Текст книги "Том 6. Ведь и наш Бог не убог, или Кое-что о казачьем Спасе. Из сказов дедуси Хмыла. Часть III. Смага"

Автор книги: Лгало… и Подлыгало…

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Рисунок 280. Огрюшивание в Утреннее царство

Следующий шаг – собирание Верхнего мира. При этом в том же самом исходном положении «пяты» поднимали руки вверх и в стороны. Пальцы были широко расставлены, макушка «подвешена». Во всём теле сохранялся натяг. Какое-то время огрюшивались в Горнее царство, а затем, получив некий отклик от него, начинали собить его образ в виде голубого цвета на каждом вдохе в сердце, впитывая Верхний мир также и телесно за счёт едва заметной волны (рисунок 281).

Рисунок 281. Огрюшивание в Горнее царство

Повторяли так в течение семи вдохов. На выдохе опускались вниманием в сердку. А на вдохе вновь впитывали в сердце Верхний мир.

После этого «выходили на простор» и собирали в сердку четыре стороны света. В том же самом положении «пяты» и лицом «к престолу Божьему» – на восток – руки закладывали за голову, положив ладонь на ладонь. Пальцы при этом не сцепляли. Сохраняя натяг тела, огрюшивались в северные врата за счёт «прорастания» из левой поташки (подмышки) (рисунок 282). Здесь левая сторона соответствовала «началу», или северным вратам.

Рисунок 282. Огрюшивание в северные врата

Но какого-либо сакрального значения искать здесь не стоит. Не зарекалось стать и лицом к северу. В этом случае огрюшивание в северные врата выполнялось бы за счёт грудины. Суть всех действий, как нам было сказано, не в выстраивании тела по сторонам света, а в заложенном в основу образе. Поэтому в тех упражнениях, которые показывал наказитель, зачастую можно было встретить некоторую путаницу в отношении стихий, сторон света и частей тела. На вопрос, почему так, он давал ответ: «Чтобы быть вольным от всего этого».

«Проникнув» в северные врата и «зацепив» эту часть мира, что отразится в каком-либо отклике (достаточно было быть внимательным к своим ощущениям, и становилось понятно: вот оно – то, что мне нужно), на вдохе собили её образ в виде зелёного цвета в сердце. Повторяли так семь раз. На выдохе опускались вниманием в сердку.

Опять же, соотношение севера и зелёного вызывает с ходу некоторое недоумение. Так как для севера в нашем понимании больше подходит белый цвет или что-либо из холодных цветов, тот же синий. Но в данном случае мы просто через цвет радуги даём имя какой-либо части мироздания. И назвав её, делаем для себя посязаемой, а значит, теперь её можно будет взять внутрь – понять и сделать своей. Без поименования этого сделать невозможно! Имя – некий ключ к овладению предметом или явлением. Через зелёный цвет мы «озвучиваем» север, который теряет для нас свою безвидность и становится вещным.

И человек всегда волен в поименовании окружающего. Моё восприятие севера как белого или синего может совершенно не совпасть с восприятием другого человека. Взять хотя бы языки разных народов мира. Например, какие образы вызовет у вас эстонское «ыги» или якутское «ерус»? А «река»? Совпадут ли внутренние ощущения от этих трёх слов? Но тем не менее значение этих слов такое же, как и русского «река». Или сравнить слова «луна», «ку» (эст.) и «ый» (якут.), означающие одно и то же. Как мало они похожи! Это значит только одно: настоящее имя есть нечто близкое ко всем этим именам, но оно совершенно иное. Как говорится, истина где-то рядом! А значит, и «река», и «ыги», и «ерус» могут привести к сути независимо от внешней сряды (звучания) имени. Точно так же, поименовав север через зелёный цвет, мы способны обрести через это имя его суть.

