Текст книги "Вот такие макароны (СИ)"

Автор книги: Lett Lex

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

В качестве лирического отступления я, как человек побывавший во многих странах, хочу спросить: зачем люди путешествуют? Вернее, откуда взялось никому не нужное направление «культурного туризма», когда группу туристов, которым кто-то сказал, что Колизей ‒ это must see всех времен и народов, грузят в автобус, проводят по руинам, иногда заставляя мокнуть под дождём и выслушивать гигабайты информации: а в глазах одной половины группы читается «поесть бы», а вторая половина думает, где ближайший туалет. Можно понять паломничество на итальянские карнавалы, поиски хорошей и недорогой итальянской кухни, но проехать половину мира ради фото на фоне туристов на фоне Колизея или фонтана де Треви ‒ эта практика останется вне границ моего понимания на долгие годы.

В Рим я поехала на третью неделю своего пребывания в Италии, решив отметить таким образом то, что я удачно обжилась в новой стране. У нас с Рыксей был полный холодильник, периодически мы выползали на вписки с другими студентами Эразмус ‒ такое можно было и отпраздновать. Я решила не гулять на широкую ногу, так как стипендия нам пока только снилась: в результате были куплены самые дешевые билеты (которые все равно уложились в сотню евро), самый недорогой отель рядом с Ватиканом ‒ на фотографиях на Booking.com маячила заманчивая кровать размера кинг-сайз. То, что называется, дёшево и сердито. Дважды сайт сбрасывал мою бронь отеля, тогда я не восприняла это как знак судьбы, а надо было.

В вечном городе меня ждал знакомый, с которым я общалась по переписке уже несколько лет. Узнав, что я приезжаю в Италию, он уговорил меня отправиться в Рим как можно скорее, обещая полную экскурсионную программу. С периодичностью в несколько дней он скидывал мне названия мест и музеев ‒ определённо скопированные с Tripadvisor ‒ которые я должна была посетить и в которые он порывался меня проводить. В связи с некоторыми финансовыми издержками было решено, что выходные будут разбиты следующим образом: в субботу, после моего приезда, мы пойдём в Ватикан, собор Святого Петра и музеи Ватикана, а в воскресенье меня ждала прогулка по Риму и окрестностям. В воскресенье большинство музеев не работают, и даже в таких крупных туристических городах как Рим очень сложно отыскать работающие кафе или рестораны, магазины и тому подобное. Функционируют отдельные заведения, а большинство людей ‒ отдыхают. Я с радостью согласилась во-первых потому, что не надо было тратиться на путеводитель ‒ Симоне со свойственной итальянцам скромностью заверил, что мне всё же стоит прочесть пару статей, но в остальном он будет отличным чичероне. Во-вторых ‒ такая культурная программа выходила довольно бюджетной: по студенческой карте, которую я приобрела в офисе Эразмус, мне полагалась скидка на входной билет в Ватикан, к нему прилагался билет на метро ‒ суточный по Риму стоил около семи евро, а так как в субботу я не планировала покидать район Ватикана, то достаточно было универсального билета на полтора часа за два евро; во второй день культурная программа так же должна была уложиться в цену билета на метро. Я собирала рюкзак и радовалась тому, как бюджетно всё складывалось.

Ха!

Если бы поездка прошла хорошо, я бы о ней не написала. Так вот: всё прошло наперекосяк с самого начала и немного раньше, с момента сбора рюкзака. Мне предстоял ранний подъём, маршрут до Рима выглядел следующим образом: на электричке я за полчаса добиралась до городка под названием Модена недалеко от Пармы, а там пересаживалась на местный Сапсан, который с редкими остановками довозил меня за два с лишним часа до столицы Италии. Встать нужно было в три часа утра, чтоб успеть на поезд в четыре с копейками. Рыкся так же уехала из Пармы накануне и, как ответственный человек и матёрый путешественник, она решила лечь спать пораньше и по возможности выспаться. Когда мне предстоит ранний подъём, я предпочитаю просто не ложиться ‒ в этот раз к тому же меня позвала кутить наша международная шайка-лейка, состоявшая из чехов, словак, турок, португальцев, немцев, испанцев и бразильцев. Я согласилась, думая, что вернусь домой часов в десять и посплю хотя бы четыре часа; зная себя, я была уверена, что этого времени мне хватит, чтоб встать бодренькой. На встрече под названием «дружба народов» бразилец с лицом Кхала Дрого, изучающий пищевые технологии, утверждал, что смешивать несколько видов вина совсем безвредно, мы долго спорили, пока не решили проверить на практике. В результате на третий этаж под дверь квартиры меня вернули в двенадцать и пожелали удачного пути.

