Текст книги "Анри де Грамон (СИ)"

Автор книги: ЛИНА-LINA

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

– Мсье? – спросил с вызовом. – Я не понимаю вас.

– О, я объясню. Какое супружество ждет вас? – влюбленные робко переглянулись, я же чувствовал себя всевластным купидоном. – Жалкое, пресное, скучное. Вы, Сабрина, – махнул рукой в ее сторону, покрывало, прикрывавшее мои чресла, съехало, открывая больше, чем могла вынести ее стыдливость. Сабрина прикрыла глаза. – Вы будете отдаваться мужу под покровом ночи, в полной темноте, в сорочке до пят. И думать в это время о доме, давно не крашеном потолке, детях. А вы, Реньяр? О чем будете думать вы? О том, как же скучна и однообразна оказалась супружеская жизнь. О том, что ваш супружеский долг и в самом деле долг. Я не могу допустить этого! – вскричал я горячо, садясь на постели. – Моя обязанность – научить вас получать удовольствие от супружества. Реньяр, раздевайтесь! – он вздрогнул. – Я жду!

И снова на пол полетели бриджи и сорочка.

– Ложитесь. Будете сегодня моей супругой. А вы, мадам, смотрите. Потому что потом буду смотреть я.

– Мсье… Анри, – она упала на колени рядом с кроватью. – Не нужно, умоляю.

– В самом деле, – я, не заботясь о наготе, а если быть откровенным, демонстрируя ее, вскочил с постели и шагнул к ней. – Зачем нам заменители? Встаньте, ангел мой.

Я сноровисто расстегнул ее домашнее платье, стянул его с плеч, туда же последовала сорочка.

– Мсье, я буду опозорена, – прошептала она, надеясь воззвать к моей чести.

– Чем, душа моя? Тем, что ваш почти муж сделает вам приятное? Обещаю, свою невинность вы потеряете наедине с ним после бракосочетания. Или вы стесняетесь меня? Право, не стоит. Здесь я как доктор, как священник, намерения мои чисты… Ложитесь же.

О, как прошла та ночь! Я учил Реньяра целовать Сабрину, я сам ее целовал, учил его лизать ее острые груди, вырывая сладострастные стоны.

– Возьмите ее сзади, – прошептал ему в ухо.

– Нет, я не могу!

– Можете! Иначе на ее глазах возьму вас я.

Признаться, я собрался взять его в любом случае, ведь нет на свете большего наслаждения, чем быть одновременно и любовником, и любовницей!

– Берите! – прокричал он, отшатываясь. – Я не оскверню ее на ваших глазах!

Я скривился разочарованно. И все-таки сумел его убедить, пригрозив, что тогда возьму обоих.

Отпустил я их лишь на рассвете.

А после обеда вновь позвал Сабрину прогуляться. Под строгим взглядом своей матушки она не смогла мне отказать.

– Мадам…

Она заплакала. Я растерялся.

– Как вы могли, мсье? Как могли заставить нас делать такие вещи? – щеки ее горели, глаза были полны слез. В тот момент я был готов сам на ней жениться, настолько прекрасна она была в своем горе, своем мнимом позоре.

– Право, душа моя, разве же я сделал что-то плохое? Я гарантировал вам верность супруга вашего, показал, что брак – это не только долг, но и удовольствие. Я рассчитывал на вашу благодарность. А что получаю? Упреки? Недовольство? Вы расстраиваете меня, Сабрина.

– Мсье… мне так стыдно.

Я нежно сжал ее руку.

– Не стоит стыдиться себя, дитя мое. Думаю, вы уже можете начинать собираться в дорогу, совсем скоро нам представится возможность исполнить задуманное.

Долгожданное письмо пришло на следующий день. Меня вызывали. Но не в полк, как я рассчитывал, а ко двору. Без промедления.

Утром мы с Сабриной сели в карету, сообщив графу и графине, что едем на прогулку. Реньяр с вещами уехал несколькими часами ранее, и ждал нас у церковного прихода, где заранее подкупленный священник должен был обручить их в тот же день.

Сабрина была бледна и взволнована, Реньяр воодушевлен и доволен, я же был рад. И счастью влюбленных, и тому, что счастье это не мое, и скорому возвращению в строй.

