Текст книги "Благоприятный случай (СИ)"

Автор книги: Kontario2018

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

====== Тоска победителей ======

Аудиенция закончилась и друзья вышли из дворца. Письма герцогини сослужили им хорошую службу. Но, несмотря на благодарность императрицы, настроение у всех троих было подавленное.

Никита шел, ничего не видя вокруг. Он как-то выдержал разговор с Елизаветой Петровной, машинально отвечая на ее вопросы. Кажется, она спросила о его учебе за границей, на каком поприще видит себя, чего желает. Какими могли быть его пожелания сейчас, когда сердце разбито, а голова разрывалась от вопросов: “Почему, почему Фике отвечала на мои чувства, если готовилась стать женой наследника? И что остаётся теперь – горькое сознание, что тобой воспользовались, коротая скуку в дороге и выбросили, как ненужную игрушку? Или все же принять, что хоть немного любим и мы оба – заложники обстоятельств?”

Алексей с тревогой посмотрел на Никиту. “Встреча с вчерашней подопечной обернулась горьким разочарованием, как ему забыть такое... вот же угораздило...” —думал он.

Направляясь домой, к любимой и сыну, молодой мичман сейчас испытывал неловкость за свое семейное благополучие. И пускай скоро им опять предстоит разлука, но сейчас мысль о долгожданной навигации согревала душу. Он до сих пор помнил отвращение, которое он испытал при осмотре камзола убитого француза. Хотя, надо сказать, это увенчались успехом для всех троих. Сейчас, после завершения возложенной на него Бестужевым шпионской миссии, стоившей тяжелого разговора с друзьями, Корсак только рад был возвращению на корабль.

Саша был погружен в собственные мрачные мысли. Кажется, успешная карьера, о которой он мечтал совсем недавно, становилась реальностью. Но свежий приказ о произведении в подпоручики лейб-гвардии совсем не радовал, как и благосклонность Государыни... Он снова и снова прокручивал в памяти тот злополучный момент драки на мельнице.

...Они с Брильи вернулись к незавершенному поединку. Выпад шпагой в сторону француза заставил того отшатнуться к проему пола и неожиданно он спрыгнул вниз. Еще не понимая причину такого маневра соперника, Белов последовал за ним и услышал выстрел. Брильи падал на Анастасию, рядом стоял с пистолетом Жак. Страшная догадка пронзила его, Саша кинулся на Жака. Ярость придала силы, их схватка закончилась быстрее, чем можно было ожидать

Уж лучше бы позже... Ибо он не стал бы свидетелем этого их прощального разговора, не видел бы, как склонялась его любимая над лицом умирающего.

Увидев Сашину протянутую руку, Анастасия еще пару минут посмотрела отрешенно на убитого шевалье, поднялась на ноги и сказала тихо: “Что же, пойдем”.

Перед отъездом, когда они приводили себя в порядок после кровавого боя, она внезапно взялась обработать след от шпаги на его руке. Но при этом ни разу не взглянула в лицо...

Все ее дальнейшие действия в пути совершались с тем же задумчивым видом и односложными репликами.

“Я жива, со мною все хорошо...” – этот монотонный ответ просто сводил с ума... И возводил незримую непробиваемую стену, будто перед ним была не милая возлюбленная, а недоступная холодная звезда...

На четырёх ночлегах уставшей спутнице предоставлялась отдельная комната, куда она удалялась сразу после трапезы. В первую же ночь, желая поговорить наедине, Саша постучался к ней в дверь. Но ответ получил красноречивую тишину и более не повторял этих двусмысленных попыток. Хотя, право, сейчас ему уже не до алькова было! Лишь бы снова увидеть обращенный на себя прежний взгляд...

В Петербурге это напряженное сосуществование закончилось.

Когда Анастасия стремительно покидала гостеприимных Чернышовых, обеспокоенная её судьбой тётушка предложила в качестве тайного пристанища заброшенный флигель родственников, дабы переждать возможные напасти. Неизвестно ещё, какие указания по поводу беглой фрейлины поступили от Елизаветы, посему в фамильный особняк возвращаться пока не стоило. Однако на Малую Морскую был отправлен с дороги курьер, и слуги уже успели подготовить к приезду госпожи её новое жилище.

