Текст книги "Дом, в котором пекут круассаны (СИ)"

Автор книги: Lana Fisellis

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)

– Если бы ко мне кто-то приставал, – задумчиво тянет Адалин, снова подтягивая к себе чашку и допивая остатки чая. – Я бы, наверное, дала отпор. Недооценивай французов, Жень. Мы не только сладкие речи может в уши лить.

– Я бы посмотрела, как ты бы лупила его багетом по голове, – хмыкает беловолосая, припоминая, вероятно, один из тех пресловутых стереотипов, которые так бесили Аду – потому что она не может сдержать тихое поцокивание языка.

Женя больше ничего не говорит ей по поводу вчерашнего вечера, потому что сама стала свидетельницей разговора Ады. Они складывают последние вещи, проходят по квартире, чтобы закрыть открытые окна, отключить всё, что было всунуто в розетки, и только потом покидают квартирку Жени. Спускаются вниз, выходят во внутренний двор, где быстренько находят серебряный бмв Павлецкой. Закидывают сумки в багажник. Естественно, за руль садится Женя.

– И так, – Женя широко улыбается, когда заводит свою машину, медленно выворачивая руль и выезжая из арки дома паркинга. – Нас в компании шестеро. И каждые выходные мы «закрываем» рабочую неделю. Правда, вчера Илья сказал мне, что последний год они собирались не так часто, но… думаю, что мы наверстаем упущенное. Забудь о ссоре с родителями и о своей чёртовой Франции, работе, Ада. Ты же приехала в Санкт-Петербург! Уж мы тебе точно скучать здесь не дадим. Не зря же говорят, что Петербург город куража.

– Разве так говорят?

– Так говорю я, а я то весьма достоверный источник информации, – Женя мазнула по подруги краем глаза и заговорчески подмигнула.

– Звучит больше как угроза, – смеясь произносит Адалин, разворачивая шуршащую обертку конфеты и закидывая кислоту в рот.

Девушка пристёгивается, откидывается на кресло и прикрывает глаза, перекатывая шарик кислоты и… воспоминая. О… Адалин почти не запомнила черты его лица, но вот глаза… его глаза отпечатались в её памяти слишком четкой и яркой картинкой, несмотря на алкогольное опьянение. Серые. Как пасмурное небо… а как он назвал ее? Французская пташка? Губы сами собой растягиваются в улыбке. Пташка? Это было глупым, в какой-то степени даже подростковым и странным. Словно ей лет пятнадцать и она насмотрелась этих «ванильных» фильмов. Словно всё это далеко от реальности…

Женя водила аккуратно и умело. Ранним субботним утром они не встречают пробок, застав город ночного кутежа только-только просыпающимся. Павлецкая подкручивает круглешок на магнитоле, заполняя салон автомобиля приятной мелодией, заставляющей Адалин покачивает ногой в такт музыке.

Здесь, в её мыслях, должно быть только лето. Только расцветающий Санкт-Петербург и безудержное веселье. О! Адалин даже составила себе список, в какие музеи и какие представления ей стоит посетить. Планы – просто наполеоновские, и Адалин не собиралась упускать ничего из своего списка. Женя с ней, конечно, по музеям таскаться не будет, но в более веселом досуге компанию составит с превеликой радостью.

Приоткрыв окошко автомобиля, Адалин впускает прохладный летний воздух. Он щекочет, залезает под майку и игриво кусает кожу, подхватывает волосы и вскидывает их вверх. Путает. Но Ада не замечает этого – блаженно прикрывает глаза и приваливается виском к мягкой обивке. Не спит. Вуд просто наслаждается музыкой, ветром и подпевающим голосом Жени. Адалин расслабляется. Из головы исчезают лишние мысли, ненужные сейчас тревоги и переживания.

– Только не засыпай, умоляю. Мы практически приехали. Если хочешь, я сварю тебе кофе? У Кирилла стоит неплохая кофе-машина, а ради Стрелецкого он даже купил запас турок и кофе, – Женя выкручивает руль, сбавляя скорость своей серебрянной малышки, и сворачивает с главной дороге в густой лес. – Знаешь, когда мы были студентами, уезжали сюда по любому поводу. Уж мы то повод всегда могли найти, чтобы развлечься. Сейчас это место пропитано ностальгией о студенчестве. О! Вот мы и приехали.

