Текст книги "Сказка о том, как Иван женился(СИ)"

Автор книги: Ксюха1967

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Портье ловко сдвинул протянутую к нему ладонь с купюрой и, интимно склонившись к стойке, сообщил:

– У меня сложилось впечатление, что русский и немец были друзьями…

Неудачливый агент смог только тяжело вздохнуть.

***

Учитывая несвоевременный приезд совершенно некошерных родственников и приближающееся время многочисленных праздников, всей семье хотелось отдохнуть, но не накладно. Поэтому, собрав всю живущую по соседству родню, было решено вывезти немцев куда-нибудь, в историческое познавательное израильское место.

Ирочка приехала с детьми и, как мать, обязана была ознакомить их с традициями своего народа.

Так-таки пляжи уже не являлись экзотикой, в зоопарке дурно пахло, а цирк в еврейских семьях присутствует всегда, семья решила освежить тела и души однодневным выездом к переполненному чёрной лечебной грязью Мёртвому морю.

Но, регулярно открывавший краник объёмного трёхлитрового пакета с красным терпким вином, и, с аппетитом вкусивший привезённого им самим с Кармеля подарка, Хенрик, расправив спину, громко сообщил, что желает преклонить колени к Стене Плача и поклониться Голгофе.

Тётя Рива, как хранитель психического здоровья семьи, несколько раз пыталась отговорить глуповатого гоя от похода к Стене Плача в субботу, но, то ли вино, из винограда, выросшего по берегам Иордана, то ли яркое солнце, нагревшее светлую макушку арийца, профессор был неумолим.

В результате, призвав на помощь детей, и, убедив зануду в необходимости сна перед долгой дорогой, Ирен препроводила его спать.

***

Отец храпел. Марк, с раздражением, морщил потомственный нос и стремительно писал послание далёкому другу. Через полчаса пришёл лаконичный ответ, и, окрылённый сообщением, брат неслышной тенью отправился пообщаться с сестрой.

Дверь скрипнула, и кулак, высунутый из-под клетчатого пледа производства ГДР, бережно сохраняемого семьей со времён СССР, поприветствовал вошедшего.

– Всё знаю, – услышал он.

– Есть и вход, и выход, представляешь, – зашептал Марк.– Всё-таки, все дороги ведут в Землю Обетованную. Люблю я её.

В классе Марк демонстративно вкушал мацу и даже надевал кипу на блондинистый всклокоченный затылок в день рождения Гитлера.

Сестра кивнула ещё раз и скрепила договор воздушным поцелуем.

Ирен, заглянувшая в комнату где то через час, увидела только сопящие носы мужа и сына, а на мечтательные улыбки обнявшегося с фолиантом мужа и с мобильным телефоном сына, почему то не обратила внимания. Впрочем, она тоже наливала себе вино только из соседнего пакета, предпочитая сухое белое, полусладкому красному…

***

– Если верить карте, то найдя вход в районе Яхромы, мы окажемся в самой нижней части Храма Гроба Господня. В настоящее время там расположена часовня Адама, – менторским голосом вещал Димон. – Христианские источники сообщают, что в этом месте раскололась скала, и через щель кровь распятого Христа попала на череп Адама, очистив его от скверны.

– А кровь откуда? – сонно интересовался Ванька.

– Могила Адама оказалась как раз под Голгофой, – пояснил Дима и, резко повернувшись на диване, сообщил:

– А в Подмосковье-то всё непросто. Нам надо в Дмитровский район, там есть проход к Израилю. Но есть ещё восемь возможных переходов: два в Америку, один в Австралию, какой-то странный прерывчатый в Антарктиду, два в юго-восточную Азию. Немецкий путешественник по России еще в 17 веке Адам Олеарий, указывал на эти древние мегалиты, объединив их под общим названием Алатырь. Вокруг Москвы в городах Коломна, Серпухов, Дмитров, Тула, Волоколамск, Верея, Наро-Фоминск все они и расположены. А вот вернуться проблематичнее… Но нам повезло, обратно тож недалеко приземлимся!

– Да, повезло, что мать с отцом едут на дачу огурцы собирать.

