Текст книги "Effloresce (ЛП)"
Автор книги: lovelydarkanddeep
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)
Они снова погружаются в комфортное молчание, каждый занят едой из своей части света, потому что прийти к единому мнению насчет кухни не получилось. Рэй уже прикончила свою личную пиццу, поэтому перешла к сету Бена из шести роллов и паре яичных рулетов По. Сейчас она смотрит на наанский хлеб Финна так, что он переставил его подальше, чтобы предотвратить налет.
Хотя Рэй наелась лишь наполовину, она была абсолютно счастлива. Наконец она оказалась в квартире Бена, он пригласил двух ее лучших друзей на ужин (который проходил без напряжения или неловкости), и у нее были новые татуировки на ключицах.
Она сжимает руку Бена своей, глаза время от времени поглядывают на экран, где шел старый научно-фантастический фильм. Было не очень интересно, но она получила смутное представление о злодее, который носил все черное и был знаменит своим странным дыханием через респиратор, а также о вспыльчивой принцессе, которая вела легионы космических кораблей в атаку на плохих парней.
– Фильм отстой, – комментирует По между вилками с лапшой.
– Ага, – соглашается Финн. – Совершенно невероятный. Плюс злодей безнадежен. Искупления для него нет.
Бен рядом с Рэй тихо фыркает, что означает, что сейчас последует возражение.
– Думаю, он не совсем безнадежен. Кроме того, это не хорошим парням нужны истории искупления – в этом весь смысл.
Финн закатывает глаза, губы сжимаются в жесткую линию.
– Конечно ты идеализируешь злодея.
– Это еще что значит? – огрызается Бен, слегка выпрямляясь и прищуриваясь.
– Ребята! – вмешивается Рэй, успокаивая возникшее напряжение. Тихо ворча, парни отходят и нехотя продолжают просмотр.
– Единственный хороший персонаж – принцесса. Она делом занимается, – бормочет По, зарабатывая косой взгляд от Рэй за то, что снова поднял эту тему, хотя про себя она с ним согласна.
Как только пошли титры, По и Финн собираются уходить, обнимают Рэй и неловко машут Бену, благодаря за приглашение.
Возможно, все прошло неловко, но, по крайней мере для Рэй, это было началом.
– Что ж, было мило, – комментирует Рэй, выбрасывая коробки из-под еды в мусорное ведро и мешки для переработки.
– Подходящее слово, – в ответ ворчит Бен, тоже помогая с уборкой.
– О, перестань вести себя, как какой-то сексуальный эмо-милаш. Было мило, признай.
Бен вздыхает, но хмурый взгляд смягчается, а морщина между бровями исчезает.
– Хорошо. Возможно, это было не самым ужасным, что есть в мире.
Закатив глаза, она подходит к нему сзади и обнимает за талию.
– Какой талант драматизировать. В другой жизни ты, наверное, был актером.
Бен посмеивается, но мягко тянет ее вперед, чтобы заглянуть в глаза.
– Никакого давления на грудь, помнишь?
Рэй ухмыляется в ответ, подмигивая ему.
– О-о-ох, повторите мне это, доктор.
Он хихикает и притягивает ее еще ближе, держа гигантские руки на ее бедрах.
– Никакого давления здесь, – шепчет он ей на ухо, осторожно обводя края марли сквозь футболку. На самом деле это была его футболка, но она фактически присвоила ее себе.
– И на все остальные места тоже? – выдыхает Рэй, в равной степени развеселившаяся и возбужденная.
– Хм, думаю, тебе просто нужно быть осторожной, – размышляет он, проводя большими пальцами по затвердевшим соскам под кружевным бюстгальтером и его футболкой.
– Я в хороших руках, – усмехается Рэй, когда руки Бена двигаются, чтобы обхватить ее груди сквозь футболку, слегка лаская.
Он наклоняется и целует ее, но легко – чтобы подразнить.
– Разве ты не хочешь увидеть квартиру, о которой ныла?
– Ныла? – с негодованием повторяет Рэй. – Я не ныла…
Но он хихикает и тащит ее через гостиную обратно к входной двери.
После милого, но раздражающего спектакля, в котором она должна была постучать в дверь и подождать, пока он откроет, Бен наконец начал показывать ей свою квартиру.
