Текст книги "Дом, в котором пекут круассаны (СИ)"

Автор книги: Lana Fisellis

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)

– Кто-кто в себе хранит тайны? Спасибо… На самом деле, без этого навыка я бы никогда не стал татуировщиком. Наверное, никем бы не стал. У каждого человека должно быть какое-то увлечение. Без него человек перестаёт быть живым. А бесцельное существование стоит оставить на тех, кто в жизни не видит никакого смысла, я так считаю.

Его слова глухим эхом отзываются где-то в черепушке головы. У каждого человека должно быть какое-то увлечение? Какие же это правильные слова, раз так задели что-то внутри Адалин. Отец всегда – неустанно и долго – любил говорить, что никаких глупых увлечений или отвлекающих хобби быть в жизни не должно. Это лишь пустая трата времени. Он со скетицизмом относился к её занятиям на фортепиано и вокалу. Он знал, что Ада сбегала по ночам в клуб Тоина и пела ночи напролёт. Пустая трата времени с пустыми людьми. Однако за братом отец не следил так пристально – пусть и оправдывал его загулы тем, что пьёт и нюхает Эд с правильными людьми. В отличие от Ады.

Адалин папочкиных наставлений не слушала. Все занятия музыкой были практически тайными, засекреченными от всевидящего ока батюшки – благо мама вовремя могла навешать отцу лапши на уши про дополнительные занятия английским, немецким или математикой. Стать подобной брату для Адалин было худшим из кошмаров. Но музыка, танцы, пение… возможно, они действовали так же расслабляющие и умиротворяющие, как рисование действует на Илью. И девушке не надо было пролазить через тернии за стенки его черпушки, чтобы понять это. Она почти кожей ощущает то спокойствие, что излучает собой парень.

Илья осторожно зарисовал несколько вариантов лаванды по углам от центрального рисунка, словно создавая подобие рамки. Затем посмотрел на результаты своего труда и закрыл скетчбук. На удивление, Адалин не бросилась на него с просьбами показать ещё, а он был далеко не на первой странице. Но в этой тишине было что-то магическое, уловимое только им обоим сейчас, поэтому они вот так сидели, потеряв счёт времени. Стоило собираться и уезжать.

– Ты встала раньше меня, – он словно только сейчас это понял, поэтому в удивлении посмотрел на девушку и широко улыбнулся. – Ты всегда такая ранняя пташка или только сегодня?

– С разницей во времени я немного путаюсь, – устало выдыхает Вуд, склоняя голову на бок и приоткрывая один глаз, врезаясь им в глубокий серый цвет глаз напротив. – Но да. Будучи дома, я тоже предпочитала вставать рано, – руки за спиной немного подгибаются в локтях, и Адалин осторожно заваливает на спину, не страшась даже выпавших капелек росы на плитке. – Утром меня никто не трогает. Не звонят по работе, не спрашивают какие-нибудь дальние родственники, чьих имён я не помню, как мне учёба и что я планирую на будущее. Наслаждаться такой тишиной и спокойствием можно только по утрам.

Адалин сцепляет руки в замок на своём животе, уставившись взглядом на покачивающуюся листву дерева. На самом деле, она вставала рано, просто чтобы успеть всё. И времени побыть наедине…

– А ты? Тоже любишь встать пораньше, чтобы выловить всех птичек в округе, а, renard rusé? – Адалин тихо хмыкает, переводя взгляд на лицо Ильи. – И дай догадаюсь. Ты встал так рано, чтобы сбежать? Теперь ты у нас Золушка? Оставишь туфельку?

– Знаешь, есть такое латинское высказывание. Унесёт добычу тот, кто прибежал первым, – Илья оглаживает пальцами уголок бумаги, изучая то, как просто Адалин разлеглась возле него.

Словно кошка, подставившая живот в знак не озвученного доверия. Она не закрывалась этим лукавством, оно шло параллельно с ней самой, приятным дополнением к общей картине утра. Ещё так рано. Их многие бы не поняли, потому что проще позже лечь, чем раньше встать. Но этот маленький шаг так много менял в человеческой жизни, что один раз укусив, невозможно отгородиться от банальной необходимости. Утро стало особенным, важным звеном. Проспать его – словно проспать часть своей жизни, какой-то тонкий смысл, что находился только там. Упустить нужное настроение или просто не успеть подстроиться под него.

