Текст книги "Моя неприличная Греция (СИ)"

Автор книги: Katou Youji

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

И это только в любимом советском фильме герой Андрея Миронова элегантно избавляется от жрицы любви, пропуская ее в дом первой. О том, чтобы зайти хотя бы в одну из этих лавок, я и думать боялся. Равно, как и не было у меня времени остановиться, отдышаться и вытащить карту. И, конечно, отсутствовали как факт в африканском квартале и хваленые полицейские.

И куда б я долетел таким макаром, честно говоря, представляю себе с трудом, если б снова не наткнулся на утреннего индуса. Сей красавец, задумчиво почесывая в нижнем мозговом полушарии, опять куда-то семенил, иногда пошатываясь и бормоча себе под нос. Сейчас наркоман, впрочем, выглядел чуть лучше, чем при первой нашей встрече, а руки покрывали чистые бинты.

– Sir, I’ve been looking for you! I found what you wanted, but it is orange! (Сэр, я вас повсюду искал. Я нашел то, что вам надо, но оно оранжевое), – просиял он при виде меня.

– Oh, perfect, just perfect (Прелестно, бл*ть, прелестно). – Корректно перевел фразу из известного анекдота про Вовочку на ходу я, чувствуя, как в затылок дышит настигающая ночная фея. – But I need the yellow one. And, by the way, where are the central streets? (Но мне нужен жёлтый. И кстати, где здесь центр?)

Проститутка, не верящая своему счастью, – поблизости нарисовался и второй клиент, немного растерялась и сбавила темп бега. Зато наркот быстро прорюхал ее целеустремлённый и готовый к труду и отнюдь не обороне взгляд.

– Oh, no-no-no, Margaret, I have neither money, nor time. Just not now (О, нет-нет-нет, Маргарет, у меня нет ни денег, ни времени. Только не сейчас). – Пропел индус, тоже включая космическую скорость и резко меняя направление движения. Теперь мы бежали параллельным курсом, а индус раздавал команды.

– To the left, sir! And now to the right, sir, move, move, move! (Налево, сэр, направо, сэр, быстрее!), – и только когда мы долетели до первого более или менее приличного здания, выдохнул: – You are the brave one, sir. I'm afraid of going there. Оnly for the stuff. (А вы смелый, сэр. Я боюсь приходить сюда. Только за товаром).

И, конечно, когда мы оба отдышались от пробежки, мне ничего не оставалось делать, как полезть в карман рюкзака за двадцаткой евро и вручить ее своему внезапному спасителю. А про себя я порадовался, что в кои-то веки последовал совету матери и распихал имеющуюся при себе наличку по разным местам, а банковские карточки отдал ей на хранение. Наркоман расплылся в улыбке и исчез где-то между зданий, как только заметил на горизонте полицейских.

К месту встречи с основной группой я в итоге опоздал на двадцать пять минут, и большинство наших соотечественников, как ни странно отличающихся потрясающей пунктуальностью за границей, смотрели на меня зверем. За исключением Фрекен Бок, которая по всем законам логики, как раз и должна была сердиться больше всех.

– Давайте не будем ругать Славу. Кажется, он успел побывать совсем в другом городе, – загадочно ухмыльнулась она, подмигивая мне, и была абсолютно права. – А теперь – все быстро в автобус. Мы опаздываем на вселение!

А в автобусе, отправляющемся на афинскую Ривьеру, я с удивлением обнаружил и весьма нетрезвых Венечку и Валерку. Вениамин уже был хорошо датый, а любитель моржевания в бассейне мрачно напивался из бутыли с коньяком, заботливо упакованной по всем европейским традициям в стыдливый бумажный пакет. Видимо, с апартаментами что-то не срослось, но выяснять детали я не горел желанием, равно, как и рассказывать о своей пикантной прогулке.

Потеряла бдительность советского разведчика и собственная мать. Всю дорогу она хвасталась мне купленным в магазине поблизости от ресторана кожаным пальто и новой сумкой.

