Текст книги "Клан Ночных Фурий (СИ)"

Автор книги: Лаунароми

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Помочь тут не мог даже Туфˈлес, средний сын Лувеˈн, который, в пересчёте на человеческие года, был почти ровесником самого Иккинга, и из всех Фурий, с годами, стал ближе всех для мальчишки.

Даже слова «лучший друг» не подходили, чтобы описать всё то.

А «брат» подходило, но только в драконьем понимании.

Ведь семья – это главное.

С годами к Фурии прицепилось прозвище Беззубик, которое, опять-таки, было неточным переводом его имени, а потому к нему все отнеслись спокойно.

Но сам факт того, что дракон дал себя назвать человеку, для всех многое значил.

Он значил даже больше, чем-то, что Беззубик позволили Иккингу оседлать себя, и стал теперь летать с всадником на спине, совершенно того не стесняясь и совершенно не обращая внимания на смешки других драконов.

– Идиоты, – говорил всегда его брат, – Не понимают, что сами себе врагов наживают.

То, что Беззубик так думал успокаивало.

И вроде бы всё было даже хорошо.

***

– Может быть, стоит ему рассказать?

– Про Небесных Странников?

– Да. Ведь рано или поздно он до сути покопается, и тогда… не будет приделу его гневу, когда он поймёт, сколько знаний мы скрывали от него.

– Боитесь повторить ошибки своих Отражений и создать слишком сильного Одарённого?

– Он уже сильнее всего Совета, просто не осознаёт этого – сырая, необузданная и неуправляемая его сила пока что мало ему помогает, но… вы замечаете? Он с каждым днём становится всё более сдержанным и сконцентрированным.

– Сейчас он – мириады искорок, но настанет миг, когда он сумеет заставить искры слиться в единый поток, и это будет разрушительно.

– Поэтому и не хотите учить?

– Не хотим растить себе своего палача.

– Так почему вы убьёте его просто?

– Великие наблюдают за ним, ведут его по Дороге Жизни, и нельзя им перечить в этом, их гнев в стократ страшнее этого мальчишки.

– Одного я понять не могу – вы не боитесь, что, обидев мальчика, вы разгневаете Стража?

– Действительно, что, если Отражения могут общаться между собой?

– Это нас уничтожит.

– Значит, надо рассказать. Пусть у нас будет хоть какой-то шанс.

***

Настал тот миг, когда Иккинг научился контролировать не только энергию внутри себя, но и ту, что струилась вокруг него, омывала его и всё вокруг бескрайним океаном.

И это был знаменательный день.

Одно дело – ощущать её, видеть её, использовать для пополнения собственного запаса, и совершенно другое – изменять её течения, даже не пропуская через себя, не превращая её в собственную энергию.

С того момента ему полностью покорился Огонь.

Для воздуха он был сам – слишком непокорным, сказали бы Дети Ветра, но это было правдой лишь от части.

И ни разу – не истиной.

Когда же мальчишка (ему тогда едва исполнилось пятнадцать лет), понял, что ему под силу было изменить течения энергии в чужом теле, или, к примеру, забрать всю эту силу себе, он испугался.

Ведь это означало, что он был способен убить, даже не прикоснувшись к жертве.

Одной только мыслью.

Одной только волей…

Это было страшно, и осознание собственной сил не кружило голову – лишь возлагало на него ещё большую ответственность, ведь теперь…

А что – теперь?

Всё, чего он добился, исследуя собственный дар, было его личной заслугой, и никому он не был в том обязан, и потому он не должен был отчитываться перед кем бы то ни было, кроме собственной совести, которая, в последнее время, столь часто замолкала в определённые моменты.

Дрессированная она у него, вообще-то.

Выученная.

А иначе никак…

Прошлось ему стать таким – иначе было не выжить среди с годами ставших недобро погладывать на него драконов и откровенно сторонящихся его людей, а теперь, внезапно, после обретения матери и братьев, жить хотелось любой ценой.

Неужели все Разумные, его окружавшие, сумели почуять, осознать его силу и теперь именно поэтому столь старательно его избегали при любой удобной возможности?

