Текст книги "А date with fate (СИ)"

Автор книги: Кшиарвенн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

========== One for sorrow (Рик Декерт) ==========

Меня нашел Брайант. Если вдуматься, это странно – за все годы нашего сотрудничества Брайант никогда не звонил мне лично, никогда сам не заходил в мой кабинет. И уж тем более не приходилось ожидать, что Брайант найдет меня на краю незаселенной территории, где мы с Рэйчел обосновались. Уайтбург, заштатное поселеньице тех, кому нечего делать в большом городе, но и ехать в совсем уж дикую глушь не хочется. До ближайшего оплота цивилизации часа четыре лету на спиннере.

Окна тут можно было не закрывать наглухо, как в городе. Откуда-то донеслось:

One for sorrow,

Two for joy,

Three for a girl,

Four for a boy,

Считалочка, от которой мне всегда становилось жутко – я вспоминал ту смертельную игру, которую вел со мной тот, последний из Нексусов. Рой. Ту игру, которую я ему в конце концов проиграл.

Five for silver,

Six for gold,

Seven for a secret never be told

Где-то играли детишки. В Уайтбурге были детишки, подумать только. Дикие, как цыганчата, но все-таки живые. И возможно, никого из них даже не признают специалами, неполноценными. Тут даже пыли, радиоактивной пыли, донимавшей города, почти нет. Тут оседало что-то, чей период полураспада уже окончился. Если бы на Земле осталось побольше инициативных, настойчивых – такие территории давно бы уже заселились. Очистились, облагородились. Но человечество предпочитает, загадив свою планету, лететь гадить на остальные.

Итак, Гэри Брайант, мой бывший шеф. Его бульдожья физиономия, еще более обрюзгшая и обросшая с тех пор, как мы виделись в последний раз. Он оглядел крошечный домик, который мы занимали, и довольно хмыкнул. Я вытащил два стакана – не слишком чистых, но уж какие есть, – и плеснул бурбона себе и ему. Старый бурбон. Мне достает его один итальянец, которому я помог советом по поводу его енота. Здесь многие держат животных, живых животных. Рэйчел пытается острить, говоря, что у всех тут живые животные, и только у меня – даже не настоящий человек. Я отвечаю ей слоганом корпорации Тайрела – «Человечнее, чем сами люди».

Оказалось, Брайанта по-тихому убрали из города и направили сюда кем-то вроде шерифа. Не знаю, зачем в таком месте как Уайтбург нужен шериф.

– После отставки тех андроидов было многовато шума, – поморщился Брайант. Глотнул бурбона и снова поморщился. – Тайрел погиб, пошли перетасовки. Гроцци Индастриз – ты помнишь, те, что выпускали Т-14, на которых ломались наши старые тесты, – зашевелились. Ты же знаешь, что они всегда стремились прищемить хвост Тайрелу. А тут еще и Роузен пропала…

Брайант рассуждал о воротилах бизнеса так, будто сам был вхож в эти круги и вполне запанибрата с Элдоном Тайрелом, Адой Гроцци и прочими. Я молчал, ожидая, что же будет дальше.

– Я вот думаю, – медленно проговорил Брайант, – отчего вдруг скрылся ты, Декерт? Так неожиданно, бросил все… Ты ограбил церковную кассу или обольстил жену сенатора?

– Спроси у Гаффа, – холодея, проговорил я. Гафф тогда отпустил Рэйчел, хоть и знал, кто она такая. Брайант тоже знал…

– Гаффа убрали. Засунули в какую-то дыру похуже этой. Кто-то очень недоволен тем, что Нексусов отставили, – мрачно ответил Брайант. – Ты ничего не хочешь мне рассказать, Декерт?

– У меня была депрессия, – отрезал я. – Останься я в городе – точно сиганул бы с откуда-нибудь.

– Я склонен думать, что ты романтик, – гнул свое Брайант. В окне мелькнула кудрявая головка Рэйчел, она возилась с кустом, который с какого-то перепуга выбросил почки, словно думал зацвести. Я никогда не видел цветущих кустов. Думаю, и она тоже.

