Текст книги "Чёрная шляпа (СИ)"

Автор книги: Люрен.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

– А может, боялся, что я накинусь на тебя из-за голосов в голове? – огрызнулась я.

– Прости, Клэр. Мне правда не хватало тебя. Я каждый день думал о тебе.

– А ночью? – съязвила я.

– Ночью я спал, – ничего не заподозрил Дейл, – Но как-то раз ты мне приснилась. Мы гоняли на дельфинах.

– А они бы нас выдержали? – недоверчиво спросила я.

– Кто знает, – пожал плечами Дейл.

– Должно быть, это специальные сонные дельфины. Ареал обитания – сновидения счастливых людей. Основной рацион – радость. Неиссякаемый ресурс, если им делиться добровольно.

– Наверное, – промямлил Блейн.

Он пристыженно опустил глаза, переминаясь с ноги на ногу. Мне стало жалко его.

– Да ладно, – сказала я, – Всё в порядке. Ко мне тогда в любом случае лучше было не соваться. А с Габриэль что? Её больше не обижают?

– Не знаю, она за Клариссой постоянно таскается, – сказал Дейл, – Они здорово подружились.

– Вот как? – спросила я, – Это хорошо. Я всегда хотела, чтобы у неё появился друг. Ну, кроме меня, конечно.

Он не нашелся с ответом. Я вздохнула и села на скамейку, закрыв лицо руками.

– Так хочется уехать отсюда. Или даже улететь. Сесть на самолет, занять место возле иллюминатора и смотреть на исчезающую в облаках землю. И чтобы ко мне подошла стюардесса, а я у неё заказала говядину с макаронами. И оливки.

– А я не люблю оливки, – сказал он.

– Тогда отдашь их мне, – сказала я, – Мне больше достанется.

– Ты возьмешь меня с собой? – удивился Дейл.

– А ты пойдёшь? – спросила я.

– Да… – прошептал Дейл.

Честно говоря, я вообще не придала значения этому глупому обещанию. В отличии от него.

====== Песня о кусте ======

– Бррр! Холодно же!

– Нормально!

– Куда раздеваться начал, извращенец?!

– Ай! Меня что-то укусило!

– Это пиранья!

– Ты идиот! Они здесь не водятся!

Мира с разбегу вбежала в воду. Герман снял рубашку и задрал джинсы.  Риша шла позади всех, то и дело вздрагивая от прикосновения холодной воды. Я подобрала подол юбки, скинула сандалии и брела по мянкому илистому дну.

Этот пруд был грязным, мутным, даже в летний зной холодным. В нём плавали водяные птицы, вокруг росли деревья, которые красиво цвели весной. как сейчас, например. К пруду вела небольшая лесенка, а дальше – зеленые просторы с далеким старым, но изящным и красивым желтым домом. Ходят слухи, что это родовое поместье семьи, от которой давно ничего не осталось. Какому психу приспичило поселиться у чёрта на рогах – это отдельный вопрос. Если это вообще правда.

– Эй, Дейл! Не будь занудой! Иди к нам! – позвал друга Герман.

Тот сидел на белых ступеньках с накинутым на плечи плащом. Возле него лежала наша верхняя одежда, носки и обувь. И бутылка с лимонадом.

– Оставь его в покое! – взбесилась Риша.

– Хватит ссориться, – сказала я.

– Точно, – поддакнула Мира, – Не стоит злиться на неразумного.

Я вошла по пояс в воду. Кажется, наткнулась на теплый ключ. Нога наткнулась на осколок, но я вовремя убрала её. Волосы веером плыли сзади, а шляпа защищала от только начинающего входить в силу солнца.

– Я тут чуть не утонула, – сказала Риша, – Меня вытащил какой-то мужик. А наблюдавшая за нами тетка сказала, что тут уже 2 человека утонуло на её глазах.

– И она так же наблюдала, не предпринимая никаких действий? Жуть, – передернуло Дейла.

Я шла дальше. Вода тормозила мои движения. Я двигалась словно в замедленной съемке, и каждое моё движение было изящным и плавным.  Было бы здорово, если бы люди додумались танцевать в воде. Тогда у всех бы это получалось, и все бы чувствовали себя грациозными ланями.

Вдруг звуки исчезли. Я очутилась один на один с плотным слоем грязной холодной воды. Если наткнешься на холодный ключ, то ногу может свести судорогой, и ты не сможешь всплыть. Кажется, мне и впрямь стало труднее двигаться.