Не меняя исходного положения, подавали слегка вперёд грудную клетку, откуда некоторое время огрюшивались осознанием в восточные врата, «зацепляя» восточную сторону света. После того как она отзывалась, собили её образ в виде жёлтого цвета на вдохе в сердце (рисунок 283). Как и во всех предыдущих случаях, тело принимало участие в этом действии, вбирая в себя эту часть мироздания. Внешнее его проявление было почти незаметно. Это легче показать, чем сказать о нём. Если же всё-таки найти слова для описания телесного участия, то тело вроде как расступается в стороны, чтобы приять восточную сторону. Точно так же повторяли семь раз. На выдохе помещали своё внимание в области сердца.

Рисунок 283. Огрюшивание в восточные врата

Следующим шагом собили южную сторону пространства. Для этого из правой поташки (подмышечной области) огрюшивались в неё какое-то время. Получив от неё отклик, на вдохе начинали собить в сердку образ южной стороны в виде оранжевого цвета (рисунок 284).

Рисунок 284. Огрюшивание в южные врата

Вдох здесь был протяжённый, словно вы пьёте с блюдца горячий чай. Именно такой образ давал нам наказитель. Телесное участие в этом действии проявлялось неким расступанием тканей тела (своеобразным расширением подмышечной области), чтобы принять в себя южную сторону. Повторяли таким образом на семи вдохах. На выдохе удерживали своё внимание в сердце, пребывая в оранжевом свете, что позволяло «закрепить» в нём южный состав мироздания.

И наконец, собили западную сторону. Для этого, особо не меняя положения тела, только округлив спину и выпятив её к западным вратам, огрюшивались в них своим осознанием и находились здесь до отклика от западной стороны. Получив его, начинали на вдохе собить её образ в виде красного цвета, помещая его в сердку (рисунок 285).

Рисунок 285. Огрюшивание в западные врата

Вдох здесь, как и во всех остальных случаях, был очень протяжённый. Это позволяло ощутить вещественность той части света, которую буслали в сердце. Телесное участие выражалось в неком раздвигании тканей спины, чтобы принять в себя запад. Повторяли семь раз. На каждом выдохе удерживали своё внимание в сердце и пребывали в нём, будучи окружённым красным цветом. Это позволяло, как и во всех остальных случаях, «связать» его – запад – с собой.

Собрав все «семь Симеонов», какое-то время просто зрели сердце, вдыхая и выдыхая в нём, пребывая в его теплоте. Тут, опять же, невозможно определить, сколько надо быть в сердце. Иногда это действие может захватить человека и удерживать в себе довольно длительное время. А может «вытолкнуть» его через три-четыре дыхательных круга, побудив двигаться дальше. Так что вольному – воля!

Завершив «обход полноты» (так наказитель говорил о собении семи составов пространства), точку в этом деле не ставили. Все части пространства, или Симеонов (как иногда повторял знахарь), нужно было ещё стростить (смешать) и спахтать (сбить, сделать их плотными) для получения самого «семени». Обе эти цели достигались за счёт своеобразного взбалтывания, в котором тело и сознание действовали сообща.

Для этого становились в положение креста, то есть с отведёнными в стороны руками. Ноги располагались чуть шире плеч. Внимание собирали на сердке и какое-то время удерживали его здесь. А затем на вдохе перемещали его в макушку. Вместе с ним катили волну плотности. Тело участвовало в этом действии за счёт волнового движения. Но чем меньше была внешняя волна и чем больше внутренняя, тем чище и глубже было действие, призванное стростить и спахтать Симеонов.

На выдохе волну плотности катили вниз к стопам за счёт такого же волнообразного движения (рисунок 286). Повторяли подобным образом семь раз, считая за раз вдох-выдох, то есть движение волны плотности вверх-вниз, от стоп к макушке (вдох) и от макушки к стопам (выдох). При этом не возбранялось помогать себе за счёт движения глаз. На вдохе глаза глядели вверх, на выдохе – вниз. Завершив всё действие, внимание (а с ним и волну плотности) возвращали в сердку, где и оставались своим осознанием некоторое время.

