Текст книги "Тропа Чакры (СИ)"

Автор книги: Killer_Warm

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 31 страниц)

Глава 7

Фрэнки

Я откинулся в кресле, подавляя зевок, пока ждал, когда горничная Рокко закончит расставлять кофе для всех нас, и оглядел большую комнату, в которой мы находились. Деревянная мебель была темной и изысканной, стены выкрашены в лесной зеленый цвет, а ковры украшены цветочными узорами. Они переехали сюда всего месяц назад, но еще не было ощущения, что это их дом.

– Когда вы собираетесь украсить это место? – спросил я небрежно. – Я чувствую себя здесь каким-то старым бизнесменом в комнате для курения.

– Потому что это и есть гребаная комнате для курения, stronzo (п.п. мудак), – ответил Рокко, закатывая глаза. – А у нас в последнее время были более насущные дела, чем забота о цветовой гамме.

– То есть Слоан еще не решила, чего она хочет, – поддразнил Энцо. – Значит, у вас не было возможности пригласить декораторов.

– Счастливая жена, счастливая жизнь. – Рокко пожал плечами, провел рукой по своим вьющимся черным волосам, чтобы они не лезли в глаза.

– Никогда не думал, что увижу день, когда великий Рокко Ромеро станет подкаблучником, – с ухмылкой ответил Энцо, небрежно почесывая новые чернила на шее. Два воробья кружили друг вокруг друга, что показалось мне агрессивным, но он утверждал, что они играют вместе. С другой стороны, игры Энцо всегда заканчивались насилием, поэтому я догадался, что для него эти две вещи были одним и тем же.

– Я не подкаблучник, stronzo (п.п. мудак), просто у меня есть более важные дела, помимо забот по оформлению нового дома. Если тебя это так беспокоит, то можешь идти трахаться.

– Я так и сделаю, – ответил Энцо. – В «Пауло» есть новая горячая барменша, и я планирую провести выходные, пытаясь соблазнить ее.

– Я слышал, что она связана с Люсьеном, – сказал я небрежно, осматривая свои ногти, хотя они были безупречны. – Так что тебе придется побороться, если ты хочешь ее. – Люсьен был большим bastardo (п.п. ублюдком) со злобным нравом и собственническим характером. Энцо мог бы расправиться с ним, но в результате своих усилий он мог бы потерять несколько зубов.

– Это уже половина удовольствия, – ответил Энцо с ухмылкой. Ему очень нравилось считать себя самым извращенным братом Ромеро, но, возможно, ему стоило присмотреться ко мне, прежде чем присуждать себе трофеи.

Горничная поставила большую тарелку с кексами в центр стола, затем склонила голову и поспешила из комнаты. Яркая глазурь казалась странным выбором для кучки бандитов, обсуждающих наши последние деловые сделки, но поскольку их приготовила жена Рокко Слоан, никто из нас не собирался жаловаться. Эта девушка умела готовить так, что у меня открывался рот при одном лишь виде всего, что она создавала.

Рокко протянул руку и взял с тарелки вишневый кекс, ухмыльнулся, словно в нем был какой-то секрет, и откусил большой кусок.

Я взял себе клубничный и сделал длинный глоток кофе, глядя на пустой стул за нашим столиком на четверых. В конце концов, именно поэтому мы здесь и собрались. Конечно, у нас были и другие дела, которые нужно было обсудить, но причина, по которой все трое из нас так старательно посещали эти встречи, заключалась в том, что мы отчаянно пытались выяснить, куда, черт возьми, сбежал наш брат Анджело. Это было легче сказать, чем сделать, потому что он практически растворился в воздухе, как только выписался из больницы почти год назад.

– Есть прогресс? – спросил Рокко без особой надежды в своем тоне. Он знал, что если бы он был, я бы позвонил до этой встречи, чтобы сообщить ему новости.

