Текст книги "Effloresce (ЛП)"
Автор книги: lovelydarkanddeep
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)
Финн с пониманием наблюдал, как Кайло поливает томатным соусом всю свою порцию макарон – точно так же, как делала Рэй большую часть детства и взрослой жизни. От него не ускользнула ирония, что это делает именно Кайло, причинивший ей боль.
Ну вкус это не было чем-то особенным, но и отвращения не вызвало. Тем не менее, Кайло почувствовал, как еда в горле, которую он пытался проглотить, превратилась в твердый комок. За ним появились серебряный блеск в глазах и та глубокая боль, которая, как он думал, исчезла навсегда.
– Ты держишь в себе слишком много, Кайло. Чертовски много, – начал Финн. – И не желаешь ничего отпускать – скорее, не желаешь отпускать одно и принимать другое.
– Думаешь, я этого не знаю? – вопросительно проскрежетал Кайло, в равной степени смущенный, злой и страдающий.
– Напротив, я думаю, что знаешь – слишком хорошо знаешь. То, как это давит на тебя, только усиливает тревогу из-за всего в общем.
Кайло сжал вилку в кулаке, холодный металл против горячей ладони.
– Я думаю, что случившееся с Рэй… только часть проблемы. Чтобы найти решение, тебе придется копнуть глубже и найти корень всего этого.
Кайло внезапно представил, как безжалостно роется у подножия дерева, дерева собственных воспоминаний и переживаний, находя все новые и новые корни лишь чтобы обнаружить, что они все растут – дальше и дальше.
– Я думаю, единственный способ выяснить, что ты чувствуешь и что должен с этим сделать, – это встретиться лицом к лицу с корнем всего этого и прийти к соглашению. Исцелиться, знаешь. Вот это все.
Это была та же самая дрянная чушь, которую он слушал на встречах с терапевтом, организованных его матерью, – тех, на которые ходил в старшей школе, чтобы научиться контролировать проблемы с гневом, тревожностью и чувством непринадлежности. Для тех терапевтов его имя было не Бен Соло – а «Проблемы, связанные с отсутствием доверия» и «Комплекс заброшенности». Его определяли лишь по дерьму, в которое он влип.
Тем не менее, слышать эти вещи от Финна… Друга? Знакомого? Раздражающе милого врага, который приносит ему домашние маффины? Кем бы Финн для него ни был, услышав это, Кайло действительно задумался.
Кайло уже много думал об этом за последние полторы недели. Может быть, больше, чем когда-либо раньше. Думал о жизни, и людях, и тревогах. Думал о будущем, думал о суете между мгновениями настоящего.
Но после ухода Финна, впервые за долгое время, Кайло подумал о прошлом.
____________________________
О ночах, проведенных в одиночестве за чтением самому себе в крепости из одеял, которую возводил сам, об историях о сильных принцессах и лихих героях и семьях, полных любви. О матери, которая заглядывала слишком поздно – или скорее слишком рано – раз в неделю, чтобы его увидеть. Она целовала его в лоб, только чтобы снова уйти, прежде чем он мог разогнать туман сновидений в достаточной степени, чтобы удержать ее и попросить просто остаться хотя бы раз.
«Просто останься со мной».
О ночах, по-прежнему одиноких, но не совсем, о разносящихся эхом звуках разбитого стекла, о приглушенных, пониженных тонах горячей злости и яростного гнева внизу.
– Я сенатор США, ты не можешь рассчитывать, что я стану потворствовать тебе в незаконном разборе автомобилей! Что, если меня поймают за этим? Я могу потерять все, Хан!
– Я не могу просто прекратить это, Лея. Я уже в деле.
Или об излюбленном: «Возьми себя в руки или помоги мне, я уйду, и я заберу с собой нашего сына». И вслед за этим: «Чтобы ты могла забывать о нем на заседаниях Сената и нанимать няню за няней до тех пор, пока он не забудет, кто его настоящая мать?»
О звуке ладони, ударяющейся о щетину на щеке. Приглушенных рыданиях матери, которые он мог расслышать сквозь включенный душ. Звоне и грохоте графина отца с виски, плеске, с которым бокал отца наполняется, и наполняется, и снова наполняется.