– Так, постой, – спохватился я, когда мы уже почти подъезжали к гостинице. – Ну, допустим, на сумку у тебя были деньги. А пальто, оно же дорогое, откуда ты нашла средства?!

– Славочка, но ведь ты же дал мне свои кредитки. Не бойся, отец по приезду тебе все вернет, – залебезила мать. – Ну, правда, такого шанса больше не будет, а кожа очень хорошая и качественная.

– Мать! – заорал я на весь автобус.

А рядом, как всегда, тут же оказалась Броня.

– Знаешь, Слава, на твоем месте, я бы так не нервничала. И это я помогла твоей матери с выбором. Конечно, ты потерял часть суммы, но не всю. А вот теперь предстать себе, что могло произойти при худшем раскладе, если бы ты взял карточки с собой. Лучше, наверное, приобрести пальто, чем просто подарить все деньги грабителям.

С тех пор греческая столица осталась в моей памяти разбитой на две части. Одна – официальная, которую показывают всем туристам, и где совершаются дорогие, непозволительные дома покупки. И вторая – существующая словно в параллельной реальности, замершая в улье древнейших восточных кварталов рухляди и неприглядной нищеты.

Но вернуться в Афины еще раз самостоятельно я решил уже на следующий день, а после ужина подбил на это дело и белорусскую пару.

– Знаешь, Славка, есть только одна проблема, – посерьезнел дядя Вова, – я тут уже пообщался на пляже с народом, давно живущим в гостинице. Все уезжали утром в Афины на автобусе за четыре евро, но не было еще ни одного человека, который смог бы вернуться на этом чертовом общественном транспорте обратно. Никто не нашел остановку.

– Да ладно. Это ж детский сад, старшая группа – не найти остановку, – сделал я жест «йоу» пальцами, – да я прекрасно знаю английский, и у меня же есть карта.

А в памяти крутилось, что эту фразу где-то я уже сегодня говорил.

11. Рубь за вход, три– за выход

Утром на остановке мы сверили часы с дядей Вовой и его супругой, обсудили примерный маршрут, обговорив заранее, что у каждого будет отдельное время на собственные интересы, и чуть не выпали в осадок, когда нас окликнул… зеленющий, но гладко выбритый Венечка. Самое удивительное заключалось в том, что его не сопровождал личный телохранитель и неандертальский ревнивец Валерка.

– Ну, мы вчера хорошо посидели в ресторане. И я говорил Валере – не бери ты эту курицу, она как-то подозрительно выглядит. Наверное, отравился, – сокрушенно врал Венечка, трясущимися руками отвинчивая колпачок у бутылки с минеральной водой и жадно хлебая большими глотками. – Можно мне с вами, я совсем не помешаю?

– Да-да-да, – также сокрушенно закивал головой я, – а с утра прилетела финская родственница – птица похмелайнен и решила отомстить за зажаренную.

– Эээ, – озадачился Венечка, – а что есть такая?

– Конечно, у нее есть еще и немецкая родственница, – хохотнул дядя Вова, прекрасно понимая, в каком состоянии сейчас находится Венечка, – называется «херсутранеяволь». А вот, кстати, и наш автобус. И чего только Броня нас пугала, все точно по расписанию.

Это самое расписание мы не просто зафиксировали в памяти, а даже на всякий случай сфотографировали. Последний рейс на Афины отправлялся около девяти вечера, а значит, как предположил я, из столицы до Ривьеры всяко можно было добраться до этого времени. В крайности, по взаимной договорённости, мы решили не впадать и назначили отъезд на пять часов дня. Место встречи, как полагается, пометили на картах крестиком.

Доехали мы до города действительно чуть больше чем за полчаса. Но дорога постоянно петляла вдоль побережья, то чуть забираясь в горы, то снова почти приближаясь к кромке воды. А на самом въезде в Афины я увидел такое количество разветвляющихся трасс, по которым ловко лавировал наш автобус, что до меня быстро дошло – пешком я сам точно с первого раза не вернусь. И не то чтобы я собирался возвращаться домой на общеизвестном «одиннадцатом номере», то бишь собственных ногах, но как экстренный вариант всегда его рассматривал для себя. Венечка же всю дорогу был тише воды, ниже травы, пил воду и на все соглашался.