– В общем, я подумал… Жара еще будет. Ты слышал о шоу Френдли? Там засели сразу несколько «шкур», копавших под Мерсера и мерсеризм. И я могу дать голову на отсечение, что они – из тех Т-14, которых мы не выловили когда-то. Помнишь, группа в пятьдесят голов?

Я кивнул – еще бы. Холден после той операции купил на премиальные шикарный ховер и самца страуса. Но несколько «анди» так и остались невычисленными, затерялись где-то среди людей. У Т-14 срок был почти равен человеческому, в компании Гроцци репликантам не ставили предохранительный лимит жизни.

– Гафф их вырубил, – рассказывал Брайант. – Как раз перед твоим отъездом. Или, лучше сказать, побегом?

– За это его и убрали, – сказал я.

– За это. Я хотел просить тебя… смотри и слушай. Сдается мне, пропажа Роузен не обошлась без Гроцци, и всплыть они должны где-то тут.

Я снова кивнул, начиная понимать, к чему клонит Брайант. Уайтбург медленно, но верно превращался во что-то вроде перевалочного пункта для желающих попасть на условно свободные территории. Сейчас началась настоящая драка, а драка между крупнейшими производителями боевых андроидов – это уже отнюдь не возня в песочнице. Гроцци с их Т-14 шли впереди еще недавно. Пока не появились Нексусы. Битва у портала Тангейзера показала, что по боевым качествам и скорости принятия решений Нексусы были несоизмеримо лучше. Теперь Гроцци упирали на лояльность своей продукции к людям. Бастер Френдли и Аманда Вернер. Двадцать три из двадцати четырех часов они были в эфире, «они несли людям радость и оптимизм», как говорилось в пресс-релизе Гроцци. И они же раскрыли обман Мерсера*… вернее, они думали, что раскрыли. Я живо вспомнил, как устранял тех, старых Нексусов, вспомнил паучка с оторванными лапками. Вспомнил как слился с Мерсером, стал им… Это стоило мне полутора месяцев в клинике реабилитации, ухода от Айрен.

А мерсеризм так и остался непобежденным, подумал я. И эмпатоскоп – вот он, поблескивает ручками. И я привык приникать к нему каждый вечер, и снова видеть бесплодную равнину и Мерсера, карабкающегося на свою вечную вершину.

– Гроцци после смерти Тайрела будут охотиться за Шейлой Роузен, – сказал Брайант. – Она наследница. Говорят, и не просто наследница…

– Я больше не блейдраннер, – отрицательно покачал головой я. До всех этих подковерных интриг мне не было никакого дела – ни тогда, ни, тем более, сейчас. Брайант со вздохом допил свой бурбон и поднялся.

Я проводил его до дороги, показав готовый зацвести куст – как же его называют? На Брайанта куст особого впечатления не произвел. Как и приветливо кивнувшая ему Рэйчел.

Когда, вернувшись, я вошел в дом, Рэйчел нигде не было. А на полу валялся разбитый вдребезги эмпатоскоп.

Комментарий к One for sorrow (Рик Декерт)

* – Мерсеризм – распространённое на Земле религиозно-философское движение будущего. Оно основано на легендах об Уилбере Мерсере, человеке, жившем до войны. Последователи мерсеризма сжимают рукоятки электронного прибора под названием «эмпатоскоп» и смотрят на его экран, коллажи на котором не имеют смысла для стороннего наблюдателя. При контакте с эмпатоскопом, чувства и сознание зрителя воспринимают мир Мерсера, где как бы сливаются с ним и со всеми остальными, кто пользуется эмпатоскопом в данный момент. По легенде, Уилбер Мерсер обладал даром оживления погибших животных, но власти сперва запретили ему использовать эту способность, а потом и уничтожили позволявшую делать это аномалию в мозгу радиоактивным кобальтом. Из-за этого Мерсер попал в Загробный мир (Tomb world). Мерсер пытается остановить распад Загробного мира и вернуться на Землю, карабкаясь на вершину огромного холма под ударами брошенных в него камней. Но даже если он достигает вершины, его сбрасывают обратно в Загробный мир и восхождение начинается снова.