Расположенная недалеко от «Татуировок Первого Ордена» и «Милой Дэйзи», она находилась в красивой части города. Дом был чистым и современным, со швейцаром у входа и так далее. Другими словами, обстановка в его квартире была намного приятнее, чем ожидала Рэй: все белое, хромированное и черное с редкими всплесками синего цвета.
– Это прихожая и гостиная, – поясняет Бен, широко разводя руками перед указанным открытым пространством. Они движутся дальше и переходят в зону, сопряженную с гостиной. – А это кухня…
Рэй сразу проходит мимо, чтобы открыть все шкафы и заглянуть внутрь.
– Хм-м… – размышляет она, на лице появляется насмешливое выражение, и она открывает холодильник, чтобы заглянуть внутрь.
– Ты не шутила насчет того, что будешь шарить по шкафам, да?
Рэй качает головой и почему-то выглядит успокоенной.
– И насчет ящика с нижним бельем тоже.
Ответное выражение лица Бена заставляет ее сдержать смешок.
– Идем дальше, – говорит Бен, провожая ее в соседнюю комнату.
– Это кабинет, он же спортзал, он же место, где я храню все барахло.
– Ах, значит, у нас всех есть такая комната.
Легкий смешок и пожатие ее руки.
– А это моя спальня – ящик с нижним бельем прямо тут.
Хотя он пытается это скрыть, в голосе звучат нотки тревоги. Он использует шутку скорее для того, чтобы попытаться уменьшить собственное беспокойство, а не развлечь Рэй, указывая по пути на шкаф.
Рэй осматривает территорию черных шелковых простыней. Стену, сделанную из стекла – целое окно. Чувствует недостаток любых личных фотографий или следов жизни.
– Ну, здесь мило, но во всей квартире нет ни одного чертового растения, – жалуется Рэй, скрестив руки и наморщив лоб.
У Бена вырывается едва слышный вздох облегчения, узел в груди при ее словах ослабевает. Конечно Рэй будет обеспокоена отсутствием растений.
– Я даже не знаю, как сохранить растению жизнь, Рэй. Принеси их сюда – и в итоге повсюду будут мертвые растения.
– Но если бы я бывала здесь чаще, то могла бы заботиться о них. И научила бы и тебя.
Бен замирает, ошарашенный ее предложением. Горло начинает сжиматься, сердцебиение учащается.
– Я-я не готов к тому, чтобы ты переезжала… – выдавливает он.
Она перебивает его.
– О нет. Нет, нет, нет, Бен. Я имею в виду, что хочу приезжать к тебе чаще после того, как увидела квартиру. Не переезжать.
Бен чувствует облегчение в груди, сердцебиение снова восстанавливается, и в его взгляде на Рэй уже не так много паники.
– Так что скажешь? Может, алоэ или несколько филодендронов?
Наконец Бен улыбается.
– Конечно, пока ты сможешь заботиться о них.
– Научить тебя, как заботиться о них, – поправляет Рей.
– Научить меня, как заботиться о них, – соглашается Бен, качая головой при мысли об этой девушке и ее любви к растениям.
Довольная, Рэй по мере возможности обвивает руками талию Бена – он просто огромен – и поднимается на цыпочки, чтобы поцеловать.
– Спасибо, что позволишь мне вдохнуть жизнь в свою квартиру, – дразнит она, снова чмокая его в губы.
– Ммм … я бы обиделся, если бы сейчас не был так возбужден.
Рэй хихикает, когда он начинает игриво целовать ее шею – она любит эту сторону Бена. Сторону, доступную только ей.
– Как думаешь – нам нужно заглянуть и в мою постель?
Рэй не может не согласиться.
__________________________
На следующее утро Бен просыпается рядом с Рэй, которая, как обычно, устроилась под его согнутой рукой, а ее урчащий храп успел стать знакомой, но раздражающей музыкой для его ушей.
«Я мог бы привыкнуть к этому», думает он про себя и от удивления просыпается окончательно.
Обычно он не мог думать об этом без беспокойства, впивающегося в горло, без учащения пульса, которое заставляет сердце стучать, как барабан, эхо которого разносится по его груди и поглощает слух.
