Текст книги "Архивариус (СИ)"
Автор книги: listokklevera
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)
Утром я бегом отправился в привратницкую на завтрак; Руслан приготовил омлет, очень пышный и вкусный, прям как у маменьки, и я с тоской вспомнил вчерашнюю яичницу с колбасой. Также мне был выделен небольшой кусочек оставшегося тортика, и быстренько его прикончив я помчался в архив, отказавшись от помощи Флорентия, которую мне пытался навязать Руслан. Сам Флорентий еще безмятежно спал.
И только войдя в дом, я вспомнил, что хотел попросить стремянку и набрал единицу на телефоне.
– Охрана слушает, – раздался уверенный голос Глеба.
– Привет, это Никита, – я чувствовал себя идиотом – только ж виделись за завтраком. – Забыл сказать, мне стремянка нужна, а то с пола я уже скоро не буду доставать до полок и желательно, чтобы кто-то подстраховал: там нужно с верхней полки коробку убрать, а то она так угрожающе нависает.
– Задачу понял, будет тебе стремянка и помощник.
Глеб говорил так официально, что я занервничал:
– Спасибо.
Глеб засмеялся:
– Ладно, бывай.
Закопавшись в архиве, я напрочь забыл про обещание Глеба; пятая полка, которую я начал разбирать, находилась на уровне лица, и мне было не слишком удобно с ней работать: приходилось вытаскивать стопки документов, класть их на пол и смотреть, что с ними делать дальше. Тут было много ненужного хлама, но я все честно просматривал и сортировал: что-то клал на стол, чтобы посмотреть внимательнее, что-то в отдельную кучку на полу – на выброс, но решать хозяину. Я уже был весь припорошен пылью: и маска, и очки, и волосы, когда услышал какой-то шум. Я сразу посмотрел вверх – не рушится ли на меня коробка и вспомнил про так и не принесенную стремянку: прошло уже несколько часов, неужели Глеб наконец про нее вспомнил?
– Эй! – раздался голос из библиотеки. – Есть тут кто?
– Есть! – не слишком довольно откликнулся я и повернулся в ту сторону.
А если б меня за это время пришибло тем коробом? И дела никому нет.
В проеме между стеллажей показался молодой, такой же высоченный, как Глеб, только не такой накачанный мужчина. Может, это Максим? Я вчера как-то не обратил на него внимание: хорек и Флорентий отвлекли по полной; людей я запоминал так же плохо, как и имена.
– Наконец-то, – недовольно буркнул я. – А где стремянка?
– Ты помощник архивариуса? – одновременно со мной спросил он.
– Какая стремянка?
– Какой помощник?
И снова вместе – какой синхрон!
Он внимательно осматривался, пробегая взглядом по разложенным на столе и полу бумагам, по цветным наклейкам с надписями на полках, пока не остановился на мне, изучая маску, перчатки и халат. Вот, честное слово, я почувствовал себя раздетым на осмотре врача в поликлинике.
– Так что со стремянкой? – спросил я.
– Вот именно, и я о том же, – сказал он.
– Чего?
– Что?
Я не чувствовал себя таким дебилом даже в обществе Флорентия.
Он почесал переносицу и взлохматил светлые волосы, настороженно глядя на меня темно-серыми глазами.
– А где архивариус?
– Так что со стремянкой?
Опять одновременно произнесли мы. Он поднял руку, показывая, что будет говорить первым, я кивнул, но сначала решил уточнить, кто он, что-то меня разбирало сомнение, что это Максим, да и одет по-другому: охранники все были в черных футболках и черных штанах, а этот в стильных голубых джинсах и тонкой, до прозрачности, белой рубашке с короткими рукавами.
– Ты кто? – спросил он в тот же момент, когда я задал этот же вопрос.
Он возмущенно посмотрел на меня и показал поднятую руку, мол, мы же договорились, что я спрашиваю первым. Я закатил глаза, но, возможно, он не заметил за пылью, покрывающей стекла, и махнул рукой.
– Где архивариус?
– Здесь, – лаконично ответил я.
– Где именно?
Боже! Мне кажется, что конкистадоры, завоевывавшие Америку, и то смогли бы быстрее найти общий язык с местными аборигенами, чем я с ним.
– Перед тобой. Ты стремянку принес?
– Зачем? Хотя сейчас.
Он вышел и вернулся буквально через пару минут с шикарной складной лестницей, деревянной, покрытой лаком, с площадкой наверху и перильцами. Наверное, стащил из библиотеки, а я ее там и не заметил.
