Текст книги "Судьба, разбитая о версты (СИ)"

Автор книги: Kontario2018

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

– Да, представь, я видела все!!! И не только тебя одного! Наконец-то, раскрыли мне глаза, как ты “задерживаешься”!! А сейчас... я больше не желаю разговаривать. Я устала, и хочу спать!!!

Несколько секунд Саша смотрел на жену в замешательстве, затем, подобрав уже снятые вещи, отправился восвояси, процедив напоследок:

– Ну вот и мои раскрылись... кто я для тебя есть...

Он отправился в свою отдельную кровать, буквально валясь с ног, но расчитывая разделаться с этим странным делом после.

Оставшись одна, Анастасия отвернулась к стене и тихо заплакала, стараясь не всхлипнуть. “Как он мог! Так цинично удовлетворять свою похоть, а после всего этого морочить голову и требовать сочувствия... Да еще обвинять в напрасной ревности...”

Следующий день на службе был невыносим. Наказания подчинённых, которые будто с цепи сорвались... Осмотры караула, донесения начальству – времени и сил совсем не хватало. К вечеру хотелось лишь одного – поскорее добраться домой и поспать в ласковых объятиях. Но, понимая, что это невозможно, Белов, напротив, отправился ночевать в казармы.

А двумя днями позже уже окончательно оправившийся гвардейский капитан был вызван к канцлеру со срочным поручением. Необходимо было срочно отвезти пакет в русское посольство в Вене.

Он искренне недоумевал, отчего с этим не может справиться чин пониже, но ослушаться приказа все одно не мог.

На душе было неспокойно. Эта нелепая ссора с женой требовала от него действий, но каких? Самое простое – найти ту девицу. Чем-то ей так нужен был он, Александр Белов.

“Найду по приезде... – тщетно успокаивал он себя, пытаясь заснуть на постоялых дворах и, сам поражаясь своей наивности, с надеждой лелеял мысль: – А может, с моим возвращением Анастасия устыдится своего недоверия и оставит эту дурацкую историю?”

За что и как ему объясняться без доказательств, Саша не понимал... И, главное, как теперь самому свыкнуться с этой новой Анастасией, которая отказалась поверить и даже посочувствовать...

“А ты ещё, наивный дурак, боялся её волнений, только сетовал понапрасну...” – усмехался он, ругая себя за откровенность.

А порою задумывался о том, что можно было застать в аустерии, исходя из настойчивых упоминаний про девиц и того, в каком виде он обнаружил себя впоследствии.

“Что же она видела? Как могла она поверить в неверность? Неужто ей хватило какой-то непонятной сцены, пусть даже рядом с этой простолюдинкой, чтобы относиться ко мне, словно проходимцу?”

Вероятно, окажись на месте жены – он бы тут же перерубил все на свете – от поданых сосисок до хозяина этого мерзкого заведения.

Поверил ли в честность? А простил бы ее саму, если что? Наверное, это было бы очень больно, однако...

У Александра до сих пор стояло в глазах сцена, когда, едва очнувшись более 10 лет назад, он открыл глаза и увидел возле своего ложа свою любимую, измученную и встревоженную.

Ее нежность и самоотверженный уход вернули тогда его к жизни – и не в награду за свое спасение, а ради любви – до сих пор в этом и сомнений не было!

“Но ведь и Анастасия не может не понимать, как я преданно люблю? Что готов отдать за неё жизнь? Или давно уже сомневалась – просто незаметно?

Вероятно, это так – раз не может принять моё честное пояснение... И просить прощения – это значит хоть на толику признать, что способен глупость, которой не было...”

====== Круговорот ======

На следующий день после бессонной ночи, проведенной в слезах, Анастасия отправилась обновить наряды перед грядущими светскими выездами.

Благосклонно ответив на предложение графа посетить спектакль, она даже не задумалась, что отныне подчиняет свою обыденную жизнь совершенно постороннему человеку. Она не желала ни реагировать на сплетни, ни думать о репутации, принимая участие во всех светских забавах, что предлагал ей фон Лимберт.

