Текст книги "Моя неприличная Греция (СИ)"

Автор книги: Katou Youji

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

– Ну, ок. А что во мне выдало именно русского? – продолжал стоять я на своем.

Тут Надежда захихикала и снова указала рукой, но уже на мой предмет вожделений, любовно прижатый к животу.

– Ты понимаешь, никто из иностранцев, кроме русских, так арбузы не выбирает. Только наши долго стучат костяшками, задрав пятую точку наподобие страуса. А потом долго музыкально прислушиваются и определяют свою ягодку. Европейцы так не делают, если, конечно, не имеют русских родственников.

Вот и не верь теперь в бытовые проколы легендарных разведчиков.

А еще чуть позже во время экскурсий узнал я и истинную причину такой неспешности греков. Речь с гидшей, которую мы поначалу опрометчиво окрестили Фрекен Бок (а, в итоге она оказалась мировой теткой и чем-то неуловимо напомнила мне великолепную Ариадну с Кипра) зашла о национальной еде греков.

– Так вот, традиционный завтрак у них состоит из самого простого блюда, требующего минимум усилий, но занимающего при потреблении много времени, – протянула она. – Берется хлеб, крошится в мисочку и все это дело заливается вином. Белым или красным – это по настроению.

– И сколько в мисочку входит жидкости? – присвистнул я.

– Ну, Славочка, опять же – по настроению. От половины бутылки до целой.

Ну, оно и понятное дело, кто бы спорил. Как говорится, выпил с утра – весь день свободен.

4. Мами респект

В свой отель я вернулся уже только под вечер, когда пришло время собираться на ужин. Перед тем, как отправиться в номер, посидел еще в баре около нашего бассейна, тоскливо заглотив стопку божественной Метаксы. По секрету скажу – то, что продают по бешеной цене у нас в элитных бутиках, и то, что можно приобрести за смешные копейки там, это как земля и небо. И если кто-то никогда раньше не пробовал этот напиток, то стоит дождаться Греции, чтобы не испортить себе представление.

А в тоску я, собственно, впал, потому что в бассейне нарезал круги и моржевался Валера, всем своим видом показывающий готовность подбить любую вражескую подлодку, только осмелившуюся поднять перископы поблизости от худосочного и неспортивного Венечки на шезлонге. День выдался жарким, больше плюс тридцати, я тоже хотел освежиться, но не рискнул вторгнуться в нейтральные воды, пока там дежурил многотонный флагман.

А на лице у Венечки застыло странное выражение. Он улыбался, когда его взгляд останавливался на заходящем солнце, пальмах и многочисленных «эгоистах» (на Закинфе я узнал и второе название этого древнейшего растения, больше похожего на сильно ободранную елку и выходца из эпохи динозавров – араукария), и немного мрачнел, когда в непосредственной близости патрулировал границы Валерка.

И понять Венечку лично мне было совсем не сложно, потому что масштабные нижние габариты этого самого флагмана очень четко обозначали теперь мокрые плавки, а дело близилось к ночи. Смеркалось. Рассуждать о том, что конкретно связывает этих двух, столь различных людей, мне в тот момент совсем не хотелось, хотя напрашивался сам собою и дежурный, но не вполне романтичный вывод.

От завсегдатаев бара узнал я и том, что ужины в нашей гостинице проходят не как обычно на отдыхе в местной столовой, а для этого арендована специальная таверна в сотне метров от нашего корпуса. Вениамин метнул на меня изумленный взгляд, когда приметил, как я бодро спикаю на англицком и еще больше помрачнел. Судя по всему, его матчасть иностранцы воспринимать наотрез отказывались, а вот мое убогое незнание языка пошло на ура. Озадачился моим братанием с иностранными агентами и Валера.

Подразнив обоих еще немного, я двинул в номер к матери, чтобы позвать ее перекусить. Она уже была готова, и оделась по-походному, помня мои рассказы о простоте гостиничных нравов. Собственно, мать нацепила шорты, зачем-то панаму и самую обычную футболку. И только уже на полпути к таверне, я рассказал ей, куда мы идем.

