Текст книги "Зона отчуждения (СИ)"

Автор книги: MAD Gentle Essence

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 30 страниц)

Свалился рядом. Сам, в общем-то, с затуманенными мозгами, и с невероятным сладким расслаблением во всем теле, прекрасно видя, что Свят ни жив, ни мертв...

Он просто тяжело дышал с закрытыми глазами, со стекающими капельками пота по шее и не шевелился.

Через минуту, я поцеловал его в прохладное плечо.

– Как ты, Святусь?

Я улыбался, убирая с его лба прилипшую челку и, в общем-то, подозревая, какон себя чувствует...

Он отрицательно помотал головой, сглотнул, и выдавил:

– Я, что ли, жив? Что это было?

– Котенок... я же говорил, ну? Оргазм такой... – я гладил его по плечу, груди. – Круто, да? Скажи!

– Так не бывает... Это пипец. Еще такой раз, и я сдохну, Дин!..

Он еле говорил и явно был изможден полностью.

– Господи... Дура-а-ак... – я обнял его, целуя в губы, гладя по щеке. – Понравилось? Скажи...

И он наконец-то открыл глаза, сфокусировал на мне взгляд и прошептал:

– О-ху-еть... спасибо...

***

Свят, измочаленный за вечер и эмоционально, и сексуально, да еще и выпивший, после нашего секса вырубился.

Уже спящего я его вытер от спермы влажными салфетками и накрыл пледом.

Ян офигел от моего рассказа. Даже пришел посмотреть на братика, когда я уже собирался домой.

Через полчаса, мы с Мозаиком, решившим меня проводить, вышли из подъезда.

– Лихо ты его...

– Блять, сам не ожидал, что получится... честно... – я закурил, чувствуя слабость и в пальцах, и во всем теле. – Знаешь, я тоже не против такое испытать.

Ян кивнул, на секунду поджав губы.

– Думаю, что тебе его уговаривать не придется...

– Ну... я тоже так думаю, – заулыбался я, опуская голову.

– Спасибо, Дин, что приехал, угомонил.

– Угу. От души «угомонил»...

– Ну, я серьезно, – он несильно пихнул меня в плечо.

– Да понимаю... Ну, а кого тебе было звать-то? Мать что ли, соседей? Все ты правильно сделал. Да и поговорить мне с ним действительно надо было. Так что все замечательно получилось.

– Во... а насчет разговора... Ну и...Того, что ты хотел после него... Удалось? Я не о трахе сейчас.

– Да знаю я, о чем ты... Короче, Свят есть Свят, Януся... Даже если ему нужна нежность, то в очень дозированном виде, понимаешь? Теперь он точно знает, что я способен на такиеотношения не только с тобой, и успокоился... И вообще, я думаю, что ему было важно понять именно это.

Ян улыбнулся.

– Хорошо, что выяснили все.

– Да. Это классно. Меня теперь будет мучить другое, Янусь.

– Что? – он откинул волосы, всматриваясь в меня.

– Что обозначает иероглиф на его руке.

– Он все-таки тебе показал? – Мозаик был удивлен не на шутку.

– Не-а, я сам содрал пластырь. И охуел...

Ян выдохнул, качая головой.

– Да я сам... увидел и чуть не шизанулся. Красиво, да?

Кивнув в ответ, и затянулся.

– О, да. Не то слово...

– Это я вчера «вовремя» в его спальню залетел, когда мы за шмотками ходили. Он мазь специальную накладывал. Сказал, что прибьет, если я тебе скажу, придурок. Я еще ему пластырь потом помог налепить. Он же чего и обварил себе другую руку – вцепился в чайник рукой с татушкой, ну и дернуло ее от боли. Сам потом и признался в этом.

– Придурок же... – нежности в голосе я скрыть не смог, как ни старался. – Что за надпись там, Янусь? Ты в курсе?

– Не сказал?

– Нет... Обиделся, что я вот так содрал, и не сказал. Послал меня в жопу, гад... – подходя к остановке, останавливаясь подальше от людей, развернулся к моему эмо, сложившем на груди руки. – Я офигел, ему же восемнадцати нету, как сделали-то?

Януся фыркнул.

– Дин, ну не смеши. Он большой мальчик, еще бы ему отказали, ну ты чего? Наоборот предложили на альбом уже набитую сфоткать.

Я угукнул.

– Знаю...

