Текст книги "На исходе лета (СИ)"

Автор книги: Люченца

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Он стоял над Ньютом, руки в карманах, и даже жилетка ещё была на нём. Денди.

– Почему ты ходишь за мной? – поинтересовался Ньют в тон.

Тесей не ответил.

– Нам пора бы оставить друг друга в покое, – сказал Ньют, отводя взгляд. – Тебе со мной неинтересно, и не стоит меня опекать. Я скоро приду и обязательно дам знать, когда буду дома. Потом скажу маме, что не нужно посылать тебя следить за мной.

– Да причём тут мама! – воскликнул Тесей, садясь рядом. – Я решил, что мы много упустили – сначала учился я, теперь ты. Решил, что можно наверстать.

Ньют оторопел.

– Серьёзно?

– Да.

– То есть ты даже к дружбе подходишь методично и с планом. У тебя есть пронумерованный список? Ну там… «помочь брату убраться у гиппогрифов» – и галочка напротив…

– Иди к чёрту, – сказал Тесей беззлобно. – Откуда в тебе эта язвительность? Ещё с год назад ты не был таким.

Теперь Ньют промолчал. Тесей вздохнул.

– С другой стороны, ты так вытянулся, уже ростом почти с меня. И на мужчину стал похож. – Смутившись, Ньют отвернулся. – И если уж у нас такой разговор, то ещё скажу. Не стыдись себя и реакций своего тела.

Ньют вздрогнул.

– Что?..

Тесей смотрел на него очень серьёзно.

– Ты понял, о чём я. Тебе шестнадцать. В этом возрасте всякое бывает, а ты ещё многого о себе не знаешь.

На Ньюта напала тоска. Брат был невыносимо взрослым, невыносимо понимающим, и эта его фраза развела их далеко-далеко друг от друга, превратив восемь лет разницы в невидимые глазу мили. Тесей каждый раз напоминал всем своим видом и поведением, что Ньют пока подросток, которого нельзя воспринимать серьёзно. Наверное, поэтому он не стал защищать от придирок отца утром в гостиной. И поэтому же брат счёл неважным то, что Ньют кончил от его прикосновений к себе.

Тесей достал из портсигара сигарету и закурил. Его взгляд теперь был обращён куда-то вдаль, брови сошлись на переносице. Сидел он совсем близко, его плечо почти касалось плеча Ньюта, но всё же – не касалось. Неожиданно Ньют захотел отобрать у него сигарету и взять в губы, чтобы получить отсроченный поцелуй; желание отозвалось во рту горечью.

– Ещё ты не знаешь… – начал Тесей негромко, стряхивая пепел на землю. Он будто разговаривал сам с собой и не поворачивался к Ньюту. – …Не знаешь о себе, что ты очень красив.

Ньют, обомлев, с приоткрытым ртом следил, как Тесей поднимается на ноги. Тот больше ничего не сказал, не дал понять ни единым жестом, что шутит, и даже не кивнул напоследок. Просто развернулся – и ушёл, докуривая на ходу. Сигарета мигала огоньком, обозначая его путь к дороге.

– Почему ты это сказал? – тихо спросил Ньют в темноту. Темнота ответила ему лишь стрекотанием сверчков да шелестом дубовой листвы.

Утром во время завтрака за столом стояла тишина. Присутствовали не все: бабушке нездоровилось, и она осталась наверху. Отец читал свежий «Пророк», изредка вспоминая про свой тост с джемом, мама была погружена в себя – наверное, мысленно дописывала новый законопроект или очередную поправку к закону о содержании волшебных тварей. Тесей тоже спрятался за газетой. Ньют слышал лишь тихий звон вилок по тарелкам и стук чашки о блюдце, когда отец отпивал кофе.

Вспомнив, что стоит положить корму нарлам, Ньют начал есть быстрее. Едва тарелка опустела, он придвинул ближе свой чай и одновременно вытянул под столом затёкшую ногу. Та вдруг наткнулась ботинком на препятствие, и Ньют смешался, осознав, что препятствием оказалась туфля Тесея. Он замер.

Руки брата, держащие газету, дрогнули – их выдало шуршание бумаги. Ньют пялился на передовицу, на движущуюся рекламу, обещавшую «лучшие мётлы во всей Ирландии», но Тесей так и не показал лица и одновременно продолжил молчать. Зато Ньют отчётливо ощутил носок его туфли, опустившийся поверх ботинка.