– Молодец, Ба, урожай-то в самый раз поспел.

– Угу, молодец. Только ты в следующий раз, когда они ругаться будут, с дурацкими вопросами не лезь. Вообще, повезло, что нас не замели.

– Мне дядя Андрей любые вопросы задавать разрешил.

– Слух, спать давай! Завтра день тяжёлый. Ты-то у нас киборг, а я не высплюсь.

На какое-то время в комнате воцарилась тишина. Потом Дима опять заворочался и спросил:

– Вань, а можно последний вопрос задать на сегодня?

– Ну?

– А почему дядя Андрей обиделся, когда тётя Наташа сказала, что если он ещё раз женщин курицами назовёт, то она ему яйца снесёт?

– Потому, что это самый главный орган. Надо тебя с бабами знакомить. Умный, умный, а дурра-а-ак… Лан. Спать пора, я тебе не Царевна-лягушка, чтобы ещё и по ночам из кожи вон лезть, про физиологию поясняя.

***

По коридору, уходящему в тёмную пустоту бесконечности, украшенному, подобно индийскому свадебному платью, золотом и блистающими в сумраке драгоценными камнями, медленно перемещалась девушка. В каждом её шаге, в невероятной гибкости стройной фигуры, любой рассмотрел бы волшебное торжество Природы, создавшей классическую женскую красоту. Нежный шёлк сари бирюзового цвета струился прохладной волной от плеча к обнажённым ступням, словно высыхая морской пеной на отполированном веками полу. Единожды увидевший, сразу признавал Богиню, потому что ни одна человеческая жена не могла бы произвести на свет такое совершенство.

Впереди из сумрака показались массивные резные колонны. Подойдя к крайней, девушка села рядом и, дотронувшись до сияющего ослепительной белизной мрамора, улыбнувшись, спросила тишину:

– Ты понял? Я опять похоронила мечту…

Тусклый свет, сам по себе осветивший колонну, отметил на ней резные изгибы, и сквозь тени появилась каменная туника, надетая на мощное тело воина, держащего в одной руке лиру, а в другой занесённый в незавершённом ударе короткий меч. Голову мужчины венчал лавровый венок.

Девушка посмотрела вверх и захохотала. Сумрак недовольно заворочался. Не дождавшись ответа, она встала и медленно пошла в темноту вдоль каменных фигур…

========== Глава 32 ==========

– Приведите спинку кресла в вертикальное положение, – раздраженно-утвердительно констатировала не слишком любезная, но весьма привлекательная бортпроводница с сияющими на синем лацкане крылышками со Звездой Давида. Боинг авиакомпании «ЭльАль», всегда стремящейся (в переводе с иврита) к небу, завершал свой полёт, начав снижение. Однообразно бледный пустынно-гористый ландшафт наконец сменился синей лазурью Средиземного моря.

Автоматически проверив, пристёгнут ли ремень, Бристон послушно кивнул и вынырнул из гудящей турбинами дремы.

«Через двадцать минут наш самолёт совершит посадку в аэропорту Бен-Гурион. Температура в Тель-Авиве тридцать пять градусов по Цельсию», – бодро вещал микрофон.

Бывший агент вновь прикрыл веки и грустно задумался.

Свою далеко не блестящую карьеру он начал именно с этих мест в качестве помощника в посольстве и посредника между всегда соперничающими группировками суннитов и шиитов. Затем были Ливан, Сирия и вновь Израиль… Большую часть своей жизни он пробыл именно здесь, в странах жаркого Ближнего Востока, занимаясь то радикальным фанатизмом, то атаками на глобализацию, то дурацкими, но всегда кровавыми террористическими актами. Он умел беседовать о святости ислама, о догмах Торы, о разнице между староверами и православными…

Будучи достаточно астеничным, Джордан выглядел весьма моложаво, несмотря на перенесённый инфаркт и переваливший за середину столетия возраст. Пожалуй, только виски, слегка обрызганные сединой, выдавали его.