Рисунок 286. Пахтание и стростивание Симеонов

Следующим шагом смешивали и пахтали собранные составы пространства справа налево и наоборот. Не меняя исходного положения, на вдохе внимание перемещали в правую ладонь. Вместе с этим сюда же за счёт волнообразного движения перекатывали ядро плотности. Тело слегка отклонялось вправо. На выдохе внимание, а вместе с ним и ядро плотности перемещали в левую ладонь. Тело отклонялось при этом слегка влево. Получался своеобразный гайдок (кач-маятник) (рисунок 287).

Рисунок 286. Пахтание и стростивание Симеонов

По началу размах кача мог быть довольно выраженным, что позволяло легко научиться «переливать» плотность из стороны в сторону. Но со временем стремились внешние проявления гайдка «затулить вовнутрь».

Точно так же помогали себе глазами, которые на вдохе глядели в сторону правой ладони, а на выдохе – в сторону левой ладони. Повторяли семь раз, считая за раз вдох-выдох или движение вправо-влево. Завершали, как и в предыдущем случае, собирая внимание вместе с ядром плотности в сердке, где его удерживали некоторое время.

В том же самом исходном положении на вдохе перемещали внимание вперёд к грудной клетке, туда же и перекатывали ядро плотности. Тело при этом подавалось слегка вперёд, а руки отводились назад.

На выдохе, наоборот, тело отклонялось назад, а руки подавались вперёд. Внимание при этом откатывалось назад к спине, куда и перегонялась волна плотности. В этом случае Симеоны стростились также за счёт гайдка (маятника), но его величина была настолько мала, что можно больше говорить о внутреннем маятнике, чем о внешнем (рисунок 288).

Рисунок 288. Пахтание и стростивание Симеонов

Повторяли семь раз, считая за раз вдох-выдох или движение вперёд-назад. При движении помогали себе глазами, «перекатывая» взор в соответствии с движением вперёд-назад. Завершив, внимание помещали в сердке, где его и удерживали некоторое время.

Ну и наконец, смешивали и пахтали Симеонов в звезде. При этом всё действие выполнялось на одном дыхании, а точнее, на одном выдохе. Из сердки, где помещалось внимание, перемещали его в левую ладонь, оттуда в правую ступню, далее в область макушки, в левую ступню, в правую ладонь и обратно в сердку. На вдохе внимание удерживали здесь, а затем снова на выдохе его пускали по звезде (рисунок 289). Всего семь раз.

Рисунок 289. Пахтание и стростивание Симеонов

Вместе с вниманием за счёт волнообразного движения по звезде в теле катилось ядро плотности. И опять же, чем волна была менее выражена внешне, тем тоньше считалось действие. Глазами можно было помогать себе и в этом случае, следуя ими за вниманием.

* * *

Пентаграмма была широко известна у всех народов как оберегающий от всякого зла знак; вера в её оберегающие свойства была столь глубока, что в Древнем Вавилоне её изображали на дверях магазинов и складов, чтобы уберечь товары от порчи и кражи. Она также для посвящённых являлась могущественным знаком власти. В том же Вавилоне этот знак часто встречается на царских печатях, и, по мнению современных учёных, она олицетворяла собой «власть правителя, распространявшуюся на все четыре стороны света».

В первые века христианства перевёрнутая пентаграмма трактовалась как знак Христа. Перевёрнутая пентаграмма имеется на печати равноапостольного римского императора Константина Первого Великого, сделавшего христианство государственной религией. В средневековом западном христианстве пентаграмма была напоминанием о пяти ранах Христа: от тернового венка на лбу, от гвоздей в руках и ногах. Во времена инквизиции пентаграмма приобрела негативные коннотации, её стали называть «нога ведьмы». В более поздние времена пентаграмма с двумя восходящими концами представляла собой сатану в виде козла на шабаше; когда восходит один конец – это знак Спасителя.