О ночах, когда он снова и снова думает о том, что его отец – его отец, черт его побери – был причиной, почему мать так часто не приходила домой. Бизнес его отца поставил мать под угрозу. Его отец не бросил бы свой бизнес ради карьеры его матери. Его отец установил дистанцию между ним и его матерью.
____________________________
Но потом каким-то образом все изменилось. Изменилось на…
То, как он вылезает из постели и слышит, как мать шепчет его имя и «не очень хорошо общается», «проблемы с поведением», «даже разговаривать не будет с другими детьми, Бога ради!»
То, что теперь он видит мать, плачущую в объятиях отца (а не в душе), и тот гладит ее по спине и успокаивает хриплым мягким бормотанием.
То, что он обнаруживает запросы «Детские психологи рядом» и «Что делать, если у вашего ребенка проблемы с гневом?» на MommyHelp.com в истории поиска матери, когда хочет найти «каллиграфию» на ее телефоне.
И вдруг дело больше не в «его отце».
А в нем.
____________________________
– Тебе нужно поговорить с ним. Вы оба скучаете друг по другу, и вы «упрямые задницы», как сказала бы Лея.
– Однажды это случится. Может, как раз перед свадьбой, чтобы ты мог проводить Лею к алтарю, не убивая его взглядом.
Слова Рэй эхом звучат в голове, когда Кайло шагает по тротуару, проходя два квартала от того места, где он припарковал машину, до автосервиса отца. Давая себе время собраться с мыслями или, возможно, отложить неизбежное.
Встреча с отцом лицом к лицу была не ради Рэй. Нет. Хотя это поможет ему разобраться в своих чувствах и отношениях с Рэй, это он делает ради себя. Ради отца. Ради матери. Рэй, возможно, была катализатором, но именно он в конечном счете решил встретиться с отцом и попытаться решить жизненно важные проблемы.
Когда Кайло видит выцветший синий фасад «Ремонтной мастерской Соло», он испытывает непреодолимое чувство ностальгии. С тех пор, как он в последний раз заходил в мастерскую своего отца… что ж, прошли долгие годы.
Над головой звякнул колокольчик, когда Кайло вошел внутрь, но в канцелярии не видно ни одного работника. Пройдя через помещение и комнату ожидания, он добирается до гаража. Звуки, которые тут же его окружают, наполняют голову Кайло смутными образами – воспоминаниями – о себе, куда ниже ростом, бегающем по бетонному полу посреди хаоса ремонта. («Угроза безопасности», как всегда говорила его мать).
Умудрившись не поскользнуться на грязных пятнах черной смазки на полу, он наконец видит примечательную седоволосую голову, по которой узнает отца.
*Внезапно его охватывает столь сильная волна эмоций, что он едва не падает на колени.
Ужас, понимает он. Он чертовски напуган встречей с отцом.
У него и раньше случались панические атаки. О, их было много. Но этот тип паники настолько глубокий и настолько сильный, что не похож ни на что, что он когда-либо испытывал раньше. Сердце бьется в груди так сильно, что становится больно, и он вдруг обливается потом, а руки дрожат сильнее, чем включающийся двигатель «Сокола».
Он с трудом добирается до ближайшей металлической скамейки, рухнув на нее так, будто пробежал марафон. Его дыхание очень быстрое, даже слишком быстрое, и мантра «Дыши глубоко, Бен. Медленно и спокойно», – звучит в голове хриплым тенором матери, внушенная за все те годы, когда она успокаивала его панику.
– Дыши глубоко, Бен. Медленно и спокойно.
Ее голос ниже, чем он помнит, более хриплый и грубый.
– Дыши глубоко.
Потому что это не голос его матери, понимает Кайло.
Это голос его отца.
– Давай, Бен. Медленно и спокойно, вдох и выдох.
Кайло лихорадочно поднимает взгляд, упираясь головой в руки и сгорбившись на скамейке.
Здесь стоит его отец, вокруг него сжимается комната, и это все, что может увидеть Кайло. Он не может разглядеть его лицо, различима лишь фигура сквозь черные пятна перед глазами.
