Текст книги "Анри де Грамон (СИ)"

Автор книги: ЛИНА-LINA

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Текли часы. В маленькое зарешеченное окошко моей темницы светила луна, холодная и равнодушная. Ей и дела не было до того, что всего через несколько часов меня не станет. Не станет молодого блестящего капитана королевской армии, недошпиона, мальчишки почти двадцати двух лет от роду, который видел в жизни слишком много войны, насилия, эгоизма и слишком мало настоящей, искренней любви. Который никогда не любил сам. Ведь не считать же любовью болезненную привязанность и постельную зависимость.

Я ждал. Ругал себя за это, но не мог иначе. «Никто не придет», – убеждал себя. Напрасно. Стоило закрыть глаза, как казалось, что слышу крадущиеся шаги. Я садился резко, готовый вскочить… но темница была пуста. Не выходили на охоту даже крысы.

В конце концов, сон сморил меня.

***

– Анри, проснитесь же! – я не без труда разлепил глаза. Вот и все…

– Уже? – спросил сонно. Скоро, совсем скоро я сумею выспаться. О, как я высплюсь! Ведь в моем распоряжении будет вечность.

– Да. Времени мало, вставайте. У входа ждет повозка с сеном.

– Повозка с сеном? – повторил я, хмурясь. Разве меня не поведут босиком до площади? Я открыл глаза, темнота обступила меня. – Еще ведь не рассвет.

– Не рассвет, – сильные руки помогли мне подняться. – Давайте же, держитесь за меня, пойдемте на выход, – голос казался очень знакомым.

– Де Лабрюйер? – прошептал я, боясь поверить.

– А кто еще! Давайте, Анри, шевелите ногами. Ох, и тяжелый же вы!

– Вы пришли, – губы сами собой растянулись в глупой улыбке.

– Пришел. И намерен увести вас.

Я вцепился в него, как утопающий в последний шанс остаться на плаву, он обнял меня за талию и потащил к открытой двери.

Мы беспрепятственно вышли из темницы и, успешно миновав лабиринт коридоров, оказались на улице. Возле входа нас ждала повозка с сеном, и де Лабрюйер посадил меня на край.

– Закапывайтесь в сено.

Я подчинился.

– Вас ведь будут искать, – сказал, когда на поверхности оказалась одна голова.

– Вы думаете, я не обеспечил себе пути отступления? Для всего двора меня уже нет в городе.

Он запрыгнул на повозку, подхватил поводья. Мы тронулись. Я не задавал вопросов, боясь привлечь чье-либо внимание. С виду улицы были пусты, но уж мне ли не знать, что даже у стен есть уши. Страх и ожидание расправы сковали мое тело. Уверен, если бы нам пришлось убегать на своих ногах, я не смог бы сделать и шага. Я все еще боялся надеяться, каждую минуту ожидая приказа остановиться. Ждать казни в камере было не в пример легче. Там я просто ждал своего часа, зная, что ничего не изменится. А здесь… здесь у меня появился шанс на спасение.

Из столицы мы выбрались за час до рассвета. Повозка остановилась.

– Анри, вылезайте.

Я послушался. Ноги затекли, и я не сразу смог слезть с повозки. Де Лабрюйер улыбался, глядя на меня.

– Все, из города выбрались, – он протянул мне хлеб и флягу. Я откусил кусок, с упоением запил вином. Казалось, ничего вкуснее в своей жизни я не ел и не пил. – Плащ тоже возьмите, давайте я вас укутаю, – он шагнул вплотную, я вдохнул глубоко – пахло от него, как всегда, божественно. И я отвернулся, смущаясь собственного вида.

– Анри, – шепнул он, касаясь губами моей щеки. – Милый мой Анри.

Его ладони оказались на моих боках, он гладил меня, прижимаясь все сильнее. Он хотел меня. Я усмехнулся. Все в этом мире совершается из-за страсти. Из-за страсти он спас меня, из-за нее же насиловал генерал. Даже де Блуа издевался надо мной потому, что не мог иначе – слишком сильно зависел от моего тела.

Что же, Северин своим поведением определенно заслуживал взаимности.

– Анри, боже, как я счастлив, что вы со мной.

– Как вам удалось выбраться из города?

– У стражников пересмена сейчас. Повезло.

