Текст книги "А date with fate (СИ)"

Автор книги: Кшиарвенн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

Who wants to live forever,

Who dares to love forever?

– тихо пела Шейла. И я смотрел на Рэйчел, думая о том, что сколько бы ей не осталось – я не имею права терять ни одну секунду из этого срока.

У них с Роем та же история, что и у нас с Рэйчел, думал я, глядя на Шейлу и не сознавая, что она уже прекратила играть; все остальное было неважным – Рэйчел что-то говорила Рою, глупое и ненужное, и он отвечал ей, тоже что-то глупое и ненужное. Может, Себастиан оставил пропуска именно мне, чтобы я изменился? Как Брайант, как Дейв… Как Рой. Может, Себастиан был святым нашего несвятого времени? Я улыбался, найдя в себе наконец ту мягкость и теплоту, которой мне всегда не доставало. Кто бы ни создал меня – он не был более искусным, чем создавшие Рэйчел.

И когда Рэйчел выскочила из дома, я почти не поверил этому. Как не поверил сразу ударившему в нее лучу бластера. Лицо Фила Реша будто приблизилось ко мне и, будто наяву, я услышал «как насчет моей белочки?» Фил Реш был в своем праве, уничтожив Любу Люфт, ту… певицу-«анди», от «Волшебной флейты» которой у меня до сих пор щемило сердце. И он был в своем праве блейдраннера, уничтожив Рэйчел… И ему нравилось убивать.

Я заорал ему что-то нечленораздельное и бросился к Рэйчел. Я не видел, как он презрительно улыбнулся – но знал, что эта улыбка была. Я хорошо его знал. И выстрелы, срезавшие его и женщину с ним рядом – я едва успел заметить, что она была адски похожа на Рэйчел, – выстрелы бластеров, пронзившие их показались мне карающими молниями грозных архангелов.

Словно в замедренном повторе, я увидел Т-8, старых-престарых «восьмерок» производства Гроцци, в их обычных черно-серых комбинезонах – они подошли к Решу и женщине. Я метнулся к дому, и скорее ощутил, чем услышал, как за мной свистнули выстрелы. И в ответ заговорил бластер из моего дома – Рой, давая мне возможность добежать, стрелял, почти не целясь. Он выпустил четыре оставшихся заряда, а я, петляя как заяц, влетел в дом.

– Обойму! – рявкнул Рой, когда я был уже внутри. Я увидел, что Шейла лежала в кресле, откинувшись, глаза ее были закрыты.

Пока Рой всаживал обойму в мой старый бластер, я соединился с офисом шерифа и крикнул Смайку что-то вроде «стрельба… убитые». Батти осторожно выглянул из окна. Снаружи было тихо. Рой вернулся в гостиную и проверил пульс Шейлы, осторожно потормошил ее, но потом, видимо, решил оставить пока в покое.

– Они выжидают, – сказал я.

– Возможности для эвристического анализа* у Т-8 примитивны, – ответил Рой, прислушиваясь. – Они ждут действий от нас или от того, кто ими управляет. А Гроцци мертва. Теперь они пристрелят или нас, если мы высунемся, или копов, которых ты вызвал.

– Дай мне пистолет, – холодея, произнес я.

– Открой дверь палкой, – Рой протянул мне швабру. – Резко. Но сам не высовывайся.

Он метнулся к окну, а я ручкой от швабры сильно толкнул дверь. И только тогда понял, почему Рой приказал мне воспользоваться палкой – на мою дверь моментально обрушился град выстрелов.

Я не слышал как стрелял Рой, я только разглядывал потом отставленных Т-8; на каждого Нексус-6 потребовалось всего по одному выстрелу. Дейв, который видел Батти в деле, говорил потом, что никогда не видывал ничего красивее. Рой умел уничтожать… красиво.

…Когда все разошлись, я перетащил Рэйчел в дом и уложил ее на кровать. Я смотрел и смотрел на нее, смотрел и смотрел. Она была так прекрасна, – несмотря на раны, несмотря на запекшуюся на ее груди кровь и испачканную в земле одежду и руки, – что от нее, казалось, исходило тихое сияние. Я сидел с ней рядом, пока не настала ночь, потому что не мог оставить ее одну. Она и так слишком долго была одна.