– А какой повод сейчас всё-таки? Не просто же «закрыть рабочую неделю»? – Адалин потягивается, отстегивая ремень.

– У Ильи открывается ещё одна точка тату-салон. У твоего папаши огромная компания, и вы не радуйтесь так новым филиалам, но… считай, что для «обычных смертных» это самый настоящий праздник, – протягивает Женя, хитро щуря свои зеленые глазки, за что получает от Адалин легкий шлёпок чуть ниже кромки шорт и смеётся.

Ада знакомится сразу и со всеми. Кроме одного единственного – виновника сия торжества.

Знакомится, в первую очередь, с Кириллом, который, расталкивая всех остальных, помчался обнимать Женю, чуть не сбив её с ног. Блондин с пшеничными растрепанными волосами, россыпью веснушками по плечам и голубыми лисьми глазами – он говорил и смеялся громче всех. И первый протянул к Адалин руку, учтиво пожав её тонкие пальцы. Потом Адалин познакомилась с Серёжей – с каштановыми волосами и мягкими карими глазами – который прицокнул языком на импульсивность друга. Алиса с рыжими короткими волосами вышла из-за спин мальчиков и мягко улыбнулась Адалин, смущенно махнув рукой в воздухе. За ней в поле зрения француженки появился и Дима – черноволосый, высокий, по всей видимости, с юга России.

Кирилл пролез мимо Жени к сконфуженной Адалин, медленно положив руки ей на плечи и подтолкнув к домику.

– Ну что, миссис Вуд, добро пожаловать в нашу компанию!

– Правильно «мисс» же, белобрысое безобразие! – шикает сзади Женя, но Кирилл лишь смеётся.

* * *

Когда людям просто везёт, они теряют очень важный элемент в своей собственной жизни. Теряется ощущение триумфа, смешанное со сладостью где-то внутри, под языком. Когда перерезанная ленточка осторожно укладывается в ладонь, чёрная как смоль, надежда возгорается с новой силой и пленяет своим невероятным ярким свечением.

Когда людям везёт, они не замечают того труда, что вкладывают остальные. Начиная с чего-то совсем незначительного, набивая себе мозоли неудачным опытом, экспериментируя. Даже если при этом придётся от многого отказаться. Илья всегда считал, что везучие люди на самом деле несчастны. С того момента, как в его ладонь легла тату машинка, он посвятил себя искусству, став частью чего-то большего. И если бы не труд, ради которого он согласился сидеть на пороховой бочке, всё это бы не предстало перед ним сейчас.

Он бы не сидел, изогнувшись над полуобнажённым телом, не исполнял бы этот странный приятный ритуал. В новом, только что открывшемся, салоне, первый посетитель получал бесплатную татуировку от владельца заведения. И гул чуть ниже его крепких изогнутых пальцев не отдавался бы там, под рёбрами, с таким же трепетом, с каким ещё недавно он сжимал чужое кольцо. Илья краем глаза наблюдал, как собравшиеся с особым интересом наблюдают за молодым мастером. Как по толпе прокатывается гул сомнений. И как он медленно стекает куда-то в сторону, когда результат первого сеанса появляется из-под толстого слоя белоснежной пены.

Илья осторожно выравнивается, цепко берёт девушку за обнажённое бедро, разворачивает под свет лампы и пристально разглядывает результат своей работы. Кожа раскраснелась и припухла настолько, что дальнейшая работа просто всё испортит. К тому же часы скромно тикали, напоминая о том, что его пригласили в их маленький укромный загородный уголок. Они, конечно, не сказали причины, но всё было очевидно с самого начала. Илья медленно стянул чёрные латексные перчатки, попутно выдавая наставления насчёт ухода за татуировкой, потребовал при нём оформить запись на следующий сеанс, опять же бесплатный, и только после этого благодарно улыбнулся всем, похлопал по плечу своего коллегу и грациозно удалился, оставляя детище жить своей жизнью без него.