В полусне я собирала рюкзак, на свою беду по старой писательской привычке напихала в него блокнотов с мыслью «а вдруг придёт идея», одну-две кофты и десяток непонятно откуда взявшихся носков. В общем-то ничего лишнего, если бы только я не забыла взять наличные кроме тех пятнадцати евро, которые оставались в кошельке после посещения бара. Так же забытыми остались распечатки билетов в музеи, расчёска и заранее приготовленная еда. Аптечка тоже благополучно осталась лежать в ящике ‒ на вокзал Пармы в четыре утра я прибежала как игрок нулевого уровня, с пустым багажом и минимальным знанием внутренних правил ‒ и игра началась.

Первым препятствием оказались двери, стеклянные двери пармской железнодорожной станции, на которых висела наклейка: «Станция открывается в 4.30», а на светящемся табло, лившем жёлто-оранжевый свет через мутное стекло можно было прочитать: «Поезд до Болоньи отправляется в 4.11». Под дверями, дёргая за все ручки подряд, тусовалась компания из четырёх весёлых чёрных ребят с характерным запашком травки, а на периферии от них со стеклянными глазами ходили два белых парня. Прислушавшись, я поняла, что они немцы. Немецкий язык я учила с пятого класса, и только теперь начала активно применять, подружившись со всеми немцами в Эразмусе. Выбирая между обкуренными чёрными, говорившими на итальянском, и синими немцами, я решила, что из двух зол мне ближе то, с которым я могу хотя бы договориться, потому что при всём уважении к толерантному европейскому обществу ‒ в четыре часа утра одной девушке под дверями ж/д станции делать нечего. Я нагнала медленно бродивших на заплетающихся ногах немцев и на немецком спросила, ищут ли они вход на станцию. В четыре часа утра парни вряд ли ожидали услышать родную речь в провинциальном итальянском городе; они принялись ошалело оглядываться по сторонам, то и дело возводя глаза к небу. Заметили меня только когда я перешла на английский. Вслед за чёрными парнями мы подёргали все запертые двери и принялись обдумывать план осады станции, раз уж нам всем нужно было попасть на тот поезд, что отходил в четыре-одиннадцать. Лопоухий более-менее трезвый немец с залысиной внимательно слушал мои планы о том, чтобы просигнализировать работникам станции или поискать другой вход, возможно, попытаться войти в служебный. Его товарищ спал стоя. И тут-то запахло жареным.

Вернее, горелой травой. Улыбчивый чёрный парняга с росчерком белоснежного оскала подошёл к нам, пританцовывая на морозце ‒ уже два дня шёл снег с дождём, что воспринималось местными как стихийное бедствие ‒ и спросил, не будет ли сигаретки.

‒ Извини, нет, ‒ пожал плечами немец, Мартин.

‒ Жаль, ладно, ‒ фыркнул парень и указал пальцем на меня. ‒ Твоя жена?

‒ Нет, ‒ удивлённо ответил Мартин.

‒ Да, ‒ уверенно сказала я. Последовал долгий и многозначительный обмен взглядами, после которого Мартин, помявшись, сказал:

‒ А, то есть, да… Она с нами.

Парень покачал головой и ушёл к своим. Мартин повернулся ко мне и, устало потерев лоб, спросил:

‒ Как, говоришь, тебя зовут?

