Текст книги "Судьба, разбитая о версты (СИ)"

Автор книги: Kontario2018

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

– Чтобы там ни было, Лукерья, я благодарна вам за правду. Что же, прощайте, и... спасибо вам. Вернули самой себе..

А после поднялась и закрыла лицо руками.

– Почему же он столько молчал, а после взял и согласился в последний момент? Три месяца ожидал, что я просто поверю? Тому, что стало очевидно только сейчас?

Но для этого надо было оставить подозрения, гордыню и просто доверять любимому человеку – а смогла бы я?

Просто взять и не поверить, что Саша, всегда сохранявший ясную мысль во хмелю, вдруг напивается так, что падает в постель первой встречной куртизанки? А после еще и придумывает мигрень, ради снисхождения, что всегда отвергал?

Вот откуда эта язвительность! “Да и впредь больше не унижусь – слово даю...”

Ведь он и так вечно скрывал усталость, опасные стычки и последствия... Чтобы однажды на откровение услышать циничную насмешку? А крепость!? Пока я трусливо избегала скандала, меня там ждали, целый тоскливый месяц!

Воистину, как же я жестока и несправедлива в своей гордыне... Дьявол Лимберт, что же он сотворил с нашей жизнью... Нет уж, нечего на покойника пенять, коль сама сотворила все это, упрямой, злой обидой...

Разве после этого меня возможно любить! Что же теперь делать?!!

Она оглянулась на церковь.

– Исповедь? Просить прощения за свои грехи? Рядом с падшей Лукерьей? Кто из нас ещё ниже пал... Что ж, это ещё успеется, для Господа у меня теперь много времени...

Но годы, может, целая вечность пройдет, прежде чем я смогу искупить свою жестокость, и ответить на то признание, которое так бестолково вчера оборвала... А будет ли это еще нужно?

И что с ним вообще может случиться, пока я буду ждать его возвращения?

С этими мыслями Анастасия дошла до своей кареты и вдруг поняла, что не сможет вернуться домой, разговаривать, дышать, есть, просто жить, пока она не вернет Саше ответ...

Сонный кучер, которого ни свет ни заря заставили править лошадьми, дремал на запятках.

– Матвей!! Она вскочила в карету. – на Московский тракт! Скорее! Умоляю, гони что есть силы! Я должна... обязана догнать... – ее душили слезы.

– Неужто, барина догнать хотите, что же, забыл он чего? Уже четвёртый час, как увезли его, сердешного, в казенном экипаже. На выезде из города кортеж ссыльных они должны были встретить...

– Его самого, да только это я кое-что важное забыла... Прошу тебя, сейчас же гони!

– Барыня, голубушка, дык запрягали одну лошадку, недалече ведь тут было, до храма-то... Не выдержать ей долгой дороги... Может, вернее домой заехать, четверку накормить, как следует, да запрячь... Авось, на завтра и догоним...

А то, может, и задержались они где, народу ведь у них много.... Да еще, говорили, казаков разных да купеческих людей встретить по пути собирались...

– Ах, да не могу, не могу я ждать! – воскликнула женщина. – Кабы точно знать, какой дорогой они дальше поедут? Давай уж, миленький, поскорее... как можно скорее...

“Что с ним сейчас творится после нашего разговора?!!” – думала она, вспоминая натянутый голос Белова после ее злополучного прощения, с беспокойством считая верстовые столбы, которых было пока так мало...

Матвей гнал бедную лошадь, что есть силы. Вот и первая станция, на которой рассказали, что конвойный кортеж проезжал здесь три часа тому. Но жеребец их, едва остановившись, пал почти замертво...

С отчаянием глядя на лежащего в дорожной пыли коня, молодая женщина вдруг поняла, что денег при себе у нее было только на свечи и подаяние...

Поругав себя за то, что не послушалась верного совета кучера, она сорвала фамильный перстень, доставшийся от матери.

– На-ко, заложил его на рысаков, да чтоб были порезвее...

====== Прощание ======

Александр ехал в карете вместе с офицером, что сопровождал ссыльных солдат, а по сути и его самого – командированного, а на деле такого же сосланного. Притом одним служивым предстоял острог на Камчатке, а избранные поступали под его командование на освоение Алеутских островов.

Услышав позади цокот копыт, врывающийся в разномастные звуки их кортежа, Белов равнодушно глянул из окна. “Карета, точно как наша. Бывает же... ” – он уткнулся обратно в приказы и карты.

– Стоой!! Куда обгонять! Не видишь, бесово отродье, военный кортеж!

– Сам стой!

Запыхавшийся Матвей осадил уставших лошадей, став на пути офицерской кареты. Конвойный офицер выскочил, возмущенный, требуя объяснений, по какому праву их остановили.

