Текст книги "Граф Рысев (СИ)"

Автор книги: Леха

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

– А кто тебе сказал, что это происходит у тебя в голове? – снова издевательский смех.

Я насупился. А с другой стороны, чего я хотел? Кошка она и есть кошка, вроде бы ластится, а потом ни с того ни с сего как грызнет.

– Ладно, посмеялись, и хватит, – ну, это с какой стороны посмотреть, кто из нас смеялся. – В качестве дара я буду пускать небольшую часть своих сил, которые во мне уже немного возросли, твоей Фыре. Уже очень скоро она станет для тебя прекрасной помощницей во всех делах.

– Я очень надеюсь, что не во всех, совсем во всех мне пока, хвала тебе, помощники не нужны, ну а так, спасибо, конечно. И, если это всё…

Я резко открыл глаза. Лежал я на животе, словно и не пошевелился ни разу с тех пор, как упал на кровать, выйдя из ванной. Сердце заходилось в бешенном ритме. Кожа покрылась мурашками, словно я действительно только что голяком на морозе чечётку танцевал, а попав в тепло начал согреваться.

В дверь постучали. Я крикнул хриплым голосом, что открыто и можно заходить. Вошла Алёна, неся вычищенную куртку, штаны и рубашку. Стараясь не смотреть на меня, она принялась развешивать одежду в шкафу. Мне же было так холодно…

– Иди сюда, – велел я девушке.

– Ваше сиятельство? – она повернулась и тут заметила, что я лежу абсолютно голый.

– Да, я сиятельство, и помню об этом, в отличие от всего остального. Но, здесь сложно забыть, когда раз пятьсот в день слышишь, как к тебе обращаются.

– Что, правда, пятьсот раз на дню? – Алёна осматривала меня, не смущаясь и не отводя больше взгляда.

– Ну конечно, однажды специально считал, – я усмехнулся. – Ты видела картину в гостиной?

– Да. Я её помогала вешать. Это же наша богиня-покровительница? – Прошептала девушка.

– Скажем так, именно в этом облике я её видел, и уже не один раз. Вот только я сомневаюсь, что она не может принять образ человека. Интересно было бы посмотреть, действительно ли богини так прекрасны, как принято считать, – добавил я задумчиво. Потом поднял на неё взгляд. – Почему ты на меня так смотришь?

– Вы немного изменились, ваше сиятельство, – после недолгого раздумья проговорила Алёна.– Ваше тело, я имею в виду.

– Это нормально. Я же в последние дни то из седла не вылезаю, то перед мольбертом топчусь по десять часов, то на балу танцую. Сплошные упражнения. Собственно, именно к этому я и стремлюсь. Ещё бы кормил меня кто-нибудь почаще, – я протянул руку. – Я замёрз, а ты совершенно не желаешь согреть своего графа.

– Ох, ваше сиятельство, – она пискнула, когда я ухватил её за руку и втащил на кровать. Она упала на спину, и я, перевернувшись, навис над ней.

– Я завтра уезжаю, вместе с дедом, так что, не знаю, когда ещё раз тебя увижу. И кто знает, может быть, мне захочется тебя ещё раз нарисовать? А я совсем не запомнил всех изгибов.

– Ваше сиятельство, – и тут я стянул с неё платье до пояса, и девушка выгнулась и тихонько застонала.

– Ваше сиятельство, – дверь распахнулась и в спальню заглянул Тихон. – Ох, ты. Не хотел бы вас отвлекать, но там, значит, в большой гостиной, где новая картина стену украшает, баронесса Соколова сидит вместе с дядей, а ваш дед просил вас прийти. Даже разбудить велел, коли спите.

– Сейчас, – я уткнулся лбом в плечо Алёны.

– Евгений Фёдорович…

– Тихон, выйди, дай мне в себя прийти, – прорычал я, соскочил с кровати и прошел в душ.

Второй раз за день. Охренеть, ни встать. Я не кот, вашу мать, а енот-полоскун. У меня тотем, случайно, не изменился? Бросив взгляд на перстень и убедившись, что это всё ещё рысь, я вылез из прохладного душа и прошёл обратно в комнату. Алёны уже не было, и это было к лучшему. Быстро одевшись, я тряхнул мокрой головой. Да, неприятно, когда вода за шиворот стекает, но, что поделать? А теперь пойдём и узнаем, что от меня нужно Соколовым.