Все прошло по плану, и несколько часов спустя очаровательная Сабрина де Брази стала Сабриной Реньяр. Я не сомневался, что граф примет ее обратно даже женой Реньяра. И не сомневался, что молодых ждет хоть и не простое, но счастливое будущее.

Расстались мы почти друзьями.

Я вернулся в имение де Брази ближе к вечеру. Сказал графине, что Сабрина устала и прилегла отдохнуть, а сам при графе распечатал письмо еще раз, посетовал на судьбу, вынуждавшую меня покинуть благословенный дом и, пообещав вернуться, дабы сочетаться браком с их дочерью, приказал запрячь лошадей, молясь, чтобы пропажу Сабрины не обнаружили до моего отъезда.

Через три дня я прибыл в столицу.

Чтобы узнать, что никакой войны не будет.

========== Глава 4. В путь ==========

Кто наслаждается, тому тяжело расставаться с жизнью; кто страдает или терпит лишения, тот приветствует смерть, как друга.

(Леопольд фон Захер-Мазох / Венера в Мехах)

– Лейтенант де Грамон по вашему приказу прибыл, – преувеличенно бодро отрапортовал я. Четырехчасовое ожидание в приемной способно испортить настроение кому угодно.

– Вольно, капитан, – ответил его величество.

Капитан? Я смутился. Поправить? Или нет?

Уголки его рта чуть дрогнули, видимо, я не сумел сдержать эмоций.

– Да, капитан.

– Благодарю, ваше величество, – ответил я, приложив ладонь к груди.

Самые противоречивые чувства овладели мною. Первой была эйфория – много ли в королевстве капитанов в двадцать один год? Следом пришло понимание, что повышение это неспроста. Чего захочет король взамен? А что захочет, сомнений не было.

– Наша дочь, любимая принцесса Катерина выходит замуж, – начал он. Я внимал молча, не понимая, какое могу иметь к этому отношение. – Супругом ее станет Карл Пятый.

Я вскинул голову, встретился глазами с его величеством. Я впервые видел его так близко. И впервые он обращался ко мне лично.

– Вы, капитан, войдете в свиту принцессы. Отправление завтра.

Я поклонился.

– Можете идти. Все инструкции получите позже.

Поклонился опять. Вышел.

В голове царил сумбур. А как же война? Или принцесса – жертва, которую король приносит ради мира? Ведь понятно, что еще одной войны нам не выдержать – казна пуста, поля сожжены, армия поредела. Но в голове был всего один вопрос – почему принцессу должен был сопровождать я? Не самый родовитый, не самый богатый, не герой и не родня. Даже не гвардеец! Почему я? К сожалению, его величество был не тем человеком, кому можно задавать вопросы.

В холле я едва не столкнулся с де Лабрюйером. Он шел, сопровождаемый советником, прямо к королю, минуя ожидавших аудиенции послов, минуя стражу. Никто не встал у него на пути. Какие же общие дела дали ему право входить к королю, как к себе?

Вечером я был у Стефана.

– Я что-то не понял, – икнув, сказал д’Эвре. – Война будет или все-таки нет?

– Я так понимаю, – отхлебнув из бокала, проговорил Стефан, – что если Катерина выйдет-таки замуж за Карла, в войне смысла никакого. Смешно воевать с собственным тестем за то, что и так будет принадлежать тебе.

– А если нет? – внезапно спросил я.

– А если нет… – Стефан потянулся к бутылке, обновил напиток. – Если нет… мы все умрем, – он глухо рассмеялся.

– Получается, мы в любом случае ложимся под Карла?

– Ну да. Только так мы сохраняем видимость достоинства.

«Видимость достоинства»… все в нашем мире было лишь видимостью достоинства.

К полуночи в гостиной остались только я и Стефан. Он с ленивой грацией встал со своего дивана и подошел ко мне. Наклонился, почти касаясь моих губ своими. Я чувствовал его дыхание, мог различить тоненькие морщинки вокруг глаз – еще недавно их не было.

– Не нравится мне это, – сказал он. Я приподнял брови в удивлении. – Не понимаю, зачем тебя отправлять с принцессой.

– Сам не понимаю.

– Мне кажется, – он тронул пальцами мои волосы. – Кажется, что скоро все изменится. И что я больше тебя не увижу.