– Этот парень похож на гребаное привидение, – прорычал я. И я действительно был зол на него. Именно мне звонили, когда нужно было решить проблему, когда требовалось разобраться со свидетелем или информатор пытался бежать. У меня чертовски хорошо получалось вытаскивать людей из укрытия. Мне никогда не требовалось столько времени, чтобы найти кого-то. Но я догадывался, что никогда раньше не приходилось сталкиваться с Ромеро. И даже если Николи не хотел признавать свою настоящую личность, в какой-то момент ему пришлось бы это сделать. Он был нашим братом. От этой истины никуда не деться.

Рокко провел ладонью по лицу с рыком разочарования. – У меня есть несколько парней…

Его мобильный телефон громко зазвонил, и я поднял бровь, когда он достал его из кармана. Он даже не потрудился извиниться, когда ответил на звонок, и я обменялся взглядом с Энцо. Если бы кто-то из нас сделал это, он бы вышел из себя. Иногда он был таким чертовым лицемером.

– Principessa³, я же говорил тебе, я должен… – Рокко откинулся в кресле, слушая, что говорит Слоан. Энцо имитировал удар кнутом⁴, а я ухмылялся в свой кофе. – Верно. Но я… – он провел рукой по волосам и кивнул, отодвигая стул и поднимаясь на ноги. – Да, я приду и попробую. Но я действительно не уверен, что… да, да, хорошо, – он поднял один палец вверх, направляясь к двери, и даже не потрудился предложить дальнейшие объяснения, прежде чем покинуть комнату.

– Merda⁵, если я когда-нибудь стану нежным из-за подобной женщины, я хочу, чтобы ты поклялся выбить из меня все дерьмо, пока я не забуду о ней, – сказал Энцо, фыркнув от смеха, когда он начал есть свой третий кекс. Он сбросил с себя кожаную куртку, рукава рубашки были засучены и обнажали рукава чернил, покрывавших его кожу. Из-за этого, а также из-за узла, в который он завязал волосы, и щетины на челюсти трудно было заметить сходство между нами, но если присмотреться, то оно было. У всех нас были папины сильные черты лица и темные волосы. Я просто предпочитал быть более опрятным, чем он, в своей внешности.

– Шансов на это немного, – согласился я. – Чтобы ты влюбился в женщину, нужно, чтобы у тебя было сердце. А я никогда не видел никаких доказательств этого.

Энцо ухмыльнулся, словно это был самый большой комплимент, который он когда-либо получал, и я перевел разговор на некоторые деловые вопросы, которые у нас были с мото-клубом Дьявольские Сердца. Ничего особенного, но эти МК stronzos⁶ любили время от времени пытаться переступить границы нашей власти. Похоже, им было слишком легко забыть, кто управляет Синнер-Бэй. И если они снова начнут неуважительно относиться к Ромеро, нам, возможно, придется проявить немного изобретательности и послать им пару посланий, написанных частями тела. Мы были за то, чтобы разные группировки преступников процветали в нашем городе, но они должны были помнить, кто их короли. И если для того, чтобы держать их в узде, время от времени требовалось немного дружеского кровопролития, то так тому и быть.

Наконец дверь снова открылась, и вошел Рокко. Я рассмеялся, а Энцо прямо-таки завыл от удовольствия, он вошел в комнату без рубашки, но с накинутым на него куском розового материала.

– Что это за хрень? – потребовал я, и Рокко сделал свой самый убийственный взгляд, который выглядел совершенно нелепо в сочетании со всей этой розовой тканью, пересекающей его тело.

– Это слинг для ребенка, stronzo (п.п. мудак), – огрызнулся он, указывая на комок в центре своей груди, как раз когда изнутри раздалось негромкое бормотание.

Я был на ногах в считанные секунды, ухмыляясь, я подошел к племяннице, которая прижималась к его груди, ее маленькие глазки смотрели на меня, пока она прижималась к папе.

– Я до сих пор не имею ни малейшего представления, как такой уродливый stronzo, как ты, создал нечто настолько совершенное, – сказал я, протягивая руку, чтобы зацепить пальцем крошечную ладошку. Ривер взяла палец и сжала ее, моя улыбка расширилась, когда я посмотрел на нее.