Звезда, или пятиконечник, нашла отражение и в народной культуре наших предков. В древности, как говорят, пятиконечная звезда считалась знаком весеннего бога Ярилы, покровителя пахарей и воинов. Нашла она своё отражение и в обрядовой деятельности.

Пятиконечник вырезали на каблуке левого сапога или рисовали углём на левой пятке, чтобы не заблудиться в лесу. Рисовали звезду на колыбели младенца, чтобы к нему не пристали ночницы. Чтобы сберечь скот, звезду рисовали на стенах хлева или конюшни. Чтобы в доме не пугало, пятиконечную звезду вырезали на окнах, дверях, рядом с трубой. Для хорошего улова делали поплавки в виде звезды.

* * *

В итоге вышеописанного «взбалтывания» в сердку закладывалось «семя», которое и становилось предметом следующего за сводом Земли свода Неба. Сколько на это требовалось времени? Не так много, но и не слишком мало. Обычно уходило от одного до двух месяцев постоянных упражнений. Иногда больше. После чего нужда в «семени» отпадала и можно было идти дальше.

«Семя» – это определённое состояние сознания, достигнув которого, можно и нужно было отказаться от «лишнего груза». Лишним же грузом Лесник называл все без исключения прикладные работы, которые он же и показывал. И делал он это для того, чтобы лишний раз подчеркнуть нам то, как можно уловиться своим делом и телом. Это сказано нами к тому, что традиционно данный свод упражнений входил в лествицу Смаги и был некой ступенькой в ней в стяжании определённого состояния сознания под обрядовую деятельность, но не предназначался для оздоровительных целей.

Это не зарядка, не оздоровительная гимнастика, как и весь свод Земли в целом, а лишь частица «психотренинга» тех, кого брались обучать на «чаклуна» в той традиции казачьего Спаса, о которой мы тут пробуем поведать вам. И не будет преувеличением лишний раз здесь подчеркнуть именно психологическую основу всей Смаги в целом и данного свода в частности!

Свод Смаги Неба

Вот мы и подошли к своду Неба. По сути, все предыдущие работы Смаги являлись подготовкой к нему. Свод Огня пробуждал наше осознание, свод Воды очищал нас, «приуготовляя к собиранию мира». Свод Земли собирал окружающий нас мир в Единое, которое и есть в сути врата в этот мир. Теперь нужно «войти в эти врата – Единое – и стать равным всему миру». Мысль стара, как сам мир. Многие мудрые мира сего твердили, что состояние могутности – это состояние вездесущности, или состояние «здесь и сейчас». И сколько поколений ищущих вслед за ними повторяли эти простые слова – «здесь и сейчас»! Всё просто и понятно, но вот совпасть с этим «здесь и сейчас» у многих так и не получалось. Это, конечно же, мы говорим прежде всего о себе. Хотя «здесь и сейчас» кажется проще простого. Ну да ладно. Ближе к своду Неба.

Свод Земли дал нам возможность быть в силе (обрести силу как некую верёвку), но пока что сила не в нас. Чтобы это произошло, нужно окончательно потерять себя, став наравне с этой силой. И это не просто слова, а весьма непростая задача. Решить её можно было через движение или пляс, в котором человек просто растворялся. Только в этом случае окружающий мир становился для него обрядовым пространством.

Таким образом, свод Неба был связан с движением и включал в себя немало различных прикладных работ. В любом случае его суть – это работа с изменёнными состояниями сознания через телодвижения. По ходу мы уже не раз затрагивали этот вопрос. А если быть точным, то и не отступали от него. Так что свод Неба – всего лишь продолжение того, о чём говорилось выше. И начнём мы разговор о своде Неба с «пляса Свили».