– Стеф…

– Будь сегодня со мной, Анри.

Я молчал. Быть с ним? Не в моих правилах было входить в одну реку дважды. А со Стефаном у нас уже все было. Когда похоронили де Блуа, я места себе не находил, бродил, как потерянный. Как же! Ведь у меня отобрали любимый объект для ненависти! Тело жаждало любви, душа – власти, а сердце обливалось кровью от горя.

Стефан возник в моей жизни очень вовремя. Не дал сойти с ума. Такой же юный и столь же потерянный. Только его никто никогда не насиловал.

– Не знаю, Стеф. Не думаю, что это хорошая идея.

Он прижался губами к моим, его язык хозяйничал в моем рту, ладони гладили плечи.

– А вдруг на этом все, Анри? – прошептал, оторвавшись от моих губ. – Вдруг больше никогда…

Я усадил его к себе на колени, лицом к лицу, погладил по спине.

– Ты что-то знаешь? – спросил, прищурившись. Он покачал головой и вздохнул.

– Анри, ты помнишь, как было в первый раз?

– Ты стонал, как девчонка, – со смешком сказал я.

– До тебя я даже не подозревал, что столь развратен, – он вылизывал мою шею, терся задом о мой пах. – Сделай мне больно, Анри. Только ты умеешь так…

Его глаза были совсем близко – шальные, пьяные.

– Уверен? – я давал ему шанс отступить. Все-таки боль Стефан переносил плохо. И сейчас словно наказывал себя за что-то. Что-то, в чем не хотел признаваться.

– Уверен. Хочу запомнить тебя таким. Пожалуйста.

Я резко спихнул его на пол.

– Тогда на колени, руки за голову! – он подчинился.

Думал ли я, что слова Стефана могли оказаться пророческими?

***

Кортеж собрался знатный, принцессу провожали с помпой. За пятью каретами, в одной из которых находилась Катерина с тетушкой и личной горничной, а в других – любимые фрейлины и слуги, тянулась колонна из телег с сундуками. Как капитан королевской армии, направленный лично королем, я имел возможность скакать вплотную к карете принцессы.

– Добрый день, ваше высочество, – я поклонился. Она улыбнулась, показав очаровательные ямочки на щеках. Екатерине лишь позавчера исполнилось шестнадцать, и теперь ее можно было выдавать замуж как по нашим законам, так и по законам наших врагов. – Я не имел возможности поздравить вас…

– Ах, Анри, не говорите глупостей. Я очень рада, что меня сопровождаете вы.

– Польщен, мадам, – снова поклонился я.

– Вы знаете, что в вас влюблена половина моих фрейлин?

– Да-а? – с улыбкой спросил я. – А что другая половина?

– А другая половина любит Северина де Лабрюйера.

– Вы разбили мне сердце, ваше высочество! – я картинно приложил ладонь к груди и закатил глаза. Она звонко рассмеялась. Я наклонился ближе к окну кареты.

– А что же вы, – прошептал. – Кому отдано ваше сердце?

Она закусила губу.

– Ах, Анри, какая разница? Придется отдать Карлу Пятому. Надеюсь, он хотя бы не очень старый, не косой и не безногий.

– Его величество – очень интересный мужчина, – успокоил я ее.

– Да? – она едва не по плечи высунулась из кареты. – Вы его видели?

– Разумеется, – гордо ответил я. Видел, конечно, видел. В подзорную трубу. Но не пугать же мне было юную принцессу сказками о заморском чудище?

Путь предстоял неблизкий. Но погода благоволила нам, отличные лошади ждали на каждой станции, в принимавших домах нас всегда ждали лучшие спальни и сытный ужин.

Охраняли принцессу гвардейцы из личной королевской охраны. Все как на подбор – высокие, стройные, светловолосые. Тем более становилось непонятным, зачем был нужен я. Развлекать беседой? Вряд ли. От неясности моей миссии было как-то тревожно.

На второй неделе путешествия к нам неожиданно присоединился де Лабрюйер. Гвардейцы приветствовали его с почтением, фрейлины, мгновенно забыв, что их любимец вообще-то я, ринулись кокетничать. Я же с места не двинулся. Как сидел в большом зале за ужином, так и продолжил сидеть.

