Текст книги "Судьба, разбитая о версты (СИ)"

Автор книги: Kontario2018

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Эта беседа была последним, чему канцлер желал посвятить бесценное время. Он привстал, жестом показав на двери.

– Ещё недавно это лихачество для вас ценность имело!! – выпалила она, вспыхнув. И тут же смягчила тон.

– Я понимаю, ваша светлость, что не вправе просить большего, но... Заклинаю Вас, во имя преданной службы... не ставить помехи милосердию... В вашей силе не настаивать на этом...

– Было время – оплатил по счетам! Иль полагаешь, твой голодранец за свои подвиги мало поимел? Из сержантов в капитаны? Только закончилась его служба! – канцлер уже не сдерживал злость и стукнул кулаком по столу.

– И что ж так поздно опомнилась, прелестница? В светском календаре не прописаны планы прусские по русским землям? И ценность пока союзников наших ввиде Австрии, что нынче весьма недовольны, также не указана?

– Разрыв отношений с посольством Австрийским... – он ткнул пальцем в карту. – придётся ревнивцу вашему кровью и честью смывать! Заодно назиданием послужить, дабы иным задирам впредь неповадно было шпагой махать!

– Пояснить для пугливых? Извольте! Здоровье-то посла подводит, а воздыхатель ваш убитый – помощник его! Доверял-де, аки родному, видишь ли...

Угораздило Лимберта... Сама-то зачем к нему полезла, супруг приелся? Иль привычка с молодости за иностранцами волочиться?!

Ступай себе, да лучше скройся где в деревне с глаз долой! – грубо рявкнул канцлер, уже настойчивей направляя просительницу к выходу.

Но женщина смотрела из-подлобья, вся зардевшись от оскорблений, однако даже не думала покидать кабинет. “Пришла пора вынимать свой козырь...”

– Доверял, говорите? А ежели он узнает про это? – она вынула из сумочки письмо, протянув канцлеру.

– Что это? – брезгливо уставился тот, но бегло пробежал взглядом.

После этого откинулся в кресле и снова ядовито ухмыльнулся.

“Ох уж, эта Австрия!! – шпионить за больным чиновником в своих мелких корыстных целях!

А интересный разговор с господином Миклошем выйдет... Расстроится, конечно, но уж точно не до шантажа ему будет... Сошлюсь на своих людей, чтоб не расслаблялся и знал, что Бестужев их посольскую подноготную больше него знает...”

– Ладно, идите уже домой... – небрежно буркнул он Анастасии, но уже смягченным тоном.

– И запомните так: успокоение посла и бездействие правосудия – будет моим прощальным подарком... БЫВШЕМУ офицеру по особым поручениям...

Анастасия вышла из приёмной канцлера, понимая, что её затея, благодаря счастливой случайности, кажется, удалась. Можно твёрдо надеяться на то, что тело, которое до сих пор хотелось уберечь, несмотря на горькую обиду на его обладателя, будет избавлено от истязаний. Наверняка, друзья смогут облегчить остальное.

Но обилие оскорбительной, издевательской брани из уст канцлера, которую пришлось покорно выслушать, напоминали ей потоки грязи после дождя, которая была всюду: на земле и цветниках, под ногами, на копытах лошадей.

Подобрав юбки, забираясь в карету, она нечаянно оступилась, и поняла, что подол нового платья тоже в грязи. Едва удерживаясь от слез, она отчаянно стукнула несколько раз по бархатной обивке:

“Ненавижу эту грязь! Ненавижу это унижение, ненавижу вас, сиятельный дядюшка, но... больше всего я ненавижу тебя, дражайший мой Александр Белов! Именно ТЫ во всем этом виноват!”

====== Освобождение ======

Визит “одного хорошего человека” оставил Александра на несколько дней в полном смятении. Он даже не знал, что именно так взволновало его. Наивный детский рисунок порадовал, конечно, отцовское сердце, но так хотелось получить хоть строчку, хоть два слова от жены. Хотя бы просто “жду”.

Ах, какие длинные письма и просто обычные записки писала ему раньше Настасья! Как ласково называла, докладывала про детей, и так трогательно беспокоилась – в добром ли здравии, настроении...