Внезапно…
– Хватит смотреть, как я сплю, псих, – раздается хриплое приветствие, отвлекающее его от тревожных мыслей (хотя она часто смотрела на него сама).
– Ничего не могу сделать. Ты пускаешь слюни на подушки, и это меня заводит.
Она медленно улыбается, все еще не открывая глаз, прежде чем, разумеется, протянуть руку, чтобы вытереть уголки рта и проверить, не врет ли он.
Слюны нет.
– Мудак, – бормочет она и поворачивается, чтобы открыть глаза и посмотреть на него.
Даже взъерошенный после сна, он по-прежнему оставался самым прекрасным из всего, что она когда-либо видела.
Ее первая ночь, проведенная в доме Бена после нескольких недель свиданий – после почти трех месяцев знакомства. Это важный шаг, и мысль о нем заставляет сердце Рэй дрогнуть. Где-то на этом пути симпатия превратилась в страсть, а теперь… во что-то другое. Что-то более тонкое, менее жаркое и напряженное, зато теплое и спокойное.
В голове эхом звучат слова Леи – едва уловимое поощрение сделать это, сделать это, сделать это. Она глубоко вздыхает.
Она готова. Она собирается сказать это.
Рэй опирается на локоть, и медовый свет, струившийся сквозь окно, ласкает изгибы ее скул и заставляет волосы сиять, как расплавленная бронза и золото.
У Бена перехватывает дыхание, стискивает горло.
Она улыбается ему, красивая, и веснушчатая, и сияющая, как его собственное маленькое солнышко.
Она выглядит такой счастливой.
Она выглядит так, будто влюблена.
Его живот сжимается от этой мысли, ее взгляда и того, что он там видит. Он отшатывается.
Нет…
Слова покидают ее розовые губы, прежде чем он сможет остановить их – остановить ее.
– Бен… я люблю тебя.
Эти слова произносятся тихо, мягко и светло. Как стихотворение – или молитва.
Ее глаза встречаются с его, надеющиеся, ожидающие его ответа. Вместо этого она видит момент, когда их затмевает настоящая паника. В одно мгновение он закрывается от нее, лицо каменеет, и стены внутри взлетают в рекордно короткие сроки.
Она быстро садится, сжимая простыню на груди, уверенная, что ошибается, что он скажет ей это.
Но он качает головой – и не встречает ее взгляд, когда встает и отступает от кровати.
– Рэй…
И при звуке ее имени она чувствует, как обрывается сердце. Чувствует, как его вырвали, разорвали руками на части и вернули ей кровавые клочья.
Такой тон напоминает о докторе, пытающемся сообщить семье о смерти – добрый, но отстраненный. Сдержанный. Бесстрастный.
Она отстраняется от него, на лице – смесь шока и обиды. Его руки бегают по волосам, сжимают их в кулаки, тянут, пока не становится больно.
Она не может увидеть, как они дрожат, не понимает, что причина, по которой его голос звучит так, будто у него проблемы с дыханием, заключается в том, что они есть – это не просто гневное пыхтение.
– Рэй, Боже, я… Почему мы не можем просто ограничиться тем, что имеем? Почему нужно бросаться подобными словами?
Она насмешливо фыркает и начинает натягивать одежду, одну вещь за другой.
– Ограничиться чем – траханием в задних комнатах? Тем, как ты суешь в меня свой член? Перепихонами? – она качает головой с кислой улыбкой. – Да, это просто охеренно прекрасно.
Слова слетают с ее губ, горькие и обжигающие, голос раскаленный и язвительный. Страдание в его вспыхнувших глазах сменяется едва сдерживаемым гневом, в потемневших радужках глаз мерцает жар.
– То есть теперь ты приравниваешь себя просто к траханию? Унижаешь то, что есть между нами? Роскошно, – глумится он.
– Что, а разве это неправда? Не трахание? Ты вот считаешь, что и ничего больше, Кайло, – выплевывает она, размахивая руками между ними.
Его кулак пробивает стену еще до того, как она успевает заметить движение, вокруг вмятины крошатся штукатурка и гипсокартон.
Она использовала его имя как укол, острое оружие, которое, она знает, заденет сильнее, чем любые слова. Настоящий удар ножом. Это мелко и жестоко, но в данный момент приятно (хотя она уверена, что позже пожалеет об этом).