Глава 17

Мария стояла возле стены и смотрела на картину, которая ещё рамы не имела и даже не до конца высохла.

Барон Соколов о чём-то тихо переговаривался с дедом.

– Женя, почему ты мокрый? – спросил дед, когда я вошёл в гостиную.

– Возможно, потому, что я спал, когда Тихон сообщил, что меня здесь ждут? – спросил я, стараясь не закатывать глаза. – У меня вчера был очень насыщенный день, за которым пришла не менее насыщенная ночь. Чтобы проснуться, мне пришлось душ принять.

– Женя, это ваша картина? – я отвёл взгляд от деда и перевёл на Машу.

– Да, моя, нравится? – я криво улыбнулся и подошёл к ней, сцепив руки за спиной.

– Очень нравится, – ответила девушка. – Это же ваш тотем?

– Это покровительница всего нашего клана, – я продолжал стоять, заложив руки за спину и смотреть на картину, словно сам впервые её увидел. – Рыси вовсе не умильные киски с кисточками на ушках, – тихо проговорил я. – На самом деле, рыси довольно пакостливые звери, а также злопамятные. И очень часто они не убивают сразу добычу. Но, они её не мучают, они так играют. Такова их природа, Мария, – отвернувшись от картины, я посмотрел на неё.

– Зачем вы мне это говорите? – почти прошептала она.

– Ваш тотем сокол, разящий бескомпромиссный, но всё же иногда позволяющий надеть на себя колпачок, чтобы взлететь с кулака охотника. Рысь невозможно приручить в том смысле, к которому мы привыкли. Её невозможно выдрессировать. Тигров и львов можно, рысь – нет. Вы должны это помнить, потому что за дела воздаётся, и, как знать, возможно, во мне гораздо больше от рыси, чем я сам представляю себе. – Я улыбнулся. – Нас ждут, чтобы что-то обсудить.

Она мне ничего не ответила, и мы прошли к свободным креслам, расставленным возле небольшого столика. На столике стоял чайник, чашки и какие-то печенюшки в вазочке. Да, здесь вам не тут. Хотите нормально поесть в этом доме – готовьте сами. Или же сумейте понравиться кухарке, как это Фыра, например, сделала. Вот кто никогда не голодает и для кого всегда лакомые кусочки найдутся.

Соколовы же на скудность закусок внимания не обратили. Барон посмотрел на племянницу, а потом перевёл взгляд на стол.

– Машенька, я знаю, тебе это не слишком по душе, но, побудь хозяйкой, а то мы останемся без чая, – после этого он повернулся к деду. – Вы уж извините, Сергей Ильич, что вот так распорядился.

– Ничего страшного, Юрий Васильевич, – дед махнул рукой. – Я и сам хотел просить Марию поухаживать за нами. Но, у вас, как у законного опекуна гораздо больше прав и возможностей.

Маша посмотрела на чайные принадлежности с плохо скрываемым раздражением, словно они что-то имели против неё. Но возражать не стала. Придвинулась поближе к столу и начала колдовать с чайником, как-то по-особенному заваривая чай. Мы сидели и ждали, когда чай будет разлит по чашкам. При этом все молчали и у меня закрались подозрения, что вся эта суета с чаем была затеяна только по одной причине – они тянут время. Зачем, это был второй вопрос, но, возможно, просто для того, чтобы собраться с мыслями.

Я сделал глоток и поморщился. Не люблю чай. После него всегда оскомина во рту остается и хочется воды, что странно, ведь чай всё-таки пьют, а не грызут.

– Юрий Васильевич, теперь-то ты расскажешь, зачем такой крюк сделал, в нашу усадьбу свернув? – спросил дед, которому, похоже, так же, как и мне, надоело ждать, когда же Соколов соберется, наконец, с мыслями.

– Да, конечно, – барон поставил чашку на стол. – То, что произошло с вами, словами не передать и, в случае чего на полную поддержку баронства Соколовых вы можете полностью рассчитывать. Но, мы здесь не за этим.

– И зачем же? – дед чашку на стол не ставил, продолжая держать на весу.