Непохоже было, чтобы ее сейчас интересовало его здравие, а уж тем более настроение. Недавняя встреча с Анастасией в Стрельне, что завершилась дуэлью, ее последующее молчание, а главное, их скандал, постоянно занимали его тягостные, путаные мысли.

Видимо поэтому все эти допросы с бесконечным выяснением причины дуэли, угрозы казнью за оную, и за ложные показания заодно, да и, собственно, само судебное действо, ход которого он так и не осознал, воспринимались с каким-то спокойным безразличием. Будь, что будет...

Единственное, что в разгар суда несколько оживило внимание арестанта, было странное сообщение об отсутствии претензий от имени посольства. “Неужто, канцлер про мои заслуги вспомнил да уговорил их?” – мелькнуло в голове.

– Подсудимый, признаете ли вы себя виновным в дуэли? Готовы ли раскаяться в содеянном убиении графа Иохима Юлиуса Лимберта, подданного Австро-Венгерской империи?

– Признаюсь, что бросил вызов графу после спора о внешней политике оной империи, незаконном захвате италийских земель...

Виновен в нарушении дуэльного кодекса, ввиду отсутствия секундантов...

Нет, совсем не раскаиваюсь, и готов понести наказание... – произносил Александр под тяжелыми вздохами друзей и сослуживцев.

Что-то неумолимо подсказывало, что австриец, положив глаз на его жену, приложил руку к этой истории с аустерией. И не прогадал, ведь Анастасию оказалось так легко убедить и подменить!

В тот злополучный вечер она была так издевательски равнодушна... Даже слушать его не стала!

А ведь, он, определенно, имел на это право... Хотя бы из тех соображений, что отнюдь не чужой ей человек...

До недавних пор Саша ещё корил себя иногда за то, что не настоял, не убедил и не вернулся убедить спустя время... Ведь раз, когда стало совсем тоскливо без родных, проехал было из Петергофа треть пути до дома – но развернули его срочной депешей от вышестоящего начальства...

Другого раза он так себе и не позволил, задаваясь вопросом, который сейчас, в крепости, стал ещё острее и больнее:

А есть ли толк убеждать любимую женщину, ставшую настолько безразличной?

И это его Анастасия, чьи беспокойства о муже иногда доходили до абсурда! Первое время после его тяжелого ранения ей вообще постоянно мерещилось что попало, да и впоследствии случались казусы...

Порою усталый вид после суматошного дня, отказ от излишка в трапезе воспринимались симптомами опасной болезни. И только страстная ночь спасала его от приглашения лекаря, а уж если бы она узнала что-то посерьёзнее...

Посмотрев в зарешеченное пыльное окно, Саша невольно улыбнулся, вспоминая их такие забавные подробности семейного благополучия, но тут же почувствовал раздражение:

– Зачем, Настя, ради Бога! Зачем и кому нужна была забота сверх меры, признания в любви и уважении? Ведь лицедейство неких проходимцев тебе важнее меня, и моих искренних объяснений?

Да уж, слишком искренних – и пусть отсохнет язык, с которого в числе прочего сорвалось про эту чёртову мигрень! Стал бы я вообще о чем-то скулить, если бы не тщетные попытки рассказать о причине!

Ох, лучше бы уж промолчал, как обычно... Не удостоился бы тогда этого “утешения”, от которого теперь все гаже: “А что голова болит – так ты пьян...”

Не женщина, а прямо образец милосердия!

С нахлынувшей валом обидой Белов стукнул кулаком по деревянному столу, втайне желая разнести его в щепки, а то и самому расшибиться.

– А что бы я услышал на одре, проиграв дуэль – сам виноват?

Когда же твоя любовь стала фальшивой, в каком году? Воистину, самонадеянно было ожидать понимания и ещё... супружеской верности!

Да уж, господин Лимберт, ваш план отлично сработал! Я бы ещё долго полагал себя “дорогим и бесценным Сашенькой”

“Мерзавец, низкий, подлый мерзавец...” – рука до сих пор приятно ныла от всаженного в графа клинка. Последний раз Белов испытывал такое же не по-христиански жестокое чувство удовлетворения, закалывая Жака.