========== Two for joy (Айрен Декерт) ==========

Я набираю на модуляторе настроения код 888 – «Желание смотреть телевизор». С экрана обрушиваются новости, и у дикторши волосы уложены блестящими волнами а-ля Дина Дурбин, как у всех этих богатых снобов – если вы понимаете, о чем я.

«…Продолжаются поиски пропавшей 10-го мая Шейлы Роузен, главы производственного департамента и фактически наследницы Тайрел Инк., одной из крупнейших корпораций, производящих роботов и искусственных животных…

– Скажите, правда ли, что вместе с мисс Роузен пропали и некоторые из последних разработок компании?

Сморщенный маленький человечек с грустными глазами, похожий на исхудавшую черепашку, устало качает головой, стараясь отклониться от тянущихся к нему микрофонов.

– Мистер Себастиан, каковы направления поисков и что предпринимает ваша компания?.. Правда ли, что мисс Роузен видели с неизвестным мужчиной?.. Правда ли, что производство новой модификации андроидов для Внешних миров приостановлено?..

– Совет директоров полностью полагается на специалистов из полиции, осуществляющих поиски, – произносит человечек. – Поверьте, делается все возможное. Относительно личной жизни мисс Роузен я не уполномочен давать какие-либо комментарии…

– Мисс Шейла Роузен занималась нейропсихомоделированием искусственных организмов, она была одним из крупнейших специалистов в области искусственного интеллекта не только на Земле, но и в колониях…»

– А еще она была стервой и синим чулком, – громко говорю я и с треском выключаю телевизор. Мне не помогает даже набранный код радости – старина «Пенфилд» больше не может мне помочь.

Когда телевизор молчит, наваливается пустота. Большинство квартир в нашем доме пусты, и пустота с тишиной изливаются из них, растекаясь по коридорам и лестницам. «Нашем доме», говорю я, хотя дом уже несколько лет скорее мой, чем наш. Рик не настаивает на разводе – он просто в один прекрасный день перестал появляться дома. Как раз после того, как он отставил сразу шестерых репликантов, сразу шесть «шкур» за день – больше, чем любой блейдраннер. Тогда еще погибла наша коза – я с самого начала подумала, что живая коза для нас непозволительная роскошь.

Но даже пустота лучше, чем эта несносная песня, которую все время включает миссис Митчем.

«Так много времени прошло, Сэм. – Да, мэм, много воды утекло. – Какую-нибудь старую песню, Сэм. – Да, мэм».

И дальше снова и снова это чертово фортепианное вступление. Несмотря на толстые стены, я слышу каждую чертову ноту, слышу даже, как миссис Митчем вторит Ингрид Бергман, которая напевает для черного пианиста “As Time Goes By”.

«Они встретили свою судьбу в Касабланке», – торжественно произносит миссис Митчем, когда песня кончается. «Они встретили свою судьбу в Касабланке» – моя хозяйка часто крутила этот фильм. Не только этот, но «Касабланку» я, благодаря ей, почти выучила. Эта снобистская мода на старые замшелые фильмы и их стиль.

«Гореть тебе в аду, Шейла Роузен…»

Я нанялась к ней три года назад, когда ушел Рик. Кредит за козу он, правда, пообещал платить сам, но я не могла больше сидеть дома, я начала сходить с ума.

Отчетливо помню тот день, когда вышла из ховер-буса неподалеку от здания в форме усеченной пирамиды. Не такого большого, как штаб-квартира Тайрел Инк., но повторяющего ее очертания. Никто бы и не подумал, что в сердце этой пирамиды обнаружится что-то вроде просторного патио с настоящей травой и цветами, с проекцией голубого неба и белых облачков на высокий-превысокий потолок. Такое небо бывает разве что в старых фильмах – в тех из них, которые цветные.

И вышедшая навстречу мне молодая женщина была словно из этих фильмов – тщательно уложенные черные волосы, строгое платье до полноги из серии «ничего лишнего», карминные губы и холодный взгляд темных глаз. Неприятное лицо, подумалось мне – взгляд чуть исподлобья, поверх вашей макушки, мрачный и пронизывающий, чуть выдвинутая вперед нижняя губа, презрительная складка у рта.

