Автор книги: Лиэлли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)
Гил кивнул в ответ и, поднявшись с постели, шагнул к ванне, стоявшей на полу и испускавшей клубы пара. Неужели он настолько вымотался прошлой ночью, что даже не слышал, как в его комнате снуют слуги, внося ванную с водой? Или с некоторых пор его слуги научились быть бесшумными как кошки? Маловероятно. Значит, первый вариант.
Герцог опустился в ванную, отметив про себя, что Риэль стыдливо отвел глаза. Чего раньше он обычно не делал. Эта ночь изменила в нем что-то? Почему он молчит, почему не смотрит, почему вообще ведет себя так, словно ничего не произошло?
И тут же Гил отругал себя. Глупо было считать с его стороны, что после этой ночи что-то изменится в отношении Риэля к нему. Он уже любит его… И к тому же разве могут их отношения продвинуться дальше?
Гил ошеломленно замер, осознав, что только что вообще допустил такую возможность. Если он задался подобным вопросом, значит, уже автоматически подсознательно рассматривает перспективы будущего… Их будущего. Он встряхнул головой.
И почувствовал робкое прикосновение губки к своему телу. Обернулся. Риэль поспешно опустил взгляд, осторожно водя по его спине намыленной губкой. Щеки его лихорадочно горели, и он посекундно косился на его предплечья и шею. Гил тоже решил посмотреть и обнаружил кучу царапин, синяков и засосов. Они особенно ярко выделялись на его бледной коже, создавая идеальный контраст с водопадом волос цвета черного дерева.
Эта процедура была для обоих не такой уж и необычной, ведь Риэль довольно-таки часто помогал своему хозяину принимать ванную. Но сегодня… сегодня все было не так.
— Риэль… — вырвалось у Гила.
Юноша вздрогнул и еще ниже опустил голову. Гил успел заметить, как его язычок нервно скользнул по губам и тут же исчез.
— Хозяин, не нужно. — Тихий шепот отозвался в ушах громким набатом.
Юноша поднял голову и робко ему улыбнулся. В голубых глазах читалась спокойная, сосредоточенная решимость. Он едва заметно покачал головой, и весь поток слов, что собирался произнести герцог, застрял где-то в горле. Глаза раба просили его молчать.
«Совершенство».
Смотрю на тебя и вижу перед собой совершенство.
Красивый? Это слово слишком бледное и однотонное, чтобы описать твою внешность. Оно тебя недостойно, ты слышишь, хозяин?
Прекрасен? Нет, тоже не то. Уже ближе, но… разве может это слово выразить все то, что я перед собой вижу, все то, что заставляет меня нервно прикусывать губы, сиюминутно облизывать их, и дрожать мои пальцы, которые почти горят от желания прикоснуться к тебе?
Ни одно слово не может передать всей твоей красоты. Ни блеска серых глаз, что так сверкают, словно остро отточенная сталь, и режут по сердцу не хуже твоих виальдэ, заставляя меня таять, словно я из воска… Ни магической притягательности твоих губ, чей изгиб похож на гладкую волну; когда ты улыбаешься, их уголки так задумчиво приподнимаются и манят, манят прикоснуться к ним. Провести по ним пальцем, осыпать их поцелуями, но разве я осмелюсь сделать это без твоего разрешения? Ни бездонной тьмы, прячущейся в твоих длинных волосах, которые хочется постоянно перебирать, трогать руками, ласкать своими губами, пропускать шелковые пряди сквозь пальцы, вдыхать их аромат… Ни нежности бледной кожи, к которой хочется прикасаться каждую минуту, водить по ней кончиками пальцев, ощущая ее шелковистость…
Если ты просто застынешь посреди комнаты, полностью обнаженный, и твои волосы будут укрывать тебя сверкающим агатовым плащом, ты станешь шедевром. Ты и есть шедевр. Может, ты знаешь, а может, и нет… Но я так люблю на тебя смотреть. Даже просто смотреть на тебя — вершина эстетического удовольствия. Гибкий, жилистый, поджарый… Ни грамма лишней массы — ты прирожденный фехтовальщик, ты мечник, а им не позволено быть несовершенными.
Когда ты танцуешь со сталью, когда ты просто стоишь у окна, когда ты сидишь в кресле, задумчиво глядя перед собой, когда ты спишь и даже когда ты ешь — ты прекрасен. Бредни влюбленного? Вижу то, что хочу? Идеализирую? Если бы… О боги, если бы это было так, но это не так!
Ты действительно то, чем ты кажешься.
Совершенство.
Лишь это слово наиболее приближено к описанию тебя. И это самое совершенство принадлежало мне всю прошлую ночь. Ты знаешь, ты помнишь… Я прикасался к тебе. Я осмелился водить пальцами по этой восхитительной бледной коже. У меня хватило наглости осквернить своими поцелуями твои губы. Я был так безрассуден, что овладел тобой.