За пять минут до отправления поезда приехали работники станции. Они вытряхнули из служебной машины свои облачённые в жёлтые неоновые жилеты телеса и, ругая погоду, принялись отпирать двери станции, глядя на нашу развесёлую компанию как на главных врагов народа, которые не давали честным людям спокойно не работать в субботу утром. Из-за погодных условий: снега с дождём и температуры близкой к нулю (что в середине февраля не кажется русским чем-то необычным) итальянцы были в панике, близкой к истерии, готовились заворачиваться в простыни и медленно ползти в сторону кладбища.

На поезд мы всё-таки успели. Немцы долго говорили со мной про олимпиаду, пока не уснули. На станции «Модена» я их оставила, ребята уехали кутить дальше в Болонье.

Вторым уровнем игры было перемещение. В Модене мне предстояло прождать два часа до следующего поезда. Я купила кофе в Макдональдсе и вот уже было настроилась почитать что-нибудь, как вдруг сказался алкогольный спор и три часа сна ‒ упало давление. Мозг перешёл в сонный режим, вестибулярный аппарат выключился, желудок врубил заднюю передачу. Я старательно притворялась живчиком, в то время, как настройки RGB кожи постепенно приближали меня к виду царевны-лягушки. Когда начался озноб, и я зубами выстукивала увертюру к опере «Кармен», меня заметили работники станции и на итальянском пытались понять, что со мной. Они предлагали вызвать скорую, кто-то даже потянулся за телефоном, как вдруг объявили, что поезд на Рим прибывает через пять минут.

Вы когда-нибудь видели следующую картину: зомби-человек, спотыкаясь и ударяясь о все стены, бежит по коридору, а его преследуют работники станции до самых дверей вагона, которые закрываются перед их носами? Люди, которых в шесть утра занесло на вокзал Модены, увидели. Зомби была я ‒ в поезде после пробежки мне полегчало. За два часа пути я успела немного доспать.

С вокзала я попала прямо в метро, купила билет и так обрадовалась, что смогла разобраться с продающей проездные шайтан-машиной, что забыла посмотреть, куда мне нужно ехать. Благо, был мобильный интернет на симке, купленной у местного варианта Tele-2, но и тут случилась подстава. После каждой перезагрузки телефона сим-карта запрашивает пароль ‒ я об этом счастливо забыла и перезагрузила телефон, вспомнив, что пароль остался на бумажке в пармской квартире, когда на экране высветилась клавиатура с просьбой набрать нужные цифры. Вот в этот момент я почувствовала, что всё выходит из-под контроля: телефон перешёл в режим камеры, что было неплохо, но очень не вовремя, я вот-вот должна была встретиться со своим знакомым ‒ Симоне ‒ а на почте у меня оставались брони отеля и билетов в Ватикан. И от всего этого меня отделяли злополучные четыре цифры. Симоне застал меня матерящейся и рвущей волосы на голове в попытках вспомнить нужную последовательность. Попытался обойти меня в надежде, что я окажусь просто городской сумасшедшей, но я узнала товарища. Окликнула по имени, когда он уже пытался смыться в ближайший переулок, набирая сообщение в телеграме; лицо Симоне окаменело, из разлома улыбки сочилась едкая досада, он повернулся, как на шарнирах, и распахнул руки в объятиях:

‒ Санни! Come stai? Tutto bene?

Когда спрашивают, всё ли хорошо, стоит говорить да. Особенно, если человек видит тебя впервые в жизни, но у меня была почти что трагедия ‒ телефон заблокировался, ставя под вопрос саму возможность запланированного похода в Ватикан. Я объяснила Симоне ситуацию, пока он увлеченно сканировал карты в поисках места, где можно было бы пообедать. Он хмыкал и спрашивал, есть ли у меня с собой другая сим-карта или документы для того, чтоб сделать новую. Вместо обеда мы решили попасть в офис мобильного оператора, но все точки возле Ватикана оказались закрыты. Не было возможности даже достать сим-карту, чтоб нормально разблокировать телефон и пользоваться всем функционалом кроме возможности совершать звонки ‒ нужна была специальная скрепка, и тут я заметила, что у моего друга проколоты уши. На просьбу одолжить серёжку-гвоздик на пару минут Симоне согласился неохотно, как будто я собиралась проткнуть ему этим гвоздиком сонную артерию, выдавить всю кровь и открыть врата в ад. Симкарту вынуть получилось, и, подключившись к вай-фаю в ближайшем кафе, удалось скачать все необходимые для прохода в музей документы.

