Текст книги "Благоприятный случай (СИ)"

Автор книги: Kontario2018

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Взглянув на заострившееся лицо раненого и проверив пульс, он нахмурился. Биение было слабым, неровным, а дыхание прерывистым. “...Не мудрено, вторую ночь от смерти бегать...” – и тут же, поймав издалека напряженный, испуганный взгляд Анастасии, принял невозмутимый вид.

Сняв повязки, доктор осмотрел внимательно обе раны и сосредоточился, мысленно рассуждая:

“А под грудью-то почти благоприятно... Кабы чуть поглубже, да не знахарь – там уж верная, мучительная гибель. Миазмы из ран вытягивать мазями – все лучше, нежели бестолку лекарством запаивать... Или того хуже – кровь пускать...”

Но осмотрев верхнюю рану, он тяжело вздохнул: “А вот здесь нехорошо, угрожающе... Не помочь тут мазями, скальпель нужен, и глубоко...”

Со вздохом Паульсен достал инструмент и задумался над обезболиванием.

Несомненно, ещё вчера пациент был сильнее, выносливей. Но как теперь, с таким пульсом? Ведь иной раз больной умирал от сердечного шока после одного разреза. Пресловутый ланданум, мда... Но толку от той капли? А сполна уж теперь никак – кровь жижит, дыхание жмет, да и невесть что уже давал этот прозектор, сила его нечистая... Лишь бы не подчевал молотком иль спиртом не запаивал, с такого станется...

Пускай по жизни храбрец, и ныне без чувствий – как миновать разрыва сердца, ведь раз почти остановилось?!

Но эта история, пересказанная в дороге его другом, просто невероятна! Уход в мир иной и возвращение неведомою силою... Любви? Именно так полагал сей молодой человек. Он был так взволнован, и говорил без всякой иронии... Но, Господи, как же ей доверить такую ответственность...

Хирург жестом подозвал сидящую под дверью девушку, и отрывисто произнёс:

– Вот что... Операция будет тяжкая, но с инфекцией иначе не справиться. А пациент обескровлен и обезвожен – и его мужество ныне без толку... Уповаю на удачу и молодость. И ещё нужен хороший помощник... успокоить, так сказать... Найдётся ли?

Анастасия покорно кивнула, с тоскою рассматривая хирургические орудия, холодно блестевшие на белой материи.

– Видите ли... – мужчина все ещё сомневался, не зря ли доверяет нежной барышне. – Нет пока такого эликсира, чтобы избавлял от боли и не мешал спасению. Но ежели вам самой угодно помочь, то знайте... Дай бог ему выжить – и эти муки развеются, как страшный сон. Тем более, он у вас герой, как я слышал. А вот вы будете долго видеть наяву, может и всю жизнь...

– Я буду счастлива любой яви, лишь бы эта жизнь у нас была... Давайте же приступать! – этой решимостью Анастасии удалось подавить вновь накатившую панику: “Все ли я сделаю на благо?!”

После первого опыта в роли сиделки её уже трудно было напугать чем-то сильнее, чем неверным шагом, несущим вред.

– Обещайте хотя бы, что не станете смотреть на сами деяния. Я и так привлекаю вас к своим страшным таинствам, ваше сиятельство... Но ваш обморок, скажу прямо, будет некстати...

Когда раненый, потревоженный скальпелем, дёрнулся в первый раз, она вздрогнула, уставившись в напрягшуюся вену на виске.

– Потерпи, хороший мой, умоляю, еще немножко... Ради меня...

Эта дрожь всего на миг отозвалась в ладонях, обвивавших его голову... Она продолжила гладить волосы, глаза, скулы, пока не поняла, что испытание завершилось.

Соединив края раны, хирург наложил сверху компресс из Гавриловой мази. И потянулись долгие часы ожидания... Каждый из них извещал о себе ударом маятника, призывая напоить пациента тремя ложками воды.

Полночная темнота незаметно сменилась рассветом... Миновал тягучий пасмурный день и близился уже новый закат, когда воспаление пошло на убыль и горячка начала спадать. Но в томительном неведении прошла ещё одна ночь.

