Текст книги "Том 3. Ведь и наш Бог не убог, или Кое-что о казачьем Спасе. Из сказов дедуси Хмыла. Часть II. Соль"
Автор книги: Лгало… и Подлыгало…
Жанр:
Медицина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)
Лгало… и Подлыгало…
Том 3. Ведь и наш Бог не убог, или Кое-что о казачьем Спасе. Из сказов дедуси Хмыла. Часть II. Соль
О составе душевном, или «нутрянней людине»
Быть может, и дружбу мы также забудем,
И ты дураком меня, друг, назовёшь!
Не всё ли равно?! – Мы словами лишь судим,
А в душу заглянешь – души не найдёшь!
Омар Хайям
«Нутрянняя людина» в видении наших предков являлась прямым отражением окружающего их мироздания. Человек, как и наш мир, есть совокупность и нераздельное единство трёх ярусов и четырёх начал. Суть наша («глубина»), учили предки, Триглав представляет. Живут в нас три брата: старший брат – Дух, частица Божия, средний – душа, а младший – чувства, телу присущие. В повседневном нашем состоянии старший брат спит, средний руководит, а младший и вовсе доверчивый дурак, и нет между ними согласия. Только сплотив братьев воедино, то есть овладев тремя «головами», человек получал разного рода Силы: земную, небесную, огненную и водную. И уже совладав с этими силами, он становился истинным творцом самого себя. Всё это сказано о душе человеческой.
«Нутрянняя людина», её ещё называли келейником, хоть и тричастна, но части эти – как части целого. Младший брат в этом человеке – что руки и ноги. Это плоть келейника. Средний брат – что безыдь. Это внутреннее «нутрянней людины», то есть совокупность тех сил, которые можно на звать соками, или токами внутреннего человека, его кровь. А старший брат – это серёдка, или сердце нутрянней людины. Вот и выходит, что келейник и с телом, и с безыдью, и с сердцем. Чем не людина?
Душа для наших предков представляла особую ипостась, которая обеспечивает жизнь человеческую. В ней они видели нечто отдельное от тела, имеющее своё самостоятельное бытие. Душа вечна! После смерти она переселяется в загробный мир.
Раньше считали: как сапожник, так он последний человек, ругатель и пьяница. А этот сапожник был справедливый. Другому дай кожу – он её украдёт и деньги не отдаст. А наш сапожник был честный. Вот он помер, и его душа попала в рай. Стоит у ворот апостол Пётр.
– Нет Бога дома! Садись и жди, а пока расскажи: как ты жил на земле? Крал ли?
Сапожник говорит:
– Только то себе оставлял, что с-под ножа падёт.
– Ну, коли так, сядь за эту дверь и жди.
Стал сапожник в угол и ждёт. Видит – стоит скамеечка маленькая. Взял он её и сел в уголок. А скамейка была Богова – Бог садится на своё место, а на скамейку ноги ставит. Сел сапожник на скамейку, и вдруг целый мир увидел. И жену видит. Та бельё полощет в речке. Взяла и повесила сушить. И домой пошла. А другая баба подошла да давай бельё воровать. Осерчал сапожник и заорал:
– Ты что делаешь? Ты чужое бельё воруешь?!
Но баба не слышит. Как схватил скамейку и как пустил в бабу! Тут Бог назад вернулся. Сапожник успел спрятаться за дверью. Сел Бог на место, видит – скамейки нет.
– Ну, говорит, ищите её, куда она делась?
Разбежались ангелы, ищут скамейку. Увидели сапожника:
– А ты что тут делаешь?
– Да меня святой апостол Пётр впустил сюда.
А Бог говорит:
– А где моя скамеечка?
Сапожник всё и рассказал. Бог говорит тогда:
– Если бы я был таким, так мне бы, на землю глядя, и сидеть не на чем было. Всю мебель бы вниз побросал…
И отправил сапожника обратно на землю.
