Текст книги "Змеиный год (СИ)"

Автор книги: Lonescream

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Горгоны пока бездействовали, и это затишье все больше вызывало у предводителей беспокойство. Они были почти уверены, что морские твари захотят отомстить за украденного горгона, и удивлялись тому, что те даже почти перестали показываться из воды.

Пленник, между тем, постепенно стал чахнуть. Его организм не принимал еду, которой питались наги, а неокрепшие легкие все чаще сводило болью. А Ниаш все так же продолжал тайно наведываться к нему, проходя невидимкой через охраняемых мальчишку нагов. Странные, непонятные для обоих отношения, что соединяли представителей двух враждующих видов, развивались все больше, и никто не знал, к чему это может привести.

Это утро было похоже на все другие, отличаясь только тем, что наги перестали охранять горгона, поняв, что опасности от него ожидать не стоит – он сам вздрагивал от малейшего шороха. Но цепь с мальчишки, тем не менее, не стали снимать, и он почти не двигался, совершенно лишенный сил.

В таком состоянии каждый раз находил его Ниаш, и вскоре чувство превосходства и пренебрежительность к пленнику стали превращаться в жалость, а жалость – в участие. Горгон не жаловался ему, не пытался показать, как ему здесь было плохо, а лишь смотрел своими черными глазенками и изредка смущался при воспоминании, как теплый змеиный хвост касался его тела…

Горгоны не признавали ласки и нежности. Живя в достаточно жестоком подводном мире, где каждый хищник мог запросто оборвать твою жизнь, они учились выживать, несмотря ни на что, и сами учились жестокости. Нарл не знал своих родителей, которые остались где-то в Заокеанье. Его – младенцем – горгоны взяли с собой, чтобы вырастить достойное поколение завоевателей, прекрасно зная, что на чужой территории размножаться будет трудно.

И здесь, привыкший за свои неполные двести лун к суровому подводному быту, к невкусной еде из местных водорослей и рыбы, от которых потом болел живот, а также к тому, что его заставляли учиться дышать легкими, никогда не знавшими воздуха, Нарл постепенно приспосабливался. Хотя, так и не смог воспитать в себе ту самую жестокость, которой его учили.

Вместо того чтобы отрабатывать магические приемы, учиться управлять морским ящером или играть в сражения с другими горгоньими мальчишками, он запирался в своей подводной пещере и рисовал, проводя ломающимся кусочком коралла по мокрому песку.

Его единственным другом, как ни странно, на долгое время стал наг. Нарл обнаружил его существование в пещерах не сразу, только однажды, прогуливаясь, услышал в одном из отсеков какой-то стон. Вместо того чтобы вернуться назад, мальчишка бесстрашно пошел на голос, который был гораздо мелодичнее, чем грубые голоса горгонов.

Как оказалось, пещера возвышалась над уровнем моря и была заполнена воздухом. В последний раз пропустив сквозь жабры морскую воду, Нарл решительно вынырнул на поверхность, оказавшись нос к носу с самым необычным существом, которого он когда-либо видел.

Впрочем, юный горгон достаточно наслышался о нагах, но не ожидал, что они могут быть настолько красивы. И почему только наши стремятся убивать их – пронесся вопрос в его голове.

Наг кривился от боли, и темно-зеленый хвост его был покрыт алыми пятнами крови. Нарл вздрогнул, увидев такую картину, и поежился от отвращения – неужели кто-то из его соплеменником способен сделать такое с этим прекрасным существом?

Шаас, а это был именно он, вдруг поднял голову, и слезы в глазах в момент сменились гневом:

– Что, ещщще одного прислал? Решшшил по кругу пустить?

– Ты о чем? – непонимающе спросил горгон, присаживаясь на каменный берег. – Я Нарл. Просто Нарл. И меня никто не присылал…

– Врешшшь… – наг попытался подняться, но его повело в сторону от слабости и истощения.

– Давай я помогу тебе…

– Не смей приближаться! – зло зашипел Шаас. – Не смей…

– Я тебя не укушу и ничего тебе не сделаю, – мягко настаивал мальчишка, видя, что нагу самому не справиться. – Я просто помогу спуститься к воде, надо смыть кровь…

Темно-зеленый в черных разводах хвост моментально дернулся и оплел горгона крепкой хваткой.