Де Лабрюйер, воздав все требуемые этикетом почести принцессе и ее сопровождающим, сел рядом со мной.

– Недоумеваете, виконт? – спросил внезапно.

– О чем вы? – притворно удивился я.

– Думаете, почему именно вы? – я поднял взгляд от тарелки, хлебнул вина и посмотрел на Северина в упор.

– Думаю! – ответил чуть резче, чем было необходимо.

– У меня для вас сообщение от его величества.

– Что, вы теперь гонец? – усмехнулся я. – Печальная карьера.

– Не паясничайте, – ему тоже принесли вино. Он подождал, пока слуга отойдет, и продолжил: – От вас зависит, будет ли война.

– От меня? – я рассмеялся. – А я думал, от принцессы. Это же она во имя мира выходит замуж.

– Вы все поймете на месте. Король верит в вас.

Он замолчал. Я же не знал, что сказать. Слишком все было странно. Как я мог предотвратить войну? Шпион из меня никакой… Ох, надеюсь, меня не заставят травить весь двор, а потом храбро травиться самому? Чем дольше я жил, тем меньше хотелось умирать. Даже за Родину. Вот только был ли у меня выбор?

Де Лабрюйер пристально смотрел мне в лицо, наблюдая за сменой эмоций, скрыть которые не было никакой возможности.

– Я должен буду кого-то убить? – спросил я тихо.

Он усмехнулся.

– Если бы все было так просто.

Спокойнее мне не стало.

Он смотрел на меня с сочувствием. Сочувствием?

Похоже, дела мои были плохи.

В одном имении, где мы остановились на ночлег, было замечательное озеро. Зеркальная гладь его манила меня весь вечер. Едва оказавшись в постели, наконец, нормальной постели с пуховой подушкой и периной, я понял, что не смогу уснуть, пока не схожу туда. Поднялся, снова натянул бриджи и сорочку, тихо спустился и вышел наружу.

В лунном свете озеро казалось совершенно сказочным. Высокие сосны окружали его с трех сторон, создавая на водной глади причудливые узоры. Я шагнул к воде, присел на корточки, опустил руку…

– Ледяная, – я вздрогнул и поднялся. Передо мной стоял де Лабрюйер. – Подземные источники, даже летом холодная.

– Следили за мной? – спросил строго.

– Нет, – он сцепил руки за спиной и посмотрел на полную луну. – Я здесь уже час гуляю. В столице луна кажется другой. Все кажется другим.

Я встал рядом.

– Зачем меня отправили туда?

– Я не могу сказать. Скоро сами все узнаете.

– Многообещающе, – хмыкнул.

– Если бы был иной способ избежать войны, я бы его нашел, – я посмотрел на него удивленно. Он сочувствовал мне, переживал? Раскаивался?

Де Лабрюйер резко повернулся и тронул пальцами мою щеку. Я не шевелился, пойманный в плен его глаз.

– Если бы только был иной способ, – его губы легко коснулись моих. А потом он отступил, развернулся и скрылся в темноте.

Я еще побродил по берегу, потрогал воду – и правда ледяная, и пошел в дом. Лежа в постели, я думал о Северине, о его не поцелуе даже, а намеке на поцелуй. Казалось, что все это мне лишь приснилось, и только грязь на сапогах служила доказательством реальности произошедшего.

========== Глава 5. Во дворце ==========

Истинно любить можно лишь то, что стоит выше нас…

(Леопольд фон Захер-Мазох).

И все-таки дорога выматывала. Мирное время очень быстро разбаловало меня, я отвык спать на стылой земле. Сейчас условия были не в пример комфортнее военных, да и напряжение тех дней не сравнить с сегодняшним. Только неотступно преследовали мысли, что я еду непонятно куда, непонятно зачем, и это очень нервировало. Мне хотелось поскорее добраться до столицы, упасть в постель, зарыться в перины дня на три, и хотелось, чтобы путешествие наше не кончалось – будущее страшило меня, ибо нет ничего хуже неимения возможности распоряжаться собой. На могиле де Блуа я, размазывая рукавом слезы, клялся, что больше никто и никогда не будет иметь надо мной подобной власти. Что никто не заставит меня делать то, чего я не хочу. Сейчас я казался себе идиотом. Для того, чтобы в нашем королевстве иметь возможность делать, что хочешь, надо быть королем.