– И стричься он в тот же салон ездил, прикинь? И не просто так, а на мастер-класс, как модель. Мастер стриг, а ученики наблюдали. И так же как татуху, стрижку сфоткали на рекламу...

– Серьезно? – я не мог не лыбиться такой новости. – Ян... наш мальчик, похоже, потихоньку прокладывает себе дорогу в модельный бизнес?

– Ы... ага... Моде-е-ель, бля...

– Пипец... А чего? Выглядит он охуительно. Что рожа, что фигура...

– Зазнается, зараза... – Ян невесело хохотнул. – Начнет тусоваться с модельными мальчиками, и кинет нас...

– Хм... Пусть только попробует. Убью, блять! – покачал я головой.

– Сразу верю... И помогу, – пообещал Мозаик.

– Не сомневаюсь.

– О-па. Твой трамвай, Дин.

– Ага, точно, – я выкинул почти докуренную сигарету, потихоньку двигаясь к остановке. – Ну, так что там на татухе, Ян?

– Так он мне тоже не сказал, – Ян хитро улыбался, и я понимал, что дело нечисто.

– Ян... ну, черт же... Не издевайся ты так... Вижу, что знаешь, ну? Не усну!

В остановившийся трамвай начали заходить люди, и я не спеша подходил к нему.

– Котенок, ну скажи, а? Ну че там за хрень? А? Скажи!

Я уже последним залазил на подножку заполненного салона, все пытаясь выудить из Яна эту информацию.

– Дин... Ну... Там это... Понятие высшего божественного существа!

– Чего? Что? – не понял я.

И тут мне передо мной закрылась дверь, и я увидел «отъезжающую» в сторону, хитро улыбающуюся в окошко Янусину морду.

– Блин же... – не сдержался я, тяжело выдыхая.

– Молодой человек, – рядом стоящая женщина тронула меня за рукав, и я повернулся к ней, – я так понимаю, ваш друг про ангела говорил...

...

Я знал, что мне нужно было поблагодарить женщину, сказать спасибо и все такое.

Только сил на это не было...

Часть восемнадцатая.

«Сила действия равна силе противодействия, или Экстрим по пионерски»

Ангел...

Он выбил мое имя на руке.

Такое немыслимое состояние полного охренения мозга я испытывал всего-то несколько раз за свою жизнь.

Хотя… Последние полтора месяц, начиная с того дня, когда я понял, что Ян начал меня избегать, и заканчивая сегодняшним, пусть по разным причинам, но мои нервы были натянуты практически каждый день.

И вот теперь заполучил еще и это, такое... мать его, почти шокирующее знание, оно и накрутило мои нервы, не успевающие приходить в себя раз за разом, до предела.

Дикое, неимоверное напряжение, накопившееся за поездку, во время которой я практически не понимал, где я и что со мной, дало себе выход очень примечательным, сука, образом.

Во-первых, я, блять, чуть не проехал свою остановку, в последнюю минуту все-таки вылетев из трамвая сквозь почти закрывшуюся дверь.

А во-вторых, меня тут же, возле остановки вывернуло наизнанку. Накатила такая слабость, что я приземлился коленями на грязный асфальт.

Хорошо, что рядом почти никого не было. Время-то до фига, да и пассажиры успели уже разойтись, пока до меня доходило, что нужно выйти из трамвая.

Только проходившая мимо тетка пробурчала что-то типа: «Развелось наркоманов... деваться от вас некуда...»

Я нашел в себе силы невесело улыбнуться, удивляясь в который раз, какими же тупыми и недальновидными могут быть взрослые. Отплевываясь, зашарил по карманам в поисках завалявшегося платка, который маман запихивает еще со времен детского садика, видимо, все еще не веря, что ее мальчик вырос.

Нашел, вытерся и выкинул его. На ноги я поднялся только схватившись за железную стойку остановки и понял, что действительно выгляжу сейчас как недобитый укурок.

Добрался до скамейки, плюхнулся на нее, и еле прикурил от зажигалки, которая, зараза такая, не хотела поддаваться трясущимся пальцам.

С силой затягивался и постепенно приходил в себя от пробирающей до костей прохлады. Заодно пытаясь отключиться от скрутивших меня эмоций и успокоить нервы.

Мне редко хочется нажраться до потери пульса. Сейчас был один из таких случаев. Казалось, что сейчас я бы без напряга вылакал полбутылки водяры. Только вот не думаю, что опьянел бы при этом.

