Автор книги: Ктая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)
Понял это и сам Саламандра. Остановился, глядя, как сползает по потрескивающему барьеру жгучий плевок его призыва. Ушел шуншином из захвата Орочимару до того, как кто-либо успел атаковать.
— Похоже, победа в этом бою останется за Конохой, — гордая поза, скрещенные на груди руки, но в голосе звучит невольное уважение. — Что ж, я не буду добивать вас.
— Вот уж не надо твоих подачек. Мы не собираемся сдаваться, — Джи всхорохорился, но видно было, что он вымотан.
— И это ценно. Такой дух нечасто встретишь среди шиноби, а вы еще и сильны… Назовите ваши имена!
— Орочимару, — хрипловатый голос Змея прозвучал первым.
— Тсунаде.
— Джирайя, — фыркнул, но все же присоединился к остальным.
— С этого дня вы — троица из Скрытого листа. Я, Ханзо Саламандра, нарекаю вас этим именем и буду ждать следующего боя.
— Вот уж без чего мы точно прекрасно обойдемся… — пробурчал под нос Джирайя.
С того поля боя они ушли на своих ногах — потрепанные, но непобежденные.
«Троица из Скрытого Листа» быстро и незаметно превратилась в «Легендарную».
***
А более мирная жизнь неожиданно заладилась. Дома, в Конохе, в перерывах между тем, как их бросали в разные части конфликта, были неожиданно тихие и мирные часы, которые они редко, но всё же умудрялись провести втроём. Иногда, когда дела рвали команду на части, Орочимару приходил в дом Мито-сан — попить чаю, проведать нахальную пушистую ленивицу-кошку... Просто так. Узумаки неожиданно активно влилась в жизнь деревни, её советы и помощь были неоценимы, но зачастую давала она их из собственного дома.
Змей знал, что также к ней забегают и Тсу, и Джи. Когда не было возможности встретиться всем вместе, то хотя бы можно было провести время в приятной компании...
— Мито-сан, а как вы делаете такую красивую причёску? — однажды спросил Орочимару, гладя кошку и наслаждаясь минутами покоя.
— М? — Узумаки оторвалась от свитка, который покрывала ровными строчками. — Ты о чем, Орочи-кун?
— Эти шарики из волос. Как вы их делаете?
Мито удивилась. Отложила кисточку, аккуратно вытерла пальцы специальной салфеткой.
— Орочи-кун, ты хочешь такую прическу? Тебе ведь не пойдет.
— Просто интересно... как это технически. Я понимаю, что волосы как-то скручиваются, но не могу понять, что их держит, да ещё так гладко. А причёски на мне никакие не держатся — особенность волос. Они просто выскальзывают из любых попыток их как-то зацепить. Даже из ножниц выскальзывают, приходится бритвой состригать мешающиеся пряди.
Мито невольно улыбнулась. Можно было просто показать на своих волосах, как они укладываются, но…
— Хочешь, заплету тебе косу?
Змей заколебался, но всё же сказал:
— Хочу.
И пересел поближе. Мито улыбнулась, взялась за гребень. Волосы действительно обладали крайней скользкостью, практически не путались и не нуждались в расчёсывании... Но ничего, и не такое укрощали.
— Я бы хотел, чтобы моя мама была такая же, как вы, — вдруг проговорил Орочи тихонько. — Умная, сильная, величественная, добрая... и живая.
Рука с гребнем дрогнула. Мито провела по волосам еще раз, потом все же не выдержала, прижимая Змея к груди. Прижала, провела ладонью — по волосам, по спине. Стиснула в объятиях.
— Орочи-кун…
Прекрасная, величественная, несгибаемая Мито, которая пережила двух хокаге, великую войну и не поддалась даже времени, кусала губы и старалась справиться с чувствами. Неудивительно, что Орочимару проникся уважением к ней. Понятно, что любой сирота мечтает о родителях, и чтобы обязательно — герои, легендарные шиноби, химе и дайме…
Слова Орочи ведь не означали того, о чем она успела нечаянно подумать?
— Простите, Мито-сан, я, наверное, что-то не то сказал... — так же тихо проговорил он, обнимая при этом робко, а прижимаясь — крепко.
— Все так, Орочи, — впервые без суффиксов. — Это нормально — хотеть, чтобы твои родители были живы. Мне… приятно, что ты представляешь мать похожей на меня.
Он кивнул, промолчал, проглатывая ком в горле.
— Вы — лучшая женщина, что я знаю, — признался он. — Кого мне ещё представлять?
Тишина. Упавшая на щеку горячая капля. Мито прерывисто выдохнула, чуть отстранилась и поцеловала Орочимару в лоб:
— Таким сыном, как ты, можно только гордиться.
