Текст книги "Анри де Грамон (СИ)"

Автор книги: ЛИНА-LINA

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Он потрогал мой лоб, посчитал пульс, попросил открыть рот.

– Так, все понятно. Постельный режим и микстура трижды в день.

– Что со мной? – я был уверен, что просто перенервничал.

– Простуда, – просто ответил он. – Не мудрено. Дни жаркие, ночи холодные, пили, наверное, что-то ледяное.

Он прошел к столу, оставил на нем пару небольших пузырьков.

– Сегодня и завтра полежите в постели.

Я поблагодарил и прикрыл глаза. Заболел, надо же.

А может, я уже в театре был болен? Может, у меня был жар? И горящий взгляд мне лишь привиделся? Да, точно, так и было.

Успокоенный, я вновь заснул.

***

И проснулся на следующий день практически здоровым. Все-таки самовнушение – сила. Воспользовавшись данным мне доктором правом, на завтрак я не спустился. Однако сидеть весь день в комнате, опасаясь собственного разыгравшегося воображения, когда за окном ярко светит летнее солнце, было попросту глупо. И я решился. Встал, умылся и, все еще чувствуя некоторую слабость, спустился в сад.

Катерина сидела на скамейке с книгой, ее тетушка дремала рядом, фрейлины заняли соседние скамейки.

– Ваше высочество, – я склонился, поцеловал протянутую руку.

– Анри, зачем же вы встали? – взгляд ее был ласков и нежен. С каждым днем, узнавая ее все лучше, я все больше убеждался, что Карлу несказанно повезло с невестой.

– Благодарю, мадам, за заботу, но я никак не мог заставить себя провести этот чудесный день в душных комнатах.

– Давайте пройдемся, Анри, – Катерина отложила книгу и легко поднялась. Пышные юбки зашуршали.

– Конечно.

Фрейлины как по команде поднялись следом, но Катерина взглядом приказала им оставаться на месте. Тетушка продолжала спать, иногда сладко причмокивая тонкими губами.

У меня на языке крутилась сотня вопросов, но я не смел задать ни один их них.

– Анри, – Катерина улыбнулась. – Спросите уже.

Я рассмеялся.

– Вы читаете меня, словно раскрытую книгу, мадам.

Она польщенно улыбнулась.

– Я не обманываюсь вашими речами, друг мой.

– Смотрю, от вашей меланхолии не осталось и следа, – поддел я. Она смущенно потупилась.

– Да. Знаете, Анри, Карл оказался совсем не таким, как я ожидала.

– Да? – любопытство имитировать не пришлось.

– Он… – она вновь улыбнулась. – Он очень умный. И обходительный. И кажется искренне заинтересованным во мне, – она внезапно взяла меня за руку, маленькие ноготки впились в мою ладонь. – Я боюсь ужасно, ночи не сплю. Все думаю, вдруг я все придумала себе? Вдруг я вижу то, чего нет?

– Я не знаю создания, более достойного быть счастливым, чем вы, мадам.

– Спасибо, Анри. Я счастлива, что могу быть с вами откровенна.

Я улыбнулся, польщенный.

– Вы можете мне доверять, – я легонько сжал ее ладони.

– А завтра бал…

– Да?

– Его величество представит меня как свою невесту. Вы должны там быть, Анри.

Я тяжело вздохнул.

– Кстати, генерал тоже будет там.

Из моих легких мгновенно испарился весь воздух, я открывал и закрывал рот, как выброшенная на берег рыба, а Катерина продолжала улыбаться, считая, очевидно, что таким образом я демонстрирую восторг.

========== Глава 7. Генерал ==========

Нет вернее средства разжечь в другом страсть, чем самому хранить холод.

(Франсуа Ларошфуко)

Глядя на меня, многие могли бы подумать, что балы – моя страсть. Какой молодой офицер не любит развлечений? Я и любил. Только чопорные балы не имели к этому отношения. Будь хоть малейшая возможность избежать присутствия там, я бы ею непременно воспользовался. Увы.

Болезнь, казалось, отступила, только иногда чувствовалась слабость, да голова кружилась. К сожалению, совсем не критичное мое самочувствие не могло служить причиной не присутствовать. Тем более что Катерина едва ли могла говорить о чем-то другом в эти дни. И обидеть ее, лишив дружеской поддержки, я не мог.