Наткнулась на острый край консервной банки. Порезалась. Вскрикнула и в рот хлынула вода. Судорожно вздохнула, задергалась, замахала руками.

Чьи-то пальцы коснулись меня. Темплые. Мягкие. Я, как за соломинку, схватилась за них. Вторая рука схватила меня за локоть. Меня вытащили на поверхность, отнесли на руках на берег, положили аккуратно на землю. Чьё-то лицо приблизилось к моему. Я закашлялась, выплюнула воду, резко вскочила.

– Я в порядке, в порядке! – завопила я.

Риша накинула мне на плечи свою ветровку.

– Надо отвести тебя домой, – сказала она, – И дать сменную одежду.

– Кто меня вытащил? – спросила я, – Не ты ли, Дейл?

– Нет, – как-то грустно ответил Дейл, – Это сделал Герман.

– Да, это так потрясно выглядело! – оживилась Мира, – Вынес тебя из воды, как принцессу! И шляпу не забыл на тебя нахлобучить, а то ты бы мозг нам вынесла всем.

– Хватит, – вмешалась Риша, – У кого дом ближе?

– У меня, – сказал Герман, – У меня почти что у самого озера.

Риша взяла меня под руку и повела впереди всех. Меня всю колотило, ноги стали словно ватные. С воды стекала вода, с волос тоже, но у меня не было никаких сил отжимать их. Руки безвольно повисли.

– Как будто пробежала кросс, – сказала я.

– У меня так было после того, как меня вытащили, – кивнула Риша, – Ничего, скоро пройдёт. Приведем тебя домой, поешь, попьешь, обсохнешь. Всё наладится.

Мы пришли домой к Герману и заняли гостиную. Герман дал мне какую-то бесформенную футболку, которая мне в платье годилось. Я переоделась в неё в ванной, высушила волосы феном, наконец отжала шляпу, стараясь не снимать её.

Мы смотрели телевизор, умяли целую салатницу и погнали Германа готовить ещё. Включили телевизор на музыкальный канал, подпевали хитам, смотрели журналы, пытались научиться играть на гитаре. Дейл сидел в сторонке, и только Риша поняла, что ему некомфортно. Дейл заверил её, что всё в порядке, но теперь и я заметила, что это было не так.

– Пора бы домой тебе возвращаться, Клэр, – вечером сказала Риша, – Родители будут беспокоиться.

– Ну вы и скучные, – недовольно сказал Герман, – А как же наши ночные посиделки?

– Пойми, Герман, мы не будем вечно тусовщиками, – сказала Риша, – Когда-нибудь нам придется начать взрослую жизнь.

– Бла-бла-бла, – закатил глаза Герман, – Какая ты зануда всё-таки.

– Все компании когда-нибудь распадаются, – повысила голос Риша.

– Вот и начинай свою взрослую жизнь, сколько влезет, а я буду тусить, – заявил Герман, – Ты со мной, Клэр?

Он посмотрел мне в глаза. Как обычно, насмешливо и чуть лукаво. Но во взгляде читалась надежда.

– Извини, Герман, мне правда нужно идти, – с тяжелым сердцем ответила я.

Замешкайся я, и отказать было бы труднее.

– Ну и иди.

Герман отвернулся к стене. Скрепя душу, я встала, попрощалась и пошла с Ришей и Дейлом.

– Идешь? – спросила Риша у Миры.

– Наверное, – нехотя согласилась Мира.

Мы вышли из его дома. Мира и Риша направились в одну сторону, а мы с Дейлом в другую.

– Нехорошо получилось, – пробормотала я.

– Я хотел тебя спасти, – сказал Дейл, – Но промедлил. Боялся.

– Все нормально. Я бы тоже испугалась.

– А Герман не испугался. Он, не раздумывая, бросился тебя вытаскивать. И дом его был поблизости… Я такой бесполезный. Всегда был таким. Разочарование – так меня называли в детстве.

– Думаешь, Герман лучше?

– Он такой… Харизматичный. Есть в нем что-то, что заставляет других людей тянуться к нему.

– Нашел, кому завидовать. Герман – обыкновенный придурок, который никогда не повзрослеет. Такие, как он, обречены и в 40 лет вести себя как конченные раздолбаи, без работы и денег, зато всегда с бутылкой и в баре.

– Как мой дядя, в общем.

– Ты считаешь, что твой дядя лучше тебя?