Хотя, кто знает...

До дома добрался минут через двадцать.

Мама вышла мне навстречу в коридор со сложенными руками, она явно собралась начать читать мораль про позднее время и определенно недоделанные уроки, но успела произнести только:

– Ангел...

Она увидела мою бледную рожу, да и мой взгляд, скорее всего, затравленный донельзя, осеклась, и продолжила уже совсем в другом тоне, подходя ко мне:

– Солнышко, что случилось? Ты выглядишь пугающе.

– Нет... уже все о’кей, мам. Я просто устал.

– Что все-таки произошло, сын? Ты себя плохо чувствуешь? – очень спокойно спросила она. И я нашел в себе силы ответить, сползая на тумбочку, стягивая кроссовки.

– Свят подрался с парнем. Но ему показалось мало, рвался еще, Ян меня и позвал. Боялся, что сам не справится... Это он звонил. Я помог остановить.

– Понятно все. Переволновался, да? Ты молодец, родной... – мамуля обхватила мою склоненную голову ладонями, чмокнула куда-то в затылок. – Отдыхай. И поешь, если есть силы. Все на столе.

– Спасибо, я понял.

– Ты их лучший друг, знаешь об этом?

Я невольно улыбнулся. Кивнул, не поднимая головы.

– Надеюсь...

Ох, мамуля... Друг. Я не просто друг. Я их любимый человек.

Она уже отходила, когда я решился:

– Мам... Папа еще в гараже?

– Ну что ты, он спит уже. Разболелась голова, выпил таблетки и уснул. Ты что-то хотел?

– Да... Это... у него водка есть?

***

В спальне я сел на постель, бросил рядом с собой мобильник, и опустил голову, опершись локтями о колени и держа в руках пузатый стакан с колышущимся на дне коньяком. Несколько глотков я успел сделать еще в гостиной, где мамуля мне его налила вместо водки, сказав, что благородный напиток поможет быстрее придти в себя.

И сейчас, ощущая жар в пустом желудке, я понимал, что татуировка действительно оказалась той последней убойной каплей, переполнившей чашу переживаний, которые теснили мне грудь все последнее время. Игнор Мозаика, его избиение. Рассказ Кира о возможном заражении Яна. Наше со Святом обоюдное признание в любви. Утренние разборки с собравшимся свалить из дома Яном. Примирение близнецов. Потом мое почти убивающее желание быть с Яном, и его долгожданная реализация. Бегство от Свята, переживания по этому поводу. Разговор с ним, а теперь еще и разгадка этого офигительного фитиша на руке моего зверя.

И все это навалилось на меня за очень короткий промежуток времени. Я уже не говорю про поиски Белки, мать ее, и постоянную тревога за Яна.

Я не пишу о ней, но она всегда со мной. Мы, не сговариваясь, даже не говорим со Святом на эту тему при Мозаике.

Хотя, скорее всего, это напряжение копилось вообще с самого начала наших отношений.

Но все равно не понимал, почему таксильно на меня повлияла эта тату.

Вернее ее значение...

Не понимал, почему эта выходка Свята так безжалостно давила на мозг.

Колбасило нереально, я даже разобраться не мог, хочу ли я сейчас быть один, или мне смертельно не хватает Яна, чтобы поговорить о том, что никак не хотело проясняться в моей голове.

Ведь пока только с ним я мог поговорить об этой выходке Свята...

Или хотя бы просто помолчать, но рядом с ним. Обнять и молча сидеть, чувствуя его тепло, биение сердца. И не где-нибудь, а на постели рядом с моим спящим зверем. Угомонившимся, усталым, разморенным до невозможности насыщенным дикими эмоциями вечером...

***

Стоя в душе, я ловил ртом падающую на меня воду, опираясь руками в кафель, закрыв глаза, и видел, словно отпечатанную под веками красивую вязь иероглифа.

И понемногу, как будто именно водой, с меня смывало налет непробиваемого непонимания. До меня вдруг начало доходить...

Это ведь все очень серьезно... ОЧЕНЬ... Для него...

Он набил эту тату на всю жизнь, зная, чтоона обозначает.

Блин...

А ведь по большому счету я, идиот, мог бы и сам сообразить, хотя бы примерно, что именно, тогда, в томсостоянии мог себе выбрать для татуировки мой зверь.