Исключением были только Беззубик и Луна.

Брат и мать всегда были на его стороне, но, как стол замечать Иккинг, им за то тоже доставалась часть его нехорошей славы.

Плохо.

***

– Я чувствую – конец близок. Об этом говорят и Великие, посылая мне видения.

– Ты уверена?

– Да. И с нашей гибелью возвысится тот, кто раньше был в тени, кого мы обидели своим молчанием. Но знания мы унесём с собой.

– Нанести превентивный удар?

– Нет. Ждать и быть готовыми ко всему.

– Почему мы проводим Совет без Луве’н? Она тоже одна из нас. Так нельзя…

– А ты как думаешь?

– Да, разве ты не видишь? Она не способна быть объективной в этом вопросе, она до конца будет защищать своего птенца, даже если это обернётся всеобщей гибелью.

– Она больше не хочет хоронить своих детей?

– И слава Великим, что она ещё не знает, кто стоит за гибелью её дочерей.

– Всё же все?

– Все.

– Но почему?

– Они слишком многое узнали, нельзя было это так оставлять… Это уничтожило бы нас намного раньше, чем этот мальчишка.

– Разгневали вы Великих своим равнодушием. Теперь пришла пора платить по счетам.

– За всё нам воздастся по ту сторону Грани.

– Кто бы позволили нам там оказаться…

***

Кузня всегда была в распоряжении Иккинга – никто из местных не смел перечить мальчишке-изобретателю, когда ему в голову приходила очередная безумная или же просто странная идея, ведь пытаться его остановить от её воплощения было бесполезно, да и вообще – себе дороже.

Поэтому мальчишка на радостях смастерил себе сначала, в дополнение к седлу для Беззубка, лётный костюм – лёгкую броню, которая защищала от мелких неприятностей, помогала не замёрзнуть, да и вообще была крайне полезной штукой.

Потом – кинжалы.

Так, на всякий случай.

А потом он внезапно, насмотревшись на тренировки магов воздуха, загорелся идее создать себе собственные крылья, чтобы, сочетая их с магией воздуха, он мог летать и без Беззубика.

Фурия на такой порыв не обиделся, прекрасно понимая своего брата – ему это просто было нужно.

Именно во время очередной проверки этого изобретения Иккинга застала весть о том, что Маараˈн, брат Луве’н, Пятый Советник Клана Ночных Фурий, решил вспомнить славные традиции древности и захватить власть над всеми остальными жителями Чёрного Острова – и драконами и людьми.

И именно это спасло Иккинга и Беззубика от участи их братьев – Лурˈлес и Науˈлес погибли от руки (лап, стало быть) своего дяди, защищая свою мать, отказавшуюся признавать Пятого выше себя.

За что и поплатилась.

Братья тогда замерли, словно им стрела в сердце попала – так больно, так невыносимо больно им было.

То, что соединяло их с матерью, далеко не тонкая золотая нить оборвалась со званом и скрежетом, заставляя их, задыхаясь и дрожа, прижаться друг к другу, скуля и подвывая.

Ужас.

Одиночество.

Бесконечное ощущение собственного сиротства…

Конечно, Беззубику досталось больше – он был кровным сыном Лувеˈн, он был кровью же связан со своими братьями, и потому особенно остро ощущал потерю.

Иккинг с остальными своими братьями общался, надо признаться, достаточно мало, довольствуясь самим по себе их наличием.

Ему этого хватало.

И вот как оно всё обернулось…

Как же им повезло, что они были в тот миг даже не на соседнем острове – за несколько часов лёту от Чёрного Острова, вне досягаемости своего дяди и его последователей.

Да – именно последователи.

В одиночку Пятому было невозможно провернуть всё это – будь он хоть десять раз Ночной Фурией, от этого другие драконы не становились Фуриями меньше, и не переставали представлять для него угрозу.

Но вместе… вместе они были страшной силой.

Драконы устали от неопределённости решений Совета, они, по природе своей привыкшие подчиняться одному единственному вожаку, теперь тоже желали возрождения древних правил и законов.