К флигелю они подъехали заполночь. Анастасия попрощалась со спутниками и лишь легко пожала Сашины пальцы: – “Я хочу отдохнуть с дороги и желаю побыть одна... Не нужно провожать, поезжай лучше с Никитой”.

Двое суток, прошедшие с той ночи, никак не разрешили ситуацию. Саша пробовал увидиться, подходил к ее окнам, стучал в дверь. Верная горничная, которая была вызвана барышней из особняка, отвечала одно и тоже: “Барышня отдыхают, никого не желают видеть”.

Передав письмо, в котором умолял о встрече и сообщал о том, что их вызывают во дворец, он пообещал себе, что назавтра не станет осаждать дом и будет терпеливо ждать ее ответа. Но умолять Императрицу о браке все же решился, ибо следующей возможности могло не быть... И странное пожелание видеть их обоих обязывало к решительному разговору.

====== Затворница ======

Анастасия, закрывшись от всего света в стенах тесного, мрачного дома, часами сидела, обращаясь неведомо к кому с рассказом обо всем случившимся.

Когда ее слова исчерпывались, она как заведенная шкатулка, читала молитвенник. Скорее в попытках отвлечься девушка тревожила Бога и тянула время, ибо что ей делать дальше и что она хочет, не знала.

Ах, если бы можно было самой заглянуть в собственную душу! Она бы тогда разобралась, что случилось с ней, душой, после спасения... Почему она гонит от себя все чувства, кроме вынужденной скорби?

Конечно, если бы не замыслы спасителя, им бы ничего не угрожало. Но если бы не его самоотверженность, сейчас бы её тело было мертвым, а душа вовсе ничем не тяготилась... Только что теперь делать со своей плотью и кровью, что желают любить Сашу, и отчего так гложет чувство вины перед несчастным Брильи?

Анастасию всякий раз подбирал озноб, она видела пред собою страшное лицо со шрамом и дуло...

Вот, пуля настигла цели – её, молодой и красивой, больше нет... А оба мужчины ее оплакивают либо убивают друг друга тут же, на месте...

“А могло бы сложиться по-другому? ” – задавалась она безответным вопросом, и углублялась в своих “если” все раньше, и раньше...

Если бы смирила минувшим летом страсть и уехала в Париж... И вот, её дом теперь далеко во Франции, шевалье жив и продолжает её раздражать, а Александр тоскует по ней здесь...

“Вздор! – кольнуло её самолюбие. – Откуда такая уверенность, что он без меня жить не может? Это я решила разделить с ним все опасности, считая, что все одно под его защитой! А он... будто не замечал меня!”

Услужливо приходило свежее воспоминание, как волокли ее похотливые, грубые мужланы из нанятой банды, оскорбляя бранными словами, а любимый был занят дуэлью... И вот она замерла под смертоносным дулом, а он снова её не видит...

А что бы было, если б осталась в посольстве? Сейчас бы, несомненно, сгорала от беспокойства, ждала вестей...

И здесь сожаление о гибели Брильи давало трещину... Ведь это неравное побоище в дороге было неизбежно, с Анастасией Ягужинской или без! И даже сейчас, думая о шевалье с благодарностью, девушка не могла отделаться от выбора, и по-прежнему не в его пользу. О, с какой бы ненавистью она его приняла, кабы доложили о его визите, вместо Александра Белова!

И еще одну возможную картину отгоняла она с особенным ужасом: “Саша вместо шевалье... Спасает её от гибели и оседает ей на руки... Он бы тоже мог так сделать...”

И словно отгоняя это видение, вновь приходили досада и недоверие:

“А так ли это? Боялся ли он сам потерять меня, так же, как я его!!!?”

И, словно вдогонку этому странному вопросу, в голове назойливо возникал суровый вердикт:

“Саша не так уж сильно любит, коль больше не бережёт! Конечно, он не лишился доброты и благородства, но... Наверное, понял, что я теперь навсегда ЕГО – и телом, и душой, да успокоился, поостыл... Но как же с этим свыкнуться? Ведь я полгода считала его верным, преданным рыцарем! И можно ль теперь быть счастливой и страстной с такими сомнениями? И как ещё избавиться от стыда за дурное отношение к Сержу!!!?