Поэтому в назначенный день я, как и все в замке, собирался на бал. Предстоящая встреча с генералом и страшила меня, и вызывала жгучее любопытство. Я был уверен, что в опере реагировал так из-за жара, сейчас же был относительно здоров и собирался убедиться, что тогда мне все привиделось.

На бал съехался весь свет столицы, в огромном зале яблоку негде было упасть. Катерина была очаровательна в бледно-голубом платье и с жемчугом в уложенных в высокую прическу волосах. Карл представил ее как невесту и будущую королеву. Признаться, не знай я, что они только несколько дней назад впервые друг друга увидели, решил бы, что знакомы давно, более того, влюблены. Улыбка не сходила с лица Катерины, и Карл смотрел на нее с нежностью.

Они открывали бал, я танцевать не собирался. Да и с кем? С фрейлинами? Вот уж вряд ли. Поэтому совсем скоро я с бокалом вина оказался у окна за колонной. И был бы счастлив, если бы удалось простоять там до конца бала.

Не удалось.

Он подошел неслышно. Просто встал рядом. Молча. Я повернул голову и вздрогнул.

– Капитан де Грамон, – сказал он. Голос был с легкой хрипотцой. – Отчего не танцуете?

– Не люблю, – пожал плечами я. – С кем имею честь? – конечно, я знал, с кем, но твердо решил не робеть больше, тем более что ничего дьявольского во взгляде карих глаз не наблюдалось.

– Генерал Кристоф д’Эпине, к вашим услугам.

Я чуть сильнее сжал бокал. Залпом допил вино, не чувствуя вкуса. Еще несколько дней назад я бы левую руку отдал за знакомство с великим полководцем, а сейчас готов был отдать ее же за возможность оказаться за тысячу лье от этого места и никогда его не знать.

Я поклонился, как того требовал этикет.

– Знакомство с вами – честь для меня.

Он растянул губы в улыбке, глаз она не затронула.

– Вы могли удостоиться этой чести еще в опере, капитан.

Он, казалось, смеялся надо мной. Знал, что я трусливо сбежал.

– Я был болен.

Генерал встал вполоборота и смотрел на меня внимательно. Почти как тогда.

– Почему вы так смотрите? – я взял с подноса новый бокал, пригубил.

– Чем вы заняты завтра? – игнорируя мой вопрос, спросил он. Я пожал плечами. – Давайте выйдем на балкон, здесь душно, – я кивнул, соглашаясь. Он пошел впереди, я следом.

На вид генералу было лет тридцать пять – сорок. Он был высок, строен и крепок, черные волосы его доставали плеч и чуть вились на концах. Привлекательный мужчина, только мне после де Блуа куда больше нравились милые мальчики типа Стефана и Реньяра. С ними я чувствовал себя в безопасности, знал, что мою ведущую роль никто не оспорит.

Нет, иногда подчиниться – сладость. Отбросить контроль, забыть, кто ты и где, отдаться. Если уверен в партнере, конечно. После де Блуа я лишь раз попробовал. Когда ничто не могло заполнить дыру в душе, когда ни шлюхи, ни Стефан не давали удовлетворения, лишь заглушая тоску по де Блуа, я решил отдаться Стефану. Это было ошибкой, даже ведомый, я чувствовал себя ведущим, даже отдаваясь, я брал. Тот опыт оказался болезненным и выматывающим. Больше мы его не повторяли.

От генерала веяло властью. И не мудрено, когда в безусловном подчинении тысячи.

Мы вышли на балкон, я встал спиной к парапету, прислонившись к нему, как к опоре. Тут же принесли поднос с вином и фруктами.

– Как вам столица? – он первым нарушил молчание.

– Она прекрасна, – ответил я искренне-восторженно, чувствуя себя идиотом.

– Вы могли бы остаться здесь навсегда? – внутри у меня что-то екнуло, словно чуя какой-то подвох.

– Не думаю, – сказал осторожно. – Я люблю свою страну.

– Это, несомненно, похвально, – я неуютно чувствовал себя под его взглядом. Создавалось впечатление, что он говорит совсем не то, что хочет. Язык его жестов, взгляд, каким он на меня смотрел – все это выдавало крайнюю степень заинтересованности, однако мы продолжали разговор ни о чем. – А если интересы вашей страны требовали бы вашего здесь присутствия?