Маараˈн расправился со всем Советом, за исключением Седьмой и Одиннадцатого – те тоже слишком любили жизнь, чтобы так глупо погибнуть, и потому благоразумно, по их мнению, подчинили, признавая власть сильнейшего из них.

Людей, как ни странно, не коснулся переворот в рядах Фурий – те были слишком заняты своими повседневными делами.

Как всегда – самые значимые события оставались незамеченными.

Пять дней потратили братья на то, чтобы прийти в себя и окончательно понять, что же им теперь делать, и за то время все драконы, а потом, всё же, и люди, подчинившись своему Старейшине, коим был один из Говорящих, присягнули на верность своему Королю.

Бывшему Пятому Советнику…

Ответ нашёлся там, где его изначально и не искали.

Маараˈн сам вернул силу Древним Законам, и в этом была его главная слабость, ведь он не учёл, что запугать он сумел не всех, и обязательно найдутся те смельчаки, что вызовут его на дуэль.

А Дуэль Одарённых всегда заканчивалась гибелью одного из её участников – это было правило.

Трофеи доставались победителям.

Это – тоже правило.

И им теперь следовало вспомнить о нём, об этом правиле и всех его последствиях, бросив вызов самопровозглашённому Королю Клана Ночных Фурий.

Точнее не им – ему.

Иккингу.

Если доселе он боялся собственной силы, боялся нечаянно навредить окружающим, то теперь он не боялся ничего – он однажды уже потерял мать, и теперь это чувство только разбередила предыдущую, ещё не заросшую рану на его душе.

Теперь осталась только решимость на пополам с чувством долга – он не хотел проливать кровь, не хотел убивать, но, как оказалось, не так уж и неправ был его отец в собственной жестокости.

Страшно было то, что Стоик не видел в этом ничего ужасного.

Иккинг же осознавал чудовищность собственной задумки, и страдал от этого, но понимал – кроме него воплотить её было некому.

Некому было спасти их всех.

Большая сила накладывала ещё большую ответственность.

И когда наставал момент истины, когда на кону стояли сотни жизней, было не до моральных терзаний и не до чистоты собственной души, не до размышлений о жестокости и несправедливости этого мира.

Было время действовать.

***

– Как и говорила Третья… Всё мертвы.

– Ты это чувствовала?

– Да. И именно поэтому подчинилась Пятому. Конечно, я видела, как он с каждым годом всё глубже скатывался в своё безумство, грозя задрать с собой на дно непозволительно много своих собратьев.

– История повторяется?

– Моё Отражение в мире Стража приняло решение бездействовать, подчиниться обстоятельствам, которые, порою бывают непреодолимыми даже для нас.

– Ты знала, что всё закончится этим.

– Смерть Лувеˈн должна была окончательно закалить его дух – он не имеет права сломаться.

– Смерти нет. Но он об этом так и не узнал.

– Его незнание было залогом нашего выживания.

– Ты слишком жестока к мальчику.

– Он теперь – наш Король. И драконов, и людей. Всех жителей Чёрного Острова.

– Теперь-то он имеет право знать.

– Теперь – да.

***

Да, Дуэль оказалась единственным возможным выходом из той ситуации, в которой они оказались, но безумием было думать, что простой человек был бы способен убить само Злобное Порождение Молнии и самой Смерти.

Но Иккинг был непростым человеком.

Под вопросом было то, являлся ли он человеком теперь вообще, но теперь было не до этого.

Теперь надо было решаться – как убить своего дядю в честном сражении, в которое его сообщники вмешаться не посмеют, ибо тогда победителем сочтут того, кто проигрывал.

Хотя, проигравшего добьют.

Это – тоже правило.

Один из безумных, но не лишённых смысла древних законов.

Впрочем, как оказалось, Маараˈн легко выходил из себя, если его взять на слабо, особенно перед всей толпой.

Сам бой Иккингу не запомнился – алая пелена перед глазами, не то кровь, не то просто холодная ярость, мешала ему понимать происходящее полностью, но в миг, когда Пятый был в шаге от победы, парнишка применил свои способности во всей красе.