Это в нашем отечественном восприятии подобного рода заведения относятся к одному из самых высоких классов, а в Греции же это место, где просто можно хорошо поесть тем, кто не переваривает фастфуды. Мать завыла белугой и встала как вкопанная:

– Слава, как ты мог. Я не накрашенная, не в платье, не на каблуках, – запричитала она, – давай, ты лучше сам. Без меня, а я поголодаю. Мне полезно. Я никуда не пойду.

– Мать, – взревел уже я, – да там все такие будут. Я тоже, как видишь, в рваных джинсах и майке, а не во фраке с бабочкой. Да кому ты там вообще нужна.

– Вот правильно, я никому не нужна. А вам с отцом и подавно.

– Мам, я не это имел в виду.

И как же кардинально я лоханулся. Но только отчасти. На входе в эту самую таверну к матери тут же подлетел аж самый старший официант, взял ее под локоток и принялся сюсюкать с ней на английском, обустраивая за одним из лучших столиков. Мать ни хрена не понимала, икала, ни во что не въезжал и я, ощущая себя последним бомжем.

– Мами, мами, респект, – расплывался в почестях верткий смазливый малый, не обращая никакого внимания на меня и лишь изредка удосуживаясь слушать мой перевод заказов и их диалогов.

Как выяснилось впоследствии, наша турфирма отколола с нами тот еще номер. Собственно, еда действительно оказалась бесплатной для постояльцев, но вот за любые напитки к ужину – будь то даже самая простая вода, приходилось раскошеливаться. А как, спрашивается, съесть солено-перченное блюдо или салат с луком, ничем его не запивая? В итоге в плюсе оказывались все, кроме туристов. Гостиница не заморачивалась с вечерней готовкой, а таверна зашибала свои дополнительные деньги на напитках.

От галантности грека у матери пошла голова кругом, и она умудрилась раскрутить меня на бутылку шампанского по случаю приезда. Себе пришлось заказать вино. И все это влетело в круглую сумму в восемнадцать евро вместо обещанного бесплатного ужина. Дальше удавалось ограничиваться пятью-семью евро за раз. Это с учетом того, что на Закинфе, как и во многих курортных странах, стакан чая стоит столько же, как и бокал пива или вина.

– Мами, мами, красавица. Руссия? Петербург, здорово, – пел Дионисос – наш официант, танцуя вокруг нее чуть ли не на цырлах, и выхватывая у меня, а не у нее, щедрую двадцатку. И так же продолжая делать вид, что меня рядом в помине нет.

И опять же уже чуть позже экскурсовод Фрекен Бок попыталась объяснить мне такое поведение Дионисоса культом пожилых женщин-матерей, существующим на Закинфе:

– Понимаешь, Слава, официант, скорее всего, прекрасно видел, что вы с ней чем-то похожи. Это и вправду есть. Особенно, глаза. Но он и хотел посмотреть, насколько ты с уважением относишься к своей матери и готов ли выполнять ее пожелания. Мама здесь – это свято. И, кстати, в греческих островных семьях главный семейный кошелек хранится как раз у матери, а молодые люди смиренно и покорно отдают ей свои деньги. После вступления в брак, средства делятся еще и с супругой. А у самого юноши в карманах, от зарплаты до зарплаты, в итоге свистит ветер. Потому Дионисос и не замечал тебя. Хотя, конечно, молодежь сейчас все меньше придерживается этих прекрасных традиций.

Но в тот вечер мне в такое царство матриархата верилось с трудом. Убедился во всем я лишь только, когда мы с матерью побывали еще в трех-четырех тавернах, и везде на ее седины была подобная реакция. Забегая вперед, скажу и то, что кроме пожилых женщин, греки еще с таким же пиететом относятся и к маленьким детям. Возиться с чужими отпрысками, тискать и целовать их в живот у них вполне обычное дело, что, конечно, иногда шокирует и доводит до клинча российских мамаш. А иностранки, наоборот, с радостью пользуются ситуацией, чтобы расслабиться и насладиться трапезой.