И лишь наутро, после сообщения доктора о преодолении кризиса, все участвующие в уходе были временно отпущены к отдыху.

Обрывочные, тревожные дремания третьи сутки подряд дали о себе знать, и Анастасия не заметила, как уснула по-настоящему, едва успокоившись.

А к полудню Александр, хоть и с трудом, но осознанно открыл глаза. Он осмотрелся в незнакомой, мерцающей спальне... И вдруг увидел свою возлюбленную, которая прилегла сбоку на кровати.

– Любимая... Я что, жив? – вместо голоса раздался еле слышный шепот.

Но тихий шорох не прошёл незамеченным. Слишком это было долгожданным... Девушка встрепенулась, взглянула на него, лицо ее засветилось от радости:

– Сашенька... голубчик мой! Слава Богу!!!

Белов протянул в ее сторону руку, насколько позволяли силы и тут же закусил губы, едва коснувшись кончика распущенных волос. По лицу его прошла судорога.

– Пожалуйста, не шевелись! Очень больно, да? – она чуть прикоснулась губами к повязкам, но Саша смутился.

– Н-нет, уже... Что ты...

На самом деле казалось, будто его снова режут. “Но её губы и эти мокрые бинты... Это ж немыслимо...”

– Врешь, и не краснеешь – так же тебе сказано? – грустно улыбнувшись, ответила Анастасия, а сердце ее сжалось:

“Видишь меня и терпишь... И даже не знаешь, сколько нежности ворвалось в мою душу за эти ужасные дни...”

– Люблю... хоть в это... веришь? – на его сжатом лице появилась слабая улыбка.

Нагнувшись к Саше, она осторожно прикоснулась в поцелуе к его губам.

– Как же не верить... Ведь я тоже люблю... навсегда! – прошептала девушка, бережно поправив подушки: – Не уходи больше так далеко...

– Не хочу... уходить...

Стоило Белову мотнуть головой, как его сознание закрутило каким-то клубком, и снова унесло в забытье. Но сердце её чувствовало, что теперь он к ней вернется...

====== В борьбе и нетерпении ======

И все же прошла не одна неделя, прежде чем окружающие Александра смогли вздохнуть спокойно. Не более пяти минут хватило, чтобы крепкий молодой человек оказался недвижим... А дорога обратно была долгой и непростой, и каждый шаг занимал порою несколько суток, а то и больше.

Первые дня три после кризиса прошли в бесконечном полусне, когда сил хватало лишь на короткие фразы и глотание питья, в коем угадывались вода, и ещё какие-то отвары, призванные исцелить после воспаления и кровопотери.

Но чем дольше держалось сознание, тем сильнее чувствовалась боль, будто обе раны слились воедино. “О, если бы не её встревоженные глаза, повидавшие столько лишнего! Можно было бы хоть вскрикнуть для облегчения. А если бы не ласковые руки и речи... Наверное, было бы гораздо хуже...”

Но, как бы ни было тяжело физически, довольно скоро Саша начал обдумывать свое бытие.

До сих пор последствия травм проходили весьма быстро, а хвори как таковые, с детства забылись. Но сейчас его никак не отпускало в привычный мир, зовущий делами... А их было предостаточно, неотложных и срочных...

Отовсюду звучало, что его состояние – “все ещё тяжелое”. Но сам пациент никак не представлял, каково ему провести долгие дни в постели. Почему-то казалось, что в борьбе за жизнь уже потеряно полгода, если не больше.

Невесть когда он приступит к службе в новом, почётном чине, о котором даже думать не смел. И Бестужев велел явиться за каким-то поручением... Но главное, что подгоняло и терзало – это венчание! Которое могло быть вполне законным, яви он свою любимую пред царские очи немедля.

“Пока тебя тут суженая кормит с ложечки, ей, быть может, очередного жениха готовят...” – эта мысль просто угнетала!

А сама же она, узнав, наконец, о велении Императрицы, просто поразила своей беспечностью:

– Не бери себе в голову дурного, Сашенька! Обождет нас дворец... Лучше я тебе почитаю... – услышал Белов и аж подскочил на ложе.

– Но, милая, пойми! Это же... серьёзно... – успел он взволнованно воскликнуть, и тут же нечто дурное в голове тут же свалило его обратно.