В этом был весь Илья. Весь этот бизнес жил своей жизнью, насыщенной и яркой. Ему приходилось только регулировать постоянный поток, чтобы тот не выбился за края приличных рамок. Он знал, что вечером ему позвонят с первым отчётом, а на следующий день он ввалится в салон с бутылкой виски, чтобы поблагодарить за тяжёлый первый рабочий день. И это слово «первый» ещё долго эхом будет сквозить вокруг, вдохновляя и воодушевляя его. Приятно осознавать, что труд не оказался напрасным, ведь даже без везения он смог достичь чего-то, своими собственными силами.

Но что бы он мог, если бы не его близкие друзья. Те, кто стал ближе кровных родственников, сплёлся нитью неразрывной тесной связи и поддерживал так, как только мог. Что бы он мог, не вой под его ногами мотоцикл, проносящийся по просторам за пределами города в крадущихся за спиною сумерках. Этот мир был так прекрасен, так дерзок в своих красках, что не смотреть на него было невозможно. Точно так же, как на французскую пташку, замершую посреди танцпола в предвкушении поцелуя. Илья вдавил газ и склонился ближе к мотоциклу, чтобы обтекаемый воздух не выталкивал его прочь, и почувствовал. Даже Кирилл не позволял себе такую скорость. И всегда бранил друга за излишнюю спешку. Но Илья обожал это ощущение. Возбуждающее клокотание в груди, тяжесть в корпусе, жар где-то внутри, растекающийся по венам вместе с немым восторгом.

Когда за пределами участка послышался оглушающий рёв мотоцикла, Кирилл первым поднялся со своего места и лениво отмахнулся от редкой мошкары. К тому времени они успели распить по бутылке пива, разговориться и перезнакомиться со всеми. На улицу был вытянут огромный музыкальный центр, и музыка горланила басистым тихим ритмом, развлекая тех, кто корпел над мангалом в надежде поскорее растопить угли.

Девушки занимались замаринованным мясом, нанизывая его на шампуры вперемешку с грибами и луком, поочерёдно заменяя друг друга для дерзкого забега в бассейн. Небо разнообразно закрасилось в оранжевые и алые оттенки, но ещё не было так темно, чтобы кто-то отправился включать низкие уличные фонари, натыканные по периметру вдоль каменных дорожек. Кирилл махнул рукой, привлекая внимание Жени, и они загадочно отошли в сторону, при том успев несколько раз покоситься на Аду. Когда на губах девушки возникла широкая улыбка, стало понятно, что эти двое что-то задумали. Кирилл стремительно нырнул в сторону дома, под крыльцо, на котором беспечно побросали все свои вещи, и выцепил мотоциклетный шлем, чтобы в следующее мгновение перебросить его через мангал прямо в руки Жени.

– Я не позволю моему коню лишиться девственности с той, с кем потом не планирую иметь отношений, но у Ильи таких предубеждений нет, поэтому бегом напяливай шлем и за мной. Я заставлю его покатать тебя по округе, здесь всё равно никого нет, да и не так поздно, – его пальцы обхватывают локоток француженки и мягко тянут за собой, и Ада доверчиво ступает за ним, хмуря свои светлые бровки.

Шум мотоцикла стих у высокого забора, сменившись грубым ударом ботинка в сухую землю. К этому моменту Кирилл стремительно выскочил через калитку, подобрался к другу и, не позволяя тому слезть с мотоцикла, цепко обхватил его за плечи, победоносно хлопая по спине. Через остывшую кожаную куртку его прикосновения не казались такими жаркими, какими были на самом деле. Не успевший даже поднять забрало, Илья лишь одобряюще хлопнул ладонью по лопатке блондина, а потом замер, с интересом изучая медленно вывалившуюся сквозь калитку толпу знакомых.

Её будто вывели под конвоем, насильно заставляя накинуть кофту, чтобы не промёрзла. Громоздкий шлем выглядел так нелепо на её худом теле, что хотелось засмеяться. Но ровный сдержанный голос Кирилла, увещевающий о том, что он проштрафился в очередной раз с опозданием, явственно намекал, что отделаться от такого настойчивого плана не получится. Стрелецкий смиренно вздохнул.