– Она явно похожа на свою маму, – сказал Энцо, его плечо прижалось к моему, когда он протянул руку, чтобы провести кончиками пальцев по мягким темным волосам, покрывавшим ее крошечную головку.

Ривер лишь моргнула, издавая один из этих милых детских звуков, и прижалась щекой к голой груди Рокко, выглядя чертовски счастливой, что заставило меня усмехнуться.

– Будем надеяться, – согласился Рокко. – Но я должен уложить ее спать, так что вы двое можете отвалить.

– В чем дело, Слоан отнимет у тебя яйца, если ты не будешь следовать графику сна? – поддразнил Энцо.

– А где Слоан вообще? – спросил я.

– Пытается отдохнуть, – сказал Рокко. – А Ривер не хотела играть в мяч, поэтому я подключился. Может, вернемся к нашему обсуждению? Что я пропустил?

– Мы как раз обсуждали возможность послать Дьявольским Сердцам сообщение, – объяснил я, убирая палец и снова садясь на свое место.

– Я думаю, мы должны взять кого-нибудь важного и разрубить его на кусочки, а потом доставить им все в подарочных коробках, – добавил Энцо с мрачной улыбкой, когда остальные уселись на свои места.

Рокко закрыл ладонями уши Риверы и сузил глаза. – Никаких разговоров об убийствах в присутствии bambina (п.п. малышки).

– Тогда не приводи ее на наши еженедельные разговоры об убийствах, – ответил Энцо, закатывая глаза.

– Меня устраивает план с подарочной коробкой, – сказал я, не обращая внимания на то, как Рокко продолжает закрывать уши Ривер, как будто трехмесячный ребенок может понять, о чем мы говорим. – Все четко и по делу.

– Отлично, – согласился Рокко. – Только прежде чем приступать к работе, обговорите цель со мной. У меня есть пара информаторов в их рядах, и я не хочу, чтобы ты случайно убил одного из них.

– Хорошо, – согласился Энцо, его глаза загорелись при мысли о выполнении этого задания. Иногда мне приходилось беспокоиться за него. Конечно, технически мы все были убийцами с тонной крови на руках, но такова была наша профессия. Но в случае с Энцо у меня создавалось впечатление, что иногда он слишком сильно наслаждался этим. Хотя он убивал только мерзких ублюдков, так что, думаю, это не имело значения.

– Итак, вернемся к Анджело, – сказал я. – У меня заканчиваются зацепки, по которым можно следовать. Есть ли шанс, что Слоан получила какую-нибудь новую информацию, которая могла бы дать мне свежую зацепку? – я надеялся, что поскольку она была единственной в нашей семье, кто имел с ним какую-то историю и действительно знал его, она могла бы выдвинуть какую-то версию, о которой я еще не думал.

– Ничего, – сказал Рокко, убрав руки с ушей Ривер и проведя ладонью по ее спине, когда мы перешли к более безопасной теме разговора.

– Он явно не хочет, чтобы его нашли, – хмыкнул Энцо. – Но в конце концов он должен вернуться. Может, нам стоит просто дождаться его.

– Нет, – огрызнулся Рокко. – Эта семья была разбита слишком долго. Пришло время ему вернуться домой и снова присоединиться к своим братьям.

– Тогда моя единственная идея – поймать Калабрези и посмотреть, смогу ли я заставить его говорить. Может быть, он использовал свои связи с ними, чтобы помочь ему исчезнуть. Я не знаю, где еще искать, – сказал я, хотя у меня были серьезные сомнения, что Николи пошел бы к ним после всего, что произошло, но не похоже, чтобы у него были какие-то другие контакты.

– Я всегда рад прирезать Калабрези, – усмехнулся Энцо, а Рокко, нахмурившись, положил руки обратно на уши Ривер.

– Отлично. Следуй по тем ниточкам, которые у тебя остались, и если они окажутся безрезультатными, тогда задействуй Калабрези. Я спрошу Слоан, с кем он был близок, и сообщу тебе, кто может быть хорошим вариантом, – согласился Рокко.