Кайло настолько шокирован появлением своего отца, что у него перехватывает дыхание, и это приводит к приступу сильного кашля, который, хоть и не сильно помогает облегчить дыхание, все же дает ему больше воздуха, чем прежнее слабое пыхтение.
– Дыши, Бен. Просто Дыши.
И хотя голос отца при всей своей странности звучит успокаивающе, он слабо помогает приручить зверя, вырвавшегося на волю внутри Кайло. *
Так и есть, пока Кайло не чувствует повторяющееся постукивание по левой руке, которую яростно сжимает в кулак на скамейке.
Стук, пауза, стук, длинная пауза.
Два стука, пауза, шесть стуков. Пауза. Два стука.
Сперва Кайло думает, что это бред. Просто случайные прикосновения мозолистых жирных пальцев Хана к его напряженной побледневшей коже.
Но затем Кайло вспоминает время, когда он был одержим азбукой Морзе, время, которое неприлично растянулось и на его взрослую жизнь. Он вспоминает, как отец учил его, испачканный смазкой, но счастливый, что объясняет своему сыну то, в чем разбирался.
Стук, пауза, стук, длинная пауза.
•−•−
Он в ужасном состоянии, но это узнает легко: Я.
Два стука, пауза, шесть стуков. Пауза. Два стука.
−−•• −•• • ••• −••−
Это сложнее, и его отец повторяет сообщение целую минуту, прежде чем Кайло наконец понимает: Здесь.
Вздрагивая, Кайло понимает, что отец выстукивает на его теперь уже расслабленной руке.
Я здесь.
И к тому времени, когда Кайло понимает, что говорит его отец, он уже потратил так много времени, сосредоточившись на этом ощущении и мыслительном процессе, стоящем за интерпретацией кода, что его дыхание успокоилось. Оно не вернулось к нормальному ритму, но стало намного лучше.
Кайло смотрит на своего отца с выражением неподдельного шока, нанесенного смелой рукой на твердые черты лица.
Кайло не знает точно, что потрясло его больше всего – отец, повторяющий мантру, которую произносила мать на протяжении всей его жизни, сообщение азбукой Морзе или что отец каким-то образом успокоил самую интенсивную паническую атаку, которую он когда-либо переживал.
Однако он быстро пытается справиться с шоком, чувствуя, как пульс угрожает снова подскочить. Поэтому продолжает дышать медленно и размеренно, сосредотачиваясь на металлическом запахе гаража с нотками сгоревшей смазки, бензина и резины.
– Это было жестко, да? – наконец произносит грубый голос Хана, и Кайло почти вздрагивает от этого звука.
– Да, – выдавливает он дрожащим голосом, сжимая и разжимая кулаки, чтобы попытаться вернуть чувствительность в покалывающие пальцы.
– Рад, что ты был здесь, так что я мог, знаешь…
Кайло наблюдает, как вечно эмоционально невнятный Хан машет рукой, показывая, что его «знаешь» на самом деле означало «помочь тебе с панической атакой». Кайло мудро решает не упоминать, что единственная причина, по которой у него в первую очередь случилась паническая атака, заключалась в том, что он находился здесь.
– Итак… – говорит Хан после нескольких минут молчания, которое уже становилось некомфортным, пока Кайло восстанавливал самообладание и успокаивал дыхание. – Зачем ты здесь, малыш?
Кайло знает, что вопрос вызван искренним любопытством, но все же, сказанный грубым, требовательным голосом Хана, он пронзает его острой болью.
Внезапно его начинает мучить идея сбежать. Сбежать прямо из магазина в машину и обратно домой, где он забудет саму мысль о том, чтобы когда-нибудь снова помириться или встретиться со своим отцом. Он искушен так сильно, что тело уже поднимается со скамейки.
Но затем он мельком видит левую руку отца, где обычно было золотое обручальное кольцо. Рука Хана голая – голая, потому что он решил не носить кольцо во время работы, дабы не повредить или не испачкать. И Кайло внезапно вспоминает о предстоящей церемонии повторения клятв его родителей и ту незначительную роль, которую он до сих пор играл в этом.