И что было обидно – прекратить все эти помехи одной силой воли не получалось. Как бы он ни боролся, полагая, что залог бодрости в движении, поначалу выходило наоборот.

Первая самовольная попытка пройтись по спальне спустя неделю после операции закончилась для молодого человека поражением. Случайно споткнувшись, он упал на пол. И был обнаружен лежа, с надорваным швом... Да не кем-нибудь, а пришедшим доктором в сопровождении Анастасии.

– Знаете, Александру не терпится поскорее встать... Может, и вправду так лучше будет? Если осторожно...

– Я должен осмотреть швы и... – ответил тот, заходя в спальню.

Неудачная выходка стоила вместо позволения строгого запрета. А еще и женских слез с упрёками.

– Прости, я нечаянно споткнулся. Ну и что за беда... – бормотал очнувшийся нарушитель.

– Что за беда? Да у тебя рана открылась, Саша! Скажи, ты все умереть желаешь, да? – вопрошала Анастасия сквозь слезы, догадываясь о причине безрассудства.

– Нет, я жить хочу... с тобой. Нам же надо... согласием заручиться, как ты не понимаешь? – на неё невинно посмотрели ласковые, но немного мутные глаза.

– Заклинаю тебя, не спеши так, и не волнуйся... Государыня к тебе милостива...

В действительности девушка сомневалась в последнем ещё сильнее, чем Саша. Но и напугать её сильнее, чем угроза его гибели, уже ничего не могло. Вера в то, что теперь они перешагнут любое препятствие, не покидала её с той минуты, как он очнулся.

Только на сей раз её настойчиво отослали за дверь, попросив обождать в гостиной, и все мысли крутились лишь об одном. У пришедшего будто через вечность доктора на лице было явное недовольство.

– Господи, ну отчего ж вы так долго? Опять воспалится, да??

Паульсен закатил глаза.

– Надеюсь, кровотечением обойдётся. Но я вам скажу, дорогая... При всех его достоинствах, ваш господин Белов – просто невыносим в излечении! Я уж не знаю куда деваться от его самонадеянности! После сего полёта можно было полагать, что он присмирел... Какое там! Знаете, что мне заявляет человек с открытой раной?

“Вы сами говорите, что я очень слаб, но при том не велите двигаться! И как же я окрепну, коль бревном лежу в постели? А мне, представьте, поскорее надобно!“

Анастасия с облегчёнием вздохнула, и зашагала по комнате. В её голове ещё накануне родилась смелая мысль – как положить конец не только Сашиному нетерпению, но и нелепости, по которой его до сих пор называют как угодно, только не “ваш супруг”

– Я поясню... Александр действительно обеспокоен, что прикован к постели, это связано... с нашим будущим. Он переживает, что мы никак не можем получить царское согласие и спокойно обвенчаться...

И она кратко рассказала про угрозу навязанного брака, свой побег и тайное возвращение. А затем пересказала обещание Императрицы.

– ...Я узнала об этом вскоре, как он очнулся. Но теперь мы не можем явиться к его Величеству, так скоро, как было велено. Мне одной там появляться негоже – надо бы с ним, рядом...

– Но, простите, почему это беспокоит только его? Разве вы сами не боитесь перемены царственного настроения? Скажу по секрету, сие вполне обычное дело... Их величество – женщина...

Она загадочно улыбнулась, поправив завиток из вечно распадавшейся причёски.

– Я просто уверена... в чем, наверняка, ещё сомневается мой суженый. Насильного брака не будет! Не дамся я живой под чужой венец, пускай не пытаются даже! – глаза её торжествующе вспыхнули.

– Вы никак, тоже спешите расстаться с жизнью? Не слишком ли?

– Но ведь это лишь крайний случай... И в наших силах его избежать! – Анастасия взглянула на медика. – Хотите спросить, каким образом? Я желаю поскорее покончить с девичеством, вот так! И пускай это будет на дому! Знаю одного батюшку, он согласен сие устроить! А там будь что будет!

Но Паульсен в ответ лишь нахмурился.

– Иными словами... Вы желаете венчаться срочно и тайно? Под угрозой высочайшего гнева?