«Пляс Свили»

Пляс в древнем обществе занимал одно из виднейших мест. Он имел ярко выраженную утилитарно-магическую направленность и служил для защиты общины от разных напастей: отгонял духов бесплодия, духов болезней, различные стихийные бедствия, призывал природу к весеннему возрождению, являлся средством вызова дождя и т.д. При помощи пляса гадали о том или ином важном обстоятельстве для народа. Например, будет урожай или засуха, будет ли удачной охота, будет ли попутный ветер для плавания. Это явление можно наблюдать повсеместно.

Попробуйте найти такой народ, у которого не было так называемых знахарских танцев! Также танец был призван исцелять мир. В воззрениях наших предков корни Мирового древа, которое находится в основании мира, постоянно подгрызают живущие у его подножья жители Нижнего мира. Из-за этого в нём скапливаются напряжения, которые могут однажды привести к падению древа. И тогда рухнет мир.

Многие из людей ощущают это в виде мелкой трясучки в своих телах, которую считают одним из симптомов панической атаки. Зубы стучат, хочется бежать и что-то делать. Особенно это усиливается перед войной, стихийными бедствиями. Эти люди идут к врачам, но облегчения не получают.

Чтобы не произошло «падение древа», наши предки в очень далёкие времена плясали и через пляс сбрасывали напряжение с древа, которое проходит сквозь тело каждого человека. Сейчас люди в плясе продолжают делать то же самое, хотя и не осознавая этого. Об обрядовом характере танца говорит и то, что его нельзя было прерывать до тех пор, пока не заканчивалась песня или музыка, под которую проходил танец. Нарушение этого запрета считалось опасным для всех танцующих.

Как магическое действие пляс применялся во многих случаях жизни. Рыбаки на Масленицу плясали вокруг невода, полагая, что это принесёт им хороший улов рыбы. Танцевали при посадке капусты и лука вдоль грядки, чтобы капуста была сладкой, а лук не был горьким. Бытовало поверье, что если хоть чуть-чуть потанцевать на Масленицу, то ни одна ведьма тебе не сможет навредить весь год.

В работе Т.Д. Златковской «К проблеме античного наследства у южных славян и восточных романцев» о плясах в связи с нашей пользой сказано буквально следующее:

«Для излечения от «самодивской», «русальской» болезни калушары подготавливали сосуд с «непочатой» водою. Руководитель дружины кидал в этот сосуд различные целебные травы, а также новую (полученную только что от гончара) чашу, которую наполняли уксусом и чесноком. Больного, покрытого шерстяным одеялом, приносили к месту игры и клали в центре образованного играющими круга. По приказу руководителя начинают танец, идущий во все убыстряющемся темпе. В определённый момент, когда танцоры пляшут на месте, подставив под спину палку-жезл («калуш», «тоягу»), больного подкидывают вверх с криком: «Du-te la calus!» («Хей на калуш!») Вслед за тем руководитель входит в круг, натирает больного настоем из чаши, машет над ним знаменем. Калушары перескакивают через больного, хлопают руками по всему его телу, танцуют вокруг него и вокруг сосуда с водою. Темп танца нарастает, руководитель обряда опрыскивает настоем из чаши танцоров и больного, произносит заклинания. В момент наивысшего напряжения (танцуют до упада, до конвульсий) по знаку главаря старший из танцоров разбивает сосуд и обрызгивает больного и других участников действа «непочатой» водой. В этот момент больной должен вскочить на ноги и побежать – это признак выздоровления; в тот же миг один или несколько игроков падают без чувств, как бы переняв болезнь излечившегося. Теперь обряд совершают над ними, и танец идет опять по кругу, но в обратном направлении».