– Нужно только разобраться, как ей пользоваться.
– Разберусь.
– Да? – усомнился он. – А она тебе прям сейчас нужна?
Я поднял руку и показал на злосчастную коробку.
– Ага, сейчас.
Мы начали крутить довольно тяжелую лестницу, пытаясь ее собрать, как положено; когда нам это удалось, парень проворно взобрался на лестницу, снял коробку и передал ее мне. Я опасался, что стремянка развалится, но она оказалась в отличнейшем состоянии не только с виду. Поставив коробку на пол, я снял крышку и увидел стопку старых толстых тетрадей, просмотрев их, я благоговейно произнес:
– Дневники Шенборнов, несколько поколений. Кстати, тебя как зовут?
Он присоединился ко мне, с интересом разглядывая вышитую обложку верхнего дневника, и сказал:
– Яр.
Он уселся на ступеньку лестницы, я – на стул, и в четыре руки мы разложили дневники по хронологии. Я взял самый первый и начал листать его: все записи на французском языке, как было тогда модно. Французский я знал очень хорошо на школьном и университетском уровне, но не более, а учитывая почерк…
– Похоже, это того, кто построил усадьбу, – сказал я, вчитываясь в текст. – Французский знаешь?
Яр помотал головой:
– Только английский нормально и немецкий через пень-колоду, а ты?
– Относительно, – пожал я плечами.
– Читай, – велел он.
Мне было самому интересно, и я согласился, снимая маску:
– Ладно.
Примечание к части Скутигера или мухоловка обыкновенная http://s003.radikal.ru/i204/1407/18/1fb01720ee0f.jpg
Она же, открывать осторожно! Только людям с крепким нервами, я вас предупредила! http://s50.radikal.ru/i130/1407/fb/ccfff5357145.jpg
Глава 4
Пока я снова перелистывал пожелтевшие страницы, ну как перелистывал, скорее, аккуратно переворачивал в поисках попавшейся мне фразы про строительство усадьбы под Киевом, Яр смотрел на меня каким-то странным взглядом, малость нервирующим. И что ему не так?
– Вот, – сказал я и начал читать.
Яр склонил голову к плечу и не сводил с меня глаз, внимательно слушая. Когда я закончил, он резюмировал:
– Красиво как журчание ручейка, может, теперь по-русски?
Черт! Я читал на французском, даже не заметив этого. Недовольно посмотрев на Яра, я стал переводить:
17.06.1821
Я никогда не чувствовал такого подъема и вдохновения, как при постройке этой уединенной усадьбы, ведь я строил дом для своего возлюбленного Сашеньки. Прислуга разобрала последние подводы с мебелью, все расставлено, даже всякие его излюбленные мелочи: фарфоровые безделушки, серебряные вазочки; повешены портьеры и картины. Все готово к его приезду. Жду не дождусь, когда смогу его обнять. Николаша тоже с нетерпением ожидает Сашеньку, он очень к нему привязался. Даже не ожидал, что мой сын и мой любимый подружатся.
Я с недоумением глянул на Яра, он сидел, нахмурив брови и сосредоточенно о чем-то думая. Я продолжил:
22.06.1821
Самый несчастливый день моей жизни. Привезли письмо, что мой Сашенька убит на дуэли. Мне незачем больше жить, прости, Николаша, и прощай. Сашенька, я иду к тебе, душа моя.
Дальше записей не было, и я закрыл тетрадь и застегнул ремешочки, погладив кожаную обложку.
– И? – вскинул брови Яр.
– И ничего, – спокойно ответил я, хотя почему-то хотелось плакать: никогда в своей жизни я так не окунался в историю. Странно. – Дневник больше не велся, надо полагать, он отправился на встречу к Сашеньке.
– Тогда нужно найти дневник этого Николаши, – предложил Яр.
– Он следующий, – кивнул я на верхнюю тетрадь.
– Читай, – потребовал он.
Что-то мне не нравится, как он тут раскомандовался, но мне было самому интересно, и, взяв дневник, который, к счастью, был на русском, я начал аккуратно листать, постоянно натыкаясь на ять и остальные уже упраздненные буквы. Пока я пролистывал историю жизни Николаши, Яр походил по архиву и, присев перед отработанными мной полками, стал читать наклейки, периодически поглядывая на меня.
– Ну?