В Ватикане я чувствовала себя неуютно по нескольким причинам. Во-первых, количество людей мягко говоря напоминало метро в час пик. И это, как сказал мне мой проводник, был ещё «не сезон». Обычно по Ватикану люди не ходят, их несёт толпа; так что нам ещё повезло. А во-вторых меня, как студента, изучающего искусства, откровенно смущал мой знакомый. Перед входом в музей он сказал: «Вообще, я инженер. Я уверен, что ты всё это знаешь лучше меня, я историю вообще не учил, но… вот это здание построено вот этим архитектором в этом году при таком-то Папе и приурочено к такому событию, символизирует следующее» и в подобном ключе он рассказал всю экспозицию Ватикана, постоянно извиняясь за то, что говорит много, и не без удовольствия глядя в своё отражение в витринах и в фронтальной камере телефона. Постепенно за нами собралась целая группа туристов, которую потом Симоне повёл на площадь Святого Петра стоять в получасовой очереди в Базилику Святого Петра под проливным дождём. Я извинилась и отделилась от процессии ‒ сонный мозг требовал мгновенного отдыха. Симоне понимающе, с нотой уязвлённого самолюбия, кивнул и отпустил меня с миром, взяв с меня обещание встретиться завтра на прогулке по паркам и руинам. На следующее утро он сказался больным.

Отель.

Отели ‒ это отдельный кошмар, особенно для такого города как Рим. В центре города не найти даже хостел, который был бы дешевле пятидесяти евро за ночь. Мне попался по такой цене номер в гостинице с «идеальным расположением». Меня прельстила цена и близость к историческому центру, к тому же интерьерное решение вызывало доверие: красивые обои в коридоре и номерах, сами помещения отделаны под старину с массивной мебелью, позолотой и зеркалами. В холле отеля никого не оказалось. Ни единой души. Свет мигающей лампы в конце коридора разлетался отблесками по обоям с позолотой. В конце коридора об стенку стучала кровать; память услужливо напомнила, что на сайте было особенно выделено, что номера в отеле звукоизолированы. Я подождала пару минут, попыталась подключиться к вай-фаю ‒ безрезультатно ‒ потом попробовала пройти дальше по коридору в поисках какого-нибудь персонала, но попала только в тупик. А за дверью уже сгущались сумерки, и перспектива остаться без жилья мягко говоря смущала. Я вышла на улицу, уже думая, как провести эту ночь, если вариант с отелем прогорит. Всегда была возможность купить банку редбулла и окунуться в ночную жизнь Рима, но в вынужденном погружении приятного мало, особенно когда организм пашет на одной надежде на сон. В этот момент откуда-то из-под крыльца донеслось:

‒ Девушка, Вы ищете рецепшн?

Я осмотрелась: слева, в дворике при здании, где на первом этаже находились комнатки отеля, стояла небольшая застеклённая постройка, больше всего напомнившая мне парник. Только вместо огурцов там были стол, принтер и несколько полочек, освещённых настольной лампой, и парень азиат, добродушно махавший мне рукой.

‒ Как Вам повезло, мы уже хотели было отдать Ваш номер другому путешественнику, ‒ щебетал он, заполняя карты. ‒ У Вас будет лучший одноместный номер со всеми удобствами. Какая жалость, что Вы остаётесь у нас только на одну ночь.