С утра мы снова полюбовались церемонией разводки эфзони, а оживший Вениамин, которому, видимо, полегчало, довел своим фотоаппаратом одного несчастного солдатика до того, что тот принялся стучать прикладом по мраморной плите.

– Слушай, отойди, а? По-моему, ему не нравится, – процедил я тихо, когда Венька вознамерился обнять пацана, буравившего нас каменным и полным ненависти взглядом. Объятья Венечки, от которого несло еще похмельным выхлопом, мне бы тоже пришлись не по душе. Понаблюдав за солдатами второй день подряд, прекрасно понимал я и как уже надоели эфзони назойливые туристы, мешающие нести службу и воспринимающие все как собственное развлечение.

– Everyone step away! (Сделайте шаг назад!), – рявкнул один из начальников солдатиков и уже совсем недвусмысленно положил руку на карабин. В этот раз в английский Венька въехал быстро. Кстати, на площади Синтагмы дядя Вова обнаружил и бесплатный вай-фай, чему несказанно обрадовался.

По Афинам мы набродились вдоволь, посетили впечатляющий местный рынок, где, естественно, все сувениры и деликатесы оказались намного дешевле, чем в лавчонках, спустились и в метро. Ждал нас и еще один приятный сюрприз, секрет которого мы подслушали, пристроившись паровозиком к русскоговорящей туристической группе. Входные билеты на достопримечательности Афин стоят около двенадцати евро, но зато действуют в течение четырех дней. Так что торопиться выкидывать белые клочки бумаги сразу после экскурсий ни в коем случае не стоит.

Полдня пролетело совсем незаметно, и пришло наше время разделиться по интересам. Белорусы хотели попасть в новый музей Акрополя, а потом посетить холм Ликавитос, с которого открывается впечатляющий вид на кажущийся бесконечным город. Меня же поездка в гору на фуникулёре совсем не прельщала из-за боязни высоты.

Еще в двадцать лет я с трудом мог представить себе, что у меня появиться с годами такая проблема, но, быть может, свою роль сыграли бесконечные поездки по работе на недостроенные объекты гигантской высоты. Так, на плачевно знаменитом стадионе для ФК «Зенит», который все никак не могут возвести в Питере, стремясь сделать лучшую фотку, я неудачно оперся на временное хлипкое ограждение, хотя рабочие нас и предупреждали. Ограда поехала вниз под руками, а я минуты две, по чужим воспоминаниям, балансировал на краю под маты охранников. Мне же показалось, что прошла целая вечность, во время которой действительно вся моя жизнь пронеслась перед глазами. С тех пор и появилось вот это – акрофобия.

В Афинах я собирался посидеть где-нибудь в уютном национальном ресторанчике в квартале с забавным названием – Плака, потом прогуляться по торговым комплексам и порадовать себя обновками. Вторую часть моего плана Венька поддержал обеими руками, а я походу не догнал, на что с ним подписался. Как сорока-воровка Вениамин хватал и мерил все, что попадалось под руку, и без присмотра Валерки щедро сорил деньгами. Через час я сошел с ума от тех «джинсиков с забавными карманами», того «пуловера из настоящей шерсти», «таких улетных ботиночек» и «элегантной(!) толстовки».

В отместку я принялся таскать Вениамина по дорогущим бутикам, от одного взгляда на ценники в которых делалось плохо даже мне, и с умным видом рассуждать, как богатые совершают покупки. Конечно, я даже в мыслях не собирался приобретать в Греции «настоящий итальянский костюм от известнейшего кутюрье», или «лучшие золотые браслеты из первоклассного американского золота», но Веньку очень хотелось проучить.

В одном таком элитном часовом магазине я надолго завис перед витриной, где были выставлены модели, которые пользовались одно время популярностью у одиозных петербургских вице-губернаторов и стоили примерно как шесть моих зарплат. С продавцом мы долго и до хрипоты обсуждали марки часов, а когда я обернулся, Венечки в помещении в помине не было.