Заставить энергию в чужом теле потечь в ином направлении, обвить сердце, раздавить его, пережать трахею, превратить внутренности в кашу?

Запросто.

Он тренировался доселе только на зайцах да волках, но, как показала практика – главной была суть, а не форма, и она всегда оставалась одной и той же.

Убийство есть убийство.

И не важно – кого.

И умирал Маараˈн долго, метаясь в агонии и собственном бессилии.

Но в конце концов чужая для тела энергия победила непревзойдённую регенерацию Ночной Фурии, и жизнь самопровозглашённого правителя Чёрного Острова оборвалась.

Так Иккинг Лувеˈнˈавир стал Королём в шестнадцать лет.

И после этого он во многом повторил действия своего предшественника, заставив всех жителей Чёрного Острова присягнуть ему, а тех кто отказался это сделать… он мог дать им выбор между смертью и изгнанием, но, ослеплённый своим горем, он не думало милосердии.

Виновные должны были быть наказаны.

Все до единого.

Мать он, вместе с Беззубиком, хоронил один – как было положено, предал её тело огню, дабы не было у неё препятствий перед вечной жизнью.

Маараˈн, а вернее его шкура, стала новой бронёй Иккинга, символом его победы, его власти, которую он не просил, которая ему даром не сдалась, но взять её было больше некому.

Вскоре после этого, всего полгода спустя, Иккинг принял решение одним ударом вычистить Архипелаг от главных врагов Теней и их союзников – Охотников на драконов.

Пусть это было собирательное название несколько кланов, промышлявших ловлей Крылатых с разными, но одинаково печальными для тех последствиями, но судьба их всех постигла столь же одинаково печальная – пощады им можно было не ждать.

И свидетелей не оставалось.

Собрав достаточно информации о Красной Смерти, драконьей Королеве, что столько веков тиранила располагавшиеся близ Проклятого Пролива острова, Иккинг назвал её их следующей целью, и потому, пока никто не успел опомниться, её уничтожили.

Благодарность её стаи невозможно было описать словами.

Часть её драконов разбрелась по Архипелагу, продолжая, по старой привычке, разбойничать, но оказываясь на территории Иккинга получала первое и последнее предопределение и больше туда не совалась.

Остальная часть Архипелага юного Короля не интересовала.

Немало драконов ушли на Драконью Гору – остров, на котором располагалось Гнездо Левиафана по имени Смутьян, Короля ещё одной немалочисленной стаи, с которым у Иккинга был полный нейтралитет.

Им нечего было делить, и потому в дела друг друга они предпочитали не вмешиваться – себе дороже.

Оставшаяся часть драконов поселилась на Чёрном Острове, пожелав служить своему освободителю, коим считали Иккинга, хотя конкретно его вклад в гибель Красной Смерти был ничтожно мал по сравнению с тем, что сделал Беззубик – настоящий её убийца.

И всё шло своим чередом, пока Седьмой не приспичило рассказать юному Королю про Небесных Странников.

Комментарий к Глава 3

Иккинг и Беззубик отдыхают:

https://vk.com/club147969315?w=wall-147969315_135%2Fall

Полетели:

https://vk.com/club147969315?w=wall-147969315_136%2Fall

Боюсь даже спросить – к какому из моих фанфиков мне теперь писать новую главу: к “Против Системы” или к этому?

========== Глава 4 ==========

Так, до самого вечера, Иккинг рассказывал ей о том, что же с ним приключилось за эти десять лет, о том, как он докатился до такой жизни.

Конечно, поведал он и откровенно смешные или просто забавные истории из своей жизни на Чёрном Острове, но по большей части его рассказ был всё же печальным и серьёзным, лишь изредка разбавленным такими вот весёлыми моментами.

Мира его не перебивала.

Слушала внимательно, чуть наклонив голову, и смотрела в даль, где клонящееся к горизонту солнце, свидетельствуя о конце дня, уже окрашивало небо в золотые и алые тона.

Своим прошлым девушка не делилась – не удивительным, очевидным было оно, не таким красочным, как у её друга.

Обычным.