– Какого хера ты хочешь, чтобы я сказал, Рэй? – он тяжело дышит, бледный и все же беспомощный. – Ты правда хочешь, чтобы я сказал, что не люблю тебя?
Рэй вздрагивает, будто он на самом деле ударил ее. С таким же успехом он мог бы.
Он тут же ругается, делая шаг к ней. В отличие от Рэй, он сожалеет о своих словах, едва произносит их.
– Рэй, я …
Но Рэй качает головой, оказавшись во власти чего-то вроде тихого оцепенения.
– Я не позволю себе быть в отношениях, в которых не могу положиться на партнера или если он не отвечает взаимностью – я не могу поступить так с собой после всего, что было в детстве. Ты должен понять это, Бен – лучше, чем кто-либо. Извини, но я теперь я достаточно люблю и ценю себя, чтобы не оказываться в таком положении.
Она собирает свои вещи в тишине, а Бен наблюдает за ней и выглядит просто уничтоженным этими словами.
– Знаешь, я говорила об этом с твоей мамой. Даже она думала, что ты ответишь так же, – неожиданно говорит Рэй, удивляясь самой себе. Она не обращает внимания на то, как он в удивлении открывает рот. – Ты должен впустить кого-нибудь когда-нибудь, Бен. Даже если этим «кто-то» буду не я. В противном случае ты останешься один, а боль станет куда сильнее, чем сейчас. Прекрати эту жалкую ссору с папой и поговори с мамой. У тебя есть семья – перестань принимать это как должное. Я бы никогда не стала.
Она поворачивается к двери, чтобы уйти и скрыть блеск слез в глазах, которые неизбежно брызнут.
– Счастливо оставаться.
– Рэй, пожалуйста…
Но Рэй уходит – она делает это ради себя и собственного самоуважения, делает то, для чего однажды у нее не хватило сил.
Позади эхом отдается мелодия разбивающего стекла. Это симфония боли и разрушения, которой он дирижирует сам.
Рэй говорит себе, что ей все равно.
И, когда входная дверь захлопывается, Бен понимает, что она действительно ушла – оставив сильный запах гардений на его наволочках и наполовину распустившиеся цветы в сердце.
{Значение цветка желтой гвоздики: отвержение и презрение}
Кто-нибудь заметил предзнаменование, которое я оставила в девятой главе, включив сцену, где мистер Дарси покидает Элизабет после ее отказа? Кто-нибудь?
========== Глава 13. Азалия ==========
Комментарий к Глава 13. Азалия
Торчок на цветочные татуировки в полном дерьме и не хочет есть. Олух не может о себе позаботиться (но здесь появляется что-то новенькое). Воспоследуют глубокие разговоры + почти что милый гребаный броманс.
Рэй, ты меня пугаешь. Пожалуйста, возьми трубку.
__________________________________
Рэй, я знаю, что ты здесь. Мы просто хотим знать, что ты в порядке.
__________________________________
Рэй, пожалуйста.
__________________________________
Звуки обеспокоенных голосов Финна и По из ее телефона эхом разносятся в темноте комнаты, каждое голосовое сообщение более тревожно, чем предыдущее. В какой-то момент она слышит настойчивый звон дверного звонка – динь-дон, динь-дон – снова и снова.
Рэй переворачивается на другой бок, и, как больной зуб оказывается под действием «Новокаина», так и она покоряется власти оцепенелого забвения сна.
__________________________________
В ее утомленном разуме проскальзывает сон за сном, все бесчувственные и эфемерные. Нити снов изгибаются, появляются и исчезают, словно вода, утекающая сквозь пальцы, или туман, расступающийся перед силуэтом.
Некоторые образы она запоминает – черно-серебряный шлем, татуировку розы, темные глаза, полные горьких слез. Другие мгновенно забываются, оказываются не более чем мимолетными мгновениями, мечутся, как рыбки, в ряби пруда ее подсознания.
«Лихорадочный бред» – так бы назвал их По. Неотвратимые со всем своим безумием и поразительной реалистичностью.