Постепенно они сдружились, граф подолгу развлекал ее забавными историями из Венской жизни, интересовался местными обычаями и ошибками в своем русском. Анастасия исправляла его ошибки, заливалась смехом от шуток, но сердце ее оставалось ледяным, несмотря на пожирающие ее пылкие взгляды.

Общество графа иногда тяготило ее, его нарочито-случайные прикосновения вызывали только скуку, ибо она знавала совсем другие, страстные ощущения от близости любимого мужчины.

Даже Брильи, упорно отвергаемый ею когда-то, вызывал в ее 18 лет хоть толику эмоций. Либо ей теперь так казалось.

Граф был терпелив, даже странно терпелив, довольствуясь совместным обществом, милыми разговорами, якобы нечаянной близостью и нарочито затянутыми поцелуями ручки в границах этикета.

“Всему свое время, – думал он, – она пока еще слишком отстранена, а я еще не нашел для моей птички подходящей клетки, все равно добьюсь большего. ”

Тем временем, возвращение Белова из двухнедельной поездки оказалось столь кратковременным, что супруги даже не увиделись, ибо Анастасия как раз была в театре.

Даже не успев добраться домой, он отчитался перед канцлером и наведался в аустерию, однако никакой похожей девицы никто из присутствующих не знал. Хозяин, старый немец, бормотал о том, что-те не знает всех, кто снимает у него номера.

Буквально в тот же день весь двор с наступлением тепла переехал в Петергоф, и возможность искать что-либо, находясь вне столицы, практически отпала. По приходе он лишь расцеловал детей, и собрав вещи, срочно отправился в полк.

Завертевшись в вихре событий, новоявленная светская львица даже не заметила, как наступило лето. Дни ее были расписаны по часам.

Бывало, соглашаясь на очередное увеселение, она задумывалась, а не провести ли ей день дома, с детьми. Но стоило ей переступить свой порог, она снова вспоминала, как счастливо проводила здесь время раньше, и ей становилось тоскливо.

Сама себе не желая признаваться, но каждый раз, слыша цокот копыт под окном, или скрип открываемых подьездных ворот, она предполагала повинное возвращение мужа, которому никогда не оказывали в коротких отлучках домой.

Хотелось ли Анастасии увидеть, наконец, его на коленях, признающимся в случайных загулах, или же нет – во всяком случае, она не знала иного выхода для загулявшего супруга, что желал вернуть расположение.

“Веришь, милая, это было совершенно случайно, и всего пару раз, ну, три! Я люблю только тебя, а тут... словно какой-то бес меня попутал...” – так бы сказал ей покрасневший от праведного стыда Александр, хмурясь и покусывая губы.

И чтобы она ответила? Промолчала бы в знак примирения или залилась слезами, либо засыпала его обвинениями? А что же дальше?

Её стойкость и прошение о разводе, который перечеркивал крестом всю их жизнь и навсегда разводил порознь? Или вынужденное прощение, после которого он бы, наверняка, стал особенно ласков и внимателен, стараясь вернуть её доверие... Но ведь как прежде бы уже не было, а спустя некое время все бы повторилось и вошло в привычку?

Возможный ответ так и не был ею предопределен.

Скучала ли она по его объятиям, знакомым привычкам, острому словцу, да и просто по самому присутствию в доме? О да, это было нестерпимо! Иначе зачем бы ей было крутиться между бесконечными выездами?

Ведь для того, чтобы потешить уязвленную гордость, достаточно было лишь знаков внимания поклонника, не лицезрея до оскомины его самого и ещё множество иных, совершенно чужих людей.

Скучал ли супруг по ней? По всему казалось, что нет.

Стыдно сказать, но общение с детьми вовсе выводили оскорбленную женщину из равновесия, напоминая об утраченных иллюзиях. Видеть распахнутые глаза, унаследованные от отца, и слушать речи, беспрерывно напоминающие о нем же, было сродни пытке...

В результате они видели её урывками, очень скучали в обществе успевшей изрядно подустать гувернантки, которой пришлось теперь проводить время с шустрыми воспитанниками неотлучно. Сын был еще слишком мал для переживаний, но старшая дочь сильно расстраивалась, не понимая отстраненность матери.