И так странно было понимать, что даже спустя столько лет разлуки и полной уверенности в его гибели, она так спокойно и естественно приняла этот факт – он жив, он здесь, он стал совсем другим.

Да, этот Иккинг, Сын Луны – не её растрёпанный и застенчивый друг из детства, нежно лелеемое воспоминание – он живой, из крови и плоти, он дышал, думал и улыбался.

Он жил.

Он был.

А каким он стал – уже неважно.

Она примет его любым, и даже таким, каким он теперь стал.

– Тебе не пора домой? – вдруг забеспокоился Иккинг, повернув своё бледное лицо к девушке, опять слишком глубоко ушедшей в собственные мысли и потерявшейся в них.

Эту неожиданную черту в обновлённой своей подруге парень заметил почти сразу.

Стоило ей задуматься – и она пропадала для всего мира.

– Наверное… Но так не хочется уходить… – ответила та, отрываясь от созерцания неба и поворачиваясь, наконец, к собеседнику.

И Иккинг чувствовал – ей с трудом давалось даже такое откровение, даже столь незначительные слова, и это в коей-то степени расстраивало его. И не потому, что она не желала открыться своему вновь обретённому другу, это здесь вообще было едва ли причём.

Он был недоволен тем, что ей вообще пришлось так закрыться.

Он чувствовал свою вину в этом – он настолько увлёкся делами Чёрного Острова, настолько погрузился в его развитие и защиту, что позабыл не просто о своих друзьях – о себе.

Если бы он ещё тогда, несколько лет назад, добрался бы сюда и забрал её, то всё было бы иначе.

Что её сломало?

Как жаль, что он не умел смотреть воспоминания…

– Хочешь полетать? – осторожно, на пробу, спросил Иккинг, пытаясь понять, чем можно было зацепить подругу, как помочь ей вновь видеть мир во всех его красках.

И более подходящего средства, чем полёт, он не знал.

Там, в небо, по-настоящему хотелось жить.

И он жил.

А она?

– Было бы здорово.

– Ну так давай!

Иккинг как за утопающий за соломинку ухватился за эту возможность – показать подруге не просто парение, а настоящий полёт, показать ей небо и это закат с высоты, доступной лишь драконам.

Из-под облаков мир кажется всегда таким прекрасным…

А она, как маг воздуха, должна это понимать, видеть, ощущать!

Она поймёт.

Парень подозвал Беззубика, который доселе с остервенением зализывал царапину на боку, полученную в результате падения, а потом умчавшегося куда-то в неизвестном направлении с наказом людям на глаза не показываться.

Дракон появился минуты через три и уже с дружелюбным интересом, а не с насторожённостью стал разглядывать Миру.

Хмыкнув на это, Иккинг взобрался в седло и помог девушке последовать его примеру.

Беззубик обернулся, одарив своих всадников хитрым взглядом зелёного глаза с затаившимися на дне золотыми искорками. Вдруг, тело дракона напряглось, всего пара мгновений, сильное движение крыльями и…

Он оторвался от земли.

Полёт – это нечто невероятное, неописуемое, ведь не было в человеческом языке таких слов, что способны были дать понять, что же это такое… Это ощущение способно повторить только падение, но оно увы не такое долговременное, как полёт.

Падение вверх.

И ветер пел в крыльях Беззубика…

***

Солнце уже клонилось к горизонту, на улице заметно похолодало, да и в накрывших мир сумерках ориентироваться было проблематично, а эта дурёха, непонятно куда девшаяся ещё во время утреннего налёта, так и не вернулась в деревню.

Аскель раздражённо покачал головой.

Он видел, как она, прихватив один и своих механизмов, рванулась к утёсу, а спустя некоторое время после этого – в лес, но после…

После она опять пропала.

На весь день.

Конечно, такое бывало не в первый, и даже не во второй раз, но на этот раз сам Плевака подошёл к нему с просьбой найти опять блуждавшую непонятно где воспитанницу, пока совсем не стемнело.

Благо, хоть волков не было в их лесу.

Хоть какая-то польза от соседства с драконами!