А ночью ко мне снова заявился Рой.

– Вряд ли теперь шериф завизирует мне пропуск, – начал он безо всяких предисловий. – Он видел меня в деле. Он будет бояться.

Рой поплотнее запахнул куртку, словно ему было холодно.

– Ты возьмешь оба пропуска и увезешь Шейлу отсюда, – он не просил, он приказывал. – Второй такой встряски она не выдержит.

– Как она?

– Уже нормально, отдыхает.

– А в общем… что с ней? – я, признаться, не ожидал, что мисс Роузен, доктор Роузен, окажется такой чувствительной.

– Она суперэмпат, – ответил Рой, поколебавшись, будто взвешивая, можно ли поделиться со мной информацией. – Если в радиусе ста ярдов кто-то порежет палец, у нее будет рана. Если человек получит ожог, у нее тоже будет ожог. А если человек умрет, она тоже может умереть. Вот так. Если она сама причинит физический вред человеку, то точно такой же вред будет причинен ей. Для нее убийство равносильно самоубийству.

Он говорил, а сам смотрел на лежащую на кровати Рэйчел. Я молчал, потрясенный.

– В городе она могла обеспечить себе безопасную среду, – продолжал Рой. – Но она больше не вернется в город. И в Тайрел. И жить среди людей она не сможет.

– Я думал, ты ее охраняешь, – ответил я. Рой усмехнулся, но совсем не весело.

– Я не могу сделать даже этого, как видишь. Я могу лишь слегка скомпенсировать эмпатическое влияние, но от меня больше вреда, чем пользы, потому что в отношении физического ущерба… Если я убиваю, для нее это все равно, что убивает она сама, – ответил он с беспощадной откровенностью. – Я не могу убивать. Не могу даже ударить человека. Поэтому ты должен ее увезти.

– А если с тобой что-то случится? – спросил я. Он покачал головой.

– Это действует только в одну сторону. Если со мной что-то случится, она разве что почувствует легкое недомогание. Я не человек, не забудь.

Мы помолчали: он – ожидая моего ответа, а я – смотря на него во все глаза и пытаясь собраться с мыслями.

– А что будет с тобой? – спросил я, наконец.

So he took his wings and fled

Then the morn blush`d rosy red**

– проговорил Рой. Я едва понимал тот старинный язык, которым он выразился. – Так что, Декерт? Ты мой должник, не забудь об этом.

***

После того, как я уведомил Брайанта, делать мне было нечего. Разве что копать могилу для Рэйчел. Я вырыл неглубокую яму в мягкой супеси, неподалеку от цветущего куста.

Было уже около пяти, когда пришли Рой и Шейла Роузен. Шейла была бледна как полотно – не знаю, впрочем, от своей ли слабости или от того, что рассказала мне. Оказалось, что Тайрел жив, и сейчас он был Уайтбурге.

– Он сказал, что вместо него погиб двойник-андроид.

– Этого не может быть, – перебил ее Рой. – Я не мог ошибиться и принять андроида за человека.

– Я не стану больше работать на Тайрел, – с ненавистью проговорила Шейла. – Эта игра в творцов должна, наконец закончиться.

Она увидела Рэйчел и прервалась на полуслове.

– Так не годится… нехорошо, – сказала Шейла, и впервые голос ее задрожал. – Эта кровь… Я переодену ее, а вы… выйдете пока.

Шейла справилась довольно быстро – когда мы вернулись, закончив рыть могилу, Рэйчел, вымытая и причесанная, одетая в ту самую кремовую блузку, которая была на ней, когда мы только приехали в Уайтбург, и темную юбку, выглядела неправдоподобно красивой. Словно невеста перед венчанием, вдруг подумал я.

– А что происходит с анди, когда они…? – неожиданно для себя спросил я. Рой хмыкнул.

– Принципиально иная белковая структура, – ответила Шейла, не глядя на меня. – Не подвержена обычному разложению. Со временем теряет цвет… становится словно прозрачной… стеклянной.