Поначалу Софи казалось, что она вызвала ее недовольство своими шалостями, по крайней мере, так ей намекала гувернантка. Но шло время, она пыталась вести себя хорошо, а настроение не менялось и внимания было все меньше.

Вдобавок, отец был где-то в отьезде, и его отсутствие пугало еще сильнее. Конечно, он и раньше уезжал. Но тогда они думали о нем вместе, а теперь...

– Папенька скоро ли вернётся? Я так скучаю... – обратилась девочка к матушке, румяной и воздушной после приезда с бала. Но получила скупой поцелуй и невнятный ответ, дескать, его планы мне неведомы... и милой девочке можно найти себе утехи без отцовского присутствия... Но ведь в прошлом она никогда так не отвечала!

Но Анастасия, всецело поглощенная мероприятиями, все откладывала совместные выезды и домашние игры. Даже к Софье, своей давней подруге, она не могла поехать, а ведь ранее они часто, каждую неделю, встречались, урывали минутку для душевного разговора, безуспешно уединяясь от шумной детской компании.

А что ей теперь можно сказать? Выслушивать ее вопросы Анастасия меньше всего хотела. Правда, та однажды, отлучившись от только выздоровевшей малышки, все же сама ненадолго нагрянула к ней, что-то выспрашивая про странное поведение Александра, навестившего ее месяц тому. Но гостье некогда было уделить время, ибо она встретилась с нею уже перед выездом в музыкальный салон. И быстро поговорив, они распрощались.

О последствиях своего вызывающего поведения в обществе Анастасия иногда думала... Но отмахивалась, как от случайной дурной мысли, охваченная лишь всепоглощающей тоскливой обидой – на предательство и теперь ещё и равнодушие.

Как-то раз, приближаясь к кружку мило щебечущих о чем-то дам, она услышала обрывок фразы:

–...Да спровадила она в Петергоф своего гвардейца, ха-ха-ха... рога уж поди выросли, а он и знать не знает...

Увидев ее, сплетницы, тихо хихикнув, замолкли.

“Ну и пусть. Пусть докладывают, и пусть думает, что он в моей жизни не один. А измены – так никто даже доказать ничего не сможет! Моей телесной измены не было, и вряд ли будет – одни сплетни да подозрения... То ли дело его срамная выходка...”

Сопровождая Анастасию из очередного придворного театра, граф неожиданно сообщил ей новость:

– Сударыня, у меня для вас сюрприз. Наш посол, как вы знаете, слабый здоровьем... Он милостиво приглашен на лето на императорскую мызе в Стрельне, и в эту честь устраивает там небольшой праздник... Приглашен Великий князь.

“Еще Чертушки мне не хватало”, – подумала Настасья. Но в своей бешеной круговерти она уже не могла остановиться.

Только что вернувшись из Англии, ни о чем не подозревающий Никита Оленев решил навестить друзей и крестницу. Каково же было его удивление, когда он, прождав до вечера хозяйку дома, встретил ее выходящей из кареты с незнакомцем.

В первый момент Анастасия смутилась, увидев друга своего мужа, рассматривающего удивленно ее спутника. Потом собралась с духом, и, изобразив на лице сияющую улыбку, представила его.

– Князь Оленев... крестный моей старшей дочери. – недавно путешествовал в Англию... И вот, решил вспомнить про нас, это так любезно...

“Вот как интересно – не друг супруга”, – отметил Никита.

– Граф Юлиус Иохим фон Лимберт, мой... хороший знакомый.

Мужчины кивнули вежливо друг другу. Никита понимал, что она явно что-то скрывает и от этого переигрывает. Не привык он разговаривать с женой друга в официальном тоне, особенно после давних приключений. Да и крестил он их старшую дочь, так что, можно сказать, родственники. Сейчас же Никита почувствовал всем нутром некую отстраненность.

– По правде говоря, Анастасия... ээ... Павловна, я хотел бы пообщаться с вами лично, но.. сегодня мне не повезло. – он развел руками.

– Но ваших наследников я увидел, они пожаловались, что совсем не видят папеньку, сильно занят-де в Петергофе.