– Я бы остался, – ответил не раздумывая. Он улыбнулся.

– Так что вы делаете завтра?

– Я не властен здесь распоряжаться собой. Как скажет моя принцесса.

– Уверен, ваша принцесса проживет без вас один день. Вы любите лошадей?

– Конечно.

Это было правдой, лошадей я любил. У отца были великолепные конюшни, наших скакунов не стыдно было предложить и королю.

– Мне на днях привезли арабского чистокровного, – словно бы невзначай, ничуть не хвастаясь, сказал он. У меня загорелись глаза, что не укрылось от его внимания. – Хотите посмотреть?

Еще бы! Конечно, я хотел! У нас арабские скакуны стоили баснословно дорого и поставлялись исключительно нелегально. Да и с чего бы я стал отказываться? Представил, как рассказал бы Стефану, что отказался общаться с д’Эпине, потому что мне показалось, что он мной заинтересовался. Стефан бы посмеялся. И обозвал дураком.

– Хочу, – уверенно ответил я после короткой паузы. Генерал шумно выдохнул.

– Мое поместье совсем рядом со столицей. Если выехать пораньше, можно провести там весь день. Я пришлю за вами карету.

– Благодарю.

Мы помолчали, я допил вино, взял еще. В голове появилась легкость, хотелось улыбаться без причины и любить весь мир – верный признак сильного опьянения. Нужно было уходить.

Генерал внезапно шагнул ко мне, встав близко-близко, коснулся пальцем моей щеки. Я стоял, не шевелясь и не моргая.

– Ресница… – сказал он шепотом.

Я резко качнул головой, гоня вновь нахлынувшее наваждение, шагнул в сторону.

– Мне пора.

– Опять бежите? – его голос догнал меня у самого входа в зал. Я замер.

– Бегу? О, нет. Я предпочитаю догонять. Обычно.

Д’Эпине хрипло рассмеялся, а я медленно, стараясь идти ровно, покинул балкон и, миновав танцевальный зал, направился в свои комнаты. В контексте моего поведения фраза прозвучала нелепо.

Думать о том, что только что собственноручно подписал себе приговор, не хотелось.

***

Карета ждала у главного входа. Я надел костюм для верховой езды, легко позавтракал и приготовился пережить все, что приготовил мне день. Манеру общения следовало менять. Если вчера я вел себя, как испуганная девственница, то сегодня, пожалуй, стоило показать, что я вовсе не столь пуглив, как могло показаться.

Спустя три часа я был в поместье. Хозяин сам вышел мне навстречу. Это противоречило правилам этикета, но мне показалось, что генералу плевать на них.

– Капитан, – он провел меня в дом. – Рад, что вы приехали.

Скакун и вправду оказался потрясающим. Рыжий, с густой гривой и широкой грудью.

– Это кохейлан, – генерал встал рядом, погладил скакуна по гладкой морде. – Не объезжен еще, привыкает пока ко мне. Займусь завтра.

Я застыл, удивленный.

– Сами?

– Конечно. Своих скакунов я всегда объезжаю сам, – прозвучало это как-то двусмысленно. Или мне показалось? – А пока предлагаю вам выбрать лошадь для нашей прогулки. Например, эту, – он указал на белоснежного красавца в соседнем стойле. Я согласно кивнул.

Поместье было огромным, включало в себя и озеро, и парк, и лес. Прогулка доставляла мне огромное удовольствие, скакун был идеально послушен, собеседник приятен, и совсем скоро я забыл о том, что собирался кого-то из себя строить. Впервые за долгое время я был просто собой – веселым, молодым, вольным, без всех тех масок, что носил обычно. Я перестал замечать взгляды, которые то и дело бросал на меня генерал, веселился, как выпущенный на волю жеребенок.

– Никак не могу привыкнуть, что наши государства более не враги.

– Я тоже, – откликнулся генерал. Совсем не так радостно, как я. – Его величество Карл не желает войны.

– А вы? – шалея от собственной смелости, спросил я.

– А я желаю. Война отняла у меня слишком многое. И сейчас, когда она закончилась вот так, по сути – ничем, не чувствую удовлетворения.

– Почему ничем? Наследник вашего короля станет нашим королем.

– У меня с войной личные счеты, капитан. Не будем о ней.