– Я Айрен Декерт, – промямлила я. Шейла Роузен с первого раза подавила меня своим безупречно ухоженным видом – глядя на нее, я ощущала все свои морщинки, блеклый цвет лица, неловко уложенные волосы. Она разглядывала меня, как некое диковинное животное, нет, скорее даже как товар в магазине. Наконец чуть качнула головой.

– Завтра можете приступать к своим обязанностям, – голос у нее был тоже неприятный, низкий и чуть хрипловатый.

Быть домоправительницей у Шейлы Роузен – это вам не баран чихнул, как сказал бы наш сосед на старой квартире, мистер Барбо. Правая рука главы Тайрел Инк., дочь его покойного компаньона. И самое бездушное существо, которое я когда-либо видела – хуже «шкур», если вы понимаете, о чем я.

Дом мисс Роузен чем-то напоминал палату для буйнопомешанного – все углы были снабжены мягкими плинтусами из пенорезины, никаких острых ножей на кухне. Никакого скользкого пола. В этом доме прислуге под угрозой увольнения запрещено было испытывать физические страдания. Однажды, подавая обед, я случайно прикоснулась запястьем к горячей формочке с жюльеном. Шейла глянула на меня с такой яростью, будто это ее я обожгла.

– Вон отсюда! – прошипела она. – Сейчас же обработайте ожог.

– Главное условие, Айрен – избегать физических травм в моем доме. Никаких ушибов, порезов и ожогов. У меня высокие требования к безопасности, я не выношу, когда у прислуги проблемы. Вам ясно?

И никакого эмпатоскопа на работе. Прямо можно подумать, мисс Роузен ненавидела и Мерсера, и мерсеризм, и эмпатоскопы, и всех, кто ими пользовался. Дейв потом расспрашивал меня об этом особенно тщательно – ну да ему положено, он полицейский. А между тем, у самой хозяйки эмпатоскоп был. Дорогой, с чернолаковым корпусом и белыми костяными рукоятками. Однажды она вызвала меня, чтобы перенести эмпатоскоп в ее домашнюю лабораторию – сама она не хотела даже прикасаться к ручкам.

– В шоу Френдли говорили, что Мерсер подделка, что сам Уилбур Мерсер просто старый актер-алкоголик…– решилась я спросить тогда. Шейла поглядела на меня своими непроницаемыми темными глазами, но, к моему удивлению, удостоила ответом.

– Шоу Френдли было такой же подделкой, – ответила она грубо, продолжая сверлить меня взглядом. – Хрен редьки не слаще.

Сама не знаю почему, я рассказала ей о Рике и тех «шкурах», и о козе, которую убила одна из них.

– А почему же вы не попытались ее остановить, Айрен? Ту «шкуру», которая столкнула вашу козу, – спросила она. – Из вашего рассказа следует, что вы просто стояли и смотрели – и вы, и ваш сосед. Впрочем, чего ждать от мерсеристов…

Такое презрение, почти ненависть, к мерсеризму меня обескуражили. Я молчала, а хозяйка продолжила, будто вовсе забыв о моем присутствии:

– Ту «шкуру» мы потом отставили сами. Я говорила доктору, что эта идея с имплантированными воспоминаниями не приведет ни к чему хорошему. По крайней мере, такие экземпляры не должны пускаться в серийное производство… – Шейла прервалась, будто вспомнив снова о моем существовании. – В общем, ваш рассказ подтверждает мои наблюдения: когда «шкуры» берут что-то от нас, людей, первым они берут худшее. Зависть, злобу, коварство. Впрочем, вам это неинтересно, – категорично завершила она и встала: – Вы свободны, Айрен.

Шейла Роузен жила в доме одна. Никаких животных, кроме искусственного ротвейлера – хотя уж она-то могла бы позволить себе вполне натурального питомца, да и не одного. И даже трава в ее патио оказалась искусственная. Почти никаких развлечений, кроме старого кино и отвратительного, скрежещущего по ушам джаза. Она была словно заведенная раз и навсегда машина – в восемь утра она завтракала, а потом уезжала на работу, где пропадала до вечера. В семь вечера – обед. Изо дня в день, ни минутой позже. И никаких излишеств, если вы понимаете, о чем я.

