Текст книги "Гул проводов (СИ)"

Автор книги: Люрен.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

– Да. Наверное.

Мы едем по пыльной дороге в даль, в неизвестность, сами не зная куда. По крайней мере, я не знала. И мне было плевать. Я задрала голову. Мои волосы развеваются. Волосы Тома тоже. У него они такие классные, собранные в хвостик, темненькие, но обгоревшие на солнце. Он опять закуривает, причем явно не табак.

– Как тебе не стыдно, Том.

– Давай убежим в Амстердам.

– Не хочу никуда убегать.

– А чего хочешь?

– Пиццу.

– Барри, поворачивай, леди хочет пиццу!

Мы свернули в кафе. Купили пиццу. Люблю еду. Когда я ем, все проблемы почему-то уходят. Всё, о чем я думаю в данный момент – это о том, как же вкусно, черт подери. Том ласково смотрит на меня своими раскосыми глазами. Почему-то мне хочется плакать, но я сдерживаюсь. А за окном солнце уже садилось и дневная жара сошла на нет. Небо окрасилось в кроваво красный. Красный, под цвет халата Тома.

====== О ненависти и пустоте ======

Дни тянулись медленно и мучительно. Казалось, время обернулось против меня. Всё было как в тумане: общалась с ребятами, гоняла на машине с Томом, переписывалась с Леа. Все разъехались, кто куда, болельщицы уехали на Север, полагаю, чтобы отдохнуть от палящего летнего солнца и повыпендриваться перед горячими лыжниками. Соседская девчонка уехала в Европу к родственникам, а Леа в деревню к бабушке. Том быстренько тоже смылся на Мальдивы и регулярно присылал оттуда фотки. Остался Марк, с которым  мы предпочитали делать вид, будто не знакомы друг с другом. Пересекались в коридорах, встречались взглядами на секунду, но мне и её было достаточно, чтобы захотеть умереть или убежать куда-нибудь подальше. Он не укорял меня, он улыбался, но улыбался как-то стеклянно, его лицо было похоже на маску. А у меня сразу начинал болеть живот. Я не жалела, что всё так получилось, я не чувствовала вину. Мне было никак. И это пугало больше всего.

– Мерзкая, мерзкая, мерзкая, – говорила я себе, полосуя кожу, – Неужели ты вообще ничего не чувствуешь? Ты вообще живая?

– Не бери в голову, ты не обязана его любить, – говорила чердлидерша, – Тем более, что у вас бы ничего не получилось.

– Ты так говоришь, потому что втюрилась в него. Наше расставание тебе на руку. Но знаешь, что? Забирай его. Он твой – если сможешь заставить его забыть меня.

– Ты странная.

Да ладно, черлидерша? Забавно, что я так и не запомнила твоего имени. Я и лицо твоё с трудом припоминаю, оно теряется среди тысячи других лиц, таких же неясных и непримечательных. Ты не плохая и не хорошая. Ты просто никакая. Сборник чужих мыслей и лиц. Мы с тобой похожи, даже больше, чем ты хочешь признавать.

Наш город – тот ещё край мира. Летом здесь делать нечего, моря нет, лесов и озер толком нет, клубов раз-два и обчелся. Днем мы просто скучаем под палящим солнцем и орём друг на друга, а ночью устраиваем вечеринки. Когда я смотрю по телевизору сериалы про подростков, которые живут в коттеджах, ходят по концертам и элитным клубам, путешествуем, мне хочется смеяться. И я смеюсь в одиночестве, захожусь безумным и одиноким светом в темноте, где единственный источник света – старый телевизор.

Я лежала на кровати, считая минуты, секунды. Читала сообщения от многочисленных друзей. Кто-то на пляже, кто-то на вечеринке, вот парни в пляжный волейбол играют, вот девчонки в горах, вот черлидерши фотографируются с какой-то знаменитостью на концерте. Все готовы поделиться со мной своей радостью, но никто не хочет выслушать меня. В те минуты я понимала, что у меня много знакомых, а друзей не было. Забавно, даже когда со мной из-за Марка все стали общаться, ничего это не принесло, только одиночество и разочарование. Быть может, Марк и впрямь был единственным человеком, любившим меня? Но где гарантия, что он любит действительно меня, а не развеселую и красивую Сандру, красящуюся в три слоя и зажигающую ночь напролет после влитой в неё бутылки пойла?