Так и сидела Анастасия в забытье, тасуя в голове всевозможные “что, если бы”, поэтому сразу не услышала, как под домом шуршат соломой и похохатывают двое мужчин:

– Петр Федорович не в духе, ему невесту привезли, кузина его. Тощая, смотреть не на что, тьфу! Ну ничего, хоть развлечем его сейчас. Старье гореть весело будет! – говорил один голос.

– А уверен ты, здесь никого нет? А ну как душу чью загубим, потом являться будет? – опасливо произнес второй.

– Брось, хозяева давно померли, наследники за границей... Я знаю, где жечь, окна Петрушины на эту улицу смотрят. Обещали ему забаву, пусть любуется, а то, гляди, пойдет допивать без нас.

Снова второй заговорил со страхом в голосе:

– Все, готово! Жги! Да поехали отсюда! Если поймают, самих зажарят, не посмотрят, что наследника свита!

Очнулась затворница от треска соломы внизу и резкого запаха гари. Выглянула в узкое окно и увидела столб огня, поднимающийся прямо вверх. Вмиг проснувшись от своих дум, она вскрикнула, кинулась к двери и отшатнулась от дыма.

====== Зови, я удар отведу ======

Белов шел к пристанищу любимой, впрочем, не особо рассчитывая на ласковый прием. Погруженный в свои мысли, он не слишком смотрел по сторонам, идя по уже заученному за несколько дней маршруту.

Мимо него к дворцу пронеслась карета, из которой послышались голоса: «То-то сейчас их высочество насмотрится!» Откуда-то потянуло дымом. Саша поднял голову и обмер. Флигель, к которому он направлялся, был объят огнем.

Зеваки, окружившие дом, горячо обсуждали причину возгорания, никто даже не пытался проникнуть внутрь. Сквозь их голоса и треск горящего дерева ему послышался голос, который бы он не спутал ни с одним другим, и доносился этот голос со второго этажа.

Все говорили про поджог, ибо часть дома, вплотную примыкавшая к одноэтажной пристройке, оставалась еще целой, а остальные пылали, образовав огненную ловушку.

Гвардеец, сбросив тяжелый плащ, дернул с силой начинавшую тлеть входную дверь и ринулся в проем.

– Стойте же, сударь, гиблое уже дело, сами сгорите!! – безуспешно закричали ему вслед.

Ступени лестницы трещали под ногами, приходилось прислоняться к еще целой стороне стен. В камзоле было нестерпимо жарко, и Белов расстегнулся. Впрочем, облегчения это не принесло, ибо от едкого дыма стало трудно дышать.

Наугад влетев в одну из комнат, он увидел свою Анастасию – всю сжавшуюся в ожидании страшной гибели.

«Нужно позвать кого-то, но кого? , – перед этим в панике думала девушка, и вспомнила, что отослала Лизу домой за чистым бельем.

Жак хотел моей смерти, а, может, не зря? И напрасно, ох напрасно спасал меня Серж! Недолго пришлось пожить – а сейчас-то и спасения ждать неоткуда... Ведь сама закрылась, вот и возмездие настигло…

Александр писал, что сегодня аудиенция – наверяка они где-то во дворце, либо уже в трактире, отмечают свою успешную миссию... И зачем я ему сейчас, со своим настроением?

Неужели это – конец? И вправду, лучше была бы пуля!»

Девушка зажмурилась и мысленно прощаясь, представила дорогое лицо: “Прощай, милый Саша... Желаю тебе счастья...”

Где-то близко послышался кашель. И в этот миг в дыму, из проема двери показалась фигура, до боли знакомая.

– Откуда... ты… – только и смогла произнести Анастасия и кинулась к нему на шею. – Голубчик мой, Сашенька... – бессвязно бормотала она, поток слез вдруг полился из ее глаз. – Я не должна была... так... так странно, глупо...

–Успокойся, милая... Твоих слез все одно не хватит, чтобы потушить это безобразие, – быстро проговорил Белов, и прервался, задыхаясь от дыма, который изрядно вдохнул на лестнице. – Надо выбираться отсюда, слышишь?