Я судорожно вздохнул. Повезло, просто повезло? Не может быть! Он что-то скрывал, но сейчас у меня не было ни времени, ни желания это выяснять. Позже. Когда мы будем в безопасности. Если я хоть когда-нибудь смогу чувствовать себя в безопасности.

– Так, надевайте плащ, дальше поедем верхом, – он достал из кармана часы на цепочке. – Меньше, чем через час вас хватятся. Нужно быть к этому времени как можно дальше.

Верхом было неудобно, зад все еще саднило, мышцы быстро затекли, но я терпел. Да, мы еще не спаслись, но с каждым остававшимся за спиной лье моя надежда на спасение крепла. И я ничего не мог с этим поделать. Да и не хотел.

Как ехали, почти не помню, все, как в тумане. Мы скакали сутки напролет, спали прямо на стылой земле всего пару часов, держась подальше от тракта. На третий день, когда надежда на спасение разгорелась с неимоверной силой, нас остановили.

– Именем короля! – услышал я. И почувствовал, как ужас сковывает душу. Поймали, нашли, казнят…

Их было пятеро, и мы поняли ясно, что сбежать не выйдет. Так же, как и убить. Да, признаться, ради своей жизни я готов был взять чужую. Доведенный до предела зверь, я готов был голыми руками рвать их на куски, только понимал прекрасно, что буду убит прежде, чем успею хоть что-то предпринять.

Мы остановились. Де Лабрюйер спешился и, отвязав от седла мешок, отошел с главным из них в сторону.

Отсутствовали долго. И все это время я, не живой и не мертвый, сидел верхом с прямой спиной. Стражники косились на меня, но не трогали.

Позже я, задержав дыхание, наблюдал, как возвращается обратно де Лабрюйер, как спокойно и строго чеканит шаг его спутник.

– Заждались? – Северин улыбнулся мне. Я промолчал. – Тогда поехали. Всего хорошего, господа, – он кивнул головой мужчинам, привязал обратно мешок, и мы медленно тронулись. Прочь! За нами никто не поехал.

– Почему они отпустили нас?

– Золото, Анри, – просто ответил он. И в первое мгновение я поверил даже, что причина – золото. Но разве, вернув меня, они не получили бы больше?

К исходу седьмого дня я был полностью истощен. Уснув прямо на лошади, едва не упал под копыта.

– Потерпите еще немного, – шептал мне де Лабрюйер, укладывая рядом с собой на своем плаще. Полумертвый от усталости, я и не думал сопротивляться. Он накрыл нас моим плащом, прижался ко мне всем телом и погладил по волосам. – Уже недалеко, – я кивнул, давя зевок. – Нас будут ждать на границе, а мы не станем ее пересекать, устроимся почти у него под носом.

– Ваша семья отсюда?

– Тетка. Спите, Анри, – он прижался губами к моему лбу.

– Знаете, о чем я мечтаю? – вдруг спросил я. Северин покачал головой. – О горячей ванне.

Он рассмеялся.

– Скоро вы сможете иметь ее хоть дважды в день.

– Спасибо, – не знаю, за что именно я его благодарил. За ванну ли, за спасение… наверное, сразу за все.

А через день мы прибыли в поместье.

========== Глава 16. Поместье ==========

Счастье благотворно для тела, но только горе развивает способность духа.

(Марсель Пруст)

Я до последнего не верил, что у нас все получится. Каждую минуту мне казалось, что за нами гонятся, нагоняют. Засыпая, я вздрагивал от каждого шороха, боялся, что, стоит мне уснуть крепко, как проснусь уже связанным. Стоит ли говорить, что к моменту прибытия в поместье я был вымотан и нервно истощен?

Поместье оказалось совсем небольшим: двухэтажный дом с несколькими спальнями, сад вокруг. И тишина, благословенная тишина.

– Я и не думал, что здесь такая глушь, – де Лабрюйер первым обошел дом и теперь отряхивался от пыли. – Но это неплохо, наверное. Сегодня попробуем справиться сами, а завтра я схожу в деревню, найду прислугу. В погребе есть вино. Предлагаю отметить ваше спасение, – я кивнул. Меня сейчас совсем не волновали ни состояние дома, ни прислуга, которую, видимо, распустили после смерти тетки Северина, ни даже отсутствие элементарных запасов еды.

– А ванна в этом доме есть?

Северин рассмеялся.

– Есть.

