Текст книги "Моя неприличная Греция (СИ)"

Автор книги: Katou Youji

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

– Слав, ради тебя… – снова понеслись всхлипы в голосе, – я… и я не могу отпустить тебя одного на таком опасном средстве передвижения. И я постараюсь… справиться. А точно нет другого способа добраться?

Мечты хотя бы о нескольких днях приключений в одиночестве рухнули, как подкошенные, и на их место пришло легкое раздражение.

– Есть. На черепахах. Как Джек Воробей. Включи уже мозги, Закинф – остров. Значит, когда я еду по работе в какую-нибудь *опу мира на перекладных, в разваливающихся маршрутках ты не нервничаешь, а здесь мы будем путешествовать на комфортабельном и современном судне, и ты переживаешь, – злобно буркнул я и сам сообразил с запозданием. – Мам, а ты откуда так хорошо в Афинах-то разбираешься?

Родительница пожевала губами и выдала:

– Ну… До того, как познакомиться с твоим отцом, я встречалась с одним очень милым чешским мальчиком. Его родная сестра как раз жила в Афинах, и он на свиданиях показывал мне фотографии. Не думаю, что с тех пор что-то сильно изменилось. Потом, когда обмен опытом по работе закончился, он уехал к себе на Родину и звал замуж.

– Мама, ты могла выйти за чеха и не сделала этого?! Ты понимаешь, где бы мы теперь жили?

– Я-то понимаю. Только ты уверен, что в этом случае у меня на свет появился бы именно ты? – приподняла бровь мать.

Крыть было нечем.

Потом мы долго бодались с родительницей из-за того, что на отдыхе она не хотела терять ни дня без моря, и в итоге договорились на варианте, при котором останавливаемся не в самих Афинах, а их предместье – на местной Ривьере. В турагентстве, где мы покупали путевки, меня заверили, что никаких проблем не будет, поскольку от отеля, выбранного нами, до столицы всего лишь час на автобусе. А удовольствие съездить в Афины стоит всего лишь четыре евро на одного человека. Такие затраты по времени и деньгам показались мне сущей мелочью по питерским меркам, и я, не задумываясь, подмахнул дополнительный договор. В какую веселую ночную историю мне это все вылилось с учетом той самой греческой необязательности, опять же чуть позже.

Волшебные таблеточки мы решили с матерью обкатать на небольшой экскурсии на катерах в Лаганасс – гнездилище и вотчину гигантских черепах каретта-каретта. С утра мать с видом идущего на казнь проглотила пилюли, демонстративно отказалась от завтрака, да и вообще обиженно замолчала.

Кроме непосредственно проживающих по двести-двести пятьдесят лет феноменов природы, хотел я посмотреть и на элитный район Закинфа, облюбованный золотой английской молодежью. Про нее молодая девушка Юлия, ставшая нашим гидом во время поездки, рассказала буквально следующее. «Молодых англичан, отдыхающих у нас на острове, отличить очень просто. Они здесь после обильных вечерних излияний пользуются известным русским принципом – где упал, там и новоселье на ночь. И если честно, то, глядя на них, я сомневаюсь, что этот самый принцип придумали вы», – пояснила Юлия. А потом еще в автобусе до пересадки в катера провела краткий курс молодого бойца для поездки. К черепахам на Закинфе относятся не просто с уважением, я бы констатировал – с придыханием. Хотя туристы платят деньги за то, чтобы посмотреть на этих древнейших рептилий, «партийную» рыбалку никто не гарантирует. Можно три часа прокататься на лодках, но так и не встретить «чуд-юд», все полагаются только на свою удачу.

«Поэтому, если кто-то из нас видит нечто, напоминающее всплывающее из воды лох-несское чудовище, то громко кричит всем остальным. Также если вы заметили, что другие катера вдруг внезапно замирают или предпринимают какие-то странные маневры, то тоже сигнализируйте», – прояснила она тактику боя.