Естественно, Аскель для вида поотнекивался, подумал, а потом взял и согласился помочь кузнецу.

Почему нет?

Он действительно лучше всех после Миры знал лес, и не только охотничьи тропы, а самые разные месте, где предпочитал тренироваться, вдали от любопытных глаз назойливых девиц.

Дитя Ветра, как же занесло тебя сюда?

Как же случилось так, что родилась ты в столь неподходящее время в столь не предназначенном месте?

То, что девушка придерживалась нейтралитета в борьбе с драконами и никакой ненависти, на удивление, к ним не питала, для Аскеля было совершенно ясно, однако рассказывать об этом остальных людям он не спешил, прекрасно понимая, что каждый имел право на своё мнение и свои ошибки.

И точно так же понимал парень, почему ненависти удостаивались люди.

Он вообще, как ему казалось, лучше всех видел эту удивительную девушку и совершенно не понимал, зачем нужно было её травить, пытаться вывести из себя, если все жалкие потуги ребят не стоили ничего.

Ей просто было плевать.

Ему – тоже.

И людей, и драконов он ненавидел одинаково сильно.

И с одинаковой ледяной яростью уничтожал врагов его народа, пригвождая их ледяными шипами к земле, заставляя кровь замёрзнуть, разрывая тело изнутри или наоборот – вскипеть.

На одинаково страшную смерть он обрекал всех своих противников, без разбора, без каких-либо сожалений.

Как же он любил это равнодушие.

Каким же великолепным оно было в Мире.

Именно поэтому он шёл сейчас по тёмному лесу, вглядываясь в пространство между деревьями и чувствовал невероятный прилив сил – полная луна одаривала всех Магов Воды своей милостью.

И вдруг он замер.

Голоса.

Два голоса – юношеский и девичий, такие тихие для толпы, но такие громкие для ночной тиши, стали отчётливо слышны Аскелю.

С удивлением он опознал в девичьем голос Миры.

Личность её собеседника так и осталась невыясненной, но это и не требовалось, на самом деле – главное забрать девушку в деревню, доставить её к Плеваке, а тот пусть сам разбирается с тем, почему его воспитанница шастала по ночам с неизвестными.

По крайней мере, Хофферсон пытался убедить себя в этом.

– Ой, уже поздно, – опомнилась-таки Мира.

Да неужели?

Аскель решил пока на глаза им не показываться и неслышно проследовать за ними – проследить, чтобы всё было хорошо.

– Темно уже, – заявил спутник Миры, – я тебя провожу.

– Хорошо, – как-то слишком быстро согласилась девушка, – только не показывайся на глаза кому-то из деревни.

Хофферсон машинально обходил все веточки, что могли хрустнуть под ногами, перешагивал через камни, о которые мог спотыкнуться, упасть, прибегая к себя сейчас такое нежелательное внимание преследуемых, и всё думал: кто это?

Кем был таинственный собеседник Миры?

Чужой тихий разговор Аскель честно не подслушивал, считая себя выше этого, и потому ответа на свой вопрос не мог найти.

Решившись, парень по дуге обогнал преследуемых, дошедших до тропы и по ней же пошёл к ним на встречу, желая изобразить то, что он наткнулся на них лишь сейчас и случайно.

Но неизвестный исчез – столкнулся он только с Мирой, только хмыкнувшей на его нотации.

Что это было?

***

Так и повелось – Мира, выполнив все домашние дела, раздав задания мальчишкам-подмастерьям в отсутствие Плеваки, шла в лес, где проводила весь день с Иккингом, который всё рассказывал и рассказывал ей истории минувших лет, о своём острове, о своём народе.

Он словно готовил её к чему-то.

Приглашал?

Они вместе тренировались, и Иккинг даже показывал ей интересные, неизвестные ей доселе приёмы, вместе охотились и готовили дичь, и девушка даже помогла другу наладить какой-никакой быт в одном известном лишь им двоим овраге, найденным ми ещё когда они были детьми.

Только порою Мира ловила на себе какие-то странные, задумчивые взгляды Аскеля.

Он знал?