В ванну мы забрались вдвоем.

– Боюсь, один вы просто утонете от усталости, – сказал мне он, и я, хотя и разгадал истинный смысл его поступка, сопротивляться не стал – на сопротивление сейчас у меня не было ни сил, ни желания. Поэтому он сел в ванну первым, я следом и, с удобством устроившись между его ног, откинулся спиной ему на грудь. Де Лабрюйер обнял меня за плечи. – Об этом вы мечтали? – спросил тихо.

– Да, – не стал лукавить я. – Не совсем так, конечно. Но об этом. А вы, Северин? – наивным я не был давно и прекрасно знал, что просто так не делается ничего. Он хотел меня, даже такого, грязного и усталого, тощего и измотанного тюрьмой и дорогой. Я понимал, куда и зачем еду. Имело ли это значение? Нет, никакого. Если честно, я был готов ехать куда угодно и с кем угодно, лишь бы не умирать. Я готов был цепляться за жизнь до последнего, и только понимание, что даже крайнее унижение перед д’Эпине не спасет меня, уберегло от падения ему в ноги. На войне все было не так. Мы шли туда, чтобы умирать. Сам воздух там, казалось, был пропитан смертью. Да и как повернуть назад, когда за спиной тысячи? Далеко ли ты уйдешь против течения? Приходилось быть героем.

Сейчас героем мне быть не перед кем.

– И я. Как вы себя чувствуете? – де Лабрюйер взял мыло и принялся нежно водить им по моим плечам.

– Лучше.

– Я так и не спросил, сильно ли вам навредил д’Эпине, – его покрытые мыльной пеной ладони переместились на мою грудь, гладили, то и дело задевая соски.

– Хотите узнать, готов ли я к близости в качестве любовницы? – я не смог сдержать горькой улыбки, ведь одно дело думать, что тебе помогли ради твоего тела, и совсем другое – получить наглядное подтверждение.

– Хочу быть уверен, что у вас нет повреждений, – просто ответил он, а я прикрыл глаза, расслабляясь под его руками.

– Все, что упустил генерал, доделало жесткое седло. Простите, мсье, но сегодня в этом качестве я не годен.

Он молчал долго, распутывал мои свернувшиеся колтуном волосы.

– А если я… – начал робко.

– Что вы? – я почти уснул. Вода остыла, но тело за моей спиной давало достаточно тепла.

– Если я буду, как вы сказали… – он вздохнул, очевидно, решаясь, – любовницей?

Я резко втянул воздух. Перед глазами вновь, как и тысячу раз ранее, встала картинка из моего сна.

– Тогда все возможно, – ответил. – Имеете богатый опыт?

– Нет, – он усмехнулся. – В этом качестве – никакого.

– Никакого? Я правильно понял вас…

– Да, – просто сказал он. – И я хочу быть с вами, Анри, хочу вас.

После этих его слов что-то во мне, в наших отношениях переменилось. Я перестал чувствовать себя жертвой очередного насильника, в мгновение ока вновь превратившись в хищника. Усталость отошла на второй план, уступив место желанию. Я не собирался отказываться от того, что мне так щедро предлагали.

– Тогда нам стоит закончить с мытьем и перейти в спальню.

***

Его кожа была именно такой, как мне представлялось – гладкой и сливочно-белой.

– Вы снились мне, Северин, – прошептал я между поцелуями.

– И что было в вашем сне? – на выдохе спросил он.

– Именно это. Во сне вы пылко отдавались мне.

– Так не тяните же! Я отдаюсь, берите.

И я брал. Снова и снова, до вспышек молнии перед глазами, до хриплых стонов удовольствия, до смятой простыни. Его стройное тело выгибалось подо мной, и постоянное напряжение последних недель, ставший мне спутником страх, обострив мои чувства, оголив эмоции, бросал меня в пучину страсти, заставляя забыть об опасности, о генерале, обо всем, просто потеряться в ощущениях. Я словно пытался нагнать упущенное время, беря от жизни как можно больше. Все еще не веря, что в безопасности, я особенно остро ощущал, что жив.

Северин отдавался искренне, так, словно это и вправду очень много для него значило. В тот момент я впервые задумался о том, что его слова о любви могли быть правдой, что он питал ко мне что-то посильнее плотского желания.

– Любите меня? – спросил шепотом.

– Да, – жарко выдохнул он.

