Текст книги "Arcana (СИ)"

Автор книги: Каролина Инесса Лирийская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

шут (дурак, безумец) может толковаться как выбор, начало чего-то нового, неожиданный поворот; изображается стоящим на краю обрыва

– Вот ведь меня угораздило застрять в башке самой тупой наемницы в этом ебаном городе! – в сердцах говорит Джонни, и Ви слышит за привычной бравадой раскатывающееся беспокойство.

В глазах мутно; она не может встать. Голое тело примерзает к холодному кафелю, но ледяные прикосновения ненадолго заставляют ее почувствовать себя живой, настоящей. Кожа пока не отмерла, нервы напряженно звенят, разнося импульс. Она чувствует лихорадочный больной жар, разливающийся от затылка, где застрял блядский чип, по позвоночнику, внутри костей.

Джонни бесится, насмехается над ней; он всегда язвит, колючий и непокорный. Когда он хохочет над ней, Ви хочется сжаться в беспомощный клубок, спрятаться от мира – это судьба надрывно смеется, оглушая ее ударами по голове. Нет ничего страшнее бед, в которые Ви сама себя втягивает, и в какой-то момент ей хочется перестать бороться. Отступить, позволить закончить все быстро; пусть ебаные Мусорщики выкорчевывают чип из ее мертвой головы.

Она лежит, жалея себя, косится на Джонни, сидящего напротив. Почему раньше не сказал, почему не предупредил, почему ты так со мной, почему… Ее вопросы представляются Ви маленькими осиными жалами, впивающимися в его руки, вертящие зажигалку. Она фокусируется на кончике вспыхивающей сигареты, и оптика в глазах надрывно скрипит. Все в ней коротит, замыкает от безнадеги.

– Эй, поднимайся! – рычит Джонни.

Чувства возвращаются понемногу, и Ви ощущает, как ребро впивается в твердый кафель. Лежать неудобно, мерзло, и по ногам дует сквозняк из-под двери, но она не может заставить себя пошевелиться. Сил нет. Ви лишь обхватывает, обнимает себя руками, словно пытаясь закрыться от внимательного взгляда Джонни, скользящего по ее змеиной татуировке.

Ей плевать, что он видит ее без одежды; Ви кажется, что Джонни может рассмотреть ее насквозь, увидеть ее жалкую, вздрагивающую душонку. Потерянную и запутавшуюся.

Искушение не вставать давит на мозг. Отпустить, сдаться. Ви узнает этот пол, эту ванную из тысячи, потому что отсюда они с Джеки когда-то вытаскивали неподатливо-тяжелое тело Сандры. Она помнит хрустящие кубики льда под берцами, выплеснувшиеся, когда она вынимала девчонку. Помнит то, какая у Сандры мертвенно-холодная восковая кожа.

Какой смысл грызться с судьбой, если она раз за разом возвращает тебя в начало? Только наивные верят, что что-то можно изменить, выбиться, выкарабкаться из этой ямы, сдирая ногти, но в конце концов они заканчивают в могиле. Ви вспоминает Джеки, и ее пробирает нервным смехом. После удара по голове мысли путаются, завязываются узлами. Может, если она полежит здесь, Джеки ее спасет, как тогда?.. Он же ворвется за ней?..

Ее не придет никто спасти. Она никому не нужна.

– Ви, хватит дурака валять, ну правда, еб твою мать, – слышит она хрипловатый голос Джонни.

Он переносится к ней стремительно, и Ви кажется, что Сильверхенд готов врезать ей остроносым ботинком под ребра, чтобы взбодрить и поставить на ноги. Так бы он и сделал. Ви хочет верить, что ей наплевать, ее душа разлагается прямо сейчас, отмирает, отказывает, но ее тело инстинктивно подбирается, чтобы защищаться от удара.

Но Джонни склоняется к ней, чтобы взять за плечи, ощутимо встряхивает. Ви слабо брыкается, но он прислоняет ее к стенке, заглядывает в глаза. Хмыкает, сдергивает очки, чтобы лучше видеть ее в полутьме захламленного логова. Джонни становится все более настоящим, и эта мысль снова заставляет ее обмереть и обмякнуть. Он не дает ускользнуть в безнадежные рассеянные мысли, не разрешает купаться в боли в свое удовольствие. Джонни из тех, кто умеет упрямо подниматься, несмотря на все зуботычины судьбы, и Ви отчасти завидует ему, тому, как он вспыхивает и горит, изничтожая все на своем пути. Она уже не может.

