Текст книги "Вот такие макароны (СИ)"

Автор книги: Lett Lex

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Annotation

Путевые записки двух юных студентесс, которые отправились покорять просторы итальянского университета. Основанные на реальных событиях и чуть приукрашенные, приключения девушек дают взгляд без прикрас на жизнь в Италии.

Предисловие

Святые и мученики

Семейная гордость

Последний рубеж

Римские выходные

Дорогая взрослая жизнь

Снеожиданность

Чайная эпопея

Героический марш

Блинная party или русский детский сад для детей удельного возраста

Вопросы окружающей среды

Амурные баррикады

Мама приехала. Рыкся

Мама приехала. Санни

Прыжки через языковые барьеры

Immobiliare

Поездка в Турин

Озеро Комо

Итальянская диета

Жизнь женатой женщины

Уроки русского

Страшный сон

Качели

Фестиваль во Флоренции

Миграционка

Эпилог

Послевкусие Италии

Вот такие макароны. Студентки в Италии

Предисловие

Когда я поступила в университет, и даже немного раньше, моя мамочка очень увлеклась астрологией, нумерологией, и всем, что можно с этим связать. Одной из моих жизненных целей в результате её анализа оказалось преодоление греха гордыни, в частности – моего физического неприятия людей с интеллектом птеродактиля. Так уж получилось, что по жизни я девочка очень сообразительная, и если у всех в головах установлен одноядерный процессор, то у меня – четырёхъядерный, ну и острый язык в придачу. Не сказать, чтоб меня за это сильно любили. В общем, я решила попробовать встать на мученический путь и начать мириться с идиотами. Наверное, в институт я поступила именно для этого. Но это ладно, это не самое главное.

Начнём со знакомства. Меня зовут Санни, и первое, что Вы подумаете при встрече: «Какая милая девушка», но стоит мне открыть рот, как Вы начнёте искать пожарный выход. Мне повезло поступить в институт, платный, далеко не из самых дешёвых. Зазвали меня и ещё пятнадцать таких же молодых и очень амбициозных вершителей будущего двойным дипломом и уникальной программой в сотрудничестве с очень престижным европейским вузом.

Худо-бедно наш курс отучился первый год, никакой частью тела не касаясь связанных со специальностью дисциплин, выдохнул и решил, что всё вроде бы неплохо. Выдохнул ещё раз, с облегчением, посмотрел список курсов на второй год, обещанные стажировки за границей, интересные дисциплины, и только массовое бессознательное нарисовало приятную картину будущего, как откуда-то сверху (ну, как «откуда-то», некоторые даже номер кабинета сказать могут) прилетела птица Обломинго, уселась и уверенно нагадила на шестнадцать очень перспективных молодых студентов. Мы нестройной армией столкнулись с древнейшим злом, Балрогом всех университетов мира, тем-кого-нельзя-называть для каждого поколения студентов, и сами того не зная бросили Э Т О М У вызов. Деканату и бюрократии.

Если бы эта история была про противостояние студентов и деканата, то закончилась бы она прямо здесь.

Каждый человек, когда-нибудь учившийся в высшем учебном заведении знает, что выстоять в этой битве невозможно, и рано или поздно тёмная сторона силы может утянуть в ту бездну, которая делает бывших студентов работниками деканата. Возможно, кто-то идёт туда с благой целью партизанить во имя студентов, но лично я не слышала, чтоб кто-нибудь оттуда возвращался к «своим».

Ещё говоря о «своих». Как сказала про нашу группу одна девочка из моих знакомых: вы все стоите друг друга. И она была чертовски права. Такого собрания высокомерных снобов вы не встретите даже в самой столице Снобляндии. У нас концентрация презрения и снисхождения друг к другу была выше, чем количество азота в составе воздуха; и, что самое главное, неприязнь друг к другу ничем не прикрывалась, и со стороны её было отлично видно. Так что можно сказать, что мы честные высокомерные ублюдки, все как один.