Правда, дальнейшая после земного бытия судьба души в народном воззрении, в отличие от церкви, виделась неоднозначно. У славян этот вопрос оставался всегда открытым. Среди верований, не обнаруживающих прямой зависимости от книжных источников, к наиболее распространённым объяснениям дальнейшей судьбы души является её переселение в новорождённых: «Как человек помрёт, душа его наделяется другому». Отголоски подобных реинкарнационных представлений среди славян сохранялись вплоть до XIX века: по украинским поверьям, человек после смерти бывает поочерёдно насекомым, птицей, зверем, рыбой, а затем снова возрождается человеком. В конце XIX века у белорусов существовало верование, что душа умершего через 40 дней после смерти помимо отправления в рай или ад может быть переселена для искупления грехов в дерево, животное или человека, а по другому поверью – передаётся Богом вновь рождающемуся человеку: «Бог из одного вынет, а другому всадит». У сербов существовало представление, что душа человека, очищаясь и перерождаясь, живёт 500 лет, а душа внебрачного ребёнка не может вернуться на землю и вселиться в другого человека. Говоря о вере в предсуществование душ у славян, нередко ссылаются на слова из Переславской летописи, где сказано дословно: «из нави дети нас емлют». В работе Д.В. Громова «Фольклорные тексты о «ранешней» Библии» говорится, что до настоящего времени среди деревенских жителей можно услышать рассказы о «старой» Библии, где якобы говорилось о перерождении души человека: «Ну вот, теперича грехи простятся – и душа умершего входит в младенца. Вот и вечная жизнь… и она может девять раз в младенца входить».
В те далёкие времена было принято ставить надгробные памятники в виде будок. Это были своего рода склепы. В более поздние времена они стали называться часовнями. Сегодня для нас будка – это небольшая, обычно деревянная постройка, служащая укрытием от непогоды сторожу, часовому, либо же вообще собачья будка. Мы за были исконное значение этого слова. Тем не менее оно соотносилось всё с теми же представлениями о перевоплощении души. Будка, буда должна была пробудить душу к новой жизни.
В одной из своих работ Б.А. Рыбаков отмечал: «…Этнография даёт нам множество примеров верований в переселение душ, в перерождение человека после смерти в то или иное живое существо, живущее на земле. В этом тесно переплетались анимистические и тотемистические представления охотничьей первобытности. Человек не отделял себя от природы, сливал себя с ней. Ярким показателем была подготовка мертвеца ко второму рождению в каком-то новом облике (может быть, снова в человеческом). В обильном сказочном фонде всех народов сохранилось множество сюжетов, связанных с оборотнями, полулюдьми-полуживотными, зверями, говорящими человеческим языком, или людьми, понимающими язык животных. Во многих сказках давность времени определяется указанием на то, что «тогда ещё люди звериную речь понимали». Косвенно это тоже связано с возможностью для человека воплотиться в зверя, а после перемены тех или иных обличий – опять в человека. Такой «круговорот» душ должен был, очевидно, содействовать взаимопониманию человека и природы. Говорящие животные, деревья, птицы, рыбы в сказках всех народов земли, частичный антропоморфизм разных звеньев природы – наследие той длительной эпохи, когда человечество верило в перевоплощение, во второе рождение после того, как жизненная сила покинула тело умершего. Мыслилось это вполне реально: умерший продолжал жить на земле, но в каком-то ином облике».
В подтверждение сказанного выше можно найти любопытные свидетельства со стороны народных заговоров. Ненадёжное свидетельство, но всё же оно как ничто лучше отражает мировоззрение так называемой низовой культуры. Например, в народе считали, что бузина не только отгораживает от злых сил, но в ней самой могут жить злые духи, именно из-за этого бузина «кровоточит», если рубить её ветки. А потому прежде чем срубить её, чтобы не навлечь на себя лихо, читали следующее заклинание: «Госпожа Бузина, дай твоей мне древесины! Я тебе свою отдам, когда древом стану сам».