И хотя, по правде, Кайло мог бы меньше думать о церемонии и о том, какой ерундой занимается его мать, он знает, что она захочет, чтобы он был там – захочет, чтобы ее сын был частью всего этого. Поэтому он и Хан должны быть в состоянии находиться в одном помещении без напряжения и проблем с эмоциями, которые поразили бы часовню, как чума.
– Хан, – заставляет он себя сказать, практически задыхаясь. – Нам нужно поговорить.
____________________________
Они пробираются сквозь годы эмоциональных проблем и неприятных воспоминаний, словно через мусорный компактор.
Из ремонтной мастерской они перебрались в дом Хана и Леи (дом детства Бена – где оживают многолетние воспоминания, заставляющие отца тянуться к нему, подливая масла в огонь). Они сидят в кожаных креслах лицом друг к другу, будто на финальном поединке. Это вполне могло быть так.
Кайло обвиняет, и швыряет слова, и выплевывает проклятия, а Хан делает то же самое, бросая объяснение за объяснением и проклятие за проклятием.
Часто всплывает то, как Лею заставляли лгать и прикрывать Хана и его незаконный автобизнес, равно как и его безразличное поведение и недостаток участия в жизни сына. Пропущенные вечеринки по случаю дня рождения, и родительские собрания, и «Как насчет моей бар-мицвы, папа?» (Хотя слово «папа» звучит до боли саркастично, это все же лучше, чем звать отца по имени).
Жалобы на истерики Кайло и его неприязнь перекликаются с собственными упреками Кайло: Хан отвечает тем же, что и получает.
– Так почему, думаешь, у меня случались чертовы истерики? Ты всегда был тем, кто злился и бил вазы и стаканы! Ты всегда срывался на маму!
– Ага, и ты серьезно продолжаешь держаться за это, да, малыш? Лея отпустила, почему ты не можешь? Ты так легко погружаешься во все эти дрязги. Наводит на мысль, что ты годами прокручивал это у себя в голове…
– Конечно прокручивал! – взрывается Кайло. – Ты разрушил мое детство!
Хан покачал головой.
– Ты не знаешь, каково расти в плохих условиях. У тебя было все, что ты хотел. Возможно, мы немного отсутствовали, но…
– Немного отсутствовали? Совсем немного?! Ребенком я оставался один практически каждый день – из-за маминого сенатского дерьма и твоей подработки, – на последнем слове Кайло снисходительно усмехнулся. – Бога ради, моим лучшим другом было чучело странной птицы, в котором были записи ваших с мамой голосов. Порга или чего там еще! Потому что тебя не было здесь, чтобы уложить меня спать.
– Ох, дай передохнуть, малыш. Ты…
– Я не малыш! Ты потерял шанс называть меня малышом, потому что отсутствовал все мое детство! А потом разрушил мою взрослую жизнь, заставив выбирать между колледжем и долбаной улицей!
Что-то в этих словах, кажется, глубоко задело Хана: внезапно он встал, и Кайло тоже с трудом поднялся на ноги.
– Не начинай, Бен, ты не можешь понять…
– О, я не понимаю, ну конечно нет!
– Черт побери, Бен, нет! Тебе нужно было поступить в колледж и получить степень, тебе нужно…
– Зачем мне это так чертовски было нужно? Почему я должен был идти и получать гребаную степень по бизнесу, хотя меньше всего хотел заниматься этим?! – сейчас он уже кричит и слабо понимает, что его лицо мокрое.
– Потому что, Бен! – рявкает его отец, но получается влажный звук, похожий на рыдание. – Потому что я не хотел, чтобы ты закончил так же, как я – как какой-то проклятый неудачник с игроманией без образования. Вынужденный угонять и разбирать машины, чтобы помочь своей семье держаться на плаву! Я не хотел для тебя такого!
Кайло потрясен взрывом отца – потрясен, увидев, что лицо у того красное и тоже слегка мокрое.
Между ними опускается тишина, словно туго натянутая нить. Ни один не хочет говорить первым, но, к счастью, холодный влажный нос спасает их от неприятностей.
Чуи плюхается на пол между ними двумя, задние лапы оказываются на ступнях Хана, а голова – на ногах Бена. Оба мужчины смотрят на собаку, и атмосфера немного смягчается, хотя напряжение и неуверенность остаются.