Но история эта будет про приключения двух смелых дев – меня и моей однокурсницы Рыкси (пусть будет так, всё равно мне потом выставят счёт за моральный ущерб). Мы бросили вызов бюрократии и пинающему тестикулы деканату – вернее, сделали вид, что все нормально, хотя у нас было ощущение, что мы ездим на одноколёсном велосипеде по горящему канату над пропастью с крокодилами. Это позволило нам податься на стажировку, которую устраивал пармский университет по программе Эразмус.

«Эразмус-маразмус», – многообещающе прощебетала девонька, которая, видимо, на этих стажировках собаку съела. Наверное, насторожиться нам стоило уже тогда, но мы вместе с Рыксей уже мыслями были в Парме, ездили на выходные в Милан, пили ламбруско по вечерам и соблазняли горячих итальянцев, а от мысли, что такая перспектива ждёт нас в течение нескольких месяцев, голова и вовсе кругом шла.

Лично для меня Италия была делом решённым ещё до того, как нам объявили о конкурсе на стажировку. Где-то в августе-месяце я буквально заболела Италией после прочтения какого-то фанфика – казалось бы, не с чего, но я накупила самоучителей по итальянскому языку, варила макароны и искала билеты, чтоб съездить на новогодние праздники в Рим. И тут такая удача! Несколько месяцев жить и учиться в чужой стране. Это всё-таки похлеще, чем приехать туристкой на праздники. А ещё приехать не одной, а с Рыксей.

Рыкся – очаровательное создание на две головы ниже меня, очень подвижное, активное, полное идей, шуточек и заразительных улыбок. А ещё она экстраверт. А я нет. И у меня зреет подозрение, что притяжение таких противоположностей мучительно и болезненно.

Рыкся тащила на себе нашу с ней авантюру по поиску билетов в Парме, документов, жилья, всего. Правда, периодически я вмешивалась, перетягивала одеяло на себя и вносила хаос, но в результате баланс восстанавливался, и Рыкся нас спасала. Я решила, что от меня должна тоже быть польза и, кроме командования парадом, предупреждала это солнечное создание о том, что с моей интровертный натурой возможны... м-м-м... некоторые проблемы.

– Ры, ты знаешь, нам лучше жить в Парме раздельно. Может, снимать разные комнаты, или квартиру с раздельными спальнями.

– Да ничего страшного, мне с тобой очень комфортно, – весьма лестно, учитывая тот момент, что я тот человек, от присутствия которого становится некомфортно всем.

– Это-то хорошо, – не уступаю я. Ну, до определённого момента я не говорю о том, что имею привычку срываться на окружающих, если они меня бесят. В такие моменты Вам Годзилла покажется котёнком, гадящим исключительно в лоточек. – Но я устаю от людей. От общения.

– Ничего страшного, я очень общительная.

В этот момент я поняла, что вся коммуникативная часть ляжет на хрупкие плечи Рыкси.

***

Я не знаю, чем закончится эта история, потому что писать её буду по мере развития событий, но сейчас я знаю одно: это будет то ещё приключение. Учитывая те круги ада, которые мы прошли, делая визу, получая подтверждение о зачислении, разыскивая жильё и общаясь с деканатом, коробка успокоительных кажется самой нужной вещью в чемодане.

А пока что в чемодане лежу я. Пишу этот текст. Мы находимся в небольшой фазе затишья между двумя припадками истерии, называющимися «подготовка к отъезду» и «отъезд».

Есть время вспомнить, как это было.

Святые и мученики

По опыту своего обучения, который без малого сейчас составляет почти тринадцать лет, могу сказать точно: деканат и министерство образования ‒ худшие враги студентов. И вообще всех людей, кто надеются получить хоть какое-нибудь образование. Я не призываю устроить диверсию, просто констатирую факт с привкусом лёгкой безысходности.

