Текст книги "Город Леиматри (СИ)"

Автор книги: Leimatri

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– Уничтожьте, – и замолк.

Эмортдей гневно прорычал в сторону недовольного Аца, резко указал всем на выход и раскланялся.

– Повелитель, я все сделаю. Минуты Матвея сочтены!

Умирающий физически Ангириум остался совершенно один, не в силах даже пошевелить пальцами. Тело окончательно предало, отвергло его абсолютную сущность. Это не пугало творца, но прилично расстраивало. Впервые обретя плоть, а произошло это очень давно, он ступил ногами на песчаный берег, ощутил все совершенство природы, ее великолепие, уникальность. Стопы приятно щекотало, когда песок рассыпался под ними. А еще он блестел на солнце, нагревался, остывал, смывался волнами, вновь высыхал до идеального сияния. По нему ходили и ползали многие живые существа: остроклювые чайки, морские обитатели, тут сгорали от палящих лучей выброшенные жестокой стихией водоросли и моллюски. А в лесу на другом конце света смиренно, подстраиваясь под каждый шорох и движение, обитали хищники и их жертвы. Молчаливые, выучившие простые законы.

«Я пробыл на земле один человеческий день. Один. Всего лишь. То был самый ужасный, длинный день», – вспоминал теперь Ангириум, задыхаясь.

Он тогда наслаждался секвойями, мощными, без изъянов. Бродил среди них и не смел дотронуться – такими величественными они были. И думал: как бесподобен мир, создавший его. Как хорош...

«А потом я встретил человека, и он оказался истинным источником моего рождения. Не природа, живущая по безукоризненным правилам, а именно он, – нахмурился Ангириум. И с горечью подумал: – Тот, кого я вынужден любить. Безгранично.

Волк никогда не хмурится плохой погоде. Медведь не рычит от раздражения и не рушит стены, он целенаправленно охотится. Тигр не прячется в страхе в подземелье, а олень не обижается на снегопад. Животные живут в настоящем, упорядоченном и плодотворном мире: они находят пары для потомства, а не почитают распущенность; они строят жилища, украшая природу, а не разрушая ее; они добывают пищу, поддерживая баланс, а не создавая дисгармонию во всем. А люди... Люди даже питаться не научились без вреда для самих себя и планеты. Один их стейк – это тонны боли, жестокости, грязного воздуха и почвы. Они негодуют, злятся, крадут, ломают. Как, как я могу хотеть к ним? Жить в этом алогичном обществе?»

Ангириум мучился.

Он знал: единственный шанс сохранить тело, а им он дорожил до помешательства, – это спуститься вниз, впитать энергию той части людей, которая осталась ему верна, любовь которых из-за Города и ее хранителя не долетает до Занебесья.

«А вдруг мы встретимся? Войны не избежать, скоро начнется бойня. Матвей ждет меня. Не рискованно ли? Я, бессмертный Ангириум, боюсь собственного детища?! Позор! Позор!»

Еще творец ощущал в своем враге силу, необъяснимую для него. Разве такое было возможно? Он знал этот мир как свои пять пальцев, каждый его сантиметр, а вот Матвея словно видел впервые на своей планете.

«Впервые ли?»

Под редкими седыми волосами, рассыпанными на пигментированной голове, что-то зашевелилось. Что-то до ужаса знакомое, но давно забытое.

«Это невозможно... Невозможно, Ангириум. Ты просто сошел с ума, сидя тут в полном одиночестве. Нужно действовать!»

Пока творец предавался страшным, противоречивым раздумьям, Эмортдей собирал армию и был готов в любой момент напасть на Город, раздавить его вместе с содержимым.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ. ПРИРОДА ТУМАНА

– Так и быть, оставлю вас наедине, – Софа, застукавшая Киру и Яна одних в подвале, заговорщически подмигнула и убежала.

Был ранний вечер. Как обычно, все шестеро проспали весь день. Первыми проснулась Воронцова. С каждым днем она чувствовала себя все бодрее и как никогда энергичнее. Вслед за ней спустился Гронский, хмурее тучи. Той ночью, когда она требовала объяснений, он проводил ее в многоэтажку. «А сам в очередной раз по-тихому свинтил, – злилась Кира. – Обещал все рассказать... Верь после этого мужчинам, как же».

