сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)
- Нет-нет, Александр Григорич, всё в порядке, - поспешно ответила девушка, чувствуя, как лицу становится ещё жарче.
- Я вижу, - хмуро ответил Граф, всматриваясь в покрасневшее лицо своей студентки.
- Нет, правда, всё в порядке, у меня такое иногда бывает, само пройдёт, - сказала Аня и беспечно улыбнулась. Так и надо, так и надо, так и надо…
- Ну ладно, - недоверчиво сказал Александр Григорьевич и заставил себя вернуться к прерванному вопросу. Не хочет говорить – не надо. Но если в четверг такая же красная будет, он её сам в больницу отведёт. За ручку. – Я хотел узнать, что с тобой уже неделю происходит. Вопросы мимо ушей пропускаешь, мямлишь что-то, тесты на четвёрки съехали. Домашнее задание, небось, тоже не делаешь. Я непонятно объясняю? У тебя какие-то вопросы? Проблемы?
- Простите, Александр Григорич, я исправлюсь, - пообещала девушка, старательно отводя и опуская глаза. Ей не было так уж стыдно, но учителя всегда на этот жест реагировали положительно, и Аня его всегда повторяла.
- В этом я не сомневаюсь, у тебя тут даже вариантов нет. Но я не об этом спрашиваю. Я спрашиваю, что происходит?
- Да ничего не происходит, - Аня пожала плечами. – Осень заканчивается, Зима наступает, как там один поэт говорил…
- Ань, я ж не отпущу, пока не ответишь. Ты опоздаешь на следующую пару. Сошлёшься на меня. Я буду отрицать. И оставлять после пар, - Александр Григорьевич говорил строго и убедительно, но смотрел настолько устало… «Все достали» - явно читалось в этом взгляде, и Ане стало очень неудобно. А ещё как-то странно приятно, что есть такие вот люди, которых всё достало, и которые всё ещё хотят кого-то чему-то научить и заставить слушать. И Аня решила сказать.
- Эмм… нну… в общем, когда я в тех ботах пришла. Вы меня ещё тогда фюрером назвали… - неуверенно начала девушка. Брови преподавателя в удивлении поползли вверх. Почему она об этом вспомнила? – Ну… я, в общем испанский учу немножко. И на слова память хорошая…- тихо пропищала Аня с непередаваемой интонацией. – Вы извините, что я об этом заговорила…
Александр Григорьевич её уже не слушал. Он закрыл лицо ладонями, посидел так и издал какой-то придушенный звук, наполненный вселенской скорбью. Аня ещё раз попыталась извиниться.
Преподавателя стало как-то немножечко жаль, так ему сейчас было сты… плохо. Да, плохо. Мужчина оторвал руки от лица и снова посмотрел на студентку. Зрачки почти скрыли радужку, и в этой черноте отразилась она, Аня, с румяными щеками, красными, покусанными, губами и крайне растерянным видом.
- Аня, прости пожалуйста. Давай будем воспринимать это всё как очень глупую шутку или вообще об этом забудем. Я ни в коем случае не хотел тебя обидеть или оскорбить и вообще не это имел в виду…
Преподаватель нервничал и нёс откровенную ерунду, но Ане стало настолько его жаль, что она только быстро кивала на все слова.
- Да, конечно, Александр Григорьевич, я исправлюсь, это вы меня извините, - вежливо отвечала девушка, представляя себе, как этот идиотизм выглядит со стороны, и стараясь не захихикать.
- Ну ладно, - Граф, наконец, взял себя в руки. Тряхнул головой и даже улыбнулся. – Конфликт урегулирован, стороны пришли к соглашению. Беги на пару.
И Аня побежала.
- До свидания, Самошина! – донеслось из аудитории насмешливое.
- До свиданья! – тут же зазвенело весёлое в ответ. – Мой любимый город…
Александр Григорьевич хмыкнул и покачал головой. Вот же странное существо. Извинялась тут ещё… птичка-певичка, блин. И ведь не обиделась даже.