Нам нужно поговорить, Сандра. Я подъеду?

Я снова и снова перечитываю сообщение. Да, это действительно написал Марк. И он действительно хочет поговорить со мной. Какая-то часть меня яростно противится, но я запираю её на замок.

– Не сейчас, крошка, не сейчас, – говорю я себе, – Будь хорошей девочкой и поговори с этим несчастным парнем.

Эти отношения лучше прекратить, раз и навсегда. Я злая, бесчувственная, монстр, питающийся чужой кровью. Но и мне не чуждо сострадание.

 Да, заедь за мной в кафе, где работает Бекки.

Бекки была нашей общей знакомой. Хорошая девочка, слишком хорошая для этой дыры. Ей бы вырваться, но нет, ей и так хорошо. А может, просто боится.

Сегодня было пасмурно, но это не спасло меня от обливания потом. Я шла по раскаленному асфальту, представляя, как плавятся мои шлепки и на обожженной коже вздуваются волдыри. Подошла к кафе, уселась за стол. Рядом Бекки домогались какие-то латиносы, шлепали по заднице, а она смеялась. Ну и что ты тут смешного увидела, глупенькая?

Подъехал Марк. Как всегда, красивый и миловидный, похожий на мальчишку, весь в веснушках, с обгоревшими растрепанными волосами. А моя тушь растеклась, словно я ревела.

Я села к нему рядышком. Мы поехали по дороге. Впереди сквозь серые тучи пробивался веер солнечных лучей. Что-то капнуло.

– Мне кажется или на меня птица насрала? – проворчала я, поднося руку к волосам.

– Да нет вроде, – сказал он, едва сдерживаясь от смеха, – Сегодня дождь обещали.

– Я уже думала, эта засуха никогда не закончится и собиралась с бубном танцевать, – буркнула я.

 Он смеялся, а я почти плакала. Хорошо, когда тушь и так размыта.

– Будешь? – он протянул мне свёрток с едой, – Ма заказала какую-то муть, даже ума не приложу откуда, типа ей экзотики захотелось. В итоге есть не стала, отдала мне.

– А ты её отдаёшь мне?

– Ну да, она такая же странная, как и ты.

Я развернула. Нечто непонятное, желеобразное. Я пожала плечами и съела, даже не поморщившись. Сейчас мне было всё равно, что есть, хоть лобстеров, хоть дерьмо, я бы не почувствовала ни удовольствие, ни отвращение.

– Ну ты даёшь, – присвистнул он, – И впрямь монстр.

Мы выехали за предел города. Начинало темнеть, собиралась гроза. Шел косой дождь, стуча по машине. Мои волосы слиплись, косметика окончательно размылась, сквозь маску просматривались уродливые черты истинной Сандры. А Марка дождь только украшал, мокрые кудри делали его похожим на ангела. Ну и как такого считать плохишем?

– Знаешь, зачем я тебя позвал?

– Да уж явно не за тем, чтобы кормить какой-то желеобразной хренью.

– Откройся мне, покажи настоящую себя. Вот без шуток и отнекивания, что скрывается за этим макияжем и драным платьем?

Я рассмеялась. Истерически. В этом смехе был скрытый крик о помощи. Но Марк её не слышал, он вообще ничего не слышал и не замечал.

Он выжидающе на меня смотрел, склонив голову. Я стерла тени, тушь, помаду, тональный крем. Осталось лишь голое, неприкрытое уродство. Опустила край платья, открыв уродливые шрамы.

– Ну что, любишь меня такую? – спросила я сквозь смех, – Ну вот она, настоящая я! С кучей комплексов и тараканов в голове! Меня бьет отец и не любит мать, когда я спросила родителей, если бы у них была возможность повернуть время вспять и сделать аборт, знаешь, что они ответили?! Они ответили «да»! Я режу свою кожу до мяса, до костей, я упиваюсь своей физической болью, потому что душевной-то у меня нет! Я ни-че-го не чувствую! Я с тобой встречалась, потому что ты любил меня, как последний безумец, я упивалась твоей любовью, потому что сама я любить никого не могла! Я вру, вру бесстыдно! Я не раскаиваюсь никогда, не жалею о своих поступках, даже жестоких! И даже сейчас, зная, что причинила тебе боль, я не жалею об этом! Мне всё равно! Ну что, нравится?! Как тебе, а, как тебе Сандра-вампир, вся такая идеальная и совершенная?! Любишь ли ты меня такую?!