– К сожалению, у меня нет возможности тратить время на сон или похмелье. Мне всегда нужно бежать. Я никогда не был везучим человеком, я всего достигал упорным трудом. Но сейчас мне кажется, что мне повезло единожды. И свой запас везения я потратил на тебя.

Илья не сердился на неё за это, просто улыбался, будто это стало для него чем-то необходимым. Иногда полезно улавливать, что жизнь настроена против него не враждебно, а почти безразлично. Это всяко было лучше, чем отсутствие чего-либо. Опустив взгляд на бумагу, он вдумчиво прокрутил в голове её вопрос. У него не было украшений, кроме кольца и цепочки, а потому не было ничего, что можно было бы ей отдать. Но после такого вопроса оставить её с пустыми руками было бы немного жестоко. Стрелецкий осторожно оторвал лист, положил на её живот и придержал, пока она не возьмется за край тонкими пальцами.

– Вместо туфельки, подойдёт? Я заеду за тобой в пять вечера, обещаю не опаздывать, а теперь прошу меня простить, но мне действительно пора.

Илья поднялся на ноги, захватывая с собой блокнот, но оставляя кружку Адалин. Ему очевидно не хватило пары глотков, чтобы проснуться окончательно и избавиться от последствий алкоголя, но у него ещё будет возможность выпить кофе, хотя бы на точке, потребовав от мастера каплю уважения и добрую порцию сливок. Ему пришлось нырнуть в дом, надеть кроссовки, закинуть блокнот в рюкзак и уверенно вынырнуть на крыльцо уже со шлемом в руках. Илья бросил взгляд на бассейн, в очертании которого Адалин казалась маленькой одинокой нимфой, показавшейся из-за тумана. Улыбнувшись ей, он пробрался к калитке, вынырнул за её пределы и уже вскоре тихий гул включённого мотора разрушил блаженную тишину. Стрелецкий не очень любил прощаться и всегда делал всё быстро и слаженно, чтобы никто не успел задуматься о том, что так неправильно.

Дятел перестал мучать берёзу, взлетел и перебрался на другое дерево. Птицы ненадолго стихли, испуганные рыком металлического зверя и наросший неожиданно гул поспешно удалился, вскоре исчезнув на горизонте. Только тогда, когда звук этот прекратился, сонные мухи повыползали из своих укрытий и принялись устало ныть о том, что Илья когда-нибудь получит от них такой же шум утром. Когда-нибудь, когда они смогут проснуться раньше него самого.

Уезжать всегда грустно. В какой-то момент безликое пространство, скользящее полосками по обе стороны от мотоцикла, превращается в сумасбродное квадратное пятно. Приходится сбросить скорость, увидев дорожный знак, притормаживать на светофорах, вдыхать изменившийся утяжелённый запах и ловить от этого нарастающую тоску. Свободой всегда хочется наслаждаться бесконечно. В компании приятных людей время летит незаметно, но его невероятно сильно стараешься поймать. Это может ещё повториться. На следующей неделе или через неделю. Он опять будет сидеть у бассейна, утром, когда весь дом погружён в тишину. Рисовать на бумаге, освобождаться от груза обыденности и дышать-дышать-дышать.

Но сейчас дышать получалось с трудом. Сама атмосфера города давила повседневностью и серостью, обременяла мыслями и их поток становился сильнее и тяжелее, особенно с нехваткой кофеина. Он не жалел, что поделился с Ади напитком, но теперь невольно получал за это от жизни. За всё нужно платить, это он уяснил уже давно.

За труд, за нарушение правил, за игнорирование проблем, за ошибки. За жизнь, какой ты хочешь её видеть. Но в городе дышалось иначе. Не так свободно. Даже если каждое действие в противовес выплёвывало эту свободу.