– Обманешшшь – задушшшу, – пригрозил измученный наг, которому и правда до дрожи хотелось, наконец, смыть с себя следы противоестественного акта… Холодная чешуя совсем слиплась от крови и черной горгоньей слизи, и двигаться было неудобно, а порой даже и больно.

С помощью Нарла Шаасу удалось спуститься к воде, которая приятно охладила все тело и смыла ненавистные следы. Хорошо, что чешуя полностью закрылась – подумал наг – соленая морская вода начала бы разъедать внутри раны…

– Спасибо, – как-то растерянно и беспомощно сказал он. – Никогда бы не подумал, что вы, горгоны, способны на сострадание.

– Да брось, – улыбнулся Нарл, втайне начавший надеяться, что, наконец, обретет себе настоящего друга. – А кто это был? Кто посмел тебя тронуть?

– Ваш главный… мне противно даже называть его по имени, – отвернувшись, наг замолчал, но Нарл видел, как задрожали его губы. Волна отвращения прошла в душе юного горгона – теперь он глубоко сомневался, хотел ли служить своему предводителю…

– А как ты оказался здесь? – решил он сменить тему, чтобы исчезла в глазах хвостатого существа немая обреченность.

– Это долгая история.

– Я никуда не тороплюсь.

Горгон уселся совсем рядом с нагом и осторожно приобнял его за плечи, чтобы хоть как-то утешить. Шаас нахмурился, но, чувствуя спокойствие своего собеседника, успокоился и сам.

Он начал рассказывать свою короткую, но насыщенную событиями историю, подробно описав жизнь в клане, уход из него и первую встречу с горгонами, которые много всего посулили наивному подростку. В итоге жизнь на морском дне оказалась совсем не такой, как рисовал себе молодой Шаас в мечтах. Здесь была жестокость даже к своим, боль и унижения… И, хоть он и числился у главного горгона в помощниках, радости от этого было совсем мало. И на душе было скверно, особенно когда Шаас вспоминал теплые шумные собрания нагов у костра или своего брата Шери, которого он так и не видел с тех самых пор… Но назад пути не было – наг слишком хорошо понимал, что дома его заслуженно считают предателем.

Так они поговорили и расстались в тот день, и с этого момента Нарл похоронил глубоко в сердце свой главный секрет, о котором не сказал никому на свете, даже человеку.

И теперь, находясь в плену у нагов, которых он чуть ли не боготворил, Нарл вдруг обреченно подумал, что, наверное, он уже никогда не увидит своего хвостатого друга…

Мальчишка сжался в клубок, обхватив колени, и долго плакал, из последних сил терпя болевые спазмы в легких. Змейки с его головы нежно ластились к лицу, но он отгонял их прочь, не вынося жалости даже от самого себя.

Неожиданно его плеча коснулся чешуйчатый хвост, и Нарл увидел перед собой серебристо-зеленого нага, который приходил к нему каждый день. Он был совсем не такой, как остальные, которые боялись и презирали горгона. Но ведь и Ниаш относился к нему сначала так же, поэтому Нарл совершенно не знал, чего ожидать от красивого молодого нага.

Вспомнился момент, когда наг почти насильно заставил горгона помыться. В глубине души Нарлу даже стало смешно – как можно мыть подводного жителя? Но страх тогда пересиливал все эмоции. А когда серебристый кончик хвоста нежно коснулся его тела, внутри будто что-то сжалось, заставляя желать касаний еще больше… Сладкая дрожь разливалась по телу, юный горгон никогда не сталкивался с таким. Но когда наг оттолкнул его после и унизил, Нарл возненавидел самого себя за то, что так легко поддался его чарам…

И теперь же он упорно пытался не обращать внимания на легкие касания змеиного хвоста, хотя, все его тело отчаянно желало их. Пусть он уйдет, молился Нарл Морской Деве, пусть уйдет, а я умру в одиночестве…

– Я пришшшел… отец не пускал, а я все равно пришшшел…

Горгон молчал, лишь глядя на него черными глазищами.