– Ах! – Настасья махнула небрежно рукой. – В конце-концов, можно ведь хлопотать о милосердии к тяжкораненому, который нуждался в этом! И ведь так и есть! Моему жениху от сей тревоги вред один – сами ж видите!

– Ну, повод всегда найдётся... Хотя, вы все обдумали, как я вижу? А как насчёт посторонних людей со всякой заразой? А сам обряд? Счастливое таинство производить в домашней молельне? Да ещё в Великий Пост? Это ли вам угодно?

– Но Бог соединяет всех страждущих того, все браки равны – и в церкви, и на дому! – не унималась Анастасия.

– И вдобавок новобрачный лишится чувств посреди молитвы? Чудесная свадьба! И как вам потом вспоминать?

– Я знала, что вы не одобрите. – она недовольно потупилась. – Но я не хочу более ждать... Надо избавиться сего нетерпения, Александру станет гораздо спокойнее, и он перестанет с вами спорить... может быть.

“Как бы не так! Кажется, тут дело не только в венчании, а и в характере...” – хмыкнул про себя Паульсен и вкрадчиво заговорил:

– Милая Настенька... Уж позвольте вас так называть, ибо вы порой все то же дитя, желаете решить все и сразу! Но ведь так негоже. Да, вы узаконите ваши прекрасные чувства. Конечно, своего упрямца вы угомоните... может быть...

Но вот не уверен, простят ли вашему свежему подпоручику сей поспешный брак... Их Величество не любит самовольства! А уж гвардейца можно легко наказать без всякого снисхождения! Карьерные препоны, тяжёлая муштра и другие излишества службы, знаете... А то и военный поход отыщется, мало ли... – он говорил, следя, как решительный серо-зелёный взгляд красавицы к концу фразы стал испуганным.

– Поход?? Какой ещё поход? Но ведь войны же не близится?? Нет?

А сам гоф-медик тем временем задумался, вспоминая день, когда именно его ждали во дворце на консилиум по щекотливой причине. Речь шла о наследнике и его вновь прибывшей невесте.

– Ну вот что, сударыня... О том, что вы задумали – сейчас не может быть и речи, я просто запрещаю! Должны затянуться обе раны, чтобы выстоять церемонию – как раз месяц, до Пасхи. Там уж делайте, что угодно мятежным душам...

Скрепя сердце, Анастасия согласилась обождать. Но теперь пришла её очередь удивляться, как принял её идею Александр. На мгновение его лицо озарилось, губы дрогнули в чем-то несказанном, но он лишь задумчиво кивнул.

“Бесценная ты моя, отчаянная... ведь об одном волнуемся... Но я уж постараюсь, чтобы женой ты стала поскорее, и как должно... В церкви, рука об руку. А тайно, иль нет – как судьба решит...”

Терять даром время он не собирался. Конечно, последующие тайные подъёмы пришлось совершать осмотрительнее. Саша ставил себе разные цели, как то выпить воды, проверить время на часах, или же посмотреть в окно. Конечно, убранство комнаты часто кружилось перед глазами, а ноги едва доносили обратно к пологу. Но даже обессиленным опускаясь на постель, он чувствовал себя надежней, чем в бесконечном лежании.

Вот только отныне всем строго было наказано впредь следить за раненым в оба, упреждая желания вставать самому.

И неожиданно среди слуг, которые пока что видели в нем лишь дорогого гостя своей госпожи, у Александра нашёлся союзник.

Рослый детина Иван был ему известен и ранее – этот молодой слуга при любых условиях умудрялся проникать в гвардейские казармы с посланиями. А в последнее время верно служил сиделкой. Но ожидать, что дворовый человек Ягужинских будет покрывать затеи, против коих так слёзно восстала молодая хозяйка, Саша не особо рассчитывал, тем более считал его болтливым. И все таки это произошло.

– Ээ... Вам же строго запретили... того, ходить... – промямлил Иван, застав подопечного, оперевшимся на этажерку с книгами, весьма далекую от ложа.