Проведя почти две недели на больничной койке и близко приблизившись к возможному финалу, он весьма придирчиво рассмотрел свой путь. Слишком рано его юношеский задорный идеализм зачеркнули карьерные и личные неудачи, в результате которых он оказался на пенсии без семьи, имея за спиной только профессиональный цинизм и знакомого, которого называл другом. И этот единственный – пропал.

***

Тщательно наведя справки о перемещениях интернациональной компании, Джордан решил последовать за семейкой Рихтенгтен. Он был практически уверен – подозрительные немцы в курсе исчезновения Феликса. Что это дело рук русского прокурора, он не сомневался.

Не сильно надеясь на помощь, отставной агент тем не менее набрал знакомый ещё со времён самого начала службы в посольстве Израиля, номер. Три гудка … и трубку сняли.

– Мазел тов, Агей… – поприветствовал собеседника Джордан.

Раздалось легкое шипение, потом кряхтение, и булькающий смех заполнил пространство.

– Boker tov! Надо приветствовать правильно! Boker tov, дорогой мой! Неужели ты решил закрыть с нами все грехи старого года?

– Рад слышать тебя в добром здравии. Я, по правде говоря, набрал наугад, и не ошибся. Недаром твое имя обозначает праздник! Хочу навестить тебя… на пенсии, надеюсь, ты не будешь против?

– Всегда пожалуйста, – услышал он в ответ. – С удовольствием готов обсудить с тобой любую тему.

Бристон знал, что булькающая пауза, наполненная жарким солнцем, была не просто размышлениями старого еврея. Агей Иш-Шалом не зря носил свою фамилию и не напрасно много лет посещал невзрачное здание Центрального института разведки, или Mossad Merkazi Le-modiin U-letafkidim Meyuhadim… или просто «Моссад».

Ещё не знавшим бритвы юнцом он, отбывая трехлетнюю воинскую повинность, понял важную истину: «Если бы благотворительность ничего не стоила, все бы были филантропами». Но, встретившись, они обнялись и, выпив кофе, Джордан Дживс Бристон достаточно честно и подробно выложил ему совершенно необыкновенную историю. И про таинственное исчезновение Феликса тоже…

– Чем я могу помочь? – пожевав губами кофейную крошку, спросил Агей.

– Я не попрошу много. Мне не хотелось бы ставить тебя в трудное положение. Найди мне, куда отправились эти немцы. И, пожалуй, все.

«Пристрелить. А тело подкинуть арабам…», – резюмировал внутренний голос «идущего по жизни с радостью».

Вслух Агей усмехнулся и подумал, что дома ждёт усатая толстая Сара и трое орущих внуков.

– Дай мне немного времени, – серьезно сказал он.

***

Субботнее раннее утро Марка пробудило его, запустив крошечный лучик в нос. А тот, в свою очередь, весь дом – громким и продолжительным чихом, ибо клетчатый плед ещё хранил на себе остатки нафталина, купленного в далеком СССР…

– Шаббат шалом, – поприветствовала вошедшая тетя Рива

– Угу, – одновременно ответили старший и младший Рихтенгдены.

– Марик, – одернула его родственница. – Надо отвечать: «Шаббат шалом, сегодня суббота!»

Она одарила Хенрика недобрым взглядом и, кинув на кровать полотенца, гордо вышла.

Отец хмыкнул и, зачем-то показав тихо хихикающему сыну язык, поучительно сообщил:

– Одень кипу. Евреям положено покрывать головы, демонстрируя этим поступком свое смирение.

– Конечно, папа, – в тон ответил послушный отрок. – Твоя голова в кепке предохранит тебя от солнечного удара, зато моя в кипе привлечёт к себе внимание Всевышнего, и я обрету толику святого духа…

– Не богохульствуйте мне тут! – резюмировала вошедшая Ирен. – Не передумали? Мы с девочками едем на Мертвое море…

– Нет, я с папой и Марком! – это Катрин ворвалась в размеренный семейный разговор со стремительностью и упорством пожарной машины.

Ирен тяжело вздохнула:

– Правильно выбранный папа – это таки самый главный вклад в воспитание своего ребёнка…

– Как же поздно ты прозрела, – в тон подхватила тетя Хава.