Разрешая вопрос, куда душа уходит или где живёт после своего земного бытия, мы прежде всего сталкиваемся с верованием предков в посмертную жизнь души на земле, где она, по их мнению, живёт, принимая на себя различные образы. Признавая за душой способность превращаться, предки верили, что душа усопшего блуждает по земле под видом огня или носится в виде ветра. Остаток таких представлений предка можно увидеть в существующих у простого народа поверьях. Так, простой люд думает, что ведь мы и колдуны по смерти огненными шарами каждый год отправляются к реке Иордану омывать свои грехи, но их на пути всегда застигает дождь и они никогда не достигают своей цели.
Считая себя произошедшим из земли, древний человек ставил себя через это происхождение в родственную связь с окружающим его растительным миром, так как он видел, что и растения получают своё бытие из земли. На основании этого, а также вследствие одухотворения природы и перенесения на неё своих душевных проявлений растения и деревья представлялись древнему человеку не мёртвыми, но живыми существами. Они, как и он, получили из одной материнской утробы своё бытие, они, как и он, растут, разделяют явления жизни и смерти, здоровья и болезни – одним словом, они обнаруживают все черты, напоминающие человека. Такое представление дало возможность предкам заселить растения и деревья душами умерших. К этому же побуждало и то обстоятельство, что на могилах умерших предки находили растения, выросшие как бы из праха погребённого. Для древнего человека было вполне естественно переселить в это растение душу умершего, а в том, что душа действительно могла жить в деревьях, его убеждало присутствие в них огня, который обнаруживался во время трения древесных кусков. Огонь же предки считали не только живительной силой, но и душой человека. По народному поверью, незамужние дочери по смерти превращаются в тополь, а проклятые матерью – в крапиву.
Следы древних верований наших предков в переселение души умершего в разные растения сохранились в существующих на Руси сказках. В сказке «О злой мачехе» рассказывается об убийстве мачехой падчерицы. Убитая превращается в калину. Прохожие делают из калины дудочку, которая сама играет и рассказывает всем об убийстве. Нечто подобное можно встретить и в украинской сказке «Маруся», где Маруся была удушена злым упырём. На могиле её вырастает цветок. Боярский сын пересаживает цветок в горшок и привозит домой. Ночью цветок начинает двигаться, падает наземь со своего стебля и превращается в красивую девицу (и здесь мы сталкиваемся с верой в возвращение душ в этот мир и «круговертью жизни»).
Кроме принятия образов растительного царства, душа, по представлению предков, могла также продолжать своё существование на земле под видами различных насекомых, птиц и животных. На Украине до недавних пор в народе говорили, что человек по смерти непосредственно может быть муравьем, птицей, зверем. Там же утверждали, что если не будет роздана заупокойная милостыня, то душа умершего явится к родным в виде ночной бабочки и будет виться вокруг зажжённой свечи. Увидав таковую, родственники усопшего на другой же день кормили нищих. На Руси верили и в то, что душа часто летает голубем и пребывает на месте своего погребения. С древних времен сохранился обычай строить на погостах особые сооружения для отдохновения души и для защиты её от ненастья, носящие названия голубцов. И на самом деле есть что-то в этих поверьях. Вот, к примеру, один случай из жизни.
