Текст книги "Архивариус (СИ)"
Автор книги: listokklevera
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)
В дороге Глеб развлекал всех анекдотами, играл с хорьком и периодически подшучивал над гневно огрызающимся Флорентием, хотя шутки были совершенно безобидные и его достоинство никак не задевали. Я смеялся, чем, наверное, ужасно раздражал Рена, а учитывая, что нас с ним и так друзьями не назовешь, мне все это вполне могло выйти боком. Ярослав оборачивался на мой смех, озадаченно смотрел и крепче сжимал руль. Он что, реально считал, что я ни о чем, кроме старых документов, и говорить не могу и что вообще напрочь обделен чувством юмора? Мне было действительно весело и хорошо в этой компании, даже несмотря на легкий негатив, идущий от Флорентия. Я почему-то не верил, что он всерьез относился ко мне плохо, хотя поначалу я так и думал, но не после того, как увидел, что он любит животных, а не только своего хорька, и знает многое о них, что он легко парировал бредни Леры, ну и наконец – он угостил меня бананом – вряд ли станешь чем-то делиться с тем, кого презираешь или ненавидишь.
Ярослав высадил Рена возле ветклиники, предложив встретиться вечером здесь же или в любом другом удобном месте.
– Как вечером?! – возмутился Рен.
– Но разве ты не хочешь сходить домой, встретиться с друзьями?.. – удивился Яр.
– Нет, – ядовито ответил Флорентий, – не соскучился пока, так что заезжайте за мной через час.
– Но я хотел Никите устроить экскурсию по Киеву… – растерялся Яр.
– Ничего, я с удовольствием поучаствую, – заверил Рен.
– Но тебя с хорьком все равно ни в один храм или музей не пустят.
– Значит, я в машине посижу, посторожу, – процедил Рен.
Глеб только хмыкал на каждое предложение, а когда Флорентий ушел, сказал:
– Не нервничай так, Ярослав Игоревич, я тоже планировал к вам с Никитой присоединиться.
– Что?! – Яр гневно обернулся. – Тебе-то зачем? И вообще, ты тоже не соскучился по дому?
– Не успел, – усмехнулся Глеб, – я ж был на днях.
Оказалось, корпус университета, куда нужно было Глебу, находился недалеко от ветклиники Флорентия.
– Ладно, – как-то угрюмо сказал Ярослав, – когда тебя забрать?
– Думаю, часа мне точно хватит, – хмыкнул Глеб.
– Хорошо, мы тогда по мебельным искать столик для Никиты, а дальше видно будет, соберемся вместе, может, перекусить куда пойдем.
– Ведите себя хорошо, парни, – посмеиваясь, напутствовал нас Глеб, Ярослав показал ему «фак» и порулил дальше.
Пока мы ездили от одного магазина к другому, я решился на вопрос, который нет-нет да и всплывал в моих мыслях:
– А как получилось, что вы унаследовали усадьбу? – начал я и тут же заторопился, поясняя, что это не просто праздное любопытство, под укоризненным взглядом Ярослава: – Я имею в виду, как получилось, что большевики не экспроприировали усадьбу после революции, как случилось со всеми дворянскими имениями?
– Во-первых, давай на «ты», я устал от твоего выканья, честно, не могу уже слышать.
Я недоуменно смотрел на него: вроде ж прояснили все, да мне и неудобно так к нему обращаться.
– Я заработаюсь и забудусь, я же говорил.
– Значит, забудешься, плевать я хотел на остальных!
Моему удивлению не было предела: чего это он так разнервничался? Яр рулил, глядя на дорогу, а я смотрел на его сердито поджатые губы и яростно раздувающиеся ноздри. Не ожидал от него такой экспрессии, мне он казался более спокойным, уравновешенным человеком. Видимо, чувствуя мой взгляд, он пронзительно взглянул на меня, и я кивнул:
– Ладно, как скажете.
Он тут же снова поджал губы, и я поправился:
– Как скажешь.
Ярослав повеселел:
– Вернемся к усадьбе. Думаю, скрыться от большевиков ей помогло то, что скрывает ее и от космических спутников, и от незваных гостей.
– Рурсус, – покивал я.