– Я…

– Не считаешь. Вот и Германа не считай лучше себя.

– Но при этом я отталкиваю от себя людей. Только успеваю к ним привязаться, как они теряют ко мне интерес.

– Думаешь, Германа любят больше? Ришу он бесит, хотя её все бесят, Мира вообще ко всем относится ровно.

– А ты? Тебе он нравится?

– Может быть.

– А я?

– Может быть. Давай не будем. Мне плохо от этого разговора. Я замерзла.

Я принялась растирать руками плечи.

– Можем пойти в магазин погреться, – предложил Дейл.

– Не хочу, – сказала я, – Хочу вернуться в психушку.

– Что там хорошего? – спросил Дейл.

– Много чего, – сказала я, – Долго рассказывать. Просто там я чувствую себя как дома. Ты там то всеми ладишь, и со всеми дружишь, даже если вы знакомы всего минуту. И там даже скука сладостная.

– Здорово, – сказал Дейл, – Наверное, хочется остаться там навсегда.

– Не знаю. Навсегда не удастся, а до конца лета – пожалуй.

– А… Ну, болезнь все еще прогрессирует?

– Я уже давно не вижу кошмаров. Как и других снов.

– Вот как…

– А у тебя есть, на чем меня подвезти?

– Нет… Но могу предложить переночевать у меня. Семья не против.

– Отлично!

Я легла вновь на ту мягкую постель. Может, и в эту ночь я обойдусь без сновидений?

Я становлюсь частью куста. Мои пальцы – хрупкие пруться веточек, мои ногти – зеленые листья, мои ноги – корни в земле, моя кожа – жесткая кора, а моя плоть – древесина. Не вижу, не слышу, не чувствую боли. Не имею возможности двигаться. Только ветер колышет мои ветви-пальцы, и птицы садятся и чирикают. В моих корнях ютятся мышки, жуки, вокруг летают шмели и пчелы.

Я куст. Не могу дотянуться до неба, даже не могу протянуть пальцы так высоко, как это делают деревья. Колосья не считают меня за свою, деревья смеются над моей низкорослостью.

Я куст, и ко мне приближается человек – для меня теперь это не более, чем едва ощутимое сотрясание земли. Говорят, есть те, кто могут двигаться, говорить, видеть. Есть те, кто дышут тем, что мы выдыхаем, и едят то, что мы производим. есть те, для кого углекислый газ – это яд. Но для нас они удобрения, часть теплой и рыхлой земли.

Раз, два – мои пальцы отваливаются, и кровь-опилки брызжет во все стороны. Меня срезают под корень, и я не кричу, только тихо шелестю листвой. Лежу горсткой веточек, и меня куда-то несут, чтобы поднести горящую спичку и заставить меня вспыхнуть. И я сгораю, куда-то лечу – то ветер разносит мой прах. Я наконец летаю, и я наконец могу дотянуться до неба. Теперь я выше деревьев.

– Я больше так не могу!!!

Я бью кулаком в подушку, потом прижимаю её к лицу, чтобы заглушить крик. Она впитывает мои слезы, сопли и слюни.

– Я слышал какой-то шум, – послышался голос Дейла в дверях, – Всё в порядке? Или мне уйти?

– Всё в порядке! – не своим голосом кричу я.

– Ладно… – обескураженно отвечает Дейл и уходит.

Я останавливаю его и прошу телефон. Дрожащими руками набираю номер Ласки.

– Здравствуйте. Можно записаться на приём?

====== Песня о сновидениях ======

Мизинец к мизинцу. Крыло к крылу. Пепел к пеплу.

Мы касаемся только мизинцами, кончиками фаланг. Холод фарфоровой плоти и оцепенение.

Мы красивы. До невозможности красивы. Прохожие заглядыватся нашими лицами. Взрослые – с насмешливым любопытством, дети – с собственнической жадностью, художники – с желанием разобрать на малейшие детальки.

Мы замерли среди тряпичных декораций, застыли в одинаковых позах и смотрим на мир стеклянными глазами. Безмолвные. Не понимаем друг друга. не знаем друг друга. Мы даже двинуться с места не можем. Всё, что нас связывает – жесткое прикосновение мизинцев. И сиюминутный каприз мастера, тут же забывшего нас. У него было много таких, и он не мог понять, кто лучший. И он творил, творил, творил. Клеил, рисовал, вдевал нитки, шил. Пытался найти совершенство с рвением истинного творца. Истинного ли?