Еще в автобусе на всякий случай я сунул матери в руки свою мыльницу и подробно пояснил, на какие кнопочки жать и чего ни в коем случае не трогать. Мать сдержанно кивнула и опять же обошлась без слов. До пересадки в лодки рассказала нам Юлия и о том, как проходит цикл появления на свет у каретта-каретта. После того, как в теплом песке сделаны кладки, не очень-то чадолюбивые родители снова уплывают в море и больше не заботятся о собственном потомстве.

В среднем из ста пятидесяти-двухсот новорожденных до взрослой жизни доживают лишь одна-две особи. И больше всего их гибнет на самом важном и ответственном моменте – долгой дороге к морю. Любители-натуралисты, со всего света приезжающие на Закинф, ограждают кладки, как могут, и даже мостят из ограждений тропы к воде для черепашек, но и это не помогает. Как только те вылупляются, на них сразу набрасываются хищные птицы, а также самый страшный враг – туристы.

Искренне стараясь помочь и донести до воды, люди безжалостно убивают потомство черепах. Потому что несформировавшиеся ткани у новорожденных очень хрупки, и любое человеческое прикосновение наносит катастрофические увечья. «И как бы нам жалко не было малышей, стоит лишь положиться на волю судьбы и смиренно наблюдать за естественным отбором в природе», – отметила Юлия.

Впрочем, есть и еще один типаж туристов. Из любопытства они раскапывают кладки и пытаются либо провезти яйца в качестве сувениров, либо пожарить из них гигантскую яичницу. Существовал ранее и был повсеместно распространен и еще один деликатес – черепаховый суп, на который и пошли в начале двадцатого века большинство каретта-каретта. По сравнению с тем временем их популяция резко сократилась и до сих пор не может восстановиться.

А на катере поднялась, конечно, невообразимая суматоха. Мы всей толпой бегали от борта к борту, вопя, тыкая пальцами в воду и раскачивая лодку, и как только не вывалились из нее, одному Богу известно. Краем глаза приметил я и то, что мать снова позеленела и удалилась в хвост судна. Видимо, таблетки так и не сработали.

Так прошло еще три часа, отведенные на экскурсию. За это время мы успели переругаться с пассажирами другого катера, кружащего поблизости от нас, испортить карму владельцу и трем его гостьям маленькой быстроходной моторки, которая прямо чуть ли не проехалась по голове наконец-то решивший всплыть гигантской особи. Черепаха лишь подняла глаза из воды и тут же пошла на погружение.

«Как видно, сегодня не совсем ваш день. Иногда эти тортиллы часами плывут за лодкой. В чем-то своей любопытностью они похожи на самых обычных дельфинов. И если кто-то из вас проживает в Лаганассе, то не удивляйтесь, если как-то эти создания будут дрейфовать неспешно в воде рядом, пока, идя на олимпийские, с вашей точки зрения, рекорды в скоростном плавании, вы попытаетесь рвануть на берег. Тем, кто выбрал для отдыха другие два наших курортных района, придется приехать сюда еще раз или вернуться в следующем году», – притворно сокрушенно добавила гид.

Во второй половине дня, когда мы уже возвращались в отель на автобусе, мать вернула мне мыльницу и недовольно уставилась в какой-то журнал. От нечего делать, я включил фотоаппарат и решил пролистать сделанные ею кадры. И только понимание последствий того, что сделают с родительницей другие участники неудавшейся экскурсии, если я заору на весь автобус сейчас, сдержало мой гневный вопль.

До ее номера я еле дотерпел.

– Мать, как ты могла. Как ты только могла поступить так? Тебя же просили по-человечески всем коллективом, – взревел я, как мы переступили порог. – Вот когда мы теперь увидим еще этих чертовых черепах?!

– Ну, ты же видишь на фотографиях, – невозмутимо пожала плечами мать, – возможно, я ее пожалела как женщина женщину. Вы там носились на корме, галдели, как сумасшедшие, а она, может быть, уже беременная. Мне, например, в таком состоянии было всегда неуютно, когда кто-то принимался пристально разглядывать меня.