Змей робко посмотрел на неё, приподнял уголки губ. Он давно уже вышел из возраста, когда сироты приставали к любой взрослой женщине с вопросом: «Ты моя мама?» — выйти-то вышел, но не забыл. И плевать, что джинчурики, что видела Шодай... Она просто умная женщина, которая предложила заплести ему косичку.
— Заплетёте мне волосы, Мито... сан? — возвращение к прежнему обращению стоило трудов, очень хотелось вставить между суффиксом и именем безобидный, но такой важный слог «ка»!.. Но это точно будет слишком.
— Конечно, Орочи, — Мито снова взялась за волосы, тщательно укладывая пряди в сложную косу.
Обычную, на три пряди, нечего и думать плести — такие волосы из нее выскользнут, стоит только головой тряхнуть. А вот более хитрое плетение их вполне удержит. Протянуть, переплести, отделить прядь. Продеть снизу, переплести, протянуть. Отделить прядь, пропустить ее снизу, закрепить. Переплести, пропустить сверху, вытянуть прядь…
Закрепить косу шнурком. Потянуть Змея, побуждая развернуться, снова коснуться губами лба.
— Я тоже буду тобой гордиться, Орочи.
***
Война, полыхнувшая ярко и кроваво, постепенно затухала. Слишком велики оказались потери у всех сторон, слишком много пролилось крови, чтобы не пригасить любые амбиции. Бой с Ханзо стал одним из переломных моментов. Бои затихали, шиноби отзывали с фронтов обратно в деревни. Люди устали и хотели мира. Джирайе казалось, что они все пропитались ядовитыми дождями Аме. Иммунитет шиноби позволял справиться с последствиями льющейся с неба дряни, но все равно всем советовали носить плащи и по возможности — маски. И меняли бойцов в два раза чаще, чем на других направлениях.
Дождь, дождь, бесконечный дождь… казалось удивительным, что здесь кто-то может жить. И дети, вышедшие из этих струй воды, в первый миг показались не живыми людьми, а порождениями этого бесконечного дождя.
Сироты земли, истерзанной войной… каким-то чудом вышедшие к тем шиноби, которые не подняли бы на них руку.
Джи смотрел на закушенную губу Тсунаде, на морщинку между бровей Орочи — и в груди крепла решимость.
— Я присмотрю за ними.
— Как именно? — тут же уточнил Змей. Он знал, что его мысли редко идут теми же путями, что и у Джирайи, так что уточнять и переспрашивать — святая необходимость.
— Научу их, — Джирайя дернул уголком рта. — Возьму с собой в путешествие, чтобы увидели не только Аме, и буду учить.
Змей осмотрел троицу, дёрнул уголком рта. Ещё совсем недавно он бы предложил прикопать их, чтобы не мучились, но сейчас только коротко кивнул.
— Ты все-таки хочешь уйти в свое путешествие? — тихо спросила Тсунаде.
Джирайя пожал плечами:
— Война заканчивается. К тому же, кто знает, может быть, один из них окажется тем самым учеником… или ученицей.
— Без схемы пересечений ты никуда не пойдёшь, — не согласился Орочимару. Он знал, что это однажды случится. Слишком тесно было Джи в деревне, слишком мало она могла предложить этой неспокойной душе. С таким-то энтузиазмом, может, действительно что-то толковое воспитает?
Сам он с грустью осознал, что закончить все войны в мире — задачка явно не по его плечу. Он может разве что сосредоточиться на том, чтобы смерть не забрала его и его близких.
— Я же не собираюсь уходить прямо сейчас, — Джирайя солнечно улыбнулся. — И уж тем более не собираюсь пропадать. Да меня Мито-сама убьет, не говоря уж про то, что я буду жутко скучать по вам!
Джи сгреб сокомандников и любимых в охапку, стиснул, делясь этой внезапной и бурлящей радостью — что его поняли, что его выбор приняли и поддерживают. Повернулся к детям:
— Ну, как вас зовут?
Сироты робко, неуверенно улыбнулись ему в ответ.
***
Орочимару сидел в лаборатории, медитируя над листом бумаги. Периодически он открывал глаза, записывал очередную идею и погружался в медитацию. Он думал о смерти и способах избежать её. Старение его не так уж беспокоило: пока у шиноби есть чакра, пока он жаждет жить и действовать, время ему не страшно. Доказательство этому — Мито-сан, которая словно скинула с плеч половину времени, стоило только её жизни обрести хоть какой-то смысл, затрагивающий душу, а не только взятые когда-то давно обязательства.