Признаться, мы уже решили совершить совместную дальнюю прогулку, я пообещал просить вас. Надеюсь, в вашей компании? С Сашей увидимся, а в дороге не скучно будет. У меня есть совершенно удивительные истории про туманный Альбион... Итак, вы согласны?

Уже в середине своей речи он понял, что нет, она не поедет туда ни с ним, ни с кем другим.

“Увидиться, значит... А вы уверены, что он будет рад? – зло подумала Анастасия, – право, как будто издевается...”

– О... Никита... Григорьевич, это милое предложение, но, пожалуй, я откажусь.. Завтра у меня вечером балет, потом я приглашена на бал к Н-ским, а потом... даже не знаю, как найти время...

– А Софии с Павлушей остается только общество гувернантки и нянек, не так ли? Вечный удел столичных наследников! И они его не избежали, как видно... – с неожиданным сарказмом заметил Никита. Но тут же перешёл к делу:

– Но тогда... Я все же настаиваю на этой поездке, они явно засиделись в городе... Говорят, императрица завела новые потешные фонтаны...

“Да уж, завертело тебя, Настасья, – подумала женщина. – Дети-то ни в чем не виноваты... Что ж, не буду препятствовать. Тем паче, друг непременно доложит, что я не страдаю одиноко дома... Пускай знает!

====== Подозрения ======

Получив милостивое разрешение, компания отправилась в путь. Дорога прошла благополучно, дети оживились, предвкушая встречу с отцом.

Саша, получив записку, пришел в гостиницу, где остановился Оленев и дети с гувернанткой и был почти сбит с ног стихией в виде кинувшихся ему навстречу дочери и сынишки.

Радость от встречи не скрыла от Никиты, как осунулся и потускнел его обычно жизнерадостный друг.

Когда мужчины ненадолго оказались наедине, Никита решил приступить к разговору.

– Саша, – начал он с паузой, – что у вас, черт возьми, происходит?! Я не могу узнать твою жену, да и тебя самого!

– Видишь ли, Никита. – Белов тяжело вздохнул. – У нас возникло недоразумение, странное, тяжелое недоразумение. Уж третий месяц тому пошёл...

И он кратко рассказал про аустерию, в которую его заманили с непонятной целью.

Оленев пораженно слушал, пожимая плечами.

– Я не понимаю... Черт побери, тебя не подменили часом в моё отсутствие, а, Белов?

– Жизнь наша принадлежит родине, но честь никому... – мрачно произнес тот. – Это тебя успокоит?

Князь покачал головой.

– Не то говоришь сейчас, дело нынче не в Родине, а в твоей жене. Да, хотя и в чести тоже! Тебя подставили, невесть кто! Грязно и подло! И её видимо, тоже. А ты торчишь здесь, который день... – он возмущённо обвел рукой ни в чем не повинный парк.

– Подставил? О да, я пытался выяснить! Но это всего лишь трактир, понимаешь? Простая, безымянная коммерция! Да там каждый день клубятся чьи-то тёмные дела да сводятся счеты!

Если б я понимал, кому сие надо было? Перешёл кому дорогу в должности – поздно больно хватились, спустя два года... Какой сержант несправедливо обиженный, так беззаконий вроде не учиняю... Да и не гвардейский это почерк, чтоб по семейным делам пакостить! Что ещё? Отверг чей-то праздный флирт? Ну мало ли, тех отвергнутых, никого же не опорочил? Нет у меня явных врагов, не-ту!

– Да черт с ними, врагами, Сашка... Ты вообще хоть раз пробовал объясниться с любимой женщиной, как умеешь ты сам, а не то полусонное тело с мутной головою под твоим именем? Хотя, кажется, я его перед собою и сейчас вижу...

Белов зыркнул на него, усмехнувшись.

– А ты полагаешь, я мог что-либо доказать? Вообще, открыть рот? Как ты думаешь, что я должен ещё объяснить женщине, которая настолько поглощена своей легендой, что ничего не слышит? И не просто доводов о верности, неет... Ей даже непонятна обычная просьба отлежаться в тишине! Каково, а? – Белов взмахнул руками, начиная заводиться.

– Быстро, однако, я лишился и понимания, и доверия! То есть, лишь только некая скоти... – он огляделся, увидев детей с гувернанткой на лужайке.