Стеклянная Рэйчел, подумал я. Это было, по крайней мере, красиво. Я думал об этом все время, пока Рой засыпал могилу. Черный ротвейлер – его звали Багси, – стоял над холмиком, словно на карауле, и переводил взгляд с Роя на меня. Шейла сказал,что пес искусственный, но я все никак не мог этому поверить.

– А теперь грузите свои вещи в ховер, – скомандовал я.

– Я никуда не еду, – ответила Шейла устало.– Как тебе вообще могло придти такое в голову? – она смотрела на Роя в упор. Я впервые увидел, как Батти отвел глаза, словно нашкодивший мальчишка.

– Погодите, мисс Роузен… Но ведь Рой заверил меня, что вы можете существовать без него, что он вам не необходим.

– Физически я могу существовать без него, – сухо сказала Шейла. – Но лишь существовать. Он без меня не сможет существовать и физически. А вот жить… не знаю, – она встретилась взглядом с поднявшим голову Батти, и я поспешил отвести глаза. Мне стало страшно. Они уже не замечали меня, не смотрели в мою сторону и, казалось, не думали ни обо мне, ни об успехе или неуспехе дела с пропусками. Я вдруг совершенно точно понял, что эти двое не выживут друг без друга, и дело тут совсем не в эмпатическом поле. То, что они осознали это сейчас, словно перенесло их в иную сторону от жизни, смерти, времени – туда, где всего этого просто не существует.

– Собирайтесь, – стараясь говорить так же сухо и отрывисто, как Шейла, сказал я. – Оба. Брайанта я беру на себя.

Выходя к Брайанту, который пришел около шести – старый бульдог был всегда возмутительно точен, – я совершенно точно знал, что буду делать. И то, как легко он согласился завизировать пропуска, меня почти не удивило – в ту минуту я ощущал себя всесильным как бог. Брайант усмехался в усы, когда ховер поднимался выше сосен и улетал – я уверен, он чувствовал то же, что и я. Что все правильно, и должно быть именно так, как есть.

И когда посреди этой правильности возник доктор Тайрел, я не колебался ни секунды. Блейдраннеры не любят быть загнанными в угол. Я поймал хорошо знакомое безжалостное выражение в зрачках Дейва Холдена, когда охранники Тайрела отобрали у нас с ним бластеры; я знал, что точно такой же безжалостный огонек Дейв видит сейчас в моих собственных глазах.

Я не мог отказать себе в удовольствии – слова о видеозаписи двойника и о том, что «восьмерки» были посланы Тайрелом, были чистейшим блефом. У меня не было такой информации. Но какой-то бог лжи вселился в меня, и видимо, произнесенное им моими устами было недалеко от истины – я увидел, как испугался Тайрел. Впрочем, это уже не имело значения. Раз взявшись решать, кому жить, а кому умирать, отступить ты уже не можешь. Программа «Нексус» должна быть свернута.

Я был готов к тому, что Брайант арестует меня. Или пристрелит на месте. Но вот к чему я не был готов, так это к тому, что Дейв и Брайант решат встать со мной на одну сторону. «Я думаю,это начало прекрасной дружбы», – сострил потом Холден.

…На этом фоне даже заявление Дейва о том, что он собирался сделать Айрен предложение, как только мы оформим развод, не казалось чем-то из ряда вон выходящим. Пусть их, он для Айрен хорошая пара, не то что я. А мое место – здесь. С Рэйчел.

Комментарий к Seven for a secret never be told (Рик Декерт)

* – Компьютер с эвристическим анализом способен отклоняться от заранее заданных инструкций и самостоятельно принимать решения, что является неотъемлемой частью искусственного интеллекта

** – Из стихотворения Уильяма Блейка «Ангел»

«Он расправил крылья и улетел,

И потом заалел рассвет».

========== When the green woods laugh with the voice of joy (Вместо послесловия) ==========

When the green woods laugh with the voice of joy,

And the dimpling stream runs laughing by*

(William Blake “Laughing Song”)

Ветер лениво перелистывал странички, бумага темнела, пламя разъедало ее и превращало в пепел.