– Но как же ты могла так увлечься его обществом, что даже про детей забыла, как выяснилось? Ведь так желала их рождения! И разве они виноваты, даже если их отец – последний блудник!

– Но кто теперь их мать? А вдруг наглая фраза негодяя была правдой? – в голове предательски щелкала горькая мысль.

– Быть может, протестующий крик в Стрельне был всего лишь ссорой, просто случайной ссорой, а на самом деле... у вас давно все слюбилось?

– Анастасия смотрела издалека, но так и не подошла... Пожалела Лимберта, а мужа просто убийцей теперь считает. Иначе как объяснить то, что она избегает меня? – мрачно продолжал свои размышления Белов.

– Да разве невозможным было свидание с арестованным, который сам так хочет её видеть!

Как бы ни было гадко на душе, он по прежнему отдавал себе отчёт, что ради их прекрасного прошлого простил бы жену... Все ее язвительные слова и оскорбительное недоверие и даже “непройденную черту”.

И пускай бы хоть притворилась прежней, лишь бы пришла! Просто пришла повидаться, ибо её допроса как свидетеля удалось избежать.

Правда, не сразу принял следователь его показания – наболтать уже успели, ну да он, Белов, всегда умел убеждать... Все таки следовало податься в дипломаты...

Неожиданно дверь отворилась.

“Неужели...” – Что-то екнуло внутри в ожидании чуда.

“Ах, нет, это всего лишь караульный. Ты льстишь себе напрасной надеждой...” – вздохнул Александр.

– Вы свободны, господин капитан. – Караульный вернул шпагу и тут же вручил свиток бумаг. – Заодно ознакомьтесь с высочайшим распоряжением по вашей персоне, велено передать немедля.

Подсвечивая тусклым огарком, он вчитывался в непонятные строки приказа: “Капитану лейб-гвардии... надлежит прибыть в Охотское управление... Откуда следовать на алеуцкий остров Беринга... Всяким торговым экспедициям, что на зимовье прибудут, оказывать в их навигациях вспоможение и охрану...”

“Не разжаловали, это главное. Ну что ж, пора отдать дань морскому поприщу, от которого так радостно когда-то отказался!

Только вот жаль, что не свои мечты осуществлять, а Корсака. Он-то, прирожденный моряк, собирался новые земли открывать! А нынче бороздит моря за зеркалами да на верфях торчит...” – мрачно усмехался Александр, выходя из казематов на свежий воздух.

В этот момент кто-то опустил на его плечо руку.

– Вот он, наконец!

– Сашка, мы тут тебя с рассвета ждем!

Алексей Корсак собственной персоной стоял перед ним. Никита стоял поодаль, вид у обоих был невеселый.

– Ну вы прямо как перед плахой, что за лица! Идем, посидим вместе напоследок. Я ведь назначение получил!

Нельзя сказать, чтобы Сашино настроение отвечало его бодрому тону, но эта встреча верных друзей немного развеяла накопившееся в тюрьме уныние.

– Да знаем мы твое назначение, – уныло сказал Корсак. – Узнал вчера окончательно в Адмиралтействе.

Добравшись до Олевского дома, и дождавшись, пока вчерашний арестант приведет себя в порядок, друзья расположились в столовой.

– Императрица не особо-то и сильно гневалась – помнит твой горячий нрав, но не до того ей сейчас. Оказать милость не пожелали, покамесь суд не разберется да с канцлером не обговорят... – начал рассказывать Никита, дожидаясь, пока слуга закончит с подачей блюд.

– А вот Бестужев на тебя зол весьма был, попутал ты ему карты с послом австрийским. Даром что своей жизнью рисковал не раз!

Отношения-де с австрийцами – зело нужные. А посол их, видишь ли, нервничал, вмешательством в суде грозил, наказать требовал! Сорвали ему, дескать, банкет, на который он при своей-то скупости денег потратил немеряно, учинили варварское проникновение в дом!

А, главное, его доверенного человека жизни люто лишили... Выходит по их, то ли дуэль, то ли хулиганство холопское... Рапорт слать Марии Терезии грозился. Дескать, “при одобрении вышестоящих лиц произвол чинят-де с ними кровожадные русские”... Дипломатический скандал из-за тебя, Сашка, случился было...