– Так вот, некая скотина устраивает для неё спектакль под названием “Блудник во хмелю” с демонстрацией меня мирно спящим черт знает где, и все!! Я получаю поток обвинений! Хотя, ей богу – всё, что я услышал внятного – это призыв идти, пардон, к своим девицам, да проспаться с перепою... Это мне-то!! Припомни, когда ты меня последний раз-то в перепое видал, а?

Никита хотел было привести некое сентиментальное воспоминание школьной поры, но не успел вставить слово.

– Итак, любимая, которая со мною прошла все, что угодно, за много лет, вдруг полагает, что я, значит, напиваюсь до блуда?! Да ещё когда и где – по пути домой, в трактире?!! Да я в долгих отьездах до сей пошлости не опускался!

А, может, меня 11 лет просто всерьёз не воспринимали? Да, если хочешь знать... для меня это неверие просто оскорбительно!

Вот скажи, мне после этого, может, на колени встать, да повиниться, что был коварно усыплен? Иль ты мне прикажешь роту оставить, чтобы еще раз послушать, что я негодяй? Благодарю покорно, брани мне на плацу довольно!

– А ну успокойся! – Оленев резко встряхнул гвардейца за плечи и тот, наконец, перевёл дух, понимая что парк для его бурных возмущений не пригоден.

– У чему весь этот поток вопросов, если ты до сих пор её любимой называешь? Видит Бог, Саша, ты страдаешь, и дети без тебя тоскуют...

– Прости, Никита, вывалил я много... Давно не говорил ни с кем начистоту... Живу здесь, как сыч какой, даже настроения нет на любезности...

Белов снова сник, кивнув на весёлую компанию гвардейских офицеров вдалеке, окруживших двух миловидных девушек.

– Пойми, у меня просто не хватает слов объясниться, да и свободного времени, прямо скажем... Что толку скакать туда-сюда, если тебя не слышат и не видят?

– Ах у тебя нет времени, да что ты говоришь?!! Ну, конечно, наш гвардии капитан ведь столь занят? Да ты вообще знаешь, с кем и как проводит время твоя Настасья? – вспылил сдержанный Никита, немало удивив Белова.

– Клянусь, если б я не знал ее тысячу лет и не видел еще год назад...

– Она ездит в театры, салоны... Это теперь ее жизнь... Я слышал, ее видели у Ш-вых. Да, и после Вены из-за театра дома не застал. Ну уж в этом-то странно ее упрекать...

Александр вздохнул. Конечно, фраза, услышанная недавно от одной из очаровательниц, показалась ему, правда, немного чудною. Молодая женщина, призывно распахнув глазки, таинственно поведала, мол, “супруга ваша намедни была столь весела, танцуя на балу, будто совсем вас забыла... И сие несправедливо, ведь столь привлекательный мужчина достоин большего внимания...”

Однако он настолько привык к женскому вниманию и просто бессмыслице светской болтовни, что лишь вежливо покивал, подумав, что с ним просто флиртуют.

– Салоны?!! Ты каждый день при дворе и совсем ничего не слышишь, кроме приказов?! Да я в Петербурге сразу от троих светских знакомых узнал, что... Словом, прости, Сашка, что говорю тебе это именно я... – Оленев вздохнул.

– Продолжай... Ее вмешали в какой-то скандал?

– Не совсем вмешали, но... Вообщем, Настасья твоя отнюдь не скучает без мужского общества, если хочешь знать. Ее всюду сопровождает австрийский аристократ, некто Лимберт, дипломат из окружения посла Естерхази. Неприятный тип. Но у вас явно с ним нашлись общие вкусы...

– Что? Какие ещё вкусы? Ты на что намекаешь? – Саша зыркнул на друга, напрягая скулы, затем повторил услышанное про себя и вспыхнул:

“Так. Обвинила в изменах меня, а сама, значит... Нет, этого просто не может быть! Это невозможно! Я никогда не устраивал сцен ревности, ибо знал, что другим светит не больше танца, любезной беседы, или поцелуя руки. Она же сама же хохотала со мной про неприличные комплименты, умоляя никого не убивать! Кажется, теперь придется умолять всерьез...