– Ну, и зачем тебе такая идиотка? – устало смеется Ви; воздух обжигает горло.

– Поверь, если бы я мог встать и пойти отсюда, оставив тебя загибаться и жалеть себя, я бы так, сука, и сделал, – гневно говорит Джонни, впиваясь в нее темным взглядом, – но мы связаны.

Если бы его железная рука была настоящей, наверно, он раскрошил бы ей плечо. Ви придумывает себе боль и надеется, что та убьет ее.

– Это все бессмысленно, Джонни, – жалуется она, кусая сухие губы. – Как бы я ни пыталась, что-то ломается. Я все время возвращаюсь к началу. Приезжаю в Найт-Сити, оказываюсь в этой дыре. Все по кругу. Мне не вырваться.

– Ну и нахуй это все, – решительно говорит Джонни. – Не получается – начни с начала. С чистого листа. Оглянись назад, глянь, что ты упустила, и будь умнее. Попробуй иначе.

Ви знает, что у них нет времени, но он упорно проповедует что-то. Ее всю колотит; огнем продирает. От контраста холода и бушующего в груди пожара Ви почти отключается. Джонни цапает ее за подбородок, заставляет смотреть себе в глаза. До Ви только потом доходит, что он касается ее лица нормальной человеческой рукой.

Ей тут же хочется впиться в его пальцы зубами, и Джонни неразборчиво, но, кажется, одобрительно хмыкает.

– Я падал тысячи раз, – говорит он. – Меня разбивали, ломали, как игрушку, потому что войне похуй на тебя, твои желания и мечты, тебя просто перемалывает в пиздецкой мясорубке с сотнями других таких же юнцов. Я заставлял себя жить, когда думал, что я потерял все, что мог. Поэтому я не позволю тебе растянуться на полу и сдохнуть, раз уж я в твоей голове.

– И куда тебя это привело? – злится Ви. – Тебя нет, ты несколько строчек программного кода! А я исчезну совсем, и какая разница…

Она вздрагивает и замолкает.

– Я тебя щас ударю, – серьезно говорит Джонни. – У тебя есть выбор, растянуться тут и отбросить копыта или продолжать бороться. Все еще не потеряно. У тебя даже все руки на месте, – зло выдыхает он, и Ви вдруг окатывает с ног до головы чужой болью и обидой – того, прошлого Джонни, которого она еще не знала. – Ты свободна, Ви, как ты не можешь этого понять.

Он тоже был испуганным мальчишкой, думающим, что попал в ад на земле. И что-то заставляло его жить дальше.

«Безумие, что же еще», – яростно думает Ви и чувствует, что ухмыляется.

– Давай, поднимайся, – говорит Джонни, протягивая ей руку. Шепчет вкрадчиво: – Иди и разъеби каждого из этих ублюдков. Я бы присоединился, но не могу, сама понимаешь.

И Ви почему-то встает, пошатываясь, чувствуя себя последней дурой на всем белом свете. И в оцепенении чувствует, что, прежде чем пропасть, Джонни чуть сжимает кончики ее дрожащих пальцев.

========== 1; маг ==========

Комментарий к 1; маг

первый аркан; маг, волшебник, фокусник

инициатива, виртуозность, власть, одаренность; в некоторых источниках – душевное тепло и сила воли

Ви привыкает следить за Джонни краем глаза. Не то чтобы она ему не доверяет до сих пор, просто это старая добрая наемничья привычка, древняя, как этот ебаный мир: никому не подставляй спину. Особенно если этот кто-то – дохлый террорист с манией величия и агрессивным оскалом бешеного пса. Но Ви не может не признать, что наблюдать за Джонни… интересно.

Как-то она говорит с Горо, напряженно обдумывая штурм целой блядской военной базы зажравшихся корпоратов, а Джонни валяется на краю крыши, подставляя лицо последним лучам солнца. Ви отвлекается на постную мину Горо, правильного японского самурая, не умеющего обращаться с обычными смсками, а потом она переводит взгляд отбратно и коротко, отчаянно вскрикивает, как раненая птица.