Ньют поспешно спрятал взгляд в чае. Тесей не торопился убирать ногу, даже наоборот, придавил сильнее, и потому Ньют вытянул вторую, качнул ей, пачкая подошвой брюки брата. Тут же нога оказалась пойманной между коленями. Ньют, задохнувшись, склонил голову ещё ниже, и поспешно отпил чаю, чашка проскрежетала по блюдцу как нож по стеклу.

Вдруг в голову пришла совершенно дурацкая идея, подкинутая явно больше подсознанием, чем сознанием. Не высвобождая ногу из ловушки, созданной коленями Тесея, Ньют стянул ботинок со второй, вместе с носком. Тесей едва не опрокинул газетой свою чашку, когда Ньют несмело погладил его по голени голой стопой. Пальцами он забрался за границу брючины и непрерывным касанием повёл стопу выше по тонкой ткани носка. Ньют почти лёг на стуле, сердце стучало как сумасшедшее. Тесей наконец опустил газету, и его ошалелое лицо вознаградило Ньюта сполна.

– Это что ещё такое! – раздался отцовский голос, и от неожиданности Ньют свалился со стула. Тесей мгновенно выпустил его ногу, раздвинув колени. – Ты как сидишь за столом?

– Прости, папа, – тихо сказал Ньют, поднимаясь с пола и ставя стул обратно на ножки. – Это больше не повторится.

Под строгим взглядом отца он снова сел, придвинул чашку с остывшим чаем. Тесей опять скрыл лицо за газетой, выйдя, как всегда, сухим из воды. Ньют недолго посидел, чтобы про него успели забыть, и тихо обулся под столом, а после в отместку стащил тост из-под самого носа брата. Тесей, кажется, даже не заметил пропажи.

Выпустив в саду нарлов и следя за их неторопливым завтраком из ягод и живых червей, Ньют в волнении ждал, когда Тесей выйдет из столовой. Время тянулось бесконечно, Ньют то и дело посматривал на закрытую дверь, из-за чего едва не упустил из виду самого шустрого из детёнышей, который устремился в кусты. Преградив ему путь, Ньют заставил малыша развернуться, а после пересчитал всех, включая мать. Кажется, больше никто не сбежал.

Тесей вышел минут через десять. Они мгновенно встретились взглядами, и Ньюту почудилось – искал. Сердце опять забилось, Ньют лихорадочно облизал губы, ожидая… чего угодно.

Но Тесей прошёл мимо. Не взлохматил волосы, не тронул плечо. Ньют с разочарованием смотрел ему вслед, пока кипенно-белая рубашка, так сильно выделяющаяся на фоне зелени, не исчезла за углом дома.

Кажется, Ньют окончательно перестал понимать, что происходит.

========== Часть 5 ==========

Ланч вышел совсем невыносимым: Тесей подчёркнуто не смотрел на Ньюта, не обращался к нему, и потому пришлось весь час выслушивать скучную болтовню о перестановках среди близкого окружения министра. Из-за этого на ужин Ньют решил не ходить и весь день провёл в деревне за лугом, пытаясь подружиться с собакой и её хозяином, младше на пару лет. Мальчишка смешно шепелявил и то и дело сбивался на гэльский с английского, отчего у Ньюта уже через час беседы голова пошла кругом.

Вернулся Ньют поздним вечером, зашёл к гиппогрифам, уже укладывающимся спать, заглянул к любимице – гнедой Офелии, ещё совсем молодой самочке. Офелия покивала головой, когда учуяла Ньюта, и даже не стала требовать поклона – редкость среди гиппогрифов.

– Я бы дал тебе лакомство, но ты же знаешь, что нельзя, – сказал Ньют, грустно почёсывая лошадиный круп. Рядом с домом на душе опять стало тяжело. – Время уже позднее, а вот завтра что-нибудь тебе принесу. И может, даже полетаем, если мама обновит заклинания над загоном.