И ещё более странно было ловить похожие взгляды Иккинга…

И в то утро (восьмое с последнего драконьего налёта, после которого люди ещё не оправились, и потому суетились, отстраивая заново разрушенные дома или по несколько дней пропадая в море, чтобы наловить рыбы, которую нужно было заготовить на грядущую зиму) всё было как обычно, как установилось за минувшую седмицу, и всё равно было как-то иначе.

Беспокойство грызло девушку, не желая оставлять.

С тем грызущим сердце, пугающим волнением она умылась ледяной водой из бочки, позавтракала и собрала сумку со всем необходимым, с той же нарастающей паникой сообщила Плеваке, что шла в лес и искать её не стоило, и ушла по одной из троп.

Конечно, не видела она, как неслышно проследовали за ней несколько теней, скользя от дерева к дереву.

Не знала она, как с другой стороны точно такая же тень разрывалась между желанием продолжить слежку и продиктованным разумом желанием вернуться в деревню за подмогой.

Земля ушла у неё из-под ног, и Мира едва успела перескочить на казавшееся безопасным место, но, как оказалось, лишь для того, чтобы понять – среди окруживших её вражеских солдат был обученный Маг Земли.

Что же теперь ей делать?

Сбив с нос нескольких противников, она попыталась сделать самое логичное в этой ситуации – сбежать, но…

Не получилось.

Проклятый маг земли!

Когда чистая, ничем не замутнённая боль пронзила бок девушки, она наконец закричала.

Холод вновь окутал её.

Вечный холод.

А она только сумела от него избавиться…

***

Бытие на какую-то часть драконом (ведь кровь Фурии продолжала бегать по его телу, она никуда не делась) накладывало свои отпечатки, путь и осознать их он сумел далеко не сразу.

Он и не сейчас до конца в них разораться, если честно…

Так или иначе, помимо зрения, изменился у Иккинга ещё и слух, и потому голос Миры он узнал сразу.

Что случилось?

Почему она кричала?!

Не думал в тот миг юный Король ни о чём, кроме одного – успеть, помочь, спасти!

Однажды он уже опоздал.

Только не снова.

Только не она!

На поляне, к которой парень оказался меньше чем через минуту, был отряд непонятных солдат, в которых Иккинг без труда опознал проклятых Изгоев. Он оглядел их лишь мельком, даже не беря в расчёт – ему они на один чих, не противники, однако, стоило взору его пасть на окровавленную Миру, то глаза вновь застелила алая пелена.

Парень тихо зашипел, и этот чуть хрипловатый звук с каждым мигов всё больше походил на рык.

Драконий рык.

Примчавшиеся на зов Иккинга Беззубик и его подруга лишь под его мрачным взглядом блокировали выходы с поляны.

Юный Король старался изо всех сил не обращать внимания на режущую боль в сердце, такую знакомую, такую… приносящую отчаянье, бескрайную, беспросветную безысходность, которая не сломала его, но породила в нём холодную ненависть.

А она намного страшнее звериной ярости – он продолжал просчитывать каждый свой шаг, но сил словно стало больше.

Или это были их силы?

Их страх перед притворявшимся, по их мнению, человеком существом делал его сильнее?

Нет, он не притворялся.

Он давно сказал, что стал выше людей.

Наблюдать их ужас было почти забавно – то, как они тряслись при виде его оскалившихся белоснежных клыков, глаз, что загорелись ярче обычного, показывая таким контрастом до какой степени сузился драконий зрачок.

Энергия сгустилась в руках Иккинга, концентрируясь для удара…

Все, кроме Мага Земли, упали на такую выгоревшую на солнце траву – их сердца не выдержали такого напора чужой силы, чужой энергии.

Люди хрипели, люди бились в агонии.

Люди умирали.

Когда он двинулся с сторону специально оставленного Мага Земли, тот трусливо стал отползать – ноги его, видимо, уже не держали.

Парень не поленился наклониться, чтобы потом распрямиться и поднять над землёй схваченную за горло тварь, посмевшую причинить вред принадлежащему ему человеку!

А своё он будет защищать до конца.