Потому что этот придурок сверзился с края.

– Ви, что случилось? – терпеливо спрашивает Горо, но в голосе его звенит напряжение. Он думает, это очередной ее припадок, но Ви все смотрит на то место, где по-кошачьи валялся Джонни – соседствуя с вылизывающим морду сфинксом.

– Нет, ничего, ерунда, – отмахивается Ви.

– Проблемы?

– Нет, просто… правда, ничего такого, Джонни выделывается.

Горо так трогательно хмурится; Ви готова поклясться: ему кажется, маленькая воровка окончательно съезжает с ума. А может, ему не нравится, что она так волнуется за демона, выжигающего ее изнутри. Но Ви верит, что он настоящий, потому что Джонни Сильверхенд ведет себя непробиваемо-уверенно, как только живые могут.

«Напугал, да?» – довольно раскатывается голос в ушах, и Ви вертит головой, никак не может понять, откуда он говорит.

Джонни – самовлюбленный мудак. Поэтому, едва освоившись у нее в голове, он начинает пользоваться этим на полную катушку. Играет с ее ощущениями, заставляет оптику коротить. То он в одном углу, а через мгновение – уже в другом. Листает ее журналы, разбрасывает по квартире, и Ви, поскальзываясь на мятой странице, сама не понимает, как она тут оказалась. Она сходит с ума. Иногда ей мерещится стойкий запах дешевых сигарет, когда этот ублюдок магическим образом дымит, сидя рядом с ней, плечом к плечу в какой-то забегаловке, пока Ви угрюмо грызет соевую еду.

Ви, забавляясь, раздумывает, что будет, если кто-то попытается сесть на соседний стул – Джонни просто сделает вид, что его прогнали? Слишком не в его духе. Скорее, пошлет на наглеца самые настоящие громы и молнии, как в компьютерной игрушке…

– Так вот, значит, как я для тебя выгляжу? Как ебаный фокусник? – насмешливо уточняет Джонни, и дым обволакивает ее всю. Ви банально нечем дышать, и она яростно смотрит на наклонившегося ближе Сильверхенда.

– Ну, это ж ты только что достал сигарету из воздуха, разве нет? – язвит она. – Что мне еще думать! Эта возня с энграммами все равно напоминает какую-то ебаную некромантию.

Она понимает: Джонни не может усидеть на месте, ему все надо куда-то бежать, торопиться. Вечно вертит в руках – то сигарету, которую мимоходом смолит, то сдернутые очки, покручивает дужку между пальцев, то еще чего. Как-то ночью Ви просыпается от того, что Джонни тренькает на гитаре, которую она все-таки купила по его науськиванию; гитара настоящая, его пальцы на поющих струнах – нет.

– И хули ты не спишь? – огрызается Джонни, замечая, что Ви заинтригованно приподнимается на постели. – Кто-то говорил, что будет отдыхать!

В углу угрюмо мявкает кот; наверно, они мешают мерзавцу спать. Ничего, Ви чувствует, что отыгрывается за каждое раннее утро, в которое это чудовище носится по квартире и орет демонским голосом.

В середине мысли Ви задумывается, размышляет она все еще о коте, склубочившемся в коробке, или…

– У тебя красиво получается, – подумав, признается Ви.

Почему-то ночью ей проще быть честной, не огрызаться. По ночам она вспоминает, что до смерти осталось полшага. Закрывая глаза, оказывается наедине с самой собой, в каком-то глухом страшном месте, куда даже голос Джонни не доносится, и Ви, обняв себя руками, думает о том, каково ей будет там, откуда он пришел. Куда они все неумолимо стремятся. Кто-то называет это жизнью, для Ви каждый день – медленное умирание.

Джонни остается невоспитанной сукой в любое время суток, семь дней в неделю, но даже он ненадолго затыкается, чувствуя, куда сворачивают мысли Ви. Скатываются в бездну – маленькие камешки с обрыва.

– Эй, Ви, мы сможем наебать систему, – обещает Джонни, тренькая в такт словам. – Мы выкарабкаемся, потому что мы оба охуенно хороши в выживании, и об наши души сломает зубы любой губитель, понимаешь?