– Я не могу гарантировать, что в ближайшее время здесь будет спокойно. Поэтому решил отправить Машу в подготовительную школу при военном училище, куда она поступила. Я уже распорядился купить ей дом, неподалёку от училища и часть вещей отправлена туда, вместе с парой слуг.

– А слугам не опасно долго находится на изнанке? – дед, наконец, поставил чашку на стол.

– Форт хорошо защищён, вам ли не знать, – барон улыбнулся краешками губ. – Ведь с Евгением там проживает его денщик, Тихон, если не ошибаюсь.

– Верно, – граф вернул улыбку барону. – Я рад за Марию, но, вы же приехали сюда не для того, чтобы об этом рассказать?

– Разумеется, нет, – Юрий Васильевич отмахнулся от такого предположения. – Ладно, ходить вокруг до около можно бесконечно, и так и не подойти к сути… Евгений уезжает в Академию на днях?

– Завтра мы перебираемся в Ямск, а через пару дней Женя сядет на поезд до Иркутска, – кивнул граф.

– Он не мог бы сопроводить Машу до нашего нового дома на изнанке? Разумеется, она поедет с горничной и лакеем, но… Сами понимаете… – Соколов развел руками.

Дзынь. Маша резко поставила чашку на стол. Как только не разбила?

– Эм, – дед глянул на Машу, затем перевёл взгляд на барона. – А родственники её жениха никак не могут поспособствовать?

– В том то и дело, что нет, – Соколов скривился, как будто съел что-то кислое. – Лëня уже уехал, а кроме отца и дяди в роду Ондатровых только две престарелые тётушки и дочь дяди – девица Татьяна, шестнадцати лет от роду. Клан не слишком большой и переживает жизненные трудности…

– И поэтому женитьба наследника на Марии выгодна больше им, – дед поднял палец вверх. – Почему вы согласились на не слишком выгодный брак?

– У нас общая граница с Ондатровыми. Сыновей у меня нет, как-то не получилось, – Соколов вздохнул. – Так что для Соколовых нельзя сказать, что брак не выгоден.

– Да, земельные притязания бывают существенны, – теперь дед смотрел на меня. – Хоть это немного неприлично, чтобы ещё незамужнюю девицу сопровождал не родственник, но, полагаю, на это многие закроют глаза. Тем более, какое-то сопровождение Марии все же выделяется.

– Я не обратился бы к вам и сам сопроводил Машу, если бы не оказия. Евгений едет практически туда же, куда отправится Маша. И было бы глупо с моей стороны не попробовать, чтобы не терять время. Вы же сами понимаете, Сергей Ильич, что последствия произошедшего с вашим кланом и кланом Свинцовых могут иметь серьёзные последствия для всех нас. Видит сокол, я не хочу этого, но, если вы согласитесь, то могу посвятить подготовке к возможным неприятностям все выделенное время. Это было бы гораздо лучше, чем опекать племянницу, которая сама высказывается категорически против любой опеки.

– Ваши слова не лишены какой-то логики, – дед усмехнулся, посмотрев на побледневшую Машу. – Женя, что скажешь?

Скажу, что это настолько дикая дичь, что у меня язык не поворачивается её озвучить. Скажу, что они, наверное, все ослепли и мгновенно отупели, если думают, что отпускать со мной Машу – это хорошая идея. Все же видели, мать их, портрет! И, если что-то между нами по дороге произойдет, то я даже повторять не буду, что предупреждал. О последствиях нужно думать заранее. И, нет, я никогда не поверю, что Юрий Соколов не заметил, что племянница была слегка растрепана, когда они с Тихоном нас нашли. И если что-то можно списать на стресс, то небольшой беспорядок в одежде вряд ли.

Ничего подобного я не сказал. Только улыбнулся и ответил.

– Я могу только подчиниться приказу главы клана, – наши взгляды с дедом скрестились.

Ты всё правильно понял, дед. Я не возьму на себя ответственность, оно мне вообще надо? А вот приказ главы я действительно не могу игнорировать.

– Думаю, молодые люди могут идти, – дед кивнул и в его глазах отразилось одобрение. – А мы с вами, Юрий Васильевич обговорим детали и составим точный маршрут. Всё-таки у молодой барышни гораздо больше потребностей, чем у здорового юноши, который и в общем вагоне сможет без ущерба уехать.