Наш разговор отклонился от темы потерянного брата, и мы перешли к другим деловым сделкам, о которых нужно было позаботиться. Энцо покупал новый клуб для прикрытия азартных игр, а я работал над созданием сети отелей, через которые мы могли бы отмывать грязные деньги. В последнее время Рокко больше внимания уделял своей семье, и ни у меня, ни у Энцо не было желания отрывать его от них больше, чем это необходимо. Даже папа был полностью покорен появлением Ривер в нашей жизни, и это было действительно нечто, видеть, как старый злобный bastardo тает перед своей внучкой так, как он это делал. Ради нее он даже смирился с наследием Слоан Калабрези, а я был уверен, что этого никогда не случится.

В конце концов, после того как Ривер уснула на груди Рокко и наш разговор перешел на другие темы, кроме бизнеса, мы закончили нашу встречу, и мы с Энцо приготовились уходить.

– Могу я взять один из них с собой? – спросил я, хватая один из кексов, которые все еще оставались на столе. – У меня есть девушка, прикованная к моей кровати, которой, вероятно, понадобится сахар, если я хочу, чтобы она не отставала от меня, пока я ее трахаю. Я не думал, что буду отсутствовать так долго.

Энцо громко рассмеялся, а Рокко покачал головой, как будто я был самым смешным ублюдком из всех, кого он знал, а затем позвал служанку, чтобы она упаковала несколько кексов для меня.

У меня возникло ощущение, что они мне не поверили, но тогда они никогда не верили. Я был милым братом, симпатичным мальчиком, хорошим парнем. По крайней мере, я был таким за пределами спальни.

Но я любил своих девушек так же, как любил свой алкоголь. Полные огня и чертовски дорогие. Я был почти уверен, что девушка сказала мне, что ее зовут Черри или что-то в этом роде. Но неважно. Главное, что она сумела принять все, что я мог дать ей прошлой ночью, и была не прочь взять мои деньги за второй раунд сегодня. И если ей удастся произвести на меня впечатление, когда я вернусь, то я был уверен, что оставлю ее у себя до конца недели. Я никогда не держал никого дольше этого срока. В этот момент они обычно начинали задавать вопросы обо мне. И если бы мне нужна была девушка, с которой можно не только трахаться, но и разговаривать, я бы не стал платить за высококлассных проституток, а просто завел бы себе девушку. Так что одна неделя чистого, грязного секса – вот где я провел черту. И я был уверен, что Черри продержится до воскресенья, если судить по ее выносливости после прошлой ночи. Так что меня ждали еще пять дней развлечений с ней, пока я пытался разобраться в этом дерьме с Анджело. Если после этого я все еще буду тянуть время вхолостую, то, полагаю, настанет время, когда начнут катиться головы Калабрези. Не то чтобы у меня когда-либо были проблемы с этим.

Глава 8

Уинтер

Я совершила набег на холодильник, пока Николи спал ранним утром, тихий, как мышь. Он давал мне все, что я хотела, но у меня никогда не было еды, поэтому я стала прятать разные продукты по всему дому на случай, если он когда-нибудь откажет мне в них. Несколько батончиков гранолы под кроватью и несколько кренделей в шкафу в ванной позволяли мне чувствовать уверенность в том, что в ближайшее время я не останусь голодной.

Я грызла морковку, периодически откусывая от ломтика сыра «Монтерей Джек». Когда мой живот был удовлетворен, я закрыла холодильник и осмотрелась, проверяя, все ли кухонные ножи лежат там, где я их оставила. Один под матрасом, один под подушкой кресла и один за унитазом. Довольная, я подошла к шторе, и Тайсон поднял голову, наблюдая за мной, когда я выглянула наружу. Солнце только-только взошло на гору, и мои губы разошлись, когда в небе заиграли краски. Желтый, янтарный, золотой – самое красивое сочетание света, которое я когда-либо видела. Снег сверкал, как звездный свет, и я с благоговением наблюдала, как оживает замерзший мир.

Николи хрюкнул во сне, и я опустила занавеску, повернулась к нему и прикусила большой палец, рассматривая его лицо. Мне хотелось бы увидеть его лицо без бородой. Мне было интересно, какая у него челюсть – квадратная или круглая. Мне было интересно, будут ли его черты выглядеть так же грозно, как сейчас. Интересно, скрываются ли под этим шрамы?