Говорят, внутри нас пусто. Говорят, мы бездушны. Говорят, что у нас есть лишь наша красота, и если стереть все краски и раздеть догола, то ничего не останется, только никому не нужный мусор.

Поэтому, когда нас растаскивают, никто не смотрит на нас. Мы не кричим, потому что не может. Мы молчим, и эта тишина громче крика.

– Надо отдать жертву, – шепчет седая девочка, – Кому-то сердце, кому-то голос. Все что-то отдают.

– Но что я получаю? – хриплю я, – Только печальные истории. Хоть бы раз что-нибудь хорошее приснилось.

– Тьма не пропустит. Она окрасит твою одежду и шляпу.

– Вот как? Как окрасила оперение Ворона?

– Да. Знаешь, до тебя ведь были такие.

Она ведет меня по ряду кроватей. Словно нарисованные акварелью, они размыты, неясны, причудливы. Мы идем по коридору времени, и я молчу, боясь разрушить всё своими словами.

– Смотри. Справа от тебя.

Лежит. Грудь вздымается, дыхание свистит, словно ночной ветер. Лицо неподвижно и бело, словно высечено из мрамора.

– Он не мертв и не спит, – сказала Королева, но я уже догадалась, – Никто не знает, понимает ли он, что вокруг происходит. Но если ты его ударишь, он не вздрогнет.

Я стукнула его в грудь. Ноль реакции. Даже дыхание не изменилось.

– Наклонись, – приказала Королева.

Я склонилась над его лицом. Мои волосы рассыпались по его подушке. Я почувствовала затхлый запах, исходящий от него.

На секунду я увидела веснушчатого парня. Как будто шоколадом забрызгали. Вокруг него всегда дул ветер – для кого-то это был легкий ветерок, кого-то едва не сбивало с ног ураганом.

– Смерч? – спросила я, – Так его зовут?

– Нет. Теперь у него нет имени. А тогда он назывался Смерчем. Халаты его на дух не переносили. Зато дети обожали.

– Грустно.

– И вот, что теперь от него осталось.

– Я тоже такой стану?

– Кто знает? Может, чем-то похуже. Зависит от того, насколько сильно вцепишься зубами в ту часть себя, которая делает тебя человеком.

– Он тоже видел кошмары?

– А ты посмотри сама.

Я склонилась ещё ниже.

Коридор не был прямым., но не был и разветвленным. он извивался, как змея, ломался, изгибался, рисуя причудливые фигуры. Весь в рисунках, и чем дальше в него заходишь, тем более жуткими они становятся. А назад нельзя – раскаленное дыхание опаляет твою шею, и чтобы не быть схваченным в эти зубы, придется бежать изо всех сил. А чтобы оторваться, нужно бежать в два раза быстрее. А силы уже были на пределе.

Мне хватило пяти секунд. Я отпрянула и со злостью посмотрела на Королеву.

– Вот что. Мне осточертели эти сказки.

– Сказки? Думаешь, это сказки?

Глаза Королевы угрожающе сощурились. Две абсолютно черные черточки на фоне ослепительной белизны. Мне следовало остановиться, но я зашла уже слишком далеко, так что мне было уже неважно.

– Да, потому что это правда, вывернутая наизнанку.

– Ты не понимаешь своего счастья. Чтобы научиться видеть, как ты, мне пришлось многое отдать.

– Ну и отдавай сколько влезет, раз для тебя это так важно. А мне надоело! Я не хочу видеть кошмары, я не хочу, чтобы моя кровь почернела, я не хочу зависеть от нелепой шляпы, которая быстро станет бесполезным куском тряпки. Мне надоело!

– Когда-то я тоже так говорила, – сказала Королева, глядя мне прямо в глаза, – Ты станешь такой, как я.

– Нет у нас с тобой ничего общего, – фыркнула я.

Поправила шапку и ушла в утро.

Весна легким прикосновением распускает на кустах нежно-розовые цветы и пахучие почки. Садовая зелень купается в лучах начинающего набирать силу солнца на фоне перистых облаков. Среди ветвей торжественно возвышающихся деревьев птицы поют свою трель. Оставшиеся сосульки и корочки льда на разлившихся лужах блестят на солнце. Зои вырезает фигурки из льда. Говорит, что это Мартовские Зайцы. Больше они напоминают гоблинов. Подтаявшие ещё страшнее.