Тем не менее, посреди всего этого Рэй чувствует ужасную боль, тяжелое бремя глубоко внутри. Оно заключено в груди, будто вместо желудка у нее был шар для боулинга, вызывающий резкую и даже тупую боль – как порез, синяк. Суровая реальность посреди великого множества причудливых сновидений.
Когда она почти просыпается, то понимает, откуда взялась боль – Бен. В других случаях она слишком крепко спит, чтобы осознать это – может только чувствовать его вечное присутствие.
Иногда она обнаруживает, что не спит и грызет крекер или пьет воду. Но потом, будто через секунду, снова погружается в сон.
Реальность размывается. Порочный круг не заканчивается. И всякий раз, когда она просыпается, щеки оказываются неприлично мокрыми.
__________________________________
Рэй внезапно просыпается от ярких лучей солнца, шторы у окна были раздвинуты.
– Почти неделя прошла, Орешек, – голос Финна приветствует ее где-то рядом с окном.
Она отворачивается, натягивая подушку на голову, а Финн садится на край кровати. Он тянет подушку к себе, а Рэй рычит и безуспешно пытается вернуть ее.
– Нет, – командует Финн, убирая ее подальше.
В ответ она хмурится. Она не в настроении для компании.
– Оставь меня в покое.
Он начинает качать головой прежде, чем она заканчивает.
– Никак нет, Орешек. Прошло четыре дня. Ты разбита, и тебе нужна помощь. Единственная причина, почему мы не пришли раньше, в том, что мы не могли найти ключ от верхнего замка в твоей двери – хотя мы звонили. Долго.
Рэй хмурится сильнее, не смягчаясь. Финн смотрит на нее с такой любовью, что она невольно опускает взгляд.
– Я не знаю, что именно произошло, Рэй, но могу догадаться. И, независимо от того, что ты пытаешься сделать или как сильно стараешься игнорировать нас, мы с По всегда будем рядом.
Он убирает прядь волос с ее лица и грустно улыбается.
– От нас не избавиться, потому что мы любим тебя, Орешек. Мы с тобой навсегда.
Сердце Рэй сжимается, глаза горят.
Если бы только Кайло…
Она плачет, прежде чем успевает осознать это, рассказывая ему историю целиком сквозь сопли, соль, боль в горле и груди. Она думала, что за последние несколько дней выплакала все слезы. Кажется, она ошибалась.
Финн прижимает ее к себе, ее лицо прячется на его плече. От него пахнет стиральным порошком, одеколоном По и очень слабо – цветами. Это утешает больше, чем любые слова, и вскоре сеанс ее рыданий заканчивается.
Он гладит ее по волосам еще несколько раз, прежде чем отстраниться, чтобы взглянуть.
– Немного легче?
Рэй кивает, все еще всхлипывая.
– Хорошо, потому что это куртку По ты только что намочила. Был рад знакомству.
Рэй тихо и насмешливо фыркает, сморкаясь в одну из уже смятых салфеток на тумбочке, где также были соленые крекеры и много пустых бутылок воды.
– Теперь иди прими душ. Ты воняешь, Рэй.
Она кивает, даже не в силах выдавить смешок, пока Финн не помогает ей встать с постели. Она идет медленно и осторожно, повинуясь его словам, но сначала в последний раз сжимает руку Финна и бросает взгляд, означающий: «Я тоже тебя люблю. Спасибо за то, что ты один из немногих людей в моей жизни, который никогда меня не оставит».
После горячего душа, переодевшись в чистое, Рэй чувствует себя немного лучше. По крайней мере, в состоянии посмотреть на мир.
Она идет на какой-то вкусный запах, доносящимся с ее крохотной кухни. По стоит перед плитой, подкидывая блинчики, как профи. На нем фартук с надписью «Поцелуй повара», и он удивительно тихий.
Взволнованный.
– По.
Он быстро поворачивается, и она оказывается в его объятиях прежде, чем успевает сказать что-то еще.
– Рэй, мы так волновались, – говорит он, и голос слегка ломается.
– Я знаю. Мне жаль.
По отстраняется, взяв ее лицо в ладони, встречается с ней взглядом и долго не отводит глаз.
Наконец…
– Все хорошо. Только не делай так больше. Не закрывайся, когда больше всего в нас нуждаешься.
Рэй медленно кивает, сжимая его руку.
– Не буду.