– Не в духе? – Ян поставил перед ней свежеприготовленный чай с малиной. – Не обращай внимания на Софу, она так со всеми, кого видит рядом со мной. Рефлекс что ли. Или ревность. Как ты себя чувствуешь?

Кира удивилась этому вопросу.

– Прекрасно, – прозвучало натянуто.

«Совершенно не понимаю, что происходит. То он мне нравится до дрожи, то нет. Наверное, я ожидаю чего-то конкретного – например, взаимности. Но получаю другое. Ян то отталкивает, то чай готовит, то эта забота неожиданная... Это неискренне? Или, правда, переживает? Ничего не понимаю. И чем больше времени проходит, тем больше я путаюсь».

– Что? – Кира поймала на себе его обеспокоенный взгляд. – Хватит так смотреть на меня!

– Как?

Повисла напряженная пауза. Кира не придумала, что сказать. Лишь заметила, как Ян прокручивает в голове фразу, но не может озвучить. «Сейчас услышу какую-нибудь гадость», – испугалась девушка и интуитивно вжалась в кресло.

– Потрясающе выглядишь, – наконец, выдавил Ян. Было видно, как трудно ему дались эти два слова. – Тебе очень новый стиль. Ты стала такая... такая бунтарка.

У Киры перехватило дыхание от его хриплого голоса. Перед глазами все поплыло. Опьяняющее чувство подступило к кончикам пальцев на ногах, которые приятно онемели, и поднялось выше, к самой макушке. В этот момент произошло нечто волшебное. «Теперь точно влюбилась, все кругом идет», – не верила в собственные ощущения девушка. Ян больше не прятал свое лицо, не отводил темных глаз и даже немного расслабился.

– Я рад, что ты жива, – вдруг ошарашил он. – Молчи, – перебил Гронский, приблизившись к Кире так близко, что она почувствовала его неровное дыхание. – Я видел тебя той ночью. Был неподалеку, а потом учуял твою смерть. Да, мои новые способности иногда поражают. Тогда я пришел к тебе, думал, помогу, но было поздно. Представь, как я удивился, увидев тебя снова, живую! Я знаю – ты здесь не случайна, как и я. Это не совпадение, Кир.

Во рту пересохло от волнения.

– Наверное, – лишь прошептала она.

– Идем, у нас дела, – резко сменил тему разговора Гронский.

– Приглашаешь на дружеское свидание?

– Ну, если хочешь, то да, на свидание. Дружеское, – добавил Ян и слегка покраснел. – Но только к ночи нужно вернуться.

– Зачем? Ты все равно гуляешь. Любишь одиночество?

– Типа того.

– Ладно. Куда пойдем?

Есть одно чудесное место, о котором не знает Софа. Там она нас точно не найдет.

Кира вопросительно посмотрела на него.

– Она любит следить за мной, особенно, когда я не один, – И попытался объяснить: – Представь, что есть человек, с которым ты всю жизнь чувствуешь сильную связь. Все отрицательные эмоции переживаешь как собственные. Между нами нечто подобное. Если я страдаю от влюбленности, то и она тоже. Вот и бегает за всеми девушками, как на кастинге, боясь, вдруг я втюрюсь как школьник, а потом буду страдать.

Кира подавила улыбку. Ей такое в голову не приходило, но это объясняло поведение близняшки. Наверное, Ян часто страдал, раз теперь сестра так печется о его положительных эмоциях.

– Захватим чего-нибудь перекусить. Я страшно голоден.

Гронский закинул в небольшой рюкзак пару яблок и бутербродов.

– Только давай полетаем, – предложила Кира уже на улице. Ее тело и мозг требовали экстрима. – Расскажи, как ты это делаешь? Что это за штуки у тебя на спине?

По уже сложившейся традиции моросил дождь, но мелкий, безвредный. В этом районе Город давно спал, укрывшись слоем густого освежающего тумана. Высотки прятали свои макушки в мягкой дымке, стыдливо прикрывали ею разбитые окна. Деревья еще больше скорчились к земле, пропитанные влагой. Дорога блестела десятками луж, которые иногда оголяли почти черный асфальт. Тут все было неживое.