Весна означала радужную одежду, венки на головах, букеты цветов, которые все дарили друг другу без повода, игры с мычом во дворе, открытые окна и резиновые сапоги до колен. Даже Брайан отобрал у кого-то сапоги, которые доставали ему до бёдер, и гордо в них расхаживал, насвистывая какую-то невыносимую мелодию.

Вскоре к нам явилась Кларисса. Железная леди, рыцарь с непробиваемой броней, она была не похожа на человека, которому нужна была помощь. И только дрожащие ресницы, скрываемые за толстыми стеклами очков, её выдавали. Она расположилась в нашей палате и поначалу ни с кем не разговаривала, только увлеченно читала книги Шарлотты Бронте. А потом перешла на Джейн Остин. Потом перешла на Харуки Мураками. Потом на Урсуллу Ле Гуин. Потом на кулинарные журналы. Потом на аграрно-экономические журналы. Потом на буклеты с отелями в тропиках. Когда чтиво закончилось, она соизволила влиться в нашу компанию.

Брайан всё чаще запирался у себя и не желал ни с кем разговаривать. Сосед предпочел от них с Ромео свалить. Ромео был уже на исходе. Говорил, что у Брайана постоянно истерики, панические атаки и приступы лунатизма. Постоянно ходил в синяках и ссадинах. Даже мы иногда слышали какофонию бессвязных воплей. Из-за нестабильного состояния врачи уволокли Брайана в Клетку.

Душераздирающая сцена. Двое рослых Халата удерживают на кровати брыкающегося Брайана. Третий колет ему что-то в вену. Ему это удается с пятой попытки – Брайан кусается, царапается, пинается, рычит, брызжет слюной и кровавой пеной. Один раз заехал кулаком в глаз колющему, и тот потом неделю с синяком ходил. Все трое матерятся, Зои плачет, Ромео ругается на Халатов и  требует, чтобы они аккуратно обращались с его другом. Наконец Брайан обмякает, и его, ещё совсем вялого, уводят, взяв под локти. Мы бежим за ними, несмотря на протесты.

Его запирают в Клетке, и я представляю, что его кидают туда, как собаку, и с громким хлопанием и скрипом закрывают ржавую дверь. И он остается там под круглосуточным наблюдением, словно под микроскопом.

Держат чуть больше недели. Потом выпускают. Вялого, безвольного, с ничего не выражающим взглядом тусклых серых глаз. Он тоскливо смотрит на меня и говорит:

– Я же сказал, что они сжирают сны.

– И не только сны, – качаю я головой.

– Не только, – эхом повторяет Брайан.

И он на какое-то время замолкает. Радость конца мая и начала июня проходит мимо него. Когда мы в полночь всем составом бросились к окнам, чтобы нестройным хором возвестить округу о начале лета, он молчал – так сказал Ромео.

Когда мы обдирали кусты, забирая у них последние цветы, он тоже молчал. И когда мы ловили бабочек, и когда мы пытались добыть сок клена, и когда мы плясали в последних лужах, и когда поедали с трудом отвоёванное мороженное – 6 стаканчиков на всех. И даже когда запускали бумажного змея, которого отобрали у какой-то новенькой.

Ромео приносил ему еду и питьё и иногда выводил на крыльцо. Тот сидел на ступенях, без всякого выражения глядя на сад. Иногда он закутывался в клетчатый плед, иногда на нем красовалась кепка, а иногда он держал вертушку. На него было больно смотреть, а разговаривать и того хуже.

А потом кошмары вернулись. Снова всё пошло по второму кругу: крики, визги, сомнабулия, драки, приступы, агрессия и затуманившийся разум. И снова его уволокли в Клетку и долгое время мы то и дело слышали разговоры о нём. Безнадёжный случай, ничего не сделаешь. Кто такое сотворил с ним? – спрашивали Халаты со злостью. Высказывали своё непреодолимое желание по душам поговорить с его родителями и найти ту сволочь, которая превратила его «вот в это».

– Ужас, – сказала Зои.

– И не говори, – согласилась Кларисса.

– И главное, к нему теперь не подобраться, – пожаловался Ромео.

Лето только начинало набирать обороты, но уже было жарко. Мы сидели в одинаковых белых футболках, с одинаковыми пятнами от пота. Кларисса пила колу со льдом, я надвинула шапку на глаза.

– К Эрику присоединился ещё один, – перевела тему Зои, – Ты представляешь, Клэр? Целых два Эрика!

– Июнь – время интенсивного размножения Эриков, – пробормотала я.