В один из последних весенних дней рано утром мне позвонил старый хороший друг и сказал: «Твой кум пропал без вести!» Очень близкий человек. Так уж случилось, что он как военный попал на одну из войн, коим нет конца и края. Что бывает в таком случае, когда человек пропадает без вести? Тревога охватила, думы всколыхнулись? Это мало сказано. А к вечеру произошло следующее: по возвращении домой мне пришлось отлучиться на полчаса. Супруга говорит, что прилетал странный голубь. От предложенного хлеба отказался и всё заглядывал в открытое окно. Но самое удивительное было дальше. Оказалось, голубь этот никуда не улетел, он сидел на подоконнике. Услышав голоса, он зашёл в комнату. Недалеко. И стал кивать головой, будто кланялся. Когда я приблизился к нему, то он даже не попытался улететь. Присев перед ним на корточки, я стал разговаривать с ним. Молча. Он внимательно смотрел. А до него расстояния было с ладонь. Беседа эта продолжалась минут 10. После чего я сказал ему: «Теперь лети!» И он улетел. Но что привлекло меня в нём? Черты кума. Можно сказать, что это привиделось на почве дум и переживаний? Возможно! Только было ещё нечто: вырванный клок шерсти в области головы. После прилёта «гостя» осталось чувство, что надеяться не стоит. Что кума не найдут среди живых. И действительно, через три дня выяснилось, что он мёртв. И рана у него была примерно там же, где была вырвана шерсть у голубя.
Вот такая история! Да… Только в одном, пожалуй, мы соврали. По поводу «надеяться не стоит». Наоборот, появилось даже не ощущение, но какое-то знание, что у нас есть не просто надежда. У нас есть… в общем, ничего не кончается! Но вернёмся к обители души за чертой. Наши предки были также убеждены, что душа может жить на земле и под видом человека или его тени. Она, по их мнению, даже может жить в тех владениях, которыми умерший обладал при жизни. Более того, даже в самом его жилище. На существование таких представлений у наших предков указывает их вера в Рода, или Чура, которого впоследствии заменил домовой, а также в русалок – в них древние славяне тоже видели души умерших. В древней Руси было принято хоронить умерших «при путех», т.е. на распутьях, где сходятся межи различных владений. Вот как этот обычай описывается летописцем: «Аще кто умряше, – пишет он, – творяху тризну над ним, и посем творяху кладу велику, и возложахут и на кладу мертвеца, сожьжаху, а посем собравше кости, возложаху в судину (в ссуд, в сосуд) малу и поставляху на столпе на путех». В этом обряде проглядывает вера предков в защиту умершими владений рода. Усопшие оставались на меже и как бы являлись сторожами родного селения. Столпы, на которых стояли «сосудины малы» с прахом предков, отмечали границы поля или усадьбы, принадлежащих известному роду, и напоминали этому роду, что он находится под охраной своих умерших. Переход же этой границы лишал человека покровительства своих умерших родичей. Отсюда в нашем языке слово «чересчур», обозначающее нарушение известной границы или меры. В нём слышится предостережение, что мы потеряли предка – Чура – как своего хранителя.
Кроме представлений о земной обители души, у наших предков были поверья и о некоем неведомом далёком мире, где поселяются души. Чаще всего эту неведомую страну предания располагают высоко на стеклянной горе. Частично эти представления отразились в народных сказках. В русской сказке «О золотой горе» Иван-царевич приезжает к горе, «крутизна которой была столь высока, что на неё влезть никак было не можно». Трудность разрешается тем, что царевич находит в скважине горы железные когти, при помощи которых влезает на гору и достигает своей конечной цели. Эта гора есть небесный свод, который своим блестящим округло-выпуклым или куполообразным видом напоминал предкам гору. Причём сама гора – лишь путь в загадочную страну усопших. Что же касается непосредственно страны умерших, то она представлялась предкам в различных образах. Чаще всего она называется раем.
Слово «рай» происходит от индоевропейского «радж» (radz), от которого происходит подобное же индоевропейское слово «раджас». В Ригведе эта страна описывается как место света или мировое море, расположенное между землёй и небом. Такое сопоставление индоевропейского radz и славянского «рай» имеет под собой твёрдую почву. Индоевропейское «а» осталось в славянском языке, но индоевропейское «dz» перешло в славянское «й» и получилось старославянское «рай». В начале X века рай предков принимает образ воздушного светлого зелёного сада.