– Капучино и сироп… кокосовый есть? – он нехотя поднял голову от кошелька, изучая глазами равномерно расставленные бутылки со сладким дополнением. Девушка с улыбкой кивнула и взяла прямо из центра одну, с белой этикеткой. Добротно налила в картонный стаканчик и заулыбалась ещё шире от осознания, что мужчины иногда не стесняются своей любви к сладкому. – Сколько с меня? Спасибо.

Он вернулся к мотоциклу, на ходу делая несколько жадных глотков. Здесь было ещё совсем тихо. Утренние червячки-работники вылезали из нор ближе к центру, стягивались туда кишащим роем, засасывающим за собой. А здесь было тихо и уютно. Среди немногочисленных людей замаячила знакомая фигура и Илья поднял руку, приветливо махая рукой. Его заметили бы и без этого, но не ускорили бы шаг.

– О, ты мне взял, спасибо большое, – девушка с чёрным каре и ярко-бордовыми губами уверенно обхватила стаканчик и потянула на себя, а вслед за этим с благодарностью приняла салфетку и два пакетика сахара. Она была высокой и худой, но всегда носила ботинки на высокой платформе, чтобы её длина казалась особенно заметной. По всему телу расползались змеи-татуировки. Они выглядывали из густых темных волос, опоясывали запястье, спали на обнажённом животе и беспечно грелись первыми лучами летнего солнца. Аня не решилась размешивать кофе на багажнике чужого мотоцикла, поэтому пристроилась у небольших столиков кофейни, ненадолго замолчав. – Как успехи с третьей точкой? Я слышала краем уха, что там был невероятный ажиотаж. Уже можно тебя поздравлять?

– Я ещё не видел отчётов, – Илья пожал плечами, сделал глоток и терпеливо дождался, пока Аня отыщет в рюкзаке ключи от двери. В молчаливой тишине они перебрались с душной улицы в прохладное полуподвальное помещение. Аня уверенно нырнула в темноту и через несколько секунд вспыхнул яркий свет белоснежных ламп. – Но раз у меня просят материалы сразу после открытия, то всё пошло лучше, чем я предполагал.

– Ты всегда перестраховываешься, братишка, – Аня улыбнулась, отставила стаканчик на стойке и нырнула в подсобное помещение, чтобы собрать всё необходимое. – Слушай, я отдам, конечно, но мне тогда тоже закупки нужны будут, потому что у меня там клиентка одна просит разноцветную татуировку, а цветные картриджи почти закончились.

– Я соберу данные и закажу, вечером, – Илья обвёл взглядом помещение, тепло улыбнулся и огладил пальцами столешницу. Когда-то он сидел здесь почти сам, скрючившись от усталости на барном стуле и мечтал, чтобы ему не пришлось работать круглосуточно. Просто не было возможности нанять человека, не было времени его обучать и нечем было платить. Такое подвешенное состояние, когда мир издевательски подводит к пропасти, предлагает перегнуться через край и кажется, что через мгновение он просто упадёт. В пропасть. В темноту. Стрелецкий достал телефон, открыл блокнот и стал записывать, когда девушка принялась оживлённо бормотать перечень недостающих цветов. – Как у тебя тут успехи?

– Стабильное спокойствие. Только Тёма хочет увольняться, но я его уломаю остаться, ты же меня знаешь, – она вынесла из подсобки кулёк и поставила на стойку, а после внимательно посмотрела на руку Ильи. К тому времени он уже снял куртку и теперь её пытливый взгляд выловил не только выцветающую татуировку.

Семь волчьих пастей открыли свои клыкастые рты, сверкая чернильными глазами. От плеча, прямо к запястью, они готовы были клацать зубами перед каждым, кто посмел бы нарушить их покой. Семь волков – семь смертных грехов.

А потом глаза скользнули по колечку, призывно висевшее на его шее.

– Что за кольцо? Тебе что, предложение сделали?

– Пока нет.

– В смысле, пока нет? А что, сделают? – Аня расхохоталась, а после достала шоколадку, положив её между ними. – Тебе нужен совет? Ты же знаешь, я всегда рада помочь.

– Думаю, твои вкусы слишком сильно разняться с моими. Не думаю, что вести её на свидание в загородный дом с привидениями или на заброшенную фабрику – хорошая идея. Ну знаешь, это не то настроение, которое я хочу ей показать.