Деканат в нашем ВУЗе под конец подготовки к отъезду не хватало сил даже ругать. Мы просто смирились с тем, что всё получается в лучшем случае со второго раза, и успокаивали свои бедные нервишки фантазиями о прогулках по итальянским набережным. Отдельно стоит говорить о том, что у нас творилось во время семестра и как добрая половина группы заработала себе от нервов первые седые волосы, но лично меня от этого уберегла мысль, что, уехав в Италию, я избегу дальнейших встреч с этой неорганизованностью. Однако наивно было полагать, что к нам ‒ интуристам ‒ будет особое отношение.

Небольшое дополнение, чтоб избежать дальнейших недопониманий. Иностранные стажировки в сотрудничестве с местными ВУЗами очень поднимают уровень престижа учебного заведения. А, как известно, понты ‒ наш парус. Но люди имеют свойство забывать, что золотой унитаз отличается от белого только материалом исполнения, а вот содержимое и там, и там одинаковое. Ситуация, которая случилась с нами, выглядела следующим образом: стажировку нам придумали, а как её провернуть ‒ не знали. Тут-то и началось веселье.

Настало оно, можно сказать, с первых дней. Оправившись от первой волны восторга, накатывавшей каждый раз при осознании, что слова «мы» и «Италия» прекрасно уживаются в одном предложении, мы с Рыксей столкнулись с той самой ложкой дёгтя, которой так щедро приправили наши горшочки мёда. Рядочком встали вопросы проживания, финансов, документов и всего остального, но для студентов, которые держатся за скидки на обучение, на первом месте всегда стоит вопрос: «Как сдать сессию?» В нашем институте система оценивания очень хитровывернутая: из-за того, что диплом двойной, иностранный вуз, с которым сотрудничает наш институт, ревностно проверяет наши сессионные работы, безжалостно ставя оценки в разы ниже, чем сердобольные российские преподаватели, которые и сами не всегда понимают, что происходит. Если мы уезжали в Италию, то сессию сдавать нам предстояло именно там, то есть сданные там экзамены должны как-то взаимозачитываться с тем, что мы пропустим в России. Уже тогда я подозревала, что нам предстоит сдавать две сессии: в Италии и в России. Но надежда всё же была, что нам устроят взаимозачёт предметов.

Во время первого собрания по поездке, когда мы пытали данным вопросом нашего декана, эта женщина опускала глаза, надувала губки и в результате полным достоинства тоном школьницы у доски сказала только «Я не могу ответить на ваш вопрос». Наверное, она ждала, что ей поаплодируют за честность и храбрость, которой ей стоило это откровение. Честное слово, я уже вижу нашего декана в большой политике. Дальнейшие вопросы к ней отпали.

Затем мы каждую неделю наведывались в обитель страха на втором этаже института, и каждую неделю, пока часики тикали в направлении дедлайна, нас выставляли за дверь с различными аргументами от: «Не сейчас» до «разбирайтесь сами, вы взрослые люди в конце-то концов». Потом мы всё же договорились, и организацию нашей стажировки передали прекрасной Катерине, о которой лично я теперь говорю нараспев, начиная со слов «Святая Катерина» из песни, звучавшей в «Д’Артаньяне и трёх мушкетёрах». Эта леди, заслуживающая вагонов шоколада и памятника возле дома, терпеливо вела нашу группу совершенно неподготовленных к такому повороту судьбы остолопов, даже когда у неё самой начинали понемногу сдавать нервы.

Деканат Пармы запрашивал от нас самые разные документы. Там учитывались и результаты сессий, и документы, подтверждающие знание языка, и естественно перечень дисциплин, которые мы будем проходить за границей, согласованный обеими сторонами. Так же нужны были страховки, визы и все документы, сопутствующие, в общем-то, любой поездке.