«Смонтирован ретранслятор поля, испытания на искусственных нейронах образцов NX-4; реакция, син. выс. 45/342. Испытать на NX-5,6. Цель – проследить влияние поля эмпатографа на искусственные нейроны.

Вопросы: эмпатополе есть поле одного эмпатографа? Поле непосредственно участвующего в слиянии (далее – эмпатодонор)? Поле всех эмпатодоноров, участвующих в слиянии? Син.выс. меняется – корелляцию с количеством задействованных эмпатодоноров отследить не удается».

Я хотела узнать, отчего искусственный мозг репликанта закрыт для эмпатического слияния. Я хотела проследить, окажет ли на искусственный мозг воздействие эмпатическое поле, пущенное через ретранслятор. Свойства и природу излучения, полученного из эмпатического поля, пусть изучают физики. Я же всего лишь нейробиолог-практик. Но здесь, на Земле так трудно достать образцы. А лететь на Марс на заводы мне не позволяло здоровье – снова с людьми, эти ужасные перегрузки, постороннее воздействие. За пределами Земли моя болезнь усиливается.

«Доктор Тайрел убит. В экспериментах должен быть сделан перерыв».

«NX-6 отставлены. Последний экземпляр уснул без вмешательства, хотя ресурс у него был еще как мин. На год. Выяснить. Связаться с Г. в департаменте бегущих».

Уснувший самостоятельно NX-6, Нексус последней модификации – неслыханная редкость. Я не могла упустить возможности и через Гаффа связалась с полицией. Обычно они забирают тела отставленных репликантов и утилизируют их у себя, после обязательного анализа костного мозга. Но я была заинтересована в скорейшей доставке Нексуса – важно было, чтобы не успел начаться распад нейронов.

Я хорошо помню, как вошла в лабораторию, когда мне сообщили, что все готово. Он лежал на процедурном стенде – и был словно мраморная статуя. Ткани Нексус-6 белеют после остановки кровообращения, но я не ожидала, что это зрелище произведет на меня такое впечатление. Он был так похож на Рэя. Не настоящего Рэя, как я сейчас понимаю, а на Рэя, выдуманного мною в шестнадцать лет – для того, чтобы понять, что ты любишь призрак, достаточно просто повзрослеть. Или постареть, если угодно.

Рой… Рэй… Рой… Два имени вертелись у меня в голове, пока мой помощник наголо брил его голову и закреплял под подбородком шлем с электродами.

«…см. протоколы опытов. Включение №36. БЭА. Отмечены слабые реакции – тета-ритм, дельта-ритм лобных, височных доль. Кумулят. эффект? Погрешности аппарата? Помеха?»

Я не знаю, зачем я тогда повторяла включение тридцать шесть раз. Я собиралась облучить его мозг не более десяти, затем сделать трепанацию. Был уже вечер, все разошлись. Мне тоже было пора домой. Но в ту ночь мне так и не удалось сомкнуть глаз – мне до безумия захотелось, чтобы эти слабые волны на экране были не помехой оборудования.

Я привезла в лабораторию свой личный эмпатоскоп, к которому не прикасалась уже очень давно. Сказала ассистенту, что не нуждаюсь в его помощи и заперла двери в лабораторию. До сих пор помню, что руки мои не дрожали, когда я надевала на себя второй ЭЭГ-шлем и подключала его к трансформатору поля. Я решила попробовать прямое облучение. Этого нет в протоколах, это скупо отражено в моем дневнике – показатели мощности, время. Впрочем, время указано приблизительно – едва я взялась за ручки эмпатоскопа, как меня пронзила такая страшная боль, будто в оба виска вонзили раскаленные спицы. Я потеряла сознание прямо в кресле, а когда пришла в себя – увидела Роя на полу, у моих ног. Он лежал, скорчившись, подтянув колени к груди, и сжимал рукой мою щиколотку.

«альфа 130мкВ з.д., бета… 43мкВ… Прямое облучение, кумулятивный эффект или эффект прямого облучения? Присутствующий эмпатодонор – источник или посредник?»

Наверное, это последняя запись, где я пыталась быть ученым. Вопросы, на которые я так и не нашла ответов. Вернее, потом я их уже не искала. Я просто поняла, что он ожил.