– Ты ещщще не простил меня? – спросил Ниаш, и внутри Нарла будто что-то взорвалось.

– Тебя? За что мне прощать тебя? Ты мне ничего не должен…

– Тишшше… – наг бережно оплел хрупкое тело своим хвостом и покачал головой – зря он так медлил с походом к морскому берегу… – У меня для тебя кое-что есть.

– Мне ничего не нужно.

– Я уверен, что это тебя приведет в норму, – усмехнулся наг. – Тебе же трудно дышшшать воздухом, да?

Нарл, всхлипнув, кивнул. Ниаш придвинулся ближе и осторожно провел пальцами по его шее.

– Здесь болит? А тут?

– Да… и в груди…

– Потерпи немножко, я скоро…

Ниаш тут же растворился в воздухе, как делал это всегда, а горгон все никак не мог к этому привыкнуть. Через какое-то время он увидел, как возвращающийся наг тащит своим хвостом ту же огромную лохань, в которой когда-то купал горгона.

– Ты снова будешь меня мыть? – в ужасе спросил Нарл, но тот лишь рассмеялся.

– Полезай сюда. И мыть я тебя не буду, не бойся.

Горгон смутился, когда руки нага аккуратно стащили с его бедер прикрывающее их тряпье, а затем подхватили его самого и положили в широкую массивную ванну. Нарл непонимающе взглянул на Ниаша, но тот мягко надавил на его плечо, заставляя погрузиться с головой. Горгон послушался, и… тут же сквозь жабры проникла чистейшая морская вода!

Он жадно вбирал ее в себя, позволяя отдохнуть хоть немного легким, до тех пор, пока не закончился почти весь кислород. А когда вынырнул, обнаружил Ниаша на том же месте, свернувшего в кольца хвост и устроившегося посреди них.

– Лучшшше? – улыбнулся змей, помогая ему выбраться обратно.

– Где ты взял морскую воду? – поразился Нарл, ощущая, как стало намного легче дышать.

– У нагов свои секреты, – хитро прищурился Ниаш. – Но я тебе ещщще и рыбы достал. Вот, гляди, что тут есть.

Он кивнул на огромную корзину со свежей рыбой, а у Нарла просто потерялся дар речи от такого изобилия.

– Это все… мне? – восхищенно посмотрел он на нага.

– Конечно, тебе, – фыркнул тот. – Мы таким уж точно не питаемся.

Неожиданно вспомнились его язвительные слова о том, что горгон для него не более чем домашняя зверушка… Видимо, поэтому и кормит, подумал Нарл, и слезы разочарования чуть не хлынули из его глаз.

– Эй, ты чего? – удивился Ниаш, приобняв мальчишку и усадив рядом с собой. Цепь на его ноге сильно мешала передвижению, и наг поклялся себе, что избавит Нарла от нее.

– Зачем ты все это делаешь?

– Потому что мне так хочется, – ответил наг, постепенно придвигаясь в горгону все ближе. – Я на тебя смотреть уже не мог, ты же умирал тут без привычных условий…

– Значит, это из жалости?

– Ты такой смешшшной, – Ниаш медленно провел пальцами по его лицу, словно изучая необычные черты. Сейчас они казались не резкими и отталкивающими, как у всех горгонов, а очень милыми, и даже раскосые глаза по-особенному притягивали нага. Он поднес руку к змейкам, сейчас притихшим и замершим, как и их хозяин. – Можно я их поглажу?

Нарл ошеломленно кивнул. Именно из-за змеек горгоны всегда вызывали ужас у других видов, а особенно у нагов, почему тогда этот ведет себя так странно?

А, между тем, Ниаш смело запустил пальцы в крошечные извивающиеся тельца, словно лаская их, и это касание, как никакое другое, отдалось сладким трепетом и желанием в теле горгона. Наг тут же заметил его состояние, к тому же, в основание его хвоста неожиданно уперся ничем не прикрытый возбужденный член…

Нарл был готов умереть со стыда за то, что позволил себе такое при наге… а вдруг тот накажет его или больше никогда не вернется?