В общем, если на Закинфе хочется получить все самое свежее в общепите и занять лучший столик, то обязательно стоит взять в компанию даму в возрасте или молодую мать. Дети мешать не будут, потому что ими займется персонал, а любую самую сварливую кумушку ублажат едой так, что она превратиться из дребезжащей карги в мурчащую кошку.

И уж самая последняя затея в Греции – это пытаться обрести былую физическую форму, потому что кормят здесь очень вкусно и как на убой, а порции приносят такие, что лучше заранее уточнять их размер, чтобы не стать иллюстрацией к любой народной поговорке: «У здорового человека живот идет впереди него самого». Худых и слабосильных греки на дух не переносят и всячески, под всеми предлогами, стараются откормить. Венечка по истечению нашей поездки заметно прирос в щеках и боках, но не буду торопиться.

Мне же там больше всего понравилось тоже одно из самых простых блюд – сулваки с дадзыки. А попросту не маринованные заранее шашлыки с соусом, приготовление которого займет несколько минут. Все, что необходимо для него – это любой несладкий йогурт, натертые на терке огурцы, из которых выжимается сок, и много чеснока. Потреблять это блюдо, конечно, лучше в одиночку, ну, или, в крайнем случае, сразу всем коллективом, чтоб никому не было обидно.

Угостился я в одной из таверн и жареным с многочисленными специями лещем, гордо именуемым у греков «лавраки» или «сибас», к которому я сдуру заказал еще гарнир, коктейль из креветок и других морских гадов, местный салат и мясные шарики (по-русски – фрикадельки) в томатном соусе. Я понял, что зело погорячился, когда появился вот этот самый тазик с нарубанными овощами, весом так около килограмма. В Греции порция салата обычно заказывается на двоих.

А через пять минут радостный молоденький официант притащил бадью с креветками, в которой у нас на Новый год делается селедка под шубой, полуторалитровую кастрюльку с шипящими, обжигающими фрикадельками и еще два корытца с печеным на углях молодым картофелем и фаршированными баклажанами. Дело в том, что гарнир здесь обычно тоже уже входит в стоимость блюда и считается его обязательной частью.

Оглядев съедаемое мною за два дня с перерывами на завтрак, ужин и обед, я тихо и затравленно застонал, а мальчишка тренированно и радостно оповестил, что все «неосиленное и неокученное» можно упаковать в переносные боксы. Что-что, а с такой услугой в отечественном общепите я еще не сталкивался, да вообще-то она и никогда и не требовалась. Прихваченным из ресторана я в итоге питался еще пару суток, а мясные шарики, несмотря на жгучий красный перец в соусе, рэкетнули местные коты, не давшие мне проходу в гостиницу.

…А в тот вечер мы погуляли с матерью так хорошо, что у нее на пути назад в корпус начал заплетаться язык. Увидела она уже около закрывающегося бара и подозрительно насупившихся Валерочку с Венечкой.

– Мальчики, а вы что, еще не ели? В этой таверне при гостинице просто чудесно готовят. Больше всего мне понравился кролик по-закинтосски с запеченным сыром и красной фасолью. Вениамин, вам обязательно надо питаться белками. А вам, Валерий – не увлекаться углеводами, – не совсем трезво выкрикнула мать, опираясь на мою руку, – ой, что-то, кажется, я немного перебрала.

– Конечно, – прошипел я, радуясь, что порция нотаций достается в этот раз не мне, – пойдем, я провожу тебя в номер. Может быть, они и не заказывали ужин, мам.

– Таверна при гостинице? – прищурился Валерка, наступая на горло собственной песне, точнее, идя на поводу у свернувшегося в трубочку желудка, а потом метнул плотоядный взгляд на Венечку, – а ты говорил – кинули, кинули. Простите, мы тоже взяли завтраки и ужины, так что значит, все-таки кормят? Вас, Слава, кажется, зовут? А вас – **** ****?

– Славочка, помоги, пожалуйста, молодым людям. Ты же видишь, они в затруднении, – пропела мать. – Вениамин, вы такой худенький. Вам просто обязательно надо кушать на ночь.

