вдруг резко вздыхает и просыпается. Джерри вздрагивает, а я как ни в чём не бывало продолжаю строчить сообщение, чавкая жевательной резинкой. Я машинально целую его в макушку, и он тут же вырубается и обмякает в своём слинге. Бен зовёт это ночными кошмарами, я же – плохими генами. Все трое детей у нас просто пиздец какие странные.
Джерри откашливается.
– Ну так вот… Бывает, что они сходят с конвейера уже с дефектами. Вы же знаете, как это бывает с иномарками. Надо было брать Линкольн.
Вот теперь я зла. Глядя в зелёные глаза Джерри, я звоню мужу. Я провожу свежим френчем по пушистым волосам Энакина, и он что-то бормочет во сне.
– Мама! – кричит наша семилетняя Лея. Мы не стали заморачиваться с именами и позаимствовали их у почивших родственников Бена.
Я не могу сдержать улыбку.
– Привет, дорогая. Папочка там?
– Да, и дедушка тоже! – Голос её становится глуше. – Дедуля Хан, поздоровайся!
Всё, чем меня удостаивают, – это грубое ворчание. Откровенно говоря, со стороны Хана и это уже довольно великодушно. Он пустил скупую слезу на нашей с Беном свадьбе в прошлом году. И целых две – на похоронах Леи, а затем, когда мы вернулись домой, плакал как ребёнок. Да все мы плакали. Потратили, наверное, сотню баксов на бумажные платки, пиво и книжки-раскраски для Леи-младшей. Это казалось смешным, когда она была поменьше, но после похорон при звуке её имени всем становилось не по себе.
Трубку берёт Бен.
– Привет, малявка. Тачка готова? Мы с отцом сейчас повезём детей в парк. Падме весь грёбаный день рыдает.
– Хан ей опять молоко давал? – со вздохом спрашиваю я.
– НЕТ! – рявкает на заднем плане Хан.
Падме – капризный ребёнок, Бен как раз такого всегда и хотел. Она постоянно болеет – аллергические реакции буквально, мать их, на всё. Она ноет. Шагу не даёт ступить. Лея рано начала ходить и говорить, таскалась за мной повсюду как хвостик, отчего её папаша ужасно ревновал. Энакин спит и за себя, и за свою близняшку. Они буквально родились Фамильярами: держась за руки, со шрамами, запёкшимися на рёбрах. Падме никогда не перестаёт жаловаться, Энакин же никогда не прекращает улыбаться.
Ещё счастливее я стала после отмены права собственности на Фамильяра. Не желаю слушать, как мои дети спорят о том, кто кому принадлежит. Тьфу!
Кажется, Бен на что-то отвлёкся.
– Не, у неё, по ходу, опять воспаление среднего уха. Ну, как дела?
Я снова смотрю на Джерри.
– Дружище Джерри говорит, моя машина нуждается в ремонте на тысячу долларов. Представь себе, моя новенькая Ауди.
– Бэтмобиль? – Весёлое настроение Бена меняет тональность. – Твою мать, ты серьёзно?
– Так говорит Джеррик.
– Щас приеду, – рявкает Бен.
Гнев волнами исходит от моей пары, и я ёжусь. Положа руку на сердце, скажу, что просто охуенно наблюдать, как он входит в состояние Берсерка. Это даётся ему очевидно сложнее с детьми, потому что он стремится подать им хороший пример, но порой на Бена находит. И каждый раз, когда это случается, мне хочется его трахнуть.
Впрочем, сидеть на узле, когда в соседней комнате у тебя плачет младенец, не очень-то весело. В первый раз, когда такое произошло, я, в истерике оттого, что не могу помочь Лее, позвонила Роуз, и та прибежала со своим тоддлером Кесом. Пока Роуз убаюкивала нашу дочь, он неотрывно смотрел на нас с Беном. Сейчас ему десять, он перерос воспоминания об этом. Наверное.
Я согласую с Роуз время, когда наши дети смогут поиграть вместе, и говорю Джерри, не удосужившись поднять на него взгляд:
– Скоро приедет моя пара.
И с визгом покрышек Ленд Ровера он приезжает. Не я купила эту тачку Бену, он потратил на неё свои деньги. За эти тринадцать лет он написал парочку книг о нас и нашем бытии: о ссорах на ровном месте, о сумасшедшем сексе, о моей защите диплома с привязанной к груди Леей. Обычно он хвастается тем, что я поспособствовала отмене права собственности на Фамильяра, и что добиваюсь расширения прав Омег.