– Ты же знаешь, что я всегда делаю татуировки на открытие салона, неужели нельзя было просто собраться завтра?

– И пропустить целую ночь веселья? Друг мой, мне кажется, что ты стареешь, – Кирилл рассмеялся и в приглашающем жесте протянул руку девушке, чтобы помочь ей взобраться на мотоцикл позади водителя. – Да не бойся, он не укусит, у него же шлем. Давай, садись ближе, обними его и держи так крепко, как только сил хватит. И осторожно тут, видишь трубу? Она ещё не остыла, не прижимайся ногой, лучше сверху ногу поставь, вот так. Эй, Илюш. Если разгонишься больше ста, я тебя зарою прямо здесь и посажу над тобой куст розы.

– Фу, иди нахуй, ненавижу розы, – Илья терпеливо ждал, пока все подготовительные процессы закончатся, и незнакомка усядется поудобнее позади него. Когда Кирилл отошёл ближе к забору, чтобы не мешать заводить мотоцикл, он слегка повернулся и чуть тише, чтобы пришлось прислушиваться, спросил. – Так как поедем, мадемуазель? Медленно и потом быстро или сразу быстро?

– Эээ… ммм, как лучше для первого раза? Желательно, чтобы я не сошла с ума от страха, хорошо? – протягивает блондинка, улыбаясь уголками губ под шлемом.

И когда мотоцикл срывается с места, её пальцы впиваются в тело, сидящее рядом, а глаза закрываются в страхе увидеть перед собой мельтешащие пятнышки цвета. Она не кричит, не визжит. С силой сжимает губы, чувствуя развивающуюся кислоту конфеты под языком. Ветер чувствуется ногами, руками и даже головой, спрятанной под шлемом. И это… немножко сводит с ума.

Адалин приоткрыла сначала один глаз, и только потом другой. Это было так… захватывающе. В машине скорость не ощущалась так, как на мотоцикле. И от этого сбивалось дыхание. Сумасшедшее чувство, которое можно было сравнить, возможно, с тем поцелуем. Когда звуки вокруг немного приглушаются, и ты чувствуешь скорость. Ветер. Видишь проносящиеся мимо деревья. И сердце бьется быстро-быстро, и сжимается почти так же больно. Невероятно.

Адалин не успевает насладиться, привыкнуть к реву мотора и скорости, как металлический жеребец замедляется, а затем останавливается на небольшой возвышенности. Краем глаза блондинка замечает, как водитель снимает свой шлем, и решает последовать его примеру. Пока пальцы ложатся на гладкий темный глянец, в голове гулом шумит мысль.

«Сумасшествие. Безумство». Волосы чуть растрепались, пока второй рукой Адалин откидывает их назад. И черт её дернул посмотреть левее. Потому что она почти тут же сталкивается с пасмурным небом. И её как током пробивает. Все внутренности всего в одну секунду сжимаются до одной точки – и адреналина в кровь выпрыскивается куда больше, чем от быстрой поездки.

– Ты…

От неожиданности – или чистого испуга совпадения – девушка отклоняется чуть назад, опираясь рукой сзади себя. Судьбы не существует… не бывает таких совпадений.

– Я.

3 глава

Июнь, 2020 год.

Россия, Санкт-Петербург.

Илье казалось, что каждый чёртов день он сходил с ума. Медленно, словно загрузка приложения – всё замерло на 99,9 процентах. Он уже не мог сделать шаг назад, но и ступить вперёд. Ему не вечно что-то мешало. Стрелецкий каждый день думал о сестре, которая пошла по его стопам и мечтала когда-нибудь бить тату, чему терпеливо училась у него. Думал о матери, жившей в частном доме за городом и думающей не о состояние детей, а о карьера в медицине. После смерти отца, никому не было до них дела. Квартира досталась Илье после кончины бабушки по отцовской линии, и как только у него получилось переехать, он забрал с собой и сестру. Всё внутри него словно не желало ни включаться, ни заканчиваться. Иначе зачем ему нужно было сворачивать в сторону и сбавлять скорость? Зачем ему нужно было везти её в это место?