– А, ты не думаешь, что это был – он. Черепах?

– Нет, у меня в сумке раздавился пончик со сгущенкой, и она залила бутерброд, в который я положила ломтик маринованного огурчика, как ты любишь. Есть это уже было невозможно. В нормальном состоянии. Так вот, я отдала черепахе тот кусочек огурца, и она его мигом проглотила, так что у меня нет никаких сомнений.

– Логика – твоя сильная сторона, – выдохнул я, – ладно, я к себе в номер и жду тебя на ужин. А потом нам надо будет собрать вещи в Афины. И, знаешь, я тебе искренне советую никому в этом отеле не говорить, что ты была единственная, кто увидел живьем черепах.

За ужином мы с матерью еще раз обсудили детали предстоящей поездки, она вкратце напомнила мне историю крушения всех самых надежных, как считало человечество, кораблей, начиная от «Титаника» и заканчивая «Конкордией», а я пожелал ей приятного аппетита.

Зато ухо навострил Валера, сидящий с Венечкой за соседним столом.

– Прости, Слав, отсюда, че, реально смотаться в Афины?

– Да, а вы разве не знали? – удивился я. – Мы вот завтра собираемся.

– Валер, не надо. Это же очень дорого, – засуетился Венечка. – Давай лучше купим мне те чудесные джинсики, которые я вчера видел в одном бутике.

– Да тихо тебе. Мой кошелек, и я решаю, – огрызнулся Валерий, – сколько, говоришь, билет на паром стоит? Есть у меня один чувачок по бизнесу, в долгах передо мной как в шелках. А у него апартаменты как раз под Афинами простаивают. Хотите с нами?

– Нет – нет, мы сами. Мы уже гостиницу сняли, – закашлялся я. – Мам, ты закончила с едой?

А в моем номере, куда мать по привычке зарулилась посмотреть на море на ночь, родительница опять поинтересовалась:

– Слав, я никак не могу понять, какого рода отношения существуют между Венечкой и этим… шкафом Валерой. Разве теперь у молодых людей принято платить друг за друга? Я могу представить себе с трудом такую ситуацию, если бы Вениамин был девушкой…

– Мама, я потом тебе все объясню, – выпалил я свою коронную фразу в этом путешествии. – А теперь быстро спать.

9. На службу в армию – в чулках под юбкой

Теперь немного покривлю душой. Конечно, в Афины я ехал, в том числе, и с целью осмотреть местные архитектурные достопримечательности для общего развития, как это принято говорить в моей профессии, но главной задачей было вживую увидеть церемонию разводки тех самых уже упоминавшихся мною эфзони. Фишку с ними я просек, еще когда разглядывал фотографии отца, посетившего Грецию двумя годами раньше.

Потом я долго втихаря гужевался над кадром, запечатлевшим такую сладкую лапулю с точеными стройными ногами, начинавшимися, казалось бы, от ушей, одетого в ту самую смешную юбку. Парня чуть за двадцать, походу, при рождении поцеловал, и не раз, сам Аполлон – настолько идеальной была внешность, начиная с фигуры и заканчивая лицом. Да что там говорить, не только этот армеец, но и все эфзони, сфотографированные отцом, вполне были достойны украсить собой обложки определенного рода журналов с веселыми картинками для взрослых.

А нехилую фактологическую базу для моего интуитивного восхищения этими товарищами подогнала Броня, встретившая нас в порту Занте-тауна для отправки на паромах в центральную Грецию. И я понял, что и эта моя экскурсия удастся на ура. Тем более, нашего народа набилось в итоге на причале много. Кроме Венечки с Валерой в толпе заметил я и уже знакомую белорусскую пару, газовую магнатшу и двух восточного типа женщин, также принимавших активное участие в сиртаки. Всего это значило, что у матери будет с кем перемолвиться словом на родном языке, а я могу хоть на немного расслабиться.