Впопыхах я вылетел на улицу, два раза прочесал центр, но так и не нашел своего случайного попутчика. А потом успокоился и выдохнул – в конце концов, я не обещал Валерке приглядывать за Вениамином, да и тот был уже в более чем сознательном возрасте, чтобы самостоятельно отвечать за свои действия. Картой Веньку мы снабдили, остановку автобуса показали, да и пропал он с глаз не в африканском квартале.

Потом я еще немного побродил по афинским улицам, скормил местному коту, пристроившемуся ко мне на скамейке, неудачно купленный пирожок с начинкой, гордо именуемой индейкой, а на деле не жующейся, поглазел на выступление молодёжных групп на «Бродвее» и двинул к условленном месту встречи. Там уже ошивался и мой вчерашний наркоман. Увидев меня, он счастливо и горделиво заулыбался, а потом торжественно вручил мне пакет с жёлтой деревянной моделью субмарины.

– Here you are, sir! As I’ve promised. Hundred euro. (Вот, сэр, держите. Как я и обещал. Сто евро), – выдал он, – it was hard to get it but I did it. (Ее было сложно найти, но я сделал это).

– Ok, – замучено выдохнул я, понимая, что индус не отстанет от меня, пока я не куплю макет, и отсчитывая деньги.

– Well, sir. Maybe something else? The schedule of the strikes? (Отлично, сэр. Может что-нибудь еще? Расписание забастовок, например?)

– Sorry, what did you say? (Прости, что ты сейчас сказал?), – опешил я.

– It is a very useful thing. Everyone here must have it. Oh, let me look. By the way, today from 16.30 is a time for the strike of the bus drivers. It will be finished by the 9 o’clock in the evening. (Это очень полезная вещь. Здесь она должна быть у всех. Дайте-ка, я посмотрю. Кстати, сегодня с 16.30 забастовка у водителей автобусов. Она завершится к девяти вечера).

И не то, чтобы мне было жалко «за крайне полезную вещь» десять евро, но я подумал про себя, что это уже какая-то откровенная разводка. Еще ни в одной стране мира я не сталкивался с практикой забастовок по расписанию, и совсем уж подозрительно это выглядело для греков с учетом их пренебрежительного отношения ко всему, связанному со временем.

– Sir, I can order you a taxi. Everyone knows here me, so you will get a good discount. (Сэр, я могу заказать вам такси. Все меня здесь знают, и вы получите хорошую скидку).

– Oh, no thank you. I will do without (Нет, спасибо. Я справлюсь сам).

Потеряв на сегодня интерес ко мне, индус уже завис над молоденьким пареньком-англичанином, также что-то пробормотавшим тому и, как я вчера, очумело рванувшим от наркомана в центр.

А мне показалась, что у меня эффект дежа вю, «и в Матрице что-то меняют».

На скамейке я просидел еще около сорока минут, тревожно вглядываясь вдаль. Поразительно, но никаких автобусов мимо не проезжало, поднапрягло меня и отсутствие местных. Аккуратные белорусы отзвонились за пятнадцать минут до времени встречи и сообщили, что решили взять такси, поскольку Любовь в кровь стерла ноги и, как большинство соотечественниц, пала жертвой четырех пар обуви и пяти литров оливкового масла всех сортов и вкусов. Это только в России в большинстве супермаркетов нам продают лишь один вид этого продукта. О таких деликатесах как масло с привкусом лимона, апельсина, чеснока и паприки приходится только мечтать. Венька на остановку тоже не пришел, но его телефона у меня не было.

Вечерело. Нервно куря и сжав в ладони билет на автобус, как Данко сердце, я чуть шею себе не свернул, выглядывая эту падлу. Изо всех щелей как грибы после дождя выбирались пропойцы, бомжики, наркоманы и все те, кого принято называть асоциальными элементами. Слетались на ночной свет и коллеги по цеху всех полов и возрастов труженицы секс-индустрии Маргарет. За еще час, проведённый на остановке, я получил кучу предложений заняться оральным, анальным, вдвоем, вчетвёром, в том числе с осликом, сексом.