– Думаю, это связано с тем, что отец у меня был паршивый, а теперь я сам паршивый отец.
Кайло слышал кое-какие истории о своем дедушке – игромане с плохим характером и пристрастием к алкоголю. Хан сбежал от него при первой же возможности, но Кайло знал, что тот факт, что Хан обнаружил в себе отцовские черты, беспокоил его до глубины души.
Возможно, именно поэтому он сказал:
– Ты был паршивым отцом, точно. Но это не значит, что ты должен им оставаться. Ты, блин, можешь измениться.
Хотя слова звучат грубо и обвинительно, Хан понимает, что на самом деле это – неуклюжее, неловкое приглашение снова стать частью жизни его сына.
– Хорошо, – хрипло говорит Хан, имеющий те же проблемы с выражением чувств, что и сын. – Но ты должен прийти на это общее семейное дерьмо, которое готовит Лея. Она безумно скучает, и мне приходится мириться с ее слезами по тебе. Пора это изменить.
Кайло ворчливо вздохнул – будто снова был подростком.
– Хорошо.
Кайло знал, что его путь к нормальным отношениям (или тем, к которым они смогут приблизиться) с отцом был далек от завершения. Это было лишь начало. Однако он не мог не почувствовать, будто с его плеч сняли груз – болезненный, кислотный, который медленно высасывал из него силы в течение многих лет.
И все же он задавался вопросом, не было ли слишком поздно, не слишком ли много в нем – Бене Соло – было разрушено. Столь много, что он, возможно, не сможет вновь научиться доверять отцу или любить его.
Но он уже научился заботиться об одном человеке, пахнувшем цветами и похожем на солнечный свет, поэтому решил, что хочет дать шанс и своему отцу.
Значение цветка герани: глупость; безумие (также используется в ароматерапии, чтобы помочь при депрессии и тревожности).
========== Глава 15. Подсолнух ==========
Комментарий к Глава 15. Подсолнух
Правда из уст «Не-стану-терпеть-твое-дерьмо» Фазмы сражает РэйРэй наповал. Эмо-мальчик… стал меньше эмо?
От переводчика: автору потребовался год, чтобы написать эту главу и продолжить фанфик. Как я писала раньше, мы счастливчики ☺
Рэй знала, что в конце концов пересечется с кем-то из них… она просто не ожидала, что в следующий мрачный серый слякотный понедельник обнаружит бездельничающую Фазму на крытом крыльце «Милой Дэйзи».
Ей хотелось, чтобы зима закончилась. Ради всего святого, наступил март. С тех пор, как она была ребенком, ее фанатичное восхищение снегом давно исчезло – теперь она знала, что снег предвещает медленную, черепашью езду по обледенелым улицам и серую слякоть, которая безжалостно просачивается сквозь подошвы ботинок. (Она специально отогнала мысли о той заснеженной ночи, свернувшейся перед огнем, и о снежинках, покрывавших раздражающе идеальные волосы цвета оникса у входа в оранжерею Ботанического сада.)
– Эй, – небрежно приветствует Фазма, будто они были старыми друзьями, затем встает и делает длинный звучный глоток кофе из дымящегося стакана.
– Привет, – говорит Рэй и не может не заметить нотку тревоги в своем голосе. Она краснеет. Хотя Фазма не выглядит обеспокоенной – Рэй смутно подумала, могло ли что-то вообще беспокоить Фазму.
– Безответные отношения – сука, да? Вот почему я не оставила Хаксу выбора – сказала, что он должен любить меня, а если не будет, то я во сне отрежу ему яйца. Отлично сработало.
К удивлению Рэй, из ее сухих потрескавшихся губ вырывается смешок. Конечно, Фазма шутила – Хакс определенно был очарован доминирующей блондинкой, вне всяких сомнений. Она понимает, что первый вопрос Фазмы ее даже не задел. Интересно.
– Как жизнь? – спрашивает Рэй более спокойным тоном, беря ключ, чтобы открыть входную дверь. И замирает, увидев маленькие золотисто-желтые бутоны, уверенно выскочившие из-под снега по обе стороны от двери.
– Ха, нарциссы зацвели, – говорит она и себе, и Фазме. – Кажется, наконец-то приближается весна.