Сил хватало только на то, чтобы кивать и благодарить за ожидание. Меня вывели из парничка, где расположился рецепшн и повели в номер. Не пришлось преодолевать ни лестниц, ни лифтов, номер был на первом этаже, прямо при входе. Вместо окна рядом с кроватью была дверь. Входная стеклянная дверь, которая, если смотреть с улицы, была второй половинкой двустворчатой парадной двери, через которую заходили все жильцы. Единственная разница в том, что моя часть этого парадного входа была намертво вмонтирована в стену и затонирована, а на той двери, которой нужно было пользоваться для входа, большими красными буквами было написано «вход здесь». Однако это никому не мешало исправно дергать декоративную кованую ручку другой двери, так что у меня создавалось впечатление, что каждый ломится непосредственно в мой номер. Но это неудобство вскрылось в третьем часу ночи. А до него были ещё несколько.

Кровать размера кинг-сайз оказалась двумя одноместными кроватями, которые были сдвинуты и накрыты одной простынёй. Выяснилось это, когда я упала прямо на серединку этого царственного ложа, а оно разъехалось в стороны, как мост над Невой. Работник отеля принёс мне в номер обогреватель, громко и по-театральному жалуясь на погоду, установил рядом с кроватью и воткнул провод в выдранную из стены розетку, болтавшуюся на двух проводах, из которых при контакте чуть не посыпались искры. Парень довольно захлопал в ладоши, как школьник на уроке физики, получивший долгожданный бабах на лабораторной, пожелал мне удачи и ускакал, захлопнув за собой дверь прежде, чем я успела крикнуть что-то про пожарную безопасность.

«Ладно», ‒ решила я. Мне приходилось жить и в худших условиях. Я ночевала на голом полу, на земле в лесу, всё это было уже пройденными этапами ‒ а тут был хотя бы душ и прочие блага цивилизации. Я решила, что душ будет очень кстати после всех моих приключений, так вот…

Ничто не воспринимается так болезненно, как отсутствие возможности помыться. В ванной комнате я увидела монументальный памятник тетрису: на четырех квадратных метрах умещались раковина, душевая кабина, унитаз и биде. Все выступающие линии находились на разных уровнях и шли внахлёст друг другу, образуя фаянсовую винтовую лестницу, так что, например, чтобы воспользоваться раковиной, нужно было вскарабкаться на биде или встать в вертикальный шпагат у стены. В душевой кабине не оказалось душа. Из стены торчала огромных размеров труба, из которой либо тёк кипяток, либо сыпался лёд. В этот момент кто-то попытался войти в отель через моё окно – дрожь от двери, в которую ломились с упрямством барана, увидевшего новые ворота, передалась хвалёным звукоизолирование стенам: замигал свет и зазвенели стекла.

Мне вспомнились многочисленные выезды на биологическую станцию в глухом Подмосковье, куда нас с классом отправляли в славные дни моего обучения в биоклассе. Там нас – двадцать с лишним человек школьников – располагали в здании века восемнадцатого, видевшего со времён постройки только косметический ремонт и день проведения электричества. Это как раз был тот случай, когда ты не моешься неделю, в туалет тоже не ходишь лишний раз, потому что из удобств предлагаются либо выгребная яма, либо близлежащие кусты. Так же лесом решался вопрос питания – если не мог дотянуть до обеда, а тот сухпаек, который мама любовно завернула в дорогу из расчета на три дня, был сожран ещё в автобусе, пропитание искалось в лесу. В последний раз, помню, я выковыривала червяков из-под древесной коры и ела. Кто бы знал, что похоже выживание в непосредственной, даже смущающей, близости к благам цивилизации, настигнет меня в вечном городе.

Ночь прошла в постоянных подскакиваниях, когда от обогревателя начинало пахнуть гарью, и криками «другая дверь», когда кто-то ломился в моё ложное окно. Утром я встала ещё более уставшей, чем накануне. Сделала весёлое селфи, чтоб мама не волновалась, замазала в фотошопе слёзы и синяки под глазами, и грустно начала думать, что делать дальше. Вместо будильника меня разбудило сообщение от Симоне, который сказал, что не сможет провести мне обзорную экскурсию, потому что лежит с жаром. Перед глазами появился жуткого вида счётчик, который отщёлкивал часы, которые мне предстояло провести в Риме до отъезда в Парму. Решив «гулять, так гулять», я взяла обратный билет на полуночный поезд, который ехал бы всю ночь и привёз бы меня к первой паре в университет. Мне предстояло дефилировать по городу почти четырнадцать часов.