В доме послышалась возня. Если вознёй можно назвать радостные вопли, удары о стену и истеричный смех. Мы с Зои побежали на шум.

– Что ты сделал?! Псих несчастный!

– Да ладно? А мы где, изволь уточнить, находимся?

– Ох, и начищу я тебе сейчас рожу! Подставляй табло!

– Что тут происходит? – с холодным любопытством осведомилась я.

Пациенты расступились, освобождая дорогу. На кожаном диване вальяжно расселся косматый парень, держащий в руках альбомный лист.

– Что ты рисуешь? – полюбопытствовала я, – Ну-ка покажи.

Сзади послышались смешки.

– Это что?! – фальцетом завопила я, – Это чьи?!

– Вот его, – тыкнул парень пальцем долговязого усатого парня с битловскими шмотками.

– Это в твоих краях считается актом вежливости при знакомстве? Типа как у нас привет-пока? – съязвила я.

– Странно, что у вас нет, – в тон мне ответил парень.

– Вот знай теперь, – кивнула я в сторону трясущегося от ярости усатого, – Имя?

– Имя, – ответил парень, – Не отчество же.

– Приятно познакомиться, Имя, – склонилась в реверансе я, – А меня Клэр зовут.

– Неа, – похабно ухмыльнулся парень, – Ты Коварная Колдунья. Приняла облик молодой девушки, а на самом деле горбатая старуха с бородавками.

– А он мне нравится, – протиснулся сквозь толпу Эрик в сопровождении какого-то волосатого парня с размазанными рисунками на руках, – Давай дружить.

– А ты не ведьма? – недоверчиво спросил парень.

– Неа, – гордо ответил Эрик, – Я вожак этой стаи. Альфа, знаешь ли.

Зои где-то позади истерично заржала.

– Это просто нервное, – махнул рукой Эрик, – Она омега и очень переживает из-за этого.

– А это твоя альфа-самка? – кивком указал парень в сторону волосатого, – Пушистенькая.

Теперь уже заржала я. А тот обиженно нахмурился.

– Вот это я понимаю – талант, – наконец сказал он, – Так ломать комедию, лишь бы не говорить своё имя. Далеко пойдёшь.

– Поэтому проси автограф, – жеманно сказал парень, – А имя я сказать могу, почему нет? Меня Блейном звать.

– Саймон, – представился волосатый, – И никакой я не альфа-самка. Да и вообще мы не альфа.

– Это почему не альфа?! – возмутился Эрик, – Очень даже альфа! Девушки штабелями падают к нашим ногам.

– Скорее уж халаты, – ухмыльнулась я, – Вручают вам лавры самых несноснейших из несноснейших. И короноют как королей противнейших.

– Эрик Первый Противнейший! Как звучит-то! – мечтательно сказал Эрик, словно пробуя прозвище на вкус.

Так я и познакомилась с самым проницательным человеком в округе. Блейн – невыносимая язва, любитель раздавать направо и налево длинные глупые прозвища, которые потом надолго к человеку прилипали, художник срамных мест, для которого хорошим тоном считается нарисовать чресла собеседника, поэтому он рисовал везде и всегда, и просто не мог остановиться. Блейн – мальчишка с веселыми янтарными глазами, которые всегда сохраняли задорную искринку, даже когда его лицо было мрачнее тучи.

Как оказалось, он уже здесь лежал, причем вместе с Клариссой, Ромео и Зои. Выходит, они старожилы. Хотя Кларисса лежала с перерывами, а Ромео долгое время был на дневном станционаре. И Ромео с Блейном лучшие друзья. Мы с Зои дружно стенали, представляя их убойный дуэт.

Как Вечность он мне открылся не сразу. Сначала последовала вереница кошмаров. И из этого бесконечного лабиринта он вывел меня, сжимая моё запястье.

– Не бойся, – по-отечески ласково говорил он, – Сейчас я тебя вытащу отсюда. Правда, только на одну ночь.

Он вывел меня на заснеженное поле. Прихожая. Так её называли. Развернул меня к себе.

– Рад знакомству. Я Вечность.

Его глаза светили золотом и пламенем недр земли, солнечным светом и сиянием далеких звёзд. Застывшая смола. Ещё чуть чуть, и я увижу замершую древнюю муху. И правда. Вечность.

– Ты спас меня, – сказала я, – Но сможешь ли ты спасти его?