– Возможно, – нехотя признал он, – но меня все равно напрягает эта мистическая составляющая.
– Значит, вы… – он грозно посмотрел на меня, вызвав смех, – я имел в виду «ты», значит, ты из рода Шернборнов?
Он пожал плечами, сворачивая к магазину:
– Возможно, я никаких подтверждений этому не находил, но в завещании был указан мой дед по маминой линии.
А я еще задумывался, почему не отец Ярослава занимается усадьбой, теперь понятно.
– А так как он погиб вместе с мамой полтора года назад…
Я охнул – какое несчастье! Мне было искренне его жаль.
– Был гололед, дед не справился с управлением, в общем…
Он замолчал, а мне было неловко его еще о чем-то спрашивать. Он вышел из машины, я вылез следом, и мы направились в магазин на поиски столика, но по дороге Ярослав снова заговорил:
– После смерти деда оказалось, что все свое движимое и недвижимое имущество он оставил мне, так что когда выплыло завещание с усадьбой, меня разыскали, и вот…
В четвертом по счету магазине мы наконец нашли то, что было нужно. Пока я глазел по сторонам, Ярослав рассчитался за столик и понес его в джип. Мне казалось, что времени прошло больше часа, и, наверное, Флорентий с Глебкой нас уже заждались. Ярослав остановился напротив клиники, возле ворот которой мялся Рен:
– Двойная полоса, я тут не могу повернуть, а объезжать далеко.
– Я его позову, без проблем, – я уже более-менее управлялся с пристяжным ремнем, поэтому достаточно быстро отстегнулся и вышел.
Я подошел к светофору и посмотрел на Флорентия: его ярко-розовую футболку видно было издалека. Пока я размышлял, окликнуть его отсюда или перейти дорогу, к нему подошла какая-то бабулька и, ткнув пальцем в хорька, которого он держал на поводке, что-то спросила. Рен отрывисто ответил, не отрываясь при этом от своего айфона, и бабулька, удовлетворенная ответом, неспешно удалилась. Хорек же покрутился на месте и, поняв, что хозяину не до него, решил развлекать себя сам. Он с любопытством обнюхал ближайшую клумбу и, встав на задние лапки, принялся копаться в земле.
Пока я переходил дорогу, к Флорентию успели подойти еще два парня, женщина с ребенком и пожилой мужчина. И все у него что-то спрашивали. Меня разобрало любопытство. Чем же они таким интересовались? Судя по реакции Рена, расспросы эти были ему неприятны: он сперва коротко отвечал, затем, кажется, огрызался, а старичку вообще что-то процедил сквозь зубы. Я, стараясь не привлекать к себе внимание, подошел поближе, но Рен меня не видел. И как раз вовремя: мужчина с мальчиком лет семи шли мимо, и ребенок, увидев хорька, остановился и дернул отца за руку.
– Папа, смотри, хомячок! – заорал малыш.
– Это хорек! – буркнул в ответ Рен, а мне показалось, что еще секунда – и от него повалит пар, как от закипевшего чайника.
Спустя минуту с командой хорепоп поравнялась бабулька с авоськой. Она поправила очки и с улыбкой поинтересовалась:
– Сынок, это у тебя ласка?
– Это хорек! – едва не рявкнул в ответ Рен.
Я же удивился: неужели все эти расспросы касаются его пушистого питомца? Тогда понятно, чего так злится Флорентий. Вспомнились его разборки с Русланом, который постоянно дразнил племянника, обзывая Глебку крысой.
Пока я размышлял, к Рену подошли парень с девушкой.
– Это кто у вас такой симпатичный? – засюсюкала барышня.
– Хорек, – устало ответил ей тот, и я понял, что если б он не был так зол, то его оскал мог вполне бы сойти за улыбку, ведь его питомца не обозвали ни лаской, ни крысой. Молчу уже про хомячка. Думаю, что еще вопрос-другой, и Рен кинется на особо любопытного прохожего с кулаками.
– Это сурок? – прервал мои размышления мужской голос
– Нет, это хорек! – прошипел Рен, дергая своего питомца к себе за поводок.