Мать взбунтовавшегося семейства пожала плечами и резюмировала, чтобы окончательно не рассориться с родней и не спорить с восставшей против традиций семьей:

– Бог создал матерей только потому, что сам не может быть в нескольких местах. Поезжайте. Девочки, я с Вами.

***

Спустя час старенькая «Тойота», доверху набитая некошерными деликатесами, неторопливо отбыла в сторону Калия Бич на Мертвое море.

Белобрысый ариец с двумя хмыкающими подростками отправился на «Савидор» – к автобусам, смело везущими граждан, решивших приобщиться к мировой истории, в Иерусалим.

Следом, пристроившись практически в хвост рейсового транспорта, шуршала колёсами по раскалённой дороге тонированная «БМВ» с двумя молчаливыми паломниками…

***

Поездка на дачу всегда сопровождалась ощущением приближающейся катастрофы. Курчатовы ещё вечером с надеждой слушали сообщения о начале извержения вулкана где-нибудь в районе ГУМа, или в самом крайнем случае о полном затоплении метро.

Поднятый в пять утра Андрей Дмитриевич, не дождавшись срочного вызова на работу, покорно паковал сумки. Подлые отроки, тихо притаившись в кроватях, старательно сопели носами. Ба не велела «будить детей».

Серый московский рассвет не предвещал ничего хорошего. Пустые субботние улицы недвусмысленно советовали вернуться назад. Из реальных признаков жизни в наличии были большая оранжевая машина во дворе да прилагающаяся к ней пара киргизских мусорщиков. Один из них стоял по колено в мусорном баке, а второй пытался закрепить оный и перевернуть во чрево оранжевого гиганта. Картина была настолько необычной, что ратующий за порядок во всем прокурор не удержался и высказался:

– Ты ж его с мусором сейчас внутрь запихнёшь!

– Андрюша, механизм сломан, – пояснила подошедшая Ба. – Неужели не видишь, как людям тяжело, пошел бы да и помог…

Прокурор заскрипел зубами и полез в машину, заводить…

– Поехали! – немного грубо скомандовал он.

– Андрей, держи себя в руках… – посоветовала жена.

Машина рванула, и через пять минут на телефон пришел первый штраф – за выделенную полосу…

***

Электричка без проблем выкинула странников на станции Лобня, где ребята не дождались автобуса, а потому за немыслимые триста рублей со скрежетом и визгом добрались на разваливающейся по дороге «девятке» до Толмачево. Оставалось пройти каких-то два километра.

Вдоль пыльной, утрамбованной за лето проселочной дороги раскинулся березовый лес, окаймленный стеной старой крапивы и низкого, но противно разросшегося колючками чертополоха.

Погода, и без того с утра не радовавшая, начала стремительно портиться. Солнце исчезло совсем. Небо постепенно окрашивалось в интенсивно-серые и чёрные цвета. Лохматые пыльные облака у горизонта стадом (весьма напоминающим о санитарно-эпидемических проблемах в отечественном овцеводстве) вереницей приблизились к пешеходам и, сгрудившись над путниками, начали интенсивно выливать на них скопившуюся за лето влагу. Под ногами зачавкало. Футболки намокли. Лес издевательски свернул листву в трубочки и совершенно не желал предохранять от льющейся сверху жидкости.

– Почти дошли, – сообщил Димыч.

– Угу, представляю себя в ванной, тёплой, и шампанское…

– Почему шампанское?

– Потому что! Где уже камень-то?

Они прошли по хлипким мосткам и оказались в подобии гигантской заросшей осокой и тощим березняком тарелке, до краев наполненной болотной жижей. Сверху за шиворот издевательски капала вода. Кроссовки философски хлюпали. Камень торчал почти посередине, как испанский галеон в Атлантическом океане, помеченный носовыми платочками, тряпочками, лентами и шнурками, старательно привязанными любознательными паломниками на местной чахлой растительности.

Ребята с разбегу прыгнули на его гранитную спину и Ванька громко скомандовал:

– Поехали!

Димыч забубнил про «факу», и окажись вокруг любители чудесного, им было бы о чем рассказать внукам.

… Камень замерцал и фигуры исчезли.