Голос кучера показался Белову знакомым и, неохотно оторвавшись от бумаг, он выбрался следом.

Матвей, завидев его, сконфуженно пробормотал:

– Александр Федорович, вы простите за такое свидание. Право, не по своей воле задерживаю...

– Саша!

Он обернулся и обмер. Из кареты выскочила его жена.

– Я не могла! Вот так тебя... отпустить! Без прощания...– она разрыдалась, повиснув у Белова на шее, и тайком от всех зашептала в ухо:

– Дурачок ты мой гордый... Ну зачем? Зачем ты себя опорочил?

Александр растерянно посмотрел на нее, предоставив свой камзол для потока слез. После мутных месяцев досады этот ночной разговор совершенно опустошил его.

Долгая дорога, опасности, новые, неосвоенные навыки ждали его впереди, всячески отвлекая мозг от всего больного. Благодаря природной пытливости, заставившей сразу же вникать в суть, смириться удалось... Почти.

Он на мгновение зажмурился. Перед закрытыми глазами блекло и растворялось любимое, но чужое лицо со зло поджатыми губами, произносящими незнакомые, отпугивающие фразы, что преследовали ежедневно...

“Это был просто сон, кошмарный сон... Я же люблю тебя...” – шептали ему остатки этого образа, превращаясь в привычную Анастасию.

“Но что же произошло?! Неужели? Она сама, наконец, меня поняла и поверила? Ведь это уже стало казаться просто невозможным!”

– Прости, но мы оба гордые. И мне казалось, тебе так проще будет расстаться...

– Нет!! Даже не смей говорить “прости”!! Это я о прощении умоляю... Чужих людей услышала, а самого близкого – нет!

Губы и веки его чуть дрогнули, скрыв мелькнувшее разочарование. Что ж, значит его честность оправдана по чьей-то сторонней воле – без доверия, которого он так бессмысленно ждал...

Но сейчас это не имело для Саши никакого значения – стоит ли перебирать, получая желанное? Любимые серо-зеленые глаза, полные слез, пронзительно смотрели на него, обезоруживая, как прежде.

– Знаю, что теперь не имею права... просить мне верить, после моей глухоты, но... Мне столько надо тебе сказать, объяснить! За каждый отнятый день!

Прошу тебя! Позволь хоть до завтра побыть с тобой рядом! До первой гостиницы! Умоляю, Сашенька!

– Сударыня, уж не предлагаете ли вы мужу дезертирство? – глухо кашлянув, о своем присутствии напомнил сопровождающий Белова лейтенант, резко ворвавшись в её монолог.

– У нас отряд ссыльных, видите ли... И приказ обязывает вашего супруга следовать в его составе. При всем прочтении к его чину, однако я имею распоряжение при попытке побега...

Белов, выйдя из оцепенения, отстегнул шпагу и протянул лейтенанту.

– Сообщите обо мне куда угодно, подайте в розыск, если я не встречу вас наутро. Слово дворянина, я не сбегу! Иль можете считать арестованным заранее.

Лейтенант выдержал его прямой взгляд и, отстранив от себя эфес, отвёл гвардейца в сторону.

– Да я и так вам верю! Но ведь оба рискуем! Если вдруг фискалы – мне придётся вас выдать. Не обессудьте, капитан. Вы сами понимаете, хотя бы, что эта ваша отлучка – нелепая блажь?

– А вы понимаете, что эта отлучка судьбу решает?

Клятвенно заверив, что несомненно присоединится к служебному экипажу в назначенном городке, Белов пересел в свою домашнюю карету, где можно было в полной мере наговориться за долгие дни безмолвия.

– Как же я тебя ждал... Как ждал! – прошептал Саша, когда, забравшись внутрь, заключил жену в объятия.

– Считай меня ослом – упрямым, строптивым... Но вчера мне так не хотелось получать прощение ни за что!

Анастасия гладила его по голове и продолжала сбивчиво:

– А себя мне кем называть прикажешь? Я же очерствела будто! О, если б ты знал, как от себя самой было тошно! Только ненавидеть все не выходило, никак...

Она стыдливо покраснела и всхлипнула.

– Душа и тело все к тебе все просились, никому не давались больше! Верь мне, умоляю, я же тогда в Стрельне, отбиваться пыта...

Саша закрыл ей рот поцелуем.

– Я слышал твой зов! Верю тебе, просто верю!! И все, довольно о подлеце!

– Но я должна была это сказать! Хоть не имею права на твое доверие... Вправду, не имею. Как и на то, чтобы ты покрывал меня на допросе.

Ее пальцы перебирали петлицы на его камзоле, хотелось говорить и говорить, теперь уже все равно о чем.