Обогатил я и свой английский наркоманский сленг, первые познания в котором получил еще в школе, благодаря общению с носителем. Наша преподавательница Эмили, тогда двадцатилетняя девушка, не видела ничего плохого в том, чтобы иногда покуривать травку, а летом часто отправлялась в Голландию. И вот на внеклассных щедро делилась с нами познаниями, пока одна тупенькая одноклассница не проболталась об этом матери, и вся лафа закончилась.

Время тикало. Согласно расписанию, вывешенному на ларьке, где я покупал билет, автобус должен был проехать уже как минимум два раза, но ничего подобного я не наблюдал. Закончились фиаско и все мои попытки объясниться с девахой-кассиршей. Она улыбалась мне как китайский болванчик и заученно твердила: «Yes, sir. Of course, sir. Wait a minute, sir» («Да, сэр. Конечно, сэр. Подождите минуту, сэр»). А где-то на четвёртом заходе до меня доперло, что девица просто знает самые распространённые фразы на английском, и как попугай талдычит их иностранцам.

Смеркалось. Начинался мой третий час ожидания автобуса. Ради хохмы я приценился к услугам таксистов, кучковавшихся тут же поблизости. «Sixty» (шестьдесят евро), – выдал заоблачную сумму местный главарь, скользнул взглядом по одежке. «Twenty five» (двадцать пять), – решительно рявкнул я. Перед тем, как расстаться с белорусами, мы заглядывали в интернет, чтобы получить представление о ценах, и там было сказано, что двадцатка – потолок. А две пятьсот в пересчёте на рубли, я не платил даже за ночные поездки от аэропорта Пулково через весь город по разводным мостам.

«Hah», – брезгливо фыркнул шоферюга и развернулся спиной ко мне.

«Hah», – передразнил я его, также демонстративно поворачиваясь задом.

Автобуса все не было. Странно вели себя и местные, наконец-то начавшие появляться на остановке. Люди как сумасшедшие кидались под колеса автомобилей прямо на проезжую часть, когда на дороге показывались что-то похожее на наши маршрутки без каких-либо опознавательных номеров, и махали руками. Не так, как у нас принято голосовать, а совершали просто безумные трюки всем телом, лишь бы привлечь к себе внимание. Как местное население не путается все этих маршрутах, я совсем не понимал и начинал все больше психовать.

На уже совсем расходившихся нервах я подлетел к паре полицейских и отчаянно запросил помощи. Те переглянулись между собой, потом минут десять что-то горячо обсуждали и наконец «порадовали » меня. Короче, если я правильно понял их, то выходило, что именно по воскресеньям во второй половине дня мой автобус ездит другим маршрутом, и мне надо пройти несколько улиц, чтобы сесть на него.

– What? Are your kidding? (Что? Вы издеваетесь?) – сорвалось у меня.

Еще утром я самолично убедился, что автобус в обратную сторону останавливается именно здесь, и только после этого мы пошли гулять по Афинам. Но судя по серьёзным выражениям на лицах копов, оскорбленных моей эмоциональностью, все так и обстояло на самом деле. Так что пришлось мужественно сжать зубы и двинуть в строго заданном направлении порядка километра. Пока я брел, приглядываясь к названиям улиц и стараясь не заплутать, еще больше стемнело, в окнах домов стал загораться свет, и чем дальше я удалялся от центра, тем больше появлялось подворотен и полуподвальных магазинчиков, на порогах которых тусовались не лучшие из местных обитателей.

Удивлялся я и тому, что мать не разыскивает меня по мобильнику, хотя я вроде обещал быть в гостинице к шести. Заканчивался мой третий час попытки добраться автобусом. На новой остановке сидела лишь пожилая мадам типичной греческой внешности и деловито вязала. Не покидали меня и прямо-таки хичхоковские параноидальные ощущение, что за мной кто-то медленно едет.