Самое весёлое приключение было со списком предметов, так называемым «образовательным соглашением», которое подписывают студент и представители обоих институтов. Именно на этом моменте мы с Ры поняли, насколько Италия близка по духу России. Для отправки документов нам назначили крайний срок ‒ 25 декабря. Дальше в Европе начинаются рождественские каникулы, которые заканчиваются (судя по инстаграму моих знакомых итальянцев) только под наше православное Рождество. Гуляния шли бодро и весело, но под десятое число января нас начали активно трясти с просьбами отправить комплекты документов как можно скорее. Мы в свою очередь начали трястись, понимая, что шаг влево, шаг вправо, в сторону деканата может стоить нам и без того шаткого душевного здоровья и, возможно, некоторых конечностей. Мы обратились к Катерине.

Как выяснилось, список дисциплин прислали декану на итальянском, и одно из собраний факультета происходило следующим образом: преподавательский состав и вся образовательная верхушка нашего ВУЗа сидела с Гугл-Переводчиком и расшифровывала названия курсов, а потом долго дискутировала на тему того, как они соответствуют нашим программам. К десятому января о результатах встречи мы так и не узнали.

Пятнадцатого нам снова напомнили о пакете документов.

В двадцатых числах итальянцы вспомнили, что сами нам толком никаких материалов не отправили: ни образцов, ни буклетов, ни содержания курсов, а те, что уже были на руках, оказались недействительными. Всё началось заново.

Под конец января мы всё-таки получили формы для заполнения соглашений. Так же нам дали названия курсов и имена людей, чьи подписи должны стоять в графе «безответственное лицо». С подписями тоже была катавасия: изначально предполагалось, что расписываться будет декан, но декан послала нас к своей помощнице ‒ той женщине, чьей любимой фразой является «разбирайтесь сами». Помощница спустила нас дальше по иерархической лестнице до заведующего нашей программой, и так получилось, что под фамилией Осетрова в моём заявлении стояла подпись Фрост. С леди Фрост тоже вышла накладка: подпись мы должны были поставить буквально в последний день, затем отсканировать файлы и до четырех часов отправить их нашей святой Катерине. Мы думали застать нашего руководителя в институте, быстро всё подписать и там же отсканировать в библиотеке по тарифу 3 рубля/лист, но за 12 часов получили сообщение: «Дорогие друзья, в институте меня сегодня не будет, пожалуйста, поймайте меня в полтретьего в районе Октябрьской». По факту ‒ за полтора часа до дедлайна, чтоб поставить подписи и на сверхзвуковой нестись обратно домой к работающему сканеру и открытому почтовому ящику, пароль от которого я постоянно забываю.

Надо сказать, что всё шло по плану. Я успела получить подписи, за полчаса до дедлайна я была уже дома и нервно сканировала документы, меняя фамилию Осетровой на Фрост. И буквально за пять минут моя нервная аура сбила все настройки сканера, который жалобно заскулил и напоследок моргнул своим стеклянным оком, и плюнул в меня бумагой. Но самым унизительным было не отхватить импровизированного леща от машины, а узнать, что бумаги заполнены неправильно.

Мы снова попросили итальянцев продлить нам дедлайн и в ответ услышали чуть ли не радостное «пожалуйста-пожалуйста». Видимо, вместе с нами активизировались такие же опоздунцы, и теперь деканат Пармы осаждали пакеты документов, прилетавшие, как письма Гарри Поттеру из Хогвартса ‒ из всех щелей и труб.

Святая Катерина заполнила таблицы за нас (даже в уже заполненных некоторые умудрились накосячить, лично я потом сидела с замазкой). Ответственным человеком она с мученическим спокойствием назначила себя. Так что если мне когда-нибудь придётся отвечать, кто был основным спонсором и продюсером наших с Рыксей приключений ‒ то я скажу, что это наша святая Катерина из отдела международных связей на втором этаже возле лестницы.

***

P.S. На самом деле в деканате у нас сидят неплохие люди. Квалифицированные специалисты, обтёртые профессиональным опытом со всех сторон, интересные собеседники. Но безалаберные. Очень безалаберные.