– Вы правы, Сергей Ильич, нам необходимо обговорить детали.

Они потеряли к нам интерес. Вот зачем, спрашивается, меня вообще сюда притащили? Могли бы просто завтра утром озвучить итог переговоров: Женя едет с Машей, потому что у нас, похоже, небольшая война намечается, и мы хотим вас обезопасить. Тем более, что ни мое мнение, ни Машино никого не интересует. Сказано вместе поедете, возьмëтесь за ручки и поедете. А то, что мои музы от недотраха перевозбудились и намекают, что, в принципе, можно ещё один портрет нарисовать, а то и несколько, разной степени обнаженности – это тоже никого не интересует. Мало ли какие там музы в голове у наследника Рысевых бродят. Он художник, ему музы по штату положены.

Мы с Машей вышли в коридор и некоторое время шли молча. Когда подошли к лестнице, ведущей на второй этаж, она остановилась.

– Вы же не горите желанием ехать в форт, сопровождая при этом меня, – выпалила девушка.

– Нет, не горю. Только почему мне кажется, что вам, Маша, есть до этого какое-то дело? – я ответил ровно, не глядя на неё.

– Вы правы, мне нет до вашего настроения никакого дела. Но от нас принятие этого решения не зависит. И мне не хотелось бы портить друг другу настроение…

Я схватил её за руку и затащил под лестницу. Там как раз укромная ниша образовалась. Прижав Марию спиной к стене, навалился на неё всем телом, удерживая на месте.

– Маша, ну не настолько же ты наивная, чтобы не понимать, – она попробовала вырваться, но мужчина, даже художник всегда сильнее женщины, это закон природы, через который невозможно переступить. – Нам нужно как можно реже оставаться наедине, иначе это может закончиться весьма пикантно. Не провоцируй меня. Я натура творческая, увлекающаяся, – и, обхватив руками её лицо, поцеловал. Она пару раз дернулась, а потом обмякла и ответила на поцелуй. Но я уже её отпустил. – Если ты хочешь наставить рога своему Лëнчику ещё до свадьбы, милости прошу. Двери моей спальни всегда открыты для тебя.

Рогатая крыса – это, наверное, очень оригинально. Надо попробовать нарисовать, просто посмотреть, как получится.

Выскочив из-под лестницы, я на мгновение остановился, задумавшись над тем, куда бы дальше пойти. Сейчас мне нужно было чем-то заняться, чтобы успокоить разбушевавшихся муз.

– Ваше сиятельство, – о, на ловца и зверь, как говорится. Маша всё ещё сидела под лестницей и не спешила оттуда выходить. Я же повернулся к Петровичу.

– Что-то случилось? – хриплым голосом спросил я.

– Да, нет, почему что-то обязательно должно случиться? – Пожал плечами Петрович.

– Не знаю, когда вот так в коридоре ловят, обязательно что-то случается, – ответив, я покосился в сторону лестницы. Маша стояла в тени и ждала, когда мы уже уберемся отсюда.

Я кивнул Петровичу в сторону малой гостиной, в которой мы с егерями собирались. Он, кстати, на той встрече не присутствовал. Скорее всего, в разъезде был. Потому что в противном случае своих парней точно бы не бросил. Когда мы отошли от лестницы, я краем глаза заметил, как Маша выскользнула из ниши и быстрым шагом пошла наверх. По-моему, Петрович тоже её заметил. Ну, тут было бы глупо думать иначе. Он же один из опытнейших следопытов и охотников. Это как надо было бы его напоить, до какого изумления, чтобы он Машу не заметил? И то, подозреваю, что в этом случае, он бы двух Маш увидел и слегка растерялся.

Мы вошли в гостиную, но, как бы мне не хотелось упасть в удобное кресло, я остался стоять напротив Петровича. Ноги гудели, и все время я боялся, что мышцы сведёт судорога. Всё-таки наскакался я вчера до задницы, сначала в прямом смысле – на коне, а потом топчась вокруг картины.

– Так что случилось, зачем ты меня искал? – голос всё ещё звучал хрипло.