Российский аналог эфзони – это Президентский полк. Да-да, тот самый, который важно вышагивает на всех самых ответственных мероприятиях в Кремле. Отбирают в него по росту, и, пожалуй, в России это единственная структура, попасть в которую невозможно даже с самым высоким блатом, если матушка-природа хоть в чем-то подкачала. Довелось мне в свое время увидеть и другие потрясающие кадры, сделанные фотографом, входящим в личный пул первого лица страны. На них были изображены два солдатика этого полка во время разминки перед мероприятием – правая нога первого лежала на левом плече у второго. Так что, какая гимнастическая растяжка у сих военных, вы представить себе вполне в состоянии.

– Не менее жесткие требования предъявляются и к нашим эфзони, чтобы попасть в наш Почетный полк, надо пройти такой суровой кастинг, что все модели мира отдыхают, – подмигнула нам с Венечкой Броня. – Во-первых, юноша должен быть ростом не ниже одного метра восьмидесяти шести сантиметров. Во-вторых, а вот этого уже нет у вас, у претендента обращают внимание на форму и длину ног, которая тоже обязана соответствовать определенным пропорциям. И даже, если с ногами все в порядке, то подвести под монастырь может дисгармоничная филейная часть – недостаточно накаченная или, наоборот, слишком крупная. Думаю, здесь объяснять особо долго не имеет смысла. Все понимают, а вдруг подует ветер и придется лицезреть нарушение античных вкусов. Потому не менее важно, и каким главным мужским достоинством одарили боги юношу. Для этого тоже существуют четко прописанные в сантиметрах параметры при кастинге. Сантиметром больше или меньше определенного эстетического диапазона не допускается. И только потом высокая отбирающая комиссия обращает…

– А диапазон какой? – встрял я, перебивая Броню. – Простите, ради Бога.

– Ну, здесь, впрочем, уже действуют международные стандарты. От семнадцати до девятнадцати. Вот, вы, Валера, например, будь похудее, не прошли бы по этому параметру. Так вот, и только далее комиссия обращает внимание на соответствие пропорциональности черт лица идеалу греческой красоты. Вот, ты, Слава, провалился бы на этом этапе, даже если бы был повыше. У тебя нос не с горбинкой и азиатские скулы…

– Да он бы еще на предыдущем этапе срезался, – ни к месту проснулась мать, – так все-таки, почему они у вас носят юбки и колготки?

– Эээ, ну, вам как родительнице виднее, – деликатно кашлянула Броня, наблюдя за тем, как я багровею, – и хорошо, что этот вопрос прозвучал именно из уст женщины. Потому что существует, конечно, много версий. По одной из них, все объясняется природными условиями. Сами понимаете, в гористой части в широких штанах зимой не очень-то побегаешь и поохотишься, да и отморозить можно определенные ответственные части. Ведь одевают же зимой, особенно в холода, современные мужчины термобелье – те же рейтузы по сути. Но это не объясняет необходимость ношения юбки – фустанэлы. Потому я склонна придерживаться второй, более исторической версии.

Согласно ее утверждениям, в национальном костюме греков стоит винить именно нас, женщин-матерей. У меня у самой пятилетний сын, так что причины я хорошо понимаю. Это в античности греческие полисы были в основном сильными и независимыми государствами, но затем былое величие было утрачено. Настали черные времена. В средние века большинство греческих земель, по сути, оказались провинциями Османской империи, то есть Турции. И почти любого появившегося у греков ребенка мужского пола слуги султана старались отобрать сразу же после рождения или достижениях двух лет.

Мальчиков, разлученных с матерями, обращали в ислам и растили из них самых суровых и свирепых воинов того времени – янычар. Нередки были и случаи, когда такой повзрослевший на чужбине юноша возвращался в родное селение и вместе с другими однополчанами вырезал всех живых. Бывало и так, что янычар, сам того не зная, убивал собственную мать. Преданность этих воинов исламу, по сути рабов султана, и их кровожадность давно стали притчей во языцех.