– Люблю.

В отличии от меня, он не кричал. Он сдавленным голосом произнёс одно-единственное слово. Я не нашла в себе силы посмотреть на него.

– Я люблю тебя.

– Заткнись!

– Не заткнусь!

– Останови машину.

Он остановил. Я выскочила и побежала прочь. Мокрая трава прилипала к голым ногам, ступни и шлепанцы были в земле, я вся была мокрая, грязная и противная. Марк уехал в противоположную сторону. И когда я наконец обернулась, то увидела лишь удаляющийся силуэт.

Том нашел меня лежащую на траве в полусонном состоянии. У меня болела голова, заплакать я не могла. Я ненавидела себя, а больше всего то, что даже на то, чтобы умереть, у меня не хватает сил и смелости.

– Оп-па! – присвистнул он, – Сандра, ты че, перебрала что ли?

– Отстань, отвали, я хочу умереть.

– А может, не надо? Давай лучше накуримся.

– Не хочу курить, исчезни. Ненавижу тебя.

Он поднял меня на руки и отнес в свою машину. Он даже в сортир, что ли, на ней ездит?

Пока мы куда-то ехали, он молчал. Я тоже. Я лежала на заднем сидении, заботливо укрытая пиджаком его водителя. Он привез меня домой и отнес в гостинную.

– Приготовьте ванну, – сказал он кому-то.

– Не надо ванну, обойдусь.

– Ладно, – легко согласился он, – Чай? Кофе? Меня?

– Всё сразу.

Принесли две дымящиеся чашки. Я взяла одну, поднесла к губам, сделала глоток. Аромат и тепло подействовали на меня успокаивающее.

– Разве ты не должен быть на море?

– Я вернулся, – хмыкнул он, – Потом родаки приедут. А пока тут никого нет, раздолье…

– А почему ты не удивился, увидев меня без косметики?

– А чему удивляться? – спросил он, – Мало, что ли, девушек без косметики видел? – он молча наблюдал, как я осушила кружку, – А че случилось?

– С Марком поссорилась.

– Ну, кто бы сомневался, – хмыкнул он.

– Заткнись, Том. Мы поссорились и я наговорила ему гадостей. Он сказал, что будет любить меня даже вот такую, – я указала на своё лицо.

– Ну да, ты у нас скрытная. Девочка-загадка. А он открытый, искренний. Ты ненавидишь себя, а он тебя любит.

– Вот именно.

– Есть такие люди. Когда они привязываются, то очень крепко, фиг отдерешь. А в обмен отдают всю душу. Это тебя напрягает, да?

– Типа да. Уж лучше бы ненавидел. Тогда хотя бы это было заслуженно. А любить меня не надо.

– Как это смешно, на самом деле. Человека, который ненавидит себя, любят многие.

– Поэтому тебя никто не любит?

Он фыркнул. Марко бы обиделся на такую шутку, а этот только такие и понимает.

– Не парься насчет Марка.

– Я не хочу ломать ему жизнь.

– Но это его выбор, верно?

Он достал сигару и закурил.

– Я такая сволочь. Такая сука.

– Я тоже.

– Нет, ты не сволочь. А я сволочь.

– Не пытайся со мной тягаться, я по этой части мастер.

Мы ещё так долго шутя препирались и гоняли чаи. Он изо всех сил пытался заставить меня дико ржать, позабыв обо всём на свете и у него это действительно получалось. Ближе к полуночи я хохотала, хрюкая, как самая настоящая свинья. Впрочем, он тоже.

 LeaKills: Ну че, как там с Марком? Сходила к тому психологу?

Sandra21: Да отвали ты от меня с этим Марком, расстались мы, всё. Больше не обсуждается.

LeaKills: Чеееее?! Ты че, стебёшься?!

LeaKills: Какой нафиг «расстались»?!

LeaKills: Вот почему у вас всё не как у людей?! Он красавчик, любит тебя как фанатки группы One Direction своих кумиров, че те ещё надо?!

 LeaKills: Ладно, извини, я погорячилась. Тяжело переварить такую информацию. Что у вас случилось? Ты сходила к психологу, которого я тебе посоветовала?

Sandra21: Нет, я не ходила к психологу. Я его бросила, поточу что мы не подходим друг  другу. Он хороший, я плохая. Всё просто.