– Да, – нехотя кивнул я, – показываешь гостиничную карточку, в которой вам дали магнитный ключ, называешь номер комнаты…ов…ат* – здесь я начал путаться в окончаниях, чтобы не смутить мать с совместным проживанием сладкой парочки – потом выбираешь из основного списка блюд. Все напитки, кроме еды, за плату. Пойдем, мам.

– Славочка, да ты ж наш спаситель просто, – расплылся в лыбе от уха до уха Венечка. – Мы вам с *** *** очень должны.

– Сплюнь. Мне сейчас, знаешь, тоже тридцать три. А Он в этом возрасте как-то плохо кончил, – буркнул я.

– А как он кончил? – озадачилась мать. – Венечка, вы не могли бы объяснить, что сейчас Славик имеет… в виду?

– Быстро в номер! – взвыл я.

А спасать Венечку пришлось буквально уже на следующий день.

После завтрака мы с матерью наконец-то добрались до пляжа. Она пребывала в крайне благостном настроении, поскольку впервые за много лет утром не надо было сразу вставать к плите и готовить завтрак. Потому мать «проглотила» приобретенную мною по пути бутылку пива, хоть и опять прошлась по поводу «животика», отметив, правда, что сей хмельной напиток благотворно сказывается на шевелюре.

Про то, что мы лысеем, толстеем, покрываемся морщинами, мы с отцом выслушивали от нее регулярно, и я даже не стал заводиться. Близким людям такие заявления Рыбы выкатывают с завидным постоянством, и лучшее что можно – это просто не реагировать. Зато всегда эффектно смотрится, когда представители сего знака на приемах и банкетах на голубом глазу лепят начальству дражайшей половины: «Вы знаете, у вас такой потрясающий костюм. Очень добротная ткань, отличный фасон, наверное, очень дорогой. Только вот сзади две такие складки, как будто бы его уже кто-то носил до вас». И тут не знаешь, то ли тебя похвалили, то ли…

И еще, со всей уверенностью могу сказать, что тот мальчик из сказки, бросивший при всех: «А король-то голый», тоже был стопроцентной рыбой. Только они умеют так эффектно и к месту слить секрет Полишинеля с совершенно невинным видом. Опять же, зачем они это делают, и что ими движет в такой момент, это вопрос отдельного исследования. Но уж точно не желание донести правду ради правды во всем мире, а, скорее, посмотреть, как дальше с ней будут жить все остальные. Сомневаетесь, вспомните, что поднялось в этой самой сказке после заявления мальчишки? Вот-вот. Вторая подпольная кличка в нашей семье у матери после «Штирлица» (за особую, уникальную рыбью интуицию) – поп Гапон.

Своей же задачей на пляже я поставил познакомиться с максимальным количеством русскоговорящих обитателей нашего поселка, дабы дальше иметь возможность хоть иногда с рук на руки передавать им родительницу и отрываться по своим делам. Чем я, собственно, и занялся. За матерью в море я наблюдал пристально только первые минуты, потому что она была хорошей пловчихой и ловко держалась на воде. На родине мать умудрялась плавать даже в наших коварных местных озерах с внезапными подводными ледяными ключами и пару раз по воспоминаниям детства вытаскивала тонущих.

Когда она вернулась и отпустила в воду меня, я успел уже перетрепаться с половиной пляжа, быстро представил всех друг другу, а сам отправился на разведку водной местности. Потому что еще с детства мать вбила в меня одно простое правило: море, реки, озера – это не игрушки, и как бы хорошо ты ни плавал, никогда нельзя лезть в них, не исследовав предварительно дно. Иначе особо уверенным в себе и распальцованным донельзя вода обязательно отомстит.

Этот постулат я нарушил лишь однажды по молодости, за что и был жестоко наказан. Тогда мне только исполнилось двадцать четыре. После какой-то научной конференции, проходившей в Болгарии, мы зарулились большой молодежной компанией на пляж. На море были довольно приличные волны, и никого в воде уже не виднелось. Но сзади на полотенце сидел предмет моих воздыханий, не раз намекавший, что не прочь познакомиться поближе. Ничтоже сумнящеся, я горделиво поскидывал шмотки, зашел в воду, демонстрируя достоинства фигуры, и эффектно бросился в пучину, ловко качаясь на волнах.