Музы в голове били в барабан, указывая на то, что место под лестницей укромное. Никто бы нас там не застукал, и можно было позволить себе гораздо больше невинного поцелуя. А сейчас сам дурак, и никто не виноват, что так жестко обломался, причём самостоятельно, дважды за неполные три часа.

– Ваше сиятельство, что у вас с голосом? – участливо спросил Петрович.

– Да простыл что-то. – Я прокашлялся, и заговорил нормально. – Шутка ли, вчера на морозе в одном костюме гарцевал. Вот горло и засаднило.

– Ну, это бывает. В баньку вам надо, ваше сиятельство. Да пропариться хорошенько. А потом чай с медком…

– Это мысль, – я кивнул. – Запомни её и расстарайся насчёт баньки. Она у нас, кстати, есть? – что такое баня я помнил. Даже запах вспоминался. В облаке пара, лежать на полке, пока кто-то со знанием дела тебя веником охаживает. И запах, который никогда и ни с чем не перепутаешь. А вот есть ли это чудо в усадьбе, в памяти не всплывало.

– Есть, конечно, прямо хоромы. Не стыдно и императора принять, ежели пожалует

– Тогда решено. Петрович, с тебя баня.

– Сделаем, ваше сиятельство, – и он улыбнулся в аккуратно постриженную бороду.

– Рассказывай, – мысль о бане затмила мысль о том, чтобы Алёну найти и завершить уже начатое.

– Да, ребята увидели, как вы из своих ружей обрезных тех татей положили. Довели, значит, до ума? – Петрович немного помялся, а потом перешёл к делу.

– Почти. Патронные ружья надо приобретать, – я собрался и сосредоточился на действительно важном деле.

– Дорого, – почесал бороду Петрович.

– Не дороже денег. У нас прорывы чаще, чем женщины в моей постели случаются. Что, скажешь, что не всё до последних кишок изнаночных тварей было продано?

– Ну, не совсем всё. Кое-что его сиятельство и для наших нужд оставил. Печень летяги, например. Из неё же то универсальное обезболивающее зелье делают, – Петрович посмотрел в окно, затем перевёл взгляд на меня. – Даже, если его сиятельство расстарается и ружья приобретет, это когда ещё будет? А нам бы обрезухи те сейчас. Как орудие последнего шанса. Сзади носить. Чтобы под рукой всегда было, на всякий случай.

– Я с дедом насчёт закупки поговорю. Не откажется же он косточки со мной погреть. – Рядом со мной стоял стол, на который я оперся, изображая глубокую задумчивость. Даже пальцами по крышке побарабанил. Надо тренироваться, что я такой дохлый-то? Во сне, когда на ножах бился, покрепче себя ощущал.

– А с обрезанными ружьями как быть? Его сиятельство не даст много портить. Может, поговорите с ним, ваше сиятельство? – Меня уже от сиятельства тошнить начинает. Но, с другой стороны, прекрасно понимаю, что по-другому никак нельзя. Субординация и всё такое.

– Мне один оставьте, остальные можете забрать. Вам немного надо будет, чтобы полностью разъезд вооружить. Больше пока обещать не могу, – я развёл руками.

– Да нам больше пока не надо, – Петрович улыбнулся. Похоже, что и на такую щедрость он не расчитывал.

С другой стороны, а как иначе? Парни жизнями рискуют. Разъезд в любой момент может на прорыв нарваться, или на уродов, типа Свинцовых, которые браконьерством решили побаловаться на чужой территории. У них должны быть шансы выжить, иначе, грош цена мне, как будущему графу. Несмотря на то, что я художник, а не военный.

– Я пойду, ваше сиятельство, баньку затоплю? – Прервал мои размышления Петрович.

– Иди. Только, ответь на последний вопрос. Вы выяснили, кто туши тварей от нашего охотничьего домика утащил?

– Выяснили, – кивнул егерь. – Колька это, сукин сын. Глубокую вылазку в наши угодья сделали, твари! Я у него в кармане флакон с желчью монстра нашёл. Не пойму чья именно, но не зверья нашего, это точно. Он же получается, ещё и господ своих обворовывал. – Петрович покачал головой. – Понятно, осуждает. А вот я их осуждать не собираюсь, за то, что трупы обшмонали и трофеями разжились. В своём праве ребята. – Мы всё, что у этой падали выгребли, под опись сдали. Может, вашим сиятельствам пригодиться.