– Мать твою за ногу и об стенку, – не сдержавшись, выругался я вслух по-русски, когда вдруг по трассе на бешеной скорости и совсем не останавливаясь, пролетел автобус с номером маршрута, до боли напоминающим заветный.

– Молодой человек, вы в Афинскую Ривьеру? – произнесла вдруг матрона на моем родном. – Так вам надо на другую остановку. Здесь все автобусы только до спальных кварталов.

– Какую еще другую? – взревел я. – Мне же полицейские сказали, что сюда. А вы, что говорите, по-русски?

– По-моему, это очевидно. Я из Калининграда, но регулярно вот уже десять лет приезжаю сюда на лечение. Так вот, молодой человек, со всей ответственностью заявляю вам, что здесь нет и никогда не было остановки вашего автобуса. Вам необходимо вернуться назад, на центральную площадь, всего около километра.

– Ешкин кот, я же только что оттуда!

Сзади блеснули, ослепляя, фары, и хотя бы одной загадкой стало меньше. Из машины вылетел уже знакомый таксист и присвистнул: «Fifty!» (пятьдесят).

– Thirty (тридцать), – уперся рогом я, – and not one cent more (и не центом больше).

Мы снова демонстративно фыркнули друг на друга и развернулись задницами.

Темнело конкретно. Число проституток, наркоманов и бомжиков росло в геометрической прогрессии. Я судорожно метался между остановками, проклиная все на свете. Сзади плелся на медленной скорости за мной таксист.

– Е* твою, thirty five (тридцать пять), – обреченно выдохнул я, отчаиваясь добраться до дома.

– Oh, shirt, thirty five (вот дерьмо, тридцать пять), – также обреченно кивнул таксист, и мы погнали в Ривьеру.

А в отеле меня капитально озадачила мать:

– Слав, я почему-то думала, что ты останешься на ночь в столице.

– Это еще с какой такой радости? – хмыкнул я.

– Ну, возможно, я что-то перепутала. Мне, вроде, казалось, что ты собираешься на эти их ночные посиделки – бузуки.

Потом в номер раздался странный звонок с ресепш от Валерки.

– Слав, прости пожалуйста. Мне к вечеру полегчало, я решил пройтись погулять и заметил в твоем номере свет.

– И?

– А, разве вы все не должны были остаться на ночную часть экскурсии?

– Мы – это кто конкретно?

– Ну, белорусская пара, Вениамин.

– Валерий, извините, я очень устал и хочу спать, – не совсем деликатно прервал я беседу, чувствуя пятой точкой, что Венечка затеял какую-то нехорошую игру.

А в час ночи меня разбудила разъяренная Фрекен Бок:

– Павсаний, это что еще за номера с местной самодеятельностью и якобы организованными мною поездками?! Если хочешь поругаться со мной, то не вопрос. Но о последствиях я тебя предупреждала, – орала она в трубку. – Ты что, не понимаешь, что я как гид отвечаю за вас всех, и если что-то серьёзное случится, то шкуру спустят с меня?

– Броня, да что случилось-то? – икал в трубку я, пытаясь оперативно проснуться.

– А того, что пять минут назад мне позвонил Валерий и поинтересовался, что мы сейчас все вместе осматриваем в Афинах! А я ничего не знаю и в этом отеле принимаю душ!

12. Как женщина и как мать

Похоже, выспаться в ту ночь из-за Венечки не удалось никому из нас. После Брони мне позвонил, а потом и заглянул в номер встревоженный дядя Вова, сдуру брякнувший Валере, что мы якобы действительно гуляем всей честной компанией по Афинам. Белорус с чего-то вдруг решил – я и Фрекен Бок добровольно прикрываем кобелирующего Вениамина и просто забыли предупредить всех остальных. А быть может, именно в таком ключе выстроил диалог сам Валерий, которому, скорее всего, до чертиков не хотелось верить в коварное предательство своего нищего любовника.

С дядей Вовой мы сначала объяснились на более чем повышенных тонах, а потом мне пришлось лезть в шкаф и доставать из чемодана заныканный коньяк, чтобы совместно выработать «общую концепцию». Около трёх ночи мы осторожно переместились на балкон и обнаружили, что свет на моей стороне горел в окнах практически у всех «наших».