– Он никогда не жил в усадьбе, – вздохнул я.
– Вот черт! – воскликнул Яр. – А его дети или внуки?
– Сейчас посмотрим, – я взял следующую по хронологии тетрадь.
Положив ее на стол, я внимательно пробегал глазами записи, пока не наткнулся на нужное:
– Вот!
Яр тут же склонился надо мной, заглядывая в дневник, я подвинулся в сторону, освобождая ему половину стула. Он понятливо примостился рядом, притираясь боком и ногой.
03.06.1864
Папенька вызвал меня сегодня к себе в кабинет. Оказалось, он хочет нам с Машенькой подарить на свадьбу усадьбу под Киевом. А я и не подозревал, что у нас там есть поместье. Интересно взглянуть. Папенька моего воодушевления не оценил и рассказал престранную историю, связанную со смертью его отца, коей он был фактическим свидетелем. Был он тогда отроком десяти годков, и государь его батюшка велел покинуть дом ему и всей прислуги и не входить ни в коем разе. Стоял тогда папенька перед усадьбой со своим наставником и слугами до солнечного заката, а когда они все-таки осмелились войти в дом, оказалось, дедушка мой покойный изрезал себе руки и исписал все полы-стены кровью своей. Папенька мой латынь уже учил, но слова ему были незнакомы, да и запамятовал он их быстро с такими-то событиями.
Я историю эту Машеньке рассказывать не стал, чтобы не пугать мою голубушку, но папенька регулярно списывается с управляющим, так что усадьба содержится в полном порядке.
Мы переглянулись с Яром и вернулись к дневнику, по молчаливой договоренности пропуская записи про подготовку к венчанию и сборы в поездку, остановившись на приезде нового хозяина и его молодой жены в усадьбу.
20.06.1864
Сегодня мы прибыли на место, нас встречал управляющий, за которым стояла дворня. Въездная дорога была окаймлена рабатками махровых роз. Красиво. Машенька утомилась в пути, поэтому представление прислуги было кратким. Горничная повела мою голубушку в опочивальню отдохнуть перед обедом, а я с Фомой Тимофеевичем отправился осматривать новые владения. Перед домом – пышные цветники с фигурными клумбами из тюльпанов, лилий, левкоев, мальв, резеды. Машеньке должно понравиться, что-то она совсем расхворалась, что не обратила внимание на эту красоту. За домом находились конный, скотный и птичий дворы.
– Ничего этого не осталось, – с горечью произнес Яр.
– Неудивительно, – откликнулся я, – полтора века прошло.
И мы продолжили чтение:
После превосходного обеда я повел свою голубушку в парк: мне очень нравились и аккуратные, выложенные камнем дорожки, и чудесный пруд, и миленькая беседка, увитая плющом. Тут не было светского общества, и я видел, что после шумного города мою Машеньку тяготит деревенская тишина.
21.06.1864
Ночью спал я чудесно и проснулся с превосходным настроением. За завтраком моя голубушка выглядела не очень довольной, но слабо улыбалась, когда я к ней обращался. Я предложил ей конную прогулку, но она отказалась. Сам же я не мог удержаться от поездки по окрестным полям и велел заседлать мне Ветра. Вернулся я в приподнятом настроении и, передав коня конюху, решил сломать для своей голубушки несколько роз. Не знаю, что удержало меня приказать это сделать любому дворовому. Так хотелось угодить Машеньке. Я поранился, но ее беспокойства это не стоило. К сожалению, немного крови попало на дверь и пара капель на пол передней. Дом вздрогнул и качнулся. Землетрясение? Испуганная Машенька выбежала навстречу, но толчки не повторились. Все хорошо.
28.06.1864
Завтра утром мы уезжаем. Я нигде себя не чувствовал лучше, чем тут, но Машенька придумывает всякие причины и отговорки, только бы уехать. То двери закрываются у нее перед носом, то стул отодвигается, когда она хочет сесть, то вода выплескивается из стакана на платье. Моей голубушке тут скучно, она хочет на воды, в общество.
12.06.1869
Сегодня я вернулся туда, где так покойно моему сердцу. Я не был тут пять лет, поскольку Машеньке не нравилась глухая провинция, но седмицу назад Машенька сбежала с каким-то французишкой-фигляром, бросив меня и трехлетнего Митеньку.