========== Сказка о том, как Иван женился. Глава 33 ==========

Сказка о том, как Иван женился

Глава 33

Старый Авром неторопливо подходил к Великому Чужому Храму. Он ежедневно навещал его, скорее всего, последние тридцать лет, точнее не мог сказать. Но то, что не меньше четверти века – это наверняка. Кроме, ежеутреннего и ежевечернего наблюдения за открытием и закрытием врат, старик аккуратно исполнял все предписанные настоящим евреям 613 законов и знал, что со времён Моисея необходимо обременять себя только мыслями о Боге, а прочее – лишь суета.

Последний поворот дороги, с выщербленными и одновременно отполированными тысячами ног плитами, и он окажется у публичного входа в этот иерусалимский храм. Там уже стоит, с килограммовым ключом, неброско одетый араб, способный по именам перечислить столько своих предков, сколько не вспомнит ни один живущий в этом мире король. Авром знает его лично, как и того, вечно недовольного и готового драться с нечестивыми христианскими глупцами, второго, целыми днями сидящего на скамье перед входом. Но они никогда не кивнут друг другу головой, приветствуя.

Оба привратника в глубине души презирают свою работу, но уважают и гордятся местом, в котором живёт Великая История Жизни. А он неназываемый, третий, смотрящий за ними.

Авром шёл и думал, как мудро воспитывают в семьях Джудех и Нусейбе, если арабы справились с отвращением и осознали, как приятно просто копить ненависть, и незаметно вымещать её на других.

Сегодня Святой День. Праздник. Сегодня он не встретит вечно спорящих приблудных литваков, гордо носящих лапсердак и меховую шапку, но, так и не научившихся себя вести. Мимо не проскользнут тенями бледные, всегда серьёзные дети из расположенного неподалёку хасидского садика. Только Аврому было позволено в Субботу, нарушив традиции, идти по серым, яростно прогреваемым солнцем древним плитам.

***

Вязко обволакивающая сырая болезненная тьма давно забралась под мокрые футболки.

– Ээээ… – начал Ванька, судорожно нащупав для начала теплое плечо друга. – Ты свет-то включи!

– Сейчас. Я ориентируюсь, подожди минуту.

– Угу, лаконичненько. Я вот тоже ориентируюсь. Внизу в районе колен вода. От жажды не помрём. Правда, судя по всему, кроссовки в грязи. Значит, помрём от поноса. Это хорошо. Потому что от голода дольше. Сверху очень темно. Руки упираются в камень. Мы в каком-то каменном мешке…

– Цистерна.

– Что цистерна?

– Я определился. Связь тут хорошая. Мы в Старом Иерусалиме. Приземлились правильно. Находимся в цистерне-водосборнике под фундаментом монастыря Святого Антония. Через кладку расположен колодец Святой Елены. Но нам надо наверх. Сто метров, и будет проход мимо Часовни Вардана и далее, под фундаментом Церкви Обретения Креста. Если всё пойдёт хорошо и нигде не будет завалов, мы через шестьсот метров попадём в катакомбы под Пределом Тернового Венца, а там, как говорит дядя Андрей, и «рукой подать».

Дима старался объяснять последовательно. Курчатовы уважали порядок. Все непредвиденные обстоятельства всегда раздражали Андрея Дмитриевича. Иван был его сыном и, несмотря на отношение, оставался его хозяином. В случае возникновения неприятностей, последствия могли быть ужасными, и живущий настоящей человеческой жизнью, киборг это хорошо понимал.

Ванька оглушительно чихнул, прервав повествование и невеселые мысли друга. Вытер нос локтем и, вздохнув, постановил:

– Ну, наверх, так наверх. А то, не хватало, чтобы через сто лет два заглянувших в это болото археолога нашли здесь наши российские внутренние паспорта!

***

Любой профессиональный скалолаз убедительно бы разъяснил Ивану, что забраться по каменной тысячелетней римской кладке без снаряжения наверх – практически невозможно. Но Ванька, как нормальный московский студент, имеющий опыт пеших походов, этого не знал. Редкие контакты с горными вершинами ограничивал посещением Ай-Петри и горнолыжным курортом Азау в районе Нальчика. Поэтому, когда Димон пригласил его, пристроится у него на спине, без споров, согласился и быстро повис мешком, закрепив для надёжности ноги на груди друга, в районе подмышек. Предварительно, бережливо сняв кроссовки, он повесил их у себя на шею за шнурки.