Мы вернулись в дом ближе к вечеру.

– Я рад, что вы приехали, капитан. Могу я называть вас по имени?

Я не нашел причин отказать.

– Анри… – я стоял у окна и думал о том, что такого замечательного и богатого на положительные эмоции дня у меня не было уже давно. Он подошел, положил ладони мне на плечи. – Анри…

Я повернулся.

– Да?

Его губы накрыли мои. С тихим стоном я приоткрыл рот, впуская его язык. Он целовался так, словно от этого поцелуя зависела его жизнь, словно в последний раз. Ладони легли на мои ягодицы, сжали их. Я вздрогнул – именно так де Блуа всегда начинал наши игры.

Я отстранился. Возбуждение спало.

– Анри… что…

– Не могу.

Выпутавшись из объятий, отошел опять к окну, обнял себя за плечи.

– Я напугал вас?

Я покачал головой. Сам виноват, нечего было провоцировать весь день.

Он подошел, встал, как тогда, на балу, не касаясь меня.

– Простите. Рядом с вами я теряю контроль.

Я не смог не улыбнуться.

– Вы нравитесь мне, Анри, – я посмотрел на него и снова был пойман в плен карих глаз. – Очень нравитесь. Я ведь не противен вам?

Я покачал головой, он шумно выдохнул.

– Вы были когда-нибудь с мужчиной? – я до крови закусил изнутри щеку, чтобы не рассмеяться, глаза непроизвольно распахнулись. Отвечать я не собирался. Да и что я мог сказать? Что был мальчиком для утех де Блуа, что после его смерти сам имел все, что двигалось, пока не стал мерзок сам себе? Что развращен во всем смыслах слова? Что только сила и власть над партнером способны дать мне острое, незамутненное удовольствие? Что совсем недавно отдал выбранную отцом невесту влюбленному в нее юноше, сам его перед этим развратив? Конечно, я смолчал.

Не дождавшись ответа, д’Эпине сделал выводы:

– Невинный мой мальчик, – он легко коснулся подушечками пальцев моей щеки. – Поверьте, близость с мужчиной может подарить настоящее наслаждение.

Я кусал щеку все сильнее, рот заполнялся кровью, в глазах стояли слезы.

– Боже, Анри… – генерал потер ладонью лицо. – Я не стану вас принуждать. Просто… позвольте мне за вами ухаживать.

Я боялся открыть рот, чувствуя, что зубы мои будут красными от вытекшей из прокушенной щеки крови. Потому молчал.

– Никогда не чувствовал себя так глупо, – продолжил он. – Я был слишком прямолинеен? Страстен? Напугал вас? – я усердно моргал, гоня слезы. – Не знаю, что со мной. Увидев вас в опере, я не поверил глазам. Смотрел и не мог насмотреться. Вы – мечта, Анри. Заветная, несбыточная. Думал, не бывает так. Смирился уже, что больше никогда… – я не совсем понимал, о чем он, но переспрашивать не решался. – Я потерял голову, стал одержим вами.

На такую искренность нельзя было не ответить.

– Генерал…

– Кристоф.

Я был ошеломлен – легендарный генерал разрешил мне, простому капитану, называть себя по имени.

– Кристоф… – я попробовал имя на вкус. В свете прокушенной щеки оно ощутимо отдавало кровью. – Дайте мне время.

– Сколько нужно, – пылко ответил он. – Я подожду.

Я благодарно сжал его руку.

К ночи я был во дворце. Обратная дорога утомила меня. Хотя, скорее, не дорога даже, а мысли. Намерения генерала – даже про себя я все еще не был готов назвать его по имени – были более чем прозрачны. Его желание было очевидным, как и моя реакция на него. Он волновал, околдовывал. Но он не был тем, кого я смог бы контролировать. Все-таки де Блуа оставил слишком глубокий след в моей душе. И, только-только обретя себя, научившись, наконец, жить без него, я боялся рисковать.

Я решил не торопиться, не зная, что за меня уже давно все решено, что нет у меня более ни воли, ни выбора.

========== Глава 8. Галерея воинской славы ==========

Страсти – это ветры, надувающие паруса корабля; ветер, правда, иногда топит корабль, но без него корабль не мог бы плыть.