Чувствуешь? Я до сих пор дрожу.
Слышишь? Это стучит мое неугомонное сердце.
Видишь? Я волнуюсь и краснею под твоим взглядом.
Знаешь? Что ты делаешь со мной.
Хозяин.
Смотришь… Изучающе, внимательно, пытливо, проникая своими глазами цвета дождя прямо в душу, выворачивая там все наизнанку и вытягивая наружу все мои чувства, эмоции, ощущения… Только ты можешь сделать это, только тебе это позволено, мой хозяин. Не просто слово, один лишь взгляд, и что я могу? Я и так принадлежу тебе и душой, и телом, как бы банально это ни звучало.
Только не смотри на меня вот так. Хочешь, я раскрою тебе свою душу нараспашку? Я сделаю это сотни и тысячи раз, ты ведь знаешь. Ты можешь меня разрушить, а можешь вознести на небеса. Хочешь, чтобы я ответил на твой взгляд? Но тогда я окончательно потеряю рассудок. Хочешь, чтобы я произнес какие-то слова?
Зачем? Не знаешь, о чем я думаю? Но ведь это к лучшему. Твоя власть надо мной простирается безгранично, но ты этого не знаешь. И не нужно тебе знать того, что на самом деле я о тебе думаю, как восхищаюсь, как восторгаюсь и горжусь.
Нет, я ничего не скажу, иначе я окончательно пропал. И ты ничего не говори, иначе я сойду с ума.
Как я осмелился? Почему у меня не хватило сил остановиться вовремя? Какой же я глупец. Мне не нужно было, не стоило, нельзя! Осложнять тебе жизнь еще и своей любовью. Признание, так неосторожно вырвавшееся во время лихорадки, оно помогло тебе? И это прекрасно. Если хочешь, я буду говорить тебе каждую минуту своего существования, как люблю. Но произошедшее прошлой ночью…
Я ни о чем не сожалею, нет. И как я могу об этом сожалеть? Это было самое лучшее и восхитительное в моей жизни… Любовь к тебе. Она меняет меня каждый день, и я словно на вулкане. Но я боюсь, как же я боюсь, ты слышишь, Гил? Посмотри в мои глаза и пообещай мне, что эта ночь ничего не изменит! Я не скажу ни слова, я не заикнусь, я буду молчать, только позволь мне оставаться рядом.
Вот видишь? Я говорю «не нужно». Я качаю головой. Я хочу, чтобы ты знал, я не смею ожидать от тебя чего-то взамен. Да мне и не нужно, просто позволь находиться рядом, позволь служить тебе как прежде… Одно твое присутствие делает меня счастливым. Твоя улыбка заставляет сердце петь. Твой голос посылает мурашки по коже. И случайное прикосновение — я дрожу.
Ты ведь не лишишь меня этого? Это так мало для тебя, и так много для меня. Ты позволил… Позволил мне любить тебя этой ночью, прикоснуться к совершенству, на несколько часов сделать его своим.
И поэтому, Гил, не отдаляйся от меня. А я буду молчать. Я не забуду, нет, я буду помнить каждую секунду, только знай, что я тебя люблю, не прогоняй, не отталкивай, будь моим хозяином.
И владей моим сердцем. Это все, что я могу и смею у тебя просить.
========== Мое счастье ==========
Лето — короткое, грозовое, сладкое и восхитительное — подходило к концу. Грозы. Гром. Неистово хлещущий дождь. Град. Яростная стихия. Теперь Риэль все это любил. Только вот… лежа ночами, не в силах остановить вереницу воспоминаний и сжимая кулаки, он теперь проклинал себя за то, что осмелился желать большего. Он должен был быть благодарным только за одну ту ночь! А хотелось еще и еще. И проводя пальцами по своей подушке, он представлял под ними гладкую кожу цвета алебастра.
Засыпать под эти громовые раскаты и грозовые вспышки стало уже привычным. И улыбаться тоже, потому что он больше не просыпался по ночам от испуганного крика хозяина, полного боли. В то утро он его понял. Промолчал. И молчал до сих пор, только стал странно задумчив и тих. И если раньше он был рассеянным, то сейчас он попросту ничего и никого вокруг себя не видел. Это не могло не тревожить Риэля, но поскольку хозяин больше не был мрачен и безразличен ко всему, он его не трогал. Очень часто герцог уходил на могилу своей жены, в рощу, бывая там часами. Гулял по лугу, бродя по берегу ручья. Иногда даже углублялся в лес. Приходил вечером, усталый и задумчивый. О чем он думает? Риэлю так хотелось знать. Но он вел себя как обычно, делая вид, что ничего не произошло, и тихо наблюдая за переменами, которые незаметно постучались в их дом.