Мужчина покачал головой и ушел, а я решил подойти к парню и сказать, что машина на той стороне улицы.
Но стоило мне сделать пару шагов, как рядом с Флорентием затормозила очередная семейная пара с ребенком.
– Мам, это хомяк? – раздался веселый детский голос.
Я покосился на Рена и понял, что ребенка нужно спасать.
Но не успел Флорентий ответить, как его опередил румяный круглолицый отец семейства:
– Нет, сынок, это не хомяк, это – песец.
– Да, – уже не сдерживаясь, заорал на всю улицу Рен, – это полный писец!
Глеб ждал нас у дороги, даже не понадобилось подъезжать к университету. Он скользнул в машину и, захлопнув дверь, бодро поинтересовался:
– Ну что, на перекусон?
– Как там у тебя? – спросил Ярослав.
– Все путем, – ответил Глеб, – а чего вы такие хмурые?
Вообще-то хмурым был только Флорентий, и я его прекрасно понимал, поэтому и не лез с расспросами, а Ярославу, наверное, было просто неинтересно.
– Неужели на нас с тобой, Глебка, тоже обратили внимание? – раздраженно бросил Рен. – Я уж думал, никому и дела нет, как у нас прошел маникюр-педикюр.
Он так точно скопировал интонации своего дяди, что мы невольно рассмеялись.
– Ладно, куда едем?
– А куда планировалось изначально? – небрежно поинтересовался Глеб.
– В Делюкс, – спокойно ответил Ярослав.
– Не хило, – отозвался Флорентий, а Глеб только хмыкнул в очередной раз.
Джип катил по заполненной дороге, и тут я заметил его:
– А можно в МакДональдс?
Сзади раздался язвительный смешок Рена, а Ярослав уставился на меня в полнейшем недоумении, словно я неожиданно заговорил на хинди по меньшей мере.
Я с усмешкой посмотрел в ответ:
– Я знаю, что от фастфуда больше вреда, чем пользы, но я никогда там не был, так что можно это расценивать, как поход в музей.
В Маке Глеб предложил занять столик на улице, пока он все купит, но я сказал, что пойду с ним – мне было интересно, что там могут предложить, кроме общеизвестных гамбургеров-чизбургеров и картошки-фри. В итоге мы стояли в небольшой очереди к одной из касс, а наши спины через стекло сверлили недовольные взгляды Ярослава и Флорентия. Когда мы вернулись с подносами и принялись за еду, надо отметить, что я остался не в восторге от нее, хотя картошка была ничего, но маменька, мне кажется, приготовила бы вкуснее, Яр с Глебом принялись обсуждать какие-то свои заморочки с камерами слежения, я же решил завязать светскую беседу с Флорентием.
– А почему ты решил идти учиться на учителя?
Он захлопал глазами, усмиряя хорька:
– Чего? Я вообще-то учусь на факультете Информационных систем и технологий.
Глеб и Яр уставились на него во все глаза.
– То есть ты будешь учителем информатики? – уточнил я.
– Чего? Никита, ты с какого перепугу решил, что я учусь на учителя?
– А что, в пединституте теперь выпускают не только учителей?
Если честно, то я и сам не был в курсе.
– А с чего ты взял, что я учусь в пединституте?
– Так Лера все время говорила «педик» на тебя.
– Вообще-то я учусь в университете Гетьмана, – высокомерно ответил Рен, – а ты просто идиот, редкостный причем.
Лица Ярослава и Глеба вытянулись, они переглянулись и зашлись в хохоте.
Глава 10
С Днем знаний всех студентов! Атер Катта, считай это подарком на 1-е сентября!))
Потянулись мои серые архивные будни, это я, конечно, преуменьшил, но принято же так говорить, когда изо дня в день занимаешься однообразной работой. К счастью, моя работа хоть и была однообразна, но мне все так же нравилась. Мне вообще в усадьбе, да и самом поместье, было безумно интересно, к тому же и компания подобралась неплохая: я сдружился с охранниками, и даже с Реном у нас выработался определенный уровень общения – примитивный. Мне кажется, он меня еще сильнее невзлюбил после поездки в Киев, но я так и не понял почему. Когда он закончил копировать мои старые записи, необходимости приходить ему каждый день в архив не осталось. Обычно, если я заканчивал новую полку, что случалось иногда за день, а иногда и за три в зависимости от содержимого документов, то просто за завтраком сообщал ему об этом, и он приходил и копировал мои новые записи, управляясь довольно быстро.