Гронский гармонично вписался в готический пейзаж.

– Хм, – нахмурился он, – тебе ребята рассказывали про темную материю?

– Леиматри называл ее рэобскура, он воскресил вас с ее помощью. Верно?

– Да. Так вот, эта материя живет внутри каждого из нас, постепенно адаптирует к новой форме существования. Пока мы спим, едим, дышим, но потребности со временем должны исчезнуть. Хотя мне очень нравятся мясные пироги, – печально вздохнул Ян, заворачивая за угол. – Материя дает нам некоторые возможности. Например, чувствовать опасность, считывать людей, летать. Из моего тела выходит, так скажем, аура, состоящая из рэобскуры.

– Это больно?

– Бывает.

Оба замолчали. Кира, додумавшаяся обуть сапоги на каблуке, пусть и невысоком, едва поспевала за размашисто шагающим Гронским. «У меня нет никакой темной материи и сверхъспособностей. И вообще никакого перевоплощения не происходит. Разве что... есть ощущения какого-то равнодушия ко всему прежнему. Мама... Где она, где брат? Почему я так редко вспоминаю о них?»

– Ясно. А что насчет вашей миссии? Ты уже делал что-то по приказу Леиматри? – Кира акцентировала на последнем слове и метнула встревоженный взгляд в широкую спину Яна, который продолжал идти впереди.

– Пока нет, – без колебаний признался парень и остановился. Он обнажил перед Кирой большие серые глаза, такие грустные, застывшие в одном моменте из прошлого. – Скажи честно, я кажусь тебе чудовищем, да? Из-за всей этой истории с материей.

– Нет, нисколько! – вскрикнула Воронцова, а потом перешла на шепот, вдруг кто-то подслушивает. – Ты не плохой. Я знаю, я вижу тебя настоящего...

Кира долго подбирала подходящие продолжение фразы, но слова как назло расползлись кто куда, не желая выстраиваться в предложение.

– Ты ни в чем не виноват, – выпалила она, отворачиваясь. – Думаю, у каждого из нас есть моменты, за которые бесконечно стыдно в итоге. Так вышло, что ты страдал нарциссизмом, не считался с мнением окружающих, присваивал чужое, пользовался людьми. И ответил за последствия. Я бы сказала, понес самое страшное наказание.

Ян открыл рот, чтобы перебить, но Кира не позволила.

– Но теперь ты не такой. Я это чувствую. Как ты вырос, как изменилось твое восприятие мира. Теперь ты ощущаешь ответственность за сестру, за друзей, Ты готов отгородить их от Леиматри любой ценой. Так плохие люди не поступают.

Гронский опустил голову и стал рассматривать собственные ботинки. Похоже, прятал улыбку. Щеки Киры порозовели от произнесенного. «Вот, теперь я – это я, какая есть. Начинаю раскрываться», – пронеслась приятная мысль.

– Самое страшное – забыть прошлую жизнь, – вдруг признался он. – После смерти каждый из нас сутки испытывал боль. Как дети в момент рождения. Меньше всех повезло Софе, она три дня лежала без сознания. Мирон отошел быстрее. Сначала было состояние прострации, мало мыслей, заторможенность. Потом хотелось рвануть домой, к родным, сказать, что все хорошо, что мы недалеко, но здравый смысл останавливал – мы ведь не могли остаться. А потом появилось безразличие. Словно там остались другие мы, совсем еще подростки, у которых главная проблема – как прогулять занятия или спрятать от родителей дневник с двойками. Я несколько раз наблюдал за прежним домом. Пока не пришло ясное осознание – все это позади. Довольно драматический момент, вроде мозгом понимаешь ситуацию, а ничего не можешь поделать с чувством отторжения.

– Точнее не скажешь, – вырвалось у Киры. А ведь, действительно, она понимала, о чем речь. Гронский так пытливо смотрел на нее – пришлось рассказать про встречу с Леиматри во всех подробностях. Он хмурился, кусал губы, напрягал взгляд.

– Раз это не Леиматри, то кто вернул тебя?

– Не знаю, – она пожала плечами и сдвинулась с места, направляясь вглубь заброшенного района. – Со мной происходит то же, что и с вами. Я чувствую энергию. На спине, в руках, на затылке. Она пульсирует и немного щекочет.