14.06.1869
Митенька невесть откуда принес маленького котенка. Мамки-няньки ничего не знают, и куда только смотрят? Устроил допрос дворовым, конюх признался, что на конюшне недавно окотилась кошка. Велел котенка отнести к кошке, Митенька, дружочек мой, ударился в слезы. Кухарка сказала, что на конюшне все котята полосатые, а черно-белого там не было ни одного. А она что там делала? Митенька твердит, что котенок был в его комнате, и плачет, не хочет с ним расставаться. Котенка велел помыть, хотя он на редкость чистенький и ухоженный, и только тогда снова дать моему голубчику.
Дальше несколько десятков страниц, заполненных деревенским бытом.
19.05.1871
Получил сегодня послание от старинного товарища, просит приютить на лето его младшего брата для поправки здоровья, ибо ему прописаны деревенский воздух и покой.
Дальше шли записи о знакомстве с Сержиком и о том, что голубчик Митенька с ним подружился, и чем дальше, тем больше восхвалений Сержиковых достоинств: и умен, и говорит ладно, и в общении и на глаз приятен, и как ему нравится в усадьбе.
Я встал и потянулся, понимая, что желания читать про явно завязывающиеся отношения двух молодых людей мне неинтересно. Снял перчатки и очки, протер влажной салфеткой руки и специальной – линзы очков. Яр тоже перестал читать и следил за мной; так как стриптиз был закончен и ничего больше я снимать не собирался, то вопросительно посмотрел на него. Он опустил глаза, глянул в сторону:
– Ой, ничего себе какие звери!
Я подумал было, что явился Флорентий с хорьком, но Яр показывал на сидящую на стене скутигеру.
– А, мухоловка, – махнул я рукой, – полезная штука: ловит всякую мелкую живность.
Он с некоторой опаской посверлил ее взглядом и встал:
– Я, если ты…
Но его перебил вопль из коридора:
– Ярослав Игоревич!
– Я тут! – крикнул он в ответ и направился к выходу из архива.
Что-то зацепило меня в этом имени-отчестве и, задрав халат, я достал из заднего кармана джинсов бумажку-памятку, на которой записал ФИО работодателя. Так и есть! «Ярослав Игоревич Ткаченко». Вообще я не стесняшка, считаю себя спокойным, уравновешенным человеком, но тут мне реально стало стыдно, когда я вспомнил зоопарк, что устроил при встрече. И Яр тоже хорош! Чего сразу не сказал, кто он? Видел же, что я не врубился и явно не соблюдаю субординацию.
Поскольку сожаления – это одна из бесполезнейших вещей, то я, натянув маску и перчатки, занялся все той же пятой полкой, которая из-за дневников простаивала. Работать было неудобно, что со стремянки, что без, тут бы подавать кому-то сверху, чтобы не лазить туда-сюда по лестнице. Может, действительно привлечь Флорентия? Я не представлял, чем он может здесь заниматься в отсутствие интернета и мобильной связи. Ох, черт, я ж домой хотел позвонить! Решив поскорее закончить со снятой стопкой очередных журналов, я усердно включился в работу, забыв об окружающем мире.
– Никита!
С трудом вынырнув из «Библиотеки для чтения» – «журнал словесности, наук, художеств, промышленности, новостей и мод», как утверждалось на обложке, я повернулся к стоящему рядом Яру.
– Ты не против, если я возьму остальные дневники, почитать на досуге? – светским тоном осведомился он.
Странный вопрос! Кто вообще в доме хозяин?
– Конечно, берите, Ярослав Игоревич, только я их сначала быстренько просмотрю на предмет книжных паразитов.
– Хорошо, как скажешь.
Журналы я разбирал, сидя за столом, и Яр примостился на ступеньке лестницы, терпеливо дожидаясь, пока я изучу дневники. И чего, спрашивается, сидеть у меня над душой? Мог же пойти заняться чем-то полезным, а за дневниками потом зайти.
Ни пятен плесени, ни следов клещей или щетинохвосток я не заметил, о чем и сообщил:
– Все в порядке, Ярослав Игоревич, можете забирать.
– Гхм, Никита, уже обед давно, ты перекусить не хочешь?
– Ой, точно! – я мигом вскочил, стягивая с себя маску, перчатки и халат, и побежал сначала в комнату за мобильником, потом на кухню – я забыл утром покормить кота.