Мгновение По удерживает ее взгляд, а затем расплывается в знакомой жизнерадостной улыбке.
– Хорошо. Итак, у меня тут черничные, с шоколадной крошкой и клубничные блинчики.
Рэй вздыхает.
– Я не голодна, По.
Он накладывает еду прежде, чем она успевает закончить предложение.
– Ты съешь все, Рэй. Это не обсуждается.
Перед ней ставят тарелку – по одному блинчику каждого вида, несколько яиц и половина авокадо.
Вздохнув, Рэй робко берет вилку рядом с тарелкой и приступает к еде.
Впереди у нее непростая задача: съесть все. Каждый кусочек – безвкусная масса, которая отзывается неприятной тяжестью в животе, но под взглядами друзей она все же ест. На секунду она давится, проглатывая последний кусок, действительно не в силах больше взять в рот ни крошки.
– Боже, не могу поверить, что ты даже не голодна, – внезапно восклицает Финн, резко оттолкнувшись от стола. – Это тот мудак с тобой сделал. С ТОБОЙ, кто всегда старается съесть как можно больше!
Он расхаживает по комнате, сжимая и разжимая кулаки так, что до боли напоминает Рэй Кайло.
– Я должен пойти и избить его до полусмерти, – бушует Финн, ударяя кулаком по открытой ладони. – Это меньшее, чего он заслуживает после того, как умышленно причинил тебе боль, Рэй.
– Финн, нет, – подчеркивает Рэй, несколько удивляясь вспышке гнева ее (обычно уравновешенного и контролирующего себя) друга. Она смотрит на По в поисках поддержки, но мужчина выглядит так, будто был согласен.
– Он заслуживает всего этого и даже больше за то, что сделал с тобой, Рэй. Я должен…
– Финн, скажи мне, что ты не пойдешь против Кайло, – требует Рэй, вставая из-за стола, с опасной свирепостью во взгляде.
Финн все же встречает ее взгляд и долго его удерживает.
В конце концов он громко вздыхает.
– Хорошо.
– Хорошо что? – настаивает Рэй.
– Хорошо, я не пойду против Кайло.
__________________________________
– Назови хотя бы одну вескую причину, почему я не должен избить тебя к чертям прямо сейчас, – рычит Финн в лицо Кайло, сжимая воротник его футболки в кулаке.
Кайло смотрит на него без малейшего намека на страх – без малейшего намека на эмоции – несмотря на то, что, открыв дверь, был сразу отброшен через порог к стене квартиры разгневанным Финном.
– Ну?! – вопит Финн, тряся Кайло и пытаясь получить от него ответ. – Назови мне вескую причину!
Кайло устало встречает его взгляд.
– У меня ее нет.
Раздавшийся голос надтреснутый и хриплый. Сломанный.
Руки Финна невольно расслабляются, и наконец он по-настоящему видит стоящего перед ним человека.
Пурпурные тени под глазами лежат тяжелыми мазками, глаза запавшие и пустые. Волосы прямые и сальные, лицо бледное и увядшее. Взгляд Финна останавливается на губах Кайло, потрескавшихся и тонко покрытых белой слизью.
Этот мужчина очень долго не спал… и был обезвожен.
«Мудак чертов», мысленно проклинает Финн (на которого повлиял британский сленг Рэй) и тянет глупца в следующую комнату.
Финн уже бывал в квартире Кайло (он смутно вспоминает веселые рождественские вечеринки с Хаксом, Фазмой и остальными), хотя никогда не думал, что снова здесь окажется.
Финн пихает Кайло на кожаный диван, хотя это больше похоже на настойчивый толчок, и отправляется на кухню, где швыряет на плиту кастрюлю супа. Пока тот разогревается, он приносит Кайло Gatorade и обычную воду.
– Выпей это. Пей медленно, но я хочу, чтобы все исчезло к тому моменту, как я уйду отсюда.
Кайло не спорит, даже не отвечает, забирает бутылки и глотает немного воды. Почти довольный, Финн возвращается на кухню и наливает суп. Кайло смотрит на готовую еду без особых эмоций, наблюдая, как в воздух поднимаются струйки пара.
– Ты съешь весь этот суп и по меньшей мере три куска хлеба, или я сделаю то, ради чего изначально пришел сюда.