Внезапно Ян крепко обхватил ее за талию и взмыл в воздух. Город начал постепенно уменьшаться, здания превратились в маленькие точки, белый туман с высотой набирал плотность. Вот за ним уже ничего не различить. Полет был стремительный, легкий, невесомый. Даже морозный ноябрьский воздух щадил их кожу, хотя и обжигал льдом. Они приблизились к заброшенному мосту. Вблизи путепровод оказался внушительных размеров, из белого камня, украшенный симметричной резьбой и кружевом у верха арочных подножий. Местами почерневший и покрывшийся мхом. Его причудливые очертания терялись в тумане, который осторожно стелился над спокойной гладью мутной реки.

Как только ноги Киры почувствовали твердую поверхность, она впилась рукой в плечо Яна.

– Голова немного кружится. Я не совсем привыкла летать, сам понимаешь.

– Это проходит со временем, – успокоил ее парень, поддерживая под локоть.

– Чем будем здесь заниматься? – От высоты головокружение только усилилось, но потом резко отпустило – вестибулярный аппарат отрегулировал режим равновесия. Пришла сумасшедшая идея: – Можно я пройду по краю?

– И как я потом объясню ребятам, если ты шлепнешься? – озадачился Ян, но в глазах загорелся огонек.

– Я залезу на край, а ты будешь держать меня за руку. Ничего не случится. В крайнем случае, я отлично плаваю, – успокоила его Кира.

Гронский ободрительно кивнул и достал из рюкзака припасенные яблоки. Девушка взобралась на высокий бордюр и, изображая канатоходца, расставила руки, одну из которых вручила страховщику. Шаг, второй. Все оказалось проще, чем она думала.

– Теперь я не так боюсь высоты, как в прошлой жизни, – призналась она.– Раньше до смерти боялась даже на детской карусели прокатиться, но теперь это даже забавно. Не хочешь присоединиться?

Ян не сразу понял вопрос и автоматически кивнул, хотя предложение счел нерациональным. Вдруг оба потеряют равновесие, полетят вниз, а его сила не сработает? Все-таки он не так долго пользуется рэобскурой. Но счастливый вид Воронцовой бодрил.

– Лезь сюда. Вот так, – девушка помогла Гронскому взобраться на край парапета.

Даже ветер потеплел. Опасность придала прогулке настроения. Оказавшись над пропастью, они ощутили непередаваемый восторг: два человека стоят перед огромной пучиной, рискуя сорваться вниз, Кира судорожно вздохнула. С одной стороны Ян крепко держал ее руку, не отводя своих черных глаз, а с другой распростерлась огромная бездна, наполненная мутной водой. Все было слегка размыто из-за тумана, но Кира примерно представляла, какая тут огромная высота. Этот момент был только их. Мир медленно и со скрипом замер, давая им возможность насладиться тишиной.

Города словно не было. До моста не доносились скулящие звуки машин и гула поездов. Он и не существовал вовсе. Разве что на картинке – нечеткой ломографии с полуразмытыми контурами. Даже густые желтые деревья и те выглядели как неживые.

Кира впервые наслаждалась своим Городом – иногда неродным, жестоким, отталкивающим. Но теперь она впервые осознала незримую связь с ним. И ей стало спокойно. «Это наше тайное место, о котором знают только двое, которое больше никто не видит или же просто не догадывается, насколько оно прекрасно», – навсегда отложилось в памяти.

Так прошло полчаса – тихих, умиротворенных.

– Это невероятно! – шепнула Кира. Меньше всего хотелось нарушать тишину, хотя слова ее утонули в дыхании природы – все вокруг наполнилось ласкающими слух звуками. Это был и шелест деревьев, и всплеск воды внизу, и особенный звук высоты. Такого звука нет на земле, только ближе к небесам.

Ветер поледенел.

– Сколько живу здесь, столько помню этот туман. Почему его так много? Нет, физику его я понимаю – это конденсат водяного пара плюс холодный воздух. Но почему круглогодично, и зимой, и летом?

– Это не туман. Это души, – чужим голосом произнес Гронский и сжал ладонь так сильно, что пальцы девушки хрустнули.