И, конечно, в такой ситуации матери были вынуждены пойти на хитрости, и никакими извращенными фантазиями тут не пахло. Родительницы переодевали своих сыновей в одежды для девочек и отращивали мальчикам длинные волосы. И в одном-двух из десяти случаев удавалось обмануть и дотянуть так ребенка хотя бы до двенадцатилетнего возраста. После чего юношу тут же быстро женили, и возраст невесты не имел никакого значения. Иногда случалось и так, что малолетний получал в супруги двадцатилетнюю. Это считалось нормальным.

И если на площади перед парламентом будет достаточно места, а у вас хорошее зрение, то вы сможете заняться и еще одной увлекательной вещью – сосчитать складки на юбке эфзони. Их должно быть ровно четыреста. Столько лет турки господствовали над греками. А если уж кому-то и очень повезет, и он очутится совсем близко к марширующему солдату, а движения того не будут особо аккуратными, что большая редкость, то убедитесь вы и в том, что на воине не колготки, а особая двухслойная конструкция…

– Какая какая конструкция? – снова поперхнулся я, предчувствуя со своим богатым воображением худшее.

– Собственно, первый слой – это чулки, которые крепятся на специальном кожаном поясе, и только поверх них надеваются белые гетры, также фиксируемые сзади поясками с забавными черными кисточками. Завязать аккуратно их самому, задача очень сложная. Так что юноши часто прибегают к услугам коллег по цеху, и какое зрелище в этот момент с учетом юбки и чулок открывается добровольному помощнику, вы себе можете представить. Поэтому в этом полку иногда и случаются определенного рода скандалы, правда, всеми силами замалчиваемые. Особенно советую обратить внимание и на шаг, которым маршируют эфзони. Он специальный и повторяет пинок, которым греческие воины выпроваживали турков из своей страны. А теперь, с учетом того, что я вам рассказала, кто-нибудь мне может объяснить, зачем на красных туфлях (символ пролитой крови, каждая весит по три с половиной килограмма) наших мальчиков имеются массивные помпоны?

– Тоже, чтоб за баб сойти? – ступил Валера.

– Не совсем так, – сочувственно подмигивая Венечке, произнесла Фрекен Бок. – Точнее, общее направление мыслей верно, как в анекдоте про Вовочку. Это действительно отвлекающая уловка. Под распущенными черными нитями там спрятаны широкие и наточенные лезвия. И если воин оказывался обезоруженным, то он бросался на своего противника, лягался и пинался до последнего. Я же не зря сказала про знаменитый греческий шаг во время марша.

И после этого, други, вы еще спрашиваете, почему я так рвался живьем поглазеть на этот еперный балет? А посмотреть было на что.

Под такие рассказы путешествие на пароме никто не заметил, быстро пролетели и два часа в пути в автобусе. Акис поставил всем какую-то незамысловатую комедию, а я как обычно набрасывал на планше все, что успел услышать от Брони.

– Павсаний, весь автобус задерживаешь, так на церемонию из-за тебя не успеем, – раздался над ухом тихий голос Чельнальдины, как всегда неожиданно подкравшейся сзади. – И, поскольку ты у меня теперь личный летописец, то поделюсь только с тобой и еще одним секретом. Всю группу я сейчас оставлю перед входом в парламент на площади Синтагма у могилы неизвестного солдата, где и разворачивается основная часть церемонии. А тебя, судя по твоим вопросам, как обычно интересуют гораздо более пикантные моменты. Так что думаю, провожу как я тебя лучше в небольшой переулок, где происходит… эээ, досмотр солдат перед парадным выходом на публику. И ты убедишься в том, что я ничего не придумала о национальном костюме. Фотографировать публично там нельзя, но ведь ты же придумаешь способ?

– Сделаем, – подмигнул уже я Броне. – И что, про чулки и специальный мужской пояс точно не выдумка?