Но неужели я был так наивен, или просто доселе не встретился никто столь настойчивый, как Брильи? Боже правый, и снова иностранец? Это что, злая ирония?“

– Ладно, – гвардеец перевёл дыхание и хлопнул друга по плечу. – Немедля иду к начальству просить отпуск. Я здесь уже второй месяц безвылазно торчу!

Так, не пробыв в русском Версале и трех дней, они вместе двинулись в обратный путь.

====== Смертельная схватка ======

Приехав домой и оставив сына и дочь на гувернантку, Саша побежал по комнатам, как загнанный лев, в поисках жены.

– Где она! Где госпожа, отвечайте!

Он собрал на лестнице всю прислугу. Те, немного побаиваясь бешеного лица барина, нерешительно топтались и пересматривались между собой.

Наконец, нашелся смельчак, который произнес:

– Александр Федорович, только не гневайтесь, мы-то не знаем толком. Велено мне было лошадок запрячь до Стрельны. Анастасия Павловна туда уехать изволили, почитай часов 6 назад. Праздник у них там какой-то, ее... – он запнулся и нерешительно покосился на остальных, не зная, говорить ли далее.

Саша встряхнул его за кафтан: – Ну же, что Её? Ее кто-то сопровождал?! Говори!

– Барин, голубчик! Не бейте только, как на духу скажу. Бусурман заграничный, не знаем, откуда он и взялся на голову, пригласил он барыню туда, уехала с ним и камеристкой!

– Коня нового мне готовь! Быстро!!! Моего напои с дороги. Немедля, я сказал!!!

Белов не помнил, как он доскакал до Стрельны, почти повторив только что преодоленный маршрут. Только из Петергофа он неспешно сопровождал верхом карету с детьми, а здесь взял сумасшедший галоп. Казалось, его горячность передалась коню, и он не подвел хозяина, доставив его с максимальной быстротой.

Остановившись возле скопления карет, Белов спешился и устремился за гостями.

На входе была суматоха, встречали цесаревича Петра, который, выйдя из кареты, устроил какую-то шумную потеху, чем привлек ещё больше внимания.

Удачно пробравшись через зевак, Саша направился к дворецкому.

– Сударь, у вас есть приглашение? – спросил тот, смерив подозрительным взглядом взволнованного гвардейца.

– Какое еще приглашение! Здесь моя жена, ее имя Белова Анастасия Павловна, мне нужно забрать ее. Где она?

– Есть одна дама с похожим именем, но она не предупреждала про мужа, ибо была в ином сопровождении... – произнес дворецкий с едва скрываемой ехидцей. – Эй, постойте, вы куда!

Анастасия в этот момент сидела в библиотеке, удалившись от гостей с бокалом шампанского, машинально взятого с разноса.

“Что я делаю здесь, в этом чужом месте, и куда я стремлюсь убежать... Нужно сейчас же вернуться домой... Дети, верно, уже приехали из Петергофа и ждут меня, переживают... А если они еще не вернулись? Может, поехать туда, к ним? Это же совсем рядом, час езды. Но ведь и ОН совсем рядом, только вряд ли хочет встречи ...”

Находясь здесь, довольно далеко от дома, она каким-то чутьем почувствовала себя в ловушке. И уже вознамерившись уехать, потянулась за своей бархатной сумочкой, но услышала у порога шаги.

Лимберт приблизился к замеченной комнате в сопровождении своего верного слуги.

Он уже давно тяготился этими затянувшимися ухаживаниями. Была подготовлена прекрасная почва для того, чтобы вожделенная дама почтила его вниманием. Но что-то от него постоянно ускользало. Красавица могла щебетать, весело заливаться смехом, при этом оставаясь холодной и неприступной, как скала. В глазах ее временами проглядывала тоска, никак не совместимая с ее поведением.

“Пора бы нам перейти к другим отношениям, более удобного шанса не будет”.

– Нам не мешать, стой здесь и не впускай никого. Скажи, граф с дамой заняты и не хотят никого видеть. – отдал он указания и вошел в комнату.