Пляс был также всегда одним из сильнейших средств воздействия на психику человека, так как с его помощью легче всего было войти в раж, или то, что называют сейчас трансовым состоянием. В определениях психологов транс (фр. тransir – «оцепенение») есть «психологический переход, включающий в себя регрессию и временную утрату эго, к сознанию и реализации ранее не осознанной психологической потребности». В традиции Спаса под ражем, или куражом, понимали такое состояние, когда человек терял свои привычные границы и обретал для себя иные, недоступные ему в прежнем состоянии возможности. В работе Л.П. Мориной «Ритуальный танец и миф» об этом говорится следующим образом:

«Ритмически организованное телодвижение оказывает сильное влияние на подсознание, а затем и на сознание. Это свойство танца, использующееся в танцевальной терапии сегодня, уходит корнями в древнюю традицию ритуальных плясок. Ритм связан с мышечной реактивностью человека. Об этом знали торговцы рабами, перевозившие в трюмах кораблей большое количество чёрных невольников: танец, сопровождаемый ударными инструментами, успокаивал периодически возникавшее волнение среди рабов.

У древних народов военные ритуальные танцы проходили в мощных ритуализированных формах. Это приводило к слиянию участников танцевального действия и зрителей в едином ритмичном пульсе, что высвобождало колоссальное количество энергии, необходимое в военном деле. Давно замечено, что групповые ритмические телодвижения приводят к появлению мистического чувства родства, единения людей друг с другом. Поэтому многие народы имеют в своей истории танцы, построенные по принципу круга, танцы в кругу, сплетя на плечах друг друга руки или просто держась за руки. Танец давал необходимую энергию для важных жизненных событий… Танец как часть религиозного культа мог обеспечивать вхождение в особое психическое состояние, отличное от обыденного, в котором возможны различного рода мистические контакты с миром духовных энергий».

Эта особенность пляса – вводить человека в отличное по сравнению с обыденным состояние сознания – не осталась без внимания и со стороны Спаса. Так, основные упражнения свода Неба подавались в виде некоего пляса, а его ядром являлась «пляска Свили». Внешне это не совсем походило на пляс в общепринятом понимании. И конечно же, «пляс Свили» не имел ничего общего с такими хорошо всем известными плясками, как казачок, опришок, метелица, гопак. Почему же тогда его именно так называли – «пляс Свили»? Со слов знахаря, наш Поселенный пузырь (весь состав) связан воедино некой верёвкой – Свилей. Свиля эта сродни древнеарийской Мере, являющейся осью мира. Причём ось эта состоит из трёх составляющих – по числу мер нашего пространства. И Свиля эта всегда играет, то есть находится в плясе – развивается. А раз Свиля, как некая основа мира, пляшет, то и мир оттого в пляске непрерывной находится. Чтобы совпасть с миром, однажды человек сам должен в пляс пуститься и в плясе этом стать равным ему.

В плясе «семя», в сердце вложенное, прорастает, и из этого семени родится человек новый. В плясе он растёт и развивается, и однажды становится равным всему миру. Итогом «пляса Свили» являлось некое новое состояние человека. «Семя» в Свиле умирало, чтобы дать жизнь новому. Давалось и такое разъяснение «пляса Свили»: дитя становится взрослым через подражание взрослым; так и миром можно стать, подражая ему; мир же есть нескончаемый пляс – пляс Свили; вот характерный через свой «пляс Свили» и играл в мир, становясь миром. Нечто подобное в сути можно найти и в иных традициях. Например, в том же суфизме.

В объяснениях исследователей пляса суфийских дервишей, через танец, через кружение вокруг собственной оси («вокруг солнца») человек воссоединялся с движениями Вселенной. Когда он закручивался, то создавал тихую точку внутри сердца и тем самым обращал Вселенную внутрь своего существа; когда он раскручивался, он обращал свой дух назад, к своему божественному источнику. То есть воплощая небесные движения планет вокруг собственной оси и вокруг солнца, дервиш благодаря своему кружению достигал спирального движения Вселенной внутри себя самого. Сжатие духа в материю происходило вокруг спокойной оси его собственного сердца. Благодаря танцу, воспроизводящему макрокосмический созидательный танец, тело дервиша становилось Вселенной, его движения – её движениями. И в этом случае он достигал равенства со всей Вселенной, которой он и становился. Путём вихревого движения Божественное обращалось вниз, к грубой материи, а благодаря повороту спирали в противоположном направлении происходило восхождение духа в Небеса.