Очевидно, Стрелецкий был опьянен теми событиями, что случились с ним за последние дни. После долгих лет затишья, глоток кислорода был таким оглушающим, что у него подкосились ноги. Готовый ко всему, как Илье казалось, он готов был упасть на колени перед этим чувством.

«Туфта! Это лишь мимолётный интерес! Пустая влюблённость» – говорил ему мозг. Но почему в ушах до сих пор мурчала французская трель, а колечко, нанизанное на цепочку, грело кожу под кожаной курткой.

Чуть накренившись, мотоцикл уперся в крепление и замер. Илья отыскал защёлку под подбородком, слегка задрав голову и медленно стянул шлем, вдыхая летнюю вечернюю свежесть.

За рабочий день и в дороге до загородного дома, он успел утомиться, а его почти сразу, без достойного поздравления заставили катать непонятно кого, а он так увлёкся этим, что завёз её практически на самый край пригорода, чтобы показать закат. Знал бы Кирилл, не стал бы сажать девчонку с ним. Илья улыбнулся своим мыслям, мотнул головой и медленно опустил шлем на ручку мотоцикла, чтобы в следующую секунду слегка обернуться и замереть.

Не хватило света софитов, конфетти в волосах и грохота музыки. Этого очень важного обрамления, чтобы сопоставить эти картинки и так уверенно шепнуть «ты». Такое странное стечение обстоятельств должно было напугать его. Как минимум, заставить с таким же удивление отгибаться назад, смотреть так, словно он увидел неожиданное погодное явление. Секунда, и светлое небо затянет тучами, разразится гром, и молния ударит в землю. И мир опять содрогается, замирает, пока Илья фокусирует взгляд на алых щеках знакомой незнакомки.

Илья смотрит пристально и выжидающе, и вдруг понимает, что просто не может удержаться. С его губ слетает тихий хриплый смех, не прикрытый никакими рамками приличия. эта эмоция оказывается такой импульсивной, что он сам не сразу берёт над ней контроль.

– Удивительно. Кто бы мог подумать, что маленькая французская пташка залетит ко мне на крыльцо, – в этом так много совпадений, его излюбленного везения, о котором он так нарочито отшучивался.

В которое так откровенно отказывался верить. Но вот она, магнитом судьбы притянута к нему, медленно поднимается, чтобы дать ему законное пространство для манёвра, а он уже судорожно ищет в карманах сигареты. Такую сложно забыть. Даже если бы она его не поцеловала, не подарила кисло-сладкие воспоминания, он бы запомнил её глаза, улыбку, движение руки. Миг, в котором секундная стрелка забыла, как двигаться, а он – как дышать. Илья встал с мотоцикла, одиноко оставленного теперь за спиной и первым подошёл к заросшему берегу реки, над которым в арку смыкались густые кроны деревьев. Созданная растениями тень была такой эфемерной, добавляющей магии в момент этой встречи, что Илья не может не улыбнуться. Последние лучи солнца, ещё не спрятавшегося за торчащие на противоположном берегу деревьев, последний раз скользнули по воде, камышам и Аде.

Адалин считала, что все эти гороскопы, предсказания судьбы по рукам, расклады таро, про которые лепетала Павлецкая – глупость. Что чудес не бывает; что всё это замануха для глупцов. Но сейчас Ада готова поверить во всё, что угодно – в инопланетян, призраков и ретроградный меркурий. Да хоть во второе пришествие Иисуса. Потому что всё это казалось каким-то сумасшествием и началом из дешёвого бульварного романчика, которые продают в подземных переходах. Сердце глухо стучит в груди, сбивается с ритма и снова заходится. Ещё немного, и она свалится от тахикардии. Потому что это ненормально.

Адалин чуть приподнимается, перекидывая ногу через байк, стараясь не касаться кожей щиколоток накаленной трубы – ещё не хватало с этой встречи унести с собой ожог. Пожалуй, одного такого знакомства ей хватит. Адалин соскальзывает с мотоцикла неспешно и аккуратно. Дело было не в подростковом смущении. Скорее… она опешила.

– Какие-то очень завуалированные аллегории, – хмыкает она, медленно и неспешно делая шаги в сторону края обрыва – она осторожничает, и это было понятно.