Но Ниаш уже обхватил горящую плоть своей рукой и еще крепче прижал к себе хвостом дрожащее тело. Он и сам был уже на пределе, но ему было нельзя – проклятые запреты, проклятый ритуал взросления! Но пусть, прежде всего он хотел сейчас подарить наслаждение Нарлу…

Продолжая ласкать его член, он потянулся к губам, но горгон испуганно отпрянул.

– Ты же сказал, что не будешь кусаться, – прошептал он, смущаясь.

– А я и не собираюсь тебя кусать, – удивился Ниаш. – Только поцеловать… ты не хочешшшь?

– Я не знаю… мы никогда… как это?

– Не бойся, – прошептал наг, вновь склоняясь к его губам. Он осторожно коснулся их своими и нежно провел по ним раздвоенным язычком. Нарл только охнул, приоткрывая рот, и вот уже язык касается языка… нежно, долго, томительно, и желание все сильнее разливается по телу…

Он забился в руках нага, заливая бледно-синим семенем его ладонь и чешую, сквозь которую чуть заметно сочилась смазка… А затем шокированно взглянул в его улыбающиеся глаза.

– Завтра я избавлю тебя от цепи, – прошептал Ниаш, в последний раз касаясь губами губ Нарла. – Чего бы мне это ни стоило…

А потом, как и всегда, растворился в темноте ночи. Нарл же долго касался себя там, где побывали губы и руки нага, и мечтательно улыбался. Но улыбки этой не видел никто, лишь ночная мгла да стоящее за его спиной одинокое дерево…

========== Шаас и гость ==========

Шаас никогда не думал, что однажды ему на полном серьезе захочется кого-то убить. И, тем не менее, это было так. Хотелось. Хотелось исполосовать когтями его темную кожу, придушить хвостом, а затем впиться в горло, ощущая вкус черной горгоньей крови и смешивая ее с собственным ядом…

Но он не мог этого себе позволить. Эмоции не должны одержать верх над разумом. Поэтому наг терпел, изо всех сил сдерживаясь, когда насилие становилось уж совершенно невыносимым. Не было поцелуев – никто бы не стал рисковать зря, приближаясь добровольно к ядовитым клыкам. Не было ласк, впрочем, о каких ласках может быть речь? Здесь он нужен был только как постельная грелка и вражеский наводчик. Но и его истерзанную душу предателя кое-что радовало.

Постепенно наг научился отключаться от боли. И каждый раз, ощущая в своем нутре дикие, неистовые толчки склизкой горгоньей плоти, он мыслями пытался уйти из этого места. Он думал об убитых нагах, которых невозможно было спасти. Вина за их гибель была на нем, и Шаас не стал бы ее отрицать. Потому что считал себя действительно виновным.

После того, как темно-зеленый наг впервые оказался на морском дне и впервые претерпел надругательство над собственным телом, он был готов умереть от унижения и ужаса, охватившего его. Красивые надежды наивного мальчишки рассыпались прахом. Тогда он впервые задумался об убийстве. Но неожиданная встреча с Нарлом, образ которого только и грел душу Шааса в этом мрачном царстве, изменила все. И теперь он знал, что нельзя убивать. Нужно действовать хитрее.

Горгоны не чтили военных традиций и правил. Они нападали неожиданно, ударяя в самые уязвимые места нагов, сумев даже пару раз добраться до родового убежища. Более сотни нагов потеряли своих детей, в том числе и предводители клана. И тогда наги стали перебираться все дальше на сушу, и теперь их все труднее было настигать. Однако горгоны лишь усмехнулись на это. Вскоре на сушу впервые были выведены морские ящеры.

Шаас прекрасно осознавал свою миссию в этом деле. Понимая, что возврата в клан для него уже никогда не будет, он на долгое время притворился смирившимся с такой жизнью и стал чаще снабжать предводителя горгонов полезными данными и выработанными стратегиями. Тот же, заметив столь явное усердие, стал чаще брать его с собой на поверхность, втайне радуясь, что смог не просто сломать строптивого нага, сделать своим, но еще и заставить работать на себя. Он даже стал не так груб со своим пленником и порой мог похвалить. Не важно, за что – за невиданную ночь или за его очередного убитого сородича. Но факт оставался фактом – нага переставали держать за врага, увеличив к нему доверие и расположение.