– Какая ещё ходьба? Читаю я тут, не видишь? – Белов тут же наугад раскрыл “Приключения Телемака, сына Одиссея”, чем развлекали его не далее как вчера, и наугад зачитал вслух:

«Чрез меру сильная власть всегда бывает пред великим падением, подобна луку крепко натянуту, который вскоре переломится, ежели не будет ослаблен, но кто смеет ослабити?”

– Вот так оно, понимаешь? Ну, ступай себе.

Но не тут то было.

– Эээ... мудрено что-то про падения. Но вроде как, я смею вас силком уложить обратно... и сообщить барышне. – прозвучал задумчивый ответ.

– Силком, говоришь? Ну да... нынче это несложно. В охапку, что ль, будешь брать? – недобро ухмыльнулся Белов, сцепив зубы и прикидывая, за что хвататься, чтобы дойти назад. Одно было точно – это лучше было сделать самому...

– Несложно, потому и не буду... – насупился парень и принялся рассуждать.

– Вот вы же скоро окрепнете и меня, холопа – в бараний рог. Видал я, Александр Федорович, вашу удаль... Ну тогда ещё, как в полк с записами от барышни ходил... Состязались вы ещё с господами, кто сильнее будет.

Подойдя ближе, он поправил сбитый неверными шагами ковер и добавил: – А фискалов терпеть не могу, да меня же самого и обругают, за то, что пост оставил, не упредил...

Вот, может, вы таки обратно поскорее ляжете, а я вам эту книгу в постель подам, а? Будто бы состоял неотлучно, как там велено... “упреждал все желания”! Ну, а коли ещё для какого геройства подсобить, я пожалуйста! Только ежели тихо.

– Экий хитрец... Но благодарю, я поимею ввиду... – Белов тем временем улёгся, задумчиво листая страницы. Из-за ноющих швов суть текста давалась не легче, нежели слуге – разве что шелест отвлекал.

“Чёртов пожар, проклятье! Сколько мне ещё так валяться!” – эти ругательства иногда приходили случайно, заменяя стон. А сейчас почему-то остро ожила предыстория...

Да разве может сравниться телесная боль с той, душевной, накануне пожара? Вот он идёт из дворца, молодой и сильный, обласканный властью, но в полном отчаянии... Тогда перед глазами стояло лишь заплаканное лицо над погибшим врагом. И ещё звучала фраза: “Он спас мне жизнь, он любит меня”, в которой ревнивый слух уловил нотки презрения к запоздавшему. Её холодность сводила с ума, и разум отказывался понимать: что же именно встало между ними на той мельнице?

“Что ж, теперь от этой холодности не осталось и следа...– Саша ощутил на лице нежность недавних поцелуев и задумался: – И как же ты посмел думать, что её чувства остыли?

...Я не смогу жить без тебя... – такие слова не скажет женщина, разлюбившая спустя неделю в один миг. А вот сам ты, услышав их, расслабился, как глупый щенок! Кабы не поддался в Берлине слезам, и не взял любимую в опасный путь – мог избежать её встречи с этим убийцей, да и самим спасителем со своей бандой. И кому нужен такой безответственный муж? Бьюсь об заклад, именно так и думала моя суженая, пока я обивал её порог... Стало быть, мне нельзя доверять?

Но, слава богу, судьба дала исправить мне эту ошибку! Привела спасти, на сей раз вовремя! И дождаться вожделенных объятий и признаний, пускай в дыму!

Получается, тот пожар вернул мне счастье, разрубив узел, затянутый Жаком и Брильи? Не зря их образы пытались увести на тот свет! И так выходит, неудача с окном – вроде сделки с этой самой судьбою?

Что ж, если так – мы и дальше с ней сговоримся, ерунды опасаться уж нечего!”

Саша устроился поудобнее, отложив ненужную книгу, и сам удивился такому простому выводу, что немало восполнил его силы.

====== Счастье с горечью ======

Те случайные моменты, когда раненого оставляли ненадолго одного, мигом улавливались им для хождения. Но все же большую часть времени он проводил в приятном и нежном общении.

Правда, возлюбленную так и не удалось отстранить от перевязок, и эти моменты все ещё будоражили. Зачастую, пока её тонкие пальцы уже привычно промывали швы, Александр, как завороженный, смотрел на волнующие ресницы, завитки локонов, падающих на побледневшие щеки.