– Что, кстати, с австрийцами сталось? В суде что-то тихо без них было. Может, Бестужев таки смягчился, да сам уладил? – переспросил Саша, увлекшись щедрым обедом, уж месяц не виданным.

– Сие, мой друг, тайна великая по сей день. Один хороший человек намекал на некие обстоятельства, нежданно канцлеру открытые, воздержавшие посла от гнева... Да только затемнил все, нам не доверил.

– Ну, так по долгу службы ему темнить положено. – усмехнулся Корсак и подхватил дальше:

– Словом, не пожелала тебя Государыня за верную службу чинов лишать, а с глаз долой отправить порешили, коль уж скандал такой вышел. Да тут оказия, как раз... Отряд, понимаешь, на торговую экспедицию давно уже был набран да командира к ним толкового назначить не могли...

Ээх, если б ещё некоторые дуэлянты в суде каялись, да правду следствию говорили... Может и обошлось бы ссылкой помягче... Но иного мы от тебя, Белов, и не ожидали...

– Вот так оно, Саш, сложилось. Знаю, я виноват перед тобой, если б не сказал тебе тогда про Настасью... – Оленев отвёл взгляд.

– Кто-то должен был мне глаза открыть? Кто ж, как не друг, верно? Не грусти, еще свидимся! – Белов подмигнул, поглядывая то на князя, то на Корсака.

Никита в ответ на это промолчал, разливая по бокалам вино.

– А ты Лешка, чего такой мрачный? Не завидуешь, часом, что вместо тебя за Берингом пойду, а? А то давай заплывешь ко мне, глядишь, откроем для России чего-нибудь вместе! А, гардемарины?! Главное – не вешать нос, а вы чего такие, словно хороните меня? – Саша, подскочив, ловко хлопнул обоих по плечам.

– Ну, за тебя, Сашка! За твою удачу! – одновременно воскликнули ему оба и подняли бокалы.

Когда друзья закончили с завтраком, плавно перешедшим в обед и изрядно сократили запасы вина, Никита спросил:

– Как дома-то будешь прощаться, путешественник?

Ему ответом было напряженное молчание.

– Так и оставишь это все? – неохотно вступил Алексей, – но так же нельзя! У вас-то дети... Попытайся перед отъездом объясниться хотя бы...

Ведь она ж... то есть, Анастасия... не случайно застала тебя там, да и ты не случайно пошел. Клянусь, со мной и близко ничего не случилось, это ж бред! Но кто-то узнал о том, каков ты друг преданный, да помог вам, Сашка... И ты обязан это доказать! Она просто не имеет права о тебе низко думать, вот так!

Белов опустил голову, сразу сникнув.

– Эх, Леша, все-то оно так, но... Разрушили мы много, я сам поначалу не понимал насколько. В аустерии той сразу не вытряс этих мерзавцев. Еле на ногах стоял, угостили меня там щедро, пока отошел... Да потом... вон оно как повернулось... Известно, чьих рук это дело с той подставой... И где они только познакомились?

Александр выдохнул этот бессильный вопрос, но почувствовал облегчение.

Это уже не было разговором самим с собой. Перед ним горели пониманием два знакомых до мелочей лица... И не утратить ему было доверие ко всем людям окончательно, пока они были рядом...

Никита вздохнул, чувствуя что от Корсака успокоения о супружеской ссоре не добиться – уж больно зол Алешка на Настасью, едва скрывает...

– Не уследил бы ты все равно за женой, Сашка, Такую красоту разве в особняке надолго скроешь? Да только странно. Анастасия не похожа была на сторонницу адюльтера. Любит она тебя – не понимаю, как вы дошли до такого...

– Любила, ты хотел сказать, когда-то давно! – уточнил Саша. – Ибо что-то не заметил я такого за последнее время.

– А вот это уже сам выясняй, давно пора было, и тут я тебе не советчик – ответил Никита.

– Но просто уверен, не могли ее чувства к тебе пропасть вот так, из-за какого-то прохвоста... Я это точно знаю.

– А почему не советчик, знаешь? – Белов попытался перевести разговор.

– Вот что. Даю тебе задание. Пока я буду в экспедиции, женись! Обещай мне, что к моему возвращению обзаведешься очаровательной княгиней и детишками, сколько можно-то клятву ту помнить?