– Стоп-стоп. Свидание⁈ – от удивления её глаза расширились, но спустя мгновение она проворно запрыгнула на стойку и обняла стакан руками. – Я требую всех клятых подробностей, братишка. У тебя есть ещё три минуты, прежде чем я перейду к материнским методам допроса.

6 глава

Сентябрь, 2011.

Франция, Париж.

Дом был слишком огромным, чтобы запах свежей выпечки долетал до самых дальних от этого места, жилых комнат. Но это было на руку Аде – отца раздражали любые резкие запахи, даже если они были приятными, а мать со своим балетным прошлым никак не могла смириться с тем, что теперь она свободна могла уплетать булочки.

– Сделай с шоколадом, – Ник расположился на небольшой кухонном островке, болтая ногами на барном стуле.

– Я достану тебе банку нутеллы, джемы и мёд. И мажь их чем хочешь, но внутрь я эту гадость засовывать не собираюсь, – буркнула Адалин, выкладывая на пергамент пышные белые кусочки сырого теста, скрученные под круассаны. – Начинять круассаны – просто издевательство какое-то. Ты же в курсе, что они должны быть практически полыми внутри, воздушными? С лёгкой хрустящей корочкой и мягкостью теста внутри, – Вуд мечтательно прикрывает глаза. – А твои извращённые фантазии омерзительны.

– Да брось, Ад. Все так делают!

– Только не в этом доме, Ник, – Адалин упёрлась руками в столешницу и посмотрела на Фейта так, что тот скривил губы.

– Вот приедешь ко мне погостить…

Адалин сощурила глаза, а Ник страдальчески вздыхает, прячась за экраном ноутбука и упираясь локтём в чистый край столешницы, словно это могло спрятать его от гнева сестры, но Адалин тут же переключается на готовку. Открывает дверцу духовки, осторожно загружает туда противень с мелко дрогнувшими ещё сырыми круассанами. Присаживается на корточки, устанавливает нужную температуру и время. Тиканье часов на стене, равномерное клацанье клавиатуры и щёлканье мышки. Ада кладет ладони на колени, умещает на них подбородок, внимательно наблюдая за тёплым светом духовки.

Они с Ником расположились даже не на главной кухне, которая больше служила предметом интерьера – в ней никогда не готовили, потому что отец ненавидел резкие запахи. Да и Адалин не видела ничего зазорного в том, чтобы повозиться в тесте в самой дальней части дома. Сюда не забредёт ни отец, ни мать, ни Эд.

– Мы же не опоздали, да? – весёлый голос Тоина дёргает её из мыслей так резко, что Адалин вздрагивает. – А что, Ада бросила тебя и заставила пачкать руки в муке? – ехидство Тоина несдержанно катится по комнате, заставляя спрятавшуюся Аду закатить глаза. – Заходи. Даф. Чувствуй себя, как дома.

– Разве не Ада должна говорить эти слова? – Ник тихо хмыкнул.

– Ой, да брось, Ник. Я тут бываю так часто, что практически живу. Могу позволить себе заменить Аду, пока она… а кстати, где она

Адалин ползком, прямо на корячках добирается до край кухонного островка, пока Тоин не успел её увидеть. Выглянула из-за угла, заговорчески подмигнув Дафне, которая тут же заулыбалась. И пока Атталь не успел опомниться, хватает его за щиколотку. Тоин взвизгивает так громко, что Дафне приходится зажать ладонями уши, а отскакивает с таким рвением, что Николас – на всякий случай – придержал свой ноутбук.

– Ты! – возмущённо вздыхает он, не сводя с Ады гневного взгляда, который быстро сменяется на милостивый, но не менее хитрый. – Беги, принцесса Ада.

Адалин подскакивает на ноги не с ужасом, а с заразительным смехом. Она подрывается с места, но не успевает даже обогнуть угол островка, как руки Тоина смыкаются где-то под её грудью, без труда поднимая над полом, и под весёлый смех начинают кружить её, пока перед глазами всё не начнёт расплываться, а мышцы не заноют от боли. Тоин сам смеётся, когда ставит Аду на ноги и закидывает руки ей на плечи, обнимая и прижимая к себе.