Так что если про нас забудут и не вспомнят до тех пор, пока не спохватится бухгалтерия, вы знаете, в чью сторону ткнуть пальцем в первую очередь.

Семейная гордость

«Ты первая из рода ђ-ких, кто ступит на Английскую землю. Мы очень гордимся тобой», – это говорил мне отец за год до описываемых событий, когда я стояла одной ногой в самолете, держась пальчиками другой ноги за трап и улетая на языковую стажировку в Англию. У моих родственников по отцовской линии какой-то серьёзный заскок на семейное наследие, который даже спустя столько лет знакомства с ними заставляет дёргаться оба глаза.

«Да, прекрасно, – отвечала я, – фамильный герб воткну на Букингемском дворце, чтоб знали, что у них тут одна из рода ђ-ких была!»

Шутку мою не поняли, кажется, кто-то даже задумался над дизайном фамильного герба.

В связи с разводом родителей мои отношения с семьёй отца весьма и весьма прохладные. Но, как это часто бывает, когда какой-то родственник съезжает за границу (неважно, куда и кем, главное, ЗА ГРАНИЦУ), ему прощают все старые обиды и вообще всё, лишь бы в гости позвал. Без лишней скромности скажу, что мои родственники относятся как раз к таким предприимчивым людям.

Мы с матушкой догадывались, что поездка влетит в копеечку, поэтому, несмотря на три года изредка прерываемого молчания, мне пришлось обратиться к отцу. Виза и аренда жилья в Европе стоят прилично, проживание на первый месяц так же предполагалось оплачивать из собственного кармана, хотя нам обещали стипендию – пришлось подстраховаться и обратиться к человеку, продолжавшему нас содержать. Мои отношения с отцом будут заслуживать отдельной Книги, а пока я скажу просто, что мой родитель, человек довольно ветреный, непостоянный, пятидесятилетний подросток, который очень любит почести и благодарность – как любой нормальный человек, так что винить его не в чем, а всё-таки хочется. Этот человек очень любит деньги, в частности свои, и считает, что всё решает именно их количество и знакомство с нужными людьми. На почве этого как раз и пробился один из росточков неприязни к собственному родственнику.

На семейном празднике я по секрету (чтоб удачу не спугнуть) сказала отцу, что собираюсь учиться за границей, что мне дали грант и что никому не придётся за это платить, и человек, покорённый моей скромностью, тут же предложил мне помощь. Правда, с условием: «Когда я приеду к тебе в Италию, ты сводишь меня в самый вкусный ресторан».

Здрасте приехали.

Через три дня про то, что я уезжаю, знала вся Москва. Все родственники в России и ближнем зарубежье, все коллеги отца, его ближайшие друзья и их друзья – спасибо рекомендованным новостям в Фейсбуке – а дедушка и вовсе думал, что я уже уехала нашла себе мужика и удобно устроилась, готовая открыть бесплатный отель для родни.

В таких ситуациях отпадает желание обращаться за помощью к родственникам. Мне предлагали нанять репетитора по языку, найти через знакомых жильё, Книги про Италию, и за всеми предложениями следовало единственное «но», начинавшееся со слов: «Когда я приеду к тебе в Италию...» За те два месяца, что я готовилась к отъезду, фраза: «спасибо, не надо» вошла в мой лексикон довольно прочно. Но скрытый за этой фразой намёк, что я никого к себе не жду, остался для большинства непонятен, так что я всё стала гордостью семьи и примерной скромной девочкой. Какая жалость.

Мама же отреагировала куда тактичнее и спокойнее. Больше всего я боялась, что эта женщина ляжет поперёк коридора и скажет: «Не пущу». Или же попытается уехать со мной. На самом деле она какмогла помогала мне готовиться к отъезду, собирать Документы и искать жильё, о чём будет отдельная история. Она так переживала, что я уеду, что через день мне приходилось выливать за окно наплаканное ею ведро слёз. Думаю, к весне перед нашим подъездом прорастёт волшебное дерево, но это неточно. За успокаивание мамы, увещеваниями в том, что я буду хорошо питаться, много спать, мальчиков в квартиру не водить и в клубы часто не ходить, я порой сама забывала пожалеть себя-любимую и поковырять своё шаткое душевное равновесия мыслями: «А как же я без мамы?» И, что ещё важнее: «А как мама без меня?» От таких мыслей отпадало всякое желание ехать.