Позавтракав двумя бутылками сока и шоколадкой из ближайшего супермаркета, я выползла в город. Светило яркое солнце, делая даже припорошенные мусором улицы немного симпатичнее. На улицу уже потихоньку выбирались индусы и цыгане с заказанными с али-экспресса магнитами, открытками и чётками и предлагали купить их всем без разбора. Я пошла исследовать близлежащие переулки в поисках красивых кадров, которыми можно было бы забить память телефона. В исторических районах Рима можно найти памятники архитектуры на каждой улице, даже искать не нужно, а вот места, свободные от нескончаемых потоков туристов, найти очень сложно. Возле площади Святого Петра и Замка Святого Ангела поток путешественников, щетинящийся селфи-палками (которые покупаются там же за один евро) не утихает ни вечером, ни утром. Зато если уходить дальше от главных улиц, в переулки, в которых ещё, можно сказать, стоит запах былых времён, то можно найти уютные домашние кафе, магазины антиквариата, которые неплохо заменяют музеи хотя бы потому, что там можно ходить своими ногами и дышать свободно, не боясь получить локтём под рёбра.

Я попыталась добраться до фонтана де Треви – прошла пешком весь исторический центр с несколькими остановками на кофе и фото, и в какой-то момент увидела, что небо подозрительно быстро темнеет. Прежде, чем я успела подумать «блин», с неба хлынул дождь, как холодный душ, которого мне так не хватало с утра. Хуже неслучившейся помывки может быть только внезапная. Зонта у меня, конечно же, не было, а покупать один у уличных торговцев почему-то не хотелось принципиально. Помявшись немного на месте я решила всё же дойти до фонтана, понадеявшись, что туристов там не будет – все умные люди, приехавшие за культурным наследием наверняка будут пережидать ненастье в тёплом кафе, а я – мне терять было нечего.

Так вот. Туристы возле главных римских достопримечательностей обитают в любое время дня и ночи, независимо от погодных условий и состояния здоровья. Увидеть фонтан я не смогла – для этого нужно было пробраться через стену разноцветных зонтиков и фотоаппаратов. Поверх них виднелись головы скульптур, на лицах которых – я готова была поклясться, неспроста – читалась усталость знаменитостей, которые не могут скрыться от папарацци и вездесущих хэштегов. Я понимающе взглянула на них и с чувством плюнула на культурный туризм. Возле станции Чирко Массимо, недалёко от окутанных дождевой дымкой руин, я устроилась в кафе с интернетом и до десяти часов, пока не стало пора отправляться на продуваемый всеми ветрами вокзал, сидела там и смотрела документальные фильмы о Риме на YouTube.

Я не стану говорить о том, что Рим не стоит того, чтоб его посещать. Вечный город прекрасен и удивителен даже тогда, когда наводнён туристами. Но мне кажется, что пора придумывать альтернативный туризм, маршруты которого будут пролегать вдалеке от общепризнанных культурных достопримечательностей и мишленовских ресторанов – если только Вам не нравится стояние в очереди наперегонки.

Дорогая взрослая жизнь

Взрослая жизнь ударила нас с Рыксей по лицам буквально в первый же день в Парме. Мы неслись ей навстречу, думая, что она ожидает нас с распростёртыми объятиями, на самом же деле она размахивалась, чтоб вмазать нам покрепче. Всё произошло стремительно, именно стремительно, потому что иначе попасть почти на пятьсот евро невозможно ‒ а вот мы умудрились.

Как это произошло?