Вокруг усадьбы тоже кипела работа: Ярослав приезжал чуть ли не каждый день, привозил каких-то специалистов по ландшафтному дизайну, которые бродили по окрестностям, что-то снимая и записывая. Потом приезжали рабочие, восстанавливали былую красоту: чистили и подновляли дорожки, засаживали клумбы, стригли кусты и, по-моему, даже прошлись частыми граблями по всему огромному парку, убирая неизвестно каких годов опавшие листья и прочий древесный мусор.
Приезжала также бригада из клининговой фирмы наводить чистоту в самой усадьбе. Лично я никакой грязи тут не замечал, мне кажется, что дом каким-то образом сам поддерживал порядок: даже пыль собиралась очень медленно, да и не видел я ее практически, хотя дома приходилось убираться два раза в неделю. Убирали, естественно, мама с теткой, но и меня периодически подключали, особенно к мытью окон, но это бывало не так уж часто.
Ярослав успевал везде: и за рабочими следить, и с охранниками что-то обсуждать, и ко мне забегать, но у меня новостей не было, что-то шибко интересное совсем не попадалось. Но впереди еще было много стеллажей, и я рассчитывал на интересные находки. Мне почему-то представлялось, что я вот-вот наткнусь на истертую карту сокровищ, зарытых где-нибудь в парке под старым деревом.
На заднем дворе Ярослав решил устроить бассейн, и теперь строительная бригада вовсю работала в котловане, вырытом экскаватором: делали опалубку, монтировали водопровод и водоотводную систему, бетонировали и все такое прочее, во что я не вникал и в чем разбирался очень поверхностно, как человек совершенно далекий от столь прозаических вещей. Да я бы, наверное, и не заметил ничего, если бы не шум, который они создавали, находясь практически у меня под окнами.
В парке под слоем лесного сора обнаружились каменные дорожки, о которых никто не подозревал, и Глеб стал бегать по ним с утра пораньше. Я никогда пробежками не занимался, но глядя на него, решил тоже попробовать – такое телосложение соблазнит любого заняться собой. Конечно, я понимал, что выносливости у меня особой нет, и не претендовал бегать вместе с ним, но Глеб заметил меня и сам стал замедляться, чтобы бежать в одном ритме. Разговор об этом как-то всплыл во время обеда, на котором присутствовал Ярослав. Он тоже очень заинтересовался утренними пробежками на свежем воздухе и на следующий день присоединился к нам, чем я крайне был поражен – это ж во сколько он встал, чтобы доехать сюда из Киева к семи утра?
Ярослав по делам усадьбы теперь частенько оставался ночевать и с утра бегал с нами, он бежал в одном темпе со мной, рядом, но разговаривать у нас не получалось: у меня элементарно не хватало дыхалки, а Яр, мне кажется, еще досыпал на бегу.
Июль заканчивался, и мне нужно было как-то отпроситься у моего работодателя домой – приближался маменькин день рождения, и я хотел приехать, чтобы лично поздравить ее.
В редкие случаи, когда мы вдвоем шли с завтрака или обеда, Ярослав всегда взахлеб рассказывал об изменениях, произошедших в поместье, и о том, что еще планируется здесь сделать. Я внимательно слушал, проникаясь его идеями, хотя бассейн, мне казалось, не вписывался в старинную усадьбу, и забывал о том, что хотел сказать сам.
Я твердо решил поговорить о причитающейся мне зарплате и выходных, когда мы будем возвращаться с пробежки. Но стоило нам выбежать в окультуренную зону и перейти на шаг, не успел я отдышаться, как подъехал микроавтобус, привозивший строителей. Бедняги выезжали из Киева в шесть утра, правда, и отвозили их назад уже в четыре. Ярослав сразу требовательно махнул рукой в их сторону и стремительно направился выражать, судя по лицу, что-то не слишком лицеприятное. Но мне уже подпекало – дни уходили, маменькин день рождения приближался, и я мог попросту не успеть, ведь нужно же что-то еще решить с билетом и моей доставкой в Киев. Поэтому я схватил Яра за запястье, но тут же отпустил, когда он обернулся, недоуменно подняв брови:
– Простите… прости. Мне нужно поговорить с тобой.