В мраке наступающей ночи, которая всё ещё боролась с солнцем за право господства на небе, блеснуло пламя зажигалки. Затлел бумажный кончик сигареты, и воздух наполнился запахом табака. Тишина смешалась с далеким трещанием птиц, стрекотанием сверчков и кваканьем лягушек. Между Ильёй и Адалин опускается тяжёлая тишина недосказанности, пока француженка медленными и осторожными шагами поравнялась со Стрелецким. Она смотрит на воду, жмёт губы и обнимает себя за плечи. Ей лучше молчать или сказать что-нибудь? Отшутиться или увести разговор в другую сторону? Ей бы представиться, наверное, потому что начинать знакомство с поцелуя как-то неправильно. Голова кружится, и Адалин не разбирает, дело ли в в недавнем ощущение скорости или в том рое мыслей, которые не давали ей покоя. Она делает шаг назад, затем ещё один – подальше от берега воды.

А Стрелецкий, заметив краем глаза движение, отмирает. Он обращает внимание и на сигарету в своих руках, и на ворох звуков вокруг, и на Аду, которая пятится назад.

– Выглядит, как твоё секретное логово. Не очень романтично, чтобы ты понял, – тихо шепчет Адалин, первой разрушая хрупкую тишину.

Вместо ответа на слова о «логове», Илья подносит сигарету ко рту, делает затяжку, выпуская клубы дыма в воздух.

– Это одно из моих любимых мест здесь. Закат тут больно красивый. Солнце кажется больше, чем в городе. И плавно скользит по воде, как будто кто-то вылил лаву Такое происходит только летом. И каждый раз, когда мы приезжаем сюда, я стараюсь приезжать в это место, – Илья чуть повернул голову, чтобы уловить взглядом силуэт Адалин. – Красиво. Правда?

Стал бы он говорить это, если бы здесь был кто-нибудь другой? Какая-нибудь однодневная знакомая, которую он бы забыл после второй или третьей бутылки пива. Что-то среднее между серой мышкой и активной болельщицей. Недостаточно красивой, чтобы смотреть на неё больше, чем на закат. Как бы необычайно красиво солнце не скользило по воде, Илье насильно приходилось держать шею, чтобы не повернуть головы и не впиться глазами в её смущённое лицо, тёплые карие глаза, поглощающие в себя закат. Илья медленно затянулся.

– Знаешь, птичка. Мне кажется, что ты должна мне конфетку, потому что я недостаточно распробовал её в тот раз. Впрочем, как и тебя. Что скажешь? Поцелуй или конфета?

Илья облизал нижнюю губу, слизывая горький привкус сигареты, бросил окурок под ноги, растоптал и пнул в сторону. И когда последний клубок дыма выпорхнул из него вместе со словами, он с улыбкой повернулся и наконец позволил себе утонуть так же быстро, как и в тот раз. Только тогда она отражала в себе праздность свободного веселья, а сейчас в её глазах мерцала грациозность величественной природы. Истинно удивительная незнакомка.

Под пронзительным взглядом серых глаз Стрелецкого, она складывает руки на груди, пока её взгляд неотрывно наблюдает за упавшем окурком. Ада думает, что ей было бы лучше, если бы она прикинулась дурочкой, не узнавшей его. Разыграла глупую и неловкую сцену, будто бы это не она была в тот вечер, а её сестра-близнец. Адалин смотрит на солнце, ускользувшего за деревья, а потом вдруг поворачивает голову в сторону довольного донельзя юноши. Ей следовало бы взглянуть на него как-нибудь укоризненно. Нахмуриться, натянуть на лицо самое серьёзное выражение лица. Ей следовало бы отойти от него и остановить всё это немедленно.

Ничего из перечисленного она не делает.

Уголки её губ подрагивают в ответной улыбке, когда она поворачивается к Илье всем телом.

– Поцелуй или конфета? Это что, Хэллоуин? «Сладость или гадость?», – у Адалин брови приподнимаются немного вверх от удивления, но улыбка с губ не сходит. – Так что же ты выберешь?