Смех затихает вместе с поцокиванием языка Ника, который давит на крышку ноутбука, поворачивает голову в сторону неспешно подошедшей Дафны. Фейн учтиво выдвигает барный стул рядом с собой, похлопывая по сидушке. Дафна же коротко улыбается, и молчаливое приглашение присесть принимает.

– Как видишь, нас хоть мало, но компания весьма шумная, – на выдохе произносит он, не без улыбки наблюдая за тем, как Ада отпихивает от себя Тоина, стремившегося её пощекотать. – Иногда, неприличное громкие. Прости за это.

Улыбка Дафна становятся смущённой, когда она взбирается на стул, откидывается на спинку и лениво покачивает ногой в воздухе. Несмотря на незнакомую компанию, она не выглядела растерянной или потерянной – скорее уж аккуратной.

– Кажется, мне ещё придётся к этому привыкнуть, – поджав губы, Дафна скользнула глазами по резвящейся Аде и Тоину.

– О! Тут можешь не переживать. Вскоре ты поймёшь, что если в комнате, в которой находятся эти двоя, слишком тихо, значит мир перевернулся с ног на голову, – Ник весело хохотнул. – На крайний случай, будет вероятность того, что они прибили друг друга, – поднимаясь со своего места, он подмигивает Дафне.

Стерев со столешницы остатки муки, он щёлкнул кнопкой электрического чайника. Почти медитативными движениями засыпая заварку в заварник, выставляя на стол чашки, сахарницу и раскладывая ложки. Ник делал это так любовно, что даже Тоин и Адалин затихли.

– Ты же больше пока пообщалась только с Адой? – Николас поднимает глаза на Дафну. – Она может быть упрямой, если захочет, – чуть тише добавляет он.

– Я всё ещё в одной комнате с тобой, Никки, – шипит Адалин, аккуратно отодвигая его ноутбук и взбираясь на стул.

– Я всего лишь хотел расспросить Дафну о её увлечениях и хобби, а тут снова ты. Интересно, ты хоть на секунду оставляешь её одну?

– Потому что вы с Тоином пугаете её. Может быть ещё про резус фактор и группу крови спросишь? – Адалин щурит глаза, а Николас не может сдержать смеха.

– Конечно, Ад. Я и знак зодиака узнаю, и точное время с местом рождения. А потом составлю натальную карту и посмотрю совместимость.

Дафна наблюдала за ними со стороны и понять не могла – была ли это ссора или просто маленькие дружеские препирательства. Они не грызлись даже, а просто пытались поддеть друг друга. В конце концов, стал бы Ник трепать Аду по волосам, если бы был зол?

– Так что, Дафна? Расскажешь о себе? Можно без группы крови, – Деко вдруг вздрагивает от обращения к себе, поднимая глаза на Николаса и решительно кивая.

– Да я… я даже не знаю, с чего начать. Родилась в Сент-Дени, но сейчас мы перебрались к краю этого района, поближе к 18-тому округу, – Дафна поджимает губы, внимательно вглядываясь в лица напротив, словно примеряясь, как они отнесутся к тому, что Дафна родилась не в самом благоприятном районе Парижа. – Занимаюсь танцами. Не бальными или спортивными. Хип-хоп, контемпорари. Люблю заниматься йогой, растяжкой, да и вообще двигаться. Бегать по утрам или вечерам.

– О! Я зря пеку круассаны, да? – у Адалин вдруг опускаются плечи, а сама она ощутимо поникает. – Ты же на спорте, наверное? У меня у мамы танцевальное прошлое, правда балетное. И с выпечкой у неё отношения… ну не очень взаимно дружелюбные.

– Не переживай, – ободряюще улыбается ей Дафна. – Я очень люблю круассаны. На самом деле, даже больше, чем нужно их любить. Да и выпечку в целом. Так что, можешь считать меня неправильной танцовщицей.

Адалин расцветает, как цветок под солнечным светом. Сначала на её губах появляется улыбка, потом в глазах загораются звёздочки.