Вообще, мама у меня такая, что не пропадёт даже в диких лесах Амазонки. В свои 18+30 она выглядит на все 18+17, имеет ясный, незасорённый сериалами с первого канала, ум и выдающиеся артистические способности, что обеспечивает ей выживание в любой среде. Но, вырастив двоих взрослых детей, она совершенно разучилась жить для себя. Шутка, что в любой ситуации мама остаётся мамой, раскрылась для меня в полной мере, когда моя обожаемая родительница отправилась в ночной клуб. Она выбирается в такие заведения раз в год, разочаровывается в контингенте и уползает оттуда до следующего года. Но в этом году, когда визы были уже поставлены, билеты куплены, и мы с Рыксей нервно искали себе жильё, мама в московском клубе в два часа ночи нашла двоих итальянцев. Такое ощущение, что она искала их намеренно. Наверное, у мужиков было именно такое впечатление, когда эта прекрасная женщина целый час расспрашивала их о недвижимости в Парме. Хотя мужики были явно из другого города и явно не были настроены на обсуждение вопросов жилья с какой-то странной русской. Однако после часа перекрёстного допроса с предположительным вливанием алкоголя мужики сдались без боя, рассказав моей матушке всё касательно жизни и съёма жилья в Италии. Довольная матушка решила, что это был самый стоящий её поход в клуб.

Пожалуй, со всей этой поездкой матушка носится даже больше моего, но безусловным победителем в моём личном рейтинге оригинальных реакций на мой отъезд стала моя сестра. Пока мы носились с чемоданами, документами, визами, заявлениями и всем остальным, это прекрасное создание сидело на попе ровно и втыкало в кино, в планшет или говорило, что занимается с репетиторами. Я поражалась стальным нервам Женьки и даже несколько раз обыскивала её комнату на предмет сильнодействующих успокоительных. Их не оказалось, а секрет спокойствия открылся буквально в день отъезда, когда я, стоя на пороге родного дома, сказала, что может быть попробую прилететь домой на майские. Именно в этот момент в глазах Жени мелькнул значок загрузки, характерная челюсть потихоньку поехала вниз, оттягивая всё лицо в направлении пола, и раздалось обиженное: «Это мне что, всё это время одной с мамой быть?!»

Догадаться, кто меньше всех хотел меня отпускать, несложно.

Последний рубеж

Отъезд за границу можно причислить к особой касте всадников апокалипсиса, его товарищами по цеху были бы тогда война, переезд, ремонт (косметический и капитальный) и поход в магазин.

Мне хотелось верить, что всё началось с чемодана: двадцатитрёхкилограмового оранжевого монстра, под завязку набитого всякой нужной фигнёй. Все выходные мы с мамой потратили, упихивая в его недра всё, что только могло пригодиться в пути и на первое время. Я пыталась упихать как можно больше родных и любимых сердцу блокнотов, мама с другой стороны пристраивала лекарства, запасную одежду и шоколадки, которых потом оказалось полчемодана. Мы планировали утром погрузиться в такси, спокойно доехать до Павелецкого и там пересесть на Аэроэкспресс до Домодедово, но все планы смешал снег.