– Да ты оптимист, – кривится Ви; ей противно и больно от того, что ее пытаются успокоить. – Каково это, погибать навсегда? У тебя была… сила, власть над чужими сердцами, а теперь ты заперт в моей голове и ничего не можешь сделать. Твоя музыка ненастоящая. Твои тупорылые шутки – тоже…

– Никто никогда не жаловался на мои шутки! Я чертовски хорош.

– Вероятно, они просто боялись, ты отстрелишь им лица. А мне терять уже нечего.

В темноте Джонни довольно ухмыляется. Кот злобно урчит. Бездна смотрит в бездну; ночь застывает, как янтарь. Нет, в янтаре слишком много солнечных медовых бликов, а огрызок жизни Ви беспросветен. Колючая обсидиановая звезда.

– Представь, что ты магическим образом освободился. Получил свое старое тело, – предполагает Ви, откидываясь на спину и глядя в потолок. – Ты можешь делать, что захочешь. И куда бы ты пошел, а, Джонни Сильверхенд? – томно спрашивает она, указывает на него пальцем и дергает, как будто стреляет из пистолета.

Как стреляли в нее.

Она чувствует, как Джонни колеблется. Его мысли звенят, как натянутые струны гитары. Почти срываются на визг – потому что он не знает, что делать. Его жизнь обрушилась вместе с Арасака-тауэр, грохотнула на тысячи осколков, сгорела в адском пламени. Мир стал жить дальше. Его друзья мертвы – или у них совсем другие дела и мечта. Если вообще остались. Обломки, искореженные части прошлого.

– Пока я не могу выбирать, это, – Джонни обводит всю комнату, – все, что у меня есть.

Небольшой угол, в котором можно спрятаться и лениво перелаиваться, делая вид, что им наплевать друг на друга. Поэтому Ви орет, когда Джонни в шутку срывается с карниза, а Джонни рычит ей, чтоб отдыхала побольше, а не залипала по ночам на то, как приличные галлюцинации терзают выдуманные гитары.

– А ты не из тех, кто планирует, правда? – не отстает от него Ви.

Он пожимает плечами. Ви хочется сказать, что он дурак, но это звучит так по-детски, что она прикусывает язык. Ночь давит на виски, стискивает обручем.

– То, что у нас одна мозговая клетка на двоих, еще не значит, что ты можешь меня осуждать, – мрачно подсказывает Джонни.

– Заметь, не я это сказала, уебок.

– Тупая пизда, – с наслаждением отвечает он.

Кот орет на них, и Ви устало отворачивается к стенке, чтобы заснуть под негромкое бренчание гитары. Это и правда, блядь, магия. Что-то, делающее ее живее и одновременно убивающее ее душу.

Ей не хочется, чтобы наступало утро.

========== 2; жрица ==========

Комментарий к 2; жрица

где-то между квестами «неисправность» и «двойная жизнь»

жрица – духовное женское начало; жрица (папесса в других вариантах) – определенно отсылает к чему-то просветленному и чистому, поэтому мне показалось ироничным написать про Эвелин, фактически проститутку

из других общих значений: тайны, новая информация, уход в себя

Ви смотрит на Эвелин Паркер, такую поломанную, грязную, ничтожную, и ее почему-то мутит. Всю переворачивает от жалости, от какой-то неподвластной ей брезгливости – как при виде полураздавленного насекомого, которое еще еле-еле шевелит лапками. Ни следа от холеной женщины, хозяйки положения, ловко дергавшей ее за поводок. Ни лоска, ни блеска, только побитая измученная девка…

Когда Джуди рычит и плачет одновременно, Ви отворачивается. Не хочет, чтобы та заметила этот странный, презрительно-жалеющий взгляд. Для нее Эвелин была подругой, а не какой-то охуевшей сукой, переломавшей ей всю жизнь. И Ви не хочет делить с ней это непонятное чувство, вспыхивающее в груди.

Часть ее считает, что Эвелин получила по заслугам за то, что сделала с ней. Отправила на верную смерть, ни о чем не предупредила. Для нее Ви была как оружие; умный пистолет, который еще и поглядывал на мир блестящими наивными глазами. Херовая аналогия, конечно. Но вот фортуна крутанула колесо; на слоте сюрприз – Эвелин саму использовали. Как куклу. А когда она стала не нужна, вышвырнули, переломав ей ручки и ножки.

