Текст книги "Сорочьи перья (СИ)"

Автор книги: Каролина Инесса Лирийская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

Братья потрясенно молчали. Милан нечасто задумывался, откуда эти правила взялись, но после тяжелой работы, особенно в полдень, когда солнце печет сильнее всего, самым правильным казалось ненадолго отложить орудия и вернуться, перекусить или помолиться, а не торчать в поле.

– По правилам нечисти жить – как будто мы не люди Белобога, – ершисто огрызнулся Радим.

– Со всем миром воевать – сил не напасешься, – спокойно поспорил отец. – Не так-то это сложно – уйти с поля на часок. Все равно никто бы в это время работать не стал, все из сил выбиваются. Оставь в покое этого демона…

– А откуда она взялась? – в любопытстве спросил Милан. – Она когда-то была человеком?

– Никто уж не помнит. Была она всегда, сколько народ наш тут живет. Может, это когда-то была ее земля, – сказал отец, – а мы пришли и стали жать тут урожай. Не спросишь ведь у нее…

Долго после этого разговора Радим не мог успокоиться, метался. Брат мечтал о свершениях, о подвигах, зачарованный разговорами о молодости их отца, и потому Милану приходилось за ним присматривать, чтобы младший не натворил глупостей.

И ведь по-своему красивой была полуденница с ее вечной жатвой, дикой и опасной… И все было правильно, как и то, что лето сменяла осень, а прохладная ночь – палящий безумный день.

========== 28. ночной ==========

О том, что к сестре их кто-то ходит по ночам, они знали давно уже. Поначалу слушали какие-то шорохи на Марьиной половине, но долгое время не отваживались заглянуть – спугнут совсем, ничего не удастся разглядеть.

Арина еще смущалась, думая о том, что Мария заслужила себе немного воли, потому как старшая их была тихой, скромной – и ее собирались отдавать за давнего друга их отца, купца Васильева, а потому лишать ее последнего счастья не хотелось. А вот Варвара все не успокаивалась, приникала к чужой двери, напряженно вслушиваясь.

Как-то она увлекла сестру разговором и поволокла смотреть на ночного гостя – Арина не стала сопротивляться, тоже захваченная каким-то темным, как сказал бы их священник, грешным любопытством. А смелую, неудержимую сестру ничто не остановило бы. Отец как раз уехал по своим важным купеческим делам, сторговать побольше той цветастой ткани, что так расходилась на ярмарках. В другое время Варвара сама постаралась бы поразвлечься и упорхнула бы к какому-нибудь молодчику, договорившись с нянюшками, приглядывавшими за ними в отсутствие главы семьи. Но сейчас ее больше всего влекла тайна старшей сестры.

Дверь Варвара отперла ключиком, выпрошенным за какой-то надобностью у ключницы. В щелочку увидели они, как Мария сидит себе спокойно на постели и мечтательно глядит в окно, словно поджидая кого-то… Но ведь не мог же ее любовник в него запрыгнуть, высоко было окошко над землей! Только Арина засомневалась и хотела было потянуть сестру прочь, чтобы она оставила эту жестокую затею, как тут в окне что-то мелькнуло. С ужасом Арина рассмотрела крупную хищную птицу, которая ринулась к Марии, вдарилась грудью об пол – и вдруг встала статным красивым юношей в богатых одеждах.

Не замечая ничего, Мария бросилась ему на шею, а он ласково гладил ее по голове и что-то приговаривал. Арина не сдержалась, ахнула; ее не услышали, к счастью, потому как влюбленные ничего не замечали вокруг, глядя только друг на друга и слыша лишь нежный шепот.

У их тихой сестры – в любовниках князь-чародей! Мысль оглушала и ужасала – что же теперь будет с Марией, с ее предстоящей свадьбой, со всеми ними, ведь Васильев уж точно не простит им этого оскорбления… Да и ведь это колдун темный, нечисть! Арина быстро перекрестилась, но чародей никуда не испарился.

Они сидели с Марией на постели, но ничем непотребным не занимались – напротив, чуть отодвинувшись, оборотень держал ее за руку и что-то вдохновенно рассказывал, что Мария слушала с затаенным дыханием. Услышать Арина успела только какую-то чудную сказку про птичье королевство высоко в горах, чуть ли не на небе, где их вольный народ прятался от жестокого мира, поделенного между Белым и Черным богами, однако была ли это правда? Может, лишь чарующая сказка, которой он собирался украсть душу Марии?