Вспоминая об этом, наг раздраженно сплюнул на землю выделившийся во рту яд. Он понимал, что надолго его не хватит, и эта двойная игра сведет его с ума.

Старший брат желтохвостого Шери никогда не был неженкой или плаксой, вырабатывая с малых лет сдержанность, ответственность и выдержку. Ибо заботиться о легкомысленном брате предстояло именно ему с тех самых пор, как разорванные тела его родителей-нагов были утащены в море. Но Шаас всегда был достаточно нелюдим, чтобы пытаться справиться со своими бедами не в одиночку. Возможно, именно поэтому его еще сильнее задело отторжение клана, чем могло бы в ином случае.

Он презирал себя и свою неспособность к магии, которой мог хоть чем-то помочь бывшим сородичам. Он даже не мог защищаться, здорово ослабнув в сырой пещере, и даже редкие выходы на сушу не особо спасали. Питаться приходилось сырой рыбой, к которой наг испытывал жуткое отвращение. А долгие часы, наполненные томительным ожиданием, время от времени сменялись часами боли. Хотя, за целых сто лун организм его уже давно привык к грубости и насилию, но внутреннюю боль, как память о прежней, он ощущал все равно. А после скользкая, холодная ладонь небрежно гладила его по щеке, словно благодаря за послушность, и потом его долго выворачивало наизнанку недавно съеденным ужином из той же отвратительной сырой рыбы.

Правда, в последнее время у нага появилось одно развлечение. Он часто наблюдал, как кромка воды, обтекающей пещеру, вспенивается и ходит волнами, стоит лишь ему разволноваться или почувствовать злость. Шаас удивился, когда заметил это впервые, но не придал значения. Со временем явления стали повторяться все чаще, и иногда ему казалось, что он способен контролировать их сам. Он мог бы, наверное, заставить воду отступить из подземного грота или, наоборот, заполнить здесь все. Было и еще одно преимущество – с явным отсутствием жабр и прочих приспособлений для жизни в море наг больше не задыхался под водой. Море словно приняло его, оберегая и подчиняясь одновременно. Но Шаас никогда не слышал о подобных явлениях и считал это всего лишь причудой природы здешних мест.

Так он и проводил свое время, особенно теперь, когда не стало Нарла, и было невыносимо скучно без выходов на сушу и общения с кем-либо.

***

Неожиданный звук, приглушенный плеском воды, заставил Шааса обернуться. Он все еще не мог привыкнуть за столько времени к внезапным, хоть и частым, появлениям своего гостя.

– Привет, Шшшаас.

– Ты меня напугал.

– Было бы чем, – ответил возникший из ниоткуда наг. – Почему горгоны бездействуют? Чего нам ждать?

– Лучшшше бы спросил, как мое здоровье, – мрачно усмехнулся Шаас.

– Я и так это вижу, – гость бегло осмотрел отсыревшие каменные своды и поежился.

– Ты давно не появлялся. Что, Ашшшес держит вас всех под домашшшним арестом?

– Мне невероятно везет, что он ещщще не применял ко мне магию правды. Но за мной никто не следит, очень я им нужен.

– С твоими-то способностями? Сомневаюсь в этом, – фыркнул Шаас. – Давай к делу.

– Торопишшшься?

– Конечно, нет, я бы охотно провел тут с тобой ещщще два часа, но это может грозить жизни нагам, – язвительно выдавил Шаас. Гость покраснел.

– Не сердись. Если у нас мало времени, то приступай.

Наги прислушались, не раздаются ли в пещерных сводах еще какие-то звуки. Затем Шаас опустился на землю, достав подаренный когда-то Нарлом кусочек коралла, и принялся чертить им на мокром песке.

– Вот этой тропой, – начал он, ловя заинтересованные взгляды своего гостя. – Они собираются подойти к новому убежищщщу. Сколько там сейчас нагов?