Эту часть Ви зовут Джонни Сильверхенд, и он зависает над ней, когда Ви выходит покурить, опираясь на перила. Она сонно водит пальцем по гравировке на портсигаре Эвелин.

Пока что Джонни молчит, косится на нее изредка, и глаза у него голодные, какие-то кайфанутые – потому что Ви впервые позволила себе сигарету. На мгновение на его лице мелькает что-то вроде благодарности – осторожной такой, некрепкой. Они оба не знают, чего друг от друга ожидать.

– Мы ничего не узнаем от этой шлюхи, – кривится Джонни, расхаживая рядом с ней. – Зря потратили время! Могли погибнуть! И все, что у нас есть, – поломанная проститутка! Я бы сам выцарапал ее блядское сердце…

Ви вся перегибается от искренней злости. Да, Джонни умеет ненавидеть всей душой – качественно так, ярко, что в глазах искрами сыплет оптика. Его плавит от ненависти ко всему миру, а сейчас – конкретно к Эвелин Паркер.

– Джонни, она сейчас просто… мертва, – втолковывает Ви. – От нее ничего не получишь – ни ответов, ни мести. С тем же успехом я могу всадить обойму вот в эту стену.

Она устала. Только недавно ей казалось, что она пройдет по следу Эвелин, и все ее проблемы магическим образом решатся, а теперь Ви снова отбросило в самое начало, клубок на ее глазах откатывается, оставляя у нее в руках оборванную ниточку…

– Мы попробуем снова, – упирается Ви. – И снова, если будет нужно. Это не последний шанс.

– Да, убеждай себя в этом! – злится Джонни. – И почему ты ее жалеешь? – вдруг накидывается на Ви. – Это из-за нее ты умираешь! Шлюха решила, что может всех наебать и получить какой-то выигрыш! А сама не заметила, как связалась с серьезными людьми и пошла ко дну. «Арасака» не прощает таких.

– Так дела делаются на улице, блядь, – цедит сквозь зубы Ви. Прогорклый сигаретный дым незнакомо першит в горле, как будто ее жгут изнутри каленым железом. – Ты или рискуешь и получаешься все, или оказываешься на свалке. Всегда так было, Джонни! Я всего лишь стараюсь выжить.

– Ты добренькая, Ви, – змеится Джонни. – Увидела, как эта шмара поджала лапки и закатила глазки, и уже готова все простить и оставить ее в покое! А пожалела бы она тебя, когда тебя ебнули и выкинули на свалку? Хоть на секунду задумалась бы? Так почему ты должна относиться к ней лучше?

– Потому что я умираю, Джонни, мне уже все равно, – отмахивается Ви. Ей хочется убежать от его метких вопросов, спрятаться. Незачем так терзать ее душу – Джонни и сам знает ответ, потому что он переписывает ее сознание.

Она хочет ненавидеть, но понимает, что попалась в ловушку сама, захлопнула за собой дверь, прыгнула с разбега в волчью яму. Все инстинкты вопили ей, что в Кампэки-плаза прячется смерть, и вот она – явилась, смотрит ей в глаза через очки-авиторы, за которыми проблескивает преисподняя.

– Я отомщу, – клянется Ви, и слова пеплом оседают на языке, – за нас обоих, слышишь, Сильверхенд? Крови хватит на двоих. Но Эвелин сама – запутавшаяся в паутине муха. Жалкое создание. Я не стану срываться на ней, жизнь ее достаточно наказала за то, что она провернула со мной… и с Джеки… – ее голос чуть дрожит, и внутри снова вспыхивают разряды, всполохи незамутненной злости.

– Не думал, что у наемников нынче есть подобие совести, – презрительно цедит Джонни. – Это и в мое время было неебаться какой редкостью, что уж говорить теперь…

Он смотрит на размокшую из-за дождя землю, кривится. Город погибает, задыхается в муках. Город похож на искалеченную Эвелин, в которой души не осталось. Его можно ненавидеть, можно жалеть, но он просто… есть.

– Мне жаль, Джонни, – только и говорит она. – И мне тоже страшно.

Он фыркает: как Ви посмела предположить, что он, знаменитый Сильверхенд, чего-то боится?

Когда в дверях появляется заплаканная Джуди и зовет ее за собой, Джонни испаряется под хлесткими каплями дождя. Брошенная сигарета медленно тлеет в грязи внизу.