========== 3.О пользе и вреде печенек или неудобненько вышло ==========
Прошла ещё одна неделя. Хотя номинально на календаре ещё была осень, в городе уже окончательно и бесповоротно обосновалась зима. На обочинах кое-где стали намечаться первые сугробы, водители проклинали мокрую кашу на дороге, прохожие кутались в шарфы, дули на замёрзшие пальцы и пониже натягивали шапки. Радовались только дети и пингвин в красном пуховике, которым на самом деле была укутанная по брови Аня. Она восхищалась узорами инея в тех редких случаях, когда их удавалось увидеть, фотографировала снежинки и вообще была бы счастлива, если бы не странные мысли в собственной голове. Они преследовали девушку везде, их не изгонял ни горячий чай, ни холодный воздух, и спокойно существовать с ними в голове было очень-очень сложно. Например, приходя в знакомую аудиторию Графа, Аня начинала думать о массивном преподавательском столе. О том, что деревянную дверь кто-то смазал, и она бы уже не скрипела обречённо… О том, что Александру Григорьевичу тоже стоило бы носить шарф, а то простудится. И ему обязательно нужно привезти с родной земли тульский пряник! Ну а вдруг он ещё не пробовал? Порадуется. А когда Александр Григорьевич радуется, у него глаза немножко темнеют, и это очень красиво. И сильные, явно привычные к работе руки, это тоже красиво. И имя у него красивое. Александрррррр. А ещё Александр Григорьевич очень умный. Он столько всего знает и читает, и рассказывает так интересно, и голос у него такой, хочется слушать и слушать, и… На этом моменте Аня обычно тормозила и приходила в тихий ужас. А потом слух снова улавливал быструю английскую речь, и всё начиналось сначала.
Александр Григорьевич странные взгляды мелкой первокурсницы замечал, но для себя интерпретировать не мог и решил не обращать внимание. Слушал её забавные комментарии и подначивал в ответ.
- Be quit please! I want you to listen! – (пожалуйста, тише! Я хочу, чтобы вы слушали!) повысил голос Граф. Первая пара – ужасное время, когда все хотят доспать или поговорить за жизнь. Последнее раздражало особенно.
Студенты затихли, а из второго ряда зазвучало писклявое:
- You can’t always get what you wa-ant! – (не всегда ты получаешь то, что хочешь!). Эту песню Аня вообще любила, так ещё и в тему пришлось.
- Певица оперетты, я тебя сейчас на своё место поставлю и заставлю объяснять материал, вот таким же комариным писком, - пригрозил Александр Григорьевич
- Простите, - покаялась девушка совсем на грани ультра звука и замолкла.
Слово «Заставлю» закоротило мозг на каких-то совсем неправильных ассоциациях, и по спине пробежали мурашки, а в животе что-то ухнуло и запульсировало. Кажется, сердце искало экстренный выход к пяткам. И если бы от страха… Не от страха, и это самое ужасное.
После каждой пары на многих студентов неминуемо нападал жор. Кто-то бежал к буфету, а Аня, как маленький хомячок, носила с собой маленький термос и какие-нибудь вкусняшки, которыми даже делилась. Только иногда и не со всеми.
- Ваше благородие, хотите печеньку? – вот кого девушка всегда хотела накормить, так это Графа.
- Пожалуй, хочу, - признал Александр Григорьевич и подошёл к мелкой благодетельнице. – Сейчас ещё за чаем схожу… - мечтательно протянул он, аккуратно вытаскивая из пачки круглое овсяное печенье.
- Ой, да вы тогда ещё возьмите, - щедро предложила Аня и попыталась достать ещё печенье, не уничтожая при этом пачку.
Так старалась, что смахнула локтем свой пенал. Девушка уже привычно подхватила падающую вещь, только пальцы коснулись не мягкой ткани, а горячей чуть шершавой кожи. Почему-то, вместо того, чтобы забрать пенал и поблагодарить Аня подняла удивлённый взгляд на Александра Григорьевича и чуть погладила большую руку. Сам Александр Григорьевич с печенюхой в одной руке и трофеем в другой, до того тихо посмеивающийся над ситуацией, резко замолчал и тоже удивлённо посмотрел на девушку. Потом на свою руку и маленькие пальцы с короткими коготками. Открыл рот, чтобы что-то сказать, но Аня вдруг дёрнула головой так, что коса упала на плечо, и начала делать всё сразу: многословно благодарить преподавателя, ругать себя за неловкость, собирать вещи и доставать печенье. Хорошо, что голодные студиозы уже убежали, и этот позор видела только всепонимающая Юля, поджидающая у двери. Ну, и Граф, конечно, но тут он сам виноват, нечего быть таким… аристократично-обаятельным, вот! Извинившись до кучи и вручив обалдевающему преподавателю аж три печеньки, Аня вылетела из кабинета.