Де Лабрюйер, покинувший нас на следующее же утро, больше не появлялся. Никаких новых инструкций не было. Я мучился, не зная, чего ждать. Лето баловало солнечными днями и жарой. И эта жара приводила в исступление. Принцесса и фрейлины не расставались с водой и веерами, давно наплевав на приличия, сократили количество и плотность нижних юбок. Мое лицо, шея и руки покрылись ровным загаром, сейчас я как никогда был похож на крестьянина – беловолосый, загорелый, на ладонях – мозоли от вожжей. Я отчаянно флиртовал, пытаясь забыться, и милые фрейлины ни разу более в моем присутствии не вспоминали де Лабрюйера.

Через неделю мы пересекли границу. Нас ждали, с комфортом разместили в пограничном гарнизоне, накормили. Я то и дело ловил на себе заинтересованные взгляды иностранцев. Они кивали на меня и о чем-то перешептывались. Казалось, даже они знали о моей миссии больше, чем я сам. Спокойствия это не добавляло. До столицы было две недели пути и сотни лье. Я уговаривал себя забыть о цели, жить лишь днем сегодняшним, не думая о будущем. Иногда получалось.

Я много времени проводил с принцессой. За время путешествия мы сдружились. У нее был острый ум и столь же острый язычок, что очень мне импонировало.

– Иногда мне кажется, Анри, что я не доеду…

– Не говорите так, мадам, – я взял ее руки в свои. – Думаете, зимой было бы легче?

– Иногда я мечтаю о снеге.

– Уверен, зимой вы мечтали бы о теплом солнышке.

Принцесса рассмеялась.

– Вы правы, Анри. И все-таки все это так непривычно. Эти люди…

Я кивнул. Люди здесь и вправду отличались от нас, как день и ночь – все как один черноволосые, смуглые, с черными глазами. Интересный должен был получиться наследник у нашего короля.

– Я боюсь, Анри, – сказала она.

– Чего, ваше высочество?

– Будущего. Короля. За свою страну. Меня всю жизнь готовили к тому, что я выйду замуж не по своему желанию, не по любви, – я чуть крепче сжал ее пальцы. – Но этот Карл… – она замолчала, очевидно, подбирая слова. – Этот Карл пугает меня. Огромная страна, другие обычаи, нравы… я ничего о нем не знаю, не видела ни разу…

– Уверен, он полюбит вас, – сказал я. – Не может не полюбить, – она, наконец, улыбнулась.

– Конечно, Анри. Так и будет.

Мы оба не очень-то в это верили.

Не могу сказать, что дорога наша была легка. Нет. Тем не менее, почти все на свете имеет конец. Одним жарким солнечным днем мы прибыли в столицу. По мере приближения к королевскому дворцу Катерина становилась все бледнее. Я разделял ее чувства, мне тоже было совсем не весело.

«Вы все поймете на месте», – сказал мне де Лабрюйер. Что я должен был понять? Голова шла кругом.

Дворец был поистине огромен. Величественное здание с множеством шпилей и башенок поражало воображение. Я невольно сравнивал его со столичным замком нашего короля – наш очевидно проигрывал. И размерами, и великолепием. Было видно, что денег на содержание замка не жалеют – зеленая-презеленая трава, несмотря на засуху, выглядела, как ковер, клумбы, розарии, кусты и деревья – я не знал, в какую сторону смотреть, охватить все было невозможно.

Нас встретили. К счастью, не заставили сразу представляться королю, церемония была отложена на вечер. А пока проводили в комнаты. Выделенные мне покои оказались почти в самом конце длинной анфилады. Слуги спешно втащили ванну. Пока ее заполняли горячей водой, я огляделся: светло-голубые и белые тона, большая кровать с роскошным балдахином, бюро, стул, два кресла с небольшим столиком, пара сундуков. Симпатично и со вкусом.

– Мсье? – услышал тонкий девичий голосок.

– Да? – передо мной, дрожа и глядя на меня, как на призрак, стояла юная служаночка. Такая же черноволосая и кареглазая, как и все здесь.

– Я принесла мыло, – сказала и покраснела. На смуглой коже румянец смотрелся очень интересно. – Меня отправили помочь вам.