 LeaKills: Ну ты пипец королева драмы. Ну не подходите, и? А как же любовь?

Sandra21: Со мной возможны только деструктивные отношения. Так ведь это называют?

LeaKills: Ладно, фиг с тобой. Я пошла пялиться на звёзды. Жди новые фотки!

Я вздохнула и убрала телефон в карман. Обычно от разговора с подругой становится легче. Но мне не стало.

– Нет, детка, так не пойдёт, – сказал Том, – Забыли о Марке. Всё. Давай веселиться и нести всякую хрень.

Он протянул мне плитку шоколада. Белого, как я люблю. Как мило, он помнит. Включил телевизор, там шло какое-то дебильное, но жутко смешное шоу. Мы смотрели телевизор, смеялись, жрали. Том курил траву, я курила сигареты. Он пытался и меня скурить, но я активно упиралась. Так мы просидели до утра. Предки убьют меня. Да и пофиг.

– Ого, что-то засиделись мы с тобой, – он встал и потянулся. Красный халат упал на пол. Волосы растрепались и выглядели грязными, в них запуталось перышко.

– Пожалуй, – согласилась я.

У меня зазвонил телефон. Марк. Мне снова поплохело. Чего ему опять надо от меня?

– Извините за беспокойство, вы девушка Марка Эрио? – спросил незнакомый голос.

– А что случилось?

– Он попал в аварию. Потерял управление и сорвался на машине вниз, на дно оврага. К сожалению, до его матери мы так и не смогли дозвониться.

– Тогда я могу приехать?

– Да, конечно.

Том вопросительно посмотрел на меня.

– Марк попал в аварию.

====== О тайной любви и бессильной ярости ======

Мы поехали в больницу. По дороге я смотрела в окно. Шел ливень, улицы буквально залило водой. Люди попрятались по домам. Небо было серым.

Мы подъехали к небольшому зданию больницы. Помчались по коридорам. Туда-сюда сновали больные, ослабленные лекарствами, раздраженный медперсонал. Мы побежали в отделение реанимации.

– Ну что? – спросила я врачей.

– Состояние нестабильное, так что мы вас к нему пока не пустим. Вы пока подождите. Мы сделаем всё, что в наших силах.

Я послушно опустилась на скамейку. Где-то орала и плакала женщина и успокаивали её врачи, скандалила молодая пара, бесились дети. На стенах висели всякие информационные плакаты о строении тела и первой медицинской помощи.

– Это было самоубийство, – наконец сказала я, – Очевидно, что это из-за меня. Его кровь на моих руках.

– Успокойся, это вполне могла быть и случайно Может, он наклюкался перед тем, как написать тебе?

– Нет, если бы он был пьяный, я бы это поняла.

– Ну… Он же всё-таки неопытный водитель. Вполне мог потерять управление.

– Особенно учитывая то, что я на него перед этим накричала…

– Слушай, перестань. Это уже случилось. Твоё самобичевание не отменит аварии и не исцелит его волшебным образом.

Но самобичевание – это минимум, который я заслуживаю. Мне ведь даже не больно. По-прежнему я ничего не чувствую. Я совершенно, абсолютно бесчувственная. Я вспоминаю моменты, проведенные вместе. Лучшие моменты. Как я, в очередной раз избитая отцом, пыталась сбежать из дома. Первый, кто пришел на ум, был Марк. К нему я и пошла. Он не стал задавать лишних вопросов, приютил меня, напоил какао, предоставил ванну. Мать его валялась пьяная, так что как минимум одна спокойная ночь была в нашем распоряжении. Он предоставил мне свою кровать, а сам лег на пол. Я отговаривала его, говорила, что сама могу на полу лежать, а он отвечал, что для его спины на полу лежать всё равно полезно будет.

Впрочем, поспать нам так тогда и не удалось. Мы сидели в комнате с выключенным светом, глядели в окно и разговаривали. О том, о сем. О своих любимых фильмах, музыке. Мы любили одно и то же, ибо смотреть у нас особо было нечего. Как и слушать. А он рассказывал о своем детстве. Он, как и я, был нежеланным ребенком. Отец бросил мать именно из-за её беременности и мать за это ненавидела Марка. А сейчас всё, что осталось от жизнерадостной и темпераментной женщины – алкоголичка, в перерывах между запоями либо жрущая, либо пропадающая неизвестно где. Жили они на пособие.