Кира резко посмотрела в его сторону. Грудная клетка задрожала – изнутри вырывался ужас, но застрял в самом горле. Каждая клеточка тела наполнилась кипящей паникой. Словно она очутилась среди тысяч хладных тел мужчин и женщин, чьи черные, блестящие глаза вонзались в нее тупыми взглядами. Она остановилась. Ноги были только до щиколоток, остальное – камень. Гронский же наоборот шел, таща ее вперед.

– Души когда-то живущих здесь людей. Умерших из-за старости, от болезней, убитых. Видишь, туман иногда белый, иногда темный? Можно различить его природу, сущность.

Ян, наконец, остановился, неестественно запрокинул голову вверх и посмотрел на воронку, которая размеренно двигалась огромными кольцами. Кира с трудом поборола приступ страха и отвращения.

– Откуда ты знаешь?

– Просто знаю. Я ведь теперь не человек. Их собирает Леиматри, – прошелестел Гронский.

На поверхности глаз, как на стекле, отражалась лениво движущаяся дымка. Это был не Ян. Складывалось ощущение, что его сознание затмевает некто – некто, живущий в этом же теле. Потом резко переключился. – Тебе не страшно? – спросил он, с опаской глядя, как Киру зашатало в стороны. Бордюр был узким, поэтому одно неверное движение могло сыграть злую шутку.

– Но зачем? – не понимала девушка.

До нее только дошел смысл услышанного: все эти годы, каждый день она, да и все горожане, жила среди частиц чьих-то душ, вдыхала их в легкие, выдыхала и ничего не подозревала. Ее заворотило.

– Это известно только ему. Я лишь вижу, что Город стал тюрьмой для сущностей, которые, к несчастию для них, бессмертны, но способны чувствовать. Леиматри захватил это место и копит тут величайшую энергию. По вкусу она напоминает рэобскуру – такая же скользкая, прохладная, неосязаемая. Но это не материя.

– Их надо освободить! Ян, пожалуйста, нужно что-то делать! – брызнули слезы.

Кира как крошечный ребенок в гигантской комнате с темными углами, наполненными самыми омерзительными тварями, испытала страх и беспомощность. А он удивительно спокоен, словно разговор не о людях. Но ей вдруг стало так больно за каждого человечка, попавшего в ловушку Леиматри. Сердце разрывалось, пропуская их страдания, их крики о помощи, которые она слышала через рот вопящего Города. Города, мертвого и живого одновременно. Его мертвая сторона стонала и рыдала, стремясь вырваться из плена. До сих пор мыслящие и все понимающие души терзались и расщеплялись на куски от адских мук. Кира, чье сознание вдруг пронзила самая чистейшая эмпатия, терзалась вместе с ними: стремилась вернуться домой, к оплакивающим близким; кричала сотнями хриплых голосов от невозможности воссоединиться с давно сгнившим телом; мечтала вырваться наружу, освободиться от калечащего волю гнета, взмыть на миром и раствориться на атомы...

– Ничего, и ты смиришься.

– Нет, не бывать этому!

– Кир, настоящего не изменить. Нам, – Ян вдруг пришел в себя и понял, как сильно напугал спутницу. Он взял ее личико в свои ладони и зафиксировал взгляд. – Прости, не знаю, что на меня нашло. Эта чертова материя, она иногда зомбирует.

– Да какая разница. Не об этом речь. Это, – Кира указала на кольца воронки – ужасно! Жестоко!

Гронский опустил голову, его пахнущие лавандовым шампунем волосы приятно коснулись лба девушки. Она долю секунды обо всем забыла, отрезала свои мысли от внешнего мира. «Что же он делает со мной?» – тревожили мысли.

– Послушай, я доверяю Леиматри. Знаю, – он поднял глаза, – знаю, звучит глупо. Но, пойми, у меня с ним сильная связь. Ментальная. Другие этого лишены, а я нет. Я иногда ощущаю то, что ощущает он. Вижу, как эти души уходят в последний путь. Собственными глазами, словно я на его месте, – ровно проговорил Гронский.