Я же так толком и не знаю, что он там понапридумывал себе, после моего побега.

Представить только... если бы Свят от меня вот так свалил, я... я, наверное, начал думать, что он хочет избежать подобных отношений. Что не может их принять.

И не показалось бы мне это началом конца наших отношений??

И представляете, думать ВОТ ТАК о человеке, которого любишь до дрожи в коленях, на самом деле не понимая при этом, как он после ЭТОГО будет к тебе относиться...

Он же полностью раскрылся мне, показывая все, что чувствует ко мне, а я...

Бля-я-я...

Защипало в носу. Перехватило горло, я заскулил и разревелся, съезжая на пол по стенке.

Было до ужаса обидно за него.

Я сел под теплыми струями и обхватил колени. Всхлипывал и понимал, что, скорее всего, не смог бы сдержаться перед Святом, скажи он мне, чтотам выбито...

Он, сильный, невозможный такой весь... безумно красивый, и вот ТАК относится ко мне...

Господи, да понимал я это и раньше! Конечно же, понимал, но дошло до меня это ПОЛНОСТЬЮ, по-моему, только сейчас...

И не только это.

Всхлипывая, не сдерживая слез, я все глубже понимал значение всего того пиздеца, в который мы с Яном его втянули.

Мозаик же сам говорил, что прекрасно знает, на парней его брата потянуло из-за него.

И если бы не та ситуация с его депрессией, и дебильной влюбленностью, был бы наш мальчик нормальным во всех смыслах...

А я?

Я ведь ему даже возможности выбора не дал.

Поставил перед фактом, что мы ОБА хотим быть с ним. И все!

А кто-нибудь спросил его тогда, чего хочет ОН? Спросил? НЕТ!

Я чертов эгоист... Каким был всю жизнь, таким и остался...

А ведь он уже тогда любил меня... И пошел на эти тройные отношения из-за меня???

Да, никто не сомневается в его любви к Мозаику, но...

Он же его не трогал до всего того безумия, в которое мы его втянули!

Не потому ли НЕ трогал, что хоть как-тохотел сохранить, по крайней мере, подобие братских отношений, при этом все-таки прогибаясь под Яна? Давая ему вовсе не братскую нежность и ласку, без которых тот просто не мог дышать?

И потом, если представить, что было бы, откажись он от отношений, которых так хотели мы с Яном? А?

Это же было бы просто... Мама дорогая... Мне даже думать об этом страшно...

От Яна я не смог бы отказаться по-любому.

В прочем, так же, как и от Свята. И при этом понимаю, что в таком случае нам с ним так и пришлось бы строить из себя любителей трахать изредка друг другу не только мозги.

Поначалу это может и выглядело бы адекватно, учитывая наше состояние извечной борьбы...

А потом?

Не понимаю, НЕ ПРЕДСТАВЛЯЮ!!! чем бы этов конце концов для нас обернулось... Мне реально кажется, если бы гордость и «сучность» не дала нам признаться в чувствах, то в один прекрасный день мы просто друг друга поубивали бы...

А Ян как бы себя чувствовал при всем ЭТОМ?

Охренеть...

Я думаю, что Свят понял это еще тогда.

А я дебил... Господи ж, ты боже мой!!!

Не понимая всего, выделывался как мог...

А потом вообще блядину в дом привел, поревнуй Святуся, да?

Сука... Какая я сука!

Меня же убить было тогда мало, как самую распоганую тварь. А он, вместо этого, меня целовал после нее.

Дрянь... Только и умею, что доводить его своим дебилизмом, после которого миллион проблем...

Бля... Как же башка раскалывается!

От слез, от мыслей, от невыносимого ощущения вины перед любимым человеком, чувств которого не смог понять полностью до сегодняшнего дня.

А ведь все как на ладони было...

***

– ...

– Спит, Динусь, конечно, спит...

– Хорошо... Пусть лучше так.

– О да. Это точно...

– ... поговори со мной...

– ...?

– ... или хотя бы помолчи, а? Татушка эта, Ян... Я просто...

И все. Заткнулся. Ведь не просто, ох как не просто....

– Е-мое, Дин! Черт, я так и знал... – последние слова были сказаны Яном очень тихо, будто и не для меня вовсе, а еще мне показалось, что он их процедил сквозь зубы. – Рефлексируешь, родной?