Было ещё одно толкование «пляса Свили». Выше уже говорилось, что илой можно овладеть только в некоем развитии. В обычном своём состоянии сила безразлична к нам, она проходит сквозь нас, как проходит мимо наблюдателя протекающая река. И получается в этом случае, что сила сама по себе, а мы сами по себе. Её, чтобы она стала нам служкой, нужно связать. Связывали силу в этой части традиции Спаса через «пляс Свили». Повязывали её со своей мерой, на которой была расположена стёжка (тропинка) истот. И сила, будучи всё время в движении, приводила истоты в трепет. Что, в свою очередь, переводило человека в состояние «горения». И это «горение» было как раз тем самым состоянием, необходимым под требы, будь то лечейное дело, обновление договора на перекрое мира либо дело ратное.

«Пляс Свили», скорее всего, за то состояние, которое он давал человеку, считали также весьма действенным оберегом. Однако в отношении обережного действия пляса давалось и такое объяснение: Свиля, с какой бы стороны на неё ни смотреть, видна как крест, в круг вписанный; а сам пляс свили будет выглядеть как некий коловорот – свастика. Эти изображения пляски мироздания нашли самое широкое применение в жизни наших предков. Их использовали в резьбе по дереву, в вышивке одежды, изображали на посуде. Воины в древности наносили подобные знаки на своих щитах (рисунок 290).

Рисунок 290. Изображения Свили

Ну а теперь о самом «плясе Свили». Название вправин «пляса» дано вольное, так как нам об этом ничего не говорилось, но тем не менее они отражают образ сути движений и показывают, к чему должно привести действие. Всего в «плясе Свили» выделяли три части.

«Покров»

В исходном положении стоя прямо, в «пяте», осматривали себя внутренним взором на предмет неуюта и телесных перекосов. Как и для всех вправин Смаги, основой для «пляса» являлась Мласть. Поднимали руки перед собой на вдохе, а на выдохе опускали их вниз через стороны, городя «Крышталеву стену». Повторяли это действие трижды.

И уже внутри «покрова» нужно было обрести Пустошь, ибо пляс Свили действенен только в ней! Для этого предлагалось использовать такой образ: медленно погрузиться на дно омута и здесь уже провалиться под дно. Удерживая обретённое состояние, входили в пляс Свили. Образ подкреплялся хлопками. Хлопок здесь придавал своеобразное ускорение, проталкивая тебя под дно. Говорили о семи слоях и, соответственно, о семи хлопках. На глубоком вдохе погружались на дно. А на высоте вдоха, когда он уже почти завершён, делали хлопок и прорывались под дно. Правда, при прохождении четвёртого-пятого дна вас может нечто испугать и выкинуть из расслабления. Тут не нужно торопиться. Будьте готовы и к такому повороту!

Для входа в Пустошь использовали и другие способы, к примеру через Ня. Ня, ворота в иномирье, имеют своё отражение в теле человека. Находятся они там, куда мы собираемся во время резкого и глубокого выдоха. На выдохе, как говорилось в «науке» Спаса, эти врата закрываются, а на вдохе они открываются. Используя дыхание, можно войти в Ня. Для этого пальцы обеих рук клали в области над солнечным сплетением и собирались вниманием на выдохе под ними. Выдох здесь служил неким потоком, на котором мы предстаём перед вратами Ня. Обычно хватало семь выдохов. После этого на вдохе, когда врата в Ня открываются и из них начинает вливаться ток силы, «ныряли» вглубь, в Пустошь, при этом как бы проталкивая в неё себя пальцами рук. Для чего нажимали ими на Ня (рисунок 291).