Является ли рай приношением христианства или нет, сказать сложно. Однозначно то, что само слово «рай» старше, чем христианство на Руси. У предков же были и другие названия для загадочной страны упокоения. Это «навь» и «пекло». Причём это далеко не одно и то же. Отчего происходит слово «навь», сказать сложно. Однако можно сделать предположение, что со словом «навь», взятом в смысле страны усопших, у предков связывалось представление о стране усопших как о стране суровой, холодной, покрытой мраком и тенью, так как слово «навь» и несомненно родственные ему слова: латышские nave – «смерть», navet – «убивать», готские naus, navis – «мёртвый», чешские naw, nawa – «смерть», «могила, жилище усопших», unawiti – «загубить, умереть», – указывают на мёртвое, обессиленное.
А что тогда такое пекло? Лингвисты в этом слове выделяют корень «пек», значение которого – «варить, печь, делать спелым», указывающее на действие теплоты и огня. От этого корня происходят слова «пека», «пек» в значении «жар, зной». Но связано ли пекло в общепринятом понимании с мучениями? Так уж принято воспринимать это слово. Как славянский ад. По словам всё тех же исследователей старины, исключительного смысла загробной муки слово «пекло» в язычестве не имело. Пеклом можно и, наверное, нужно считать горную область, где действует небесная теплота, солнечные лучи и огонь. Сюда предки отсылали своих умерших без всякой мысли о возмездии. Выходит, пекло чем-то сродни раю, а навь – христианскому аду? Или же не совсем так? Однозначно одно: русские сказки рисуют подземный мир, который нам привычно воспринимать адом, как мир светлый; в нём лежат три царства: Медное, Серебряное и Золотое, но эти же сказки рисуют его царством тьмы, и этот подземный мир они называют тем светом.
К тому же у наших предков не было представлений об аде с его муками как о месте наказания за дурные поступки на земле. По их представлениям, усопшие могли там терпеть горе и нужду, как терпели их на земле, но это не есть мука, какую рисуют себе в загробном мире христиане. Понятие ада приходит на Русь вместе с христианством. Да и то большую часть картин ада наши предки заимствовали из тех эсхатологических сказаний, преимущественно апокрифов, которые с христианством распространялись по русской земле. Из них наши предки, по сути, сотворили (ключевое здесь слово!) христианский ад, который, к слову, не имеет никаких описаний в святоотеческой литературе. Так, например, в апокрифах «Хождение Богородицы по мукам» и Хождение апостола Павла по мукам», в которых особенно подробно рассказывается, за какие грехи какие будут муки, мы находим следующие виды адских мучений:
• змеи ядовитые будут: для блудников, блудниц и для читавших святые книги и объяснявших их другим, но не творивших волю Божию;
• черви лютые: для ростовщиков, калугеров (монахов), творивших блуд и осквернявших святой Крест, дьяконов, бравших недостойные приносы, для не миловавших вдов, си рот и нищих, для отрицавших Воскресение Христово;
• река огненная: до верха погружены в неё – «ижекрьест чьнъш держаще кльноуться лъжами»; до шеи – евшие человеческое мясо; до пояса – дети, проклятые своими родителями; до колен погружены – разговаривавшие в церкви, рано выходившие из неё, а также епископы, не ходившие в благочестии, не творившие праведного суда, не миловавшие вдов и сирот и не призревавшие странных и убогих;
• огненное озеро: для крестившихся, но делавших дела дьявольские;
• смола кипучая: для жидов, мучивших Иисуса Христа, для блудивших с кумами, матерями и детьми, для отравителей, разбойников и детоубийц; повешение за язык: для клеветников и для тех, которые разлучали брата с братома, мужа с женой;
• пропасть огненная: для поганых, сотворивших милость, но не признавших Бога;
• пекло, преисподняя, жаркий огонь: для черноризцев неправедных, похотников и не миловавших сирот;
• одр огненный: для тех, которые в Святую неделю к заутрени не вставали по лености;
• столы огненные: для тех, «иже попов не чьтоут, то ни встают им, егда приходят от церкве Божые».