Связав на талии шаль и прижавшись теснее к молодому человеку, она смело шагнула из комнаты. Однако лестница уже рухнула, оставалось только путь через окно.

Они пробрались, задыхаясь, через небольшой коридор к следующей комнате, пока не охваченной огнем, где окно было большим и выходило на крышу стоящей рядом одноэтажной каменной постройки.

Открыв ставни, Саша поднял Анастасию в окно, оставаясь сам на полу.

– Сейчас я опущу тебя за руки и ты спрыгнешь на вот эту крышу… Не волнуйся, все будет хорошо!

Но перепуганная девушка вдруг застопорилась и вцепилась в своего спасителя:

– А как же ты? Как ты спустишься, один? Послушай, Саша, я... Я наверное, совсем мало говорила, что люблю тебя! И мне не нужно это спасение, если с тобой что-то случится! – Она жадно всматривалась в его лицо на фоне подступающего дыма. Показалось, что при последней фразе он отвёл глаза…

Слушая этот сбивчивый монолог, Белов с беспокойством оглянулся назад. Комната была на удивление почти не тронута огнем, но, похоже, деревянная кровля тлела, уже захваченная пожаром. Ибо потолок предательски трещал над их головами.

– Послушай, Настя... Мы с Лешкой покидали дом в Цербсте с большей высоты, поверь, я сумею. Ну же, милая, решайся...

Вдруг кованая решетка мансарды с резким грохотом оторвалась от стены и полетела куда-то вниз. Анастасия вздрогнула и послушно перевесилась через подоконник.

Держась крепко за Сашу, она вытянулась во весь рост, стремясь как можно ближе провиснуть к спасительной опоре. Затем отпустила его руку и рванулась со всей силы в сторону.

Молодой человек едва успел вскочить следом, и, выгнувшись вперед, уже просовывал под оконный свод голову. И в этот момент прогоревший потолок таки рухнул, под ногами провалился подоконник, а просторное окно мансарды, оставшись без опоры, посыпалось на него.

Так и не собравшись в прыжке, Александр полетел вниз, под звон разлетающихся стекол, в последний момент выставив руки при виде застрявшей в крыше решётки. Её острые прутья приняли его внизу…

– Настенька, ты... – произнес он, медленно приподнимаясь. – Не ударилась? Иди... ко мне... – И тут же почувствовал, как что-то пронзительной болью дернулось в груди, а некая непонятная тяжесть мешает встать на ноги.

Саша невольно запахнулся, глядя в красивое, но измазанное лицо напротив. Оно плыло... вместе с чёрным забором, темными ветвями и серым небом.

Все это очень хотелось удержать... А эту девушку, с распахнутыми нежными глазами, радостно сжать в объятиях... И жить дальше, не расставаясь. Но всем этим желаниям угрожало что-то тягучее и жестокое...

Увидев прямо перед собой любимого человека, стоящего на коленях, Анастасия подалась вперёд, раскрыв объятия и тут же осеклась.

Саша смотрел на нее напряженно в упор, но лицо его становилось бледным, как полотно, а губы дрожали. Отчего-то он прижимал к себе кулак, стиснувший одежду...

– Почему у тебя... мокрый камзол? Это все ещё... мои слезы? – растерянно спросила она и медленно отодвинула его руку.

====== В отчаянии ======

Анастасию охватил безнадёжный страх... Он был страшный и липкий, как эта кровь на одежде, ладони и двух коварных остриях, от которых Саша только что остранился.

– Что... Как же это... Сашенька!

А сам он, начиная терять сознание, опускался на ее руки, и шептал:

– Ну что ты... Любимая... Все ж хорошо... выбрались... Теперь мы должны... должны...

Ее промедление перед окном оказалось фатальным. Сбывалось то самое, так упорно гонимое из недавних наваждений.

На мгновение у Анастасии все закрутилось перед глазами: застреленный Брильи, казнь матери и тут же – лицо Саши, бросающего в карету букет... Накатившая в этот момент на нее дурнота на удивление быстро минула, она не лишилась чувств, как бывало ранее и при меньших потрясениях. Ведь ранее всегда находилась опора, что решит и сделает за неё... А сейчас именно такой человек, уверенный и сильный, улетает куда-то в пропасть, а кругом лишь посторонние люди...