Бл*ха. Не выдумка.

В этом я лично удостоверился, когда двое военных рангом постарше детально оглядели этих самых красавцев-парней и прощупали каждую застежку на сем кожаном изделии. А при том, как маршировали эти солдаты, задирая и выбрасывая ноги выше плеч, забота эта была совсем непраздной.

10. «Держитесь подальше от»

Сейчас я кого-нибудь разочарую, но Афины не произвели на меня того впечатления, на которое рассчитывал. Я ожидал увидеть город, состоящий из прекраснейших мраморных зданий и знаменитых античных статуй, и все это было на Парфеноне и частично за окном автобуса, в котором мы на бешеной скорости пытались прорваться по свободным магистралям от пробки к пробке, потому что оказались в столице в субботу. Но само сердце Афин – центральная часть, меня, мягко говоря, покоробила.

Быть может, за это древний город, почувствовавший возникшую в сердце мимолетную неприязнь, и отомстил мне, сыграв не одну злую шутку. Сейчас, конечно, я могу только со смехом вспоминать собственные злоключения, но тогда, когда я летел по незнакомой территории где-то в периферийных кварталах и ощущал себя героем второсортного ужастика, с чувством юмора было туго.

Собственно, в первую очередь, меня неприятно поразило огромное количество мусора в центре и бомжей на улицах. Таким я помнил Невский проспект и Сенную площадь в Петербурге в середине девяностых годов прошлого века и никак не думал, что в Греции сяду на машину времени и вернусь на пару десятилетий назад.

И совсем уж удивительным было обнаружить в центральной части огромное количество сгоревших зданий, стыдливо прикрытых просто досками со щелями или металлической сеткой. Такие бывшие строения были в основном зажаты между громадными торговыми центрами, одинаковыми по всему миру и растущими как грибы.

Здесь же вперемешку с новостроем и пустующими участками земли попадались и остатки древних колонн, только совсем не белоснежного цвета, а какого-то грязно-песочного. Запомнилась и небольшая православная церквушка, буквально впихнутая между салоном шуб, бесконечными уличными ресторанами и домом обуви. О техническом состоянии большинства самих исторических зданий, почти не оставшихся в центре (почти вся Греция – это сейсмически опасная зона), я вообще молчу. Потому что иначе как аварийным его назвать сложно.

Петербургские градозащитники уже давно ходили бы многотысячными митингами вокруг таких объектов и ваяли тонны возмущенных писем в Кремль. Ответить на мои многочисленные вопросы Фрекен Бок не смогла. Архитектура явно не была ее сильной стороной, да и как любой островной житель, особой любви к столице Броня не питала.

Разгадку сего казуса я узнал уже во время другого путешествия. Там седовласая бабуся-болгарка, которая сначала показалась мне глубоко и основательно въехавшей в маразм, вдруг неожиданно на очень чистом русском пояснила, что существует кардинальное различие между российской и европейской реставрационными школами.

Мы, как только появляются деньги, стараемся замазать и законопатить любую трещинку, покрыть слоем современной защитной краски фасад, сменить булыжник на мостовых и стремимся к тому, чтобы все выглядело как новенькое. А в Европе ценится то, что туристы могут любоваться зданиями и сооружениями, такими, какими их видели великие древние люди. И пусть фасад у дома и кажется обшарпанным, но это историческая обшарпанность, которой, возможно, наслаждался сам Байрон. И это, по мнению европейцев, гораздо ценнее любого новодела.

А мои злоключения начались, когда Броня объявила о свободном времени после экскурсии. Вариантов было два: либо отправиться вместе с большей частью группы на обед в ресторан с видом на площадь Синтагмы, либо еще раз самостоятельно в течение двух часов побродить по центру.

Есть мне особо не хотелось, с учетом бесконечных лавок сладостей и национальных деликатесов, по которым нас протащила Броня, безусловно имевшая процент с каждой покупки, а мать затарилась так, что я теперь опасался за нашу возможность влезть в автобус. Да и сам общеевропейский стиль ресторана не показался мне чем-то презентабельным. И уж тем более я не хотел при таком раскладе терять драгоценное время и упускать возможность познакомиться с городом самостоятельно.