Я мерно двигался в нем, стараясь не причинять лишней боли. Он был горячим и очень тесным.

– Давно?

– Не знаю. Кажется, с самого начала.

– Мечтали обо мне?

– Боже, да…

Любил ли меня раньше кто-нибудь по-настоящему? Не думаю. Де Блуа просто наслаждался властью над юным красивым телом, за всеми словами генерала я видел призрак де Биля, и лишь Северин, коварный и обманчиво миловидный Северин утверждал, что любит именно меня. Правда ли это? Не знаю.

После мы лежали рядом, его голова покоилась на моем плече. Мне хотелось поговорить с ним, многое спросить, но веки мои тяжелели с каждой секундой.

– Анри, вы спите?

Я еще не спал, но сил ответить уже не было. В конце концов, времени у нас теперь было предостаточно.

– Спите… – он поерзал, закинул ногу поперек моих. – Вы мой. Только мой. Больше ничей, никогда. Запомните это.

Я запомнил.

Утром он разбудил меня поцелуем.

– Я в деревню.

Я сонно кивнул. Однако стоило двери закрыться, как сон покинул меня. Повалявшись в постели еще некоторое время, я поднялся.

Мешок де Лабрюйера я уронил случайно. Споткнулся о собственные сапоги и, хватаясь за спинку стула, чтобы не упасть, опрокинул вместе со стулом.

Выпавший из него перстень узнал сразу. Но как ни пытался понять, почему он лежит у де Лабрюйера, не мог. Я наклонился, поднял его, взвесил на ладони. Как он мог оказаться у Северина? Украл? Или генерал сам дал? Я схватил мешок и вытряхнул все его содержимое на кровать. Перетряхнул белье, рассмотрел мелочи, сознательно отводя взгляд от шкатулки для документов. Не найдя ничего интересного, взял в руки шкатулку – резное дерево, казалось, грелось в руке. Попытался открыть – ожидаемо заперто. Ключа нигде не было. Я отложил ее, чтобы собрать в мешок все вываленное, но взгляд постоянно возвращался к ней. Она манила какой-то тайной, и я уверен был, что там, именно там лежат ответы на многие мои вопросы. Нашел в кухне нож. Чувствуя, как с каждым мгновением растет во мне желание ее открыть, вставил в замок тонкое лезвие, нажал.

– Черт! – на красном дереве осталась глубокая царапина. Теперь с одного взгляда становилось понятно, что ее пытались открыть. На мгновение я струсил, захотелось положить ее обратно и сделать вид, что не видел даже. Северин вернется, и я попрошу его открыть. При мне.

Но нет! Слишком долго меня обманывали, слишком часто использовали вслепую. И не было уверенности, что Северин не попытается обмануть меня вновь.

В подвале я нашел топорик. Один точный удар – и крышка шкатулки отлетела в сторону.

Документов было два: конверт и письмо на гербовой бумаге.

Я взял письмо.

«Пропускать подателя сего беспрепятственно…»

Строки поплыли перед глазами. Вот она, цена нашего везения! Он знал, черт побери, знал, что нас не остановят нигде, но молчал, разыгрывал из себя героя. И я верил. В чувства верил, в искренность. Я откинул бумагу, взял конверт из обычной плотной бумаги, достал из него письмо.

«Дорогой мой Анри…» – начиналось оно. Я выдохнул, сходил за водой. Выпив залпом два стакана, вновь взял в руки листок.

«Дорогой мой Анри,

Если вы читаете это письмо, значит, план мой удался, и вы спасены.

Верный мне человек должен доставить вас в мое имение у западной границы. Там вы будете в полной безопасности…»

«Я сделал все, что мог», – сказал он мне перед уходом. Вот, значит, что!

«Даже зная о вас все, я не могу отпустить вас. Вы нужны мне, Анри. И я прошу вас не рисковать собой, а дождаться меня в имении. Чувствуйте себя как дома.

Ваш Кристоф».

Ниже печать, в точности повторявшая узор на перстне.

Я сел на край кровати и закрыл лицо руками. Прочитанное не укладывалось в голове. Генерал спас меня? Или все же Северин? Неужели Северин – человек генерала? Нет, в это я не мог поверить. Но как же тогда…

И тут я замер, забыв, как дышать: мы приехали вовсе не в имение д’Эпине, значит, не Северин должен был меня сопровождать.