– Я искал вас, сударыня, – услышала Анастасия вкрадчивый голос. – Вы так быстро уединились, так не украсив собою наше общество. Великий князь весьма заинтересовался, узнав, что вы здесь. Но, впрочем, так ли нужно вам его общество, когда я рядом...

Левая рука протянулась к ее плечу и чуть сжала его. Женщина невольно отстранилась.

– Что же вы так терзаете меня, дорогая... Ну же, откройтесь мне, наконец, я так долго вас ожидал!

Он неожиданно обхватил ее правой рукой за талию, и впился ей в губы, затем перешел к шее.

К этому моменту, пронесшись мимо гостей и не найдя среди них жены, Белов кинулся по всем комнатам, попутно спрашивая всех на пути. С трудом, с помощью лакея, разносчика шампанского, он был направлен в нужный коридор.

– Сударь, это лишнее.. Мы... мы занятно проводим время, но об иных чувствах, нежели дружбе, и речи нет...– успела только сказать Анастасия, пытаясь отстраниться, но не тут то было...

– Любовь придет потом, а сейчас...

Одна рука опустилась к лифу платья, а второй были ловко распущены тесемки корсета.

“Зашло слишком далеко... Это нужно остановить! Я и этот чужой человек? Но ведь я сама довела... Это немыслимо...”

– Пустите меня! Я не хочу! – выкрикнула она, почувствовав руку на своей груди.

– Бросьте, сударыня, не волнуйтесь – никто не потревожит нас! Муж далеко... гоняет караульных... А впрочем, час поздний, значит, фрейлину какую ублажает... – мокрый рот впился поцелуем в ее губы.

– Вам что за дело!? – собравшись с силой, Анастасия оттолкнула мужчину, ослабившего хватку и брезгливо вытерла свое лицо. Глаза ее зло сверкнули.

– О, как же вы прекрасны в гневе!!! Моя прелесть! Но зачем так обижаться – обычная гвардейская жизнь... Да и нужен ли вам супруг, когда есть я.... – австриец дышал прямо в лицо, похотливо осклабившись...

Выхватив правую руку из-под сжимающегося кольца обьятий, она пошире размахнулась влепить пощёчину, но ее поклонник ловко увернулся, обхватив крепко за плечи, не давая более вырваться.

Возле двери слышались возмущенный крик слуги и грохот от удара сапога. Лиф платья сползал вниз, угрожая вот-вот обнажить грудь...

– Нет!! Нет!!! Оставьте меня!!!

В этот момент дверь с шумом распахнулась, хлопнуло от сквозняка открытое окно.

– Отойди от нее, сволочь!

Чьи-то руки вцепились в ее назойливого поклонника, и отбросили, он отлетел в сторону, по дороге перевернув банкетный столик с шампанским.

– Oh, Hölle! – выругался тот, – что это значит! Франц! Я же сказал...

Перед Анастасией стоял ее муж, пронзительно впиваясь глазами в ее распотрошенный наряд... Лицо было перекошено гнева, губы сложились в презрительную гримасу... Как же она отвыкла от него, а таким и вовсе не видела никогда...

– Во-он оно как... да ты, я вижу, быстро нашла мне замену, не ожидал...

Саша пытался справиться с потрясением от увиденной сцены.

– Александр, как ты здесь оказался?.. – дрожащий голос удалось сделать надменным. “Господи, ведь я ревности и добивалась, но не этой же грязью!“

– Прости, что прервал твой досуг, но, видишь ли... Я покамесь имею право знать, с кем так сблизилась моя супруга!

– Я не переходила черту, как ты, хотя думай, что хочешь! Я не стану перед тобой оправдываться, – воскликнула Анастасия, оправила, как могла, платье и гордо подняла подбородок, – но теперь ты видишь, каково мне было там, в аустерии!

– О твоей черте ещё поговорим! – рявкнул Белов. – К барьеру, сударь!

Австриец, отправляя сбитый набок камзол, поднялся с пола и хмыкнул: – Я готов принять извинения за ваше вторжение, но... Я иностранный дипломат.. и есть правила...