– Броня, я прогуляюсь, – проинформировал я, отделяясь от группы.

– Слав! А как же покушать, надо питаться… – засуетилась мать.

– Мам, во-первых, мы уже договаривались дома, что ты не скупаешь продукты так, как будто впереди третья мировая война. Во-вторых, мы условились, что как взрослый человек я имею полную свободу передвижения. В-третьих, ты обещала не кормить меня насильно! – рявкнул я, отчётливо понимая, что со временем мать нарушит и все остальные пункты наших ялтинских соглашений.

– Кстати, о свободе передвижений. Слав, ты уверен, что действительно все будет в порядке? – пристально воззрилась на меня Фрекен Бок.

– Конечно. Я прекрасно владею английским, и у меня есть карта города! – сделал я пальцы веером. – Броня, ну, что может случиться? Это же центр Афин, середина дня, а не какой-нибудь ночной гоп-стоп московского Чертаново или наш Весёлый Поселок.

– Да, Слав, но Афины – это гигантский международный порт. Здесь масса нелегальных мигрантов из всех стран мира, и даже я не рискую гулять одна в некоторых местах. Этот город иногда как заколдованный. Тебе кажется, что идёшь по одной улице, а оказываешься совсем на другой. Главное помни – чуть что, стоит громко орать: «Полиция!» и бежать к этим молодым людям, одетым в черное. И постарайся держаться подальше от африканских кварталов за Некрополем. Это жуткое место.

– Да-да-да. В Петербурге все то же самое. А словосочетание «постарайтесь держаться подальше от» было вырезано маникюрными ножницами из передовицы «Таймс», – хмыкнул я. – Бронь, в силу профессии я в курсе, что такое виктимное поведение. И догадываюсь, куда не надо соваться, чтобы не получить по башке.

А мысль о том, что советом Брони, возможно, придется воспользоваться, у меня смутно промелькнула первый раз, когда я присел на остановке общественного транспорта, чтобы перекурить и попить воды. Поблизости от меня расположились две степенные греческие матроны, также пыхающие сигарками, старички-французы и молодая китаянка. А сзади нас как раз и маячили представители власти в чёрной униформе, решившие перекусить в местном «Макдональдсе».

Просто фантастически тощий наркоман-индус, на фоне которого даже Венечка смотрелся поросенком-перекормышем, выполз на четвереньках откуда-то из бокового прохода, деловито оправил одежду и на нетвёрдых ножках пошебуршал в нашу сторону. Мужик, явно красивый в далёком прошлом, казался настолько изможденным, что по его телу было впору изучать анатомию. Левую руку от середины до плеча он предупредительно забинтовал не вполне чистой тряпицей, а вот на правую силенок уже не хватило. Она вся цвела в «дорогах».

Таких доходяг я уже давно не видел и, честно говоря, был абсолютно уверен, что наркот сейчас примется канючить деньги на новую дозу. И потому меня постиг почти шок, когда мужик отвинтил с поясницы засаленный пиджак, накинул его на себя и в лучших традициях спекулянта распахнул одежонку, казавшуюся на три размера больше, а греческие матроны принялись что-то живо обсуждать и тыкать пальцем наркоту в закрома.

Что в итоге они купили, я так и не понял, но затем настала очередь французов. Те запали на советские значки(!), китаянка приобрела две пары сандалий такого миниатюрного размера, о существовании которого для взрослой особи я не догадывался в природе. А индус уже висел надо мной, улыбаясь на совсем уж феерические тридцать два здоровых зуба.

– Sir, give me some money, sir, (Сэр, дайте мне немного денег), – наконец-то ожидаемо загундел он, а потом совсем неожиданно продолжил, – and tomorrow I’l bring you whatever you want. The best hash, coins, drugs, weapon. Maybe some special orders? (И завтра я принесу вам все, что вы пожелаете: лучшая тра* ка, монеты, наркотики, оружие. Что-нибудь совсем специфическое?)