Подснежники в этом году распустились поздно – зацвели в первую неделю февраля и просто исчезли примерно на прошлой неделе. Так что появление нарциссов стало неожиданным, но очень приятным сюрпризом.
– Самое, время, блять. Думала, мои соски вот-вот отвалятся, Иисусе.
Рэй обнаруживает, что у нее вырывается еще один смешок, как по команде, и это приятно. Смеяться приятно.
Наконец она открывает дверь, приглашая Фазму внутрь, топает ногами, сбрасывая снег, и снимает пальто, чтобы повесить у двери.
– Этот магазин супер… светлый, – замечает Фазма, и последнее слово звучит с легким отвращением к белому и воздушному декору и цветущим повсюду цветам.
– Ничего черного и красного не осталось – кажется, «Первый Орден» скупил все, – шутит Рэй, переворачивая табличку с надписью «ЗАКРЫТО» на сторону «ОТКРЫТО» и слегка улыбаясь.
– Жалко, – парирует Фазма, посмеиваясь.
Наконец Рэй поворачивается к Фазме и видит, что та по-хозяйски растянулась на белом кожаном диване. Под пальто на ней были надеты рваные кожаные штаны, колготки в сеточку, проглядывающие сквозь многочисленные дырки, и черный укороченный топ с ярко-красными каракулями «Папина девочка». Он открывает ее татуированные предплечья и имеет достаточно низкий вырез, чтобы были видны татуировки на грудях.
Рэй бы хотела, чтобы у нее был стиль (и уверенность) Фазмы. Она определенно слегка запала на Фазму, а если бы была лесбиянкой? О, наверняка.
– Я пришла, чтобы побыть тем самым клише-персонажем из ромкомов, который заставит тебя преодолеть трудности или что-то там еще и снова быть с Беном. Вся эта ситуация просто смех. Парень без ума от тебя – ты должна это видеть. Мы все видим.
Фазма так быстро переходит к делу, что Рэй почти чувствует на себе удар – как он есть, и безуспешно пытается подобрать ответ.
– Мне… мне нужно реальное заявление, это нужно произнести…
– Брехня.
Рэй опешила и более чем слегка рассердилась на ответ Фазмы.
– Прошу прощения?
– Я сказала, гребаная брехня.
Фазма так пристально смотрит на Рэй, что той внезапно кажется, будто она оказалась под микроскопом.
– Каждый по-разному выражает любовь, поэтому порой она такая неоднозначная и дерьмовая. Она не может быть сведена лишь к трем словам, которые ты говоришь кому-то. Это просто все принижает.
Рэй качает головой.
– Но у Кайло есть проблема со страхом, укоренившаяся в его способности выражать любовь. Ему нужно сказать мне три слова не только для того, чтобы я могла их услышать, но и чтобы он справился с ней.
Фазма начинает качать головой раньше, чем Рэй завершает половину фразы.
– Нет. Так ты оправдываешь требование, чтобы он признался тебе. Что это для его же блага, хотя на самом деле корень всего в твоих собственных проблемах. Не пойми меня неправильно, лютик, я уверена, что ты действительно хочешь, чтобы он преодолел комплекс заброшенности, но не ври ни себе, ни ему, что реальная причина в этом. В конечном итоге это только навредит вам обоим.
Рэй не может поверить в то, что слышит из уст Фазмы.
– Ты не можешь просто… просто обвинять меня! Я ни в чем не виновата.
Фазма многозначительно смотрит на нее, приподняв бровь.
– То есть ты думаешь, что Бен виноват в том, что заработал комплекс заброшенности?
Рэй фыркает, лицо от досады покрывается розовыми пятнами.
– Нет… я не это имела в виду, вот. Ух, – Рэй вскидывает руки. – Я наконец-то нашла человека, с которым, считаю, могу провести остаток жизни, и я не хочу его терять! Но он должен любить меня в ответ!
Фазма смотрит на нее так, что Рэй чувствует себя маленькой.
– Вот опять, Рэй. Ты заставляешь его сказать тебе, что он тебя любит, думая, что именно так на самом деле выражается любовь, хотя это неправда.