Рабочие стояли в десяти метрах от нас и пялились, вообще-то было на что: и Яр, и Глеб в мокрых от пота футболках и коротких спортивных шортах выглядели как из рекламы спорттоваров.
– Что случилось?
– Мне нужно уехать на несколько дней.
– Зачем и куда? – его серые глаза внимательно смотрели на мои губы, что заставляло меня чувствовать себя неловко.
– Домой, на выходные.
– Что-то случилось? – требовательно переспросил он.
– Нет, просто у матери день рождения в эту субботу. Мне хотелось бы уехать в пятницу, а в воскресенье вечером или в понедельник я вернусь.
– Хорошо, – медленно сказал он, – до пятницы два дня, я позабочусь о билете.
– Спасибо, – я был искренне благодарен ему, но оставался еще один нерешенный вопрос – меркантильный. – Ты не мог бы заплатить мне за этот месяц? – я покраснел. Как все-таки неудобно говорить о деньгах!
– Конечно, без проблем.
Ярослав остался переговорить с рабочими, а я побрел в дом, чтобы принять душ, сходить на завтрак и заняться архивом.
Наступил четверг, но Яр так мне ничего не сказал насчет билетов, я решил поговорить с ним вечером и в любом случае, купил он билет или нет, в пятницу с утра отправиться в Киев, чтобы заняться этим самому, а также выбрать подарок маман. Благо у меня оставались все еще те деньги, с которыми я сюда приехал. Но на ужине Ярослава не оказалось, как выяснилось, он уехал еще после обеда. Я растерялся: и что мне теперь делать? Идти «голосовать» на трассу или просить кого-то из ребят отвезти меня на автовокзал?
Настроение ухудшилось, но я собрал рюкзак, хотя класть туда мне было особо нечего – я ехал всего лишь на пару дней. На душе было муторно, можно было посмотреть скачанные фильмы, но я спустился в архив. Все-таки лучшее лекарство – работа! Так как сейчас я разбирал одну из верхних полок, мне не хотелось лезть на стремянку, и я пристроился покопаться в бумагах на удобной для себя высоте в соседнем стеллаже. Не разбирая документы дотошно и не вникая в их суть, я просто механически перебирал бумаги, пока не наткнулся на затрепанную книжицу в черном, каком-то засаленном переплете.
С огромной осторожностью, стараясь не думать, из чьей кожи сделали обложку, я взял ее в руки, боясь, что она сразу рассыплется. Но несмотря на древность, книжица оказалась достаточно крепкой. Я не слишком разбирался в таких вещах, но по виду ее листы больше всего напоминали пергамент. Они были разрисованы выцветшими символами, которые я совершенно не мог идентифицировать, и указаниями на латыни. Рядом, как я надеялся, чернилами, а не, боже упаси, кровью был перевод на старо-русском.
Я присел за стол, включил лампу и взял лупу, и чем больше я вчитывался, тем дурнее мне становилось. На каждом листе приводились разные ритуалы, связанные с принесением жертв, я бегло просматривал страницы, чувствуя, как мороз бежит по моей коже, а на загривке волосы становятся дыбом. Чего тут только не было: возвращение молодости с помощью крови младенцев, рожденных на молодой месяц; избавление от различных немочей с помощью опять же кровавых жертвоприношений; оживление умерших; связывание душ после смерти. На последней записи я застопорился, что-то это мне напоминало. Я стал читать внимательнее, понимая, что именно этот ритуал использовал первый хозяин усадьбы, чтобы соединить свою душу с душой любимого Сашеньки. Для этого всего-то нужно было уединиться в нейтральном месте, желательно удаленном от людей, тихом и спокойном, написать своей кровью специальные символы и определенные слова на латыни и читать приводимое тут заклинание, пока не выйдет вся кровь. Там писалось про пути, которые должна пройти душа, но я откровенно ничего не понял.