– Oh, no, thanks. I don’t need anything, (Спасибо, мне ничего не нужно), – подорвался я на лавке, замечая краем глаза, как к остановке подъезжает автобус, а мои внезапные попутчики готовятся к посадке в него. В кармане болталась какая-то мелочь, которую я и сунул наркоту, зная, что в таких случаях проще отделаться меньшим. А еще лучше озадачить такого собеседника какой-то же не вполне адекватной реакций.

– Well, I’d like to buy the model of the yellow submarine. (Ну, что ж. Я бы хотел купить макет жёлтой подводной лодки).

– It has to be exactly yellow? (это должно быть обязательно жёлтым?) – озадачился индус, видимо, никогда не слышавший песню «Желтая подводная лодка» Леннона.

– Yeah, surely (Да, именно), – проорал я, улепетывая к центру.

А дальше и приключилось то, о чем меня предупреждала Броня. Вроде бы я шел по правильным улицам, быть может, пару раз свернул на параллельные из-за грохота музыки, которая летела повсюду, где обустраивались на полу группки местной молодежи. Парни и девушки коротали время тем, что исполняли популярные песни или танцевали для толпы прямо в сердце столицы, пытаясь заработать деньги на существование. Кто-то пел очень недурственно, кто-то откровенно фальшивил, но все вместе это вылилось в чудовищную какофонию, и через какое-то время голова стала чугунной.

То, что дорогие бутики, торговые центры и роскошные рестораны уступили место лавчонкам поскромнее, да и просто откровенным забегаловкам, я заметил где-то через полчаса марша. Потом пошли уже откровенные блошиные рынки, с товарами б/у и резким запахом нафталина. Как я очутился у границы центра с Некрополем, я и сам не заметил.

Сообразил, где я нахожусь, только благодаря зашуганной экскурсионной группе, высадившейся из автобуса и буквально бегом пролетевшей мимо всех этих барахолок к входу на объект. До кучи группу сопровождали явно парни-охранники. Тут и у меня в мозгах щелкнуло, что пора возвращаться подобру-поздорову, особенно когда, раззявясь по сторонам на развалины вещей, а точнее гигантские свалки, я наткнулся на еще одну наркоманку.

У девицы той самой негроидной расы, представителей которой я матери строго-настрого запретил называть неграми, были вытравленные до седины белесые волосы и совершенно чумовые глаза, обретшие голубой цвет явно с помощью линз. На мадемуазель-зомби из одежды имелось только нижнее белье, а способ заработка средств на прокорм не оставлял никаких сомнений. Девица наконец сфокусировалась на мне, четко взяла курс на потенциального клиента, а я понесся уже почти сломя голову по улице, которая, по моим представлениям, шла параллельно центру.

И уже очень скоро мне пришлось переместиться с тротуара на проезжую часть, потому что все пространство, оставленное для пешеходов у домов, было завалено выставленным на продажу скарбом, произведенным еще в допотопные времена. Здесь, в этом африканской квартале торговали, казалось, всем: первые телевизоры еще с водяными экранами, бесконечные сломанные кальяны, велосипеды и мотоциклы, антикварные сундуки, шкуры животных, человеческие скелеты, ковры, оружие, внутренности от стиральных машин, развороченные ламповые приемники…

– Hash?

– Crack?

– Fizzes?

Тихо и услужливо осведомлялись владельцы бесконечных барахолок, высыпающие на улицу как тараканы и крысы, учуявшие пищу, пока я удирал от проститутки и пытался свернуть на главную центральную улицу. В цепких карих глазах арабских и африканских торговцев не было никакого намека на любые европейские эмоции – будь то хотя бы откровенное желание всадить нож или ограбить, лишь затаенный интерес к пробегающей мимо добыче.