– Не будем об этом. Молчи. Но над твоим требованием я подумаю, – улыбнулся Оленев. Прихоти друзей надо исполнять...

– Ничего себе, прихоть! – рассмеялся Саша. – Ну, считай это моей прощальной просьбой...

Так, с наигранной весёлой усмешкой на устах, он и расстался с друзьями, разумеется, пока не прощаясь. Хоть и не рвался он домой, понимал, что этого не избежать.

“Пора собираться в дорогу, пообщаться с детьми, которых бог весть когда увижу, и... Анастасией” – скрывая эти невеселые мысли, Саша покинул гостеприимный дом Оленева.

====== Далекие близкие ======

Услышав голоса прислуги, Анастасия вышла на лестницу и увидела Сашу, уже вошедшего в дом.

Предполагалось, что после суда ситуация как-то изменится, но его внезапное возвращение все одно явилось неожиданным. Они не виделись полноценно уже более чем три месяца, если не считать их встречу накануне дуэли.

“Осунулся, однако, заметно... – подумала Анастасия, глядя на него со ступенек лестницы, – Немудрено, конечно, целый месяц в тюрьме просидеть...”

Невольно вспомнилось, как слетала с этой самой ступеньки прямо в объятия, встречая со службы... Как бы хотелось сделать это сейчас...

Она остановилась, одергивая себя за излишнюю сентиментальность. “Он предал, тебя, Настасья, подло предал...

Впрочем, не удивлюсь, если уже после крепости обласкать где успели... Ишь, какой холеный прибыл, уж точно не прямиком из казематов. Да и сейчас явно в более приятной компании, нежели я, обманутая супруга...” – Шустрая дочь уже взлетела отцу на шею.

– Нам нужно поговорить с матушкой, детка. И позови мне Ивана, камердинера, хорошо? Мне нужно багаж в дорогу складывать.

Саша, расцеловав румяные щечки, легко опустил Софи на пол, пытаясь угадать взгляд жены:

“Если она сейчас коснётся руки или даже просто обратится: “Ну как ты?” – я обхвачу её, как раньше... Скажу, наконец, что люблю по-прежнему, ни смотря ни на что, и тогда... мне достанется в награду последняя неделя... подарок из прежней жизни...”

– Тебя отпустили, неужели? Однако, у нас снисходительное правосудие, мой отец, наверное, сейчас удивился бы... – вобрав в голосе все ехидство, сказала Анастасия, вцепившись в перила.

“И ты ни за что не узнаешь, кому обязан этим!”

Белов неслышно выдохнул и сразу же принял ее язвительный тон.

– У меня нет желания обсуждать вопросы правосудия, моя дорогая. Видишь ли, я получил назначение, вроде этакой почетной ссылки. И вскоре отбываю на.... вообщем, в экспедицию за Камчаткой. Если тебя это интересует, конечно...

И увидев, как жена презрительно фыркнула, он не удержался от сарказма:

– Впрочем, судя по тому, как ты беспокоилась о моем бытие в последнее время, видимо, уточнять далее не стоит... Весьма тронут был твоими визитами в крепость...

“И ты никогда не узнаешь, как избежала позорного допроса по связи с этим подонком.”

– Значит ты уезжаешь... – перебила его Анастасия, мысленно отреагировав на сказанное: “Несправедливо или нет – для него пускай будет именно так!”

– Ну что же, довольно неплохое предложение для такого авантюриста, как ты! Проветришься вдали от столицы, заодно в пути оценишь местных жриц. Если что, можешь знать, что свободен – я не стану перечить разводу!

– Ах, да ты сама, верно, хочешь развод? – Саша зло усмехнулся, напрягая желваки.

– Но видишь, ли, трудности есть. Я-то сам честен пред тобою, так что можешь хоть 20 лет доказывать, что я прелюбодействую и искать свидетелей по всему Петербургу!

А нынче, прости, придётся потерпеть меня до отъезда. Всего девять дней...

Когда ты будешь готова поговорить со своим мужем, а не с врагом – я к твоим услугам!

Белов демонстративно поклонился и громко хлопнув дверью, исчез в кабинете.