Рисунок 291. Вхождение в Пустошь через Ня

«Земной росток»

На вдохе собирали внимание на области стоп, а на выдохе «прорастали» из стоп, через тело, через макушку и в бесконечную даль (рисунок 292). Под «бесконечной далью» понимали яйцо Поселенного пузыря, которое в силу своей округлости не имело ни начала, ни конца. При этом телом участвовали в движении сознания, слегка удлиняясь им от стоп, но таким образом, чтобы не перетянуться.

Рисунок 292. «Земной росток»

Важно было поймать состояние упругости и натяжения. Перетянутое тело, наоборот, только приведёт к излишнему напряжению и потере натяга. Повторяли обычно трижды, но кому-то могло вполне хватить и одного раза.

«Небесный росток»

На вдохе собирали внимание на области макушки. А на выдохе просто тянулись через тело и стопы вниз, стремясь достигнуть бесконечности и вплестись в яйцо Пузыря жизни (рисунок 293). В этом случае тело также участвовало в движении, но, как и в предыдущем действии, перетягивать его было не нужно. Повторяли до трёх раз.

Рисунок 293. «Небесный росток»

За счёт «земного» и «небесного» «ростков» происходила натяжка и ладка одной из трёх струн жизни через самого себя, то есть Свили. Как говорил об этом наказитель, «в ростках ты Свилю собой схватываешь». Без этого простого, но очень важного действия было невозможно войти в «пляс», так как Свиля просто «терялась» и человек раскручивал только лишь одно тело.

«Зыбка» (дыхание по колесу)

После «схватывания Свили» переходили в кач. Здесь задача была – увидеть движение, подхватить его и использовать далее. Для этого на вдохе переносили вес на левую ногу, а своим осознанием поднимались от стопы до макушки по левой половине тела. На выдохе перемещали вес тела на правую ногу. Осознание при этом «стекало» по правой половине тела к правой стопе и далее, закругляясь где-то в земле, возвращалось к левой стопе. Получалось своеобразное кольцо, по которому двигалось дыхание и осознание. На вдохе проживалось состояние взлёта, а на выдохе – состояние падения, что в совокупности давало чувство полёта, внутри которого пропадало ощущение телесности. Но вначале участие тела в движении было очень желательно. На вдохе оно удлинялось и устремлялось вверх, а на выдохе сжималось и устремлялось вниз. Чувство полёта есть душевное состояние, в котором ты вроде бы находишься в теле, но ощущаешь себя душой.

Через какое-то время, отмеряемое по внутреннему чувству, задерживали дыхание на высоте вдоха, а внимание удерживали на макушке, но кач не прекращали. Качнувшись раз-другой, выдыхали уже по левой половине тела через левую ступню, а вдыхали по правой половине тела, тем самым продолжая «дыхание по колесу», проживая при этом ощущение взлёта и падения уже относительно другой половины тела (рисунок 294).

Рисунок 294. «Зыбка»: дыхание по колесу

В итоге стиралось ощущение незыблемости границ окружающего. Человек мог стать пьяным без алкоголя. Этим состоянием, если оно возникало, нужно было начать упиваться, то есть буслать чувство полёта. Опять же, время, необходимое для кача, определялось внутренними часами до ощущения «достаточно».

«Зыбка», ко всему прочему, обладала ещё и свойством настроения. В русском языке существовало большое количество понятий, так или иначе отражающих внутреннюю жизнь человека, его состав. «Зыбка» поднимала настроение. Но что это значило? В слове «настроение» имеется представление о каком-то строе, или устроении. И это устроение состава душевного, триглава души, где Жива, Смага и Тяма в порядок приходят. А порядок этот виделся таким, что Умная душа во главу становилась. Да мы говорили уже об этом. Тогда и поднималось настроение, то есть человек устремлялся в Небеса, поднимаясь ввысь. И конечно же, настроение – это «дружеская беседа троицы». Состояние, когда «нас трое». Может быть, это всего лишь и игра со словом, но она очень точно отражает суть «зыбки» – некую цельность, которая есть мета душевного состояния.