И все было просто отлично до того момента, пока не настало время возвращаться на берег. Волны как раз еще усилились. Собственно, слегонца паниковать я начал, когда меня третий раз подряд с силой потащило в море, примерно в то место, где я совершал свой марафонский заплыв.

В этот момент случилось и еще одно чудо. Для плавания я выбрал почти болтающиеся на бедрах шорты, до кучи завязываемые на шнурок. Эта падла в совокупности с растянувшейся и не совсем тугой резинкой и дала слабину. Шорты куда-то предательски поползли по ногам вниз, но мне было уже не до них, потому что я проворонил очередную волну, и тело закрутило в ее гигантском гребешке.

Сколько сальто и кульбитов я тогда совершил под водой, я уже не помню, и только чудом не треснулся башкой о дно. Короче, на берег вместо грациозной походки влюбленного Аполлона я выполз на карачках с шестой попытки, дыша, как загнанная лошадь, отклячив зад и буквально впиваясь в гальку ладонями, как присосками.

И опять же, как я выгляжу в тот момент со стороны, мне было уже фиолетово, но ровно до тех пор, пока под дикий смех всего пляжа я не ощупал заднее полушарие мозга и не обнаружил на нем полное отсутствие злополучного куска ткани.

Побагровев в тон закатного неба, я выпрямился во весь рост, стыдливо прикрыв срамное место наподобие античной статуи, и хотел уже рвануть на берег, как вдруг еще одна волна сбила меня с ног, снова водружая на четвереньки. Потом шлепнула наотмашь по ягодицам этими самыми несчастными шортами, а потом брезгливо водрузила деталь пляжной одежды на голову.

Пляж умер от ржача, я вошел в анналы аспирантских баек, а предмет воздыханий слился в тумане. И, конечно, эту историю я никогда не рассказывал матери, потому что она закономерно оторвала бы мне руки, ноги и иже по списку.

Вот и поэтому мы с ней и ахнули в голос удивленно, когда Венечка, явно не умевший плавать и барахтавшийся по собачьи на уровне коленки, вдруг решительно зашел по грудь в воду, развернулся к пляжу лицом и со всей дури, с гиканьем и подрыгивая, вдруг бухнулся спиной навзничь. Время шло, вода пузырилась. Вениамин не всплывал. А мы с матерью одновременно вспомнили, что как раз в том месте на дне была гряда камней.

– Славочка, сделай что-нибудь, он же утонет, – похолодела мать, – подожди, я сама…

– Стоять. Там утопиться – надо постараться, – припух я.

А Веня все не всплывал. И только пузыри надувались сильнее.

– Слаавв, – проклацала зубами мать.

– Хорошо, сейчас, – закивал я, подрываясь с места и бегом направляясь ко второй половине сладкой парочки, растекшейся солидной тушей по лежаку наподобие морского котика. – Валера, вы знаете, кажется, в этот раз действительно возникли некоторые проблемы…

– У кого? – процедил Валерий, лениво открывая на меня один глаз. – У тебя, что ль?

– Не совсем. Видите ли, ваш молодой человек… эээ, в смысле, я хотел сказать, ваш знакомый, конечно, пошел в море, нырнул…

– И?

– Короче, оно пока не всплывает. Достаточно долго, по нашим с *** расчетам. Он, я имею в виду, – осекся я под тяжелым взглядом Валеры, бурящим меня насквозь. – По-моему, нужно срочно что-то предпринять. Вы случайно не видели здесь спасателей?

– Ща, погодь, – пробасил Валерик, садясь на тканевом лежаке и продавливая его почти до песка, – где, говоришь, он е*нулся?