Видимо, к этому времени новость о пропаже Венечки уже успела облететь русскую часть отеля, и теперь её со смаком обсуждали, судя по обрывкам разговоров, то и дело доносящихся сверху и снизу. Мать тоже звонила мне пару раз, жаловалась на внезапную бессонницу и интересовалась, удалось ли обнаружить как сквозь землю провалившегося Вениамина.

В итоге мы все чуть не проспали завтрак, а когда пришли в столовую, увидели крайне мрачную Броню и… не затыкающегося ни на минуту возбужденного Венечку, походу наизусть цитирующего справочник по всем достопримечательностям Афин и сыплющего подробностями нашей несуществующей ночной «экскурсии». Валерка счастливо и довольно улыбался, а у матери окончательно отвисла на пол челюсть.

– Слав, так все-таки, где ты был этой ночью? Это, конечно, абсолютно не мое дело, но так глупо ты не врал мне даже в детстве. А главное, я не понимаю – зачем! – возмущённо воззрилась на меня родительница. – Может, уже объяснишь, наконец, что происходит?! Последнее время ты очень взвинченный и нервный, так нельзя на отдыхе!

– Объясню уже наконец, – рявкнул я, подлетая со стула и чувствуя, что пора валить, пока и Валера не приступил к перекрёстному допросу свидетелей. – Жду тебя в своем номере после завтрака. Приятного аппетита.

– Но ты же даже ничего не съел! – изумленно уставилась мать на мою полную тарелку. – Слав, ты точно вчера не вляпался ни в какие неприятности? Быть может, Вениамин все это рассказывает, чтобы прикрыть именно тебя?

– Нет, мама, нет! Я клянусь тебе, что у меня все в полном порядке…

– Вот-вот… именно после этих слов я всегда и понимала, что меня ждет вранье! Хорошо, буду у тебя минут через десять. И уж постарайся мне все объяснить, потому что я не люблю, когда меня держат за идиотку. Тем более – собственный сын!

Отвлекусь еще немного на рыб и признаюсь честно, что с попытками врать родительнице, как типичному представителю этого знака зодиака, и держать ее за идиотку я закончил где-то лет в одиннадцать, осознав для себя всю тщетность подобных начинаний. Будь вы семи пядей во лбу, Артуром Конан Дойлем, Агатой Кристи, Жоржем Симеоном в одном флаконе по навороченности выдуманных сюжетов, вы все равно не сможете обмануть истинных Рыбок. У них как будто внутри смонтирован переносной детектор лжи, тут же выдающий несоответствие данных.

В процессе выявления этой самой лжи у Рыб нет никакой логики, они не анализируют информацию, но, благодаря своей великолепной интуиции, почти мгновенно точно знают, что им вешают лапшу на уши, и если уважают вас, то не постесняются сказать об этом в лоб. А если до вас нет никакого дела, то деликатно промолчат, но вам все равно дадут почувствовать – ваша карта бита.

Сами Рыбы с по-настоящему близкими людьми лгут только в исключительных случаях, предпочитая не договаривать. Матери, рожденные под этим знаком, не будут юлить и честно скажут своему отпрыску, что дядя-стоматолог сделает очень больно, а вот после того укольчика синяк не сойдет с попы около двух недель. Зато в обмен на мучения Рыбы-родительницы обязательно пообещают вкусную шоколадку или ту машинку, на которую дите заглядывалось уже несколько недель. И обязательно выполнят обещание, даже если с деньгами очень и очень туго.

И не дай Бог, если по каким-то своим причинам Рыба все-таки решила врать вам. Вы никогда не прищучите ее в мутной водичке. Вы будете ловить их на несостыковках деталей, фактов, событий, а рыбешки, честно хлопая своими огромными глазами, только начнут выдавать вам одну версию за другой, и вы потонете в пучине информации, проклиная себя, что ввязались в этот словесный водоворот.

И уж тем более у меня не было никаких причин так стараться из-за Венечки.