Наверное, чтоб не отпугивать студентов, часть расходов, которые им предстоит встретить лицом к лицу, скрывается, и выкатывается, как рояль из кустов, когда студенты стоят на заранее подготовленном белом кресте под вывеской «Добро пожаловать». Так как мы оставались дольше, чем на три месяца, мы обязаны были получить вид на жительство: для нас это одним словом звучало как бумажная волокита. Пройти все семь кругов бумажного ада, включая копировальные центры, почту и госучреждения без знания языка стоило почти сотню евро. К этому удовольствию добавлялась необходимость купить страховку на всё время пребывания в стране. В тот же момент краски солнечной Италии для нас померкли, в тон настроению заморосил дождик.

Если до той поры, пока мы не получили счета за удовольствие жить и учиться в Италии, мы считали, что взрослая жизнь за границей сведётся к простому «от сессии до сессии» с перерывами на кутёж, то теперь мы думали, что придётся снизойти до жёсткого выживания. О кутеже и поездках в Милан на шоппинг и речи быть не могло, а квартплата стала и вовсе существом из страшных снов.

‒ Ладно, по ресторанам мы и так ходить не собирались, ‒ сказала Рыкся, выжимая волосы от мороси.

‒ А на кухне стоит ящик апельсинов, так что еду тоже можно не покупать до конца недели, ‒ поддакнула я.

‒ Ну, за хлебом-то сходить надо, ‒ жалобно протянула Ры.

Мы зашли за хлебом и по закону жанра зашли в отдел с вином, потом поняли, что хлеб с вином это совсем печально, нашли колбасу по акции, потом вспомнили, что нужно купить что-то на завтрак и, наверное, на следующий обед, в общем… счёт из магазина и вовсе привёл нас в уныние. Даже возможность купить санкционную у нас колбасу по цене докторской не доставляла удовольствия. Мы грустно плелись по улицам, притянутые к земле невесёлыми мыслями и тяжёлыми пакетами, хотелось привалиться к стене или шлёпнуться на асфальт и немного поплакать, но в вертикальном положении удерживало напоминание: «Не размажь тушь и не разбей яйца».

Всю следующую неделю мы носились с документами на проживание. Без знания языка всё происходило в разы медленнее и мучительнее, но нас спасала Рыкся, которой хватало знания французского языка и обаяния, прилагавшегося к виду потерявшегося подростка, чтобы нам по мере сил помогали все. Кто-то объяснял нам, как заполнять бланки, с помощью языка жестов, кто-то пытался прямо на месте научить нас итальянскому, кто-то ‒ рожал из себя давно забытое знание английского. В наш словарь плотно вошли две фразы: «Вы говорите по-английски?», «Не понимаю» и, на случай, если собеседник не оставлял попытки что-то нам объяснить, мы прибегали к последнему варианту, после которого беседа как правило заканчивалась: «Да».

В нашем случае все диалоги начинались следующим образом:

‒ Parla inglese?

‒ No.

‒ Блядь.

‒ Russe?

Мы пережили неделю бюрократического ада. Когда мы отправили несчастный конверт, не дававший нам спокойно спать последние три дня, из почты мы выбегали, напевая «Уно-уно-уно-ун моменто» под ошалевшие взгляды мирных жителей, которые так же, как в нашей родной и холодной России, пытались найти потерянные посылки и отправить открытки родственникам в Альпы.

К сожалению, радость от чувства, что бюрократическая машина пропустила Вас через себя и не покалечила, стоит довольно дорого. В нашем случае она была эквивалентна стоимости аренды жилья на следующий месяц, так что остались мы с минимальным количеством средств, чтоб протянуть ближайший месяц.

Как только мы облегченно вздохнули, как активизировались люди, которых мы оставили по ту сторону российской границы. Когда мы уезжали, многие пожелали нам гульнуть как следует, и ревностно следили, чтоб мы выполнили их завет. Каждый вечер нам звонили родственники во главе с двумя мамами, спрашивая:

«Ну что, вы сходили в ресторан?»

«Девочки, вы купили себе обувь?»

«Санни, к твоему пальто нужна синяя сумка, ты её нашла?»

«Ры, ты купила себе новые сапоги?»

«Вы уже склеили первого итальянца?»