Видимо, в нём намного больше от дракона, чем ему казалось раньше.

Хруст позвонков шеи, влажный и звонкий, показался особенно громким в повисшей тишине, развиваемой только звуком биения сердца Иккинга и его едва слышным дыханием.

А Иккинг, не обращая ни на что, внимания подошёл к Мире и сев на землю, прижал её к себе, обнимая.

Он видел, заворожённо и с неверяще, как энергия, тяжёлыми кольцами их обвивавшая, не желала рассеиваться в пространстве, говоря – есть надежда, есть шанс спасти!

Кто-то (или что-то) голосом Лувеˈн говорило ему, что следовало делать, и Иккинг подчинился.

Впервые, с того момента, как стал Королём.

Выхватил кинжал и с каким-то мрачным удовлетворением заметил, как под отточенным лезвием расходилась кожа, как проступала на ладони такая алая, такая тёплая кровь.

Боли почти не было.

Эту боль в разы заглушала иная – душевная, и потому он просто не обращал на неё внимание.

Парень положил свою окровавленную ладонь на бок девушке, накрывая рану, и постарался забрать всю жизненную энергию ещё живых врагов, чтобы отдать её всю, без остатка Мире – и рана стала затягиваться буквально на глазах, оставляя лишь едва заметный шрам, как напоминание о себе.

«Спасибо, мама!» – мелькнуло в голове Иккинга мысль.

Да.

Спасибо.

Облегчение заставило прижать девушку поближе к себе, чтобы знать – она дышит, чтобы слышать, как тихо, но ровно и мощно билось её сердце, гоняя кровь по тело.

Теперь и его кровь.

Он сидел так минут пять, полностью отключившись от реальности, пока понимание того, что просто так вражеский отряд попасть сюда не мог, не заставило его очнуться.

Бой не окончен.

Где-то должен быть корабль!

Приказав Береˈс, давней подруге Беззубика, сторожить покой Миры до его возвращения, Иккинг ловко взобрался в седло и вместе со своим братом отправился на поиски остальных врагов.

Да.

Корабль…

Был.

Кто они такие против взбешённого Короля Клана Ночных Фурий и его Злобного Порождения Молнии и самой Смерти?

Что могли, трусы, противопоставить?

Ничего.

***

Харальд Льётсон, бывший командир отряда бойцов племени Берсерков, бывший воин племени Теней, а ныне – скромный советник Вождя племени Синих Шипов, размышлял о том, что ему мало того, что было у него сейчас.

Он хотел большего.

Выросший бок о бок с тем, кого теперь знали на их Архипелаге как Дагура Остервенелого, он привык к тому, что цель оправдывала средства, и к власти идти по трупам не зазорно – его друг же пришёл к вершине, перешагнув через тело свергнутого им отца.

Того самого тела, на котором в районе сердца была страшная рана, оставленная молнией.

Не просто так символом Берсерков был Скрилл.

Не просто так Дагур годами учился управлять этими потоками энергии, чистой, сжигающей всё, но – управляемой яростью, которая в конце концов покорилась ему, став его собственным ручным монстром.

И не просто так следил за этом Харальд.

В сознании тогда ещё мальчишки навсегда запечатлелась одна простая истина – в этом мире побеждал сильнейший, и только сильнейший достоин был славы, почёта и уважения.

И с тех пор он шёл к власти.

По головам.

Конечно, Харальд жалел о многом, что совершил за свою пока ещё достаточно короткую жизнь, и в первую очередь о своей попытке совершить переворот среди Берсерков, о том, что предал Дагура.

Не потом, что нажил тем самым себе смертельного врага.

И навсегда лишился сильнейшего союзника.

Нет, дело было в совершенно ином – он пошёл против заведомо более сильного противника, к которому прислушивались и которому принадлежала любовь народа.

Он попытался убить идеал.

Безуспешно.

Только его способность Говорящего спасла его, ведь освободив с Арены дракона – Змеевика – Харальд сумел сбежать к тем, у кото точно можно было укрыться от гнева Дагура, который, при всём своём безумии, против Теней идти не желал.