«Пытается вставать. Необходимо присутствие. Ест все, что дают, не разбирая. Отмечена рефлекторная заторможенность, светобоязнь. Приглушенное красное освещение»

Я думала, что он вернулся в точку открытия – когда репликанты выходят из автоклава, пустые и чистые, как белый лист бумаги. И тогда начинается второй этап работы над мозгом. Но я ошиблась – он помнил все, что с ним было, просто некоторое время не мог пользоваться речью. Для восстановления психомоторных навыков тоже потребовалось некоторое время.

Сперва он совсем не мог быть без меня. Едва я пыталась выйти, как у него начиналась паника, перерастающая в эпилептический припадок. И его паника отражалась в моем состоянии – несмотря на все мои проблемы с эмпатией, никогда ранее искусственный организм не заставлял меня испытывать ничего подобного.

Первые дни я пыталась видеть в нем Рэя. Но чем дальше, тем более я понимала, что Рой Батти не имел с Рэем Линнером почти ничего общего. Внешность разве что… Да и то он был скорее моим воспоминанием о Рэе.

«Отрастание волос. Цвет. Впервые сталкиваюсь с репликантом, которому нужна бритва. Разборчивость в еде. Повторные сеансы эмпатослияния. Единое эмпатическое поле. Господи, за что? Эмпатодонор и эмпатореципиент меняются местами. Или становятся одним? Налицо схожесть эмоциональных реакций, зависимость от реакций друг друга. Возможно, эта взаимозависимость скомпенсируется при последующей работе.

Анализ крови и тканей кожи – изменение на субатомном уровне. Искусственный белок трансформируется – молекулы НРТ отсутствуют. Очеловечивание на уровне клеточных структур?»

Не скрою, мне было страшно, особенно в первые три дня. И я уже готова была отдать приказ о ликвидации. Удержал меня инстинкт самосохранения – при том уровне эмпатической взаимозависимости, которая возникла между нами, при моем повышенном уровне «эмпатического ответа», я могла погибнуть сама. Поэтому я продолжила эксперимент.

Две недели мне удавалось скрывать его. Рой находился в барокапсуле, когда техник приносил еду. Техник, выбранный мной для этого, был интеллектуально неполноценным специалом, пригодным лишь к физической работе – его не волновало, что еды заказывается так много, и он никому не стал бы об этом рассказывать. За эти две недели я успела понять, что создавать рабов со столь развитым эмоционально-интеллектуальным аппаратом – это преступление. Более того, я поняла мотивы людей, выбирающих андроидов с высоким человекоподобием даже для той работы, которую легко выполнит обычный автомат-уборщик – эмигрантам с Земли требовалось ощущать власть над себе подобными. Каждый из них оказывался Калигулой, маркизом де Садом и Гитлером – в мелких масштабах, разумеется. Им недостаточно было иметь автоматического помощника – им нужно было иметь раба, во многом превосходящего их интеллектуально и физически, но изначально подчиненного, поставленного на ступень ниже, чем самые примитивные животные. Это страшно.

У Роя полностью сохранились все воспоминания. Я знаю, что он не лгал, когда говорил о своем последнем сражении с блейдраннером – пусть и в слабом отражении воспоминаний, но я ощущала все, что ощущал тогда он. Скорбь, ярость, боль – и затем приятие своей судьбы. Милосердие и щедрость, с которой он подарил жизнь человеку, который был его врагом. Я чувствовала его боль – будто он был моим сыном, плотью от плоти моей. Впрочем, в определенном смысле так и было – он был творением моих рук. Все они. И я несла за них ответственность. И теперь я знала, что создание репликантов высокой степени человекоподобия должно быть прекращено. И все что я могла сделать для этого, я должна сделать – проект Нексус должен быть закрыт.

Мне удалось перевезти Роя в свой дом и инсценировать несчастный случай во время эксперимента. В утилизаторе были уничтожены образцы мозга всей серии Нексус – включая новейшие разработки. Были стерты протоколы опытов и вся техническая документация.