Когда Офелия начала, подогнув ноги, устраиваться удобнее на полу, Ньют тихо вышел. Закрыв денник и проверив запоры на остальных, он навестил в последний раз за день семейство нарлов, посмотрел на их тихое копошение в ящике и только тогда направился к входной двери. Ньют быстро поднялся на второй этаж, но в спальню не пошёл, а свернул к другой лестнице – винтовой, которая вела на чердак. Ньют давно там обустроил себе что-то вроде тайного укрытия, о котором все в доме конечно же знали, но это было неважно. Главным было то, что на чердаке тоже лежал мягкий матрас, пусть и на полу, а среди ящиков с никому не интересными семейными реликвиями вроде потускневших сервизов и колдографий была спрятана бутылка с небольшим количеством огневиски на дне – Ньют однажды тайно отлил из отцовских запасов, и, слава Мерлину, тот не заметил. Отлил больше ради интереса, но сейчас ему показалось, что ситуация требовала чрезвычайных мер.

Ньют сделал первый глоток и поморщился – весь рот обожгло, как огнём. Он сглотнул, и по горлу разлилось тепло.

– Ну и пойло, – сказал Ньют, глядя в недоумении на остатки янтарной жидкости. – Но если взрослым оно помогает…

Зажмурившись, он разом выпил всё и потом долго кашлял, хлопая себя по груди. Тепло теперь поселилось глубоко внутри, в животе, но больше ничего Ньют не чувствовал кроме нежелания когда-либо пробовать огневиски в дальнейшем. Он лёг на матрас и уставился на смыкающиеся над головой балки.

Ньют не знал, сколько он так лежал – глаза начали слипаться, и он то и дело проваливался в дрёму. Когда он поднял над собой ладонь, пальцы выглядели нечёткими. Стоило на пробу подумать о Тесее, как Ньюта затопило целым ворохом противоречивых эмоций – хотелось взять его за грудки и встряхнуть, и спросить, зачем он вообще взял отпуск – тоже мне, примерный брат! Всего пару дней дома, но из-за него теперь так плохо и сложно. Хотелось ударить его – а потом поцеловать и потрогать…

Ньют даже вскочил, намереваясь спуститься и поискать Тесея, но пол под ногами вдруг стал неустойчивым, и Ньют завалился на стену. Он захихикал – происходящее показалось ему очень смешным. Ну не забавно ли – собрался пойти кричать на Тесея, но ни шагу не может сделать. Вот глупость-то.

Тут живот неожиданно скрутило, и Ньют сполз на пол, поднял выше колени.

– Ненавижу, – пробормотал Ньют, мысленно обращаясь то ли к выпитому огневиски, то ли к Тесею. Он лёг обратно на матрас, обнимая колени. Лучше не стало, наоборот, добавилась и лёгкая тошнота.

Память подсказала, что надо съесть что-нибудь, ведь не просто так взрослые закусывают выпитое. Ньют поднялся – на колени, по-другому просто не выходило – и пополз к своему импровизированному столу в виде доски, брошеной поверх двух ящиков и накрытой жёлтой от времени кружевной скатертью. На ней лежало зелёное яблоко и кусок хлеба, уже превратившийся в сухарь. Ньют начал его уныло грызть, борясь с подкатывающей тошнотой.

Свалившись снова на матрас с яблоком, Ньют закрыл глаза и утонул в жалости к себе. Теперь мысли бились между «хочу, чтобы он пришёл» и «хочу, чтобы он уехал из дома».

Вскоре Ньют понял: ему жарко. Он расстегнул рубашку, свернулся калачиком, баюкая живот, и вскоре уснул.

– Ньют! – донеслось сквозь сон. – Ньют, просыпайся! Да что с тобой, ты же обычно встаёшь раньше, чем… А-а-а, ясно.

Раздался стеклянный звон, словно бутылку пнули, и она покатилась по полу. Ньют неохотно разлепил веки – тяжёлые, будто к каждой реснице по плюй-камню привязали. Он разжал пересохшие губы.

– Тесей? – спросил он хрипло. Горло ощущалось пустыней. – Пить хочется…

– Конечно хочется. Ты сколько вылакал-то? Даже не буду спрашивать, откуда ты взял огневиски.

Тесей нависал сверху – но не сердитый, как поначалу казалось, а больше обеспокоенный. Ньют вспомнил вчерашнее утро, странный разговор под дубом до того, свою минутную слабость – и ему стало стыдно. Теперь Тесей решит, что он совсем ребёнок с глупыми порывами и не стоит его внимания.

Какого внимания Ньют хотел от Тесея, он не стал уточнять.

Брат наколдовал большой стакан воды, Ньют с наслаждением выпил её разом, не отрываясь, а потом ещё полстакана. Только после этого тяжёлая, неприятная сонливость отступила. Сделав ещё глоток, Ньют вдруг увидел, что взгляд Тесея сполз на его грудь под расстёгнутой рубашкой, и поперхнулся. Кашляя, он наклонил стакан и вдобавок облился водой.