Я представляла его лицо. Его улыбку. Его глаза. Его тихий, как будто стыдливый смех. Его ямочки на щеках, неравномерно распределенные веснушки. И ничего не чувствовала. Как будто все чувства во мне заблокировали. Я превратилась в биоробота, куклу, виртуальную частицу, лишь жалкое подобие человека.

– Ударь меня, – сказала я Тому.

– Чего? – он удивленно на меня посмотрел, – За что мне тебя бить?

– Я хочу почувствовать боль. Я хочу узнать, что я живая.

Он взял меня за запястье и замер.

– Пульс есть, – серьёзно сказал он.

Я промолчала и закусила губу. Мне не было больно. Я испугалась.

– Я мертва, – прошептала я ему, – Я мертва, Том, я мертва. Я мертва.

– Не мертва, – сказал он, заглянув мне в глаза, – Ты живая. Просто у тебя шок. Это нормально.

– Нет, я мертва. Я не чувствую боль. Я не чувствую вину. Я мертва.

– Если бы ты была мертва, то мы бы сейчас не говорили. У тебя шок от того, что дорогой тебе человек в смертельной опасности.

– Дорогой?..

– Да. Можешь отнекиваться, сколько хочешь, но ты любила его. Потому и оттолкнула. Потому что не хотела, чтобы он страдал. Только любящий человек способен на такое.

– Я не любила его.

– Любила.

– Нет!!!

– То, что ты испытывала к Марку, было любовью, но ты этого не поняла. Потому что тебя не научили любви. Ты нежеланный ребенок, у тебя нет друзей. Я слишком скуп на проявление чувств, а Леа слишком занята своими болячками.

– Когда он меня спросил, люблю ли я его, я пыталась найти в себе это чувство. Но обнаружила лишь пустоту. Ты делаешь из меня этакую несчастную девицу, когда очевидно, что я пустышка. Это неправильно.

К нам подошел врач.

– Ну? – накинулись мы на него.

– К сожалению, нам не удалось спасти его.

– Что?! – Том надвинулся на врача, – Что значит «не удалось спасти»?!

– Травмы были слишком серьезными. Мы сожалеем.

– Вы должны были спасти его! Он не мог умереть! – казалось, я видела на лице Тома живые эмоции впервые, – Не мог, понимаете?!

Гул. Как у сломанного телевизора. Настойчиво раздирал мои уши мерзкий, противный гул.

– Мы ещё не закончили наш разговор… Мне так многое ему нужно сказать, – прошептал Том.

Голоса Тома и врача словно доносились до меня сквозь бурю. Хотя, скорее сквозь гул. Казалось, будто они разговаривали на каком-то незнакомом языке. Я перестала понимать происходящее вокруг. Что я здесь делаю? Стены кружили вокруг меня, потолок грозился раздавить меня. А белый цвет ослеплял меня.

Очнулась я уже на улице. Я лежала на скамейке, укрытая его халатом. Он сидел рядом и гладил мои волосы.

– Меня не было, нет, и не будет. Я – невидимое пятно, – сказала я не своим голосом. Именно не своим. Казалось, будто другой человек говорит.

– Ты была, ты есть, и ты будешь. Я не позволю тебе сойти с ума.

– Да что ты можешь сделать? Я ведь уже мертва.

– Ты не мертва.

– Перестань твердить одно и то же. Я не хочу тебя видеть.

– Хорошо. Тебе нужно побыть одной, я понимаю.

Он встал и ушел. У меня снова загудело в ушах. На этот раз громко. Как будто сирена звучала, оповещающая о катастрофе. Я заткнула уши, но это не помогло.

– Ну че там? – услышала я издали доносящийся грубый голос.

– Она шокирована. Ей нужно побыть одной, – сказал Том. Я едва разобрала слова. Их машина была припаркована позади меня, недалеко. Нас разделял здоровенный драндулет, – Я хотел сегодня ей признаться, но не успел.

– Так че те мешает? Она ж типа сломлена, а тут ты весь такой утешитель. Она те на шею бросится, отвечаю.

– Она не из тех, кто так просто полюбит. Чтобы она начала мне доверять, мне понадобилось несколько лет. И то, не полностью. Да и не до этого ей. Они с Марком поссорились, а потом он погиб и многое осталось недосказанным. А тут я со своей любовью. Не кажется ли тебе подлым пользоваться чьим-то горем?

– Ты так промолчишь до конца своих дней.