Нам предстоит пройти долгий путь, но я тоже горжусь тем, что мы сделали. И я горжусь Беном.
Мой Фамильяр врывается в крошечный автосалон вместе с Падме, лежащей в слинге у него на груди. Она тихонько гулит, теребя крохотными ручками куклу; Бен убрал её жиденькие каштановые волосы заколками-бабочками. Двое других детей похожи на отца, но Падме – ну просто вылитая я. Думаю, она будет Омегой.
Лея семенит за Ханом, держа его за руку; её густые чёрные волосы заплетены в замысловатые косы, подобные тем, что всегда плела себе бабушка. Я качаю головой, глядя на Хана, и жестом прошу их уйти – Бен собирается сказать механику пару ласковых. Хан ухмыляется, затем тащит Лею обратно к двери, и она подчиняется. Ей нравится дружить с крутыми ребятами, поэтому она не зациклена на Бене. Ей с ним легко.
Я наблюдаю, как мой Альфа-самец подходит к стойке и угрожающе нависает над механиком Джерри. Тот отшатывается, и Падме хлопает глазками и поднимает голову, чтобы посмотреть на папу. Бен закрывает ей уши, и она начинает заливаться смехом. Его волосы (длиной по-прежнему до плеч) распущены, на нём дурацкая синяя футболка с надписью «ябвдул» сзади и «папочка-домохозяйка» спереди. Я ненавижу его настолько, что люблю до беспамятства.
– Слушай сюда, козлина, – шипит Бен. – Думаешь, можешь развести на бабки мою жену? – На его огромном плече всё ещё висит упаковка с подгузниками, и это – самое прекрасное, что я когда-либо видела. – Наподдать бы тебе хорошенько.
–Я… прошу прощения! – заикается Джерри. – Я сейчас же займусь заменой масла!
Бен указывает на меня.
– Извинись перед ней.
Я поднимаю брови и улыбаюсь. Да, я Альфа, но Бен – крупный Альфа. Люди слушаются его, потому что всё в нём буквально кричит о том, кто он есть. Ну, а я? В случае со мною это не так очевидно, и пользуюсь я этим лишь в зале суда. Я такая – мягко стелю, да жёстко спать.
Джерри с трудом сглатывает.
– Извините, мэм.
– Не парься, Джеррик. – Я облизываю губы, глядя на Бена. – Просто сделай.
Он убегает. Раздражённо фыркнув ему вслед, Бен гладит Падме, будто её психику могло травмировать то, что отец повысил голос. Она что-то лопочет и играет с куклой, не обращая на нас с Энакином никакого внимания. Привязанная к широкой груди Бена, она и сама – ни дать ни взять кукла.
ох… как спокойно. Голосок вклинивается, всё такой же бесполезный сучонок. трое щенков от нашего бена… трое крупных щенков… большой безопасный дом…
– Опять голос на тебя слюни пускает.
Бен ещё с секунду гневно взирает на Джерри, после чего подходит забрать Энакина.
– В самом деле?
Я киваю и поднимаюсь, давая освободить себя из этой хитроумной детской приблуды. Когда течка близко, голосок начинает попискивать, но мой график достаточно гибкий, и я могу его побаловать. Мы передаём Лею Хану, а близнецов – Джессике или Роуз. Джесс обычно дома с Кайдел или По, и эти двое подменяют друг друга, если надо, как подменяют друг друга и в других вопросах.
Лея уже спрашивала нас: «Мам, а почему тётя Джесс целуется то с дядей По, то с тётей Кай?» Я просто ответила, что они крепко дружат, и это сподвигло Лею поцеловать в школьном туалете свою подругу. А потом ещё одну. И ещё. Дети – загадочные существа.
Бен чуть сдвигает Падме, чтобы уместить у себя на груди и Энакина тоже. Мне кажется, это был упорос – назвать их в честь супружеской пары, но Бен так не думает.
Энакин открывает сонные карие глазки и, не давая Падме опомниться, целует её в щёку. Она заходится в рыданиях, и Бен превращается в курицу-наседку, квохча над ней, пока Энакин отвлёкся на свою руку. Сын разглядывает конечность с недоумением, поворачивает туда-сюда, будто впервые видит.