– Последний путь? – набросилась Кира, впившись в отвороты плаща, и затрясла его так сильно, будто он душевнобольной. – Да они тут страдают! Им так больно, так горестно, если бы ты только мог встать на их место...

– Я слишком идеален, чтобы чувствовать. Чувства – слабость, им нельзя поддаваться.

– То есть между нами... – девушка отпрянула, слова задыхались и гасли где-то внутри. От обиды, от злости. – Ты ничего..?

Ян стал суров. От него повеяло апатией и равнодушием. «Какая я наивная дура!» – ненавидела себя Кира, а сама нервно улыбалась и мечтала поскорее уйти, чтобы эта глыба льда не видела ее смятения.

– Так, стоп! Остановись меня презирать и не перебивай. Ты еще не понимаешь наших законов. Это не мои правила, не мой порядок, не мое видение. Леиматри – он наш создатель и мы живем так, как он. Это созависимость. Я не могу любить людей, потому что он ничего подобного к ним не испытывает. Поэтому такое безразличие.

–  Ясно, – борясь с разочарованием, ответила Кира. Надежды были разрушены.

– Но это не значит, что я не могу... любить одного человека, – на одном дыхании выпалил Гронский. – Леиматри тоже влюблен.

– Что? – не поверила Воронцова.

– Да, – Ян повел бровью, намекая на очевидное. – Значит, и я могу.

«Слишком много переживаний за один день, я сейчас рухну от бессилия. И все-таки не стыкуется: этот отвратительный тип и вдруг втюрился. Прям драматический роман, не меньше. Интересно, кто она? Они вместе? Может, все это ради любви, а я тут зря бунтую? Хотя неважно, ради чего. Не могу выносить мысль, что повсюду, на каждом сантиметре чьи-то сущности, да еще и страдающие».

Ночь приближалась. Город засверкал огнями. Они ныряли в реку, блестя и переливаясь на поверхности. Стало романтично.

– Полетим вниз? – внезапно предложил Гронский, сочтя разговор о тумане завершенным. Он знал – надо исправить промах и развеселить Киру. Ведь так обычно парни делают, чтобы понравиться.– Доверься мне.

– Это не опасно?

Но ответа не последовало. Бордюр мелькнул, за ним небо, горизонт, полоска маленьких домов смешались в одну сплошную полоску, а внизу распростерлась бездна, преждевременно поглотившая летящих вниз безумцев своей чернотой. Только она и была реальной. Кира ни о чем не успела подумать. Лишь ощущала тепло Гронского, летевшего рядом. Он слегка касался ее талии, но не держал, а позволил парить. Адреналин завладел ею одномоментно, обдав освежающей волной восторга и предвкушения. Вот она – монолитная гладь смертоносной реки, ждет их фееричного приземления. «Давай же, тормози!» – нахлынул страх. Кира интуитивно прижалась к Яну, который и не думал выпускать свою темную материю. Их разделяли метры.

Три, два, один...

Ян резко подхватил Киру, едва не сломав ей ребра. Руки девушки коснулись ребристой поверхности воды. Было чувство, что конечности остались там, такая охлаждающая боль пронзила кисти. Но она расправила их в стороны, не обращая внимания ни на что. Это было по-настоящему – они прошли сквозь воду: задержали дыхание, нырнули, взбаламутив водоем, который наполнился тысячами пузырей, едва не захлебнулись, промокли, но вернулись совершенно обновленными.

– Невероятно! – прокричал Гронский. – Будто сквозь преграду прошли!

«Наши мысли соединились», – блаженно думала Кира, борясь с головокружением.

– Я тоже это видела! – попыталась перешуметь ветер Воронцова.

Конечно, ничего такого не произошло, то было потрясающая иллюзия, сотканная в их головах ощущением свободы и безграничных возможностей. Но все рассеялось – Ян резко рванул в сторону Города, а Киру дернуло так, что из глаз потекли слезы.

– Отпусти, – простонала девушка, пытаясь расцепить стальную хватку Гронского. Исходящий от него холод мелкими иголками перебрался на ее спину даже сквозь одежду – Яном овладело второе существо. Кира повернула голову, заглядывая в лицо парня. Ожесточенная маска была натянута прочно. Мольбами ее точно не снять.