– Настенька... родная моя... – как-то вырвалось из его уст. Это было последней ступенькой сближения с девушкой, которую некогда считал далёкой, холодной звездой. Ещё минувшей осенью нет-нет, да срывалось у Саши обращение с отчеством, на что всегда следовал укор.

И снова почувствовав особый взгляд, Анастасия застыла с мазью в руке, а в этот момент он ухватил её свободную руку и прижал к губам.

– Милый... что-то хочешь? – от его касаний пробрал приятный озноб. Обычно их нежности ждали своего часа после окончания лечебных экзекуций. Тогда она склонялась поближе, а её подопечный приподнимался повыше, с каждым днем все проворнее...

– Чего же мне ещё хотеть? Мои раны, и те в усладу... – молодой человек смущенно усмехнулся. – Только, знаешь, я никак не могу принять, что ты стала сиделкой. Да так рано, даже... до свадьбы! Просто вот это все... – он кивнул на свои свежие рубцы, – так далеко от того, что я для тебя мечтал – грязно и страшно... Впрочем, и вся наша дорога, и это побоище...

На новой фразе она прижала его рот ладонью и задумчиво посмотрела в глаза. Что-то подсказывало, что сейчас Саша станет просить прощения за все причинённые хлопоты и опасности... Нельзя допустить, чтоб он испытывал вину или стыд! Но ведь разговор коснулся дороги... Как же сходу объяснить то свое поведение, чтоб не задеть его чувств? Да и не в том он ещё состоянии, чтобы осознать то, что ей самой непонятно...

– Мне уже намекали на это, мой скромный рыцарь... Тот лекарь, которого я грозила застрелить и выгнала.

– Ах, вот теперь и меня кое-чего пугает... – Саша хитро улыбнулся, продолжая ласкать её пальцы. – Неужто вослед выгонишь? Но, позволь, мне ж двигаться нельзя...

– Не дождёшься! Но я сердита...– Анастасия нарочито нахмурилась и продолжила втирать мазь.

– Вот это все – не грязно и не страшно, для меня уж точно! Это часть тебя, любви нашей! Ещё раз так скажешь, или отстранять надумаешь – явлюсь на венчание в печной саже, так и знай! Повернись-ка, мне повязкой обмотать...

– Как угодно... Ты и в копоти была красива, я запомнил... – Белов посмотрел искоса, послушно опираясь на бок. – Будет жена, как арапчанка... все одно любимая навеки...

– А если желанный супруг удостоен увечий, которые просто пока не зажили... Это мешает его любить?

– Уговорила... почти... – прошептал молодой человек, потянувшись к её склоненному лицу. Их поцелуи могли длиться бесконечно, правда всегда находилось то, что их останавливало: неудобство позы, деликатный стук в дверь, иль его учащенное дыхание, которого девушка все еще остерегалась.

Оба чувствовали, что этот разговор ещё не закончен. Но Саша впредь скрывал смущение, да и поводов становилось все меньше. Рубцы, оставаясь красными, заживали, обещая со временем превратиться в шрамы, правда, гораздо заметнее следов от прежних, случайных ранений.

Чтобы избавить его от долгих речей, Анастасия зачитывала принесенные друзьями книги, а ещё заметки из свежих Ведомостей, которые им нравилось обсуждать – иногда серьёзно, но чаще в шутку. Острый язык обоих позволял почти везде найти повод для улыбки, которая немного освежала их лица.

Но сообщения о свадьбах она вечно пропускала. Ибо про венчание некой наследной графини и подпоручика лейб-гвардии, о чем оба затаенно мечтали, там все одно не значилось. А уж рассказ про помолвку великого князя она умышленно пропустила, испытывая раздражение от одного только имени Петра Фёдоровича в тексте.

Но в один из визитов Оленева до неё долетели Сашины слова:

– Никита, я прошу тебя, забудь эту историю.. Ну, считай, что... она тебе просто приснилась. Эта интриганка, кто бы она ни была, недостойна тебя...