– Что?

– Измываешься над собой, говорю... Я об этом.

– Откуда ты... С чего? Блин... – и сдался, уже не очень удивляясь тому, как хорошо Ян чувствует мое состояние. – Ну, наверное.

– Не наверное, а точно... Я знал, что так будет, не сомневался. И знаешь, если честно, очень бы удивился, не будь этого.

И через несколько секунд тихого дыхания в трубку:

– Догадался что написано у него, да, Дин?

Я кивнул, (кому только?) усмехнулся, вдавливая подушечки пальцев в ноющий висок:

– Добрые люди подсказали, блять.

– Понятно... Я, если честно, не хотел тебе говорить, Дин. Сам охренел, когда нашел этот рисунок в инете. И представил, как это для тебя будет.

– В смысле – в инете?

– Я же говорил тебе, что Свят мне ничего не сказал о значении татушки. Это правда. А мне было интересно, не выдержал, начал рыть. Ну и... Нарыл на одном форуме, где фотки с татухами.

– Ему сказал?

– Нет. Не сказал. И Дин... Не говори, что от меня об этом узнал, ладно?

– Янусь, будем делать вид, что так ничего и не знаем? – я хмыкнул.

– Ну... в принципе, если ты не сможешь об этом молчать, то сам и скажи, что нашел в инете. Кстати, я тебя очень хорошо понимаю, не думаю, что смог бы притворяться, что ничего не знаю. Так что... Так и скажи.

– Во... А... ну да. О’кей. Если что... Он же завтра утром остается дома? Я и спросить не успел.

– Ну да... завтра мы будем в школе без него.

– А после уроков я приеду к вам, и будем пробивать клиники насчет сдачи анализов, да?

***

Сказать, что ночью я спал плохо, означает не сказать ничего. Я практически вааще не спал.

Так и не помогли расслабиться ни коньяк, ни душ, не даже разговор с Яном...

Хотя, я ведь с ним так и не поговорил обо всем, что меня беспокоит.

Да и не знаю я, как сказать ему об этом.

Ну, что ни с того, ни с сего, прозрел, блять.

Идиот чертов...

Дело-то тут даже не в том, что не знаю как сказать, а в том, какие найти слова, чтобы Ян не начал чувствовать себя виноватым перед братом?

Нужно ли это вообще кому-то из них?

И надо ли было мне понимать то, что я понял?

Ну, видимо, да, если все-таки получилось...

Но теперь я просто не знал, что мне делать с этим пониманием. И, как выразился Ян, рефлексировал по полной.

***

Утро не бывает добрым, мать его...

Особенно, если это утро после бессонной ночи, за которую не успокоился, а накрутил себя еще сильнее.

Я был угрюмым, нервным, часто ловил себя на том, что зубы сцеплены до невозможности, и только усилием воли заставлял себя расслабиться.

В школе, уже в первые минуты, из-за какой-то мелочи оторвался на Лешке, и он, сообразив, что Ангел сегодня больше похож на демона, вообще благоразумно решил со мной не общаться.

И правильно делал.

В принципе, мое настроение видел не только Лешка, и я практически наслаждался создавшимся вокруг меня вакуумом. Я был глубоко в себе, не замечал никого вокруг и больше всего на свете желал, чтобы и меня не замечали и не цепляли.

Хорошо, что в этот день не было ни важных тестов, ни контрольных, ничего подобного, иначе наворотил бы я дел.

Хотя дел я все-таки наворотил... Правда, не на этой почве. Но об этом попозже.

Из состояния нестояния меня смог вывести только звонок Свята на третьей большой перемене.

Я сидел в почти пустом классе, съехав вниз по сидению, сложив на груди руки, отгородившись мысленно от внешнего мира. Но все равно чувствовал на себе въедливый взгляд упершегося тощей задницей в подоконник Лешки.

Тот с хрустом кусал яблоко, а потом, демонстративно чавкая, его пережевывал.

Кто-то возмутился, обозвав его поросенком, на что получил ответ из оперы: «Не учи меня, как жить, и я не скажу, куда тебе идти...» и еще более громкое чавканье в придачу.

И если бы не дребезжание в моем кармане, я бы уже не выдержал и сказал, куда емуидти со своим яблоком, а еще лучше – куда его засунуть... Я же понимал, что это он меня выводил на эмоции, гад.