Его лоб был испещрен морщинами, и я чувствовала, что его сон не был спокойным, так как его пальцы подергивались и сжимались в кулаки. Но я не стала его будить. Не мое дело тревожить его кошмары. Но я не могла не задаться вопросом, что преследует этого дикого человека.

Я начала передвигаться по комнате, проверяя его ящики и выискивая подсказки о жизни моего спасителя за пределами этого места. Что привело его на эту гору в первую очередь? Почему он хотел быть настолько одиноким? Искал ли он здесь что-то или спасался от чего-то? Или ему просто нравилось одиночество, а я вторгалась в каждый его дюйм?

Открыв ящик в шкафу возле камина, я обнаружила там стопку старых газетных статей. Я нахмурилась, доставая их и читая заголовки.

«Слоан Калабрези похищена со свадьбы в результате предполагаемого нападения банды Ромеро».

«Тело Джузеппе Калабрези выбросило на берег в Синнер-Бэй».

«Ребенок Калабрези/Ромеро родился между враждующими семьями».

Был ли Николи связан с этими людьми? Я попыталась найти в своем мозгу хоть что-то знакомое, но на месте воспоминаний осталось лишь обычное пустое эхо. Это эхо давало мне ужасное, сдавливающее нутро чувство осознания того, что когда-то я была кем-то, но вся личность была вырезана из меня, как семечки из тыквы. Теперь я была просто банкой, полной ненависти и мести, ждущей искупления.

– Какого хрена ты делаешь? – голос Николи заставил меня обернуться в тревоге, и статьи выпали у меня из рук, рассыпавшись по полу. Он стоял, его одеяло лежало у ног, грудь была обнажена, а выражение лица – яростным.

Он сделал шаг вперед, и мое сердце заколотилось в панике. Я бросилась к креслу, просунула руку под подушку и выхватила нож. Сильные руки потянули меня вертикально, и я вскрикнула от испуга, пытаясь крутануться на месте, лезвие было наклонено так, чтобы вонзиться в плоть. Он поймал мое запястье свободной рукой и сжал, рыча мне в ухо. Я задохнулась, когда его пальцы надавили на точку, и нож выпал из моей руки, моя хватка ослабла.

Я беззвучно выговорила проклятие, извиваясь в его руках, и он скрутил меня, толкнув на сиденье и положив руки на ручки кресла, чтобы прижать меня к нему.

Мои губы задрожали, когда он навис надо мной, и я зажмурила глаза, ожидая, что его рука вот-вот ударит меня или его пальцы сомкнутся вокруг моего горла. Его тяжелое дыхание заставляло мои волосы трепетать, и я приоткрыла глаз, недоумевая, почему он медлит, почему он не наказывает меня.

– Ты думаешь, я бы ударил тебя? – спросил он с ноткой отвращения в тоне.

Я кивнула. Очевидно, я так и думала. Так поступали мужчины, когда злились.

– Уинтер, – прорычал он имя, которым окрестил меня, и мои пальцы на ногах сжались таким образом, какого я, почему-то, была уверена, не испытывала раньше. – Я бы никогда и никогда не подниму на тебя руку, ты понимаешь?

Я нахмурилась и покачала головой. Потому что я не понимала. Я разозлила его, следовательно, я буду наказана. Это был единственный мир, который я знала. В этом была какая-то извращенная безопасность. Но вот он стоял здесь, отказывая мне в одной из немногих вещей, которые имели смысл в моем маленьком, темном существовании. Это было как стоять в беспросветном туннеле между двумя просторами тумана, путь вперед был так же неясен, как и путь назад.

Николи протянул руку и провел шершавой подушечкой большого пальца по моей щеке. – Не бойся меня, куколка. Мой гнев предназначен для тех сукиных детей, которые причинили тебе боль. Не на тебя. Никогда.