- Ну ты, конечно, мдааа, - сказала Юля в коридоре.
- Сама знаю, - Аня печально вздохнула и потрогала горящее лицо. – Неудобненько вышло.
- Ты там, походу, шарф оставила…
- Та млииин! – совсем расстроилась девушка. Такой дурой она себя не выставляла давно. – Ну нафиг, завтра заберу.
И никто не знал, что мягкий тёмно-розовый шарф Александр Григорьевич в тот день зачем-то унёс с собой. Завтра придётся вернуть, конечно, но если мелкая фюрерша надеялась забрать вещичку после ухода преподавателя, её ждёт разочарование…
========== 4. О шутках юмора или газету мне, газету. ==========
Пятница — это замечательный день, когда студенты радуются, несмотря ни на что, как же, можно оторваться и выспаться! И когда у Ани по расписанию нет пары английского языка, но к Александру Григорьевичу всё равно идти пришлось, шарф же. После четвёртой пары универ, как правило, начинал пустеть, и быстрее всего закономерно исчезало большинство преподавателей. Александр Орлов в этот раз не исчезал, ждал странное существо, числящееся у него на первом курсе. Аня об этом не знала и костерила себя за рассеянность и глупую привычку откладывать всё на самый последний момент, шагая по пустым коридорам и лестницам. А если Александр Григорьевич уже ушёл? А если не ушёл, как в глаза ему смотреть и что говорить после вчерашнего позора? Не только неуклюжая и не в меру говорливая, так растяпа… Да и вообще, за сегодняшний день шарф вполне могли свистнуть. Это в том случае, если он вчера ещё в стенах универа остался… Шарф-то, как раз, вчера обитель знаний покидал, но об этом Аня тоже не знала.
Тёмная металлическая дверь была ещё не заперта, и девушка, надеясь на чудо и одновременно задаваясь вопросом «А что, собственно, делать, если чудо совершится?», тихонько поскреблась в дверь деревянную, потом надавила на ручку. К удивлению, облегчению и ужасу студентки, дверь поддалась, и ей ничего не оставалось, кроме как поправить рюкзак за спиной, судорожно и вполне бесполезно пригладить волосы… и, наконец, войти.
Александр Григорьевич сидел за неизменным своим столом, на котором, правда, не было никаких бумаг, и до того, как в дверь постучали, непедагогично раскачивался на казённом стуле. И гипнотизировал взглядом вязанную прелесть, аккуратно сложенную в центре стола. А потом в аудиторию просочилась очень виноватая на вид Самошина, и пришлось стать серьёзным и строгим педагогом.
— Здравствуйте, Александр Григорич, — тихонько поздоровалась вежливая студентка, неуверенно семеня к преподавательскому столу.
— Здравствуй-здравствуй, Самошина, — бодро отозвался Граф. — За имуществом пришла?
— Ага, — сказала Аня уже у самого стола и улыбнулась немножко извиняющейся улыбкой.
— И что его, отдавать тебе, что ли? — с сомнением спросил мужчина, наблюдая за сменой выражений лица своей студентки. Вот улыбка из извиняющейся трансформируются в смущённую, потом в удивлённую, на щеке появляется ямочка, одна бровь забавно приподнимается. Глаза из каре-зелёных становятся просто зелёными. Во превращение, хамелеону и не снилось! — Ну что ты удивляешься? Ты тут оставила такой замечательный шарф. Я его сберёг. И вот отдам я тебе шарф, а ты мне что?
— Я с вами вчера печеньками поделилась! — с обидой в голосе напомнила девушка, округляя глаза и театрально вздёргивая брови.
— Но это было вчера, — серьёзно возразил Александр Григорьевич и придвинул шарф к себе, чтобы Аня не дотянулась. — А вчера я поймал твой пенал. К тому же, у тебя, оказывается, вон какой яркий платок есть. Не жадничай.
— Ну Александр Григорич… — просительно протянула Аня, с удовольствием помогая преподу ломать комедию и чувствуя себя при этом крайне странно. Она даже попыталась незаметно стянуть предмет спора прямо из-под рук Александра Григорьевича и, кажется, весьма его при этом позабавила.
— Что, всё-таки отдать? — прищурился Граф. И задумался, пригребая шарф ещё ближе к себе. — Чего бы у тебя за него попросить, Самошина?