А в Ви почти не остается злости.

========== 3; императрица ==========

Комментарий к 3; императрица

пост «старая драма»

ну, тут никаких вариантов не было, в императрицы я в любом случае записала бы Бестию, она шикарная женщина

императрица, она же хозяйка – у нее положительная энергетика, но куда ж мы без страданий; значения карты – «нужно положиться на судьбу», «развязка близка», духовный подъем, физическое желание

– Эй, что случилось? – спрашивает Ви.

Она оглядывается, неверной рукой касается затылка – биочип как будто перегревается, опаляет ее, и Ви почти ожидает ощутить на пальцах жалящие искры. Накатывает знакомая мигрень, поселяется где-то внутри черепа, долбится в стенки. Но все терпимо, жить можно – она уже привыкла.

Вид у Джонни тоже как-то растерянный и потрепанный, и Ви настороженно понимает: что-то пошло не так. Ее грызет чужая досада. В этот раз Ви не вышвырнуло обратно в мир, когда измученное тело в очередной раз перетряхнуло будто бы разрядом молнии, нет, это Джонни ее вернул. Он сидит на машине, подобрав ноги, и задумчиво пялится в большой киноэкран, и взгляд у него слепой, и картинки на экране нет – Ви это пугает на каком-то подсознательном уровне.

Ви чувствует на ноющих губах привкус крепкого виски и еще чего-то терпкого. Бестия. Ее кусачие поцелуи. И Ви вдруг охватывает нечто вроде странного щекочущего смущения, когда она на задворках памяти призрачно улавливает то, как Бестия выгибается и размеренно стонет, какая у нее кожа – мягкая, гладкая, вдруг переходящая в твердый имплант; как она довольно извивается, если касаться и ласкать на стыке… Оглушенная чужими ощущениями, Ви тяжело приваливается к машине.

– Ты знала, чем закончится этот вечер, даже не придуривайся, – огрызается Джонни, когда Ви кидает на него красноречиво-жгучий взгляд.

– Явно не твоим кислым ебалом, – поддевает она. Джонни живет, когда злится, поэтому Ви и пытается немного пошатнуть его, чтобы наконец-то вызнать, что случилось. Он в ответ косится почти вымученно:

– Извиняться не буду.

– Да ладно, я бы тоже дала Бестии, – пожимает плечами Ви. – Она охуенная. Самая горячая женщина, которую я знаю, без шуток. Но у меня, если помнишь, есть девушка, и я сейчас задумалась… – Джонни смеется как-то особенно презрительно. – Что, концепт верности слишком сложный для великого Сильверхенда?

– Ты сама только что сказала, что хочешь трахнуть Бестию.

– Я имела в виду… гипотетически, – ворчит Ви.

– Ага, начинается софистика…

– Мы сегодняшним томным вечером хвастаемся, кто знает больше умных слов, или ты скажешь, что произошло? – обрывает Ви решительно и прямолинейно.

– Иди ты нахуй, – без особого огонька говорит Джонни и устало трясет патлатой головой. – Я не понял. Наверное, дело не во мне, она была какая-то дерганая, словно в чем-то виновата, но все равно… – он рассеянно взмахивает руками.

– Тебе стало так одиноко здесь, в пустом кинотеатре, когда она развернулась и ушла? – вкрадчиво спрашивает Ви. – Потому что ты понял, что Бестия чуть ли не одна во всем гниющем мире, кто еще мог бы в тебя поверить. А она просто… отказалась.

Она может его чувствовать. Это не как чтение мыслей, хотя Ви слышит Джонни иногда, даже если он не проявляется, а он может болтать с ее внутренним голосом. Это что-то на уровне воспоминаний, чувств. Ви нихуя не понимает в этом, но, наверно, как-то все же связано с мозгом. Эмоции, переживания. Чистая химия, на самом деле.

Ви не кривит душой: ей нравится Бестия. Странное чувство преклонения и немного – надежды. И Ви даже не собирается скрывать, что любуется ей, властно раздающей приказы или прикрывающей в бою; смотрит на нее с почтительного расстояния. Непокорная, самоуверенная женщина, наполовину сделанная из стали – метафорически и буквально. Такой Ви хотела бы себя видеть в зеркале – легендой, снисходительно поглядывающей на новичков, хозяйкой если не ебаного Найт-Сити, то его части.