Тесей забрал стакан, как ни в чём не бывало.

– Родителям пока лучше не попадайся на глаза, они быстро сообразят.

– Хорошо, – сказал Ньют растерянно.

Он начал застёгиваться. Тесей отвернулся, собираясь уходить, сделал несколько шагов по направлению к люку в полу и снова повернулся к Ньюту. По лицу его прошла рябь – он явно собирался что-то сказать, но не мог подобрать слова.

– Я больше не буду пить огневиски, – быстро выпалил Ньют, чтобы не выслушивать лекцию о вреде алкоголя. – Это я… просто. Захотел попробовать.

– Я вижу, – ответил Тесей с заминкой.

И начал спускаться.

– Нет, правда! – выкрикнул Ньют вдогонку, внезапно сочтя, что ему очень важно убедить Тесея в своих словах. Он подбежал к люку в полу. – Решил узнать, что за дрянь вы с отцом иногда пьёте. Не выдавай меня.

– Не буду, – донеслось снизу. – Ты за кого меня принимаешь?

– За противного старшего брата.

Тесей поднял голову, уже почти спустившись. Он долго смотрел на Ньюта, и от его взгляда стало неловко.

– Я принесу тебе что-нибудь поесть, – произнёс Тесей наконец, исчезая за следующим витком лестницы.

Ньют откатился в сторону от люка и лёг прямо на голых досках пола, задумчиво рассматривая пустую бутылку, лежащую у матраса. Солнечные лучи касались её, освещая изнутри, и казалось, что бутылка наполнена сплошным светом. Ньют встал и отодвинул её ногой в тень.

План напиться провалился.

========== Часть 6 ==========

Комментарий к

Будьте внимательны, я добавила две части: пятую и шестую)

Отчий дом казался Ньюту неудобной одеждой с чужого плеча, которую хотелось однажды с себя сбросить, окончательно и бесповоротно. Возможно, Тесей испытывал схожие чувства, раз решительно съехал, едва закончив школу. Ньют подозревал, что сделает точно так же. Но пока – пока у него хотя бы были гиппогрифы, был луг и стада овец, и дорога, по которой магловские машины проезжали так редко, что впору было писать о каждой на передовице местной газеты. Может быть, Тесею как раз всё это и не нравилось – уединённость, гиппогрифы и буйная зелень вокруг. Вряд ли причина в родне – все любили Тесея.

Его нельзя было не любить.

Ньют подумал это с ожесточением, повторил мысль про себя, смакуя в ней каждое слово, и оттого чуть не оттяпал себе палец – он кромсал мясо для гиппогрифов. Выругался вполголоса на себя же: с животными нужно быть предельно сосредоточенным, и он хорошо это знал лет с пяти.

Побросав куски мяса в ведро, Ньют пошёл разносить еду. Погладил перья Офелии, которая потянулась к нему навстречу, и снова проверил на всякий случай лапу Графини. Всё было в порядке, все гиппогрифы были здоровы и довольны жизнью в отличие от него, Ньюта.

Убрав остатки мяса в холодный погреб и заперев его, Ньют умылся из рукомойника («Доброе утро!» – пропищал тот) и повернулся к дверям.

Там стоял Тесей, облокотившись на косяк. По виду, стоял давно.

Ньют стряхнул капли воды с ладоней и утёр мокрое лицо предплечьем.

– Мог бы и помочь, – сказал.

– Да, – согласился Тесей и протянул большой сэндвич, который Ньют тут же схватил и засунул в рот, чтобы не ляпнуть чего-нибудь ненароком. Живот предательски заурчал.

Сейчас Тесей был без жилетки и с закатанными рукавами – будто собирался помочь Ньюту, но что-то его остановило.

– Почему ты ушёл с чердака? – спросил он. – Я тебя искал.

Ньют начал жевать, чтобы не отвечать на вопрос. Сэндвич был невероятно вкусным, особенно после всех этих часов голода. Ньют ел и смотрел на руки Тесея, голые до локтей, на бледные нечастые веснушки. Сам Ньют был запятнан ими сплошь, особенно лицо, но старшему брату и полагается быть лучше.

Ньюту нравились эти веснушки на руках Тесея. Они делали его чуть менее идеальным.