– Сама не знаю, как вообще эту дружбу терпела! Подлец он, подлец... самый настоящий! Не только нас поссорил, даже за своими шпионил. Не чувствую я, видно, людей!

Белов тут же сопоставил, что говорил ему Лядащев и испытывающе посмотрел на вмиг смутившееся лицо жены.

– Постой! Но откуда ты знаешь, что он шпионил?

– Я просто... слышала об этом. Это неважно, Сашенька, в сравнении с остальным! Просто сплетня... Обними же меня крепче, не отпускай! Ни за что не отпускай...

– Не отпущу я, но мне это важно! Эта сплетня меня от бесчестного наказания спасла! Настя! Умоляю, объясни, я... должен знать, кому обязан... Был некий агент Бестужева, откопавший эти сведения, ты его знаешь? – придерживая ее за плечи, Саша отстранился, испытывающе всматриваясь во взволнованное лицо.

– Знаю его, конечно. Сие – Белов некто...

И под его недоуменным взглядом женщина улыбнулась.

– Ведь ты сам и раскрыл эти игры подковерные... за камзол тряхнув, помнишь? Ты же неисправим в своих навыках!

И потом – наш вечный счастливый случай! То подметное письмо осталось кому надо показать.

– Так это ты донесла... до Бестужева? – оторопело взлохматив шевелюру, пробормотал Саша, и тут же прижал её ладони к своему лицу.

– Защитила меня, выходит... А я ведь столько надумал... Настенька, дорогая моя! Да мы оба – пара неисправимых агентов!

– Надумали мы оба. Но мои ошибки ещё и жестоки – это много тяжелее... Пожалуйста, не спорь! – её пальцы провели по его губам, не давая возразить.

Саша покачал головой. Взгляды их встретились, досказав остальное:

“Я любила тебя нечестно, и теперь мы оба это знаем. Но я изменюсь и всё воздам! Лишь поверь и возвращайся!“

“Я не могу тебя не любить, хоть и знаю теперь, что счастье зыбко. Но мне не нужны твои покаяния, искупления – просто люби меня, как умеешь!“

Поменяв на следующей станции лошадей, они вскоре доехали до Н-ска, где по недавним воспоминаниям была сносная гостиница.

Едва сдерживаясь от страсти, пока хозяин не провел их в комнаты, они тут же замерли в поцелуе, лишь только за ними закрылась дверь.

– Как же я могла-то без тебя! – шепнула Анастасия мужу куда-то в висок, теребя его волосы.

Белов замер на миг с закрытыми глазами, когда она, приподнявшись на цыпочки, прижалась губами к его векам, и тут же подхватил на руки, крепко прижав к себе.

Толкнув дверь в спальную комнату, Александр опустил женщину на ложе, срывая с себя камзол, рубашку и потянул тесемки её платья.

– Неужто я бы уехал без твоего... прощального подарка...

Он шептал и распаляясь все больше, покрывал поцелуями ее грудь, освобожденную от лифа, и гладил по обнаженной спине, отчего женское тело привычно пронзило дрожью.

Стремительно избавляясь от бремени одежды, мужчина и женщина отдавались друг другу с какой-то болезненной, неутоленной нежностью.

Поддаваясь порыву вновь и вновь, они задыхались, словно пытались насытиться друг другом за все потерянные мгновения, и на годы вперед.

Умиротворенные и уставшие, они уснули в тесных объятиях, так и встретив видневшийся через портьеры рассвет.

Анастасия проснулась немного раньше, в полусне потеревшись щекой о знакомое твёрдое плечо.

“Саша... давно ты мне не снился так счастливо...” – произнесла она сквозь сон, но, приоткрыв глаза, вспомнила все.

И, словно желая задержать неумолимое наступление утра бесконечной разлуки с любимым, принялась покрывать его поцелуями.

Боже, как же этого не хватало! Когда, укладываясь уставшей после бессмысленных дневных похождений, она в тревоге просыпалась ночью, и видела в постели рядом с собой пустоту...

Александр, загодя предупредив хозяина вовремя разбудить, теперь наверстывал сон после совершенно бессонной прошлой ночи. В полудреме он чувствовал прижатую к своему плечу щеку, распущенные волосы струились, приятно щекоча согнутую руку.

И вдруг услышал совсем близко тихое дыхание и произнесенное шёпотом свое имя. Просыпаться совершенно не хотелось.

“Кажется, я уже в пути... Или ещё нет? Но как же хорошо она снова снится!”

Вдруг плечо и рука освободились и тогда сон окончательно прошёл. И наяву пришли удивительные ощущения. Чьи-то губы так знакомо касаются груди и живота, а пальцы проводят по рукам.

В дверь настойчиво постучали:

– Господин офицер пробудить просили!