Поразительно, что в России из года в год оказываются не готовы к снегопадам посреди зимы. У меня складывается впечатление, что природа и правительство ведут партизанскую войну: первое время снегоуборочные машины разъезжают по улицам, собирая дождь и размешанную реагентами кашу, а потом вдруг ‒ неожиданно ‒ выпадает снег, когда лишнее количество снегоуборок снимают с работ. Именно это случилось за два дня перед нашим отъездом. За сорок восемь часов занесло буквально все дороги, и мы решили, что до вокзала придётся добираться на такси. Отец предложил нам не тратить деньги ‒ он решил, что сам довезёт нас до вокзала, а потом вместе с нами проедет в аэропорт проводить меня. Выехать надо было часов в девять, решили даже немного раньше, чтоб успеть на десятичасовой поезд, но… путешествие ‒ не путешествие, если что-то не идёт не по плану.

В полдевятого утра мы с мамой ждали отца с машиной, когда нам пришло сообщение: «Бросаю машину, сажусь на метро, встретимся на Кольцевой ветке». Сначала не поняли, что это было, а потом, вместе с пронизывающим зимним ветром, к нам пришло осознание, что нас кинули. И не в первый раз. Пар изо рта сам собой сложился в трёхэтажную матерную конструкцию, мы с мамой переглянулись, посмотрели на нашу улицу, всю занесённую снегом, ещё раз на сообщение и протянули: «Ну, молоде-е-ец». Такие истории случались не раз, и подобный вариант развития событий мы предполагали, но до последнего надеялись, что за нами приедут и комфортно заберут. У серо-голубого неба, выглянувшего из-за облаков, очевидно были другие планы ‒ кто-то наверху решил насладиться шоу. А смотреть было на что.

С чем можно сравнить утро понедельника после двухдневного снегопада, когда за несколько часов на бренную землю вываливают годовую норму осадков? Клоунада смешивается с цирком моральных уродов, добавляется щепотка триллера и психологической драмы, а через несколько часов лазания по сугробам не остаётся сил злиться, жаловаться на судьбу и искать виноватых ‒ от ужаса и отчаяния остаётся только истерический смех. С семи часов вечера накануне народ ещё пытался откопать свои машины, периодически сваливая снег со своих автомобилей на соседние, к восьми утра все поняли, что нужно передвигаться общественным транспортом. Хронические пешеходы радовались этой справедливости, как крестьяне и рабочие ‒ революции, когда автомобилисты рядом с ними жалобно причитали, вкушая все прелести часа пик в московском метро. Правда, радость была недолгой, потому что количество людей в метро и на автобусных остановках резко выросло, и вольным людям, пользовавшимся общественным транспортом всегда, пришлось на себе ощутить, насколько велико, многогранно и многолико это общество: с одной стороны их теснят к дверям с криками «Выходим! ВЫХОДИМ! ВЫ-ХО-ДИМ!!!», хотя это совершенно не их станция, с другой стороны человек пять, выстроив из портфелей стену из щитов на манер викингов, принимают на себя удар волны, пытающейся ворваться в вагон. В такую секунду одновременно человек ощущает ненависть ко всему роду человеческому, скорбь по собственной бренной участи, думает «за что мне всё это?» и немного жалеет тех бедолаг, которые оказались ближе к дверям.

Эта картина представилась мне так ясно, когда я охватила мысленным взором всю перспективу, открывшуюся нам после злополучного смс отца. Не то, что бы я боялась метро ‒ уже много лет я катаюсь общественным транспортом, а вот у моей матушки каждый спуск в подземку вызывает сильный стресс. Моя шальная императрица предпочитает машины, спокойные свободные дороги, и от перспективы лезть в метро я тряслась именно из-за неё. Но не это было самым страшным: до метро нужно было ещё добраться. Это значило два километра через занесённые снегом дворы.