Ясно было, что он в горе просто выгнал всех из усадьбы и сделал ее местом ритуала, но, видимо, что-то пошло не так. Я не знал, соединилась ли его душа с Сашенькиной, но мне казалось, какой-то ее кусочек с кровью впитался в полы и стены здания, возможно, это отпочковалась его любовь к самой усадьбе. Рурсус безусловно был чем-то большим, чем кот, мне он казался неким духовным или, наоборот, материальным воплощением души усадьбы, если только так можно говорить о неодушевленных предметах. Душа у неодушевленного предмета – нечто, противоречащее логике. Тем не менее мне казалось, что я угадал.
Что делать с этим сводом темных, кровавых ритуалов, я не знал, но если допустить, что они действуют, то эта книжица превращалась в страшную вещь, и самое лучшее, что можно было сделать – кинуть ее в огонь. Ведь обязательно найдутся люди, готовые за бессмертие, молодость или здоровье на принесение любых жертв. Пока же я подтащил стремянку к этому стеллажу и закопал книжку в бумагах на верхней полке. Поставив лестницу на место, я с чистой совестью ушел в свою комнату.
На утро в коридоре меня встретил сияющий Ярослав с двумя конвертами в руках: в одном были билеты на самолет, а в другом – банковская карточка с перечисленной на нее зарплатой.
– Самолет? Серьезно? – я, который еще ни разу не ездил даже на поезде, ошеломленно смотрел на авиабилет. – А что, все автобусы в мой город отменили?
– Зато у тебя освободился целый день, – поведал Яр. – Ты сможешь посмотреть Киев до отлета. И опять же – лучше лететь два часа, чем трястись в автобусе восемь.
– Что-то я не уверен, что это лучше, – пробормотал я с сомненьем, не говоря уж о цене – она была в шесть раз выше, чем на автобус.
– Я отвезу тебя в город, как только ты будешь готов.
– Да я, собственно, готов, вот позавтракаю, и можно ехать, – сегодня решил обойтись без пробежки, и мне ее уже не хватало, даже не думал, что так быстро привыкну.
– Отлично!
Мы пошли в привратницкую, хотя я понимал, что еще рано, но специально так вышел, так как хотел договориться, чтобы меня отвезли в Киев, совсем не ожидая такого фортеля от Ярослава. На кухне мы застали престранную картину: опираясь спинами о стену, на полу спали Глеб и Рен, голова Рена лежала на плече слегка сползшего вниз Глеба, а сам он лежал щекой на макушке Флорентия, на коленях у него спал свернувшийся клубочком хорек. Все трое были перемазаны в растительном масле, а шубка Глебки была им просто пропитана. Рядом на полу стояла бутылка масла, валялись полотенца, тряпки и ложка. Мы, онемев, замерли в дверях, ничего не понимая, но догадываясь, что здесь явно что-то происходило, причем совсем не оргия – скорее, были какие-то проблемы. Сзади раздался топот, и ввалился Руслан, разбудив спящую троицу.
– Ох ты ж, мать мою! – воскликнул он. – Тут что, проходили масляные бои?
Парни сонно смотрели на нас, приходя в себя, потом Рен, спохватившись, наклонился над хорьком и вздохнул с облегчением:
– Слава Богу, все хорошо.
Глеб потянулся к нему и как-то совершенно естественно чмокнул в висок, я остолбенел, Рен, по-моему, тоже, Ярослав хмыкнул, а Руслан поперхнулся очередным предложением.
– Это чего у вас тут было? – наконец выдавил он.
Рен вскочил и, разъяренно посмотрев на дядюшку, зашипел:
– А это кое-кто вчера кинул в Глебку карандаш с резинкой, а Глебка ту резинку и захарчил.
Точно, было дело: вечером Руслан разгадывал кроссворд, попутно цапаясь с племянником по поводу вездесущего хорька, который чего-то все время лез именно к Руслану, тот злился и как апогей – кинул в него карандаш.
– И чего? – недоумевал Руслан.
– И того! Мы полночи масло в него вливали, чтоб та резинка вышла, – Рен наклонился, подхватил измученного хорька и гордо вышел из кухни.