– Если брать такую аллегорию, то поцелуй пусть будет сладостью, а конфета – гадость. Иначе почему я хочу выбрать первый вариант? – Илья, следуя примеру Ады, поворачивается к ней лицом, улыбаясь слишком хитро – по-лисьему. – Выбор скорее за тобой, пташка.

Ему даже не хочется строить из себя недотрогу. Играться на чужих чувствах, наблюдая со стороны за отчаянными попытками понравится ему со всех красивых ракурсов. Наверное, он слишком «стар» для этого или в его жизни слишком много девушек, которые с таким старанием готовы унижаться перед ним, просто чтобы он улыбнулся им. Это всегда раздражало его, но сейчас он уверенно брал в использование то, о чём ему вечно шептали на ушко.

Адалин возносит глаза к небесам, вероятно, проклиная его, а потом тихо шепчет:

– Ну какой же ты…

«Невыносимый» – договаривает за неё Илья мысленно и улыбается. Искренне, без натяжений в скулах, без попытки оскалиться. Наблюдая за её лицом с особенным интересом, потому что сейчас больше ничего не имело такого значения.

Пальцы француженки скользят в карманы кофты, находя кругляшок в шуршащей обёртке. Она как-то задумчиво смотрит на сладость в своей ладони, прежде чем в голове что-то щёлкнет. Это изначально было просто отвратительной идеей, но Адалин тормозов не видит. Вуд не жадная, и могла дать своему новому знакомому и поцелуй, и конфету. Но в непонятном порыве, она решила… поиграть?

– Я выбираю конфету, renard rusé[прим. фр. «хитрый лис»], – Адалин поднимает на него глаза, разворачивая шуршащую обёртку.

И стоило только рукам Ильи потянуться к небольшому кругляшку концентрированной кислоты, как Адалин реагирует куда быстрее него, свободной рукой выхватывая «гадость» прямо у него из-под носа. Уголки её губ едва подрагивают, когда девушка подносит карамель к своему рту и аккуратно обхватывает её зубами, склонив голову немного в сторону, чтобы весело сверкнувший глазами Илья, смог забрать свой сегодняшний выигрыш.

– Вот так вот, значит, да? – он широко улыбнулся.

Будь они пьяными, это бы не вызывало такого всплеска эмоций.

Возбуждённого игривого настроения, словно льющегося из горла шампанского, которое пить залпом просто невозможно. Её тонкие губы обрамляли край конфеты, желтым шариком замершую у каймы ровных зубов. Это выглядит привлекательнее, чем выпяченные груди богатеньких девиц, которые хотят приукрасить их очередной татуировкой. Пальцы за спиной сплетаются в тугой комок. Не сделай он это, то в наглости бы прижал её к себе и забрал всё: и поцелуй, и конфету. Но правила есть правила, поэтому Илья слегка склоняется, осторожно забирает конфетку из её зубов и замирает, заглядывая в глаза. Где-то в голове беззвучно щёлкали часы, вращая секундную стрелку с запоздалой медлительностью, но незнакомка уже отступала, чтобы не сломаться под натиском его пристального взгляда. Юноша выровнялся вслед за ней, перекатил конфету по рту, уводя за щёку и слегка нахмурился, когда кислота стянула рот.

– И как же тебя зовут? Или мне называть тебя маленькой французской пташкой по возвращению к остальным?

Её губы растягиваются в улыбке, когда она замечает сдвинутые к переносице брови от кислоты карамели. Было в этом что-то умилительное и «живое» – доказательство того, что парнишка перед ней живой, и всё это не её больная фантазия. Блондинка тихо смеётся, отодвигаясь чуть назад, чтобы дать и себе, и ему немного пространства и свободы. Так и дышится легче, и мозг не туманит его насыщенные серые глаза. И думается легче… определенно легче.

– Зови меня так, только не на людях, прошу. Пусть это останется между нами, если не хочешь навлечь на себя гнев Жени, – пальцы скользят в карманы кофты – на улице было тепло, и даже немного душно, но мурашки с кожи не хотели сходить, зарываясь в загривок и вытаптывая дорожки по позвоночнику. – Адалин. Меня зовут Адалин. Можно просто Ада, – она лукаво щурит карие глаза.