Он пошёл к выходу, а я долго стоял, глядя в одну точку. Плохо ты, Женя, про людей привык думать. Вот тебе по носу сейчас и настучали.

Резко сорвавшись с места, я пошёл в свою спальню. Там в углу я видел чистые, натянутые на рамы холсты. Схватив один из них, поставил на мольберт и, взяв в руку карандаш, принялся делать наброски. Постепенно на холсте начало проступать суровое лицо бородатого дядьки. Наверное, я впервые рисовал не девушку, и немного нервничал. Ничего, до бани как раз успею набросок сделать, а там, дай рысь, и закончу когда-нибудь.

Глава 18

Наверное, я и правда начал простывать. Зайдя в парную и вдохнув горячего воздуха, закашлялся. Когда приступ прошёл, почти без сил повалился на полок, и закрыл глаза.

– Да, и вправду промёрзли вы, ваше сиятельство, – сочувственно произнёс Петрович. – Давайте, я вас пропарю как следует.

– Давай, только, боюсь, мне сейчас не слишком можно в бане долго сидеть. – Я поднёс руку к затылку. То место, куда дотронулся, отозвалось пульсирующей болью. Да, похоже, с баней я погорячился. – Определённо, долго не надо. А жаль. – Я лег на живот, подставляя спину под хорошо распаренный веник. Как же я люблю это дело. Чуть не замурлыкал от удовольствия.

– Ты сейчас растечешься и будешь стекать на пол, – я приоткрыл один глаз и лениво его закрыл. Дед обосновался у противоположной стены, наблюдая, как меня лечат народными методами.

– Соберёте тряпкой и повезёте в Ямск в ведре, – ответил я, почувствовав, что засыпаю. Так, надо уже отскребаться от своего жёсткого, надо сказать ложа, и идти в кроватку спать.

– Я так и сделаю, – ответил дед.

– Петрович, хватит. Иди графу кровушку разгони по телу.

– Как скажете, ваше сиятельство, – Петрович в последний раз шлёпнул меня веником и пошёл к деду.

Я же сел, поплескал на лицо и голову холодной водой. А потом и вовсе вылил на голову целый ковш. Огляделся. Да, баня была хороша. Доски выскоблены до бела, каменка идеальная, а размеры парной заставляют задуматься о том, сколько понадобилось дров, чтобы её раскочегарить. Вот по чему нужно о благосостоянии хозяев дома судить – по бане. Чем больше баня, тем выше доход. Прямая зависимость.

– А что, наши гости не уважают данную забаву? – спросил я у деда.

– Юрий Васильевич скоро присоединиться. – Ответил дед.

Про Машу я уточнять не стал. Это был бы номер, приди она сюда. Чем бы я прикрывал свою заинтересованность? Веник у Петровича выхватывал? Не выдержав, хохотнул.

– Чего гогочешь? – дед посмотрел на меня.

– Представил, как сюда Мария заходит и свой конфуз при этом.

– Тьфу, ты. Нет, чтобы о чём-то серьёзном думать, а он всё никак похабщину из головы выбросить не может. Тебе, между прочем, в смежном купе с девушкой ехать. Женя, лучше сразу скажи, мне не придётся за тебя краснеть?

– Нет, не придется, – я мотнул головой. – Как показала практика, краснеть будет не за что. – Дед начал подниматься после моего ответа, а я поднял руку, призывая его к спокойствию. – Я пошутил. Не надо меня воспитывать. У меня амнезия, а не идиотия, и я прекрасно понимаю, что мои неправильные действия могут привести к напряженным отношениям между кланами. Чего мне, понятное дело, не хотелось бы.

– Шутник, мать твою. За такие шуточки надо вдоль хребта чем-нибудь вытянуть. Ты бы ещё при бароне Соколове такое ляпнул, – и дед улегся снова на полок.

– Это мне жаром голову напекло, – признался я, вставая и потягиваясь, разминая разогретые мышцы. – А если серьезно, оружие, которое я делал, показало себя весьма достойно. Как минимум половина отряда, сидящего в засаде, на моей совести.

– Больше, ваше сиятельство, – Петрович бросил веник в кипяток. – Больше половины.