У меня засосало под ложечкой... Даже не глядя на экран, почувствовал, что это Свят.

– Привет, милый, все грызешь гранит науки?

Ох уж этот голос... Низкий, бархатный, томный...

Им он мог довести почти до экстаза, и заставил улыбнуться даже сейчас, замученного окончательно. Даже без присутствия и телесного контакта, он заводил меня как по щелчку пальцев.

Господи... Дрянь сексуальная...

Сглотнул, выдохнул, и неспешно поднявшись, пошел к выходу из класса, подальше от любопытных ушей. И все же ответил, прекрасно зная, что это услышит и чавкающее безобразие за спиной:

– Привет, котенок... Как ты?

И услышав Лешкино многозначительное: «М-м-м...», не оборачиваясь, показал ему средний палец.

– Я как? – и смех в трубке, перемешенный матами. – Зараза ты, Ангел... Какая же ты зараза! У меня до сих пор колени дрожат, мать твою!

– Е-мое...– почти скулеж от сжимающих грудь волнения и нежности, а еще я просто физически начал ощущать, как во мне постепенно расслабляется пружина, накрученная до предела за ночь – Офигеть!..

– Я серьезно, Дин. Мне просто повезло, что остался на «шухере» сегодня. Иначе... я не знаю... Ощущение такое, что меня трахали всю ночь... И что кончил раз сто...

Я покачал головой, слушая голос, заставляющий невольно улыбаться, устраиваясь на свободный подоконник, глядя в окно, во двор школы, где на весеннем солнышке тусили курильщики, влюбленные парочки, и все остальные.

А еще там был Ян...

В черно-синем свитере, с задранными рукавами, в потертых бледно-голубых джинсах и белых кедах. Он сидел боком на скамейке, поставив одну ногу на сидение, и оперся о колено локтем вытянутой, с черным блестящим кожаным браслетом, руки. Ян держал в тонких, изящных пальчиках, дымящуюся сигарету.

А рассыпанные по плечам черные волосы чуть шевелил ветер.

– Ну, это же классно, родной? – я любовался моим эмо-боем, видя как на него, такого отрешенного и притягательного поглядывают тусующиеся рядом девчонки.

– Блин, Ангел... ЭТИМ надо заниматься только перед выходным. Я серьезно... Но это улетно мать его. Я, блять, и имя свое забыл.

– До сих пор? Напомнить? – усмехнулся я и услышал неописуемый поток восторженного мата, а когда он иссяк, последовал вопрос:

– Че делаешь?

– Наблюдаю за нашим мальчиком. Он на улице, курит. А я на втором этаже... Блять, Свят, ты замечаешь, как на него бабы пялятся?

– Пф... удивил, типа? Да постоянно, мать их! И, кстати, заметь, не только бабы!

Блин, тут как подтверждение слов Свята, к нашему Мозаику подошел качек из десятого класса, Антон. Безобидный, в общем-то, малый, правда, на полголовы выше и меня и клонов. Но, по своей сути, добродушный и незлобивый, за что и получил свое прозвище «Тоша», хоть и занимается профессиональным боксом.

– Да уж... видимо, ты прав... – я смотрел, как Антон, склонившись к спинке скамейки облокачивается о нее, и что-то говорит Яну, чуть улыбаясь.

Блин... ну, понимаю, что ничего страшного не происходит, но я знал, как моего Мозаика всегда напрягает излишнее внимание со стороны, тем более, когда нет рядом брата!

– Даже не сомневайся, е-мое... Мне иногда его просто хочется сгрести в охапку и носить подмышкой, – признался Свят, и я знал, что он сейчас потер нос.

– Придурок... – нежно выдохнул я, отмечая, как Ян начинает нервно подергивать коленом, ему я-я-явно не нравился тот диалог, который ему предстояло вести с Тохой.

– О черт... – вырвалось у меня.

– Что, Дин?

– Да нет, ничего страшного. Я перезвоню позже, о’кей? – я дернулся, увидев, как Ян, отводит от себя руку парня, потянувшуюся, как мне показалось, к его волосам.

– Дин? – услышал я тревожное в трубке, но, нажав на отбой, рванул на выход.

Я не знаю, откуда у меня тогда взялась такая дикая злость....

Может быть, просто к тому напряжению, которое было, добавилось еще и сумасшедшее раздражение, ревность даже. А может, взбесило то, что пользуясь одиночеством Яна, к нему так нагло начинает липнуть кто попало.