– Это же отлично! Я могу приносить их тебе каждый день! Идёт?

Дафна тихо смеётся, кажется, уже полностью расслабившись в новой компании.

– Идёт.

– Если, конечно, ты их не сожжешь, —заговорщеский шёпот Тоина касается ушей совсем рядом, а потом он театрально втягивает воздух между Дафной и Адой. – Кажется, я чувствую запах гари.

Адалин подскакивает со стула так резко, что практически роняет его на пол, и Тоину пришлось дёрнуться вперёд – вдруг Ада начала бы падать вместе со стулом. И с тихим «чёрт возьми», Вуд падает на колени перед духовкой, в спешке начиная выключать её под смех Ника, Тоина и Дафны.

Конечно же, круассаны не сгорели.

* * *

Июнь, 2020 год.

Россия, Санкт-Петербург.

Она сидела так уже, наверное, минут тридцать – поджав одну ногу под себя, ощущая, как мокрые волосы неприятно липнуть к спине, и словно завороженная уставившись на листок перед собой. Адалин отодвинулась на другой конец дивана, который служил для неё кроватью, страшась, что вода с волос может размочить листок. И не прикасалась к нему, лишь смотрела долгим, изучающим взглядом. Наверное, было бы логичнее рассказать всё Жене – про всю эту абсурдную ситуация, про свидание и поцелуй в клубе. Она же хорошо и, по всей видимости, давно знакома с Ильей. Возможно, могла бы что-то рассказать или предостеречь от запретных тем для разговора.

– Надень… надень, – голос из телефона заставляет Адалин чуть нахмуриться, всё ещё упрямо смотря на белый лист с чётким рисунком птички и лаванды. – Знаешь, никогда не думал, что ты обратишься ко мне за помощью. Ну знаешь… ты и свидание…

– Знаешь, Тоин. Я не могу тебе сейчас врезать, но как только шасси самолёта коснётся взлётной полосы, тебе первому прилетит в лоб что-то тяжелое, – шипит на него Вуд, радуясь тому у Жени появились какие-то супер-важные-неотложные дела – в любом случае, Адалин не нужно было придумывать глупые оправдания в свою защиту. – Ты же был на сотни свиданиях с парнями и девушками. Просто скажи, о чём молчать, о чём говорить и что мне, наконец, надеть, – на выдохе произносит Адалин, прижимая ладони к лицу и упираясь виском в спинку дивана.

Мокрые волосы заскользили по спине, заставляя Аду издать какой-то нечленораздельный звук и поежиться, пока из трубки телефона раздается задумчивое мычание. Могла ли Адалин когда-нибудь подумать, что в двадцать четыре года её настигнет это чувство – когда ладошки потеют и всякие плохие мысли лезут в голову. Ты думаешь только о плохом. И о том, что тебе, чёрт возьми, надеть. Вуд поворачивает голову, вжимаясь лицом в мягкий плед крупной вязки, и скользя взглядом по разложенной одежде.

Наверное, нужно было надеть что-то романтичное. Какое-нибудь нежное, практически воздушное платье пыльно-розового оттенка или туфельки? Или лучше это будет юбка и блузка? А может не заморачиваться, натянуть на тело толстовку и джинсы? Стоит ли ей краситься ярко или не краситься вообще? А волосы распустить или убрать наверх? Завить или оставить прямыми? Никогда… Боги милостивые! Никогда у неё не было такого волнения и дрожи в теле. Ни перед сдачей экзаменов, ни перед выступлением в баре – просто потому что там в хорошем результате она была уверена более чем сто процентов. А результат сегодняшней встречи был под вопросом. «Если ты решишь, что я тебе не интересна, ты вернёшь кольцо». Да… пожалуй впервые Адалин захотелось, чтобы это чёртово золотое колечко осталось у него.

Адалин медленно поднимается со своего места, слушая веселое щебетание друга на другом конце провода – её мысли занимал далеко не трепет Тоина. Пока она расчесывала волосы, высушивала их, завила в лёгкие кудри, периодически косясь на лежащий на диване листок бумаге, думала лишь о том, как далеко это начинало заходить. Да, то было интересно – неожиданно и приятно. Но ведь это никогда не перейдет границы чего-то большего. Через месяц Адалин уедет, и вся эта история позабудется. Возможно, она вспомнит о Илье будучи уже старой? Или будет помнить о нём всю свою жизнь?