– Нужно было кормить их, – сказал Ньют отрывисто, махнув свободной рукой в сторону денников. – Летом этим только я и занимаюсь.

Тесей покивал понимающе, засунув руки в карманы, а после выпрямился и ненавязчиво перегородил собой выход.

– Зачем ты пил? – спросил прямо.

– Я тебе объяснял, – пробормотал Ньют, пытаясь подлезть под руку.

– Объяснял он… Ты не забыл, кем я работаю?

– Помню. Перекладываешь бумажки в аврорате.

Тесей хмыкнул и тут же поймал за плечо, когда Ньют почти выскользнул наружу. Обхватив за талию, прижал к себе – и вдруг поцеловал в макушку.

– Ты кретин, – сказал Тесей с нежностью, зарывшись носом в волосы Ньюта. – Ты кретин, и я, возможно, тоже.

Ньют стоял ни жив ни мёртв, едва касаясь пальцами обвитых вокруг талии рук. Не зная, что сказать, он несмело трогал мелкие веснушки на светлой коже и шрам на тыльной стороне запястья. Губы Тесея дотронулись до виска, опустились к щеке, и Ньют закрыл глаза, чтобы отрешиться от окружающего мира. Отрешиться – и сосредоточить внимание только на Тесее: на его гладковыбритой щеке, на его запахе. Брат пах по-взрослому, как отец: сигаретами и парфюмом. Ньют боялся даже думать, как пахнет он сам после этой муторной ночи наедине с бутылкой и яблоком. Волосы он и вовсе расчёсывал в последний раз прошлым утром, но Тесея как будто не волновали эти жизненные мелочи.

Неизвестно, что было бы дальше, если бы совсем рядом не раздался бабушкин голос, кличущий Тесея по имени. Ньют мгновенно отпрыгнул от брата, пригладил волосы судорожным движением; краем глаза он увидел, как Тесей застёгивает на манжетах рукава рубашки. Они переглянулись; Тесей выглядел наполовину ошарашенным, наполовину растерянным, и стало ясно – для него случившееся было такой же неожиданностью, как и для самого Ньюта.

Оба поспешно отвели взгляды. Тесей вышел вперёд, на тропу, приветствуя бабушку. Она царственно выпрямилась, ухватившись крепче за набалдашник трости, милостиво позволила Тесею взять её под руку.

– Доброе утро, – тихо сказал Ньют. Нервно поправляя подтяжки, он заметил, что у него вдобавок рубашка выбилась из брюк, свисая неряшливыми складками. Исправлять было поздно, и он оставил как есть.

Бабушка скользнула по нему беглым осуждающим взглядом и повернулась к Тесею.

– Гулять в одиночестве – невыносимо скучно, – сказала она со смешком. – Я знаю, ты слышал все мои истории, Тесей, но ты ведь не откажешься послушать их по второму кругу?

– Только не про свадьбу с дедушкой! Я слышал её слишком часто и притом во всех вариантах.

Они завернули к саду, и Тесей обернулся напоследок, кивнул. Ньют с опозданием ответил тем же, чувствуя лёгкую досаду.

Он всегда побаивался бабушку. Тесей же ухитрялся быть с ней на равных, и Ньют втайне завидовал его обаянию, его способности подобрать ключ к каждому. Наверное, только Ньют был исключением из этого правила. Тесей всегда преображался буквально за мгновение – вот они в голос ругаются из-за одолженной Ньютом метлы, а вот он уже с совершенно другим лицом смеётся над бабушкиными шутками и смотрит свысока.

Ньют однажды так разобиделся, что написал на тумбочке Тесея сбоку неприличное слово, которое, на его взгляд, отлично характеризовало брата со всех сторон. Тесей его тогда отлупил – не больно, но обидно, а потом стянул с кухни здоровенную плитку шоколада, которую они разделили по-братски и съели в тот же день. Тогда же они и перестали драться и начали дружить.

А теперь…

Ньют последний раз посмотрел на широкую спину Тесея, пока она не исчезла за поворотом. Он очень хотел снять с брата рубашку и проследить пальцем позвоночник до ложбинки меж ягодиц. Хотел укусить брата, коснуться языком веснушек.

Ньют хотел его.

Он с разбегу упал на кровать в своей комнате, спрятал лицо в подушке. Пикетт спустился на плечо, но Ньют, привстав, поймал его на палец.