– Тогда начнем.

Я стянул с себя сорочку, скинул сапоги и бриджи и со стоном погрузился в горячую воду. Прикрыл глаза. Как же я мечтал об этом!

– Как хорошо… посиди пока, – махнул в сторону кресла. По шороху юбки понял, что послушалась. Отчаянно тянуло в сон. Однако времени на него не было совсем – через два часа нас ждали в зале приемов. Я задержал дыхание, погрузился под воду с головой, вынырнул, открыл глаза. Девушка так и смотрела на меня, почти не мигая, в упор.

– Приступай.

Она подскочила с кресла, намылила мочалку и принялась тереть меня, отчаянно краснея и кусая губы. Минут через десять ее непрекращающегося сопения я не выдержал.

– Что с тобой?

– Вы так похожи на мсье Виктора, – большего я от нее не добился. Закончил туалет и как раз успевал спуститься в зал.

Спустился. И думать забыл о каком-то мсье Викторе.

В дороге я много размышлял о том, как нас примут. Все-таки в недалеком прошлом кровопролитная война, все-таки худой мир и не самые выгодные условия. Карл мог получить нас и без этого брака. Да, путем новой войны, да, не без жертв. Или мог бы выбрать в жены принцессу куда более могущественного государства, обеспечив себе мощную поддержку. Но нет, он почему-то согласился на наши условия – принцесса Катерина в обмен на мир. И общий король в перспективе, общий наследник. Пожалуй, для нас это было единственным шансом сохранить видимость суверенитета и достоинства, но чем это было для Карла?

Карл V взошел на трон шесть лет назад. И практически сразу же заговорил о стратегической необходимости иметь выход к морю. Через нас. Путем присоединения нашего королевства к его. Он начал войну. Мы дали отпор. И победили. Но какой ценой! Казна наша пуста, поля сожжены, де Блуа мертв… Хотя о последнем я не жалел.

Меня провели к дверям зала приемов.

– Капитан де Грамон, – двери распахнулись. Я вошел. В противоположном конце зала стояло два кресла. На одном восседал высокий широкоплечий мужчина, на другом робко жалась к спинке Катерина.

– Капитан, – прошептала она. Я не услышал даже, скорее прочитал по губам. На лице ее отразилось облегчение. Как ни хотелось мне поддержать ее, заглянуть в глаза, убеждаясь, что все хорошо, что никто ее не обидел, я вынужден был соблюдать этикет.

Подошел к королю.

– Ваше величество, – поклонился.

– Де Грамон, – голос у него был глубокий, дикция четкая. – Интересно, – он почесал пальцем подбородок, будто задумавшись. – Очень интересно.

Он беззастенчиво разглядывал меня. Не пошло, нет, но очень пристально, как лягушку перед препарацией. Я смотрел в ответ. Карлу на вид было лет тридцать – тридцать пять, высокий рост, крепкая фигура – он, бесспорно, был интересным мужчиной, хоть и совершенно не в моем вкусе.

– Моя дорогая невеста, – Катерина вздрогнула, – питает к вам дружескую привязанность. И мы будем рады, если вы задержитесь у нас, капитан, как минимум до свадьбы.

Я выдавил улыбку.

– Это честь для меня, ваше величество.

– Конечно, – он прищурился. – Свадьба через три недели, – краем глаза я увидел, как вздрогнула принцесса. Когда он успел ее так запугать? – Завтра в королевской опере дают Генделя.

Я кивнул. А что мне оставалось? Я не любил ни оперу, ни Генделя. Но в данном случае это не имело ровным счетом никакого значения.

Он отпустил меня кивком головы. Я поклонился еще раз, повернулся спиной и пошел на выход, затылком чувствуя его взгляд. Так же смотрел на меня мой король в нашу последнюю встречу – расчетливо, холодно. Я чувствовал себя словно на шахматной доске. Короли двигали фигуры, принцессу отдавали в жертву, чтобы спасти короля. Де Лабрюйер очень напоминал ферзя – такой же непредсказуемый. Только кем в этой шахматной партии был я? То мне было не ведомо.