– Кажется, мне пора. Любимая... – глухо протянул он, открыв глаза, прерывая сразу и приятный сон, и явь. Но освободиться от ласкового плена все не решался, поглаживая её спину и талию, и чувствуя её касания каждым нервом.

– Я все понимаю, Сашенька. Но мне так тяжело отпустить тебя! И знаешь... Я поеду с тобой куда угодно – на Камчатку, на острова! Да, я буду сопровождать, как... в Пруссии.

Александр поправил падавшие на лицо жены пряди золотистых, встрепанных локонов и снисходительно покачал головой.

– Однако теперь я еду не в Пруссию, а в далекий, холодный край. Там почти нет лета, зима длится до мая, суровые ветра... Ты же не представляешь себе этого...

– Я все знаю, не говори ничего! Прочитала... про Беринга! Помнишь в библиотеке, в 44м? – она приложила пальчик к его губам.

– Ты, наверное, считаешь меня никудышней, безответственной матерью, и, конечно, прав, но... Скажи, кто поддержит тебя? Кто разделит с тобой опасности?

– Я не считаю тебя никудышней, Настя. Но ты, прочитав, не заметила главного: женщинам в этих экспедициях не место. Негоже рисковать, оставляя детей. Обещай мне, что не совершишь это безумие! – Сашин голос изменился, стал отрывистым, сам он испытующе посмотрел ей в глаза.

Понимая, что её муж непреклонен, Анастасия продолжила бессвязно, заливая его слезами.

– Я так истосковалась по тебе, и вот, когда мы снова вместе, я должна тебя отпустить? На край земли, я даже не буду знать, жив ли, здоров ли?

А вдруг простудишься, в какую драку с кем попадешь? И это все – возмездие, тяжкий крест за мою глупость, равнодушие?! Мне-то как жить с этим!?

И она вконец разрыдалась. В ее решимости разделить дальний путь не было места рассудку... Лишь исступленное желание чувствовать его рядом, и доказать, что любовь её жива...

– Ну что ты такое придумала, право! Глупости-то были общие, уж пояснили все... О моем здоровье ты и так замечательно позаботилась. Да и опасностей в столице тоже хватает сполна – ещё неизвестно, кому из нас тревог будет больше. А уж этот крест я сам пронесу как-нибудь...

Саша тесно прижимал ее к себе, гладил ее по волосам, успокаивая, как ребёнка.

– Но почему за все отвечаешь один ты, да так сурово? – воскликнула она на громком всхлипе.

– Так уж Богом задумано, милая. Я же не возмущаюсь, почему наших детей ты рожала одна, верно? – пошутив, он улыбнулся и оживился ещё больше.

– И потом... Ты и так будешь в моем сердце, вместе с ними. И не только там, взгляни!

Белов подхватил камзол, и достал из внутреннего кармана свой медальон.

– Ну, считай что ты за мной присматриваешь, а я за тобой! Вот так достану, посмотрю на твоё лицо, и вспомню, что... Например, надобно теплее одеться или в очередную драку не лезть!

Его весёлое лицо невольно ободрило Анастасию и она улыбнулась сквозь слезы.

– Храни его при себе, хорошо? Вдруг я и вправду буду сильнее тебя чувствовать...

– И когда-нибудь, когда я вернусь, мы снова заживем, как прежде, – он поцеловав ее губы, усилием воли, наконец, приподнялся, потянувшись за одеждой.

– Вот увидишь, еще в старости будем вспоминать, какими мы были...

– Глупыми, скажешь? – всхлипнула она, с трудом разомкнув свои руки, все еще касаясь его.

– Ну, было немного, – Саша улыбнулся, и, скрепя сердце, окончательно оставил их ложе.

Рука ее соскользнула вниз, и внезапно, вместо тепла дорогого тела почувствовала все тот же знакомый, омерзительный холод простыней, освещенных неумолимыми лучами.

Ночь воссоединения, вчера казавшаяся подарком судьбы, осталась позади, как и минувшие годы их любви и семейного счастья.

Эпилог

Экипаж, увозивший Белова в далекую экспедицию, который они догнали на следующем постоялом дворе, тронулся с места, через время превратился в точку и растворился за полосой леса.

Анастасия долго стояла, как вкопанная, всматриваясь с болью вдаль.

– Я все равно доберусь к тебе, а иначе как мне жить? – твердила она.

Но вскоре стало ясно, что ей не суждено воплотить это упрямое решение. Через 9 месяцев после Сашиного отъезда у нее родилась девочка, ровесница их разлуки.

Томившись в неведении после последней весточки, присланной с Камчатки, так и не зная, жив ли ее отец, она назвала дочь в его честь, Александрой.