Да этот интриган просто выкрал меня из-под генеральского носа!

Я рассмеялся. Что же, пришло время выяснить все! Он вернется не раньше, чем через несколько часов, у меня есть время, чтобы подготовить достойный прием. И узнать, наконец, правду!

========== Глава 17. Довольно лжи ==========

В жизни бывают случаи, когда самой тонкой хитростью оказываются простота и откровенность.

(Ж. Лабрюйер)

– Как вы? – Северин вернулся ближе к вечеру, выглядел он уставшим, но довольным.

– Чудесно, – ответил я. В камине трещал огонь, я с книгой в руке уютно устроился в кресле. – Успешно сходили?

– Да. Привез нам еды. Завтра придет прислуга.

– Отлично, – я отложил книгу на столик, улыбнулся.

– Голодны?

– Немного, – на самом деле, я был очень голоден. А еще зол. И зол, наверное, даже более, чем голоден. Вяленое мясо после недели дороги есть было уже невозможно, черствый хлеб тоже не вызывал особого аппетита.

Северин поставил на стол объемный мешок.

– Тут молоко, ветчина, сыр, хлеб, фрукты.

Я поднялся, подошел к столу. Северин обнял меня за плечи, уткнулся лбом между моих лопаток.

– Я думал о вас весь день, – прошептал он тихо. – Вспоминал эту ночь…

– Я тоже думал о вас, – ответил. Положил на хлеб ветчину и сыр, откусил. – М-м. Вкусно.

– Анри, – ладони Северина гладили мои бока, бедра. – Что же вы со мной делаете? – теперь его дыхание щекотало мою шею.

Я не мешал ему. Не мешал, когда он шептал мне что-то, когда расстегивал сорочку, штаны. Я затылком чувствовал его ставшее частым дыхание, он прижимался ко мне всем телом, терся пахом. Я повернулся к нему лицом, коснулся губами губ.

– В спальню?

– Дайте мне десять минут, я освежусь.

Он вернулся быстро – штаны чуть спущены, сорочка нараспашку. Сейчас никто не признал бы в нем строгого, застегнутого на все пуговицы придворного. Но меня не так просто было сбить с толку. Я шагнул к нему сам. Притянул к себе, поцеловал в ухо, висок, шею. Его ладони погладили мои плечи.

– В постель, – шепнул я, подводя к кровати. И толкнул на нее. – Закрой глаза, – я сжал его запястья и, закинув их ему за голову, ловко привязал к изголовью приготовленными веревками.

– Хочешь поиграть? – улыбаясь, спросил он.

– Очень хочу, – я взял с тумбы шейный платок Северина и завязал им ему глаза. Признаться, таким он нравился мне даже больше – распластанный, в моей власти, заранее согласный на все.

Я развел в стороны полы его сорочки, медленно покрыл поцелуями грудь, прикусил сосок. Северин тихо охнул и подался навстречу.

– Мне нравится, – прошептал он на выдохе.

– И понравится еще больше, – сказал я. – После того, как я получу ответы на все свои вопросы.

– Вопросы? – он все еще улыбался, не сознавая, видимо, что шутки кончились.

– Так вышло, что твой мешок упал, и шкатулка… раскололась.

– Раскололась? – голос Северина стал глухим, словно на лицо ему положили подушку. И не могу сказать, что такая мысль не приходила мне в голову.

– Да. И я не удержался, конечно, – я провел пальцем по его груди, тронул соски, двинулся к паху. – У меня есть вопросы, Северин. Привязал я тебя крепко, поэтому рассчитываю на твою откровенность.

Он рассмеялся вдруг.

– Вот как. Что ж, спрашивай.

Возбуждение его, казалось, лишь усилилось. Я стянул с него штаны, отшвырнул их прочь и, медленно водя пальцем по его возбужденному пенису, спросил:

– Д’Эпине собирался меня спасти?

– Да.

– Поподробнее, – сжав пальцы, я подвигал вверх и вниз и, едва почувствовав, что Северин подался ко мне, убрал руку. Он вздохнул. – Я слушаю.

– Я был в отчаянии. Пошел к нему, просил за тебя. А он глядел на меня насмешливо, а потом сказал: «Забудьте его». На мои возражения он бросил будто вскользь, что ты не умрешь. Но весь свет будет считать тебя мертвым. Я все понял. Дождался, когда подойдет его человек, оглушил… дальше ты знаешь.