Ну, в зеркале Ви иногда появляется изумленное ебало Джонни Сильверхенда, когда хваленая оптика сбоит, поддаваясь зараженному биочипу – это как, достаточно легендарно? Джонни слышит ее размышления и усмехается. Понемногу отходит. Ви разваливается на капоте, неудобно поглядывая на угасший проектор.

– Ты прав, фильм хуйня какая-то, – критично замечает Ви. – Может, Бестию кинцо не вдохновляет?

– Ой, твои попытки меня разговорить не изящнее включенной бензопилы, конечно, – кривится Джонни. – Я… Да, мне стало как-то… зверски херово одному. М-м, представляешь, не помню, чтобы мне хоть раз отказывали! – рассеянно говорит он. – Девки были рады запрыгнуть в мою койку, мне достаточно просто быть охуенным и иногда улыбаться. Хотя большинству все-таки нравились жестокие мудаки…

– У меня тоже были неудачные свидания, мир не закончился, – фыркает Ви.

– В тот раз, когда ты чуть не утонула, хотя я, блядь, говорил не лезть на дно? – рычит Джонни. Ви еще тогда показалось, что он просто боится смыкающейся над головой толщи воды и тьмы, притаившейся у дна – чужой страх барахтался в ней, пока она плыла вслед за Джуди. – Ну, тебе-то в тот раз дали, – припоминает Джонни с детской мстительностью, видно, пытаясь отвлечь ее от размышлений.

– Не в этом смысл, придурок, – говорит Ви.

Джонни как-то вяло от нее отмахивается.

Ему хочется быть живым, и Ви сомневается, что дело только в сексе. Хотя Сильверхенд, конечно, пытается вести себя так, будто ничего не происходит и он все тот же наглый рокер, каким был полсотни лет назад. Ви варится с ним в одном, нахуй, адском котле, и, когда Джонни смотрит на Бестию, его захлестывают и странная, инстинктивная вина, тревожная и колючая, и желание – быть рядом, поговорить, поглядеть на нее хотя бы, коснуться… Она часть его прошлой жизни, еще бы он к ней не тянулся – да Джонни вцепился бы в нее зубами, если б можно было. Но теперь, когда он осознает, что все изменилось…

– Давай я ей позвоню, может… – предлагает Ви.

– Бегать я за ней не буду, ну нахер, – тут же вскидывается гордый Джонни. – Не хочет – пожалуйста. Я и без нее прекрасно проживу…

Взгляд у него лихорадочный; Джонни как-то невразумительно дергает руками, и Ви понимает: это ему хочется взять что-нибудь – желательно такое, чтобы разлетелось на тысячи осколков с пронзительным звоном – и от души запустить в ночь.

– Жалко, что все так получилось, – искренне говорит Ви. – Вам бы обоим не помешало отвлечься и вспомнить старые добрые…

– А потому что не было, сука, их, – обрубает Джонни. – Я просто… пользовался ей, когда было нужно. Во всех смыслах. Не думал, что после смерти что-то поменяется. А как ты стала с ней работать… Как будто меня крюком подцепило.

– Больно, – договаривает за него Ви, царапает куртку возле сердца.

Он злится на себя, и это, кажется, хороший знак. Иногда полезно почувствовать, каким бы был уебком, что не останавливаться, идти дальше. Но есть еще что-то – отчаянная обида, которую Джонни пытается душит голыми руками, совсем безыскусно – и адски обжигается. Ему нравится делать вид, что его ничем не задеть, что он свободнее всех живых, но…

Ви устало поправляет цепочку с жетонами, холодящими кожу. На свидание Джонни явился без бронежилета, конечно, и, хотя Бестия этого не видит и оценить не может, есть в этом какая-то болезненная уязвимость.

– Давай, пошли уже отсюда, – торопит он. – Нечего тут торчать, или ты надеешься, что она вернется?

Она встает, потягиваясь. Отходняк от таблеток почти прошел, и Ви даже может радоваться тихому ночному ветру, холодящему шею.

– Джонни, ты же знаешь, что ты не один? – на всякий случай уточняет Ви. И тут же зло вспыхивает: – Не в этом, блядь, смысле, старый извращенец! Я хочу помочь.