В моем теле разлилось тепло, а дыхание перехватило, когда я уставилась на этого зверя, похожего на человека. Я кивнула, мой пульс начал успокаиваться, когда я приняла его слова. В его глазах пылала искренность, и это разожгло огонь в моей душе.

Он отошел, собрал статьи и положил их обратно в ящик, задвинув его.

– Полагаю, ты умеешь читать? – бросил он мне, и я подумала о том, чтобы солгать, но не видела в этом смысла. Он уже знал, что я умею писать.

Я кивнула, и он вздохнул, запустил руку в волосы, затем взял гитару за гриф, стоявшую у камина, и направился к входной двери. Он натянул пальто, надел ботинки, отпер дверь и вышел. Она с грохотом захлопнулась, и я покачнулась на своем месте. Он был зол, в ярости. И я не знала, что с этим делать, если он не собирается выместить свою ярость на моей плоти. Не то чтобы я хотела этого. Я понимала, что значит «хороший человек», просто у меня не было воспоминаний о подобных людях. Так что, полагаю, это был мой первый опыт. И все же я чувствовала, что эта его сторона была чем-то редким. Потому что, если бы Пятерка отвернулась от Николи, я представляла, что они вскоре пожалели бы об этом. Я знала монстров, и Николи был одним из них. Только другой породы.

Тайсон встал с кровати, подошел ко мне и положил подбородок на мое колено. Я протянула руку и неуверенно провела пальцами по его голове, и он опустил глаза, словно ему это нравилось. Его шерсть была шелковисто-мягкой, и чем дольше я его гладила, тем больше он становился похож на забавного мультяшного персонажа, его глаза наполовину закатились назад в голову.

Ты не такой уж и страшный.

Когда я перестала его гладить, он тихонько заскулил, глядя на дверь, и я вздохнула, поднимаясь со своего места.

Не знаю, получится ли, волк, но я попробую.

Я прошлась по полу, взяла ручку и бумагу, лежавшие на журнальном столике, и написала на них записку, прежде чем подойти к входной двери. Я остановилась, когда до меня донесся звук гитары Николи, и я прислонилась плечом к дереву, закрыв глаза, чтобы послушать. Он напевал в такт мрачной мелодии, его голос был гравийным, от которого меня пробирала дрожь. Его песня была грубой и полной боли, и она затрагивала во мне такие чувства, которые я никогда не испытывала.

– Тащи меня вниз, но душа моя не успокоится. О, детка, дьявол не позволит мне быть благословенным.

Я толкнула дверь, надеясь, что он продолжит, но его пальцы остановились на струнах, и он посмотрел на меня, словно собираясь отчитать, когда его взгляд упал на записку, которую я протянула ему. «Извини».

Воздух был морозным, сразу же сковал мои голые ноги и заставил мурашки пробежать по коже. Но этот холодный поцелуй был слаще той боли, которую я терпела под землей. Я бы в любое время согласилась на этот дикий зимний мир.

Николи встал, его брови глубоко наморщились, когда он уставился на меня через крыльцо. – Извини меня тоже. Я не хотел тебя напугать.

Я опустила взгляд на бумагу, желая написать для него еще один ответ, но он двинулся ко мне, взял меня за руку и потянул в дом.

– Пойдем, ты замерзнешь здесь. – Он закрыл дверь и прислонил гитару к стене.

Я подняла его руку перед собой, пальцем написала слова на его ладони.

«Спой еще».

– Тебе нравится моя музыка? – он наполовину рассмеялся. – Я в лучшем случае дерьмовый музыкант. Я звучу как человек с перерезанным горлом, тонущий в собственной крови.

Я дернула его за руку, заставив посмотреть на меня, и сурово поджала губы.

Его брови удивленно изогнулись, когда я снова подняла его руку и написала: «ошибаешься».

Я хотела сказать больше, но на его коже не хватало места, и он, похоже, понял это, когда подвел меня к маленькому столику и стульям у окна и указал на блокнот и ручку, которые я там оставила.

Он отодвинул кресло, освободив мою руку, и я пересела на другое.

– Я принес это для тебя, – сказал он, и мои губы раскрылись от удивления.

Я схватила ручку и бумагу и написала ответ. «Почему?»