Никогда в жизни я так не сочувствовала Наполеону, как в этот день. Я просто хотела покинуть Россию, забрав с собой свой скромный груз. Я просто хотела уехать, пожелав всем счастья и по возможности любви. Но вместо простого отступления нас ждал коллапс ‒ тяжеленный чемодан не катился по рыхлому снегу, его приходилось волоком тянуть за собой, как бурлаку на Волге. Медленно ползшая за мной махина расширяла и утрамбовывала утреннюю тропинку, и завидевшие это пешеходы тут же спешили пройти облагороженным нами маршрутом. Через несколько минут таскания чемодана, от которого выворачивало наизнанку суставы и лёгкие, делалось невыносимо жарко и тяжело дышать, за мной скопилась толпа недовольных людей, которые, видя тонкую и звонкую барышню с тяжелейшим чемоданом, тормозящую движение, недовольно фыркали, кашляли, сопели. Особенно рисковые пытались обгонять по обочинам, выпрыгивая передо мной и оставляя горки снега на пути моего импровизированного катка. Другие оставались топтаться сзади и то и дело недовольно выкрикивали: «А нельзя ли побыстрее?!»

Мама ускакала вперёд с более лёгким кабин-багажом. Она то и дело пыталась вернуться и забрать у меня чемодан, я то и дело отгоняла её обратно, отдыхать и ждать меня. Пару раз мы пытались поймать такси: один раз мне поплохело от того, что поездка по заснеженной Москве до несчастного вокзала стоила две тысячи рублей, второй раз ‒ потому что путь мог занять полтора часа. Если мы ещё готовы были потратить прилично денег на такси, то опоздать на рейс точно не входило в наши планы.

Спустя полчаса колупаний, мы всё же добрались до красной сияющей буквы «М». Никогда в жизни я так не радовалась вывеске метро: это значило, что ещё немного, и чемодан можно будет катить, что холодный воздух не будет рвать лёгкие, и слёзы от усилий и нервного смеха перестанут въедаться в щёки. А потом рыкнул здравый смысл: люди. В метро были люди. И не просто люди, а остатки от часа пик: опаздывающие на работу и учёбу, позволившие себе проспать и никуда не торопящиеся или же, наоборот, те, кто пытались во что бы то ни стало успеть к началу рабочего дня.

Нам не пришлось даже поднимать чемоданы, нас с ними внесли волной в вагон. Нашей целью было закрепиться на ближайшие пять станций: мы сели на чемоданы, схватились за поручни и приготовились. На протяжении перегона люди вели себя спокойно и тихо, кто-то сочувствующе посматривал на нас, кто-то с завистью смотрел на большой оранжевый чемодан, думая, что мы улетаем отдыхать. Когда же поезд останавливался, раздавался металлический свистоскрип и мелодичный голос сообщал название станции, мы разыгрывали сцену из «Титаника» ‒ хватались друг за друга и пытались во что бы то ни стало не отпускать. Ломившиеся в вагон люди активно пинали чемоданы, тесня всех, кто был в вагоне; те расходились, чемоданы катились на свободные места, и так под конец пути, когда нам нужно было делать пересадку, мы с мамой преодолели два вагона, соединённых «гармошкой».

Видимо, на кольцевой ветке мы пересекли какую-то границу кругов ада, потому что дальше перелёт в Мальпензу, в Милан, прошёл спокойно, а оттуда мы нормально и без нервов добрались до Пармы. А может, наши нервы просто остались зарытыми в свежем февральском снегу вместе с автомобилями тех несчастных, которые до следующего потепления будут вынуждены ездить на работу общественным транспортом.

Когда мы вышли на улицу в аэропорту Милана и увидели свежую зелёную травку, пробивающуюся возле проезжей части, таскание чемоданов по сугробам казалось страшным сном. Прогноз погоды в Италии внезапных снегопадов не предвещал.

Римские выходные

Рим ‒ вечный город. Это одна из туристических столиц мира, куда сотни тысяч путешественников каждый год отправляются с целью найти что-то для себя: прикосновение к прекрасному, общение с отголосками минувших веков или же весёлую вечеринку в компании наследников этой великой культуры. В глубине души каждый, кто ступает на землю Рима, на мощёные булыжником мостовые в историческом центре или даже на ровненький асфальт в более новых районах города, ‒ каждый надеется, что эта поездка откроет какую-то новую, неизведанную страницу его жизни.