Я кивнул, забыв, что видеть он меня не может.

– А Стефан? Он мертв?

Северин усмехнулся.

– Стеф? Жив и относительно благополучен.

– Как?

Я же помнил четко, как генерал говорил мне, что мой друг признался во всем…

– Он сдал тебя. Ему сказали, что отпустят, если он все свалит на тебя. Его даже уговаривать не пришлось.

– Черт! – я вскочил. Голова моя шла кругом. Стеф очернил меня? Подставил?

– Стеф – слабак. Всегда им был. Щенок, которого надо водить на веревочке.

– Замолчи! – крикнул я. Подходить к Северину не хотелось.

– Он зависел от тебя и тебя же за это ненавидел.

– Нет…

– Увы, – Северину было весело. Мне – нет. Я сел в кресло, налил себе вина.

– Так почему ты не дал д’Эпине забрать меня? – руки мои дрожали.

– А ты хотел бы, чтобы это был он?

Ответа на этот вопрос у меня не было. Хотел ли? Наверное. Или нет?

– Быть может.

– И кем бы ты был при нем? Подстилкой? Думаешь, он показал бы тебя хоть кому-нибудь? Да привез бы в свое имение и запер там, навещая иногда для собственного удовольствия. А ты бы чувствовал себя обязанным и, притворяясь влюбленным, подставлял зад. Этого ты хотел? – я молчал. – Анри, – он вздохнул, возбуждение его ушло. Он был в моей власти сейчас, связанный и распятый, но пленником все равно был я. И даже сейчас он не давал мне об этом забыть.

– А при тебе? – спросил я тихо. – Кто я при тебе? Вряд ли ты будешь жить здесь долго. И что ждет меня, когда ты уедешь? И с чего ты взял вообще, что д’Эпине не найдет нас? Думаешь, он не догадался, кто виной тому, что я не дожидаюсь его в имении?

Северин молчал. Долго молчал. В какой-то момент я решил даже, что он уснул.

– Я все решу, – сказал он тихо. – Сделаю все, чтобы обвинения были с тебя сняты.

Теперь надолго задумался я. Допив вино, вновь пересел на кровать. Скрипнул матрац.

– Как, Северин? Ты настолько глубоко во всем этом увяз?

– Да, – он хмыкнул. – Очень глубоко. Я знаю, кто за всем этим стоит. И думаю, что смогу тебя защитить.

– Кто? – я повернулся и резко сорвал платок с его лица. Мне нужно было видеть его глаза! На миг ослепленный ярким светом, Северин зажмурился. – Скажи мне, кто!

Северин улыбнулся.

– Мой отец.

Я вздрогнул.

– Но… почему?

– Не одному д’Эпине не хотелось заканчивать войну. Власть, Анри, в основе всего – лишь жажда власти. Ну, или обладания, – он пошевелил связанными руками. – Если мы закончили с вопросами, может, займемся уже чем-нибудь более интересным?

С вопросами мы, конечно, не закончили. Но я не был больше в настроении спрашивать что-либо. Уже услышанное требовало осмысления.

– Более интересным? – я окинул его взглядом. Нервы мои были на пределе, и я не знал способа лучше, чем занятие любовью, чтобы снять напряжение. А потому сказал: – Пожалуй.

Северин усмехнулся:

– Руки можно не развязывать. Мне нравится.

***

Я жил ожиданием.

Следующим же утром Северин написал отцу. Я не читал того письма, но то, что мне удалось увидеть, свидетельствовало о серьезности намерений моего любовника. Северин объяснял, просил, угрожал. И был уверен, что результат будет непременно.

Ответ пришел через месяц, мы же не ждали его раньше, чем через три, и был не таким, как мы предполагали. Конверт из плотной бумаги, королевский герб, сургуч – все это взволновало нас.

– Что там?

– Отец… приступ. Уже похоронили, – Северин сел в кресло, закрыл ладонями лицо. Я, не спрашивая позволения, взял письмо и отошел к окну.

– Сочувствую, – сказал, чтобы хоть что-то сказать.

– Он был ужасным человеком. Ужасным, Анри. Это плохо, наверное, но все, что я чувствую сейчас – облегчение. Только… – он вздохнул. – Только виню себя.