Значит, нужно всего лишь не дать себя убить. Но становиться самым-самым сильным — всё равно не выход. Сила не уберегла ни Учиху Мадару, ни Хашираму Сенджу, ни их братьев. Это только вопрос времени, когда в твоей силе найдут уязвимость, когда отберут твой смысл жизни и жажду продолжать бороться.
Нет, требовалось что-то иное... что-то вроде регенерационной печати, только мощнее, гораздо мощнее. Что-то, что бы позволило восстановиться из любого состояния при любых условиях.
Мысль оформлена, но как привести её на практику?..
Щелкнула сенсорная фуин, оповещая, что пришел кто-то из имеющих доступ. Джирайя должен был прибыть только через несколько дней, Тсунаде собиралась в госпиталь… Мито?
Узумаки бесшумно выступила из тени. Скользящий взгляд на листок — она пришла не за информацией, она уже знает все необходимое. Поэтому скользнуть, убеждаясь окончательно, и поймать своим взглядом желтые змеиные глаза.
— Ищешь бессмертия, Орочимару?
— Да, — спокойно, твёрдо, глядя в глаза. Склонённая набок голова. — Какие-то предложения, Мито-сан?..
Непроницаемый взгляд. Опущенные ресницы.
— Идем. Познакомлю тебя кое с кем, чтобы ты решил, действительно ли оно тебе надо.
Змей с сожалением отложил лист, встал, выразив готовность идти. Мито коротко кивнула, шагнула вперед, показывая дорогу. Длинное кимоно, стелющееся подолом по песку, спадающие почти до земли ленты пояса. Плывущий-летящий шаг, совершенно бесшумный, легкий. Рассыпанные по спине алым каскадом волосы.
Мито привела его на окраину Конохи, что неожиданно — в храм. Орочимару не слишком интересовался религией, потому и не бывал здесь раньше… странным было то, что больше никого не оказалось ни в самом храме, ни поблизости, хотя он не выглядел заброшенным. Не могла же так надежно отпугивать всех спираль Узумаки над входом? Впрочем, стоило шагнуть ближе, как по коже пополз холодок. Стылый, неприятный. Совсем не освежающий в жаркий день.
Потусторонний.
— Храм Масок Узумаки, — Мито развернулась, глядя на него строго и торжественно. Ладонь сжимала одну из масок со стены. — Храм Шинигами.
Орочимару промолчал, хотя желание съязвить было почти непреодолимым. Слишком сильно хотелось разбить эту стылую пафосность приземлённой шуточкой, покапать слюнями с удлинившегося языка на идеально-ровный, блестящий пол. Вспомнить, что ещё живой, ещё может рыпаться и говорить гадости.
Но всё же Змей понимал, что это как ничто другое продемонстрирует, насколько же ему не по себе.
— Чувствуется, — наконец, нейтрально заметил он.
Причём Мито, аловолосая, преисполненная внутреннего достоинства, гордая... была в этой стылой мрачности ровно на своём месте. Ярким бликом пламени среди камней, но в то же время — их частью. Змей как-то внезапно осознал, что не зря раньше боялся её, чуял подсознательно... но сейчас это всё неважно.
Мито усмехнулась:
— Посмотрим, будешь ли ты меня бояться после…
Рука поднялась, плавно прикладывая маску к лицу. Та словно прилипла, становясь одним целым с лицом. Мито вскинула руки, хлынувший от нее поток энергии заставил вздыбиться волосы и затрепетать широкие рукава. А за спиной как-то мгновенно развернулся силуэт. Бледный, беловолосый, с зажатым в острых зубах кинжалом.
— Лик Жадной Смерти, — гулко, словно представляя друг другу стороны на дипломатической встрече.
— Заметно, — ещё более нейтрально сообщил Орочи.
«Вон как кинжал хомячит», — он добавлять не стал.
— Здравствуйте, шинигами-сан, — вместо этого он вежливо поздоровался.
«А у призрачного кинжала ручка вкусная?»
— Как работа, как семья? — остальные маски намекали на наличие других шинигами.
Шинигами медленно вытащил из зубов кинжал. Наклонил голову набок. Четки, обвитые вокруг левой руки, с тихим стуком потекли вниз. Мито протянула руку — шинигами повторил ее жест. Протянул руку, ткнул пальцев в лоб, чуть поранив кожу острым ногтем.
И растаял обрывками тумана, стоило Узумаки снять маску.
— Ну как, Орочи? Не страшно заигрывать со смертью?