Сестры ушли быстро, очутились в своих палатах. Переглянулись, затаив дыхание. Арина потрясла головой; в ней роились странные мысли о будущем, об их семье, даже о грехе и о церкви, что будет звонить утром, как и обычно, и порог которой Мария легко переступит, несмотря на то, что связалась с темным чародеем… Словно так все и нужно было – и в то же время происходящее казалось ей в корне неверным.

Поглядев на Варвару, Арина с оторопью увидела на лице сестры какую-то одержимую, завистливую злобу. Дико оглянувшись, Варвара стала расхаживать из угла в угол, чуть не наткнувшись на сундук с одеждой.

– Нет, нужно это остановить, – прошипела Варвара.

– Мы можем рассказать отцу! – воскликнула Арина, которая уже не знала, что и думать – и представила себе Марию, захваченную темными силами. В глазах Арины отец был той самой силой, что расставит все по местам.

– Он нам не поверит! – насмешливо выплюнула Варвара. – Погляди на Марию, она святая во плоти, ее благословил Белобог! Он лишь скажет, что мы оклеветали его любимую дочь. Вот что, – сказала она каким-то задушенным шепотом, схватив за плечо Арину, – нам нужно самим его поймать!

И почему-то Арина согласилась, хотя сама не знала, что именно делает.

На следующий день Варвара пробралась в горницу к Марии, пока той не было, и натыкала иголок всюду, зная, что заговоренное железо обладает огромной силой и отпугивает нечисть. Арина в то время стерегла возле дверей, чтобы сестра случайно не вернулась и не застала Варвару за таким подлым делом.

К ночи Варвара собрала людей, и среди них были посадские ремесленники, которыми она крутила как хотела, и конюх, который долгое время был в нее влюблен – о чем та прекрасно знала. Все крепкие мужчины, в руках у них были надежные сети, и они притаились под окном, в кустах, куда должен был рухнуть ранившийся об иглы сокол. Арина хотела спрятаться от расправы, но Варвара удержала ее, и теперь они вместе прижимались к стене, прячась в ночи.

Когда они уже потеряли терпение, птица шорхнула крыльями, метнулась к окну – Арина не различила даже, был это тот самый чародейский сокол или просто какая-то случайная птаха. Но вот раздался вопль – дикий, страшный, как закричать мог только человек. Кувыркнувшись с подоконника, сокол упал, в полете вниз преображаясь, вытягиваясь в человека. На него, хрупко замершего на земле, тут же накинули сети; вспыхнули факелы, кто-то заголосил молитву. Раздался глухов звук удара – еще и еще…

Арина зажалась в своем угле, боясь увидеть жестокую расправу, однако услышала из окна дикий крик сестры – и ей снова стало жутко. Захотелось закрыть уши, спрятаться…

Но тут человеческая толпа отхлынула, послышались изумленные вскрики. Изломанное, истерзанное тело уже мертвого, казалось бы, чародея вдруг дернулось, переломанные кости встали на место с хрустом, а он медленно поднялся. У ног его заклубилось что-то темное, холодное.

Громыхнул гром, почернело небо, и тут же чародей обернулся огромной птицей, закричал. И, прежде чем взмыть в небо и затеряться, бросил последний взгляд на Марию, которая застыла у окна, потерянная и несчастная.

Он никогда больше не возвращался, видимо, думая, что Мария его предала.

А Арина глядела на сестру во время свадьбы, бледную и заплаканную, и больше всего жалела, что не предупредила ее о замысле ныне торжествующей Варвары.

========== 29. ворожба ==========

– Ворожба – темное дело, – настороженно заявил Кощей, но он не выглядел слишком-то испуганным. Наверное, стоило ожидать это от мальчишки, который сжег целое стойбище с ордынцами и их пленниками, такими же, как и он, но Вольга об этом вежливо не упоминал.

В конце концов, если бы они взялись подсчитывать, кто погубил больше народу, Вольга бы точно выиграл – просто потому что на его стороне были все прожитые годы. Но Кощей внимательно поглядел на него, ожидая какого-то ответа, и Вольга всего лишь бесхитростно пожал плечами:

– Кажется, поздновато ты спохватился. Сила Чернобога уже в тебе, и от нее никуда не убежать. Он тебя так просто не отпустит. Не в его правилах лишаться столь многообещающих людей.