(Вольтер)

Д’Эпине не обманул. Пообещав мне время, он не появлялся несколько дней. Я даже успел несколько заскучать. По сравнению с ним, все, кто мог бы привлечь мое внимание, меркли, казались пустыми и мелкими. До церемонии бракосочетания принцессы Катерины и короля Карла оставалось менее двух недель. Медлить дальше было попросту глупо. Никаких инструкций я так и не получил, и ощущение опасности притупилось, постепенно сходя на «нет». И я принял решение – если сразу после свадьбы мне все-таки позволят вернуться домой, меня, я уверен, будет ждать очередная выбранная отцом невеста, и тянуть со свадьбой мне вряд ли будет позволено. Так стоило ли отказывать себе сейчас в головокружительных отношениях из-за старых страхов? Не буду ли я потом жалеть, что уехал, так и не ответив генералу?

Ответ был однозначен. Тем более я и так жил без интимной близости куда дольше, чем привык.

В тот же день я написал генералу. Было там всего два слова: я согласен. Полночи я не мог уснуть, ворочаясь с боку на бок на мягких перинах. А с утра генерал нашел меня сам, когда я спустился в столовую позавтракать.

– Анри, – он, встав за стулом, положил мне руку на плечо. – Я получил вашу записку.

– Да? – голос мой был совсем хриплым, словно меня мучила жестокая простуда.

– Я обещаю, что сделаю все, чтобы вы не пожалели об этом.

Я улыбнулся.

Генерал присел рядом, запросил чай и круассаны.

– Анри, я думаю о вас день и ночь, – он накрыл мою ладонь своей.

– Я тоже, – я опустил глаза и покраснел. Раз уж генерал считал меня настолько невинным, более того, желал этого, я решил его не разочаровывать. Тем более что эта игра и мне самому доставляла удовольствие.

После завтрака мы прошли в сад. На одной из пустынных дорожек он прижал меня к яблоне и поцеловал. Я с готовностью приоткрыл рот, отвечая.

– Вы кружите голову похлеще вина, – прошептал он мне в ухо. Я усмехнулся.

– Так пьянейте же, мой генерал.

И он снова меня целовал.

Дальше мы шли, держась за руки. Как дети. Но смеяться по этому поводу отчего-то не хотелось.

К сожалению, провести вместе столько времени, сколько бы нам хотелось, не было никакой возможности, у генерала были запланированы дела, поэтому в холле, у лестницы на второй этаж, нам предстояло расстаться.

– Вы волнуете меня, Анри. Я горю рядом с вами. Хочу обладать вами, – он вновь прижал меня к себе, благо холл в этот час был совершенно пуст. – Хочу познать вас так, как не познавал никто, – я вновь нашел в себе силы смутиться. – Умоляю вас, спасите меня от этого пожара.

– Ночью, – прошептал я едва слышно.

– Сегодня?

– Да.

– Я приду.

Мы снова поцеловались, я чувствовал, как горят мои губы, как сбилось дыхание, все тело было наполнено предвкушением. Я гнал страх, понимая, что он неуместен здесь, только не с генералом. Его внимание казалось мне даже излишним. Такую осторожность я оправдывал тем, что для него я был невинным юношей, не знавшим близости с мужчиной. И в тот момент мне хотелось даже, чтобы так и было.

Он отпустил меня, улыбнулся ласково и ушел. А я решил пойти к себе в комнаты, ступил на лестницу, посмотрел вверх… и увидел де Лабрюйера.

– И давно вы там стоите? – спросил зло. Ненавижу, когда подглядывают. Если сам не приглашаю, конечно.

– Достаточно, де Грамон, чтобы понять, что напрасно я так спешил с инструкциями.

– Прошу прощения?

– Вы были в галерее?

– В галерее? Нет, – признаться, я даже не знал, где это.

– Тогда пойдемте.

Я поднялся к нему, и мы вместе куда-то пошли. Один коридор сменял другой, де Лабрюйер хранил молчание. И это меня ужасно злило, в конце концов, жизнь моя только начала налаживаться.

– Так что за инструкции и что за галерея? – не выдержал я.

– Сейчас вы все поймете, де Грамон. Признаться, даже при вашей репутации не слишком разборчивого в связях офицера, – тут я вздрогнул и прищурился, задумавшись, насколько много ему известно и чем мне это может грозить, – не ожидал от вас такой прыти.