Губы Кайло почти незаметно дергаются – от смеха? – и он начинает есть под суровым взглядом Финна.
– Не знаю даже, почему я это делаю, – бормочет Финн сам себе.
– Я тоже, – подтверждает Кайло, нехотя надкусывая хлеб.
– Заткнись, – огрызается Финн, хоть и понимает, что в отношении Кайло этого не требуется.
Кайло просто пожимает плечами, снова откусывая от хлеба.
– То, что ты с ней сделал, непростительно, знаешь ли.
Кайло замирает, и еда внезапно начинает бурлить в кишечнике. В горле появляется вкус желчи.
– Она разбита. Лучше, но все же разбита. Она не выходит из своей комнаты всю неделю.
Кайло отодвигает пустую тарелку из-под супа и нетронутый третий ломтик хлеба.
– Ты должен был иметь хоть какое-то представление о ее детстве – о том, через что она прошла, перескакивая из одной приемной семьи в другую. Переходя по кругу, как какая-то чертова вещь.
Финн качает головой, глядя на жалкое подобие человека перед собой.
– Я не знаю, как ты мог сделать такое с кем-то, с кем угодно – особенно с ней. Я думал… – Финн умолкает, споря сам с собой. – Я думал, что ты начал с чистого листа. С ней ты был другим. Мягче. Добрее.
Финн бросает взгляд на Кайло и видит его страдания, слезы, искажающие карие глаза. Финн смотрит на него с такой силой, которая обратила бы в бегство и обычного человека.
– Мужчина, которого я сейчас вижу, мужчина, который изменился с тех пор, как я узнал его, – это влюбленный мужчина, – наконец произносит Финн – взгляд жесткий, но решительный. – Так почему ты не сказал ей? Почему не ответил тем же?
Кайло закрывает глаза, и слезы наконец приходят в движение, серебристой рекой стекая по лицу.
– Я не знаю.
Финн молчит, наблюдая, как Кайло переживает собственную боль. Он позволяет ему почувствовать все самому, дергая за нитки на своем свитере. Финн знает, что, раз Кайло открылся перед ним, он действительно сильно страдает.
Когда рыдания Кайло стихли, Финн сжимает его плечо.
– Ты в дерьме, Кайло. Как и она. Но… вы двое могли бы быть в меньшем дерьме вместе. Может быть, даже исцелить друг друга в хорошем смысле.
Кайло не отвечает, изо всех сил пытаясь сдержать рыдания, царапающие горло. Финн больше ничего не говорит, сидя рядом с мужчиной в тишине. Это не неприятно, но и не совсем комфортно, а где-то между.
– Я не делал то, что ты думаешь, знай это.
Взгляд Финна возвращается к Кайло, растерянный и немного настороженный.
– Нужно быть более конкретным – ты натворил много дерьма.
Кайло встречает его взгляд.
– Я не отправлял тех ребят в больницу просто так. Что, блять, я за человек, по-твоему?
Лицо Финна сразу ожесточается, взгляд тяжелеет.
– Я говорю не об этом…
– Нет, – рычит Кайло, стуча сжатым кулаком по кожаному подлокотнику дивана. – Ты выслушаешь меня. На этот раз ты выслушаешь меня и не станешь судить, пока я не расскажу правдивую и полную историю.
Глаза Финна злые и суровые, но он остается на месте. Челюсти сжимаются, двигаются.
– Раньше мне было все равно, что ты обо мне думаешь. Но сейчас…
Кайло качает головой.
– Сейчас все по-другому.
Финн остается сдержанным и ждет.
Кайло делает вдох и начинает рассказывать историю Фазмы, ту, которую он репетировал уже давно, на случай если наступит такой день, как сегодня. На случай, если ему станет не все равно, что думают друзья Рэй, – на случай, если они начнут становиться и его друзьями.
На последних словах истории Кайло делает выдох, который сдерживал сам того не подозревая, и падает обратно на диван. Он чувствует себя на тысячу фунтов легче, хотя глубоко внутри ощущает боль – пустую, требующую внимания. Но осознание того, что он наконец открыл Финну причину его давней ненависти к другому человеку, приносит облегчение, которому Кайло до нелепого удивлен.