– Видимо, да… Не вздумай говорить ей. Помни, что моя семья платит тебе жалование.

Не выдержав, я убежала. Подскользнувшись, я упала в лужу. Холодная вода и удар подействовали на меня освежающе. Я встала, подошла к забору и ударила по железным прутьям кулаком. Показалась кровь. Что-то хрустнуло. А я была в такой ярости и замешательстве, что не обратила внимание на резкую боль. Даже представляю, что сказала бы на это Леа: «Странная ты, Сандра, у тебя всё не так, как у людей. Когда тебя любят, ты бесишься. В ответ на пылкое признание ты хочешь ударить. Красивая, но ненавидишь каждый квадратный сантиметр твоего тела.» Я вспоминала её голос, пока капли дождя стекали по моим волосам, по моим плечам, по моему лицу. Ливень бушевал, улицы затопили лужи, небо было темно-серым, ветер развевал мои волосы и платья. Мимо проходили люди, не замечая меня. Я была совсем одна, и при этой мысли мне хотелось сойти с ума.

Я ударила по прутьям снова. И снова. И снова. Я била, пока мои кулаки не превратились в кровавое месиво. Я сама не понимала, на что я злюсь, от чего хочу убежать. Марк был единственным человеком, который любил меня, даже зная, что я законченная сволочь. Даже в последние минуты он думал обо мне, даже сорвавшись в пропасть, падая навстречу пустоте, последней его мыслью была я, уж я-то знаю. Мое имя застыло у него на губах, а словам так и не суждено было быть произнесенными. Я не любила его, я любила его любовь ко мне. Потому что даже родители меня не любили так, как любил он. Мне нравилось, что он страдает по мне, но никогда не хотела, чтобы это закончилось так. Я не хотела, чтобы он умирал!

– Глупышка. Чего плачешь? Кто тебя обидел? – услышала я его голос как наяву. Да, он именно так бы и сказал. Слово в слово.

– Я обидела, – вслух произнесла я, – Я – стерва, тварь. Зачем ты меня любишь?

– Именно потому что ты стервочка, – рассмеялся голос у меня в голове, – Я люблю тебя, потому что люблю. Разве нужна причина?

– Не все люди заслуживают любви. Особенно таких, как ты. Извечная проблема: хорошие мальчики любят плохих девочек, хорошие девочки любят плохих мальчиков. А хороших кто любит? Любить надо хороших, а меня оставьте в покое.

Чьи-то теплые руки обняли меня сзади. Волосы защекотали мою шею.

– Ты думаешь, я оставлю тебя вот так?

Это был Том.

– Не думаю, а знаю. Оставь меня наедине с моей болью. Если она вообще есть.

– Чтобы она сожрала тебя? Не оставлю. Никогда. Ни за что.

Я толкнула его локтем, попав в солнечное сплетение. Он упал прямо в лужу.

– Да что же вас так тянет на меня?! – закричала я, – Ты видел, что я сотворила с Марком? Хочешь закончить так же?!

– Извини…

– Уйди, оставь меня одну!

Он поднялся и заковылял прочь. В этот миг завибрировал мой телефон.

Хей, я сейчас приеду! Встречай меня с кучей жратвы!

Леа, ты, конечно, вовремя. Хотя, может, от разговора с тобой мне станет легче? Я побрела в сторону её дома. Там уже была её машина. Когда я подошла, подруга выскочила оттуда и бросилась мне на шею. Запахло молоком и травой. Леа была теплая, смуглая, с выгоревшими волосами и множеством веснушек. Я была бледная, с растрепанными волосами и проросшими корнями. И холодная.

– Ну че, как деревня? В навозе рылась и кур гоняла?

– А нормально!

– А Марк умер.

– Че?!

– В аварии погиб. Покончил с собой из-за меня. Ударь меня, пожалуйста.

– Не буду я бить тебя…

– А надо бы. Я убийца.

– Ты не виновата.

– Нет, я виновата.

– Тебе нужен психотерапевт.

– В жопу психотерапевта.

– Нет, не в жопу. С психотерапевтом разговаривают.

– О, да ты у нас остроумная стала. Ну, видимо он и впрямь хорош. Подкинь телефончик.