– Себя? – я подошел, присел на корточки возле кресла.

– Да. То письмо… я написал, что разоблачу его, что отрекусь.

Сказать мне было нечего. Отца Северина я не знал, но то, что слышал о нем – хорошим не было. Один из самых богатых и влиятельных аристократов королевства, он во много раз увеличил состояние во время войны. Стефан говорил когда-то, что Симон де Лабрюйер привык контролировать все, можно представить, каким ударом стала для него непокорность единственного сына.

– Так ты теперь маркиз, да, ваша светлость?

Северин поднял на меня взгляд.

– Да. Нас вызывают в столицу. Будут встречать у границы.

– Что нас ждет? – не могу сказать, что я боялся. Нет. Этот месяц бок о бок с Северином многое мне дал. Я не доверял ему полностью, понимая прекрасно, что его собственная выгода всегда будет для него на первом месте, но поведение его в этот месяц давало мне надежду на благополучный исход нашего сомнительного предприятия.

– Не знаю, – Северин вздохнул. – Надеюсь, его величество будет добр к своему верному подданному. И любовнику его верного подданного. Я теперь самый богатый дворянин королевства. И один из самых влиятельных. Я не дам ему похоронить нас запросто. Королю придется с нами считаться.

– Но риск есть?

– Риск всегда есть.

– Ты думаешь, мне следует появиться в столице с тобой?

– Боюсь, у нас нет выбора, Анри. Нам придется появиться в столице вместе. И держать ответ.

Северин встал, я обнял его.

– Если все пройдет благополучно, я лягу под тебя, – прошептал я.

Он вздохнул.

– Ох, боже, Анри… я и так сделаю для тебя все…

– Но ты ведь хочешь?

– Очень.

Северин каждый раз предлагал сменить в первый же день установленные роли. Я неизменно отказывался. Сначала говорил, что на зад мой свалилось и так слишком много неприятностей, потом вошел во вкус и понял, что в роли любовницы он нравится мне гораздо больше. Думая же о себе в этой роли, я представлял над собой генерала. Впервые не де Блуа, Кристофу удалось вытеснить из моего сознания его образ. Глупо, знаю, но почему-то мне казалось, что я все еще принадлежу генералу и, не подпуская к себе Северина, остаюсь ему верен. Признаться, я ждал его. Думал, найдет. Не раз проигрывал в голове сцену нашей встречи. Было по-разному: я то кидался в его объятия, то бил в лицо. Но нет: то ли Северин слишком хорошо спрятался, то ли не очень-то усердно нас искали. Могло ли быть так, что Кристоф отпустил меня с миром? «Я сделал все, что мог» – снова вспомнилось мне.

Мог ли он просто дать мне жить? Но почему тогда? Я представлял себя на его месте и понимал, что отпустил бы, только если бы по-настоящему любил. Настолько, что интересы короны и собственные меркли бы. Мне захотелось его увидеть. Глупое желание в свете всего, что он сделал со мной, но я ничего не мог с собой поделать. Мне нужно было знать, почему.

– О чем ты сейчас думаешь? – спросил Северин. Я смутился.

– О будущем, милый мой, о будущем.

Отчего-то я был уверен, что видим мы его по-разному.

***

Всю дорогу до границы мои подозрения, что нас не ищут, крепли. Уж слишком спокойно продвигались мы по чужим землям. Рад ли я был покинуть относительную безопасность нашего дома? Да, рад. Все же рутина в глуши – не для меня. Она чудесна как пауза перед новым, и не более.

Когда мы без труда пересекли границу, где нас ждали гвардейцы короля, я понял все. И тогда написал генералу. Я рассказал ему обо всем. О том, как увидел впервые, как мне показали портрет де Биля, что я при этом чувствовал, как сказали наконец, зачем я там… я доверял бумаге самое сокровенное, самого себя доверял. И чувствовал, что, пока не расскажу всего, не успокоюсь. Не утаил и отношений с де Блуа, со Стефаном.

Я уверен был, что он поймет. Вряд ли простит когда-нибудь, но поймет.

Будущее мое было туманно, но именно генерал оставался для меня тем якорем, что еще держал меня. Надежный, сильный, но такой далекий сейчас. Все чаще я думал о том, как сложились бы наши отношения, не стой между нами политика. Смог бы я быть лишь его? Смог бы навсегда забыть о других? Смог бы быть всегда лишь снизу? Выходило, что нет. Когда-нибудь, быть может, но не сейчас.