Но, я думаю, что не сделал бы дальше того, что сделал, если бы меня, когда я вылетел на крыльцо, не полоснула лезвием картина: моего Яна безнаказанно треплют за щеку!

Твою мать! Ну и все, мне ЭТОГО хватило с излишком...

Я практически сбил с ног этого увальня, даже не задумываясь, что он может уложить меня одной левой. Оказавшись на нем сверху я врезал ему по морде... Ну да, мой удар был ему как мертвому щекотка, но и на поцелуй был все-таки похож о-о-очень мало.

А потом, пока меня не успели остановить, тряс его за шкирку и орал в лицо, чтобы он никогда больше не смел прикасаться к НЕМУ!

И Антон, растерянный донельзя, пытаясь удерживать мои руки, бормотал что-то типа: «Дин, ты чего? Я же ничего не сделал...»

И не отбивался даже, а я все орал, пока не подскочил и Ян и еще пара парней, попытавшихся снять меня с Тошки.

– Дин! Дин, перестань, слышишь? Дин, пожалуйста! Он ничего мне не сделал! Не надо, успокойся!

Нервные пальцы обхватили меня за плечи, мазнули по шее, щеке, заставляя повернуть голову к себе, и посмотреть в глаза.

– Дин-Дин-Дин... Нет, Дин! Посмотри на меня, слышишь? Я в порядке, умоляю, Ангел... Не надо... Отпусти! – хриплый шепот любимых губ, прозвучавший возле самого уха, заставил замереть и начать приходить в себя...

И только сейчас, возвращаясь в адекватное состояние, я заметил окружившую нас толпу, охреневшие глаза моих одноклассников и одноклассников клонов, да и Тошкиных, и еще многих других, гулявших в это время во дворе школы.

– Ни фигасе... – прошептал кто-то, и я оглянулся, напарываясь на нечитабельный взгляд Лешки.

– Пойдем отсюда, Дин, слышишь? – Ян тянул меня за руку, и я начал сползать с Антона, круглыми шальными глазищами смотрящего на меня.

– О, черт... – я сглотнул, разжимая пальцы, отпуская на нем пуловер. – Прости. Я просто...

– Да я ничего, переживу как-нибудь, – нервно хохотнул «пострадавший», видимо, отделавшийся только легким испугом после неожиданного нападения психа– одинадцатиклассника, который только и смог, что не смертельно врезать по морде и помять пуловер.

Толпа расслабляясь, начала чирикать вокруг нас, перешептываясь, или поясняя тем, кто опоздал, на, мать его, такое зажигательное зрелище, почему взбешенный неизвестно чем Ангел Динаиди, треплет белобрысого боксера в полтора раза шире себя в плечах и смерти не боится...

А Ян уже уводил меня, кое-как поднявшегося на ноги, подальше ото всех, от любопытных глаз. И от Антона, пока он все-таки не надумал дать мне сдачи, и уж мало бы мне точно не показалось...

Обхватив за плечо, сильно сжимая его пальцами, он тянул меня прочь и что-то говорил, говорил, говорил...

– Дин... блять! Да что с тобой, а? Ты охирел? Он же тебя мог запросто убить, слышишь?

Ян вел меня в уборную на первом этаже, а я и не сопротивлялся. Я вообще был в прострации.

Он запихнул меня в туалет, из которого, от греха подальше, выпорхнули два шестиклассника. Заставил склониться к умывальнику, включил воду и сам меня умыл, убирая свисающие волосы, чтобы не сильно их намочить.

– Твою мать! Ты как обкуренный, Дин? Ну что с тобой, а? Ты офигел? Господи! – я мотал головой, а он мне вытирал лицо оторванной бумажной салфеткой, пытаясь привести в чувство.

– Вчера же только Свята успокаивал, а сегодня сам туда же! Пиздец какой-то! Ну? Дин!

– Прости, прости, котенок! – я говорил непослушными, словно обколотыми новокаином, губами. – Я не хотел тебя напугать. Сорвался. Не смог... Он тебя трогал, сука... – я скрипнул зубами и Ян, заскулив, обнял меня, прижимаясь губами куда-то за ухо, дыша так горячо и дурманяще.

– О черт! Я сдохну от вас, Дин... Ди-и-ин...