Я списала у неё телефон психотерапевта. Затем мы пошли к ней, я помогла ей и её родителям разложить вещи. Потом они угостили меня ягодами. Я чуть не съела червяка, её отец долго ржал, а мать с укоризной смотрела на него. А потом она сказала мне, что у меня отросли корни и вскочили прыщи. И что я запустила себя. Я кивнула и пообещала исправиться, скрестив за спиной пальцы.

Когда я вышла, уже выглянуло солнце. Над городом показалась радуга. Лоскутное небо отражалось в лужах. Пахло озоном, мокрым асфальтом, листвой и травой. Выглядывали из домов люди. Впереди дети плескались в луже. Хозяйка китайского ресторанчика помахала мне рукой, я ей в ответ. Она вывешивала мокрое бельё. Соседские подростки громко переговаривались, парень щипал девушку за зад. Среди них была Бекки, она молчала в сторонке. Очкарик сидел на скамейке и читал Эдгара По. Сосед сидел на крыльце с директрисой, они о чём-то мило беседовали. Меня они не заметили. Другая соседка крикнула, что на днях занесет варенье для нас. Я поблагодарила её. Я зашла на наш участок. Отец опять валялся пьяный на полу в гостиной. Мама смотрела сериалы и ела начос.

– Опять шлялась непонятно где? – набросилась она на меня с порога.

– Марк умер.

– О…

– Я буду в своей комнате.

Я удалилась в свою комнату. С плакатов на меня смотрели всякие поп– и рок-певицы и певцы. Я села на скрипучую кровать, достала телефон и набрала номер психотерапевта.

– Здравствуйте, это мистер Милтон? Я хочу записаться на сеанс.

====== О голосах прошлого и самопожирании ======

Ночью я видела его. Он стоял у меня под окном, продрогший и намокший. Меня будто парализовало и я не могла подбежать к окну и закрыть шторы. А он стоял среди капель дождя и молча смотрел на меня. Просто смотрел. Мокрые вьющиеся волосы падали ему на лицо, голова была чуть опущена. Я хотела, чтобы он ушел. А ещё хотела, чтобы поскорей наступил рассвет.

Мама сказала, что я отвратительно выгляжу и что мне надо перестать ночами играть в телефон. Я не стала говорить ей, что видела Марка, так как знала: она не поймёт.

Клиника находилась на другой стороне города. Для этого мне пришлось попросить родителей Леа меня подбросить. Мать Леа посоветовала мне знакомого парикмахера. Я вышла, поблагодарила их и направилась в сторону здания.

Обычный, белый дом. На скамейках сидят плачущие женщины, у кого-то синяки. Рядом играют дети. Какой-то мальчик тычет палкой в мертвую птицу. Мужик орет на кого-то по телефону. Внутри было почти темно и холодно. Персонал был неприветливым и хмурым.

– Агрх! Черт возьми!

Какая-то худая девушка с растрепанными короткими волосами розового цвета пила таблетки, запивая их виски. Потом она заметила меня.

– У тебя есть антидепрессанты?

– Нет.

– А ты новенькая?

– Да.

– А че случилось?

– Умер парень.

– Жалко. А у меня расстройство пищевого поведения.

– О.

– У меня была анорексия. А потом булимия. И теперь опять анорексия.

– О.

– А когда я была толстой, никто не верил, что у меня анорексия. А некоторые говорили, что мне это полезно. Да пошли они к черту, тупые ублюдки, сыновья и дочери собак.

– Собаки лучше них.

– Не знаю, меня одна за жопу укусила.

– Сочувствую.

Потом розововолосая куда-то убежала, меня вызвали. В кабинете сидел очкарик в строгом костюме и напомаженными черными волосами. Хотя, если приглядеться, то они просто сальные.

– Итак, Сандра Алькона, верно?

– Да.

– И что же вас беспокоит, мисс Алькона? Можете не стесняться, всё, что Вы скажете, останется лишь в этом кабинете, если Вы захотите.

И тут меня как прорвало. Я смеялась, рыдала, кричала в исступлении, а он торопливо делал пометки у себя в блокноте и задавал наводящие вопросы. Потом он сказал, что у меня клиническая депрессия и прописал медикаменты. И назначил сеанс психотерапии. Теперь я буду станционарно лечиться. Впрочем, я уже это проходила и отнеслась к этому скептически.