– Смогу, – сказал Вечность, – Без помощи Кита тут не обойтись. И твоя не помешает. Только контролируй кровь.

И мы собрались втроём, чтобы расчистить пространство. Чтобы запустить птичку сюда. Вольной птице не полагается клетка. Ей полагалось бескрайнее поле и небеса над головой. Мы вырвали из петел ржавую дверцу, и пернатый выпорхнул, благодарно махая своими черноперыми крыльями. Манили фонарем, завели в поле.

– Твори, – сказала я.

По кусочку, по ниточке он мастерил скромный уголок. Заполнил его северным сиянием и громадными причудливыми планетами, застывшим океаном и огнями далекого города. Заполнил звуками праздника и тонким шлейфом аромата булочной.

Мы ревностно охраняли границы, заглушая смехом и болтовнёй скрежет ржавой Клетки. Отгоняли ледяной пронизывающий ветер, грозящий вернуть Ворона «домой».

– С рассветом всё это расстает, – сказала я, – Но после заката возродится заново.

– Спасибо, – с благодарностью в голосе прошептал Ворон. В его глазах показались слёзы.

– Только одно условие, – сказал Вечность.

– Какое? – насторожился Ворон.

– Не исчезай, – сказал Вечность.

Когда мы убедились в защищенности границ и ушли, я спросила:

– А я вам зачем была нужна?

– Кит – для фундамента, – улыбнулся уголками рта Вечность, – Я – для стабильности. А ты – для счастья.

– Это я-то счастье? – фыркнула я, – Не смеши меня. Мне одни кошмары снятся. Да печальные истории.

– Ты знаешь своё имя? – спросил Вечность, – Обязательно узнай его. Я уверен, что он оно очень красивое.

– Что-то загадочное, – сказал Кит, – Типа Ведьмы, Колдуньи…

– Разве? – криво усмехнулся Вечность, – Странные у тебя понятия о загадочности.

– Что-то типа Гадалки, – подхватила я, – Провидицы… Оракула… Ворожеи…

– Во! – обрадовался Кит, – То самое! Вот твоё имя! Оно прямо подходит тебе! Ворожея!

– И кого это я приворожила? – фыркнула я, – Уж не тебя ли?

– Просто ты словно окружена туманом, – смущенно сказал Кит, – И движения у тебя плавные, и голос бархатистый. И ещё эта шляпа… Даже если ты не размалюешь лицо, сразу опытному взгляду будет понятно, что ты Ворожея.

– И ты действительно завораживаешь, – согласился Вечность, – Не знаю, как. Своим молчнием, своей родинкой, своими черными волосами… Ты приручаешь всех.

– И разрушаю всё, к чему прикасаюсь, – горько вздохнула я.

====== Песня о новых секретах ======

Даже когда Вечность не прошел Инициацию, он был самым проницательным человеком. Он не видел воспоминаний и трагических историй, как я, зато видел души и читал их, как раскрытые книги. Он мог найти скрытую истину во лжи, прекрасное в уродливом и уродливое в прекрасном. При нём не захочешь соврать, стоит только посмотреть в эти золотые глаза.

Его Инцициация была долгой и тихой. Его, как и остальных Знающих, отводили в некий подвал и запирали там в полной темноте. Не позволялось ни разговаривать с ним, ни даже думать о нём. Поэтому мы болтали о чём угодно. Даже о новом сериале с красивыми мальчиками, по которому с ума сходила Кларисса. А под утро он вернулся со снежинками в волосах, оставив после себя мокрые следы. Он молча удалился в комнату Кита, захлопнув дверь. Кит сказал, что его сейчас лучше не беспокоить.

И вся его напряженность куда-то ушла. Раньше он был угловатым подростком: длинные спутавшиеся разлохмаченные волосы, скрывающие почти прозрачные брови, острые коленки и локтя, кривые ноги и прыщи на щеках. После Инициации это всё куда-то ушло. Вечность как будто повзрослел на тысячу лун, он молча рисовал в своём уголке и улыбался, как Мона Лиза, как будто владел какой-то приятной тайной. Рядом с ним даже мне становилось легче.

Зои несколько раз запирали, и возвращалась она какой-то выжатой, словно лимон. Однажды из-за стычки с Эриком её долго продержали в Клетке, и её взяла под опеку Ласка. Сам Эрик отказывался говорить на эту тему, да и я не приставала ни к нему, ни к ней. То, что произошло в кладовке, оставалось между ними.