– Как скажешь, – я не стал переубеждать егеря, тем более, что точно не помню, скольких я положил наглухо, а скольких добил разъезд Петровича.

– Вот как, – дед сел на полке и пристально посмотрел на меня своими желтовато-зелеными глазами. – Почему-то мне не сказали, что ты лично принял участие в ликвидации браконьеров. Или же я как обычно не придал этому значения.

– Я не…

– Помолчи, – дед поднял руку. – Я хочу в тишине осознать момент. Мой мальчик вырос и стал мужчиной. Не в том смысле, что по веселым девкам таскается, а в том, что способен стать настоящей защитой и опорой этих земель. Рысь-покровительница, неужели я всё-таки дожил, – он закрыл глаза и так сидел почти минуту.

Мне уже становилось нехорошо, и я сел на пол, где жар был послабее.

– Что-то сомлели вы совсем, ваше сиятельство, – Петрович с беспокойством посмотрел на меня. – А я говорил, мясца вам надо нарастить, чтоб, покрепче стать.

– Да он и так уже покрепче стал. – Дед открыл глаза и теперь рассматривал мои плечи и спину. – Даже мышцы вон появились.

– Просто я понял, что в нашем доме нужно добывать еду, чтобы поесть. И как только на меня снизошло это понимание, всё встало на свои места, – я откинулся на стену и улыбнулся.

– Очень смешно, – дед поджал губы, но затем подошёл ко мне и протёр моё лицо холодной водой. – Женя, говори, что хотел, и иди в свою спальню. А то мне снова придётся за Лебедевым людей посылать. Тогда он точно нас потравит, вот как пить дать.

– Обрезы хорошо себя показали. Я отдал почти все егерям, но нужно ещё немного, чтобы вооружить разъезд. – Внизу было намного прохладнее, да и холодная вода, которой умыл меня дед подействовала положительно. Теперь я чувствовал, что вполне могу подняться и уйти на своих двоих.

– Если оружие действительно показало себя достойно, то никаких препятствий я не вижу. Зайдешь завтра, я велю выделить сколько нужно. А теперь, иди, Женя. Антип, проводи, – ага, значит, Петровича зовут Антип. И почему я раньше не догадался узнать его имя? Все вокруг называли старшего егеря Петрович, вот и я поддался коллективному бессознательному. Только так я могу объяснить свою рассеянность.

Поднявшись, вышел в предбанник. Там сел в кресло, чтобы немного остыть.

– Евгений Фёдорович, я ведь чуть не забыл спросить, а какую точную меру макров вы намерили, когда на поляне стреляли? И пуля какая была? – спросил Петрович, подавая мне полотенце и огромный махровый халат.

– Хм, – я задумался, и принялся вытирать лицо полотенцем. – А тебе не кажется, что это слишком сложно, постоянно думать, сколько надо макров, какая пуля? В бою так вообще некогда о таких вещах задумываться. Нужен патрон!

– Вы уже говорили, ваше сиятельство. Но огнестрельное оружие не слишком распространенно, оно дорогое. Да и на тварей изнанки ниже второго уровня пули не действуют. А с теми тварями, с которыми вы столкнулись – то тут важно попасть в нужное место. Да и здесь они теряют многие свои смертоносные свойства. На саму же изнанку я не советовал бы соваться с огнестрельным оружием. Там дары покровителей сподручней будут.

– Патрон может быть и примитивный совсем. Зачем каждый раз отмерять нужное количество макров и взвешивать пули, если можно заранее в бумажку нужное количество отметить? «Скуси патрон», отрываешь кончик, вытрясаешь и стреляешь. Всё просто. Почему подобное не получило распространения?

– Наверное, потому что какой-то умник придумал настоящий патрон быстрее, чем кто-то ещё додумался до столь простого решения. – Петрович задумался.

– Завтра утром попробуем сделать парочку. Так и развесовку узнаешь и запомнишь. – Я одел халат, запахнул его и крепко пояс завязал. Этот халат можно был вокруг меня раза два обернуть и ещё бы осталось. Даже интересно стало, на кого его шили.

Петрович шёл за мной, страхуя, чтобы я не завалился нигде ненароком. На улице ждал Тихон, которому егерь меня передал почти из рук в руки. Мне навстречу шёл Соколов.