А потом это случилось. В конце лета. Вот так легко, как будто так и должно быть. Просто однажды ночью, в привычную уже грозу, Он появился на пороге его комнаты в крыле для слуг. Риэль оцепенел. Взметнувшись с кровати, он сел на ее краю, застыв напряженной статуей.
— Хозяин? Что-то случилось? — губы не слушались.
Пришел. Сам. Зачем?
А Гил сделал шаг, переступая порог его спальни. Осторожно закрыл за собой дверь. Обернулся. В серых глазах читалась легкая растерянность и неуверенность. Медленно он подошел к юноше и, глядя в глаза, опустился перед ним на колени. Замер. И серые глаза пронизывали юношу, не позволяя отвести взгляд.
Сколько это длилось? Гил не шевелился, молчал, просто смотрел на него и ждал чего-то.
Но наконец Риэль смог стряхнуть наваждение. Несмело, осторожно протянув руку, он провел кончиками пальцев по черным прядям, поднес одну к губам и поцеловал. Гил закрыл глаза и положил голову ему на колени. Дыхание замерло где-то в груди, забилось пойманной птицей. Риэль провел рукой по его голове, один раз, другой…
И в какой-то момент сильные руки несмело обвились вокруг его талии, крепко сжали, и лицо герцога зарылось в его живот. Риэль слышал, как он дышит, прерывисто, чуть хрипло. Так они просидели достаточно долго, пока Риэль не почувствовал, что у него все затекло.
— Гил… — нерешительно позвал он.
Герцог что-то невнятно пробормотал, еще крепче стискивая его так, что у юноши дыхание вышибло. Риэль провел ладонью по его голове и, нагнувшись, поцеловал в макушку.
— Вставай, Гил. На полу дует сквозняк. Ты замерзнешь и простынешь.
Он едва заметно покачал головой.
Риэль потянул его слегка и услышал сдавленное:
— Я не хочу уходить.
Не сумев сдержать улыбки, юноша осторожно приподнял его голову за подбородок.
— Я тебя и не прогоняю, Гил. Просто давай переберемся на кровать. Я не хочу, чтобы ты заболел.
Нехотя Гил подчинился. Он поднялся и мягко толкнул Риэля на кровать. Сев рядом, устроившись между его ног, он прислонился спиной к его груди, положив голову на его плечо, и закрыл глаза. Риэль почувствовал, как его тело постепенно расслабляется. Прижавшись губами к темной макушке, он принялся ласкать смоляные пряди, изредка касаясь кончиками пальцев бледной щеки. Он прислушивался к грому за окном, к дыханию любимого и чувствовал себя необыкновенно счастливым. Ему казалось, что еще никогда у него не было так радостно и тепло на душе. Он не упустил того момента, когда дыхание Гила выровнялось, — он уснул.
Риэль осторожно уложил его на свою подушку и всю ночь просидел, любуясь тем, как серебрят бледную кожу лунные лучи. Тихонько водил кончиками пальцев по его коже, выводя одному ему ведомые узоры на руках, играя с его пальцами и изредка целуя, когда ему хотелось. Эта ночь была даже еще лучше, чем та…
Да, теперь он определенно любил грозы всей душой.
На рассвете Риэль разбудил своего господина: осторожно поцеловал в лоб, погладил по плечу… Длинные черные ресницы тут же дрогнули, приподнялись. Чуть мутные спросонья серые глаза внимательно уставились на него.
— Уже утро? — прошептал Гил.
Риэль покачал головой, ласково улыбнувшись.
— Тебе нужно перебраться в свою спальню, пока все остальные не проснулись, — мягко произнес он.
Гил кивнул и сел на постели.
— Я так хорошо… выспался, — признался он с очаровательной сонной улыбкой.
В ответ Риэль снова поцеловал его в лоб.
— Иди, Гил.
Герцог улыбнулся и, поднявшись с постели, направился к двери. Уже взявшись за дверную ручку, он обернулся, открыл рот, явно желая что-то сказать, но передумал, тряхнул головой и вышел.
А на следующую ночь пришел снова. И приходил все последующие ночи, безмолвно прося поддержки и того нерастраченного тепла, что Риэль готов был ему отдать. Отогревался в его объятиях, засыпал, чувствуя руки, надежно обнимающие его, прижимаясь к теплой груди, прислушиваясь к биению его сердца, привыкая к мимолетным поцелуям, прикосновениям и легким целомудренным ласкам. Так мать укачивает ребенка, как Риэль оберегал его сон. И герцог оттаял. Он приходил, молча ложился рядом, падая, погружаясь в гостеприимные объятия, вдыхая ставший теперь уже таким родным запах этого преданного, любящего его юноши.