Тогда Рик периодически звонил мне, или я ему. Говорили ни о чем, он – о работе, я – теперь тоже о работе. Как-то он позвонил поздно вечером, когда я уже ложилась спать; он был пьян, и физиономия его на экране видеофона выглядела прескверно.

– Я снова «бегущий», – заплетающимся голосом сказал Рик. Я кивнула, ожидая дальнейшего. Последняя отставка шестерых репликантов обернулась для него глубоким нервным расстройством.

– Они опять вырубили Холдена, – продолжал Рик. – Не везет бедняге.

Про роботов, пробивающихся в корпорацию Тайрела, я выслушала вполуха, а когда Рик начал говорить что-то про девушку, которая «была… и сбежала, прежде чем я помыл стакан для виски», я просто отключилась. Не хватало еще выслушивать от мужа – пусть и почти бывшего, – о прошмандовке, за которой он неудачно приударил.

На следующий день хозяйка сильно задержалась на работе, приехала, когда обед уже остыл. Я побоялась, что придется готовить заново – Шейла Роузен ненавидела есть разогретое, еда должна была быть свежеприготовленной и сервированной со всей возможной тщательностью. Но на мой робкий вопрос она в то вечер махнула рукой:

– Подавайте как есть, – вид у нее был неважный, темные круги под глазами, щеки бледны, и губы без следа помады. Куда только делся привычный лоск; видно, и на старуху бывает проруха.

Везя тележку с приборами и едой, я услышала резкий голос Шейлы, говорящей с кем-то по видеофону.

– Ни одного эмпатоскопа? Неужели я должна непременно тащить свой?.. Нет, не проще, после отставки мы обычно препарируем cadaver с разбитой головой… Вся жизнь опасна, мой милый. Мне ни разу еще не попадался просто заснувший “шестой”.

Следующие несколько дней хозяйка пропадала на работе, даже не уверена, была ли она на похоронах доктора Тайрела. Сомневаюсь, что она пролила хоть слезинку над его телом, хоть и носила черное платье. И вряд ли она скорбела, когда вскрыли завещание Тайрела и оказалось, что Шейла Роузен – наследница главы корпорации.

Мне ее занятость была на руку; как раз тогда Рик уехал, и как я теперь понимаю, насовсем, а я познакомилась с офицером Дейвом Холденом, черти бы его взяли. Он явился в дом, чтобы еще раз побеседовать о мисс Роузен – она, видно, была под подозрением. Тогда, правда, мало кто знал, что созданием искусственного мозга занимался вовсе не доктор Тайрел, а Шейла.

Холден мне понравился – подтянутый, уверенный в себе. Сильный мужчина, подумала я, сильный, несмотря на то, что он тогда только вышел из госпиталя. Когда я услышала, что он работал с Риком, то с трудом подавила нервный смех – везет же мне на блейдраннеров!

– Рик не раз говорил, что его жена – прекрасная женщина, – Дейв галантно прикоснулся губами к кончикам моих пальцев. – Но я и не предполагал, насколько он преуменьшал действительность.

Это было как в старых фильмах, если вы понимаете, о чем я – в роскошном огромном доме Шейлы я была сейчас хозяйкой, и со мной беседовал один из тех храбрых детективов, которых играл, например, Хамфри Боггарт. Спустя несколько минут мы уже болтали вполне непринужденно.

По возвращении хозяйка отчитала меня, сказав, что беседовать с полицейскими в ее доме – это проявлять «крайнюю нелояльность».

– Я просмотрела запись вашего разговора, – заключила она. – Ваше счастье, Айрен, что вы не позволили себе ничего лишнего. Но еще одна такая… – брезгливо наморщилась Шейла, – беседа – и вы будете подыскивать себе другое место.

Ничего лишнего, мать ее! Я стиснула кулаки, едва сдерживаясь – эта вобла произнесла «ничего лишнего» так, будто я с Дейвом занималась… ну, вы понимаете, о чем я.

И вот через две недели Шейла вернулась с работы не одна. Судя по ее уставшему, лишенному макияжа лицу, день для нее выдался тот еще. Она даже не переоделась, так и приехала в рабочем комбинезоне, ярко-синем, с молнией и капюшоном. Ей определенно шло; впрочем, вся одежда сидела на мисс Роузен как на манекенщице. Выскочив из кабины, Шейла вывела из служебного ховера высокого парня в чем-то, похожем на больничную робу. Он двигался неуверенно, будто ребенок, едва научившийся ходить; взгляд у него был бессмысленный, отсутствующий. Я подумала, что ни у кого еще не видела таких ярко-голубых глаз.