– Сашка, замолчи. А то не посмотрю, что ты у нас такой покалеченый... – Никита шутливо замахнулся, не испытывая, впрочем, обиды. “Эх, Белов, прямодушный советчик... Что бы ты про клятву сказал?”

– Я что, против? Слушай, вот надоело, право! Все меня лишнее тронуть боятся, будто я на вазу похож...

– Непременно учту, в другой раз... – Никита подмигнул, покосившись на женскую фигуру у дверей.

Анастасия не услышала все их фразы, отвлекшись на служанку, что накрывала тут же чайный стол.

После ухода гостя она с любопытством спросила у Белова, о какой особе шла речь.

– Помнишь ту юную девицу, которую мы сопровождали?

– Ах, тот общипанный утёнок? Графиня Рейнбек, или как там её? Ну, разумеется, она его недостойна! – хмыкнула девушка в ответ.

– К сожалению, Никита иного мнения... – с недовольной миной ответил Саша, про себя усмехнувшись “доброму” эпитету из нежных уст. Сам бы он вряд ли вздумал окрестить так женскую особу, хоть и испытывая досаду за друга. – Кстати, сей утёнок... оказался невестой наследника.

– О Боже! – она выдохнула, аж подскочив от возмущения. – Но, позволь... то есть выходит, то время, что мы были в пути, она обманывала его, давала напрасные надежды?

– Выходит, что так. – он вздохнул, и тут же метнул на любимую какой-то особенный, новый взгляд, в котором смешалось мужское вожделение и союзничество...

Александр уже знал о помощи Никиты в миг полного отчаяния... Слова поддержки, придавшие ей надежду, в точности ему никто не передал, но в том, что глубокая душа князя их подсказала верно, он даже не сомневался.

Его несчастье сблизило возлюбленную с самым близким другом, и это радовало. Приязненные отношения Настасьи с Алешкой держались в основном на Софье. Приятели из полка ей казались глупцами и задирами, а Лядащева она и вовсе боялась, как черта. Собственно, Оленев был единственным из Сашиного круга, с которому наблюдалось благоволение. Но все же отстранённое, ибо до встречи в Пруссии они полгода не видились.

– Но как она могла так играть с Никитой! Он не заслужил обмана! – Настя возмутилась, и тут же фыркнула: – Хоть одно утешает. Этой юной интриганке в мужья достанется Чертушка...

– Да уж, просто сокровище, а не супруг. Одни увеселения на уме. Не удивлюсь, если этот пожар устроен для его утехи... Ну а что? Карета мимо меня проехала, наследника они торопились позвать, полюбоваться... – проговорил Белов, ухмыляясь в ответ.

Ему очень захотелось обвить волнующий стан присевшей рядом девушки... Но для этого нужно было передвинуться, быстро сменив позу...

– Ну да шут с ними! Уж самой прекрасной из женщин достанется кое-кто посерьёзнее... Правда, “удостоенный увечий”, так же ею сказано? – Саша, наконец, приблизился к сидящей, и ласково обнял за талию.

– Боюсь даже предположить, о ком речь... Но знаю, что мой избранник – самый лучший... – она радостно вздохнула и подсела поудобнее, положив его голову на колени.

И чувство женского превосходства вдруг вознесло Анастасию над всеми привилегиями... Если она так счастлива и горда в своей любви, кто может быть сильнее!

– А радоваться почестям мы оставим этой убогой немецкой принцессе... Ведь больше в ее жизни и нет ничего! – девушка самодовольно улыбнулась, запустив пальцы в длинные кудри, и вдруг замерла, неожиданно испытав горечь.

Дорогой ей человек вот так же лежал на её коленях, безнадежно истекая кровью... Да и сутками позже, когда её взгляд остановился на его лице, которое в любой момент могло известить о кончине.

И мысль о виновниках пожара, мелькнувшая в конце февраля, когда она сжималась от отчаяния, снова ожила:

””Нет, только не шут с ними... Пускай Саша вспоминает о том поджоге без злости. Но ведь из-за них он едва не погиб! И если он мне истинно дорог, я должна, обязана добиться справедливости! Вывести их на чистую воду. Но вот как?”

Отчаянное решение, как всегда, пришло скоропалительно. И воплотить его представилось на следующий же день.