Рэй чувствует, что закипает, и стоит, скрестив руки и глядя на Фазму в ожидании неизбежного продолжения. Когда та молчит, Рэй сердито взмахивает рукой, показывая девушке, чтобы продолжала. Фазма вздыхает.
– Не могу поверить, что придется стать той самой сучкой, но… любовь – это не три шаблонных слова, которые аккуратно перевязываются бантиком и вручаются партнерам. Любовь заключается в том, как они заваривают кофе по утрам, потому что знают, что ты проснешься слишком поздно, чтобы успеть что-нибудь, кроме как залить его в термос и забрать с собой. В том, как они день за днем без комментариев ставят твою зубную щетку в нужный держатель, хотя это бесконечно раздражает. В том, как они оставляют крошки от картошки фри на дне пакета, потому что знают, что ты их любишь.
Рэй позволяет словам Фазмы наполнить ее, каждое причиняет боль сильнее, чем предыдущее. Словно шквал булавок прямо в сердце.
– Такова наша любовь – моя и Хакса. И, блин, Рэй, это намного больше, чем «Я люблю тебя». «Я люблю тебя» не может вместить даже часть этого.
Рэй моргает, слова Фазмы во всей их полноте оказываются ошеломляющими.
– Ну? – подсказывает Фазма, взмахивая рукой.
– Что?
Фазма вздыхает.
– Из чего состоит ваша любовь с Беном?
Заметив все еще неуверенный взгляд Рэй, Фазма подбадривает ее:
– Что заставляет тебя думать, что он заботится о тебе? В чем заключается ваша любовь?
Рэй на мгновение замирает, размышляя. В чем была их любовь?
– В прозвищах, написанных на стаканах с кофе, которые он приносит мне по утрам – каждое смешнее предыдущего.
– И?
– И… в том, как он находит маленькие поводы для шуток, используя прозвища или каламбуры. В том, как он иногда смотрит на меня, – продолжает Рэй, оживляясь. – Похоже на то, как я смотрю на цветы. Будто всепоглощающее чудо, в котором ты как будто теряешься, а потом не можешь вернуть мозги на место.
Фазма одобрительно бормочет.
– А теперь повтори, кто там тебя не любит?
Рэй обдумывает то, что ей сказала Фазма. Вскоре она недоверчиво качает головой.
Это правда. Он любит ее. Этот пугливый, прекрасный, весь в татуировках мальчик-мужчина любит ее.
Она снова смеется.
Это даже приятнее, чем раньше.
_________________________________
– Это смешно, мам. Я выгляжу, как чертов пингвин.
Лея, стоящая рядом с портным, неодобрительно мычит, глядя на него проницательными карими глазами.
– Вероятно, из-за носа, который ты унаследовал от отца – довольно похож на клюв. Дело не в смокинге.
Кайло усмехнулся, достаточно уверенный в себе, чтобы не принять беззаботную шутку близко к сердцу.
– Ты был бы невероятно прекрасен, если бы перестал хмуриться и сутулиться, – спокойно прокомментировала Лея, разглаживая лацканы его смокинга и возясь с галстуком-бабочкой.
Кайло просто дернулся в ответ, не заботясь о том, куда руки портного чуть ниже втыкали булавки.
– Мне повезет, если я выйду отсюда без булавки, застрявшей между ног.
Лея не подняла глаз, продолжая критически разглядывать запонки.
– Как Рэй?
Вопрос был настолько внезапным, что почти отбросил его на спину (не физически, слава Богу – для этого он слишком высоко ценил части своего тела).
– На самом деле я не знаю, – наконец хрипло ответил он, глядя в зеркало перед собой и толком ничего не видя.
– Все по-прежнему?
Кайло хмыкнул – не то чтобы это сошло за ответ, но для Леи было достаточно.
Портной отступил от Кайло, и у того вырвался неожиданный вздох облегчения. Посовещавшись с Леей в течение нескольких минут, они обменялись рукопожатием, и портной оставил их одних в частной примерочной.
Подойдя, Лея схватила Кайло за рукав и начала застегивать запонки, которые, очевидно, для него выбрала.
– Ты знаешь, что любишь ее, в чем проблема? Признать это? Ты все-таки такой же, как мать?