Несмотря на то, что по истечении первого дня миссия моя яснее не стала, я спал сном младенца. А вечером следующего дня мне предстояло быть в опере, в соседней с королем и принцессой ложе. Я не знал, что после этого вечера жизнь моя уже никогда не будет прежней.

========== Глава 6. Театр ==========

Превыше страсти честь и страсть превыше жизни.

(Пьер Корнель/ Сид)

В оперу я собирался тщательно, несмотря на нелюбовь к этому жанру. Будь моя воля, я пошел бы в сорочке и бриджах, но выглядеть среди местных аристократов белой вороной не хотелось. Горничная принесла вычищенный камзол, и я надеялся лишь, что к вечеру, когда мне придется его надеть, чтобы во всем великолепии прибыть в оперу, жара спадет.

Я снова запросил ванну, удивив прислугу чистоплотностью, камердинер побрил меня, помог одеться. В полном облачении я подошел к открытому окну – порыв свежего ветра взметнул тщательно уложенные волосы, я вздохнул полной грудью и улыбнулся, наверное, впервые искренне с тех пор, как узнал, что еду сюда. В конце концов, пока ничего плохого со мной не случилось, а жить, постоянно ожидая от судьбы удара, не хотелось. Я задумался, что буду делать, когда вернусь домой. Слово «если» старался не произносить даже в мыслях. Как там, интересно, моя милая бывшая невеста? Как Этьен? Нашел ли их граф де Брази, простил ли? Не передумал ли мой отец меня женить? Вопросов было множество, и все они касались моей жизни дома. Я мечтал, чтобы отец был надо мной не властен, и здесь и сейчас он не мог мне приказывать, однако жизнь моя легче не стала. Наоборот.

Катерину и ее тетушку в оперу должен был сопровождать сам Карл, мне же выпала незавидная доля развлекать ее болтливых фрейлин, успевших надоесть мне еще за время путешествия.

В назначенное время я стоял в холле дворца. Нас рассадили по экипажам, и мы тронулись в путь вдоль главного проспекта.

Оперный театр столицы выглядел величественно. Посмотреть город как следует возможности у меня еще не было, однако уже увиденное поражало воображение красотой зданий и чистотой улиц. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что город любят и лелеют.

Фрейлины Катерины развлекали меня ни к чему не обязывавшей болтовней, особенно интересуясь моим мнением о черноволосых горожанках. Признаться, горожанки едва ли не последнее, о чем я думал, но, как истинный аристократ, со всем пылом заверил дам, что никакие местные прелестницы не смогут сравниться с ними по красоте и изяществу.

Мы расположились в соседней с королевской ложе. Дамы достали веера, и я постарался сесть так, чтобы они обдували и меня. Заиграли увертюру, зал затих. Мне очень скоро стало скучно, но поскольку вертеться, вставать, а уж тем более ходить, было попросту невежливо, я, приложив к лицу маленький театральный бинокль, разглядывал убранство театра. Сначала партер, потом бельэтаж, балкон, ложи. Позолота в свете свечей сверкала и переливалась.

Разглядывая зрителей, оценивая открытые плечи дам, сюртуки их кавалеров, я провел почти весь первый акт. Опера шла фоном, не мешая, но и не привлекая моего внимания.

А потом я взглянул на королевскую ложу и увидел его, мужчину, которого еще совсем недавно там не было. Он смотрел на меня неотрывно. И, видимо, давно. Так, словно из его легких выкачали весь воздух, и его воздух – я. И как только он перестанет на меня смотреть – умрет. Мне стало неловко. Я поерзал, отвернулся, попытался сосредоточиться на происходящем на сцене – без толку. Почему этот человек так на меня смотрит? Кто он? Что ему от меня нужно? Я зажмурился, вздохнул три раза и отругал себя за впечатлительность. Ну, смотрит и смотрит, мало ли почему. Однако не думать о нем не получалось.

То, что его место рядом с королем, говорило о высоком положении. Очень высоком. Мундир же выдавал в нем военного. Я попытался незаметно скосить взгляд на королевскую ложу – он так и смотрел на меня, тоже совершенно не следя за оперой. Я начал злиться. На него за наглость, на себя за робость, на всю абсурдность ситуации. Вздохнул опять и, чуть прищурившись, посмотрел на него сам – храбро, настойчиво.