– Я не пойду в платье, – протягивает Адалин. – Это не совсем свидание, да. Он просто сказал, что хотел бы узнать меня чуть лучше, чтобы сделать свои выводы. И далеко это зайти не может. Я почти уверена, что я не тот тип девушек, которые ему нравятся, – Вуд опускается на диван, бросая взгляд на экран телефона.

– Ну да. Почти. Он просто решил поизаигрывать с тобой, пару раз поцеловать. И конфетка! Будь он последним мудаком, просто бы поцеловал тебя, но не сделал этого, – прицыкивает из динамиков голос друга, и Адалин чувствует его улыбку через экран смартфона – и снова очередной словесный поток не может пробиться сквозь думы Вуд. – Возможно, он просто решил остепениться. Ты же у нас хорошенькая девочка, Адочка.

– Хорошие девочки не целуют в клубах незнакомцев.

– А может у русских так принято? Знаешь, что-то вроде «привет, я рада познакомиться с тобой», – мягкий смех Тоина тонет в динамике смартфона. – А если серьезно, Ад, просто будь самой собой. Надеть то, что хочешь и не мучай свою головушку этим.

Адалин упирается локтем в мягкие перины дивана, обхватывая второй рукой рисунок и подтягивая его поближе к себе. Взгляд упирается в плавные линии; то чёткие, то немного размазанные. И Адалин улыбается, вспоминая сегодняшнее утро. Как он сидел, согнувшись над белыми страницами и рисовал. Илья был так расслаблен этим процессом, что это умиротворение невольно передавалось и Адалин. Как цепко пальцы держали карандаш; как средний и указательный палец зажимали между собой корпус, заставляя место ластика двигаться, как стрелку метронома – влево-вправо, влево-вправо. И как грипфелевые линии расползались на белой бумаге, складываясь в рисунок. Это всё было таким успокаивающим… Как будто Адалин была зрителем по ту сторону экрана, а Илья…

Девушка приподнимается на тихом выдохе, подхватив с собой листок с рисунком. Аккуратно она зажимает его между двумя листами папки, желая сохранить его идеально ровным – чтобы не смазался карандаш, чтобы не загнулись углы.

– Ладно, мой личный психолог, – выдыхает Адалин, скользя взглядом по экрану телефона. – Я отключаюсь, иначе не успею накраситься. Пока-пока.

– И помни, предохранение – это неотъем…

Адалин тихо смеётся, не давая Тоину закончить лекцию о зппп, и тут же скидывая звонок.

Она бы, возможно посидела так ещё. Подумала о чём-то своём; поговорила бы с Тоином, который закидал бы её нужными и не очень нужными советами. Но стрелки часов стремительно приближались к пяти часам вечера, поторапливая, подгоняя Адалин в сборах. Она пыталась убедить себя в том, что это не свидание. Что Илья назвал всё это так просто в порыве чувств, сам от себя не ожидая. Они просто прогуляются… просто поговорят… просто познакомятся чуть больше. В месте, где их не будет глушить музыка, алкоголь и свет софитов; в месте, где рядом не будут перекрикивать друг друга друзья.

Адалин не стала одеваться по советам друга. Платье так и осталось аккуратно сложены, а каблуки задвинуты подальше. Вместо них девушка обула белые кеды; а платье сменили джинсы, белый топик и накинутый сверху кардиган крупной вязки – пока на улице было достаточно тепло, но Илья так и не обмолвился местом, куда поведет её. Это может быть даже набережная, откуда дует промозглый и прохладный, даже летом, воздух. Написать и спросить? Адалин поджимает губы, бросая короткий взгляд на потухший и притихший телефон – они не то, что номерами не обменялись, даже никакими социальными сетями.