– Я рад, что всё утряслось. Не переживайте, Евгений Фёдорович. Маша не доставит вам хлопот. Вы, может быть, за всю поездку пару часов проведёте в обществе друг друга.

– Да, я не думаю, что могут возникнуть какие-нибудь проблемы, – я широко улыбнулся, скорее даже оскалился и почти бегом побежал к дому. Всё-таки не май месяц на дворе, а я после бани.

Уже подходя к своей комнате, я столкнулся с Алёной. Она посмотрела вопросительно, но я только покачал головой.

– Извини, милая, но я сегодня не в состоянии, незачем позориться перед прелестницей, – закрывая дверь спальни, услышал, как пробурчал Тихон.

– И то верно. А ты, вертихвостка, ступай отсюда. Сегодня ты точно его сиятельству не понадобишься.

То же мне, блюститель графской нравственности нашёлся. Но в одном Тихон прав, сегодня я почти труп, так что, никаких соблазнов. Упав в постель, я, кажется, даже до подушки не дополз, как отрубился.

Тот самый парень из предыдущего сна сидел на корточках. В его руках был зажат автомат. Я знал, что это именно автомат, и что он может стрелять очередями. Мы сидели в окружении зелени, и вот сейчас я понял смысл этого аляпистого комбинезона и раскрашенного лица – парень просто сливался с листвой и, если бы я не сидел так близко от него, то вполне мог и не заметить.

– Жень, глянь. Вот же наглые твари, прут, и не стесняются, – он прошептал это так тихо, что я едва разобрал слова.

Он протянул мне прибор, который я поднёс к глазам. В этом приборе всё виделось так, словно я применил рысинное зрение, только цвета были – не разные оттенки серого, а зеленые и красноватые. Зато прибор показал пять красноватых силуэтов.

– Что делать будем? – спросил парень.

– Отходим и докладываем. Нехер на рожон лезть, – прошептал я, отползая от кустов, через которые мы наблюдали в этот прибор за какими-то людьми.

– Как скажешь, Граф, ты командир, – проворчал парень. По нему было заметно, что сам он хотел бы на практике применить всё то, чему нас учили. Жаль, что мозгов ему побольше не отсыпали во время обучения, думать он так и не научился.

Когда мы отползли на достаточное расстояние, чтобы не быть замеченными, я сел, вытащил из разгрузки рацию и поднёс её ко рту. И опять же, я знал, что это именно рация, и что она предназначена для разговоров на расстоянии.

– Пятый, третий на связи. – Проговорил я, стараясь делать это отчетливо.

– Докладывай, третий, – после небольшой паузы рация ожила.

– В квадрате тринадцать ноль восемь обнаружены нарушители. Наши действия?

– Сколько их, третий?

– Мы не осуществляли глубокую разведку. Но поляне, почти на границе, девять.

– Они вооружены? Третий, они вооружены?

– Да, – ответил я, вспомнив, что действительно сумел разглядеть оружие.

– Высылаю подмогу. Оставайтесь на месте. В боестолкновение не вступать. Третий, как понял приказ?

– Оставаться на месте, в бой не вступать, – повторил я.

Рация снова зашипела, и…

Я проснулся, распахнул глаза и долго смотрел в потолок. Что это? Откуда берутся эти сны? Почему они меня так беспокоят?

И тут затылок пронзило такой острой болью, что я на секунду ослеп. Поскуливая от боли, протянул руку и нащупал на столике флакон. Открыв его дрожащими руками, опрокинул в себя содержимое, и откинулся на подушку, которую наощупь подтащил поближе. Боль прошла так же резко, как и возникла. Я протянул руку и стёр со щеки слезинку.

Я не прошу, чтобы эти сны приходили. Мне они в каких-то моментах непонятны, и настолько сильно отличаются от моей жизни, насколько это вообще возможно. Я не хочу, чтобы они приходили. Потому что эти проклятые сны вносят сумятицу в мои мысли. Но как их остановить? Я не знаю. Пока что остается смириться, и держать под рукой обезболивающее.

Пролежав и прорефлексировав ещё несколько минут, наконец-то, уснул обычным здоровым сном без сновидений.