Он понизил голос. В этот мутный, вдруг затуманившийся вечер они оказались на распутье, в небольшой корчме; она так ловко встала на пути, что Вольга заподозрил бы какое-нибудь колдовство… Но его чутье, не подводившее ни разу, молчало. Однако говорить громко о Чернобоге и темных делах не стоило – можно было не выйти отсюда живым.

Вообще-то по сравнению с враждебной ночью, которая даже на Вольгу наводила неприятное, дрожащее в груди предчувствие, корчма была уютной. Помимо них, тут оказал какой-то странник, в котором Вольга подозревал вольного ворожея, бегущего от священников Белого бога, несколько человек из местной деревушки, один купец в сопровождении нескольких нанятых молодцов – их Вольга не знал. Сам он представился хозяину наемником, который отправился на поиски приключений и, разумеется, денег в компании младшего братца. Мужик напрягся, однако не стал противиться и выгонять их прочь, в мокрый туман – видимо, на разбойников они с Кощеем не слишком-то походили.

Не успокоившись с мыслью нагрянуть в Китеж-град, Кощей все же вынудил Вольгу пуститься в дорогу, хотя тот надеялся, что за время долгого путешествия передумает и придумает им еще какое-нибудь дело, кроме попытаться выжечь Китеж дотла.

Это в нем говорил уже не долг, а усталая обреченность существа, прожившего слишком много по человеческим меркам. Вольга прекрасно понимал, чем мальчишка рискует, заигрываясь с силами, которые не осознает… Впрочем, Вольга был к нему несправедлив. Несмотря на то, что даже по меркам обычных смертных Кощей был годами еще слишком юн, пережитое в плену сильно состарило его.

– Я могу просто не ворожить, – предложил Кощей, радуясь удачной догадке. – Я смогу добиться того, что хочу, и без силы Черного бога. Тебя вот я встретил сам; попросил о помощи. Да и города горят не только от колдовского пламени, а от обычной брошенной лучины…

– Ну, попробуй, – хмыкнул Вольга.

Оставив Кощея ненадолго, он протолкался к хозяину, попросил налить еще медовухи. Девка, которая подрабатывала тут разносчицей, многозначительно косилась на Вольгу. В корчме было душно, хотя и тепло, но тонкий нюх мучил тяжелый запах питья и луковой закуси, поэтому Вольге нужно было как можно скорее отвлечься на что-нибудь… Так что он ничуть не удивился, когда оказался с той самой девицей в какой-то каморке. После побега от сытой и спокойной жизни на службе у князя он, пожалуй, заслужил хоть что-то приятное…

Ночь была тревожная, так что Вольга не удивился, когда в груди кольнуло нехорошим предчувствием. Пока девица оправляла юбки, он вылетел прочь, даже не подумав попрощаться или сказать что-нибудь ласковое напоследок – что ж он, не совсем зверь же! Но Вольга вихрем кинулся к той комнатушке, что снял на ночь.

Сначала ударил в нос густой запах паленого мяса. Потом Вольга, множество раз бывший при набегах на крепости, понял, что это несет горелой человечиной. В закутке было темно, но Вольга нелюдским зрением сумел рассмотреть съежившегося в углу Кощея и тело незваного гостя, навзничь лежащего без движения. Вольга осторожно перевернул его мыском сапога – оказалось, что лица у того нет, только кроваво-угольное подпаленное месиво.

– Я погляжу, твое решение обходиться без ворожбы приносит неплохие плоды, – оценил Вольга.

Кощей, как и обычно, ощерился, однако в то же время расслабился: узнал спокойный, немного насмешливый голос в темноте. Хорошо, что первое убийство его так напугало, что он раздумал больше ворожить и не встретил Вольгу стеной огня. Такого он, пожалуй, мог и не пережить.

– Я спать пошел, а тут… – быстро сказал Кощей. – Обокрасть решил. И с ножом.

Приглядевшись, Вольга узнал того самого человека, которого принял за беглого ворожея, странника, пытающегося спастись от Белобоговых ищеек. Но это точно был самый обычный грабитель, потому как колдуну не понадобился бы кривоватый разбойничий нож, чтобы убить безвредного на вид мальчишку.

Вольга должен был приглядеть, убедиться, что Кощей в безопасности – в конце концов, как-то сложно отдавать долг тому, кто безвременно отправился в Навь. Но уже поздно было корить себя.