– Незадача, – почесал в затылке Руслан. – Ну а вы-то чего так рано? – обратился он к нам.
– Никита уезжает домой сегодня, – пояснил Ярослав, – вот заскочили перекусить.
– Так тебя в Киев отвезти нужно? – Глеб встал и потянулся.
– Я отвезу, – с нажимом сказал Ярослав.
Глеб, усмехаясь, посверлил его взглядом и пожал плечами:
– Ладно, пойду помоюсь.
Джип быстро и с ветерком катил нас в Киев, Ярослав приглушенно включил музыку, странное совпадение – играла моя любимая «The World Is Not Enough», и постукивал в такт пальцами по рулю. Я же размышлял о вчерашней находке, понимая, что Ярославу придется о ней сказать, но решил это сделать по возвращении.
Мы прекрасно провели время в Киеве, я никогда так не развлекался, что и неудивительно: во-первых, у нас было немного средств для подобных развлечений; во-вторых, меня вполне устраивало пойти с маменькой в музей или книжный магазин в выходной; в-третьих, у меня просто рука бы не поднялась заплатить те деньги за билеты в лунапарке, которые можно потратить на какую-нибудь старую книжку на «блошином» рынке или новую – в книжном.
Мне трудно было отказать Ярославу, так как я никогда не катался на американских горках (где я совершенно неприлично хохотал как сумасшедший), да и на других аттракционах, если не считать качели во дворе. Больше всего мне понравилось на автодроме, хотя я никогда не сидел за рулем, управлять бамперной машинкой много ума не требовалось. Ярослава, словно ему медом помазали, так и тянуло врезаться в мою машину, в итоге я все время удирал и уворачивался, а он гонялся за мной с рычанием и гомерическим хохотом, когда мы сталкивались.
Потом он потащил меня в парк Победы на колесо обозрения – обозревать открывающиеся пейзажи Киева было истинным наслаждением. В итоге мы еще два раза прокатились на нем.
Обедать мы пошли в какое-то кафе с национальной кухней, где девушки в украинских костюмах подали нам борщ с пампушками, картопляники с мясом, щедро политые сметаной, крученики из свинины в подливке из белых грибов и на десерт – яблочные блины.
Сначала я засомневался, что мы столько съедим, но учитывая нагулянный аппетит, все ушло на ура. Когда я елозя вилкой, пытался собрать выпавшие из блинчика, такие вкусные карамелизированные кусочки яблока, Ярослав с улыбкой заметил:
– Жаль, что мы не успели в ботсад – по будням он работает до трех, но тебе обязательно нужно побывать в оранжерее.
Я удивленно взглянул на него: чего это мне вдруг обязательно? Он что, считает, что если я выгляжу и веду себя как ботаник, то я им и являюсь, что ли? Вообще я никогда особо растениями не интересовался, но допускал, что в ботсаду действительно есть на что посмотреть. Ладно, можно и сходить как-нибудь, глядишь, приобрету новое знание.
– Пожалуйста, не забывай кормить Рурсуса, – на прощание попросил я.
Ярослав поморщился, но согласился.
Дома в аэропорту я оказался уже в десять вечера, меня никто не встречал, так как мне хотелось сделать сюрприз. Мне пришлось взять такси, потому что валандаться на общественном транспорте с пересадками желания не было. В начале августа в это время уже темнело, я ехал, глядя на освещенные фонарями улицы, и предвкушал встречу с родней.
Я открыл глаза и потянулся, солнце уже вовсю светило за окном. Я дома, но почему-то все казалось таким маленьким, тесным: мой диван по сравнению с той кроватью, на которой я спал в усадьбе, оказался узким и твердым, стены комнатки ощутимо давили. Я встал, зевая, и поплелся в ванную.
– Милый, ты уже проснулся? – в коридоре меня встретила улыбающаяся маман в новом халате.
Я совершенно не имел понятия, что ей купить в подарок, в итоге всем трем привез по два халата: летний тонкий и теплый велюровый, а также кучу средств по уходу за кожей. Прозаично, но честно, у меня совершенно не хватало фантазии на такие вещи, как подарки.