Девушка отчаялась сопротивляться и просто сдалась. Они миновали половину Города: сонные многоэтажки и улицы мелькали быстро и расплывчато. Людей не было, даже свет у многих давно погас. Такая грустная пустота. У Города появился характер, готическая грация. Он был горд и одинок в своем путешествии в никуда. Он был одурманен вкусом людских агоний и никак не мог насытиться. Именно это испытывала сейчас Кира, точно зная, что ее мироощущение единственно верное.

В парке, куда устремился Гронский, происходило преступление.

«Почему всякие странности творятся именно со мной? – думала девушка, – Неужели мы не могли просто прогуляться под ручку? Без всех этих откровений, заморочек и резкой смены настроений?»

Последовало грубое приземление. Ян не церемонился. Он, охваченный желанием мести, направился к тому единственному объекту, который интересовал его в этом огромном мире – к мужчине, схватившему миниатюрную по сравнению с ним брюнетку.

– Помогите! – прокричала хрупкая женщина в темном платье до колен, вырывая сумочку из рук незнакомца. – У него нож!

Кира слышала, как пульсирует на затылке. Все напоминало замедленную съемку. Вот высоченный мужик с недельной щетиной, в землистого цвета куртке хватает свою жертву за плечи, притягивает к себе. Она едва достает до груди громилы. Гронский, сжав кулаки, идет размашисто, но не спешит. Каждая секунда им просчитана. Преступник, завидев опасность, характерно берет голову женщины в свои ручища. Кажется, провести ножом по шее – дело одного легкого движения. Та кричит, сопротивляется, бьет обидчика, а в глазах – смиренное принятие неизбежного.

– А я тебя ждал с прошлой ночи, – в голосе Яна звучало наваждение.

– А, это снова ты? Сейчас и за тебя возьмусь! – прогремел великан.

– Упс.

Гронский смотрел на врага неотрывно. Черные глаза не выражали ровным счетом ничего. Только по нахмурившимся бровям и заострившимся скулам было ясно – он лютует. Жажда расправы, первобытные инстинкты – вот, что им управляло.

«Это не Ян! Это не он!» – дрожала Кира, глядя, как парень, в которого она по уши влюбилась, тянет скорченные пальцы к грабителю и одним движением вытягивает его темную сущность. Происходит это за миг до убийства несчастной женщины. Но Воронцова не видит этого и бежит прочь, как раненный зверь. Все накопленные за день эмоции вырываются наружу истошным криком и слезами. Ее нагоняет неизбежная фрустрация.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. НОВАЯ ПЕСНЯ

Последующие три дня Кира провела в своей квартире, никуда не выходя. В ней поселилась зима, проморозившая почву. Она ни с кем не общалась. Чтобы не сойти с ума, сидела в интернете и сделала ужасное открытие: в СМИ писали о неком мстителе, охотившимся за преступниками. Кажется, ей посчастливилось влюбиться в него.

Еще никогда в своей жизни она не чувствовала столько противоречивых вещей. Зарождавшаяся любовь к Яну – нежная по ее замыслу, но невозможная – по его. Преследовавшее сострадание к заключенным тут душам, которые словно почуяли в ней союзника и витали у лоджии и днем, и ночью, требуя беседы. Странное, нарастающее равнодушие к прошлому.

«Это ужасно. Я помню все до мельчайших подробностей: шрам над бровью брата, мамины морщины у глаз, даже папину улыбку, но они чужие. Так не должно быть! Неправильно. Если даже я и переродилась, то что это за существование? Почему не может быть проще? Этот мир, его порядки, нелепые придумки – кто их творец? В чем был его план? Нет, я обязана разрушить систему».

Воронцова почти не спала – крутила навязчивые мысли заново и по кругу, ища хоть какие-то однозначные ответы, но новая реальность была неустойчива, неидеальна. Она везде давала сбой. И это бесило. Но больше всего тревожило другое: Гронский ни разу не приходил. Это приносило облегчение. Это пугало.

«И хочу его видеть, и боюсь. Никогда не приму того, что он делает? Зачем, Ян, миленький? Леиматри, этот гадкий тип, использует тебя как марионетку, снова очерняет твою новую жизнь этой ужасной миссией. Будь он проклят!»