Не допускавшим возражения тоном Шейла заявила, что некоторые аспекты ее работы предполагают наблюдения и опыты со специалами. Я удивилась не столько тому, что она сказала, сколько тому, что она вообще снизошла до объяснения со мной, прислугой.

– Расскажи-ка мне еще о специале, которого привезла твоя госпожа. – Дейв, помню, спрашивая, ласково провел пальцами по моей спине. Мы лежали на кровати в моей спальне, курили и болтали, а мой «Пенфилд» стоял на уровне С с кодом 104 и излучал удовольствие и радость.

Вот для этого я и была нужна Холдену, бесплатная ходячая информация и секс в виде бонуса. Что поделать, сама виновата. Мне было одиноко. А о специале – да что я могла рассказать? Я в чужую жизнь не лезу, мне своих проблем достаточно, если вы понимаете, о чем я.

– Красивый, – сказала я тогда, надеясь поддразнить Дейва. – Когда я во второй раз увидела его, он играл в патио с Багси, тот скакал вокруг него по траве.

– Искусственный пес играл с ним? – удивился Дейв. На первую мою реплику он никак не отреагировал. А я подумала, что с Багси, искусственным ротвейлером Шейлы, тоже было что-то не то – он всегда так заглядывал в глаза хозяйки, будто был настоящей собакой. А Шейла никогда не заботилась о нем особо и не ласкала его, как обычно люди ласкают питомцев, пусть даже искусственных. Но она собственноручно кормила Багси какой-то протеиновой массой, а по вечерам он лежал у ее ног, когда Шейла курила и слушала музыку или читала. Когда хозяйка – впрочем, это было очень редко, – музицировала на рояле, Багси дремал у черной толстой ножки инструмента, временами нервно позевывая. Если бы я своими глазами не видела чип Тайрел Инк. на его задней ноге, я бы точно решила, что пес живой.

– И что же он еще делал? – спросил Дейв. – Этот… специал. Или он только играл с собакой?

– Его зовут Рой, – ответила я.

В первые дни он вообще не показывался из домашней лаборатории хозяйки. А та даже перестала ездить на работу, разве что утрами связывалась по видеофону и раздавала указания, я слышала «дополнительное питание в восьмой блок… третьего отключить, проверить уровень ТТГ…» и прочую научную болтовню. В лабораторию мне доступа не было, да и раньше там дверь всегда была заперта на кодовый электронный замок. Лишь однажды, следя за автоматическим уборщиком в патио, я через приоткрытые жалюзи увидела Роя перед черным ящиком эмпатоскопа. Он держался за рукоятки, а хозяйка стояла над ним с планшетом, что-то записывая. Увидев меня, она тут же опустила жалюзи, и больше я уж ничего не видела.

Хозяйка могла и не говорить, что Рой специал – какой нормальный человек будет играть с чужим искусственным псом? Кроме этого, я заметила, что у него очень странное лицо – вернее, он словно бы не знал, что ему со своим лицом делать. Особенно в первые дни это было заметно: если он хмурился, то преувеличенно, если задумывался, то его лицо застывало как маска. Наверно, так бывает у детей. Правда, я никогда не видела, чтобы Рой смеялся; даже улыбался он как-то криво и с трудом, будто от улыбки его лицо сводило судорогой. И с Багси Рой играл странно – слишком сосредоточенно, будто решал сложную задачу; будто в бросании палки собаке-роботу заключался какой-то тайный смысл, который Рой стремился постичь.