====== Визит к “хорошему человеку” ======

Следующим утром Анастасии была предоставлена полная свобода действий благодаря необычному поведению раненого, которое, впрочем, не вызвало особых тревог. Хотя истинных причин ему никто не ведал – кроме самого Саши, тайком погулявшего с утра по удалённой от лишних глаз боковой лестнице. Незаметно вернувшись в постель после череды восхождений и спусков, он крепко уснул, едва позавтракав. И это явление избавило от пояснений ухода.

Сославшись прислуге на потребность навестить свою сводную сестру по отцу, их госпожа тихо покинула особняк.

Вместо кареты Анастасия выбрала самого спокойного жеребца, дабы избежать лишнего шума. И выведя его за ворота, девушка отправилась с визитом. Однако путь её лежал вовсе не к родственнице, а к покровителю Белова, которого до сих пор видела лишь мельком. Но зато о месте службы вспоминалось со страхом и содроганием. “Лишь бы Саша не прознал, что там за сестрица, да ещё бы застать...” – думала она с угрызениями совести, спешившись у дома Лядащева, мимо которого они однажды проезжали осенью.

С самого утра Василий Федорович разбирал пачки доносов. Занятие было не самое приятное. Люди писали кляузы по любому поводу, не стесняясь обвинять какого-нибудь соперника или недруга в самых ужасных замыслах.

Среди прочих ему вновь попалось на глаза обновлённое письмецо дворянина Сабурова, с отсылкой на наследника и “важных свидетелей”. Послание обвиняло лейб-гвардейца Белова и фрейлину Ягужинскую в обиде и покушении на царскую фамилию, да еще в членовредительстве особо ценных поданных ея величества.

Ну, за избитого Сабурова, Фукса, и прочих “особо ценных” спрос невелик, а вот наследник... Любопытно, что не могут сии обиженные определиться, кто из двоих им более насолил, потому и неясно, кого именно по их ведомству надлежит судить.

Первую жалобу забросили, ибо спросить было не с кого. Девица исчезла, подозревали, что сам вице-канцлер помог. А насчет Белова было дано негласное распоряжение свыше, ибо гвардеец был командирован в Пруссию самой Императрицей с государственным поручением.

Но время прошло, и вот, подметный донос появился вновь, злопамятные авторы снова потребовали наказать виновных, поднявших руку на царскую кровь.

“Ну и что прикажете делать с вами, господа? Память государыни ветренна, глядишь, и забудет про свое снисхождение и нужность Белова для Отечества... А ежели в следующий раз не удастся перехватить, да кто бдительный прочитает...”

Признаться, Лядащев в душе переживал о том, что случилось с его молодым протеже, но не слишком стремился в особняк Ягужинской, поскольку с незапамятных времен испытывал к юной графине весьма нелестные чувства.

“Вот ведь, стервоза бедовая... Мать оговорила, Сашку исподволь с крестом на плаху отсылала, затем с наследником поссорила... А теперь, не ровен час, помрет из-за нее...”

Его отвлекло от этих мыслей появление девицы под вуалью, что не вполне вязалось с ее костюмом для конных прогулок.

– Василий Федорович, мы не имели чести познакомиться лично. – Она подняла вуаль.

“Хоть и бедовая, а легка на помине...” – хмыкнул про себя Василий, и заговорил вслух монотонным, чиновничьим голосом:

– Не утруждайтесь. Анастасия Павловна Ягужинская, девица 18 лет, урожденная графиня. Отец, обер-прокурор, Павел Иванович Ягужинский, мать... извольте продолжать далее?

Ее бледное лицо с глубокими тенями под глазами залилось краской. – Да, я понимаю. Вам здесь все известно...

– Чем обязан визиту? – офицер держался холодно, даже с вызовом, скрывая под усами нечто вроде ухмылки.

– Я желаю подать прошение о расследовании! – она подняла гордо подбородок, пряча внезапную робость.

– Приближенные наследника учинили подлый поджог моего жилища. Я едва не сгорела, а Александр Белов, известный вам... – ее голос дрогнул – меня спасал и получил тяжкие увечья. У нас обоих есть доказательства!