Но и с принятием христианства славяне не оставили своих прежних представлений о жизни душ на земле. Им трудно было поселить души своих предков в аду за одно то, что они не знали новой веры. Эта мысль казалась нашим предкам слишком тяжелой. Тем более что они привыкли благоговеть перед душами умерших. Поэтому они не «поселили» их в аду, но оставили поблизости с собой, на земле. Так и появились представления о Покое (земном) и Царстве небесном.
Самая же страна отцов от мира живых отделялась у наших предков воздушным пространством, которое им казалось всесветным морем-океаном или рекой, обтекающей со всех сторон землю, по которым плавают корабли-облака и тучи. Вследствие этого душа умершего должна была, по представлениям древних людей, переплыть это водное пространство. Но считалось, что можно не только переплыть эту Забыть-реку, но и перейти её по мосту. Представления о нём были и на Руси. Сказы о мосте, ведущем в страну отцов, мы встречаем в духовных стихах. В них говорится, что праведные и грешные идут в ад и рай через огненную реку «как бы по мосту».
Так видели наши предки будущее жилище души. Но почему мы тут подчеркнули слово «сотворили» в отношении к аду? Если помните, в первой части мы рассказывали о «непопулярных» представлениях в Спасе о том, что мы творим делами своими некую сказку. И сказка эта не здесь, но там, куда потом уходят души. Она ли зовётся покоем? (Как тут не вспомнить булгаковский покой!) Либо же её можно назвать раем? А может, пеклом с навью? В таком случае сюда можно присовокупить и ад. Ибо всяко, со слов наставников, эта обитель для душ такая же временная, как и здешнее житие наше. Мы творим эту обитель здесь наряду со спасением (но вдруг не осилим сего) своими трудами. Она – плод их. Выдумка? Да! Как и всякое изображение потустороннего. Только выдумка не бесплотная, но имеющая плоть. Да и есть ли вообще выдумки, которых нет? Истинное же прибежище души – Дом Божий! Но до него далече. Однако, со слов необразованных народных богословов, Бог всяку душу Домой ждёт. И однажды она вернётся туда!
Но вернёмся к тому, как наши предки видели душу. Исходя из материальных представлений о душе, они воспринимали её в различных образах. Прежде всего – в образе ветра. Живя тесной жизнью с природой, понимая её в соответствии со своим существованием, наши предки видели, что природа живёт и в ней как бы есть дыхание. Дыхание – это ветер, с прекращением действия которого в природе все замирает. Такое представление о душе имели все индоевропейские и даже неиндоевропейские народы, о чём может свидетельствовать язык. Почти у всех народов можно найти обозначение души посредством слов, выражающих понятия «ветер», «дуновение» и пр. Так, русские «душа» и «дух» перекликаются с литовскими dausa («дыхание») и dusti («дышать»). Тесная связь понятий «дуть, дуновение, ветер», с одной стороны, и «дух, душа» – с другой – выявляется также при сравнении их с латинским spiritus («дуновение, дыхание, дух, душа») и «spirare» («дуть, веять, дышать»). Созвучны с названными греческие pneuma («ветер, воздух, дух, душа») и pnew («дую, вею»); ирландские anam («душа) и anail («дуновение, дыхание»); санскритское atman («дух, душа») и греческое autmh («дуновение, ветер»); армянское antsn («дуновение, дух, душа») и англосаксонское afole («веяние, дух, душа»), все эти слова образованы от корня an.
В языках неиндоевропейских мы встречаем еврейские nefes и ruach, обозначающих: «ветер, буря, дыхание, дух, душа». Такие же значения имеют арабские nafs и ruh. Венгерское szellem («дух, душа») происходит от szel («ветер»).
Было ещё у предков представление о душе в виде тени, легкой как воздух и неуловимой для осязания. Тениэти у наших предков носили название «навье». В летописи 1092 года говорится, что жители Полоцка были избиваемы мертвецами – неуловимыми для взора привидениями: «и небе их видети самех, но конь их видети копыта, и тако уязвляху люди плотьскыя и его (их) область; тем и человецы глаголаху, яко навье бьют полочан».