– У меня нет ни времени, ни желания наблюдать за хозяйкиным специалом, – ответила я тогда Дейву. Это была почти правда – как бы ни нравился мне тогда Дейв, сплетничать о мисс Роузен с ним мне не слишком хотелось. Тем более, что тогда, когда Холден меня спрашивал, рассказать было практически нечего – чем там занималась хозяйка в лаборатории, я не знала, а все остальное время Рой только и делал, что слонялся по патио или сидел в гостиной. Я думала, что Шейла будет давать ему книжки, или какие-то игры, головоломки, или что-то еще подобное, чем умственно отсталых развивают. Ничего похожего – они часами напролет слушали музыку, или хозяйка играла на рояле, а Рой слушал, усевшись на полу скрестив ноги и, как мне казалось, не сводя с нее глаз. Еще Шейла показывала ему на большом экране какие-то старинные картины – не просто довоенные, а уж совсем невообразимо древние. Или фильмы – тоже старые. Хотя один раз я увидела, что Шейла учит его танцевать – то ли вальс, то ли медленный фокстрот; сладко пел «Summertime» саксофон Чарли Паркера, от этой музыки у меня всегда начинало сжиматься горло. Саксофон Чарли Паркера может быть приравнен к пытке, если вы поняли, о чем я. Он заставляет верить в нечто настолько прекрасное, что уж на нашей умирающей Земле такого точно не водится. В сравнении с этой музыкой даже слияние с Мерсером кажется почти бессмысленным «почесыванием изнанки души», как сказал кто-то. Рик бы оценил, подумалось мне, он любил музыку.

Они танцевали, а мне вспомнился рассказ Рика о том, как его мать учила его танцевать, а он постоянно наступал ей на ноги, и она даже не морщилась – так была увлечена. Наверное, так же, как Шейла учила Роя – сосредоточенно и предельно серьезно. Она в тот миг казалась старше его на пару десятилетий как минимум. Ни дать ни взять, мамаша с великовозрастным оболтусом, которого она взялась обтесать. Разве что мало какой оболтус будет относиться к танцам с такой серьезностью.

В доме мисс Роузен был и бассейн, шикарный бассейн – на дне его прятался проектор, превращавший кафельные стенки в коралловый риф с яркими рыбками, а потолок над бассейном, как и в патио, освещался имитатором солнца и казался голубым небом с облаками. Шейла завела обыкновение приводить туда Роя, пару раз я слышала, как она настойчиво говорила ему «Закрой глаза. Не думай. Не рассуждай. Просто воспринимай». И он усаживался на берегу бассейна, сидел там, иногда опускал босые ноги в теплую прозрачную воду. Почему-то я думала, что Рой был похож на подростка на каникулах.

Рассказывать мне Дейву тогда, в общем, было нечего. И лишь за три-четыре дня до того, как хозяйка исчезла, у меня появилось о чем ему рассказать. Но тогда уж было поздновато.

Я увидела их у бассейна – обнаженных, вцепившихся друг в друга, непристойно стонущих. Вернее, сначала я их услышала… Конечно, это просто гадко – подглядывать за тем, как твою хозяйку жарко натягивает специал, которого она привезла для опытов. Но, черт меня побери, они смотрелись так, что… Могу только сказать, что в тот вечер, вернувшись домой, я набрала на «Пенфилде» код «Исступленный порыв вожделения» и… вы ведь понимаете, о чем я? Хотя какой уж тут порыв вожделения, если тебе далеко не шестнадцать, от тебя ушел муж, а из зеркала на тебя каждый день смотрит измятое лицо уставшей от жизни старой кошелки.

В следующие дни я выполняла работу как автомат – стараясь не думать. Не смотреть. Не видеть. Может, черт возьми, у всех ученых разные методы, говорила я себе, может она таким образом хочет как-то… по-своему развить специала. Я покраснела до ушей от этой мысли и почувствовала, что хозяйка пристально смотрит на меня. Стерва! Знала, наверное, что меня муж бросил. Но я не могла совсем выключить зрение, если вы понимаете, о чем я. Это же невозможно – не видеть. Кроме того, мне казалось, что хозяйка сама хотела, чтобы я смотрела на нее и Роя. Не на то, как они занимались любовью, конечно, а просто… чтоб оценивала, как они смотрелись вместе. Так мне показалось, так я и Дейву Холдену сказала – уже потом.

– И как же они смотрелись вместе? – спросил заинтересованно Дейв.

– Как мужчина и женщина, – ответила я.