Вчера я его не видел, и мне было интересно, приходил ли он полакомиться котлеткой. Блюдечко было чисто вылизано, и я, сполоснув его на всякий случай, разломал туда оставшуюся котлету. Надеюсь, предыдущую съел именно кот, к тому же никаких следов крыс или мышей я не заметил, хотя по логике они должны тут жить припеваючи. По крайней мере, в моем доме санэпидемстанция регулярно проводила дератизацию по уничтожению грызунов.
Теперь можно было идти позвонить маменьке, она там, наверное, с ума уже сходит от беспокойства.
В передней возле лестницы обнаружился растерянный Яр со стопкой дневников в руках:
– Никита, ты что, такой голодный, так убежал быстро?
– Да нет, Ярослав Игоревич, я кота забыл утром покормить, – отозвался я, проходя к входным дверям.
– Какого кота? Ты кота с собой привез? – захлопал густыми темными ресницами Яр.
Опять начинается! А породистый у меня работодатель все-таки: при таких светлых волосах такие темные брови и ресницы.
– Вашего кота, – уточнил я.
– Моего? У меня нет кота.
– Ну, значит, от прежних хозяев остался, – я обернулся и посмотрел на стопку в его руках, – или же это кот усадьбы. Черно-белый такой.
Он проследил за моим взглядом и тоже посмотрел на дневники, его глаза расширились, рот приоткрылся в изумлении, и он прошептал:
– Ты думаешь, это?..
– Не знаю, – пожал я плечами, – но странностей тут хватает. История вся полна странностей, но то, что показывают нам – всего лишь вершина айсберга.
– Согласен, – серьезно кивнул Яр. – А я хотел тебе предложить пообедать.
– Ой! – воскликнул я, вспомнив о своем желании позвонить. – Извините, Ярослав Игоревич, я очень спешу.
– Никита!
Но я уже вылетел за дверь и побежал к воротам, которые оказались заперты. Я повернул к привратницкой и увидел вышедшего на крыльцо Глеба.
– Никита! – обрадовался он. – Ты обедать?
Меня вообще удивляло, с чего он вдруг проникся ко мне такой симпатией: мы же едва знакомы. Что может быть общего у такого спортивного, сильного парня, наверняка знакомого с боевыми искусствами, с «книжным червем» типа меня?
– Привет еще раз, – улыбнулся я, и Флорентий, выгуливающий неподалеку своего хорька, почему-то скривился. – Обедать тоже, но сначала позвонить, а ворота закрыты, – пожаловался я. – Тут как нужно – лезть через забор?
– Не нужно через забор, – усмехнулся он, – я открою.
Глеб, как я понял, тоже заметил белокурую парочку и улыбнулся уголком губ, глядя как его тезка роет лапками землю у корней куста, усыпанного мелкими желтыми цветочками. Рен перехватил эту улыбку и, фыркнув, задрал нос, отворачиваясь. Чего это он? Может, решил, что Глеб над ним насмехается?
Я вышел на дорогу и включил телефон – работает, нажал вызов – пошел гудок. Маменька была в своем репертуаре и отчитала меня по первое число, взяв обещание звонить каждый день, я блеял и оправдывался как первоклашка перед директором. И чтобы я закрепил урок, она передала трубку бабушке, а я сел на корточки, понимая, что это надолго. Механически отвечая на вопросы, хорошо ли я ем, сплю, одеваюсь, я пялился на чугунные ворота и маячившего за ними Глеба, и пытался понять, как так возможно, что вот тут нет связи, а вот здесь уже есть. Бабуля передала трубку тетушке, и я еще раз прослушал все по кругу. Каких-то двадцать минут, и мой мозг перестали есть, напутствовав позвонить завтра. Клятвенно заверив родственниц в своем послушании, я направился назад.
Глеб открыл передо мной ворота, закрыл, замкнув замок, и мы пошли к их домику:
– Смотрю, ты так увлечен своей работой, что все время забываешь поесть.
– Бывает, – откликнулся я, наблюдая за хорьком.
Забавный зверек, стоя на задних лапках, притянул к себе ветку куста и тщательно ее обнюхивал. Его хозяин усердно косил глазом в нашу сторону, при этом делая вид, что его больше всего на свете интересует собственный айфон, а нас он видеть не видит.
– Ох, Никита, прости, я забыл про стремянку, – повинился Глеб. – Как раз приехал Ярослав Игоревич, мы стали разбирать аппаратуру, ничего не работает! Ни камеры, ни рации! Ничего! Потом он захотел осмотреть парк, вот я замотался и забыл.
– Все в порядке, – успокоил я, – Ярослав Игоревич сам принес мне стремянку.