За мной заехал Том. Как всегда, в красном халате, с хвостиком и окутанный дымом. Машину вел тот же верзила. Делать было нечего, пришлось согласиться. Я старалась не смотреть на него. Мне было неприятно видеть Тома, он напоминал мне о Марке. Воспоминание о той ссоре ещё свежо в моей памяти. И эти глаза, полные боли и отчаяния. Я пыталась пробудить в себе чувство любви, но его не было, просто не было. Я натыкалась лишь на гулкую пустоту. Я проваливалась в неё, тонула в ней. Всё-таки Том ошибся, я не любила Марка, я вообще никого не любила. Я бы предпочла, чтобы Марко меня ненавидел, презирал. Тогда я бы поняла. Я не заслуживаю любви такого человека.

– Ну что, любишь меня такую?!

– Люблю.

Нет, я не должна это вспоминать.

– Ты знаешь про меня всё, я про тебя ничего.

Заткнись, Марк!

– Кто ты, вампир?

Нет! Нет! Нет!

– Я вижу твои зеленые глаза, но что кроется за ними? Может, они пустые?

Вон из моих мыслей! Вон из моей головы!

– Сколько сердец ты разбила и сколько разобьёшь?

Нет! Это уже было, это уже прошло! Тебя нет, ты просто не можешь говорить со мной!

– Ты кровопийца, Сандра. Ты медленный яд. Ты начала убивать меня, как только мы познакомились, как только я вступился за тебя.

Я сжала руки в кулаки. Ногти впились в кожу. Показалась кровь.

– Убийца! – послышался крик с улицы, – Ты убила его! Убийца!

– Нет… – сдавленно прохрипела я.

– Убийца! Нет тебе прощения! Убийца!

– Нет! – уже громче сказала я.

– А я говорю, убийца! Ты оставила ребенка одного, а сама ускакала трахаться с каким-то ублюдком! Это из-за тебя он умер! Своего сына погубила!

Бабушка кричала на молодую девушку, которая с затравленным видом слушала её. Я покрылась холодным потом. Живот скрутило. Голова закружилась. И снова гул.

– Том, останови машину! – не своим голосом закричала я.

Парень, удивившись, приказал водителю остановиться. Я выскочила и побежала куда глаза глядят. Мной двигал дикий ужас. Так сильно гудело, что, казалось, из ушей потечет кровь. Голова раскалывалась.

– Ты мой медленный яд, ты медленно меня убиваешь. А мне это даже нравится. Я никогда не стану тебя ненавидеть, я буду любить тебя, даже когда ты меня терзаешь. Это твоё наказание.

– Да заткнись ты уже, Марк, заткнись!

Но он не замолкал. Я стала биться головой об стену какого-то дома. Благо, место было огорожено другими домами и какими-то ящиками и тут мало было народу. Днем здесь никого нет, при свете солнца это непримечательное полузаброшенное здание, но ночью оно оживает. Безумцы и отбросы стекаются сюда отовсюду, тени пляшут на стенах и призраки прошлого стоят на страже храма прошлого, пуская лишь избранных сюда. Отвергаемый всеми здесь герой и всеобщий любимец, а ложь становится правдой. Может, они и меня примут к себе? Но до ночи далеко.

Лоб весь в крови, на стене остались пятна крови. Рядом кто-то своей кровью вывел надпись:

Любви предела нет.

Мы к одиночеству привыкнем,

Здесь утешение найдём.

Я тихонько матюгаюсь. Рану щипает, в неё попала грязь. Голос стал тише, но не замолк. Он повторяет лишь одно слово. Люблю. Люблю. Люблю. Люблю. Люблю. Люблю.

– Если хочешь, чтобы он замолчал, возьми это.

Я обернулась. Я не видела его лица, но он мне сразу не понравился.

– Я не употребляю наркотики.

– Это не наркотики.

Я посмотрела на упаковку. Антипсихотик с жутким названием. Отпускается с рецептом. Я пожала плечами и взяла одну таблетку и проглотила, не запивая.

– Он вернется, когда действие закончится. Так что возьми ещё.

– Обойдусь.

Я ушла. Услышала, как парень упал на асфальт. Похоже, так и остался лежать. Пожав плечами, я ускорила шаг.

И тишина… Благословенная тишина. Марк заткнулся. Убийцей меня никто не обзывает. Но от темных уголков я всё равно шарахаюсь. Я вернулась домой и включила телевизор, как раз шел мой любимый сериал. Я наблюдала за происходящим на экране без малейшего интереса, даже не вникая, что там происходит. А потом заснула. Сон был долгим и тревожным, засасывающим меня, как болото.