 Пока Кира то боролась со слезами, то смотрела в одну точку, другие ребята каждый час стучали в дверь, пытались заговорить, приносили и оставляли подносы с едой, даже записки, а ему будто все равно.

– Кир, ну выйди, мы там с ума сходим! – пришла на смену Мирону Софа. Угрюмый Громов пробубнил «Выходи, чай налил» и ушел. Но близняшка так просто не сдавалась. – Очень прошу, хватит нас пугать.

Девушке стало стыдно. Кажется, переживания немного притупились, боль отступила. От этого трехдневного самобичевания остались мешки под проплаканными глазами, исхудавшее тело и несколько синяков на руках и в области ребер.

– Теперь точно видно, что я – труп, – безрадостно обратилась она к своему отражению.

Кира не знала, который час, но собиралась лечь спать. Софу она проигнорировала, и ничего не ответила, когда в дверь громко и настойчиво постучали.

– Это я.

Сердце неконтролируемо заколотилось.

– Открой, – был кроток Гронский.

Голос уставший, тихий, но требовательный.

– Надо поговорить. Я один, – добавил он.

Молчание.

– Уходи, – отшила Кира после долгих раздумий. Нет, она пока не готова.

– Я буду ждать.

И ждал. Парень просидел под дверями несколько часов. И не один, а с гитарой. Играл новые песни, напевал – совсем негромко, чтобы Воронцова прислушалась, подошла ближе. Он был терпелив, а Кира нет. И сдалась. Конечно, ей пришлось спешно приводить себя в порядок, искать подходящие вещи, которые бы говорили: «Нет, я не переживаю. Все в порядке». Но по факту натянула мятые джинсы, разные носки и полосатый свитер оверсайз с длиннющими рукавами.

– Привет, – полушепотом поздоровалась она сквозь щелочку. Открывать дверь полностью не хотелось – личное пространство и все такое. К тому же Гронский пугал. Пугал до легкой истерики. – Я... мне не здоровится.

– Знаю.

Он бесцеремонно ворвался внутрь квартиры и навис над Кирой, рассматривая каждый сантиметр ее лица. А потом вглядывался в глаза, долго, тревожно. «И я снова выдаю всю себя, – злилась девушка, пряча затуманенный взгляд. – Как же ненавижу эти чувства, будь они неладны!»

– Ты в порядке, – констатировал Гронский. – Ребята рассказали, что у тебя депрессия.

– Депре... Что? – не поняла Воронцова. – Типа ты не в курсе, что случилось?

– Слушай, я очень виноват, прости меня. – Ян опустил голову, не зная, что в таких случаях говорят. Раньше вообще никогда не извинялся. – Дело в том, что мы не рассчитали время. С темнотой нужно было вернуться сюда, тогда ничего бы не случилось.

– Это точно, – согласилась Кира, но то была издевка. – Ты бы не исполнял приказы Леиматри, а сидел бы с нами и играл в шахматы. Не говори об этом, как о чем-то обычном! Ты забрал у человека жизнь!

Ян нахмурился.

– Ты так ничего и не поняла, – заметно огорчился он. – Такова моя природа. И я сам недавно связал факты – свои ночные похождения, это ведь происходит, пока я настоящий сплю, и... убийства. Все происходит против моей воли, пойми.

– Ложь!  Я не верю, что ты, именно ты – тот монстр, который запросто отбирает пусть даже у преступника его душу. Почему? Почему остальные нормальные, а ты нет? – Голос Киры надорвался.

Гронский, до этого осторожно державший ее за плечи, расслабил хватку и поддался назад. Кира словно дала ему незримую пощечину – таким растерянным и испуганным он выглядел. Многое вертелось на языке. «И все-таки она не понимает, – думал Ян, мирясь с новым обстоятельством. – Что я не я в такие моменты. Ничего не помню, не контролирую ситуацию, себя. Думает, я инфантильный, ни за что не несу ответственность. Но это не так! Я хочу, я пытался остановиться. Не выходит. Почему остальные не такие? Ведь никто из ребят не мчится посреди ночи на навязчивый зов о помощи, никто не видит, как невинные страдают. И способность у меня одна, поэтому и выход один...».Но ничего этого не сказал.