– Потому что так поступают джентльмены, – ответил он, опускаясь на сиденье и с раздраженным видом снимая пальто.

«Ты не похож на джентльмена».

Он засмеялся негромко в глубине горла. – Я был им когда-то, если ты в это веришь.

«Я не верю».

Он снова засмеялся, и улыбка потянулась к моему рту, привлекая его взгляд в том направлении.

Он провел рукой по своим длинным волосам, убирая их с лица. – Теперь ты видишь его яснее, куколка?

Из моего горла вырвался смех, искренний, чистый и такой, который не покидал мое тело так давно.

– О, черт, – прорычал он, ослабляя хватку на своих волосах, так что они снова рассыпались по его лицу. – Теперь я хочу, чтобы ты снова издала этот звук, Уинтер.

На моих щеках поднялся жар, и я поняла, что краснею. Это было что-то новенькое. И мне это очень нравилось.

Я написала ему ответ. «Тогда тебе лучше показать мне как можно больше джентльмена под всеми этими волосами».

Он издал смешок, откинувшись на спинку кресла. – Я бы показал, куколка, но я так же хорошо разбираюсь в прическах, как гребаный дикобраз. Я привык к профессиональным парикмахерам в другой жизни, если ты в это поверишь. Я бы чертовски хотел сделать это самостоятельно, поверь мне.

Мой взгляд блуждал по его лицу, и у меня зачесались пальцы. «Я могу этим заняться?»

Он прочитал заметку с интригой, затем пожал плечами. – Было бы неплохо избавиться от этой гребаной гривы, – он поднялся со своего места и направился в ванную, а через минуту вернулся со свернутым парикмахерским набором, внутри которого лежали машинка для стрижки, ножницы и расческа.

«Ты уверен, что доверяешь мне это?» написала я, ухмыляясь.

Он издал горловой смешок. – Я уверен, что ты сможешь справиться с этой работой лучше, чем я или Тайсон. Кроме того, я вряд ли пытаюсь произвести впечатление на кого-то здесь, за исключением отдельных сексуальных как блядь снежинок. – Его глаза скользнули по мне, переместились на мои губы, прежде чем он снова быстро отвел взгляд.

Я засмеялась, вся моя грудь поднялась от этого чувства, а он зарычал так, что по моему позвоночнику разлился жар. Только в этот раз не от раскаленной кочерги. Этот вид огня был похож на сладкую форму пытки.

Он опустился на свое место, и мой взгляд переместился на его обнаженную грудь и шрамы, по которым я отчаянно хотела провести пальцами. Этот язык я понимала лучше, чем английский. Боль оставляла следы на сердце, изломы на душе. Она лепит и формирует человека, к лучшему или к худшему. Она либо строила крепость вокруг вашего сердца, либо оставляла вас окровавленным и разбитым. Николи выглядел так, словно его выковала боль. Но всегда оставались осколки, которые разбивались по пути, и я видела, как эти осколки, острые как ножи, смотрели на меня из его глаз. Мне не нужно было уметь говорить, чтобы сказать, что я тоже это чувствую. Когда он посмотрел на меня, я почувствовала, что он заметил это и во мне.

Я включила триммер в розетку и положила его на стол рядом с ним. Насколько я знала, я никогда не делала этого раньше, но движения были знакомыми, когда мой большой палец нащупал включатель, и я почувствовала, что справлюсь. Я взяла расческу и ножницы, положив машинку для стрижки рядом с ним на стол, гадая, что он сделает, если я закончу тем, что сделаю его похожим на йети, которого затащили под газонокосилку. Было странно, что я знала, что это за вещи, и в то же время не имела ни малейшего представления о конкретных воспоминаниях, которые могли бы точно определить их происхождение. Как будто все мои знания о мире были впрыснуты в мою голову без контекста. Это было невыносимо в моей камере. В этой хижине, с Николи, мне хотелось быть чем-то большим, чем просто оболочкой. Я хотела иметь что-то настоящее за пределами моего пребывания в плену. Что-то, что позволило бы солнечным лучам пробиться сквозь тьму и проникнуть в центр моего существа. По крайней мере, каждый день я создавала новые воспоминания, в которых не было ни боли, ни пыток. И я обнаружила, что откладываю каждое из них на потом. Ведь если я снова окажусь в клетке, то, по крайней мере, мне будет о чем вспомнить, и это не будет горечью.