Змей посмотрел на неё как-то странно, с сомнением. Подумал. Вздохнул, набрал в грудь побольше воздуха и начал:
— А это правда шинигами? А какие у него функции? Он забирает души падших? А что будет с душой, если за ней не придёт шинигами? А если забирают, значит, они всегда присутствуют в мире, только мы их не видим? А вы их видите? Или только с помощью специальных техник? А как много шинигами вообще существует? А зачем ему кинжал, с кем он сражается? А у призрачного кинжала есть вкус? А может ли не менее призрачный шинигами его чувствовать?
Брови Мито удивленно поползли вверх. Впрочем, через несколько секунд куноичи справилась с растерянностью:
— Пойдем, здесь не лучшее место, чтобы вести разговоры… Да, это был настоящий шинигами. Смерть едина, но ликов у нее бесконечное множество, и каждый лик — шинигами. Мой клан может с ними взаимодействовать. Иногда тот, кто слишком часто играет с шинигами, сам становится одной из масок.
— Хм. Вы так говорите, будто это плохо, — Орочимару последовал за ней. Ворох вопросов его неожиданно приободрил, словно напомнил, чем он живёт, и что это у него ещё никто не отобрал.
— Маска ограничивает свободу воли. Остается лишь одна, самая яркая черта характера. Исчезают желания, цели… хочешь такого бессмертия, Орочи-кун?
— Нет. Такого не хочу, — спокойно, даже меланхолично.
Мито остановилась, взъерошила ему волосы:
— И хорошо, Орочи… Кинжал шинигами может ранить, разрезать душу и убивать. Есть техники, позволяющие призывать шинигами для боя на своей стороне. Вот только и цена за них велика… Храм Масок позволяет обойти это условие, потому что за каждую маску душа уже уплачена. Но все равно, даже жрице не стоит бывать там слишком часто. Для чего ты ищешь бессмертие?
Змей чуть дёрнул головой, льня к ласкающей руке, но и только. Обнимать Мито-сан без разрешения всё равно было как-то... да ещё и посреди улицы. Мало ли кто мимо может пробегать.
— Я не могу позволить, чтобы мои дела просто так оборвались.
— Твои дела? — почти весело. — И что же ты считаешь настолько важным?
— Исследования. Семью. Детей.
Орочимару отвёл взгляд. Его холодным потом пробивала мысль, что он не успеет реализовать все планы, что не сможет завершить даже часть исследований, что кто-то придёт и убьёт его, обратив все усилия в ничто... даже, скорее всего, и не заметив этого. И жизни, ни одной, ни двух, ни трёх не хватит, чтобы раскрыть всё увеличивающееся количество загадок.
А ещё у него есть Джи и Тсу. И, возможно, будут дети. Которые сиротами остаться не должны.
Мито улыбнулась. Уголками губ, но бесконечно тепло.
— Удачи тебе, Орочи. Приноси свои выкладки, подумаем вместе.
— Хорошо, — он кивнул. — Обязательно.
Было у него пару идей. Интересно, а можно ли записать в качестве фуин... себя? Теоретически да, но насколько сложно это реализуется?..
***
Джирайя заглядывал в Коноху достаточно часто и еще чаще пересекался где-нибудь с Тсунаде и Орочимару. Да и письма никто не отменял, так что особых проблем с новостями не было. Но ни при последней встрече, ни в последних письмах не было ничего, что могло бы объяснить странную… пришибленность, что ли. Деревня выглядела и ощущалась так, будто всех жителей хорошенько хлопнули по голове пыльным мешком. Вроде и не опасно, но как-то странно, непонятно, что с этим делать и вообще, лучше отбежать в сторону, а то мало ли.
— Привет, Джи! — Орочи же вышел к нему навстречу и, наоборот, выглядел очень живым и радостным.
— Привет, — Джирайя шагнул вперед, обнял крепко. — Что тут случилось?
— А? Ты о чём? Вроде никаких глобальных происшествий не было, — Змей с удовольствием ответил на объятия, вдыхая вкусный-вкусный запах Джи и наполняясь его энтузиазмом.
— Чего все такие пришибленные?
— М? О, и вправду пришибленные. Эк их разобрало... Ничего особенного. Мито-сан гневаться изволит.
— Мито-сама? Гневаться? На кого?
— Баа-чан решила взять под свой присмотр сирот Конохи, — выглянувшая Тсунаде с удовольствием присоединилась к объятиям. — Построить специальный корпус для них, вроде Академии шиноби, но с учетом возраста, найти людей. Воспитывать, присматривать, выделять обеспечение…
— Так замечательная же идея, — удивился Джи.
— Ага, только Мито-баа-чан имела в виду всех сирот. Кто-то там у Абураме болтался чуть ли не сам по себе, ел, что попало, разговаривал только со своими жуками. Кланы высказались против…
— И-и? — Джирайя подался вперед.