– Вон там. Видите, мужчина как раз идет. Там сначала ямка, глубоко, а потом снова мелко и камни, – залебезил я тоном шакала из бессмертного отечественного мультика «Маугли»: – Валерий, вы знаете, мы с матерью решили там не заходить в воду, потому что на дне очень много острых камней, и можно случайно отшибить ногу из-за небольшой глубины. И если оно… эээ… он случайно ударился головой…

А поиметь отшибленным при собственноручном спасении Венечки я, собственно, опасался совсем другое. Особенно при необходимости искусственного дыхания рот в рот. Вот потому я и рванул к Валерке и строил из себя идиота. А Венечка все не всплывал. Вода пузырилась. Заметили долгое отсутствие Вениамина в зоне детского купания и молодые мамаши из нашего отеля.

– Держи, – крякнул Валера, тоже наблюдая за пузырями в указанном мной направлении и кидая в живот двухлитровую ледяную «Колу», – я ща.

А происходящее дальше стало напоминать комедию абсурда, потому что на помощь вытащенному из воды и синюшному Вениамину бросился весь женский состав нашей гостиницы. Успешная владелица сети цветочных магазинов вспомнила, как работала медсестрой в детском саду и начала раздавать ЦУ, как делать непрямой массаж сердца. Акционер одной из газовых компаний – нет, не «Газпром», но тоже очень неплохо – наяривала по сотовому, пытаясь вызвать сотрудника своей службы безопасности, прихваченного в путешествие на случай криминальных разборок. Потенциальная многодетная мать, судя по уже цепляющемуся за руку кадру и огромному животу, лила на Венечку прихваченную с собой канистру с водой.

– Куда льешь, дура? Ему и так воды хватило, – возмущалась пятидесятилетняя дамочка армянской внешности, – у тебя нашатырь с собой? Под нос ему подсунь. Да вот так. Дай, я сама.

Суетилась рядом и моя мать. И, пожалуй, она единственная из всех дала дельный совет. А собственно предложила Валерию перевернуть Вениамина на спину и хлопнуть со всей дури по легким, чтобы из них ушла вода.

– Ой, бля… – простонал Венечка, приходя в себя, после того, как его вывернуло соленым растворчиком. – П*ц е*нный.

– Живой, ну надо же! – обрадованно умилились все, замечая, как за время спасения успели обгореть до состояния вареных раков и обжечь ноги на раскаленном песке. Мне, к слову, за мат в присутствии детей от матери всегда доставалось особо. А тут родительница словно язык проглотила.

А к вечернему купанию, когда мы уже успели повстречаться с нашим гидом в отеле и заказать экскурсии, на Вениамине красовались фосфоресцирующие салатовые плавки от пупка до середины бедер, и никаких экстравагантных черных стрингов.

– О, Славочка, посмотри, как красиво, – опять оживилась мать, – помнишь вот ту девушку из газовой компании? Она дала мне почитать дамский журнал, так там написано, что в этом году такие яркие неоновые цвета как раз снова в моде. Давай посмотрим тебе что-нибудь такое же.

– Мама, – посалатовел в свою очередь я, – ты что, не понимаешь?! Валерка их купил, чтобы Веньку на дне легче искать было.

5. Аидушка неприкаянный. Парт ван. Шерше ля фам

Други, в том, что греческие боги те еще приколисты, я убедился достаточно давно. И полагал (о, святая простота) – удивить меня невозможно уже любыми фактами из биографии небожителей. Еще три года назад потрясающая женщина по имени Ариадна поведала мне о половой неразборчивости главного олимпийца Зевса и широких взглядах на свободную любовь богини красоты Афродиты. Но кто же мог представить себе, что и такие солидные персы, как хозяин загробного царства Аид и владыка морской Посейдон тоже при случае не прочь к картошке дров поджарить и слегонца пошалить?

Понять черный, ближе к английскому, юморок этих богов, конечно, сходу сложновато, но потом втягиваешься, особенно, если это сопровождается отличным рассказом опытного гида. А на Закинфе мне за достаточно долгий период снова удалось встретить экскурсовода, влюбленного в свое дело. Это та самая Фрекен Бок, о которой я уже упоминал.