Производители, тьму веков назад создавшие киборга, тоже поставили бы сто к одному против того, что Димон никогда не поднимется с такой ношей по отвесным стенкам. К счастью, и Димыч не задумывался об этом. Ведь киборги не умеют волноваться по пустякам!

Поэтому ребята не сомневались в своей способности вылезти из каменного мешка.

Дима трижды глубоко вздохнул и, нащупав какой-то незначительный выступ, прыгнул. Попытка удалась с первого раза и, практически прилипнув к отвесной стене, парень бодрым пауком полез наверх.

Широко расставив руки, он карабкался, отрывая по очереди то правую, то левую руку, цепляясь ногами за практически незаметные приступки. Такие действия вызвали бы у профессионалов смех, но «жаба прилипала» через десять минут достигла горизонтальной шахты. Ванька слез. И Димыч распластался на влажном полу, передохнуть.

***

Последние три метра, и помидорные кусты, щедро одаривавшие Курчатовых мясистыми красными плодами, приказали долго жить. Но эти метры были самыми трудными! Металлический остов теплицы, в начале казавшийся совсем близким, паразитически маячил вдалеке в течение двух часов, как вершина Джомолунгмы. Андрей Дмитриевич решил, что за свои пятьдесят с хвостиком лет он ещё никогда не чувствовал себя таким старым и уставшим.

С раздражением хватая разжиревшие за лето помидорные ветки, он безжалостно выдёргивал их из увлажнённой потом земли и швырял в кучу. На теле прокурора уже имелись многочисленные шрамы – немым укором смотрящие кровавыми полосами на бездействие аккуратно заворачивавшей в туалетную бумагу яркие плоды жены. Наташка не желала прерывать трудовой подвиг сельскохозяйственного героя.

Впрочем, несмотря на бурно проведённый отпуск, организм функционировал вполне удовлетворительно. По приезде Андрей даже решил бросить курить и значительно ограничил приём алкоголя, лишь в выходные дни, позволяя себе бутылку пива перед сном.

Однако, если бы его вдруг спросили, с какой целью он решил принять такое решение, он не нашёл бы на вопрос ответа. Прокурор то ли в силу характера, или, может быть, в результате особенностей работы, не привык воспринимать жизнь, как игру, всегда стараясь доискиваться до причин не только происходящих событий, но и своих собственных поступков.

Выход из теплицы уже манил к свободе и оставался последний особенно мощный куст. Рука сомкнулась на одеревеневшем стебле, и судорожно сжатые пальцы дёрнули помидорное тело. Рука предательски заскользила, ноги разошлись, в следующую секунду он уже летел, всей своей массой подминая растительность, и, понимая неотвратимое приближение к голове мощной железной поперечной балки, лично приваренной им по весне.

***

Сквозь вязкую дымку возвращалось сознание, в которое, словно из горного разлома врывался свежий морской ветер, прочищая лёгкие. Андрей торопился, увязая в песке, успеть нырнуть в дымящуюся серым туманом открытую дыру прохода.

Но, к его удивлению, из него ему навстречу вышла высокая статная женщина. Пышные пряди золотых волос выбивались тугими кольцами из сложно закрученного на затылке узла, и закутанная в белое фигура переливалась золотом от этих тяжёлых густых волос.

– Радуйся, смертный! – ворвался в сознание голос. Она бесцеремонно рассматривала человека, словно покупая его. Брезгливо кривящийся рот делал молодое прекрасное лицо гадким.

«Словно гадюка», – подумал Андрей. И резко спросил, глядя незнакомке в глаза:

– Надо-то что?!

– Убей его, и спасёшься! – последовал ответ. Женщина резко развернулась, возвращаясь в проход.

– Я расследую убийства и наказываю виновных, мадам! Вам ещё не поздно одуматься! – прокурор автоматически сообщил ей свое решение и удивлённо смотрел, словно со стороны, как серебряные нити прохода увлекают в свою пустоту огромное извивающееся тело змеи.