– Да, мы должны... быть вместе, много лет... Я люблю тебя... – шептала она, придерживая обмякшего на ее руках Белова.

“Нужно что-то делать... Я же так боялась этой ситуации в погоне, в бою, а теперь... Ничего не знаю, кроме простой повязки...”

“Неужели это конец? Так нелепо, на руках любимой... И что я за победитель? Обещал ведь счастливой сделать... Господи, обожди! Дай мне срок...”

– Сейчас, милый, сейчас... Все будет... хорошо, слышишь? Кровь течёт... немного... Просто надо остановить... – Анастасия обращалась к Саше, видя, как он неумолимо теряет сознание, прикрывая затуманенные глаза, а лицо приобретает серый оттенок. Затем лихорадочно сорвала с плеч шаль и перетянула торс, пытаясь прижать одновременно обе раны, что зияли прямо над грудью и где-то пониже. Шерсть тотчас обагрилась.

– Будет... обожди... – последнее, что ей удалось услышать перед тем, как раненый окончательно впал в обморок.

“Ищи! Ищи другой путь! Скорее! Господи Иисусе, подскажи моим рукам!!!”

Ее одежда была вся в копоти... Чистым был длинный подол сорочки, скрытый под поясом... Тонкая ткань легко поддалась первому же резкому рывку.

Вне себя от паники, Анастасия дрожащими пальцами прижала батист поверх той раны, из которой текло обильнее. Грозный ручей стал иссякать и это вселило веру.

На ее счастье, в толпе зевак, смотрящих на пожар, заметили, как пара покидала горящий дом. На крышу взобрались двое парней с досками, из которых соорудили носилки.

С большими предосторожностями Александр был спущен на землю, а затем, осторожно прикрытый своим брошенным плащом, перенесен в особняк Ягужинских. Лиза, увидев барышню в окровавленном платье, тихо охнула и с трудом упросила переодеться.

Тотчас кинулись за лекарем. Гоф-медика, опытного хирурга, хорошо известного в их семье, дома не оказалось... Как раз около часа тому он был непредсказуемо призван к Бестужеву, который, впрочем, не часто имел хлопоты со здоровьем. Но ждать столько, сколь угодно будет его задержать вице-канцлеру, было немыслимо.

Однако, у одного из прохожих, принявшего деятельное участие в помощи, остановился его знакомый – лекарь из Москвы, по имени Иоанн Аццарити. Этот напыщенный итальянец, представившийся доктором медицины, Анастасии сходу не понравился, он был каким-то холодным, и оттого ненадёжным. Но выбирать не приходилось.

Важно зайдя в дом и осмотрев пациента, Аццарити сразу же мрачно покачал головой.

– Изнутри не кровит – мда, свезло... Но, mama Mia, тут и снаружи довольно! Клянусь святыми, имеется инфекция! Так что вряд ли синьор выдержит. Но будем уповать на Всевышнего, все в его руках... – он перекрестился на католический манер, что добавило недоверия ещё больше.

– А вам бы милая, стоило бы отдохнуть, того и гляди, сами чувства лишитесь... Тем более, сие не для ваших очей таинство... Ступайте! – приговаривал лекарь, готовя свой инструмент.

Но девушка упрямо осталась неподалёку. Не до отдыха ей нынче, неужели он не понимает? Оставалось лишь смотреть, с тревогою и отчаянием, как любимый мужчина, ещё недавно принимавший её ласки, теперь полностью подчинен чужим рукам с их жутким, блестящим орудием.

– Синьорита, я не привык, чтобы мне смотрели в спину, когда я над раной... – нервно обернулся итальянец. – Лучше вам удалиться...

– Нужна мне ваша спина! – Ягужинская крепко стиснула пальцы при виде натянутых ремней, пригвоздивших раненого к кровати. – Всё что я желаю – облегчить страдания мужа... будущего. Позвольте взять его за руку!

Лекарь укоризненно покачал головой.