Сейчас было важно сдержать все свои порывы. Во многом эгоистичные, требовательные, они буквально бились о рёбра изнутри, но Илья не мог разрешить себе быть таким наглым, как вчера в баре. Одно дело укрывать характер под слоем алкоголя, списывая на него и наглость, и властность. А совсем другое – откровенно вести себя с тем, кого знал всего лишь по глазам. Но Илья мог поклясться, что узнает её по этим глазам даже спустя десяток лет. Юноша отвёл взгляд на закат, который плескался у самой каймы домов и вздохнул. Как бы не хотелось тут остаться, им нужно возвращаться до наступления полной темноты. Везти француженку по бездорожью в полумраке, когда здесь запоздало включают уличные фонари – плохая затея. Но ему стало даже немного тоскливо осознавать, что минута уже прошла, а восторг ещё не успел улечься на дне.

Илья вернулся к мотоциклу первым. Почти любовно погладил край, прежде чем перебросить ногу и взяться за шлем. В этом жесте было столько неизмеримой любви, вложенной в это движение, словно не было ему никого ближе и важнее, чем это транспортное средство. Натянув шлем и вскинув забрало, юноша обернулся и посмотрел на девушку. Без него, в свете пламенных оттенков, стоящую в пяти шагах от склона, она выглядела прекрасно.

– Поехали, нужно вернуться, а то мы задержались. Ещё немного и Кириллу придётся ехать и искать нас. А я уверен, что он уже выпил пиво без меня, – спокойно произнёс Илья и стал терпеливо ждать, пока девушка вернётся на исходную позицию. Её медлительность позволяла ему потратить эти секунды на любование видами. Он не так часто находит возможность выбираться сюда, в отличии от своих друзей. К тому же слишком привык жить моментами, а не грёзами о будущем. – Крепче обнимай, птичка, я всё же несу за тебя ответственность.

Адалин не отвечает ничего ему, прикусывая щёку изнутри и улыбаясь под шлемом. Она обхватывает его торс точно так же, как делала это по пути сюда. Но почему то теперь ощущалось это немного по-другому. Девушка сцепляет свои пальцы в замок, упираясь боковиной шлема в спину Ильи. Адреналин снова вспрыснулся в кровь, когда мотоцикл начинает рычать подобно дикому зверю. Адалин задерживает дыхание и снова жмурится, не решаясь сразу открыть глаза.

Двигатель тихо заурчал, когда Илья убрал подножку и прибавил газу. Мотоцикл дёрнулся вперёд, резво развернулся, задним колесом обрамив то место, где они стояли, и стремительно покатился вниз со склона по сухой грунтовой почве, унося их отсюда подальше.

* * *

Ленивые сумерки наступили быстрее, чем Адалин могла подумать. Когда они приехали, на улицу уже опустилась слабая тьма, лишь огоньки домика освещали им дорогу к подъезду. Недавний закат, как показалось Адалин, вообще никак не отразился на небе. Задрав голову, она обнаружила, что темнота не поглотила неба, а звёзды не вспыхнули мелкими точками. Женя с горящими от счастья глазами тут же подлетела к ней, спрашивая исключительно о чувствах и ощущениях во время быстрой езды. Ничего лишнего – и хорошо. Казалось, что Павлецкая вообще не догадывается не о чём, и Аде даже стало на секунду стыдно, что она не призналась ей сразу о том, что с Ильёй они уже знакомы были – пусть и через поцелуй.

Шлем оказывается в руках своего хозяина – Кирилла, который был не менее довольный окрыленной Жени. Наверное, она будет такой же радостной и довольной, когда Адалин даст добро на маленький чернильный рисунок на своей коже. Где-нибудь на незаметном месте. Ей частенько приходилось участвовать во встречах, и возможности расписывать себя так же как подруга, было нельзя. Татуировки у Жени виднелись из под ворота кофты, на руках, спине, бёдрах и груди. Витиеватые дракончики, замысловатые цветы, а на запястье даже была забита фраза на французском, написанная рукой Адалин «ici, je suis le principal problème». Удивленная такой вольностью, Адалин всегда оборачивалась, всматриваясь в татуировки подруги – ну и конечно, Женя не могла удержаться от того, чтобы не похвастаться своими «трофеями».