– Нет, дружище, – сказал он. – Я тебя возьму погулять, но сейчас оставишь меня наедине с собой?

Он посадил лечурку в орхидею, и Пикетт зарылся в грунт так, что оттуда торчала только его голова. Орхидея дёрнулась, но, похоже, против соседства не возражала, и Ньют снова лёг, уставившись в потолок. Он был взбудоражен, щека до сих пор помнила губы Тесея, их мягкое прикосновение. Ньют прикрыл глаза и медленно потянулся рукой к паху, сжал.

У Тесея был, кажется, длиннее – Ньют мельком видел в тот день, когда брат опоздал к завтраку. Не то чтобы Ньют особенно понимал в членах… и никогда не держал в руках ничей, кроме собственного. Но, возможно, он хотел бы потрогать у Тесея, провести ладонью, хотел бы… посмотреть.

Ньют расстегнул пуговицу и погладил себя через бельё; пробрался пальцами под резинку. Член, уже такой горячий, быстро твердел.

Ещё у Тесея были очень красивые губы. И как он раньше не замечал?..

Ньют провёл пальцем по головке, сдвинул крайнюю плоть и подался бёдрами вверх с выдохом. Он представил: Тесей опускается на колени и, в кои-то веки не отпуская язвительных комментариев, просто улыбается, а потом склоняется, и головка члена скользит по его губам.

Ньют обхватил ствол, с силой провёл по нему пальцами – на кончике выступила смазка. Тесей бы… Тесей бы слизал её, да, и взял бы член в рот.

О Мерлин.

Ньют застонал – наполовину испуганно, наполовину возбуждённо. Собственные фантазии ужасали, но остановиться он не мог, поэтому Тесей-в-голове широко лизнул напоследок и перебрался ниже, к яичкам, коснулся языком отверстия. Ньют тронул себя там влажным от смазки пальцем, пытаясь представить, и задвигал рукой быстрее по члену.

Воображаемый Тесей отодвинулся, и губы у него были красными, припухшими, кудри сбились и, чуть влажные, беспорядочно падали на лоб тонкими завитками. Так Тесею очень шло, он наконец-то не выглядел прилизанным занудой из министерства. Не тем, кто устанавливает правила и следит за их исполнением.

А тем, кто их нарушает.

Ньют представил, как кончает Тесею на лицо, и тут же кончил в реальности, держа в голове этот образ – встрёпанного брата с белёсыми потёками на лице, который слизывает его, Ньюта, сперму с собственных припухших губ. В последний раз Ньют излился на живот и рубашку и откинулся на кровать, ошеломлённый.

– Всё плохо, – сказал он вслух, рассеянно размазывая сперму по животу.

Взгляд упал на календарь, где Ньют зачёркивал дни, оставшиеся до сентября. Незачёркнутым остался куцый уголок, где ютились последние дни августа, грустно роняя ещё зеленоватую листву со своих букв. В последние дни Ньют забывал зачёркивать, так что в действительности до Хогвартс-экспресса оставалось уже совсем мало времени. Ещё в июле Ньют был бы счастлив, в предвкушении глядя на близящийся сентябрь, но сейчас он не понимал, радоваться этому или нет.

Тесей, ну зачем ты остался.

========== Часть 7 ==========

Отца вызвали в министерство – Ньют услышал это, спускаясь по лестнице в гостиную. Бабушка восклицала, что без него министр как без рук, а Ньют про себя в который раз удивился: как отец ухитряется быть таким необходимым, если большую часть времени сидит дома?.. Впрочем, то же с мамой.

Наверняка дело было в деньгах. Когда есть деньги, некоторые преимущества становятся очевидными, но Тесей вот, кажется, ими никогда не пользовался, судя по тому, что так и застрял в должности младшего аврора, да ещё и проводил на работе всё своё свободное время. Тесей об этом не говорил, да и никто не говорил это Ньюту напрямую, но он как-то раз уловил обрывок беседы, в которой отец настаивал на разговоре с каким-то важным человеком из министерских. Тесей отказался наотрез.

Наверное, что-то общее у него с братом всё же было, и эта мысль приятно грела.

Ньют зашёл в гостиную. Он огляделся в поисках своего справочника и почти тут же понял, что, скорее всего, оставил его в спальне, поставив сверху горшок с саженцем, в котором смутно узнавалась мандрагора. А может, это была не мандрагора, а писключая герань – не так уж и легко понять на ранней стадии. Возвращаться Ньют не стал и уселся в любимое кресло отца. Пикетт спустился по локтю на подлокотник, с интересом уставился на большой деревянный стол.