– Зачем? – кисло усмехается он. – Все, кто достаточно меня знает, понимают, что лучший выход – это бежать куда глаза глядят. Что Бестия нам, собственно, и продемонстрировала.

– От себя же не убежишь, – пожимает плечами Ви.

Джонни дали еще один шанс – а об остальном они поволнуются как-нибудь позже.

========== 4; император ==========

Комментарий к 4; император

перед «звуками музыки»

император (хозяин) – мужская фигура, сила, лидер, рациональность прежде всего, необходимость действовать решительно; если карта выпадает женщине, это может значит, что у нее есть сильный покровитель-мужчина, ну вы поняли, а еще – что стоит послушать его мудрый совет (хаха, мудрые советы от Джонни Сильверхенда)

– А почему, собственно, самурай? – говорит Ви с такой претензией, как будто Джонни ей что-то должен. Потому что, если с ним разговаривать иначе, этот урод может и не ответить, даже не почтить вниманием. Сильверхенду всегда нужен вызов – даже призрачный и несерьезный.

– В смысле? – переспрашивает он.

Они тут давно разделили территорию: Ви валяется на кровати, Джонни располагается на диване, закинув ноги на столик, а кот клубочится где-нибудь посередине.

– Ну, откуда эта тяга к японщине? – улыбается она. – Ты разве разбираешься? Ты же и служил в ебаной Мексике, а не где-нибудь на Востоке, – Ви широко взмахивает рукой в стену, в направлении, где, по ее скромному мнению, может находиться неведомая Япония. – А тут вдруг самураи и эти… маски.

– А ты решила порыться в этом, значит? – подначивает ее Джонни, почти веселясь.

– Ага, изучаю матчасть.

Близится концерт, и Ви все еще нихера не знает, чего ожидать. Все ее существо сковывает страх, она напряженно думает: что-то пойдет не так, ее вырубит прямо на сцене дрянного клуба, который сняла Нэнси, она дернет струну как-нибудь не так, сказанет не то… Она даже немного тренируется на их домашней гитаре – совсем не легендарной, с чуть расстроенными струнами, которые Ви по подсказкам Джонни едва удается настроить. Каждый раз, когда аккорд срывается, ей хочется выть и кататься по полу от нервяка.

Керр строчит ей сообщения и спрашивает, как там Джонни, но никто не хочет спросить Ви, как она сама, верно? Это Сильверхенд – звезда вечера, воскресший и возвратившийся, как ебаный Христос.

Она волнуется перед концертом, потому что это важно. Даже если не ей.

– Ты же знаешь, с «Арасакой» у меня давние счеты, – вынужденно ухмыляется Джонни. – Они меня переебали, разобрали и едва не убили, но я выбрался из ада и, в общем, решил, что назваться демоном – не самая хуевая идея из тех, что меня посещают. Видишь эту харю? – он указывает на принт на спине куртки, что подогнала им Бестия.

– Óни, – соглашается Ви. – Горо мне как-то рассказывал. Это такие злоебучие японские демоны.

Мысли о Такэмуре неприятным осадочком остаются на душе. Он был похож на самурая куда больше, чем бешеный крикливый Джонни, он выше всего ставил честь и верность прежнему хозяину, которому был обязан всем. Ви не поддерживала такой фанатизм; время блядских рыцарей давно прошло, да упокоятся они среди радиоактивного пепла, но Горо чем-то все равно цеплял. Может, тем, чего не хватало ей самой, ввязывающейся в любые передряги исключительно ради денег и славы, а не чего-то высокого, ей, меняющей хозяев и владык от заказа к заказу. Воля клиента – закон. А вот в глаза Горо смотреть было неловко. Они у него были… чистые.

Ви щелкает по каналам, пока Джонни увлеченно рассказывает про создание группы. Она слышала это сотни раз. А может, видела своими глазами в одном из запутанных не-своих снов; там были грязные бары, много алкоголя и мелкий, но все такой же истеричный Керри. На экране телевизора вспыхивает уже намозолившая всем глаза фотка старика Сабуро – в этот раз по поводу похищения Ханако. Ви усмехается, слушая про неизвестных террористов. Ей ни капли не стыдно, только досадно… И горько из-за Такэмуры.