Очутившись один, он прислонился к стене и тяжело выдохнул, стиснув кулаки.

“Видит Бог, я же готов был переступить через обиду, ревность, и дать нам шанс... А надо ли? Ведь это уже не та Анастасия, которая любила меня, коль даже не расстроена разлукой... Да и я уже не я – некие холодные, чужие люди оба...

Но ведь я-то не разлюбил, как она?? Это просто невозможно!”

Два дня, прошедшие после возвращения из тюрьмы, Белов провел в прощальных встречах и делах, которые услужливо отвлекали его от тягостной отстраненности жены.

Этот срок, отведенный на сборы в важную для Отечества экспедицию, предполагал ослабленный домашний арест. К дому был приставленный скромный служащий для соглядатайства, но осуждённый имел все же право ненадолго оставлять дом. Но что ему был этот арест, когда он был чужим в родных стенах!

Несколько раз неудачно попытавшись остаться наедине и поговорить, уже сам не зная зачем, Александр услышал просьбу оставить в покое “со своими чудными сказками, которые уже не годны даже для Павлуши”. Он отстранился и хранил мрачную вежливость, оживляясь только в присутствии других.

“Муж уезжает сопровождать Северную экспедицию, а женщине, когда-то уверяющей, что не может без него жить, безразлично... А чего ты хотел, так и не дождавшись в тюрьме весточки, наивный?

Может, оно теперь и к лучшему, моя экспедиция на край земли...” – думал с горечью Александр, со стороны наблюдая за женой.

Казалось, Анастасия вообще не замечает этой его прощальной предотъездной суеты, разве что иногда, да и то в присутствии слуг.

Их семейные обеды напоминали переговоры в посольствах, в которых лишь их дети владели обоими языками.

Сын, будучи слишком мал, еще не понимал причин, а вот 10-летняя дочка частенько пыталась их сблизить, хотя бы своими вопросами: “Почему мы не едем в путешествие вместе? Почему родители сообщают друг другу о чем-то через них или слуг? Да отчего отец ночует в кабинете?” – казалось, от ее бдительных глаз не укрывалось ни одно свидетельство их разбитой любви.

Вопрос с кабинетом удалось уладить, сказав про необходимость сбора вещей, о невозможности совместного путешествия объяснить было просто.

Но неугомонная девочка, будто нарочно, испытывала их обоих, придумывая все новые ловушки, чтобы наладить рухнувший мир.

И одна из них, на третий день короткого семейного воссоединения, оказалась причиной скандала.

– А почему вы теперь сидите за столом так далеко друг от друга? – осмелилась спросить София родителей, когда им только подали первое блюдо и уходить было некуда.

Увидев мрачный взгляд матери, девочка отнюдь не смутилась, а принялась объяснять.

– Маменька, ну... я хотела сказать, что... Вы раньше сидели совсем рядом, и все время следили, чтобы папа кушать не забывал... И вы улыбались, а сейчас у вас обоих будто зубы болят...

Воцарилось молчание.

Белов собирался сказать, что нынче ему не нужно ни о чем напоминать, дабы успокоить настойчивую дочь, а там, глядишь, и смягчится его супруга...

Но не успел он открыть рот, как услышал процеженную злым голосом фразу:

– Да как ты смеешь так говорить с матерью?

– Разве я спросила что-то дурное? Это потому что вы поссорились, да?

– Ты немедленно отправляешься к себе! И пока не обдумаешь свое поведение, будешь еду принимать отдельно!

– Ну и пожалуйста! Скорей бы вырасти и тоже куда-нибудь уехать! Хоть насовсем!

Софи быстро выбежала за дверь, чтобы не разреветься при всех.

Тут же Павлуша отставил свою наполовину полную тарелку, сполз со подушки на кресле и обратился к отцу:

– А можно мне тоже с Софией кушать? Я хочу помочь ей думать...

– Разумеется, сынок, ступай. Нам поговорить надо.

Белов сняв с себя салфетку и резко вскочил, перевернув нечайно кресло. Ранее Анастасия ни разу не позволяла так говорить с детьми и тем более их наказывать, не обращая на него внимания. Но можно ли считать себя теперь главой семьи, покинув их вот-вот на годы?