– А раз будущий – зачем страдания-то лицезреть, право? Поберегли бы хоть до брака высокие чувства... Конечно, ежели свершится чудо, и он выживет... А уж Spiritus понадежней будет ваших тонких пальчиков...

Она в ответ промолчала, не было сил вести этот странный спор с этим циником... “Будущего... Будущего...” – это слово зацепилось в мыслях, как заклинание...

Потянулись долгие часы, а состояние раненого становилось только хуже: из швов без конца сочилось и поднялся жар.

Чувствуя, что все очень плохо, Анастасия неистово молилась, умоляя Господа не отбирать у нее любимого человека. Слова молитвы путались вперемешку с ее собственными речами, то и дело обращенными к посеревшему лицу с нездоровым румянцем.

– Какой же беде мы обречены? Неужели нам так мало было отпущено... Господи, святый боже, помоги ему!

– Все эти страхи открыться миру, ожидание на брак, как это сейчас кажется глупо... Правда, милый? Ты помнишь наши встречи, Сашенька? Мы же были... так счастливы!

Вспомнилась тут же осень, когда влюбленные, уловив случайно одновременный отпуск, уезжали в карете к Петербургским околицам, не смея показаться на любопытные глаза. Поцелуи, объятия, взаимные нежные взгляды – как же это было прекрасно!

Однажды начался сильный дождь и они укрылись в маленькой церкви на окраине. Пожилой священник приютил их на время непогоды, угостил травяным чаем.

От батюшки веяло таким спокойствием, пахло ладаном и чем-то еще, и в этот момент они оба, не сговариваясь, посмотрели в сторону лежащих неподалеку венчальных венцов. Что удержало их тогда обратиться с просьбой? Вряд ли бы им отказал этот добрейший старец. Наверное, Александр посчитал, что она хочет иного, признанного всеми торжества, а она не решилась попросить первой о тайном сочетании. Ах, если бы не их смущение и это законопослушание, будь оно неладно! Не было бы тогда этого бегства от навязанного свыше брака...

– Ну зачем я вообще приняла этот фрейлинский шифр? Разве нужны были мне эти сомнительные, рабские почести, эти глупые сплетни и подхалимство? Чтобы прелюбодействовать с суженым, скрываясь от всех? О Господи Иисусе, прости нам сей грех, и помилуй за то, что вовсе не жалею...

Заново смочив платок, она протерла пылающие лоб и щеки, и продолжила безответные вопрошения:

– А помнишь этот ливень, в октябре? Ты накрыл меня своим плащом, а с твоих волос и лица стекала вода, почти как сейчас... Я спросила, не замерз ли, а ты рассмеялся, мол, от простуды умереть уж точно не судьба... И часто уверял, что везучий... Наверное, так и было... Пожалуйста, миленький, пускай твоя удача опять поможет... Хоть бы одну соломинку, и я тебя выхожу...

Все, что следовало в памяти далее, было и прекрасным, и драматичным.

Их “первый раз” во время охоты, о, с каким наслаждением они ласкали друг друга! Словно Всевышний оберегал их тогда от разоблачения, уводя в сторону одурманенных от пьянства их преследователей, давая им познать друг друга в полной мере.

Пока не явились наследник с дружками... И как же им, умиротворенным от страсти, хватило сил противостоять наглости этих бесцеремонных болванов...

Их гнусные, дурные голоса... – где-то она слышала их совсем недавно. Что-то кольнуло в голове при упоминании того конфликта. “Боже мой... треск соломы... неужели... ” – сердце её сжалось, мысли сменяли одна другую, но не поглощали её тревоги, а лишь наполнили яростью: “Так вот что было уготовлено от этих негодяев! А может быть, это воспаленное воображение? Нет, не могу сейчас думать об этом! Я сожгу себя ненавистью, если это правда – а мне покамесь должно рассудок сохранить, это нужно для Саши!”

Брильи, его преследования, и затем самоотверженная гибель все ещё вспоминались болезненно... Хотя боли от потери и не было никогда, скорее сожаление о его трагической кончине... И ещё немой вопрос, который нынче разрывал душу – неужели, чтобы поверить в чувства мужчины, требуется его смерть?!