– Порядка тридцати.

– Почему так много? У вас там все помешшшались на спаривании?

Наг смутился:

– Это вместе с детенышшшами…

– Так бы сразу и сказал. Спрятать их всех нельзя – горгоны догадаются. Придется действовать по старому плану. Вместо яиц положишшшь пустые разбитые скорлупы. Все должно быть так, будто на место уже было совершшшено нападение. Горгоны разделятся на два отряда, один попадет прямехонько в лапы Ашшшесу. Предупреди его заранее, где видел отряд, чтобы предводитель был наготове. И ни слова ему о нашшшем заговоре!

– Заложников убивать? – бесстрастно спросил гость.

– Без вариантов, – покачал головой Шаас. – У вас они не выживут, а здесь их скормят ящщщерам.

– Вообщщще-то, у нас живет один горгон, – улыбнулся наг. – По имени Нарл.

– Нарл?? Он с вами? Значит, он жив…

Гость неодобрительно покосился на внезапную радость темно-зеленого змея.

– Ты знал его?

– Более чем.

Ответ Шааса почему-то неприятно задел нага, и тот поморщился так же, как и от запаха отвратительной сырой рыбы, которой питается тот. Впрочем, гость тут же справился со своими эмоциями.

– Если он был твоим любовником, то забудь о нем. Ниашшш положил на него глаз.

– Он был моим другом, – усмехнулся Шаас. – Если бы я не знал тебя столько лун, я бы подумал, что ты ревнуешшшь.

– А почему бы и нет, – нагло заявил гость, рассматривая подаренный кусочек коралла.

– Шшшутки шшшутишшшь, – зашипел Шаас, вплотную приблизившись к тяжело дышащему нагу. – Поторопись. Горгоны выдвинутся на рассвете.

– А с чего ты взял, что они последуют намеченной тобой схеме?

– Будь уверен, у меня есть влияние на их главаря.

Гость сузил зеленые глаза и холодно ответил:

– Да, я и забыл, какое у тебя влияние…

Шаасу показалось, что голос его под конец дрогнул, и после столь же внезапного исчезновения гостя он долго тешил себя фантазией, что ему все это не почудилось, пока трезвый голос рассудка не заглушил на корню непозволительные мысли.

***

Они виделись раз в две луны, а то и чаще. И каждый раз Шаас молился, только бы появление гостя не произошло при горгонах, но, по-видимому, у того было особенное чутье. Тот был его слабым, непрочным звеном, связывающим его с кланом. Через него Шаас узнавал обо всех новостях и событиях, конечно, в обмен на информацию о горгонах. Игра на два фронта порядком утомляла его, лишая душевных сил, но Шаас твердо шел по ней, надеясь, что хоть так сможет послужить своему клану.

Он был виноват в смерти погибших нагов. Но виноват лишь в том, что не успел отвести удар от них, спасая целое поколение детенышей. Так провалилась его прошлая миссия, несмотря на то, что яйца были невредимы. Клан в тот день потерял порядка десяти нагов, в том числе и отца его единственного помощника.

В этот раз нужно быть осторожнее, подумал Шаас. Но было трудно сосредоточиться на своем плане, когда перед глазами его вновь и вновь вставала стройная фигура гостя. А на его хвосте были маленькие ярко-зеленые крапинки, точно такие, какие когда-то рисовал в своем воображении юный Шаас, создавая образ идеального Избранника. Наг усмехнулся – снова вернулись мысли о старом, когда же он уже про них забудет?

Шаас рассчитывал на то, что будет отправлен со вторым отрядом горгонов, и не ошибся. Он был идеальным наводчиком, путеводителем по лесным дебрям для существ, проводящих на суше всего лишь по несколько часов в сутки.

Все произошло, как и было им запланировано, второй отряд наткнулся на разгромленное убежище и понял, что до них здесь, очевидно, побывал первый. Шаас лишь усмехался про себя и, мрачный, бродил по знакомым до боли местам, жадно глотая свежий воздух и предаваясь воспоминаниям.