– Объяснитесь, мсье, – зло прошипел я.

– Прошу, – игнорируя вопрос, де Лабрюйер распахнул двери галереи, пропустил меня вперед. Вдоль стен висели картины, и с одного взгляда становилось понятно, что это галерея воинской славы. В центре правой стены – портрет короля в натуральную величину, напротив, на левой – такой же, но д’Эпине.

– Подойдите к д’Эпине. И посмотрите на портрет рядом.

Я послушался. Генерал на портрете выглядел моложе и как-то веселее, что ли. Я перевел взгляд на портрет справа от него. И замер, не дыша – на меня смотрел я сам, только черноволосый и кареглазый.

«Капитан Виктор де Биль», – гласила табличка под портретом, датирован он был позапрошлым годом.

Я сглотнул, зажмурился, словно за то время, что я не смотрел на портрет, там могло что-то измениться.

«Вы так похожи на мсье Виктора», – память услужливо подкинула слова служанки.

Открыв глаза, я снова вгляделся в изображенного мужчину.

– Как это возможно?

Де Лабрюйер встал рядом, заложив руки за спину.

– Не знаю, де Грамон. Однако сходство налицо.

– Вы поэтому меня сюда отправили? – не могу сказать, что в голове одномоментно сложилась полная картина, но многое стало понятнее. И рядом стоял человек, от которого на этот раз я собирался добиться ответов на все свои вопросы. – Что с этим де Билем?

– Он погиб. Спасая Д’Эпине. Поэтому генерал был лишь ранен.

– Они… – вопрос крутился на языке, но я не мог найти в себе сил его задать.

– Были ли они любовниками? – де Лабрюйер усмехнулся. – Были. Много лет.

Я сглотнул. Вновь прикрыл глаза.

– Генерал потом как с цепи сорвался. На наше счастье, Карл подписал мирный договор прежде, чем он успел встать с постели. Но если генерал захочет войны – а он жаждет мести – Карл не сможет ему отказать.

– Почему? Неужели он имеет настолько сильное влияние на короля?

– Да. Странно, что вы этого еще не поняли. Д’Эпине – кузен Карла. Они росли вместе. Более того, Карл привык во всем его слушаться. По сути, именно д’Эпине определяет политику страны. Вы понимаете, что будет с нами всеми, если война все-таки начнется?

Я медленно кивнул. Войну нам не потянуть.

– О вашем сходстве с де Билем, – продолжил он. – Мы узнали случайно…

– И решили, – подхватил я, – что если дать генералу копию утерянного любовника, он перестанет думать о войне?

– Точно так. Наши шпионы доложили, что последнюю неделю приготовления к войне не велись. Впервые за последние месяцы не было сделано ничего.

– Почему же вы связываете это со мной? Король околдован принцессой, зачем ему война? – я пребывал в шоковом состоянии, ужасно хотелось закрыть глаза и оказаться где-нибудь в другом месте, подальше от интриг, королей и генералов.

– Не прикидывайтесь большим дураком, чем являетесь! – сносить оскорбления я не был намерен. Помнится, мы стрелялись и за меньшее.

Я ударил де Лабрюйера. Да, это было неразумно, возможно, даже гибельно для меня, но никакая сила не могла остановить сейчас моего гнева.

Он прижал руку к щеке и отшатнулся.

– Де Грамон…

– Как же вы мне надоели! – я уже кричал. – Насквозь лживый, мерзкий. Мне одним воздухом с вами дышать противно. Это была ваша идея, да? – я наступал, уже практически нависая, де Лабрюйер отступал. – Вашей идеей было подложить меня под несчастного генерала? Вернуть ему погибшего любовника? Только я не де Биль, черти вас раздери, – я дышал ему в лицо. – Не де Биль!

– Я знаю, – де Лабрюйер обхватил руками мою голову, притянул к себе и попытался поцеловать. Я оттолкнул.

– Сумасшедший! Вы сумасшедший, – я обнял себя за плечи, отошел к портрету короля. – Ладно, – меня все еще трясло. – Почему вы не сказали мне раньше, что моя миссия – очаровать д’Эпине?

– Он почувствовал бы фальшь… – голос Северина был тих. – Понял бы, что вы там не случайно. А так… вы смогли, де Грамон, сделать то, что не под силу было всему нашему дипломатическому корпусу.