Трудно простить себе неприязнь к человеку, что принял твою пулю – право, это слишком высокая цена для примирения! Но ещё труднее простить свой стыд за любовь к Александру, потерять которого просто немыслимо!

“Ужасна была ошибка – отталкивать его, отравляя обоим возвращение, сомневаться, и невольно устроить испытания на преданность! Что ж, он тебя спас. И, наконец, удостоился слов, которых и так заслуживал... Что ж, радуйся, что в нем снова убедилась! А заодно – что не погибла в пожаре! Вот только сгореть мне без огня, если его не станет...

Прошу тебя... Я более не усомнюсь... Только живи...

Но несмотря на ее мольбу, к утру горячка усилилась и Саша заметался по кровати, все бормоча, что им срочно куда-то идти... Это сразу привело к новой кровопотере из свеже заштопаных ран.

– Жар его слишком тревожит... – Покачав головой, лекарь влил раненому остатки флакона, что ещё вчера был полон. А спустя час потрогал похолодевшие, бледные щеки. – Вроде пока остудили, хорошо... Но Salix Alba в расходе, надобно пополнить...

И в какой-то момент Анастасия с тяжёлым сердцем отлучилась отправить Ивана – самого шустрого из слуг, к аптекарю – купить нужные лекарства да бинтов побольше.

Правда, пришлось объяснить дотошному парню, что страшные названия по-ненашему не означает неведомую итальянскую отраву, дабы окончательно извести их благородие, а уж аптекарь латинские письмена как-нибудь разберет без Иванова участия. Но в душе она понимала его недоверие к лекарю, который призвал в сиделки постороннюю женщину, презрев местную челядь.

– Вижу, барышня, как тяжко вам с этим сычом, прости Господи... Никакого утешения от него... Вот ежели кто бы поддержал вас, добрым словом и делом... Может, друзья его найдутся... – покачала головой горничная, что как раз, улучив момент, кормила свою хозяйку на ходу завтраком.

И Анастасию осенила мысль начертать записку Оленеву, который проживал по пути. Иван получил строгий наказ передать через слуг, не задерживаясь с покупкой.

Возвращаясь в спальню, она буквально налетела на ту самую сиделку, весьма перепуганную.

– Сударыня, господин Аццарити не чувствует пульс, он весьма сожалеет... Я соболезную вам, голубушка, ваш жених был столь молод... – Женщина сочувственно всхлипнула. – Вам... следует распорядиться... Ах, да ещё с вечера следовало причастить...

====== Любовь против смерти ======

Анастасия не помнила, как ринулась к двери. Кажется, она оттолкнула эту причитающую недотепу, освобождая проход.

Итальянец, увидев ее, развел руками:

– Сударыня, я ничего не обещал, все в руках Всевышнего… Он возвел глаза вверх.

– Неправда! Он не допустит! – Выкрикнув в ответ, девушка кинулась к неподвижно лежащему Александру. И уже не думая о ранах, обхватила его, осыпая поцелуями и с ужасом прислушиваясь к сердцу. Совсем недавно ей счастливо слышалось его биение… Оно и сейчас было совсем близко, такое дорогое, но стихшее…

– Сашенька, я умоляю! Не умирай, живи! Не бросай меня, Саша!

А сам раненый в то же время ощущал, как его уводят за руки двое неких ему знакомых, вооружённых мужчин. Один из которых усмехался из-под чёрных усов – то добродушно, то зловеще. Идти не хотелось, но эти враждебные люди несли после телесных страданий облегчение… И тут же, следом, увидел себя, в подтекших повязках… Над которыми склонилась его возлюбленная… И все плачет, зовёт…

«Она просит меня остаться… Надо остаться…» – эта мысль прорвалась из замирающего сознания и вдруг он почувствовал, что просто лежит в постели… Его никуда уже не вели… Да и шевелиться снова стало больно…

Анастасии казалось, будто целая вечность прошла в этом отчаянном порыве, как вдруг раненый издал глухой стон. Её губы ощутили отчетливый пульс.

– Прошу тебя, живи… Ради меня, ты же все можешь… – она уже шепотом твердила, проводя по его голове.