Тем временем резко засобирались на выход и белорусы, у которых тоже внезапно «пропал» аппетит. Я столкнулся с ними в дверях, а потом мы почти бегом рванули к лифту, чтобы разлететься по своим комнатам.

В номере я маленько накатил для храбрости перед разговором с матерью и принялся подбирать деликатные конструкции, для того чтобы раскрыть характер непростых взаимоотношений, сложившихся между Венькой и Валеркой. Видит Бог, сливать сладкую парочку мне не хотелось

до последнего, но Вениамин вконец достал меня, и я надеялся, что после объяснений мать брезгливо подожмет губы и больше не будет педалировать «тему». За время поиска необходимых фраз и эвфемизмов я успел два раза покурить и, с изумлением глянув на часы, принялся названивать родительнице. Прошло почти сорок минут.

– Мам, ну, ты где?

– Как где? Сижу у тебя в номере на балконе. Кушаю бананчик, который взяла у тебя с полки, – недовольно отозвался она. – А вот где гуляешь ты, я не понимаю. Мы же договаривались…

– У меня нет и не может быть в номере бананов, я же тебе сто раз рассказывал про Майорку, – похолодел я, нервно озираясь по сторонам. Матери я в упор нигде не видел. После моего двухнедельного отдыха на Майорке, эти фрукты, которыми я там, в основном, питался, больше категорически не лезли в меня. – И прости, как ты попала ко мне, если меня там нет?!

– Просто. Постучала, ты не открыл. Потом увидела уборщицу и объясняла ей на жестах, что здесь живет мой сын, и мы договорились встретиться, – не менее раздраженно буркнула мать. – Мы, женщины, всегда можем друг с другом договориться, даже если не знаем языков, как некоторые!

– Мать, а теперь резко вышла за дверь и назвала мне номер комнаты, где ты находишься, – прошипел я, чувствуя, как меня прошибает одной нехорошей догадкой. И хренея с безалаберности местного греческого персонала. Как и на всех курортах, ценные вещи перед походом на пляж я старался оставить в сейфе гостиницы, хотя меня и уверяли практически все гиды, что местное население и пальцем не притронется к чужим вещам опять же в силу чудовищной лени. Теперь, выходит, я это делал все-таки не зря. С учётом того, что в номере мог оказаться запросто кто угодно.

– Ну, четыреста сорок пятая. Слава, не надо считать меня слабоумной, я прекрасно помню, как к тебе идти. Здесь даже такой же серый чемодан как у тебя лежит и планшетник.

– Мама, я живу в триста сорок пятой!

– Ой… – коротко прервала разговор мать, с грохотом напоследок хлопая чужой дверью. – Как думаешь, меня теперь арестуют за хищение банана и проникновение в чужой номер?

– Обязательно. Не ори только так по мобильному. И давай по-тихому вниз.

А уже у меня в номере все собственные деликатные заготовки и речевые обороты полетели к чертям.

Ещё трясущаяся от ужаса родительница принялась объяснять мне, что попутала этажи из-за нефтяной магнатши, подсевшей матери плотно на уши и растрепавшей, что Венечка уже который день жалуется на неприятные ощущения в области спины и таза.

– Как ты думаешь, что у него все-таки может болеть? Может быть, посоветовать наших семейных врачей. Ты же знаешь, отец знаком со многими ведущими специалистами в го…

– Задница у Веньки болит, и все! – гаркнул я, отбрасывая эвфемизмы в сторону. – Мать ты, что, не понимаешь? Эти двое являются сожителями. Со-жи-те-ля-ми. И имеют регулярные половые сношения. Анальные. Через эту самую задницу!

Родительница, как я и рассчитывал, надолго замолчала, а потом выдала такое, что рухнул в кресло уже я.

– Господи, Славочка, что ты говоришь, какой ужас. Несчастный мальчик. Это все от бедности, я уверена. Тут кому хочешь зад подставишь.

– Это Венька-то несчастный? – вышел я из себя окончательно. – Да его любовник на море привёз, кормит, поит, одевает за свой счет и…