Олицетворяли предки душу в образе дыма или пара. На существование такого представления о душе указывает нам язык. Так, слова «дух, душа» имеют корень в виде «ду» (дуть, раздувать). От этого же корня происходит и слово «дума», в старину означающее также и «дым». Сегодня под словом «думать» мы понимаем некую душевную способность – наши думы, которые виделись предкам что дым. В течение жизни, как считалось, душа, благодаря своему парообразному состоянию, питается паром от той пищи, которую ест человек. Если бы она не была таковой по природе своей, то не смогла бы делать этого.
Наблюдая явления природы, предки наши не могли не заметить и того обстоятельства, что дым или пар в пространстве принимают вид облака. Это, в свою очередь, дало им повод представлять душу в образе облака. Душу облаком представляли и греки. Указание на такое их представление можно найти в «Илиаде», где говорится, что душа Патрокла ушла от Ахиллеса, как облако сквозь землю.
Но наиболее часто в душе видели огненную природу. Помимо ветра, душа представлялась предку в образе огня, теплоты. Отголоски подобных представлений о душе как об огне на Руси можно усматривать в существующих суевериях, по которым светящиеся на кладбищах огоньки – не что иное, как вышедшие души. Соотнесённость значений «душа» и «огонь» выявляется и на лингвистическом уровне. Сравните русское слово «дух» и индоевропейское dheg, означающее «гореть», или латышское gars – «душа» и русское «гореть». Здесь же, забегая вперёд, нам даётся ещё одна подсказка – наше дыхание также напрямую связано с огнём. Ещё яснее связь понятий «огонь» и «жизнь» становится для нас в слове «воскресать», которое образовалось от старинного слова «крес» – огонь («кресиво», или «кресало»; польское krzesiwo – «огниво»; «кресати», «кресити» – «высекать искры», откуда и «кресник» – «июнь», т.е. месяц огня) и буквально значит «возжечь пламя», а в переносном смысле – «восстановить погасшую жизнь». Отождествление души с огнём послужило основанием для древних людей представлять её и в виде звезды, потому что последняя, по их воззрениям, тоже считалась воплощением огня.
Представления о местонахождении души в теле были также самыми разнообразными. У мужчин её располагали в сердце, а у женщин – в животе; могла она находиться в костях либо же в той части тела, которая движется в данный миг. Когда идёшь, то душа в ногах, когда говоришь – в лице, а когда делаешь что-либо руками – в руках. Глядит душа сквозь глаза, а сбегает в пятки либо в мизинец левой руки.
Виделась нашим предкам душа в виде маленького чистого человечка с прозрачным телом. Остаток этого древнего представления души в человеческом облике можно усмотреть из духовного стиха «О бедном Лазаре», где сказано:
Возьмите душу вы (ангелы) Лазареву,
Несите ее вы под правую руку,
Посодъте ее вы во светлом рай.
Здесь слова «несите её (душу) под правую руку» указывают нам, что душа, как и человек, имеет руки, а такое представление не могло быть в христианстве, где душа признается нематериальной сущностью.
Видели душу в образе птицы или насекомого (бабочки, мотылька, светлячка). Очень распространены были понятия о растительных образах души (душа прорастает в виде деревьев, цветов и даже травы). Редко, но было и такое представление, когда с человеческой душой соотносились предметы. Так, в некоторых местах после смерти человека стирали его простынь, полагая, что «душу на том свете покойнику моют» и что от этого душа его очищается от грехов.
Воспринималась душа как некое вместилище внутренних состояний человека, а её «субстанцией» является дух (наполняющий душу, но существующий и за её пределами), подобно тому, как «субстанцией» тела является плоть. В представлениях казачьего Спаса душа неоднозначна. Она имеет сложное устроение. Она и сосуд, и одежда, и мешок, и помещение, и склад вещей, и даже страница. На этом мы более подробно остановимся чуть позже.