– Нет, это точно не твоё дерево, – сказал Ньют. – К тому же видишь? Оно скучное и плоское.

Пикетт, не обращая внимания на слова, потянулся к столу рукой-палочкой. Ньют подпёр подбородок кулаком.

– Нет. Ну правда. Ты будешь его царапать, и отец меня убьёт: он ужасно не любит отремонтированные магией вещи… Пикетт, хватит.

– Ты с ним разговариваешь? – раздался сзади голос.

Тесей.

– Да, – ответил Ньют не оборачиваясь. – Лечурки очень понятливые.

Противореча его словам, Пикетт попытался перелезть на стол по ноге Ньюта.

– …Кроме этой конкретной особи, – закончил Ньют, снимая Пикетта с колена. – Что-то случилось?

Он старался задать вопрос небрежным тоном.

– Мама обновила заклинания над загоном, – сказал Тесей, и Ньют разом вскочил. Тесей хмыкнул. – Решил, что ты, возможно, захочешь полетать.

– Конечно! – воскликнул Ньют, открывая стеклянные двери в сад. – А ты?

– Обойдусь. Но я посмотрю на тебя снизу.

Ньют смущённо потёр нос и убежал вперёд – к загону, где мама разговаривала с Графиней, положив руку ей на шею. Старая самка склонила голову, будто вслушиваясь.

На звук шагов мама обернулась.

– Так и знала, что ты тут же прибежишь, – крикнула она. – Ну что, готовить тебе упряжь?

– Я так, без неё.

Ньют посадил Пикетта на ограду (тот издал возмущённый писк) и, встав перед Офелией, низко поклонился: пусть она и благоволила ему, перед полётом лучше соблюсти все формальности. Офелия склонила рыже-белую голову в ответ, и Ньют, больше не медля, вскарабкался ей на спину, погладил перья, успокаивая.

– Будь с ней поосторожнее. – Мама подошла ближе, поправила ногу Ньюта, поставив её устойчивее на основание крыла. – Моя лучшая девочка всё-таки.

– Ты больше гиппогрифов любишь или сына?

– Конечно гиппогрифов, – сказала она, но Ньют видел плохо скрытую улыбку на её лице. – Они хотя бы молчат.

Она гортанно крикнула, одновременно шлёпнув Офелию по крупу. Та привстала на дыбы – и раскрыла крылья, мама едва успела отскочить.

И Ньют взмыл в воздух.

Чувство свободы накрыло его одновременно с ликованием. Ничего не могло сравниться с полётом на могучем звере, когда под тобой ходят его мышцы, и ты чувствуешь себя его продолжением, его сородичем и братом; метла не заботилась так о всаднике, как заботился гиппогриф. Ньют летел и видел внизу Тесея с рукой, приложенной козырьком ко лбу, видел деревню внизу за лугом, видел стадо овец на выпасе и дорогу, петлями уходящую к Дублину. Казалось, облака были уже ближе земли.

Все проблемы остались там, внизу, такие мелкие и ничтожные, что смех разбирал. Ньют и смеялся с облегчением, а Офелия ласково клекотала, паря на восходящих потоках тёплого воздуха.

– Ты с неба всегда возвращаешься другим, – прокомментировал Тесей, когда Ньют вышел из загона. – Молчаливым. Что ты там видишь?

– Я же тебе в душу не лезу, – ответил Ньют беззлобно. Делиться этим даже с Тесеем ему не хотелось.

– Справедливо. Ну ладно, оставим это. Так ты покажешь мне нарлов? – спросил Тесей, судя по интонации, возобновляя какой-то давний разговор, который уже не получалось припомнить.

– Ладно. – Ньют пожал плечами. – Пойдём.

Он снял возмущённого Пикетта с ограды, и тот, больно царапнув ладонь, показал язык.

– Эй! – громко сказал Ньют, забыв, что Тесей идёт сзади. – Ты, надоедливый кусок деревяшки!

– Что? – переспросил Тесей с недоумением, поравнявшись. Ньют уставился на его хмурое лицо.

– Что?.. А, это… Я ему. – Ньют указал пальцем на лечурку. – Пикетт сегодня что-то не с той ноги встал.