– Вот что... дорогая. Я не стану бить по столу, за то что ты выгнала дочь, в присутствии меня, ее отца. Верно, я для тебя уже утонул где-то в Северном море. Но, полагаю, до отъезда мне тоже стоит принимать трапезу где-то у себя.

– Что опять за лицедейство, дорогой? Ты отказываешься от второго блюда из-за дерзкой девчонки, которую, видимо, сам и разбаловал?

– Благодарю, но я уже сыт, даже по горло. Полагаю, следить за моим питанием тебе уже ни к чему. Впрочем, и раньше не стоило фальшивить! И... да, ребенок не виноват, просто я ее учил правду говорить, видишь ли!

– Ха, ха! Правду?! Кто бы говорил о правде?!

– Кто б ее хотел слушать! А сейчас извини, у меня встреча...

“Ведь он прав, до противного прав... Я вышла из себя, только опозорилась перед детьми, и все из-за моей обиды. – думала Анастасия, оставшись в столовой одна.– А все из-за него!!!”

От злости она схватила пустую, невостребованную вторым блюдом тарелку и запустила ею по стене, оставив вмятину.

Звон разбитого фарфора был отчетливо слышен в кабинете. Через минуту муж стоял в дверях.

– Успокойся, прошу тебя, нам все же надо поговорить. – он приблизился, сам при этом распаляясь:

– В конце концов! Променяла на другого – что ж, земля ему пухом! Не потрудилась в тюрьме навестить – пускай, переживу! Но то, что ты считаешь меня лжецом и предателем – просто невыносимо!

Услышь, наконец, того, которого недавно близким называла! Хоть ради себя и детей, Настя!!! Ведь ты же сама страдаешь, они страдают, возможно, даже больше, чем ты думаешь...

– Это ты подговорил детей мне перечить? – выпалила она и испугалась.

Белов в бешенстве взглянул ей глаза в глаза, отчаянно желая потрясти как следует и вытрясти всю эту упертость. “Ты с ума сошла, скажи мне?”

– Ты меня точно с кем – то путаешь, Анастасия. Интригам... ты, как и я, обязана... другим людям. – сказав это, он быстро вышел, пытаясь не показывать дрожь в руках и лице.

Встреча с Лядащевым была назначена тремя часами позже. Но, будучи не в силах находиться более в этих стенах, Саша решил единственно для себя верным воздать благодарность всем, кто поддержал его в трудный момент, а заодно самому успокоиться.

За время его заключения полк с двором уже перебрались обратно в столицу и перед встречей в трактире у него ещё было достаточно времени, чтоб навестить некоторых преданных ему сослуживцев.

Со двора было видно, как муж оседлал коня и куда-то направился. “Конечно же, к кому-то из друзей, напоследок. Непременно на семейную жизнь будет им жаловаться...” – подумала Анастасия с досадой.

====== Тайный хранитель ======

Спустя три часа в трактире происходил прощальный разговор Белова со своим наставником, который уже давно превратился в равного ему друга... Но избавиться от положения мальчишки перед опытным и умудренным годами важным господином, Саша до сих пор не мог.

– Что, собрался уже? – спросил Лядащев небрежным тоном, словно речь шла о недельной поездке, и налил по стаканам вино.

Снова вспомнив о незавершенных сборах под равнодушным соглядатайством жены, Саша неопределённо кивнул.

– Давай... – Василий поднял бокал. – за удачу твою, Белов. Везучий ты, курсант...

Белов, отпив немного, вопросительно уставился на него.

– Кстати... о везении моем. Что там за темная история с грозными австрийцами вышла? Помнится, вы мне на кару лютую намекали, да немилостью известной особы? Что-то не вижу я лютой кары...

Совместными вашими стараниями в звании не снизили, честь не пострадала, даже наружность целая. Да и экспедиция чай не каторга. Проветрюсь от столицы подалее! – он усмехнулся.

Кинув на гвардейца цепкий взгляд, Лядащев, подмигнув, прошептал:

– Только между нами, под страхом смертной казни...

Посольство-то почему не прислали никого в суд? Некий неизвестный твой ангел-хранитель, но точно из людей канцлера, в бумагах покойного записку нашёл щекотливую... Шпионил за Естерхази сей Лимберт, да ещё с корыстью.