Кайло поднимает бровь, сбитый с толку ее словами и слегка заинтригованный.
– Как ты? То есть?
Лея усмехается, качая головой, седой пучок двигается вместе с ней.
– В отношениях я была тем упрямым человеком, который не признавался в своих чувствах. Мы с твоим отцом из-за этого много ссорились, а потом его поместили в карбонитовую кому. Только перед этим я сказала, что люблю его.
Кайло много раз слышал об искусственной коме своего отца, но никогда не знал об этой стороне истории.
– Почему ты не сказала ему раньше? – Кайло слушал собственные слова, глядя на них обоих в зеркало. Он – высокий, мрачный, угрюмый. Его мать – миниатюрная, с серебряными волосами, суетится вокруг.
– Я боялась позволить ему взять верх. Это дало ему возможность причинить мне боль, – Лея выдавливает улыбку. – Я была и остаюсь крутой, но недостаточно, чтобы рискнуть.
– Тогда что изменилось?
Наконец Лея закончила возиться с запонками, галстуком-бабочкой и нагрудным платком и повернулась, чтобы посмотреть на них обоих в зеркало. Кайло подумал, видела ли она то же, что и он.
– Я поняла, что риск потерять его был страшнее, чем если бы я позволила себе быть уязвимой… Думаю, ты должен спросить себя, не будет ли риск потерять Рэй страшнее, чем если ты будешь уязвимым рядом с ней.
Кайло рискнул бросить взгляд на свои запонки и удивленно моргнул.
На его рукавах были два золотых подсолнуха, причудливой формы, но все же красивые.
– Их сделали на заказ – возможно, они будут что-то значить для тебя.
Он не отвечает, удивленный словами Леи. Поэтому она заговаривает сама.
– Ты не представляешь, как я ценю твои усилия наладить отношения с отцом.
Кайло слышит ее всхлип и поражен тем, что она на грани слез – мать никогда не плакала при нем, за исключением того дня, когда он ушел.
– Бен… дома он действительно стал другим. Он пытается быть таким же грубым, но он счастливее. Намного счастливее. Надеюсь, ты понимаешь это и тоже будешь счастливее.
У него рефлекторно возникает желание огрызнуться, чтобы его не называли Беном, но он борется с ним, подавляет до тех пор, пока имя не оказывается далеким незнакомым звуком.
Он следит, чтобы голос не выдавал никаких его эмоций, пока говорит – или, по крайней мере, пытается.
– Я подумал, что ради тебя обязан заключить перемирие на время свадьбы. Будем надеяться, что оно продлится и в медовый месяц.
Лея напоследок еще раз гладит его плечи и отворачивается, чтобы сделать запись в ежедневнике.
– Это значит для меня больше, чем ты думаешь, Бен. Теперь можешь избавиться от «костюма пингвина».
Он рад, что они отклонились от темы, а также возможности снова переодеться в обычную одежду. Проскользнув обратно в примерочную, портной помогает ему снять каждую деталь костюма и, наконец, оставляет его в блаженном одиночестве.
Снова одевшись, он позволяет словам, сказанным матерью, наполнить его, и чувствует, как внутри что-то обрывается. Он ударяет в стену сжатым кулаком, но слабо, не для того, чтобы пробить ее, а чтобы остановить рыдания, поднимающиеся в груди, перехватывающее горло, будто он проглотил мокрый хлопок.
Кажется, что годы эмоционального застоя подходят к концу – из-за его чувств к Рэй, матери, отцу. Это тревожит, раздражает, и впервые за долгое время он чувствует уязвимость – она угрожает и в то же время похожа на глубокий вздох облегчения.
– Мама? – зовет он, выходя из-за занавески.
– Да, Бен?
Она определенно будет использовать это имя как можно чаще.
Он находит ее за углом, записывающую что-то в своем ежедневнике, и она поднимает вопросительный взгляд. Он ничего не говорит, просто закатывает рукав черного вязаного термобелья и обнажает внутреннюю сторону правой руки.
Там, в прекрасном желтом цвете, изображен изящный подсолнух, истинное значение которого знала только Рэй – но только потому, что мать никогда не знала, что он сделал себе эту татуировку.