– У него есть вообще ноги? – поинтересовался Тесей с любопытством. – По мне, так он один сплошной сучок.

– Ещё как есть! Вот, смотри…

Пикетт, однако, имел своё мнение и быть наглядным пособием не хотел. Вывернувшись из руки – Ньют ойкнул – лечурка спрыгнула на траву и устремилась к плющу, вьющемуся по дому.

– У него сложный период, – сказал Ньют, вздохнув. – Возможно, половое созревание… Я не уверен, когда оно начинается у этого вида.

Оторвав взгляд от Пикетта, Ньют повернул голову – как раз вовремя, чтобы заметить ухмылку Тесея.

– Я теперь знаю, как назвать твоё поведение в этом году. «Сложный период», а?

– Тесей!

– Что ты так смотришь на меня? – Тесей обогнал и преградил путь, выставил руки, чтобы не дать себя обойти. – Кстати, я тут кое-что заметил, вот прямо у тебя под носом. Что это? Неужто усы пробиваются?

– Ну хватит!

Тесей со смехом протянул ладонь, но Ньют отшатнулся, пальцы мазнули по губам. И замерли – Тесей не спешил их убирать; выражение его лица резко изменилось. Ньют перехватил ладонь, опустил.

– Увидят, – сказал он еле слышно.

Тесей кивнул судорожным движением.

– Верно. Да, молодец, Ньют.

Брат засунул руки в карманы и снова пошёл рядом, но теперь он казался ушедшим глубоко в себя. Даже на нарлов он среагировал вяло и без прежнего энтузиазма, словно что-то не отпускало его, занимая все мысли. И впервые Ньют мог точно сказать, что не даёт Тесею покоя – ведь то же самое не давало покоя ему.

Ближе к вечеру, не сговариваясь, они встретились у ворот. Ньют думал, стоит ли сбежать на луг, и обернулся на звук шагов – Тесей подошёл неспешно и даже будто не слишком удивился встрече.

– Прогуляемся? – спросил он и, не дожидаясь ответа, кивнул воротам. Те услужливо распахнулись; Ньюта кольнуло завистью.

Всё вокруг навязчиво напоминало, что он сам ещё несовершеннолетний – можно не замечать, можно не принимать всерьёз. На что он надеется?..

«Ни на что, – сказал себе Ньют. – Ни на что я не надеюсь».

Он последовал за братом, ступая по проторенной тропе к тому самому дубу, у которого часто коротал длинные летние дни. Сейчас, на закате, в воздухе уже ощущалась осень с её холодной сыростью, и Ньют поднял взгляд на затянувшие небо тучи. Сентябрь надвигался неотвратимо, как дальняя буря.

Тесей сел под дуб, и Ньют, помешкав, рядом, оглянулся на красное заходящее солнце, до которого пока не успели добраться тучи. Трава слабо волновалась, и птицы, обычно кажущиеся росчерками на высоком синем небе, теперь летали низко и тревожно.

– Хочу покурить, – сказал Тесей и достал сигарету. Зажёг её палочкой, и Ньют заворожённо смотрел, как он затягивается, выпускает белое облако дыма. Оно рассеялось в воздухе почти мгновенно, и Тесей опустил руку с сигаретой на колено.

Ньют просительно протянул ладонь. Тесей воззрился на неё с непониманием, а потом нахмурился.

– Нет, – ответил он твёрдо. – Вот совершенно точно: нет. Не перенимай у меня дурных привычек.

Ньют пихнул его плечом в ответ, и Тесей фыркнул, а потом уставился куда-то вперёд с мечтательной улыбкой. Он переложил сигарету в левую руку, а правую протянул ладонью вверх, и Ньют сжал его пальцы.

– Странная неделя, правда? – спросил Тесей в воздух.

Вопрос был как будто риторическим, но Ньют ответил:

– Не то слово.

Набравшись смелости, Ньют потянулся к щеке и оставил на ней робкий влажный поцелуй. Тесей сначала никак не отреагировал, а потом снова затянулся и сказал:

– В губы не целуй сейчас: я курю, ощущение будет отвратительным.

Он произнёс это так обыденно, что Ньют не сразу осознал смысл фразы. А когда осознал, спрятал лицо в поднятых коленях, не в силах справиться с эмоциями. Пальцы Тесея успокаивающе сжали его собственные, и Ньют рывком поднял голову.

– А потом можно будет? – спросил он с надеждой.