Внезапно он услышал какой-то странный звук, как будто кость скрежещет об металл. Шаас замер и насторожился – уйдя довольно далеко от своего отряда, он сильно рисковал собственной безопасностью. Но то, что наг обнаружил на почти пустой разгромленной поляне, шокировало его. Яйцо. Одно-единственное среди разбитых скорлуп, в котором находился, по всей видимости, живой еще детеныш. Желто-зеленое яйцо, точно с таким рисунком, как и хвост Шери… О, нет!

Шаас стремительно оглянулся, но никого вокруг не заметил – горгоны, очевидно, все еще веселились в самом убежище, празднуя мнимую победу. Он наклонился над крупным тяжелым яйцом и вдруг услышал, как тихонько скребется внутри детеныш. Он погибал без магической подпитки и присутствия родителя.

Смотреть на это было невыносимо. Но где же сам Шери, черт бы его побрал!! Почему они не заметили единственное яйцо, которое следовало унести с другими?

Шаас понимал, что ничем не может помочь. Будь он магически силен, будь он как любой другой наг, он бы справился, но это было не так. Без амулета, без какой-либо врожденной силы… Что он мог дать этому детенышу? Отнести его к нагам в клан? Такое предположение было равносильно смерти. К тому же, плод не выживет до этого момента.

Шаас вздохнул и вдруг решился на невозможное. Плотно обхватив яйцо ладонями, он попытался сконцентрировать в себе то, чего у него никогда не было – магию. Змееныш внутри замер и словно прислушивался к дыханию нага, касающегося твердой скорлупы.

Сперва ему начало казаться, что внутренности словно скручивает жгутом, а затем появилась выжигающая легкие боль. Зря он это затеял, он же не приспособлен к магическому контакту! Но со временем боль начала ослабевать, и внутри словно прорвало плотину, тщательно сдерживаемую ранее. Позднее магическое созревание, избежание ритуала и жизнь на морском дне не позволяли раскрыться внутренней силе, которую тщательно вынашивало в себе его тело.

Но тело было еще слишком слабо для такого. И, не выдержав напряжения, Шаас без сознания рухнул на землю, успев лишь подумать перед этим, как все-таки здорово обладать магией…

Обморок длился недолго, во всяком случае, нага никто не хватился. А когда он очнулся, первое, что почувствовал – было ровное и очень медленное, как и положено у нагов, биение крохотного сердечка внутри яйца. Он спас детеныша… Но что делать с ним дальше? Шаас не мог ни взять его с собой, ни оставить здесь, где ему неминуемо грозила бы смерть без магического контроля. Он встал и, прижав яйцо к груди, тяжело вздохнул, оглядываясь по сторонам. И только сейчас, в этот момент, его глаза встретились с до боли знакомым взглядом темно-желтых глаз.

Шери появился метрах в семи от него, замерев на месте. В распахнутых желтых глазах плескался страх. Он боится его? Его, своего брата-изгнанника, лишенного магического амулета, с которым можно справиться в два счета? Нет, страх был не за себя. А за детеныша, которого наг продолжал держать у своей груди. Он боится, что Шаас навредит ему.

Злость и отчаяние затопили Шааса, и он нервно ударил хвостом позади, вызвав тучи пыли. А Шери все так же продолжал пристально смотреть ему в глаза, словно пытаясь понять, предугадать его действия… предугадать его самого…

Братья бы и дальше так же молча смотрели друг на друга, не смея сделать шаг навстречу, как вдруг рядом с Шери возник человек. Ах, да, его Избранник… Как Шаас мог забыть о нем!

Человек, между тем, крепко сжал руку своего нага и бросил на Шааса полный недоверчивого и радостного удивления взгляд:

– Шаас!

Наг опешил. Он спас его всего лишь однажды, чуть не напугав при этом до полусмерти, а человек может так радоваться ему? Радоваться – когда у него в руках их будущий ребенок?

Он медленно наклонился и осторожно положил яйцо на траву, а затем развернулся и быстро, не оборачиваясь, пополз прочь. Только издалека замершей от шока паре вдруг послышалось:

– Здесь ничего нет! Возвращщаемся!