Финн рядом с ним остается таким же неподвижным, как и в самом начале рассказа, выражение его глаз невозможно разобрать, а рот все еще сурово сжат.
Через некоторое время он наконец начинает говорить.
– Спасибо, что рассказал мне.
Кайло, чувствуя, что этот незнакомец (знакомый?) сегодня узнал его (настоящего) куда лучше, чем могли большинство людей за многие годы, опускает глаза, в которых можно было бы прочитать его чувства.
В течение следующего часа они больше не разговаривают, но атмосфера между ними не такая напряженная. Ее можно назвать почти дружелюбной.
Наконец Финн встает – со скрипом кожаного дивана и быстрым вздохом.
– Я навещу тебя завтра, – говорит он, не оставляя места для обсуждения. – Пей больше воды.
И, так же внезапно, как появившись, Финн уходит.
Значение цветка азалии: «Береги себя ради меня».
========== Глава 14. Герань ==========
Комментарий к Глава 14. Герань
Наш одержимый сын наконец-то встречается лицом к лицу с проклятьем своей жизни – оно же его отец.
Эта глава содержит описание панической атаки. Если слова о симптомах или самом паническом приступе задевают вас или ставят в неудобное положение, пожалуйста, пропустите часть, помеченную звездочками, как здесь
Финн заглядывает минимум раз в день.
В следующий раз после их первой… стычки он пришел с кексами. С бананом и шоколадной стружкой. «Старый семейный рецепт», – заметил он. На следующий день он принес Кайло домашний суп и хлеб.
Кайло шутливо размышлял, не следовало ли ему встречаться с Финном, а не с Рэй – ведь Финн умел готовить.
Хотя эта мысль тут же пронзила его болью, она указывала на самую крохотную степень исцеления. Рваные края раны начали заживать и медленно, медленно покрываться корочкой.
Придя к нему в четвертый раз, Финн принес другие подарки помимо контейнера с чертовски вкусными энчиладас с курицей – зеленые, покрытые листьями подарки.
– Тебе нужны растения, чтобы очистить здесь воздух, – пробормотал Финн, упорно игнорируя дергающиеся губы Кайло, выдававшие его скрытое изумление.
И с тех пор в доме Кайло появилось целых пять растений.
Он бы за всю жизнь не запомнил их названия, но у них был общий график ухода, который Финн, к счастью, написал на бумажке и прижал магнитом к холодильнику. Хотя одно слово Кайло запомнить смог: филодендрон. Растение, которое хотела подарить ему Рэй.
Финн произнес его название и вкратце рассказал, как за ним ухаживать, но Кайло почти сразу же отключился – вспомнив выражение лица Рэй, когда он пообещал, что позволит принести растения в свою квартиру.
– Так что скажешь? Может, алоэ или несколько филодендронов?
– Конечно, пока ты сможешь заботиться о них.
– Научить тебя, как заботиться о них, – поправляет Рэй.
– Научить меня, как заботиться о них.
Так Кайло погрузился в мысли о растениях (цветущем саде на всей веснушчатой коже), солнечных улыбках и запахе гардений на бронзовых волосах, собранных в три пучка, когда голова уткнулась ему в шею.
Игнорируемый Кайло, Финн издал унылый вздох посреди инструктажа и пробормотал:
– Я просто запишу…
Затем тише:
– Как и сказала Лея: «Ты должен записать это», – прежде чем отправиться на поиски бумаги и ручки.
Кайло бросил взгляд на филодендрон, который стоял в углу комнаты у окна, весь зеленый и с радостно поднятыми листьями.
Он всерьез раздумывал о том, не позволить ли ему умереть, забавляясь извращенной идеей, что так мог бы расплатиться с Рэй. Он был полон решимости сделать это, но потом обнаружил, что поливает его, ставит на солнце и убирает обратно и лениво перебирает листья.
Дело было не в том, что он напоминал ему о Рэй – это не так! Просто монотонный и легкий список инструкций, как ухаживать за растениями, приносил странное утешение – давал отсрочку от мирских забот посреди моря растерянности, сожаления и гнева. Вот и все.
Так что, когда спустя неделю после своего первого визита Финн пришел с макаронами с сыром, Кайло удивился, что потянулся за кетчупом.