Пальцы обхватывают две пряди около лица, скручивая их жгутиками и закалывая маленькой заколочкой – как иронично, в виде птички колибри – сзади. Так назойливые волосы не лезли в глаза и не пытались выколоть глазницы. И когда всё было закончено, Адалин плавным шагом подходит к окну, опираясь обеими руками о подоконник. Она волновалась, и даже… правильнее сказать, нервничала. Пальцы бегло и быстро отбивали замысловатый ритм по подоконнику, пока зубы то смыкались, то размыкались на внутренней стороне щеки. Свидание… с ума сойти.

Шум мотора, как зелёный сигнал для неё. Она подхватывает небольшую сумку, перекидывая её через плечо, и выходит за дверь квартиры.

… с ума сойти…

* * *

Наконец-то Илья вернулся в упругую действительность, перебрасывающую его от одного края города к другому, как умелого прыгуна. Кофе закрутило нужные шестерёнки, запустило заклинивший механизм, смазав контакты, и теперь он ощущал, что сил хватает на всё, в буквальном смысле. Пакет с красками был успешно переброшен, отчёты просмотрены, закупки сделаны и вот он, красноречиво уклонившись от расспросов, стоит перед зеркалом и… ничего не делает.

Оказалось, что «свидание» – такое нервирующее слово, что бьёт по контактам в мозгу и что-то там останавливает. Всё ломается, как маленький карточный домик и нервозность сказывается сильнее ожидаемого. Пациент скорее жив, чем мёртв, однако в выборе гардероба определиться не может. Перебирает однотипные наряды, хмурится, скалится, почёсывает растрёпанные волосы, всё хочет остановиться на чём-то одном, но не получается. Что принято делать на свидании? Кроме еды, о которой он думал уже с истерией, не завтракавший ничем, кроме Аниной шоколадки. Воспалённые нервы не позволяли прервать все процессы этим, потому что тогда он завис бы намного раньше, сфокусировавшись на предстоящем… свидании. Блядь.

В его гардеробе очевидно практически не оказалось светлых вещей. Илья очень старался найти свои светлые джинсы, но всё равно остановился на тёмно-серых и удобных. Сложнее было отказаться от рокерских футболок и кожаной куртки, вросшейся в его спину на всю оставшуюся жизнь. Вместо этого из самого дальнего угла он достал белую тенниску. Надел и стал смотреть на себя в зеркало с немым укором. Ему вроде бы и шло, но в то же время он понимал, что банально не привык к такому элегантному сдержанному образу. Ничто не кричало о его идиотизме, кроме выглядывающего бледного рукава с волками. Но даже его в конечном итоге скрыла джинсовая куртка в тон джинсам.

Волосы юноша уложил немного в своём обычном хаотичном стиле. Впрочем, всё равно воспользовался гелем, чтобы пряди не разбегались в разные стороны при малейшем дуновении ветра. Илья ненавидел ощущение липкости или излишний блеск, поэтому чаще всего игнорировал эту процедуру, но сейчас минимальное количество средств было остро необходимым. В самом конце, когда перед ним предстал нормальный ухоженный человек, Стрелецкий осторожно нанёс по капле одеколона под скулами, чтобы тот достаточно быстро выветрился и не был слишком едким.

Оставалось ещё немного времени до выезда, и оно ушло на блуждание по интернету. Он старался запомнить все временные промежутки, в которые работали нужные ему месте, перебирал пару вариантов на случай, если что-то не выйдет и мысленно пытался составить в голове зрелый взвешенный план. Получалось с трудом, его любовь к хаотичности и спонтанности тихо ухахатывалась с его серьезности где-то за спиной. В конечном итоге, Илья махнул рукой и, подхватив ключи от мотоцикла и два шлема, вышел из дома.

Со свиданиями у него не получалось и раньше. Даже в школе, когда он звал одноклассницу на прогулку. А уж в университете, когда он перебивался подработками в других тату салонах, а затем открывал свои – просто не было времени. Он баловался короткими связями, которые не несли после себя серьзёных намерений.

Через пять минут дверь отворилась снова, впуская его озлобленного на поиски кошелька. Обнаружив его на столе у кровати, Илья тремя разными вариациями оскорбил себя самого, а после опять вышел, на этот раз злобно захлопнув за собой дверь.