А затем все стихло. Шери облегченно выдохнул, но напряжение все равно не отпускало. Он подполз к своему яйцу и бережно обхватил его хвостом. А через секунду раздался его удивленный возглас:

– Боже, да оно все пропитано магией!

***

Шаас вернулся в подводную пещеру и устало улегся на холодном камне, раскинув длинный хвост так, что черным кончиком он почти касался воды. Наг судорожно вздохнул и досчитал до трех. Сейчас начнется снова…

Он знал, что даже после такой победы его не станут щадить. Впрочем, Шаас уже почти смирился со своей участью, и только где-то в глубине души сознание бунтовало – почему вместо омерзительных скользких касаний горгона он не чувствует в своих объятиях нага? Почему его руки, представляя упругую, прохладную чешую, вдруг касаются шипящих змей, совсем не ластящихся к нему, а будто наоборот, желающих придушить. Почему, когда он закрывает глаза и отдается в который раз ненавистному созданию, он видит перед собой ярко-зеленые крапинки, которые он, кажется, видел на чьем-то хвосте… только бы вспомнить, на чьем…

Горгон довольно облизнулся – наг еще никогда не был так послушен. Еще никогда с таким желанием не принимал его в себе… Никогда не просил одними лишь касаниями рук…

Но он не знал одного. Что в своих мечтах запрокинувший голову черноволосый Шаас видел совсем не его. А кое-кого другого.

========== Алар и Риней ==========

Около трехсот лун тому назад в Заокеанских морских просторах царило благополучие. Подземные гроты, в которых был создан целый горгоний город, не привлекали более крупных хищников, поэтому безопасности его жителей ничто не угрожало – они сами казались опаснейшими созданиями глубин, какие только можно представить.

Граах был средоточием магической мощи и самым процветающим городом горгонов. Он находился в одном из глубоких океанских котлованов. Каменные пещеры, украшенные коралловыми наростами и оплетенные водорослями, послужили сводом для города, и оставалось только удивляться, как огромная толща воды еще не разнесла его в пух и прах. Но город был не простой, как могло показаться на первый взгляд.

Именно там, на заре уходящего солнца три сотни лун тому назад родились Алар и Риней – наследники разных правящих ветвей, которым в будущем предстояло побороться за власть.

Однако с самого рождения их связала крепкая дружба, которую не могли разрушить ни их семьи, ни чьи-либо козни. Юные горгоны все время проводили вместе – росли, учились сражаться, изучали науки о подводных обитателях, течениях, и даже о далеком Предокеанье, где отчаянно мечтали побывать. Но важнее всего для горгонов считалось принятие второй ипостаси.

Ужасные скалящиеся змеи на голове, удлиненные клыки, прочная шкура грязно-синего цвета были лишь средством устрашения для врагов и прочих морских обитателей. Дома же, под прочной магической защитой каменных стен, змейки в момент обращались в шелковую гриву волос, кожа приобретала бледно-синюшный, почти совсем белый оттенок, изменялось даже лицо – вместо злобного змеиного выражения оно становилось гораздо мягче. Неизменным оставалось одно – тонкие прозрачные перепонки между пальцами рук и ног и черные полоски жабр на шее.

Принятие же змеиной, устрашающей ипостаси всегда считалось у горгонов важным днем, к которому они готовились много лун. Но дома, в своем городе горгоны редко показывались в таком обличии, и лишь двое мальчишек, запертых в стенах каменной крепости, любили обращаться, чтобы чем-то разнообразить надоевшие детские игры. Но часто, когда змейки их прочно переплетались в борьбе и горгоны просто падали навзничь, борясь уже ногами и руками, почему-то с трудом удавалось удерживать змеиный облик от накатившего внезапно смущения и неожиданной близости.

Алар и Риней не были исключениями – никогда не знавшие от других ни ласки, ни нежности, они и сами были довольно сдержанными, а иным могло показаться, что и холодными. У горгонов не были приняты открытые проявления чувств, это считалось дурным тоном. Но друг с другом, когда они оставались один на один, рамки начинали стираться, и особенно это пугало Ринея.