– Анаконда! – подумал он и шагнул следом…

Голова закружилась, Андрей Дмитриевич резко сел, схватившись за голову руками.

– Ну вот, перегрелся на солнце-то, всё потому, что без кепки… а я говорила! – услышал он родной голос тёщи.

«Не анаконда, кобра ядовитая», – подумал прокурор, поднимая бренное тело с грядки.

– Всё, дамы! Я больше не огородник на сегодня, – категорично сообщил пострадавший на уборке урожая.

– Наташа, где мое пиво? И вообще, мы обедать сегодня будем, или нет?!

========== Глава 34 ==========

День обещал быть жарким.

Тем не менее, Авром не торопился возвратиться к себе в уютный дворик под разросшиеся ветвистые маслины. Он никогда не торопился. Поэтому всегда и везде успевал.

Последний поворот, и Авром оказался на старой площади. Привычно оглядев её, он остолбенел от неожиданности.

Из открытого настежь окна, расположенного на фасаде Храма, спускались по приставной лесенке две невероятно грязные мужские фигуры. Старая лестница шаталась, и Аврому даже показалось, что он слышит её натужный болезненный треск. Между тем, люди спрыгнули, прошлись по карнизу, неторопливо перелезли вниз, очутившись почти у входа.

По разумению наблюдателя, в этот момент святотатцев уже обязаны были схватить охрана и полиция. Появились бы репортеры, и начался невероятный шум. Но на площади стояла обычная утренняя тишина, и даже Ваджих Нусейбе, находящийся практически рядом, никак не реагировал.

Площадь у входа в Храм постепенно заполнялась туристами…

***

Аврома всегда удивляли распри, внутри якобы единой религиозной массы. Только в православном мире церковь делили на Красную и Белую. Выделяли: католиков, протестантов, лютеран, грузинскую и армянскую епархии. В наличии были представлены какие-то секты, ответвления; никониане, адвентисты седьмого дня и многие-многие другие.

Но и на этом не заканчивались странности среди верующих христиан. Некоторые паствы устраивали карнавальные шествия по Иерусалиму; Белые били Красных; эфиопы ненавидели армян…

Самые удивительные события происходили в Великий День христианской Пасхи. Вот тут уже было не до шуток! К Храму заранее стягивались войска, полицию приводили в состояние абсолютной готовности ко всему. Ждали погромов, взрывов, активизации террористов, просто боялись давки и драк!

У этого Храма давно не вспоминали о взаимоотношениях трёх основных мировых религий. Достаточно было разборок внутри своей.

Но был один удивительный предмет, который даже называли «всезамирителем», ибо он устанавливал «статус кво».

Старая лестница, поставленная непонятно когда и неизвестно кем.

Сей деревянный предмет, находился у правого окна второго яруса фасада Храма Гроба Господня. Она появилась минимум двести лет назад у проема, находящегося во владении Армянской апостольской церкви на карнизе, принадлежащем греческой Иерусалимской церкви. Эта старая, сбитая руками неведомого плотника, вещица уже несколько столетий являлась одним из главных символов межконфессиональных разногласий христианства.

Но, после принятия соглашения, удалось установить видимость хрупкого перемирия. Правда, как-то один коптский монах, зачем-то переместил на полметра своё кресло, попав в эфиопское пространство и, как результат, одиннадцать человек попали в реанимацию.

Армяне так подрались с греками, что православные вызвали спецназ.

Но, в принципе, благодаря недвижимой лестнице, сохранялся относительный мир.

И вот, на глазах у Аврома, по этой самой лестнице спустились чужие грязные ноги и чуть не сломали её!

Мир должен был сойти с ума. Но мир молчал.

Двое молодых людей, между тем, прошли мимо, распространяя вокруг резкий запах затхлого болота.

И Авром нарушил традиции, не дойдя до привратника, он развернулся и пошёл за этой странной парой.

***

Ванька, вдохновенно хлюпая кроссовком, наконец, рассмотрел приятеля.