Глеб запнулся и странно посмотрел на меня.
– Что? – спросил я.
– Ничего, пошли на кухню. Я уже перекусил, как и ребята, но ты ж голодный.
Глеб иногда своей заботой напоминал мне мою маменьку. Флорентий, мимо которого мы прошли, посверлил меня злыми зелеными глазами и отвернулся. Не понимаю, где я ему дорогу перешел?
В тот момент, когда мы с ним поравнялись, хорек то ли пискнул, то ли запыхтел... И Рен нагнулся к своему питомцу, получив при этом в лоб той самой веточкой, которую еще пару секунд назад зверек с таким любопытством обнюхивал.
– Глебка, ты... Ах ты наглая пушистая хорепопа! – зашипел не хуже своего питомца парень.
– Для вас, молодой человек, можно просто Глеб, – хмыкнул охранник, – боюсь, все остальные эпитеты относятся не ко мне.
Рен, упустивший наше приближение, дернулся от неожиданности и, поскользнувшись на траве, упал на четвереньки задом к нам. Хорек, воспользовавшись свободой, шустро взобрался на голову Рена, перебирая лапками, пробежался по его спине и уселся на хозяйской задней части.
Я невольно расхохотался, нет, я не смеюсь над людьми, но сейчас было невозможно удержаться, уж слишком забавная картинка: стоявший на четвереньках парень, выставивший на всеобщее обозрение свою пятую точку, обтянутую короткими шортами, и сидевший сверху на этой самой точке хорек, лукаво сверкающий своими глазками-бусинами.
– Композиция хорепопа. Вернее, две хорепопы, – заржал Глеб.
На кухне за столом обнаружился Яр, перед которым Руслан расставлял тарелки.
– Достаточно-достаточно, Руслан, я тебе что… – Яр замолчал на полуслове, устало глядя на нас с Глебом.
– О, явился блудный сын, – приветствовал меня Руслан, – присаживайся. Видно, в архиве воздух такой сытный, что ты есть не приходишь, или фигуру бережешь, как Флорентий.
– Забываю просто, – возмутился я таким сравнением, плюхаясь на стул.
Флорентий еще и на диете сидит! Я не качок, но хотя бы отжимаюсь и качаю пресс по возможности, но у него ж ноги тонкие, а руки ровные и гладкие как у девушки, без малейшего намека на бицепсы-трицепсы. Он же, наверное, ничего тяжелее своего хорька в жизни не поднимал. Странный он все-таки. Что это за жизненная позиция такая?
Руслан поставил передо мной тарелку с куриным супом:
– Вот, барин, извольте супчика откушать.
Я громко рассмеялся: ну Руслан выдал! И главное, в тему, да только барин тут – Яр. А он поднял голову от своей тарелки, в которой мрачно возил ложкой, и посмотрел на меня.
– Простите, – извинился я, маменька всегда мне говорила, что за столом громко разговаривать, а тем более смеяться нельзя.
Но Яр покачал головой, зачарованно глядя на меня. Может, он спит на ходу?
– Ярослав Игоревич, кушайте давайте. Что вы там пытаетесь высмотреть в своей тарелке? Это вам не рыбалка, – возмущенный Руслан поставил на стол кувшин с компотом. – Кстати, фрукты из вашего сада.
– А сад я не посмотрел, мы с Глебом только в парке были, и то не везде, – принялся за суп Яр.
– Конечно не везде – парк-то огромный.
– Там беседка замечательная есть, ее бы в порядок привести.
– Успеется, Ярослав Игоревич, никуда она от вас не убежит.
Я тихо обедал, прислушиваясь к разговору, который плавно перешел на неработающую здесь технику. Допив компот, я встал и рассыпался благодарностями за обед. Руслан отмахнулся:
– Ты лучше на ужин приходи, не пропускай.
– Приду, – пообещал я. – Руслан, а можно какой-то еды для котика.
– Котика… – недовольно скривился Руслан. – Вон возьми у Флоркиного хорька сухой корм, как раз котячий.
– Не, хорька мы объедать не будем, – представляю, какую истерику закатил бы «Флорка», если бы я покусился на корм для его Глебушки.
– Руслан, – голос Яра прозвучал строго, даже холодно.
– У меня вроде сосиски были, – тут же полез в холодильник Рус. – Подойдут?
– Еще бы! Спасибо! – обрадовался я и, схватив пакетик с сосисками, помчался в архив.