– Тварь, – прошипел я. Мне было жалко себя, жалко д’Эпине, виноватого лишь в том, что на его чувствах играли.

– Мне жаль…

Я повернулся к нему лицом и в голос рассмеялся.

– Вам жаль? Кого? Себя? Меня? Родину? Кого вам, черт побери, жаль?

– Анри…

– Я не разрешал вам!

– Де Грамон, – послушно отозвался де Лабрюйер. – Если бы был хоть малейший шанс решить все иначе…

Я скривился.

– Вот только не нужно опять этого «мне так жаль». Вам не жаль. Вы, смотрю, не особо-то высокого мнения о моей особе.

– Это не так…

Он подошел близко, посмотрел в глаза.

– Я все о вас знаю.

Я поперхнулся новыми оскорблениями.

– Что?

– Знаю про де Блуа.

Я закусил губу.

– Чудесно.

Он порывисто схватил меня за плечи, притянул к себе. Я не сопротивлялся. Уткнувшись носом в его камзол, я вдохнул – пах он очень приятно: чем-то свежим и легким.

– Мне правда жаль, де Грамон. Ужасно жаль, – его жаркое дыхание шевелило волоски на моей шее. – Просто… – он вздохнул. – Не влюбляйтесь в него, прошу вас. Храните холодную голову. Помните, что не вас он любит. Просто потерпите…

Я оттолкнул его.

– Господи, какой же вы гадкий! – других слов у меня в тот момент не было. Мне хотелось схватить его за волосы и бить головой о стену, чтобы смыть это непонятное выражение с его лица, заставить страдать так же сильно, как страдал сейчас я. Хотел причинить ему такую боль, какую не причинял никому и никогда. – Ненавижу!

Я повернулся спиной и быстро пошел к выходу из галереи, молясь только об одном: не сорваться окончательно. Злость кипела во мне, требуя выхода.

Де Лабрюйер не окрикнул меня, он так и стоял там, где я его оставил. И в полной тишине набатом в мозгу отдавался звук моих шагов.

Всего лишь раз в жизни я сорвался по-настоящему. С де Блуа. Наверное, он слишком увлекся, унижая меня, и во мне что-то сломалось. Стало все равно, умру я или буду жить. Тогда я едва не убил его, и только более крупное сложение и опыт ближнего боя спасли его. Он сумел оторвать мои руки от своего горла и оттолкнуть меня.

С того дня между нами что-то неуловимо изменилось, он понял, что я более не безответная жертва, над которой можно безнаказанно глумиться, я могу ответить. И отвечу.

Естественно, я предполагал, что меня собираются использовать. Чего не ожидал, так это цинизма, с которым это собирались делать. Меня использовали как шлюху, приманку для генерала, как грелку для постели, основная цель которой – удовольствие хозяина. И если хозяин доволен – в доме мир. Ценой свободы грелки. Вот только никому и дела нет до ее чувств и эмоций.

Особо бесчувственные и циничные могли бы спросить: а что такого, ведь де Грамон и так отдался бы генералу? Отдался бы. Вот только это был бы акт моей доброй воли, удовольствие, подаренное мною Д’Эпине, не измерялось в материальном эквиваленте. Я не чувствовал бы себя продажной девкой, я отдавался бы искренне, ни на что, кроме ответной искренности, не рассчитывая. Теперь же я не представлял, как буду смотреть генералу в глаза. Я не любил его, но безгранично уважал. За доблесть, за силу, за нежность. За взгляд, каким он смотрел на меня. Кого только он видел перед собой? Де Грамона или де Биля?

В бюро обнаружилась запечатанная бутылка красного и бокал. Я не раздумывал ни минуты.

Позже я лежал в постели, все еще кипя злобой. В тот момент я ненавидел их всех – своего короля, лживого де Лабрюйера, генерала, любившего вовсе не меня.

И когда раздался стук в дверь, не открыл.

========== Глава 9. Ни шагу назад ==========

О силе одной страсти надо судить по силе другой, которой для нее пожертвовали.

(Стендаль).