Я видела, что Рой гораздо выше в интеллектуальном развитии, нежели средний житель Земли, однако эмоционально-чувственное развитие его было где-то на уровне пубертатного периода. Как и у других репликантов – за отведенные им четыре года они не успевают повзрослеть, они так и остаются детьми. Очень умными и очень сильными, но все же детьми.

«Бетховен, Бранденбургские концерты – сильный эмоциональный ответ. 9 симфония. Акцент на восприятие, свести к минимуму когнитивную сферу».

Я занялась развитием чувственно-эмоциональной сферы – этика, эстетика, искусство, музыка. Рой был похож на иссохшую, потрескавшуюся землю, которую можно было напитать лишь очень большим количеством влаги. И только общаясь с ним, я осознала, что на такую же бесплодную иссохшую землю была похожа я. Мне самой не хватало эмоционального ответа – забота о том, чтобы избежать физических страданий, связанных с моей повышенной эмпатической восприимчивостью, сделал меня сухой и черствой.

Подростком я считала его – но подростком была и я сама. Испуганным и глупым подростком. Мы взрослели с ним вместе, мы впитывали музыку и учились слушать тишину. И Рой первый научился видеть живое в неживом – в этом нам помог Багси. Искусственный пес оказался живым, и я понимала, что тут заслуга его создателя. Джей-Эф, милый и добрый Джей-Эф Себастиан.

А затем… Что тут говорить – он перестал быть для меня репликантом гораздо раньше, чем между нами упали последние преграды. Он стал просто эмоционально близким мне человеком. Это… я даже не знаю, в какой момент я поняла, что нас тянет друг к другу, что нас тянуло бы друг к другу даже без всех экспериментов, что даже если бы мы просто столкнулись на улице тогда, когда он и другие сбежавшие Нексусы искали подходы к Тайрелу. Потому что мы были друг на друга обречены.

«Ты когда-нибудь общался с людьми на равных?» – так я это тогда сформулировала. Отчего-то неловко было спрашивать прямо. Но Рой понял меня сразу.

«Ты хотела спросить – общался ли я с человеческими женщинами? Нет».

За свои двадцать восемь я не успела повзрослеть так, как успел Рой за свои неполные четыре. Поэтому удивляться нечему – эмоционально он вдруг оказался старше меня. Взрослым мужчиной. А я была девочкой-подростком, и от его ответа испытала тогда невиданное облегчение. Хотя самой мне казалось, что я соблазняю мальчишку.

Он поддавался мне, он боялся сделать мне больно. Он-то хорошо понимал, что я гораздо хрупче, чем его подруги-репликанты. Я никогда не спрашивала его о них, а сам он не рассказывал. Я только знаю, что он скорбел об одной из них.

Довольно! После всех скитаний, страхов, боли – нас ждет лес. С которого, наверное, когда-то началось человечество. Заряды в аккумуляторах ховера скоро закончатся, и мы останемся один на один с лесом. Один на один – потому что мы уже стали одним, и даже лесу не удастся нас разъединить. Это ни хорошо, ни плохо, это просто… есть.

Ветер перелистнул странички, и пламя, прорвавшись, наконец, сквозь плотную бумагу, разом охватило весь блокнот.

Женщина постояла еще немного, глядя, как страницы рассыпаются золотистыми искрами и черным пеплом. Обернулась на своего спутника, светловолосого мужчину, который терпеливо ожидал, опершись на крыло ховера. Серебристый корпус машины был чужд темнеющей лесной стене. Но скоро серебристый хром потускнеет, дожди смоют краску, мхи вползут на мертвые гладкие бока ховера, плющ обовьет его. Лес сделает его своей частью.

– Там есть хорошее местечко для шалаша – сойдет на первое время, – мужчина чувствовал, что звук его голоса – именно то, что приручит это место и успокоит его спутницу. – Идем.

– Будем строить халабуду? Как в детстве? – засмеялась женщина.

– Как в детстве, – улыбнувшись, подтвердил мужчина.

И они шагнули с полянки в темнеющую сень сосен, и лес поглотил их.

Комментарий к When the green woods laugh with the voice of joy (Вместо послесловия)

* “Когда зеленые леса смеются счастливыми голосами, и ручьи бегут, заливаясь смехом”