И уже не мог уснуть без тепла его объятий, без тихих и нежных ласк перед сном, без поцелуя на ночь. Было выше его сил отказаться от этой нежности, этого тепла, этой любви после того, как он их познал.
Зачем нужны бурные ночи, зачем нужен близкий физический контакт, зачем нужен секс, если можно любить вот так — взглядами, молчаливым обожанием, ненавязчивыми прикосновениями и целомудренными поцелуями?
И Гил оттаивал, согревался, успокаивался, жил…
Им не нужны были слова. И теперь они оба, лежа на постели, просто наслаждались звуками грозы за окном, мерно бьющего в стекла дождя и тихими, успокаивающими раскатами грома. Гил ни разу не попытался нарушить их идиллию попытками к большей близости, чем у них уже была. Просто лежал, просто наслаждался легкими прикосновениями к себе, просто грелся в тепле его объятий, просто закрывал глаза и прислушивался к своим ощущениям, пока нежные пальчики перебирали его волосы, ласкали кожу, водили по рукам, гладили щеки, скулы, виски, губы… Он наслаждался тем, как Риэль это делает, и расслаблялся в его объятиях, становясь блаженной лужицей сплошного удовольствия. Разве что не урчал, как довольный кот. И улыбки юноши согревали сердце, тихий, успокаивающий шепот ласкал слух. Гил прижимался к нему, клал голову ему на колени, на грудь или на плечо, подставлялся сам под легкие ласки и тихо млел от непонятного ощущения счастья.
На рассвете он послушно уходил в свою спальню, ложился на свою одинокую огромную кровать и засыпал, буквально проваливаясь в сон, все еще ощущая прикосновения этих волшебных пальчиков, его губ. И проснувшись однажды поздним утром, обнаружив, что он лежит один на этой бескрайней королевской кровати, Гил ощутил сожаление. Ему не хватало. Не хватало тепла другого тела рядом, Его прикосновений, Его ласк. И он неожиданно понял, вот так просто, что хочет просыпаться рядом с Ним. Сожаление было оглушающим, огромным, и с каким-то странным чувством Гил осознал, что уже никогда не сможет заснуть, если рядом не будет Его. А вернуться вновь в тот кошмар, в котором он находился эти два года, он был не в силах. После того, как он познал, что такое уют? Нет… Нет, он не мог. Он помнил еще то счастье, то далекое, призрачное счастье с Иль. Ее смех, свой смех, их прогулки, их планы на будущее… Но это стало таким далеким, таким чужим… И внезапно два года после ее смерти показались ему такой нелепой бессмыслицей, что он чуть не рассмеялся.
А потом… потом дверь открылась, и вошло его личное солнышко. Тихой, неслышной походкой, какой ходил всегда, Риэль проскользнул в его спальню с подносом, нагруженным завтраком, и улыбнулся ему.
И внезапно мир заиграл совершенно другими красками. Его улыбка… Это она все изменила. И это привычное, согревающее душу:
— С добрым утром, хозяин. Как спалось?
И он улыбнулся в ответ.
— Замечательно.
Вот так оно приходит в нашу жизнь. Счастье. Незаметно. Робко. Тихо. Несмело постучавшись в твою дверь, оно заглянет, вскинет свою кудрявую солнечную головку, все так же несмело улыбнется, сверкнет озорными голубыми глазами, скажет свое привычное и родное «Хозяин?», предложит чашку горячего дымящегося чая. Потом присядет рядом на край твоей кровати, осторожно отведет прядь твоих черных волос, заправив ее за ухо, прильнет губами к твоему виску, ласково шепнет на ухо «люблю» и заглянет в глаза с тихой и трогательной нежностью.
Комментарий к Мое счастье
P.S. Пусть это произведение станет напоминанием того, что не всегда все заканчивается плохо. Достаточно ангста, Ален. Все будет хорошо. Это я тебе говорю. Бывают ведь в жизни и светлые полосы. И мы с тобой их еще обязательно увидим. До лучших времен, дорогая.
========== Посвящение ==========
«Любовь к тебе загорелась яркой вспышкой,
Пропал я навечно в глубине твоих глаз.
Но для тебя был я всего лишь серой мышкой,
Что с тихим шепотом «Хозяин…» молча выполняла твой приказ...
Банально, но это правда — я раб твой презренный,
И телом, и взглядом, и сердцем, и душой.
Но прячусь за маской своей неизменной,
Признаньем нарушить боясь твой покой.
Но вот однажды, после двух тоскливо-долгих лет,
В бреду болезни, в бессознанье тяжком,
Вдруг шепчут губы, позабыв молчанья своего обет:
«Люблю... Хозяин...» с нежностью во взгляде мягком.
И ведь не оттолкнул, не поднял руку