Я оправляю на себе костюм и треплю Энакина за пухлую щёчку.
– Знаю, милый. Ручки, да?
Он засовывает кулак в рот и смеётся. Люблю его. Я их всех очень люблю, но Энакин – тот ещё бандит, а я, как выяснилось, к бандитам не равнодушна.
– Я позвоню Кайдел, – предлагает Бен. Он, как и всегда, начеку, зная, что течка вот-вот начнётся.
– Их может взять Роуз. Всё равно мы собирались встретиться, чтобы дети поиграли. – Я тереблю маленькую ножку Энакина и улыбаюсь, глядя на Бена. – Но теперь играть будут мамочка с папочкой.
Моя пара одаривает меня дерзкой ухмылкой и неспешно целует в губы. После нескольких месяцев совместной жизни постоянные вязки, слава богу, остались в прошлом, и мы можем по-быстрому перепихнуться в постирочной, пока спят дети. Благодаря медикаментам течка наступает дважды в год, и у Бена она всегда провоцирует гон. Нам проще отправить детей в отпуск на недельку, чем рисковать, что они застукают нас за еблей.
Наш поцелуй становится жарче, но тут Падме, как обычно, начинает выть. Бен отстраняется, чтобы успокоить её, не обращая внимания на сына, который так и вырубился с кулаком во рту. Энакин буквально жрал краску. (И что? В ней ведь не было свинца.) Дети неистребимы.
Я смотрю на часы, и у меня вырывается стон.
– Ладно, мне пора. Поставь автокресла в Бэтмобиль, но, если кто-нибудь вздумает блевать, высунь его головой в окно. Если, конечно, не собираешься чистить тачку за свой счёт.
– Мама доверяет папе свою машину за восемьдесят тысяч долларов! – Бен ахает, глядя на близнецов, которые смотрят на него, разинув рты. – Помните, как он разбил предыдущую машину, и мама целый месяц с ним не играла? Конечно, вы не помните, это было до того, как мы набухались на Новый год и зачали вас.
– Вот будешь говорить подобную херню, и Энакин точно начнёт наряжаться в платья.
Я хватаю сумочку и целую близнецов в лобики. Бен накрывает их уши ладонями и прижимает друг к другу головами, чтобы не слушали.
– Рей, это была шутка, – говорит он, внезапно посерьёзнев. – Энакин может делать всё, что захочет.
Три пары тёмных глаз смотрят на меня, моргая. Я быстренько их фоткаю, чтобы не упустить момент, и смеюсь, глядя на то, что получилось. Поставлю на заставку телефона.
Энакин играется с титановым обручальным кольцом Бена, когда возвращается механик Джерри. Наконец-то моя машина готова, и в переносе автокресел нет нужды. Пока я расплачиваюсь, Бен опирается на стойку, и все шесть карих глаз изучающе глядят на дрожащего беднягу Джерри.
Мы выходим на улицу, навстречу солнечному Лос-Анджелесскому дню, все в солнцезащитных очках. Свои Энакин жуёт, а Падме, кажется, сейчас расплачется из-за тех, что на ней. Лея, сидя вместе с Ханом на лавке со столиком, неистово машет нам и чуть не роняет свой рожок с мороженым. Я улыбаюсь, глядя, как механик подгоняет мою тачку.
– До вечера? – спрашиваю я, будто не знаю ответ.
Бен наклоняется и целует мою метку единения.
– До вечера.
Я обнимаю его за шею и прижимаю к себе так крепко, что дети начинают пищать. Стоит мне отвернуться, и Бен шлёпает меня по заднице, но я показываю ему средний палец – так, чтобы Лея не увидела. Она снова мне машет и роняет-таки мороженое, но они с дедом лишь смеются над этим.
На мгновение я задерживаюсь у двери машины, наблюдая, как силуэты моих родных сливаются с тенью. Это были долгие тринадцать лет с Беном, и мы не всегда жили вместе, но каждый раз возвращались друг к другу. Теперь мы остепенились и довольны всем так, как я и мечтать не могла.
Он оглядывается, садясь рядом с Леей, и она льнёт к его плечу. На ней, кстати, точно такие же дурацкие солнечные очки.
– Сфоткай нас! Мы так ещё посидим, – кричит он.
– Уже, придурок! – отвечаю я.
Бен смеётся, пока я усаживаюсь в свою Ауди. Какой же он говнюк! И всё-таки он – мой говнюк.