А ещё в это время ненадолго к нам вернулся Ворон. Он больше не кричал по ночам, не кидался на людей. Он спал молча, по многу часов в день, и Вечность говорил, что рядом с ним всегда душно, даже если открыто окно.  А Кит и вовсе перестал видеть сны.

– Что ты там делаешь? – спросила я у Ворона, – Мне бы лишь бы не спать, а ты только туда и рвёшься. Так любишь кошмары?

– Они меня затягивают, – сказал Ворон, – Как болото. И ни в одном из них нет её.

– Может, не там ищешь? – спросила я.

– Не там? О чем ты…

Ворон замолчал и нахохлился. Я трясла его, но он даже бровью не повел.

Это был наш последний разговор. Потом он снова оказался в клетке. Его забрали или он сам попросился, я так и не поняла. Но спать стало куда спокойней.

– Клэр, Клэр, просыпайся! Клэр! Клээээр!

Я с трудом разлепила один глаз.

– Это катастрофа глобального масштаба!

Я вскакиваю. Поправляю шапку. На голове бардак, глаза слиплись. А я не могу ни нормально умыться, ни расчесаться. Изловчилась принимать душ в шапке. И спать в ней же, не роняя её.

– Ты представляешь?! Нет, ну ты представляешь?!

Зои носилась вокруг меня, пока я пыталась отрыть косметику, припрятанную в шкафу. Подошла к зеркалу. Впавшие глаза, сросшиеся брови, обветренные губы. Хороша красавица, нечего сказать.

– Ну что там? – спрашиваю я.

Наношу тональный крем, чтобы убрать синяки. Накрасила глаза, чтобы скрыть их впалость. И губы, чтобы сделать их красными. У меня нет ни пышных ресниц, ни красных губ, только черные глаза и родинка.

– Ты представляешь, их теперь трое! Ужас! Три Эрика! Три, ты понимаешь?!

– Да не кричи ты так, ничего страшного не случилось, – сказала я.

– Не считая того, что самый невыносимый тип теперь размножился до троих, – ядовито уточнила Кларисса.

– Что же мне делать?! – схватилась за голову Зои.

– Тусить с ними, что же ещё? – хмыкнула я.

Зои посмотрела на меня как на извращенку. А я, накинув кардиган, двинулась в сторону палаты этой троицы.

– Окстись, неразумная! – шипела Зои мне в след, – Ты сама не ведаешь, что творишь и с кем связалась!

Я постучала в дверь.

– Мальчики, – пропела я, – Мы с Зои пришли с вами тусить.

Эрик так резко распахнул дверь, что стукнул по лбу. Из-за него высунулись Саймон и незнакомый парень с бусинками в волосах.

– Привет, – представился длинноволосый, – Меня зовут Грег. Я просто скромный парень, самый-самый скромный в мире. Не нашлось ещё шавки, переплюнувшей меня в скромности.

– А я просто Злобная колдунья, – хмыкнула я, – У меня есть 10 лягушек и 20 бородавок, которые я прячу за слоем заклинаний.

– Здорово! – восхитился Грег, – А со мной поделишься лягушками?

– Нет, они мне для зелий нужны, – сказала я.

Сзади Зои взвыла.

– Не ныть, – строго сказала я, – Сейчас будем веселиться. Зои не терпится повесилиться.

– О да, она обожает веселье! – проорал Эрик и схватил нас за руки. Мы побежали по коридорам. Вошли в общий зал. Играла какая-то тоскливая мелодия.

– Жуки? Вот тоска, – фыркнул Грег.

– Сейчас зажжем! – воскликнул Саймон.

Эрик переключил на рок-н-ролл. Схватил Зои и принялся кружить её.

– Да я не умею танцевать, идиота кусок! – выругалась Зои, выкидывая причудливые коленца.

Мы с Грегом загнулись пополам от смеха.

– Я тоже не умею, – перекричал её Эрик.

– Тут все не умеют! – подхватил Саймон и схватил меня.

– Ну ты и лох без пары, Грег, – сказал он оторопевшему Грегу.

– А у меня тоже пара есть, – не растерялся Грег и принялся танцевать с плюшевым мишкой, отобранным у какой-то малявки.

– Вот это красавица, – восхитился Эрик, – Завидую!

В отместку Зои закружила Эрика со всей дури и отпустила, так что он врезался в шкаф и на него попадали тетради и листочки.

– Так тебе и надо, – с мрачным удовлетворением сказал Грег.