На завтрак я не спустился. Не смог. За первой бутылкой красного последовала вторая, третья… Я уснул лишь под утро, так ничего и не решив. В какой-то момент мне захотелось даже под крышу родительского дома, я готов был безропотно подчиниться отцовской воле, женившись, наплодить наследников. Только бы быть подальше от королевского дворца. Трус! Я понятия не имел, как вести себя с генералом, не знал, как быть дальше. Я не был настолько наивен, чтобы полагать, что моего несогласия на авантюру будет достаточно, чтобы ее прекратить. Нет, игра уже началась, и хотел я того или нет, шансов выйти, пока она не закончится, не было. Разве что вперед ногами, но такой исход меня не привлекал.

Я понял, кем был на этой шахматной доске – пешкой, которую вели в «поле превращения». Чтобы затем обменять на кого-то более ценного.

К вечеру мне надоело злиться и жалеть себя. Я умылся, надел бриджи и сорочку и спустился в столовую. Она была пуста, лишь за столом, усердно ковыряясь в тарелке, сидел человек, видеть которого сейчас мне хотелось меньше всего. Мелькнула мысль уйти, перекусить в кухне, но я отогнал ее, как трусливую и недостойную. Прошел к столу и сел напротив.

Я никогда раньше не жил в королевском дворце и, признаться, представлял себе дворцовый уклад иначе. Думал, что накрывают здесь исключительно по расписанию, и если опоздал, ешь в кухне. Но нет, обитателей дворца кормили в любое время. Да, ужин накрывали ровно в восемь, но никто не настаивал на моем непременном там присутствии, а я и не стремился, предпочитая ужинать в своих комнатах.

Обед уже завершился, до ужина было еще два с половиной часа, в столовой мы были одни. Де Лабрюйер соизволил меня заметить, поднял взгляд, кивнул.

– Успокоились? – спросил холодно.

– Bon appetit, – не поддался на провокацию я. Слишком много мыслей перегостило в моей голове за эту ночь, слишком многое зависело от моего поведения сейчас.

Де Лабрюйер отложил столовые приборы, элегантно промокнул губы салфеткой и снова на меня посмотрел.

– Надеюсь, король не ошибся в вас, де Грамон.

Я усмехнулся.

– Смотря в чем.

– В том, что вы способны не истерить по всякому поводу. Способны достойно исполнить его просьбу.

Я многое хотел ответить. Очень многое. Однако молчал.

– Отечество верит в вас. Король в вас верит, – понизив голос до шепота, сказал де Лабрюйер.

– Отечество может спать спокойно, – я растянул губы в улыбке. Глазами же прожигал в нем дыру.

– Что ж, я рад, что вы решили проявить благоразумие, не вынуждая нас предпринимать крайние меры.

Я вздрогнул. Слова пахли угрозой.

– О чем вы, мсье?

– Вы прекрасно все поняли.

Я не понимал его, совсем не понимал. Он был насквозь лживым, преследовал одному ему понятные цели, прикрываясь благом отечества. Его отношения ко мне я также не понимал. С одной стороны, я был для него всего лишь разменной монетой, человеком, которым легко можно было пожертвовать. С другой – я был уверен, что волную его, привлекаю. И за это он презирает меня еще сильнее, не в силах бороться с зовом плоти. Так и сейчас: он кривился презрительно, но глаза его говорили о другом. Уверен, в мыслях он овладевал мной. Или я им, что, в принципе, было предпочтительнее. Его взгляд раздевал меня, ласкал. И я почувствовал, что против воли начинаю наслаждаться этой игрой. В конце концов, кажется, я мог выиграть даже при заведомо проигрышном раскладе.

– Да, де Лабрюйер, я подумал и решил, что вы правы.

Его брови взлетели к светлой челке.

– Если, отдавшись д’Эпине, я спасу отечество, отчего же тогда не совместить приятное с полезным?

Он зло сощурился.

– Рад, что не ошибся в вас, де Грамон.

Я пожал плечами и снова улыбнулся.

– Генерал все-таки очень интересный мужчина. Уверен, что получу несравнимое удовольствие, служа своему королю.

Он резко поднялся, отшвырнул салфетку.

– Куда же вы?

– Неужели вы готовы отдаться любому, де Грамон?

Я рассмеялся.

– Я не понимаю вас, мсье. Вы то приказываете мне спать с указанным вами человеком, прикрываясь именем короля, то обижаетесь, что я, следуя приказу, собираюсь получать от этого удовольствие, – я прищурился, замер, словно пораженный внезапной догадкой. – Или… вы сами меня хотите, Северин?