Канцлер-то и показал ему. Говорят, доходяга австриец едва в обморок не рухнул... Да и сменил свой гнев тут же на аспида покойного. А ведь ранее тебя, душегуба, под шпицпутены зело требовал... А то и вовсе... присудили бы по уставу, да милостию Государыни отхлестали бы по полной...

Так что напрасно усмехаетесь, юноша. Посмотрел бы тогда на вас... Тьфу, тьфу, тьфу...

Белов задумчиво рассматривал початую бутылку вина, словно на ней были начертаны пророчества.

– Значит, везучий, говорите... Ну, что ж... За тайного спасителя моей чести и целости! – он поднял долитый бокал в ответ.

– Жаль, что мне уж теперь не выйдет отплатить сторицей... Разве только тостами...

– Знаем мы твои тосты... – усмехнулся Лядащев. – Нынче меня, слабого старца, споишь до одури, а самому как с гуся вода... И как тебе, Белов, удается-то, на ногах стоять? Не зря тебя канцлер приметил...

– Как с гуся вода, говорите? И многие так полагают? – Сашины глаза зло блеснули.

– Но-но, курсант, хоть тут не заедайся, а? – отмахнулся Василий, успокаивающе потрепав по плечу.

В ответ Белов рассмеялся.

– Бросьте, я и не думал... А что, если всех удивить, по случаю отъезда? Право, самому интересно, до какого я безобразия дойти-то могу?

“Удивить почти всех... за одним исключением...” – вертелся в голове сарказм.

Когда привычный для дружеских посиделок обьем горячительного был с лихвой достигнут, Белов с каким-то мрачным весельем подозвал трактирщика.

Лядащев, подняв бровь, с интересом наблюдал, как гвардеец, уже не предлагая ему, наливает бокал за бокалом, будто нарочно играя со своей стойкостью.

Разумеется, он подозревал, что отнюдь не их мимолетный спор и не дальний отьезд явились первопричиной пускаться во все тяжкие... Но видя полный досады взгляд, помалкивал, наблюдая за тем, как бывшего подопечного охватывает пьяный кураж.

Наконец, заметив поблизости весёлую компанию офицеров Измайловского полка, Лядащев понял, что пора бы уходить, иначе... с этого дуэлянта станется. Он осторожно выглянул из-за двери и помахал рукой.

В комнату проскользнула служанка трактирщика Гретхен, кудрявая, яркая девушка, известная посетителям своим легкомыслием, как и все остальные её здешние напарницы, коих тут было в избытке. “На Марту чем то внешне похожа, да только честь вовсе не блюдет... Эх, где мои годы...” – с ностальгией подумал Василий. Жестом он указал ей на Белова.

– Капитану бы где угомониться, да утешиться, милая фрейлейн... Настроение у человека дрянь, едет далече... Комната есть-то по-скорому? С меня причитается...

– О! Сударь, что у вас случилось? – девушка склонилась над сидящим гвардейцем. – Пойдёмте со мной, вы и вправду нуждаетесь в отдыхе... или все же в утешении?

Белов поднял мутные глаза и невнятно пробурчал:

– Благодарствую...

Девушка смело подвинулась ближе, взяв его за руку.

– Не стоит бравому офицеру томиться в печали, да без женской ласки... Пойдемте, я провожу вас в комнаты...

– Боюсь, я не в со...стоянии... оценить всю пряность, то есть, прелесть ээ... женской ласки сейчас... пардон. – заплетаясь, он еле закончил фразу, привстал и качающейся походкой проследовал к выходу, отодвигая в сторону попадавшихся на пути офицеров.

– Куда верхом, спятил?! – крикнул Лядащев, догнав его уже возле стойла. И, крикнув кучера, запихнул Александра в свою открытую коляску.

– Ну... так как тут, с гуся вода, говорите? – тот откинулся на сидении, рассмеявшись. – А вы говорили... Забавное это дело, однако, с юности позабыл...

– Ну, и далеко мы движемся? Милая Гретхен или кто там ещё у них – тебе не компания, как я понимаю. Неужто в таком виде, домой, к супруге? – язвительно уточнил Лядащев. – Хорошо подумал?