Сконфуженный своей ошибкой лекарь покачал головой.

– Что ж, мои поздравления, сударыня, обошлось. Всемогущая сила любви творит порой чудеса. Но увы, ненадолго… Миазмы проникли внутрь, и тут уже не справиться. Вопрос часов… ну, разве пары дней. Право же, вы просто задержали мучения…

Анастасия подняла на него заплаканное лицо. Ей показалось, иль в лице его проскользнуло злорадное снисхождение? Ведь его чванство только что потерпело крах?

– Вот что, сударь! Это вы, именно вы, за все в ответе! Почему случилось заражение? И что это за лекарство, если стало только хуже? Почему вы хороните пациента, не нащупав пульс! Да неужто я понимаю в спасении больше вас?

Итальянец невозмутимо поднял брови, успокаивающе придерживая её под руки.

– Вы чересчур взволнованы, синьорита. Я понимаю, вы испытываете сильные чувства к этому юноше. Но есть факты. Возможно, ваши нежные ручки занесли заразу уличной перевязкой? Да и прутья-то не были чистыми, и оба вы из пожара, а не из бани, пардон…

И он надменно добавил:

– Странно вообще, что молодой синьор до сих пор жив. Вы не можете обвинять медицину в том, где она, увы, бессильна!

Негодование Анастасии, накаленное перенесенной истерикой, достигло предела:

– Замолчите! Немедленно делайте что-нибудь, слышите! И знаете, что… мне терять нечего. Если что, я пристрелю вас, самолично! Я владею оружием, так и знайте!

Ей показалось, или по лицу Белова взаправду пробежала тень улыбки… Нет, это все ее больные фантазии…

«Странные они все здесь, что дворянка, что дворовая. – подумал про себя мужчина, впрочем, не особо испугавшись угроз. – Пока эта нежная особа отойдёт от горя – не до стрельбы ей будет, чем бы не владела…»

Однако, недовольно засопев, стал заново промывать скальпель.

Он так и не привык к этой стране, с тех пор, как поступил на русскую службу еще при Петре. С громким и многообещающим званием «доктор медицины», в числе прочих иностранцев, свозимых подымать российскую науку.

Врачевание никогда и не было его пристрастием, все больше анатомия и прозекторское дело (прим. «патологоанатом»).

И дальше бы научные вскрытия проводил, ежели б не улыбнулась удача попасть в действующую армию Миниха в должность генерал-штаб-доктора, с приличным жалованьем. Да вдруг не понравилось фельлмаршалу, что люди в войсках что-то сильно часто от хворей мрут.

С тех пор удача отвернулась от Аццарити, был он отстранен от армии и отправлен под арест за «неисправность». После ареста пришлось в Москву уехать да перебиваться частной практикой, к которой душа и не лежала. Не любил он живых пациентов да их родственников со своими истериками.

«А уж здесь, в этом доме, совсем все сложно. Даже прислуга искоса волком смотрит, не доверяет. А с хозяйкой одни хлопоты. Не отходит ни на шаг от своего ненаглядного, да все ей не так… Девчонка думает, раз кровь остановила, теперь поучать может. Уперлась, видите ли, больной не желает по доброй воле глотать микстуру от жара – а, значит, она вредна. Право, что сей несчастный может не желать? Смех один!»

Прошло ещё несколько часов. После прочищения раны воспалились вновь, и горячка нахлынула с новой силой.

– Огонь… пекло везде… сгораю… Настя, беги, прошу тебя…

Понимая, откуда этот самый огонь, она то и дело капала из ложки воду в пересохшие от жара губы, меняла мокрый компресс и все шептала, пытаясь удержать от лишних движений:

– Сейчас потушим, станет легче…

Как и сетовал лекарь, Анастасия действительно боялась впредь отлучиться. И сидела рядом с любимым, гладила по руке, прислушиваясь к неровному дыханию и неосознанным стонам. Ей казалось, что отойди она хоть на час, минуту, он позовет ее или уйдет навсегда.

И вдруг она встрепенулась, услышав рядом позвякивание. Подставив сбоку посудину, итальянец заносил над предплечьем пациента ланцет.