И тут мы поняли, что не знаем, что хуже:

Тот момент, что нам не хватает знания языка для любого из этих дел, то, что мы не знаем, возможно, до конца месяца нам придётся грызть макароны, или то, что нам просто лень. Нам лень выходит на улицу, лень выкатывать свои телеса на свет божий, лень развлекаться. После трёх дней скачек галопом по всем почтовым отделениям, танцев с бубном вокруг бедных итальянцев в попытках доступно объяснить, какая помощь нам нужна, сил нам с Рыксей хватало только на то, чтоб лежать в кроватке, пить кофе, потому что чай в Италии пить не принято, и смотреть «Секс в большом городе».

Снеожиданность

В Италии выпал снег. Если в России в этом году не были готовы к снегу посреди зимы, то в Италии и подавно. Для местных, особенно где-нибудь в Риме, ноль градусов и легкий снежок под Рождество уже приобретает масштаб катаклизма, а снежная буря, которая пришла в вечный город в ночь моего отъезда, была сродни началу апокалипсиса. Через сутки снегопад и температура в минус пять (которые из-за влажности ощущались как все минут десять) добралась и до Пармы: встали все поезда, в витринах магазинов нижнего белья появились колготки с начёсом, тёплые ботинки по скидке, со складов достали зимние вещи, которые не успели продать в сезон. Я проснулась от того, что Рыкся, матерясь, колдовала над обогревателем, не веря своим глазам и посматривая в окно, из которого лился так знакомый по России разбавленный снегом белый свет.

– Санни, это ужас, – сказала она, заметив, что я проснулась и в состоянии воспринимать потоки информации от неё. – А если преподаватель не успеет и пары отменят?

– Ну и отлично будет.

– Да, но я уже взяла билеты так, чтоб успеть на поезд после пары! – покачала головой моя маленькая барышня. Рыкся снова уезжала на выходные, оставляя меня на хозяйстве. Как настоящий ответственный человек и студент, который приехал по обмену именно учиться, она пыталась успеть всё и сразу с минимальными потерями для себя и планировала свои поездки так, чтоб ещё и на пары успевать. На поезд она после пары успела, а вот сам поезд опоздал на сорок пять минут.

Отопление в Европе – история довольно печальная, особенно в домах старой постройки, вроде того, в котором жили мы. Лучшим способом согреться было укутаться в кучу пледов, как в кокон, вводить себе горячий чай внутривенно и дрожать, дрожать до тех пор, пока не начнёт вырабатываться тепло. Мы с Ры сидели, завернувшись в три одеяла каждая, грели руки о тарелки с горячим супчиком, и смотрели на потоки белоснежного снега, то невидимо кружившиеся на фоне затянутого белыми облаками неба, то пикировавшие, вызывающе заметные и пушисто-холодные на фоне ярких и цветных домов. Я вспоминала, как, собирая чемодан, думала: «На кой мне с собой тёплая одежда? Возьму с собой пару кофточек, шарфик лёгонький», и мама активно поддерживала мой выбор, приговаривая: «Если что – там себе всё докупишь». Так и получилось.

Снежным утром, заново открыв сезон колготок под штанами, я рысцой, чтоб не замёрзнуть, поскакала в ближайший H&M к открытию, чтоб быстренько купить что-то тёплое и успеть на пары. Чувствовала себя последней дурочкой и позором всего русского народа, который в Крещение в проруби ныряет и после бани скачет в снег. Однако скакавшие рядом со мной итальянцы, вытряхивавшие из кожаных ботинок снег и поднимавшие меховые воротники шуб, старавшиеся обойти сугробчики высотой по щиколотку и причитавшие всякий раз «Madonna Mia!» придавали мне уверенности. По крайней мере мы, более привычные к снегу ⸺ в особенности к внезапному снегу ⸺ не разыгрывали трагедию и панику, как при извержении Везувия. Русские, которых в Италии пруд пруди, определяли друг друга за километр по меланхолически-кислым минам, преодолению сугробов с непоколебимостью танков, застывшей в глазах тоске по теплу.