— А чего у меня за него попросить? — чуть напряглась Аня. Сердце как-то очень не кстати снова попыталось экстренно пробраться к пяткам. И вообще, весь организм какие-то странные процессы запустил. Без участия мозга, видимо. Александр Григорьевич думал.
— Даже не знаю, — мужчина откинулся на спинку стула. — Чай мне заваривает Антонина Юрьевна. По сыну она, видишь ли, скучает. Песни ты и так поёшь всё время. Стихи рассказывать ты уже слишком большая… — Александр Григорьевич позволил себе намёк на улыбку и неожиданно выпрямился, сверкнув глазами. — Знаешь что, Самошина? А нарисуй мне газету, — предложил он, опираясь локтями о стол.
— Какую газету? — не въехала Аня. «Нипаняяятна-а-а!» — стонал перегруженный за пять дней учёбы мозг.
— Настенную. Плакат мне нарисуй. В других аудиториях хотя бы портреты классиков висят, а в этой стены голые, — посетовал Граф. И выглядел он в своём тёмно-сером костюме, с чуть лохматыми чёрными волосами и добрыми смешинками в глазах сногсшибательно. По крайней мере, единственной благодарной зрительнице захотелось присесть. На стол…
— А на какую тему? — спросила девушка, спешно возвращая на лицо потерявшееся «так и надо».
— На тему плюсов изучения английского языка и посещения моих лекций, — сказал удивлённый Александр Григорьевич. Он-то пошутить хотел, а эта… Наивная душа.
— Ладно, — согласилась Аня, повергая преподавателя в ещё больший шок. И он уже хотел извиниться за глупую шутку, но… — Вам к понедельнику?
— Да как получится, — неопределённо отговорился Граф, чувствуя себя до крайности неловко. Озадачил ребёнка ни за что. Господи, надо было сразу шарф отдать, а не творить х… необдуманные поступки. Лицо у Ани стало очень-очень задумчивым и сосредоточенным, чёрные ресницы опустились, а когда поднялись, Александр Григорьевич занервничал. Не оттого, что не мог понять, красит девушка ресницы или нет, а оттого, что её глаза загорелись огоньком, очень похожим на фанатичный. Просто у Ани в голове уже роились идеи касательно того, как можно плакат украсить и препода подстебнуть так, чтобы придраться было нельзя. Творческие задания, как оружие направленного действия с вероятностью попадания в девяносто девять процентов, которые маскируются под бумажку с красками.
— Хорошо, — сказала студентка и направилась к выходу из аудитории, по-прежнему весьма задумчивая.
— Аня, — Александру Григорьевичу стало смешно. — Шарф-то забери.
— Ой, — смутилась Аня и развернулась обратно, уже начиная хихикать над собственной глупостью.
Александр Григорьевич встал из-за стола и подошёл к студентке. С шарфом, разумеется, надо же показывать положительный пример.
— На, горе, — Граф учтиво протянул девушке шарф двумя руками. Он очень старался не расхохотаться.
— Я не горе, я недоразумение, — весело поправила Аня, разглядывая Александра Григорьевича снизу вверх. А потом её ладошки, как и вчера, случайно накрыли руки преподавателя, и хихикать девушка перестала. — Спасибо, — пискнула она и вышла из аудитории, прижимая шарфик к груди.
Александр Григорьевич потёр руки, закрыл за Анной дверь и, наконец, расхохотался. Интересно, что она наваяет, эта фюрерша мелкая…
========== 5. О страхах и намёках или почему утро началось не с кофе. ==========
Утро субботы для Александра Григорьевича началось несколько необычно, и да, действительно, не с кофе. Он ворочался на грани бредового сновидения и банальной действительности, сбивая простыню и нервируя кота. Тщедушного вида зверь по имени Вий Львович Орлов сверкал жёлтыми глазищами с подоконника, явно думая, что же за болезнь поразила хозяина. С ангиной как-то не так весело было… Сонная муть окутывала Александра и отвоёвывала у утра право повелевать бренным телом мужчины «в самом рассвете сил». Вибрация телефона на тумбочке сонную муть победила. Александр Григорьевич перевернулся на спину и потёр лицо. Голова после дурацкого сна была тяжёлая и неприятно гудела. Мужчина лениво стащил с тумбочки телефон и сощурился на экран.
«Анна Самошина хочет добавить вас в друзья. Общих друзей два,» - гласило письмо в голубом окошке.