Я провела расческой по его волосам, и его голова слегка откинулась назад, когда я продолжила распутывать пряди. Мои пальцы двигались по черным кудрям, прикосновение чего-то такого мягкого вводило меня в гипноз, пока я работала. Он издал низкий звук, что-то среднее между вздохом и стоном, и мое сердце бешено заколотилось при этом звуке. Я опустила руку, провела пальцами по затвердевшим мышцам его плеча и написала вопрос. «Тебе это нравится?»

Он прочистил горло, и я заметила, что его кожа покрылась мурашками там, где лежала моя рука. – Просто прошло много времени с тех пор, как кто-то… – он подвинулся на своем сиденье, явно чувствуя себя неловко из-за направления этого предложения.

Я провела большим пальцем по его плечу, любуясь тем, как на его загорелой плоти остается белый след от моего нажатия. Не было ни крови, ни следов. Так должны были прикасаться к людям. А его никто не трогал уже неизвестно сколько времени. При мысли об этом у меня в животе завязался узел. В тюрьме я отдала бы все, чтобы мое тело оставалось при мне. Я мечтала о клетке, в которую я могла бы заползти, построенной из железа, в которую никто никогда не смог бы проникнуть. Но Николи построил такую клетку в реальности, и изнутри она выглядела не очень хорошо.

Я начала обрезать его волосы, предварительно подготовив их к машинке для стрижки, и почувствовала, что мы оба наслаждаемся этим небольшим, но пьянящим контактом. Может быть, мы и не должны жить в клетках…

– Я не сердился на тебя раньше, Уинтер, – заговорил Николи через некоторое время, и я нахмурилась. – То, что ты видела… те статьи, это просто часть моей жизни, от которой я пытаюсь убежать. Думаю, ты можешь понять это лучше других.

Я молчала, но мне все еще было любопытно. У меня не было никакого права на кошмары этого человека. Слова Квентина закрались в мои мысли, и я вздрогнула при воспоминании о том, как он шептал их мне на ухо. То, что происходит в темноте, остается в темноте.

– Полагаю, тебе очень любопытно узнать обо мне, куколка. И я полагаю, что уж лучше дьявол, которого ты знаешь, чем тот, которого ты не знаешь…

Я смахнула несколько срезанных волос с его плеч, теперь была видна его шея, и, черт возьми, у него была хорошая шея. Загорелая кожа, мышцы и веснушка прямо за его левым ухом, по которой я хотела провести большим пальцем. Не думаю, что я когда-либо раньше восхищалась шеей. За исключением того случая, когда я так сильно царапала когтями шею Фарли, пока он держал меня, что на ней несколько дней оставались четыре длинные царапины. Но это была не та шея, которую я хотела разорвать, а та, которую я хотела ласкать, целовать…

– Имена Ромеро или Калабрези тебе о чем-нибудь говорят? – спросил Николи.

Я написала «нет» на тыльной стороне его идеальной шеи.

– Ну, это долгая, мать ее, история, поэтому я расскажу тебе ее в сокращенном варианте. Ромеро и Калабрези – заклятые враги, два могущественных рода, которые борются за контроль над Синнер-Бэй. Их семьи враждовали веками, и, если ты можешь в это поверить, я когда-то был наследником Калабрези, которого всю жизнь готовили к тому, чтобы он стал главой семьи.

Мои брови изогнулись от интереса, когда я взяла тример и начала орудовать им на его затылке, укорачивая его волосы, приводя их в порядок.

– Я был… помолвлен, – сказал он, его голос был густым, и мое сердце дрогнуло при этом слове. Но я продолжала держать руку на его волосах, не обращая внимания на странные толчки в груди. – Ее звали – зовут – Слоан. Но в день нашей свадьбы появился Ромеро и похитил ее.