– Земля обетованная, дорогой мой Димон, оказалась сортиром полным нечистот. А ты у нас похож на пугало огородное!

Димыч от этих слов съёжился и виновато опустил глаза.

Иван хихикнул и продолжил:

– А вот я шикарен… И вообще, мне нужны чудесные пейсы и борода.

– Зачем? – не найдя объяснения этому феномену, решился спросить идущий рядом соучастник похода.

– А просто так! – жизнерадостно сообщил хозяин и друг.

– На нас обращают внимание. Это плохо. – Решился Димыч, почему-то снизив тембр голоса до таинственного шёпота.

– Ну, ищи магазинчик. Купим футболки и шорты, как минимум. Катрин скоро приедет, а я как бомж с Курского вокзала. И туалет нужен. Умыться.

Солнце старательно прогревало старые камни. Ребята согрелись и, найдя лавчонку с туристическим хламом, отлично приоделись в одинаковые белые футболки с лаконичной надписью «Люблю Иерусулим».

После чего, созвонившись с авантюрной частью семьи Рихтенгтен, отправились в сторону арабских кварталов – поискать кафе.

***

Выгоревшее до седины небо блестело серебром чаши из Храма Отца, над пустыней оставшейся от Мохенджо-Даро. Места её рождения и счастливого детства.

Она вернулась домой…

Горги замотала голову пеплосом, создав подобие тюрбана, но огненный зной всё равно лился с небес, угнетая и без того загнанное в безысходное состояние сознание. Ветер нёс от пепелища навечно въевшийся запах смерти, но она продолжала спуск с горы, вдыхая эту победную горечь центаврианской безумной прихоти. Она шла к врагу. От врагов…

Успев закрыть проход, девушка испытала ни с чем не сравнимую радость освобождения. Ей впервые, за весь страшный прошедший год, захотелось петь, и она смеялась, всё время представляя, как страшно Старшим, оставшимся в полумраке, напоминающего склеп святилища, спрятанного под двойной кладкой Храма.

Пытаясь отвлечься, Медуза стала вспоминать уроки палестры и наивные вопросы ребёнка:

– Чтобы спасти всё население можно же было отступить? – и грозно сомкнутые кустистые брови Учителя:

– Ты имеешь ввиду сдаться? Тогда наш народ был бы обречён на подчинение и рабство.

– Но наш народ погиб…

Она вдруг поняла, как изумили и испугали Учителя её мысли. Как вечером страшной бурей пронёсся над их семьей Зевс, как рыдала мать, и долго извинялся отец, за осмелившуюся сказать правду дерзкую дочь.

***

Наступал вечер. Спустившись с горы, девушка осмотрелась. Величественный некогда город выглядел оплавленным пирогом, застеленным серой пылью. Страх поселился в груди.

«Бояться поздно. Назад у меня нет дороги», – тем не менее, решила она.

Перед самым спуском Медуза передохнула в небольшой расщелине, рассмотрев раздутые отёкшие ноги. Ступни странно растрескались и сочились прозрачной липкой лимфой. На внутренней поверхности бёдер вздулись волдыри.

Девушка вздохнула.

Тем лучше. Излучение убьет её раньше, чем она отдаст орудие возмездия врагу.

Несмотря на вечер, жара кружила над пепелищем ветрами, дувшими суховеем персидских пустынь и мелкой горькой пылью сирийских плоскогорий.

Только когда ночь утонула в горячечной влажной тине, Горги дошла до единственного не разрушенного здания некогда мощного города. Много лет спустя его скопируют персы, обретя на века славу обладания воротами богини Иштар. А сейчас только маленькая хрупкая фигурка, завернутая в серый от пыли пеплос, стояла перед ними.

До катастрофы дворец имел резные башни, сплошь отделанными синими изразцами , украшенными драконами и бело-жёлтыми, с изображением огромных быков. Между воротами чернели в ночи плиты дороги, до гибели города сиявшие ярким красным лаковым покрытием.

Горги прошла между остатками башен и поднялась по скромным ступенькам вверх. Здесь прежде был вход, в храм, или на пульт управления виманами. Тут же, на глубине сотни локтей, мирно спал последний космический корабль некогда гордой расы.