А пока возникает закономерный вопрос: почему мы вообще так подробно разбираем понятие «душа»? Да потому что душа – это то, вокруг чего в Спасе «весь мир вращается». Она – пята, или краеугольный камень нашего бытия. Душа приходит в этот мир взять свой взяток, то есть получить те уроки, которые сделают её совершеннее и позволят ей однажды вернуться Домой – в Град Небесный. И наша главная мечта в этой жизни, хотим ли мы это признавать или нет, – совершенство! За него-то мы и сражаемся ежедневно во многих своих битвах. Да и все те способности, за которыми гоняются люди и которые кружат им голову (кто не мечтает или не мечтал стать чуточку волшебником?), есть признак совершенства. Совершенства чего? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно задаться другим вопросом: все эти сверхспособности и сверхвозможности, ради обретения которых мы идём обучаться всевозможным оккультным премудростям, – кому они принадлежат? Подчеркнём: не знания, но способности! Ответ тут будет однозначный – не телу, но тому, кто внутри него. Душе, и только ей! Ведь не зря те же знатоки оккультных наук твердят о некой энергии, позволяющей быть нам в силе. А что такое энергия? Всего лишь некое внутреннее действие. Но внутри нас скрыта душа, и значит, это внутреннее действие есть её проявление. И по тому всё то, о чём мы мечтаем, чего мы хотим в конечном итоге – это совершенствование нашей души ради неё и для неё. И сколько мы ни будем насиловать тело упражнениями, пытаясь выжать из него чудо, итог на выходе будет равен нулю.
Очень наглядно об этом говорит в своих работах А.А. Шевцов. Согласно ему, открытие чудесных способностей есть следствие простой и естественной жизни в самом себе. А для этого надо убрать помехи этим способностям, то есть вновь обрести свою потерянную душу. То же самое говорили наставники в Спасе, и мы не можем не прислушиваться к ним. Ибо в этих словах подсказка имеющему уши. Только наставники добавляли при этом, что вначале мы отыскиваем свою потерянную душу, а потом её оттачиваем до области о мир, как о точильный камень. Спас – это спасение души. Спасение от богоотчуждённости. Отпала же от Бога наша душа, но не тело. Оно лишь в подспорье ей.
Но как видели душу в казачьем Спасе? Неоднозначно! Выше мы уже пытались начать говорить об этом. Остаётся продолжить. Иное казачье предание, в противовес о частицах души в облике трёх братьев, представляет триглав души в виде трёх сестёр. В русской волшебной сказке о трёх царствах – Медном, Серебряном и Золотом – повествуется о том, как герой в поисках трёх царёвен отправляется в подземный мир. Здесь он попадает сначала в Медное царство, затем в Серебряное и, наконец, в Золотое. Царевны дают герою по яйцу, в каждое из которых сворачивается по царству. По возвращении героя вместе с царевнами на белый свет из яиц, брошенных на землю, разворачивается три царства. Это, в воззрениях Спаса, три мира бытия: нижний, средний и верхний. Подобное устроение мира отразилось и в человеке, где триглав души – отображение трёх миров. Каждому миру соответствует «одна глава» души человека. И каждая из сестёр правит своим царством. Имена сестёр – суть: Жива, Смага и Тяма. В нижнем – Дольнем царстве – правит животная душа – Жива. В среднем – Утреннем (от слова «утрь» – серёдка) – царстве правит чувственная душа – Смага. В верхнем – Горнем царстве – правит умная душа – Тяма. У неё были и другие имена. Это Глава и Мудрость. Все царства расположены внутри «яйца жизни». Другие его названия: «пузырь жизни», «селецкий пузырь», «сялибий гладыш». Каждому из царств души соответствуют также три «йодра памерков», или три ядра сознания.