Наши взгляды встретились. В полутьме зала его глаза казались дьявольскими – черные, с плясавшим в них отражением непотушенных свечей. Он будто даже не моргал. Я смотрел, не в силах отвести взгляд, как заколдованный. Он околдовал меня, обещая что-то такое, чего я еще не знал.

Я испугался. Никогда на меня не смотрели так, никогда я не чувствовал себя столь странно – как жертва и как победитель в то же время. Закончился первый акт, раздались аплодисменты, занавес стал опускаться. Я моргнул, гоня наваждение, подскочил со стула и со всей скоростью, на какую только был способен, побежал к выходу.

Я бежал, не чуя ног. Из ложи, по лестнице на первый этаж, к выходу, прочь из театра. Щеки мои горели, глаза слезились. Швейцар открыл дверь, я выскочил на свежий воздух, прислонился спиной к двери, отдышался, расстегивая пуговицы на камзоле. К черту! Стянул камзол, свернул и перекинул через руку. Мысль о том, чтобы вернуться в зал, даже не возникла. Я побрел по улице, куда глаза глядят. Шатаясь, как пьяный.

И бродил почти до утра. Я чувствовал, что разгадка близко, очень близко, но никак не мог ее поймать. Казалось, что вот-вот мозаика сложится, и я все пойму. Но нет, не складывалась.

Я вернулся во дворец ранним утром, замерзший и усталый, ночь выдалась на удивление холодной, обошел его по периметру в поисках бокового входа, был пойман охраной, долго объяснял, кто я и откуда. Но в итоге был накормлен в кухне и провожен в спальню.

Когда в открытое окно засветило яркое солнце, вчерашний инцидент стал казаться не более чем фантомом. При свете дня у меня уже не получалось вызвать в памяти тот взгляд. Лица я, кажется, не запомнил вовсе.

Меня нельзя назвать слишком чувствительным. Значит, было там, в ложе, что-то такое, что заставило меня бросить принцессу, навязанных мне фрейлин, сбежать, не попрощавшись. Но тогда я не мог иначе. Понимал, что если задержусь еще хоть на минуту, сойду с ума, задохнусь, перестану существовать. Глупость, конечно, никогда со мной такого не было.

Я спал почти до вечера. Покидать комнату не хотелось, попросил, чтобы мне принесли ужин прямо сюда. Мне сообщили, что Катерина хочет со мной поговорить. Пришлось встать и одеться.

– Анри, куда же вы вчера исчезли? – спросила она после традиционного приветствия. Тетушка, словно не одобряя присутствия принцессы в моей гостиной, сухо кивнула и села в кресло у окна.

– Мне стало нехорошо, – ответил правду.

– А сейчас? – принцесса казалась искренне озабоченной.

– Сейчас почти нормально, благодарю.

– О вас спрашивали.

– Да?

– Знаете, кто?

– Не имею понятия.

– Генерал д’Эпине.

– О! – генерал был легендарной личностью. Не случись у него ранения, вряд ли мы одержали бы победу. И из-за какой-то привидевшейся мне ерунды я упустил возможность лично познакомиться с легендой!

Тут в голову закралась мысль – а с чего это генерал будет интересоваться каким-то безвестным капитаном?

– Он так и спросил: где де Грамон? – я улыбнулся.

Катерина рассмеялась.

– Увы, нет. Но я верю, что у вас, Анри, все впереди. И мы еще услышим ваше имя.

Я ощутимо вздрогнул, липкие мурашки поползли по спине. А вдруг и Катерина что-то знает? Нет, вряд ли, она бы сказала. Ведь сказала бы?

– Он просто увидел вас в соседней ложе, – Катерина улыбалась, а я вдруг понял, что мне не хватает воздуха.

– Увидел в ложе?

– Да, вы напомнили ему кого-то, – легкомысленно отозвалась она, не замечая моего состояния.

– Напомнил? – я оперся рукой о стол. Могло ли быть, что именно д’Эпине так пристально рассматривал меня вчера?

– Анри, вам плохо?

– Что-то как-то…

– Ложитесь в постель, мы позовем доктора.

– Не нужно, – прошептал я.

– Ничего не желаю слышать.

Хлопнула дверь, и я снова остался один.

Доктор пришел быстро. Представляю, какую суету подняла Катерина.