А я уже зарывался пальцами в его волосы, стискивая ими его затылок, шею. Тыкаясь губами в теплый висок, пахнущий сигаретами и весной...

Прозвучавший звонок был как из другой жизни... Может, поэтому на него не отреагировали ни я, ни Мозаик?

Трусило от переизбытка адреналина, а виски ломило от дикого пульса.

А еще...

Еще я был вздрючен, как после сеанса немецкого порно, а не после драки. Господи! Драки... Если можно так назвать ТО, что я только что устроил.

Блять, а ведь я не первый раз замечаю, насколько меня возбуждают дикие адреналиновые встряски любого вида... Еще с первых стычек со Святом, когда почти ненавидели друг друга...

– Ты дурак... дурак, Ангел... Я так испугался...

– Все о’кей... Я знаю... Дурак, да... Получилось так.

Я уже понимал, что ищу его губы, и когда все-таки нашел, то как одержимый присосался к ним, ощущая, как после такого откровенногоответа кружится голова.

А потом его рука, до этого гладившая бедро, остановилась и сжала мой уже выпирающий пах, и я почти не удивился шепоту, ударившему мне в мозг:

– Ди-и-ин... давай помогу...

– Ян... ты...

– Да, я хочу... плевать на урок, Дин... Пожалуйста...

Он терся о мое лицо губами, носом, удерживая волосы руками. Его дыхание холодило не до конца высушенную кожу, и это было так приятно...

– Останься сейчас со мной, я не хочу, чтобы ты уходил в таком состоянии, слышишь? Не хочу, чтобы пялились на тебя такого... Не пойдешь? Останешься?

И я уже кивал, соглашаясь на все.

И тоже безумно хотел остаться с ним, хотел того же, что и Мозаик...

И снова потянулся к его губам, и они, податливые и нежные, сразу отозвались на прикосновение к ним, позволив по максимуму углубить поцелуй.

А потом Ян, не отпуская моих губ, начал отступать к кабинкам, потянув за собой, обхватив за шею и пояс... Вернее, его пальцы уже были под поясом у меня на заднице. Забрались и под боксеры, лаская голую кожу.

Ян был возбужден не меньше чем я, и сейчас я повиновался тому, что делал он, тому, чего хотели мы оба...

Шагнув в открытую кабинку, он затянул меня внутрь, заставляя опереться о дверь спиной, закрылся на щеколду, и почти сразу потянулся к ремню, начиная судорожно его расстегивать.

Протолкнувшись коленом между моих ног, вынудил их расставить чуть шире и бедром терся о пах, пока не начал расстегивать пуговицы ширинки.

А я лихорадочно шарил руками по его телу, сжимая плечи, лаская их и шею, забираясь под свободный свитер, чувствуя чуть влажную кожу под ним.

Мозг уже дымился...

Впрочем, не только мозг. Но и то, к чему так рьяно пробирался мой любимый эмо...

Судорожные выдохи мне в рот, пара резких движений, и джинсы с бельем оказываются сдернутыми ниже задницы.

А потом я хватаю ртом воздух, как будто выныривая из воды, когда передо мной садятся на корточки и обжигают головку члена прикосновением невыносимо горячего языка...

– Я-я-я-н... – и нет сил не вцепиться ему в волосы, откидывая при этом голову назад, закрыв глаза, чувствуя, как завертелся вокруг весь мир сумасшедшей каруселью...

А меня вылизывают, меня гладят по обнаженным бедрам, и я двигаю ими в такт движению губ, плотно облегающих и дарящих невыносимый кайф...

Шепчу...

Дурацкую, но нужную чушь... Наверное, и его имя...

Шепчу, что он мой нежный котенок...

И прошу не останавливаться, прошу еще и еще...

ХОЧУ еще и еще...

Рука поднимает на мне свитер, оставив на секунду основное занятие, влажные губы целуют мой живот, вылизывают пупок, и я приглушенно стону кусая губы...

Глажу руку, ласкающую меня, цепляя пальцами кожаный напульсник на тонкой кисти...

И все глубже заныриваю в экстаз, теряя контроль над разумом...

Пальцы гладят соски, а гибкий язык обводит головку, забирается кончиком в дырочку, заставляя вздрогнуть и втянуть воздух сквозь зубы, и непроизвольно толкнуться в рот, несколько минут назад вылизанный мной с таким упоением...