– Указывать на правила вы будете у себя в Австрии, если доберетесь. Вы сейчас в России, и покушаетесь на честь моей жены! Сатисфакция будет здесь, немедля! – в запале крикнул Белов сопернику и чуть не вытолкал его к выходу.

Граф снисходительно поморщился. В исходе дуэли он не сомневался. Школа итальянского фехтования у лучшего наставника, да бывалые конфликты на почве прекрасного пола (до которого он всегда был охочий, не делая разницу между замужними и нет) давало ему повод гордиться собою безмерно.

Поверхностное досье на соперника сложилось у него из случайных отзывов.

“Что может сделать мне этот русский гвардеец, у него вся жизнь – караулы, карточный стол, да семья... до недавнего времени – хмыкнул пол себя Лимберт. – В дуэлях на службе вроде давно замечен не был. Да, неприятно... – придётся сделать эту строптивицу вдовой своими руками. Конечно, лучше было разобраться с помехой в виде мужа потом, окончательно поладив – имелись для этого нужные люди... Случайная встреча на улице с пулей... И нечаянная вдовушка вскоре вступает в новый брак.

Инцидент с убийством русского дворянина выйдет, конечно, бурный... Но, с другой стороны, чего нынче бояться-то? Грозящее отправление домой? Тем лучше! С красавицей иль без – вернусь в милую Вену, подальше от этой проклятой сырости... А там уж есть, кому послужить...” – быстро раздумывал граф, и, выходя, обронил Анастасии: – Договорим позже, сударыня.

У молодой женщины все похолодело внутри. Она вспомнила недавние хвастливые рассказы о хитрых приемах, в котором нет равных при австрийском дворе...

“Да конечно, Саша силен в фехтовании, но... А вдруг его постигнет неудача?!” – в этот момент обида и ревность отступила куда-то на второй план, только липкое чувство страха завладело ею всецело.

Мысль о том, что исход дуэли может быть противоположным, совершенно не тронула ее, как и осознание того, что она больше не свидится по доброй воле с Лимбертом, будь он ранен или здоров.

– Франц, держи эту комнату закрытой и жди меня здесь, – шепнул тот слуге, потиравшему возле двери челюсть и повернул ключ.

– Как вы смеете меня запирать!! – крикнула Анастасия, кинувшись к запертой перед ее носом двери, за которой удалялись решительные шаги.

Оглядевшись растерянно по сторонам, молодая женщина кинулась к упавшей с перевернутого стола сумочке, помня, что захватила запасные шпильки. “Кажется, это пригодный способ открывать замки...”

Вытряхнув бархатный мешочек тут же на пол, она нашла нужное, подобрала с пола выпавшие пудреницу, платок, баночку помады, и выудив из лужи шампанского какой-то согнутый конверт, машинально затолкала все обратно.

Спустя несколько минут её ухищрения как будто увенчались успехом и замок почти поддался, но верный приказу слуга, тихо дежуривший у дверей, тут же подал о себе знать ядовитым хихиканьем, укрепив поперёк засовом.

Минуя территорию парка, оба дуэлянта проследовали к уединенному месту на побережье, освещенному луной. Оба хранили молчание, успев обменяться лишь парой фраз в коридоре.

– Изволите взять себе секунданта? – спросил гвардеец.

– Обойдусь, как и вы... Хоть в нарушении кодекса уравняю вас с собою... – нагло ухмыльнулся австриец, которого уже и самого охватил холодный азарт поединка, призванного пополнить коллекцию его успешных побед.

– Как благородно! Для начала ответьте хоть за одно оскорбление... – процедил в ответ Белов, пытаясь обуздать бешенство.

– Кстати, откуда уверенность, что честь дамы оскорблена против её воли? – насмешливо спросил Лимберт, так не получив ответа.

“О её воле подумаю потом...” – Саша с трудом взял себя в руки, понимая, что проиграет, если станет терзаться от ревности сейчас, когда больше всего нужны крепкая рука и холодный ум.

Оба противника сняли камзолы и встали друг против друга, обнажив шпаги. Клинки их схлестнулись. Один был преисполнен пылкой решимости биться до смерти одного из них, а другой лишь отрабатывал технику, поначалу цинично обдумывая, ранить ему соперника, или сразу же устранить как помеху.