Знакомство с ней, как и в случае с Ариадной, тоже в начале не задалось. Но если к кипрском гиду я испытал что-то вроде легкой неприязни при первом общении, а потом эти ощущения быстро развеялись, то Фрекен Бок умудрилась с пол-оборота довести до белого каления. И примирили меня с ее существованием разве что вот эти истории про богов, ну а потом знакомство с греческой христианской церковью, от традиций которой я, скажу честно, впал в глубинную фрустрацию.

В день моего знакомства с Фрекен Бок на экскурсию мы выезжали рано утром. Еще не рассвело. Как и большинство туристов, я мирно дремал в салоне и очнулся от раздавшегося в микрофон зычного командного вопля, адресованного то ли собаке, то ли черт знает кому:

– Акис, голос!

– Калимера* – послушно провыл наш водитель-громила также в динамик, подрываясь на месте и вытягиваясь по струнке перед энергично вкатившимся в салон колобком на тоненьких сухопарых ножках.

А экскурсоводша уже раздавала новые команды, подтверждая мои худшие догадки о наличии в анамнезе педагогического образования. С таким женским типажом я сталкивался не раз в жизни, и все его обладательницы были особами волевыми, властными и не терпящими неподчинения себе. А с подчинением в силу профессии всегда имелись проблемы уже у меня, поэтому я и напрягся.

– Итак (дети – чуть не вставил я про себя), что мы должны ответить Акису? Как мы себя чувствуем и готовы ли мы к приключениям?

– Калимера… Калимера… Доброе утро, – полетело фальшиво-бодрое со всех сторон. – Отлично, просто отлично.

А мне тут же засвербило поинтересоваться, как по-гречески будет «спокойной ночи».

– Для тех, кто считает, что сможет спать у меня в автобусе, пока я не разрешу – калиспера* – выдохнула мадам, под начинающую развиваться у меня паранойю о возможности чтения мыслей. – Если мы еще не знакомы, меня зовут Даздраперма*. Это, конечно, шутка. На самом деле, я самая обычная Чельнальдина** (здесь я поперхнулся, потому что с первого раза не так услышал это оригинальное имя) Бронеславовна. Да-да, родители были большими оригиналами. Читаем еще раз по бейджику. Тинейджеры, как я вижу, пока еще спят, потому во избежание некорректных интерпретаций*, прошу обращаться ко мне Броня. Можно – Фрекен Бок. Я не возражаю. А теперь, что мы видим на этих знаках в салоне?

А на знаках собственно имелись перечеркнутые изображения напитков и еды. И, естественно, в этот момент мне также захотелось есть и пить, хотя с утра я никогда не нуждался в обильном завтраке.

– Мам, дай бутерброд, —прошипел я, готовясь всеми фибрами души возненавидеть Фрекен Бок.

– Но, Слав, нельзя же. Хотя мне тоже что-то захотелось есть, – закивала мать, втихаря вытаскивая пакетик с соком, – ну, в крайнем случае, я могу сказать, этой Членаль… тьфу, и вправду ее лучше Броня называть, что у меня залеченный гастрит, и мне просто необходимо потреблять пищу в небольших количествах через равные промежутки времени. А у тебя, типа, может иметься наследственная предрасположенность…

Зашуршали затаенно пакетами и соседи. В воздухе отчетливо запахло едой. На соседнем кресле, нервно озираясь, сразу до середины бургера впился в съестное зубами и Венечка.

– Но я провела воспитательную беседу с Акисом об особенностях русского менталитета, – как ни в чем не бывало, продолжила Броня после театральной паузы, – и наш водитель после долгих препирательств был вынужден согласиться со мной. В частности, я объяснила Акису, что русским запрещать бесполезно, иначе мы просто делаем все назло. Он долго сопротивлялся, даже пытался ездить с другими непрофессиональными гидами, которые били туристов по рукам за еду. Но в итоге Акису все равно приходилось драить автобус потом по два-три часа от крошек и разлитых напитков и разыскивать обертки, засунутые в самые неожиданные места. Поэтому у нас в салоне можно все. Но едим аккуратно и обязательно убираем за собой. Акис, голос!