Как обыкновенные мужчина и женщина, мать их! Не как специал и ученый, уж во всяком случае. Уж позднее, когда я все узнала от Дейва Холдена, я уверилась в том, что именно Шейла отвечала за мозги тех сбежавших с Марса репликантов – почему бы и нет, в конце концов, она ведь как раз специалист по искусственным мозгам? Репликанты прикончили Тайрела, и если уж Шейла стала наследницей, то кому это могло быть выгодно как не ей?

– Может быть, Шейла Роузен сама была «шкурой»? – выпалила, наконец, я, окончательно взвинченная улыбочками и усмешечками, с которыми Дейв меня выслушал.

– Женщине положено быть красивой и нежной, – все еще смеясь, сказал Дейв, – а вовсе не заниматься проблемами мировых заговоров. К тому же, я знаю доподлинно – «шкурой» был как раз этот самый Рой.

Тут Дейву позвонили, он спешно засобирался и ушел, чмокнув меня небрежно в щеку. Мерзавец, грязный коп! Рой… «шкурой» – много они понимают. Если кто из них и был «шкурой», так точно Шейла Роузен, и вы бы согласились со мной, если бы видели то, что видела я в тот самый день, когда приехали Ада Гроцци из «Гроцци Индастриз» и с ней полицейский с фамилией то ли Меш, то ли Реш. Кажется, про этого Реша-Меша мне рассказывал когда-то Рик – тот-де с таким удовольствием отправляет репликантов в отставку, что Рик сам как-то посчитал его репликантом. Ну, а мисс Ада Гроцци могла потягаться с мисс Роузен – тоже уложенные в стиле пин-ап волосы и красная помада, жакет с прямыми плечами, стягивающий фигуру в рюмочку, и юбка-карандаш, холодный взгляд и пятидюймовые шпильки. Гости проследовали в кабинет, а мне мисс Шейла велела считать себя свободной. Роя я нигде не видела.

Перед уходом я, как обычно, обошла гостиную и пункты контроля автоматических систем дома. Так я до сих пор и не знаю, остался ли тот монитор включенным по невнимательности или мисс Шейла включила его нарочно. Думаю, что нарочно. Так что я могла увидеть на экране все, что происходило в кабинете.

Разговор я почти не слышала, а доносившиеся отдельные фразы не могла понять. Когда Рой возник у меня за спиной, мисс Роузен как раз с негодованием говорила что-то этой Гроцци и Решу. Как такой здоровяк, как Рой, умудрился подкрасться ко мне бесшумно, ума не приложу. Но меня он словно бы и не видел, смотрел на экран. На очередной фразе Шейлы он сорвался с места – и словно его ветром выдуло в коридор. Я и не ожидала от него такой прыти: через минуту он уже был в кабинете. Не знаю, что там у них произошло, я увидела как Реш ударил мисс Роузен, а влетевший в кабинет Рой схватил Реша за горло, как кухарка хватает цыпленка. В один миг Реш отлетел в сторону и сполз по стене, а пистолет, который вытащила Ада Гроцци, оказался в руках Роя. А мисс Ада оказалась, судя по всему, на мушке.

– Понятно, зачем мисс Шейла приручала его, – сказал Дейв, когда я ему это рассказала. – Ей нужен был охранник, а на штатных охранников Тайрел она не могла положиться. Почему же он не вышиб сучке Гроцци мозги?

Почему?.. И я бы хотела знать, почему Рой не выстрелил, если уж он был роботом. А только держал обоих «гостей» под прицелом, пока они пятясь, ругаясь (Ада Гроцци) и охая от боли (инспектор Реш), выползали из кабинета. Послышался рык Багси и быстро удалявшиеся истошные вопли.

Когда я вбежала в кабинет, Рой уже усадил мисс Шейлу в кресло. Щека у нее быстро опухала, она держалась за горло, на котором темнели следы пальцев (а я вроде и не видела, чтобы ее кто-то душил) и постанывала.

– Хорошо, что ты не сломал ему спину, – улыбаясь сквозь слезы, говорила она Рою, который был явно подавлен и смотрел на свою дрожащую руку с зажатым в ней пистолетом так, будто видел оружие впервые в жизни. – Мне бы не хотелось провести в гипсе остаток дней.