========== Глава 18. Ветер ==========

Держащий цепь не намного свободнее сидящего на цепи.

(Пьер Буаст)

Нас проводили сразу во дворец. Северин возмущался, что ему нужно к матери, я же радовался про себя, что не в темнице в кандалах жду аудиенции.

Король выглядел усталым и постаревшим – нелегко дался ему мир.

Мы поклонились.

– Мальчишки! – взревел он. – Что вы возомнили о себе!

Мы продолжали стоять, склонив головы.

– Да понимаете вы, что натворили? Ваш долг, ваша честь, как могли вы забыть обо всем? Как могли предать доверие своего короля?

Он посмотрел на меня в упор.

– Подойдите, капитан.

Я шагнул к нему, опустился на колено, склонил голову.

– Сама покорность, – прошипел его величество. – Знаете, что ждало вас здесь, капитан? – я покачал головой. – Казнь, – я сглотнул. – Благодарите своего благодетеля, генерала д’Эпине. Его личный гонец загнал лошадей. Но спас вашу никчемную жизнь.

Я поднял взгляд на короля.

– Д’Эпине написал вам?

– С вас сняты обвинения. Убирайтесь.

Я вскочил, растерянный.

– Видеть вас в столице не желаю. Чтобы сегодня же вас здесь не было.

– Благодарю, ваше величество.

– Вон! А с вами, маркиз, у нас будет долгий разговор.

Я вышел. Постоял некоторое время в холле, но Северин так и не появился. Тогда я отправился в родительский дом. Его величество не был шутником, а потому приказ убираться вон из столицы я воспринял буквально. Осталось решить лишь, куда бежать.

Встретили меня… странно. Мать рыдала на моей груди, на груди Мишеля рыдал я. Филипп кривился презрительно, прошипел лишь: «Наслышан о твоих подвигах», – но от него я иного и не ждал. Отец же был холоден и отстранен.

– Никогда не думал, что вы окажетесь паршивой овцой, сын.

– Отец? – я стоял перед ним, опустив голову, и ждал хоть каких-то пояснений.

– Вы опозорили имя, которое носите, Анри. Вы живы, но пятно…

– С меня сняты все обвинения! – вскричал я. Как же мне все это надоело!

– Такие обвинения могут быть лишь смыты.

Я недоумевал. Не о таком приеме я мечтал, не этого ждал.

– Я понял вас, отец, – выход нашелся внезапно. Еще минуту назад я не знал, как быть, теперь же решение казалось единственно возможным. – Я уезжаю. К де Брази.

Отец горько рассмеялся.

– К де Брази вы опоздали.

– Это уж мои трудности.

– Но, думаю, можно будет договориться о бесприданнице де Моро. Вряд ли другая пойдет за мужеложца с погубленной репутацией.

– Благодарю за заботу, отец, но не стоит, право.

Собрался я быстро. Матушка, утирая батистовым платком обильные слезы, умоляла не совершать ничего, о чем потом пожалею, просила понять отца.

– Я не держу зла, – ответил я. – Но и издеваться над собою, прикрываясь добрыми намерениями, более не позволю. Хватит.

Я написал Северину, вывел из конюшни свою лошадь и поскакал к де Брази, надеясь лишь, что Сабрина и Реньяр не откажут мне от дома.

Имение де Брази ничуть не изменилось, лишь листва в парке окрасилась в желтый. Сабрина сидела на открытой террасе. Я спешился, кинул вожжи подбежавшему конюху и, поднявшись по ступеням, оказался возле бывшей невесты.

– Мсье? – она вскочила.

– Мадам, – я приложился к руке в поцелуе. – Прошу прощения, что не сообщил о своем приезде заранее.

– Это не страшно, мы рады вам, – она улыбнулась.

– А где ваш любезный супруг?

– Этьен с батюшкой, будет к ужину. Вы, верно, хотите освежиться с дороги и отдохнуть? Я провожу вас.

Я кивнул.

– Благодарю, мадам. Как поживает ваш батюшка?

Сабрина смутилась, густой румянец окрасил щеки.

– Все хорошо, благодарю вас. Отец сначала очень гневался, но мы с Этьеном на коленях молили его о прощении и благословении. Мы благодарны вам, мсье, за все.