– Угу, – ответил я на риторический вопрос.
– Завтракай скорее, и нужно сбегать в магазин.
Как будто и не уезжал никуда, мы не виделись больше месяца, но стоило приехать, и я снова мальчик на побегушках.
– С Днем рождения, ма, – я чмокнул ее в щеку, – здоровья тебе крепкого.
– Спасибо, дорогой, иди умывайся и кушай.
После завтрака я сходил в наш универсам за майонезом, купив на обратном пути в цветочном ларьке огромный букет роз. Розы – ее любимые цветы, но при этом они обязательно должны пахнуть, цветы без запаха казались маменьке ненастоящими.
Не успел я вернуться и раздеться, как оказалось, что нужно же было еще купить сладкую воду, свежий хлеб и «Миргородскую», потому что муж Доры Михайловны, маменькиной бывшей сотрудницы, с которой она приятельствовала, пьет только ее.
Потом оказалось, что одной банки горошка мало и нужно докупить еще, потом маман показался не слишком свежим листовой салат, и мне пришлось переться на рынок, чтобы найти более отвечающий ее вкусу.
Затем выяснилось, что белого вина недостаточно и на столе обязательно должно быть и красное тоже. Потом, что никто не подумал купить французский батон для бутербродов с икрой, а когда я в сотый раз вышел в магазин теперь уже за батоном и притащил его, она судорожно пекла налистники, решив, что блинчики с икрой будут вкуснее и интереснее, чем бутерброды. Безропотно положив батон на стол, я слинял в свою комнату.
Вот честно, еще и суток не прошло, а я уже скучал по усадьбе, тому покою и тишине, что она мне давала, по своей интересной работе в архиве, да даже по ребятам – никто из них не лез в душу, не навязывался, но всегда поддерживал, ну, не считая Флорентия, но он особый случай, и по нему, по его едким фразочкам я тоже скучал. И по шкодливому пушистику Глебке, и по величественному и благородному Рурсусу. Интересно все-таки, он то, что я думаю, – создание усадьбы, материальное выражение ее души?
Толком со своими женщинами я так и не поговорил, точнее, они со мной: вчера только состоялось вручение подарков да обменялись парой фраз, сегодня – подготовка к праздничному столу. Я видел, как маман смотрела на меня, как ей наверняка хотелось расспросить поподробнее о моей работе, о людях, которые меня окружают, о работодателе, и самое главное – о том, как меня кормят. Слава Богу, еще длилось лето и ей не было нужды интересоваться, тепло ли я одеваюсь. И это при том, что я каждый день с ней перезванивался.
К четырем пришли маменькины сослуживицы, с которыми она поддерживала отношения и после выхода на пенсию, приехала моя двоюродная сестра Татьяна с мужем и дочкой. Вроде гостей было немного, но для нашей крошечной квартирки и столько – избыток. Я сидел за столом, слушая неинтересные мне разговоры и мечтая убраться в свою комнату.
Проблема была еще в том, что муж Доры Михайловны оказался большим любителем выпить и считал, что мы с Танькиным мужем должны его в этом поддержать. Но я тут вообще не при делах – мне даже пиво не нравится, только домашняя наливка или сухое вино, а все, что со спиртом, – коньяк, ликеры, водка и тому подобное – мне вот совсем не лезет. Знаю, что это не по-мужски, но и заставлять себя не могу, тем более ради мужа Доры Михайловны.
Я считал себя человеком уравновешенным, но как же достают вопросы от некоторых гостей! В детстве это было «кем ты хочешь стать?» и «как ты учишься?», сейчас – «с кем ты встречаешься?» и «много ли зарабатываешь?». Ну реально, люди, я вас вижу раз в году на день рождения маман, какая вам разница, встречаюсь ли я с кем-то и сколько денег в моем кошельке? Ну честно, они б еще попросили меня стишок рассказать!
Когда наконец дорогие гости наелись и накушались так, что в них уже ни кусочка не лезло, разве что в кое-кого заливалось, некоторые все же решили отчаливать по домам. Первыми ушли двоюродная сестра с семьей, потом маменькины приятельницы, и последними укатили на такси Дора Михайловна с мужем.