– Нее, – радостно заорал водила, больше напоминающий средневекового пирата из-за богатой шевелюры и гигантских рук-клешней на руле. Желание есть завяло на корню.

– Учим еще одно слово. «Нее» – это по-гречески «да». У них все наоборот. И предупреждаю тех, кто решил стать моим врагом, – прищурилась в сторону галерки Фрекен Бок, где как раз и окопался я, а также Валерка с Венькой, – как видите, с Акисом я справилась играючи. Потому что до Закинфа я проработала десять лет гидом в Турции, а там выживают только товарищи с акульей хваткой. И не стоит будить хищника во мне.

А главным фаворитом среди греческих богов кровожадной Фрекен Бок как раз и оказался Аидушка, как она любовно обозвала его. Кстати, как считают сами местные жители, на Закинфе у этого властителя имеется небольшая надземная резиденция – для редких выходов на Олимп, поскольку гость он там с некоторых пор не совсем желанный.

Полюбила же Броня Аида за полет творческой фантазии при выдумывании наказаний смертным и достигнутые высокие профессиональные результаты. Выражения «сизифов труд» и «танталовы муки» хоть раз в жизни употреблял или хотя бы слышал каждый работающий человек. Могу добавить от себя, что о такой цитируемости можно только мечтать.

Дальше будут приводить отрывки из рассказов Брони, переработанных на ходу в ремейки греческой мифологии с учетом большого количества тинейджеров в нашем автобусе. Хотя я и сам с удовольствием выслушал такую необычную версию событий с нехитрыми педагогическими выводами, которые в заключение делала Броня для малых и взрослых детей.

В общем, царствовал себе Аидушка в удовольствие и слыл очень даже адекватным челом среди богов и смертных, коих после попадания в свое подчинение с легкостью отпускал погулять на землю, да и вообще смотрел сквозь пальцы, кто там, где шляется в его владениях… пока не решил жениться. Точнее, не обзавелся на свою шею тещенькой, превратившей бессмертное существование бога в прижизненный ад. После чего характер у Аида и начал катастрофически портиться, его потянуло на гадости всем и вся, а душу он стал вкладывать в придумывание этих самых изощренных наказаний для подопечных. Как видите, со времен античности ничего не изменилось, и если хотите понять, с чего вдруг мужчина так радикально переменился – ищите женщину.

А идею жениться Аиду толкнул маленький поганец по имени Эрос. Воспользовавшись очередным романом своей невнимательной мамки Афродиты, сей пострел стал регулярно таскаться в подземное царство и нудеть его владельцу, что тоска там стоит смертная в прямом смысле этого слова. Затем пошли истории из раздела, вот те, значит, съехались, живут гражданским браком, вот эти поженились, и только ты, Аидушка, сидишь сыч сычом. А ведь, вроде, внешне вполне ничего себе мужчина, ну, не Аполлон и не Брэд Питт, конечно, но и похуже тебя свои вторые половины находили. Да и знаешь, дорогой товарищ, тут на Олимпе слушки пошли, мол, ты гомосексуалист латентный или педофил вообще. Если это правда, так я не против. И такое подогнать могу.

– Да ты, что, охренел совсем? Лет-то тебе сколько, засранец, чтоб такое взрослому человеку говорить! Мать тебя давно ремнем не драла как сидорову козу?! – взорвался Аидушка.– Ты невест-то моих видел? Им сто лет в обед.

– Ты, дядь, со словами полегче. А то стрелы в руки возьму, вот в козу и влюбишься. И с невестами не проблема. Сейчас на сайт знакомств влезу, и мигом все найдем, – подмигнул Эрос, – я там под видом взрослого знакомлюсь. Такие горячие фоты присылают, закачаешься.

– Да… вот оно подрастающее поколение, – покачал головой Аид, – ну, женюсь я, допустим, и что дальше?

– А, дальше счастье тебе будет, движ каждый день. Ссоры, скандалы, ремонты, переезды, бурное примирение в постели. Заживешь, наконец, как человек. А то тишина у тебя стоит мертвая. Аж жутко делается.