– В окно, – велел Вольга.

Вещей у них почти не было, а лошадей бросить было не жалко: обзаведутся в городе новыми, еще и получше, там у Вольги должны быть друзья. Он проломил окно, разодрав пузырь, затягивающий его, быстро мелькнувшими когтями. Тощий Кощей и так выскользнул наружу, спрыгнул наземь. Обернувшись птицей, Вольга вылетел следом, рухнул ему на плечо. Здесь, в темной ночи, уже не пахло так удушливо горелым мясом.

Кощей вздрогнул, почувствовав тяжелого ворона на своем плече.

– Ладно, ты был прав, – проворчал Кощей, метнувшись в сторону леса, где можно было скрыться, пока никто их не хватился. – И что мне теперь делать с этой ворожбой?

– Пожалуй, я знаю кое-кого, у кого ты мог бы поучиться с ней управляться! – довольно прокаркал Вольга.

========== 30. корни ==========

Бабка всегда говорила, что сила у них в роду большая, что такими корнями гордиться надо, уважать их – потому еще маленького Юрку часто водила в лес, пока мать, истовая слуга Белого Бога, не видела. Мечтала бабка из него вырастить колдуна, жреца кого-то из древних – это Юрий сам по себе понимал, хотя его никогда туда не тянуло. Да и не верил он ей. Когда живешь в городе, в Москве, не так уж часто сталкиваешься с дикой нечистью, с легендами и страшилками для детей. Может, окажись он где в глубинке, его ворожба и захватила бы, но только не тут.

Избрал себе Юрий совсем другую дорогу, такую же престранную, как люди говорили, – рисовать. С детства рассматривал цвет, свет, тени, изучал и впитывал, всматривался и запоминал, потому как это было самое важное – как в жизни рисовать, чтобы на иконах потом получались святые как живые, как настоящие. А рисовал он для церкви, потому как отец Гостомысл сразу приметил в мальчишке талант и как-то сам понял, что он разглядывает лики и росписи на стенах не в молитве, а в попытке разузнать, как изобразить такое же.

В то время строилась новая церквушка, старая-то уже разваливалась. Княжич Драгомир сам денег дал, следил за строительством, чтобы золото никому в карман не ссыпалось ненароком. Юрий даже видел его краем глаза – он, обычный посадский мальчишка! Княжич в простой рубахе, взмыленный, но веселый, помогал строителям, лазил по лесам, пока охрана его тревожилась внизу.

Отец Гостомысл не доверил Юрию роспись всей церкви, пригласил умелого художника, однако ему дозволялось помогать и учиться заодно у хмурого человека, в котором чувствовалось что-то неродное, заморское – кажется, он был из Италии, так священник сказал… В присутствии его Юрий старался казаться тише самой скромной мышки – и наблюдал во все глаза.

Пока строили церковь, схоронили бабку. Юрий, не долго думая, ударился в работу, чтобы не вспоминать лишний раз об этой старой ворчливой женщине, о тепле ее рук и улыбки, о старых сказках, отсветах чужих верований. Дома стало мрачно и тоскливо, и Юрий иногда рассчитывал увидеть ее на прежнем своем месте, в углу, у прялки (вопреки обыкновению, возраст не испортил ее острое зрение), а когда не видел там бабку, то страшно смущался и виновато вздыхал.

Снова и снова старался вспомнить ее слова про род – и Юрию очень не хотелось думать, что бабка осталась разочарованной его выбором, хотя она никогда и слова против не говорила. Должно быть, ворожбе нельзя было научить против воли.

В этот раз он остался в новой, почти достроенной церкви на ночь, рисовал там понемногу. Юрий так привык к краскам и кисти, что ему достаточно было и скудного освещения; казалось, он мог бы разрисовывать стену с закрытыми глазами. Он уже устало елозил кисточкой, осознавая, что слишком умаялся за день. Красил внизу, приходилось сгибаться, и спина болела.

Он рисовал святителя Петра, но что-то в рисунке Юрию не нравилось, недоставало там чего-то, оставалось слишком много пустого места в углу, и его, как художника, это сильно раздражало. Не думая, что он делает, хотя и немного ругая себя за вольность, Юрий быстро принялся за дело, набросал, раскрасил – и в углу свернулся клубком рыжий кот.

Отвернувшись, он потянулся, подобрался. Мышцы ныли, так что Юрий хотел отдохнуть, и он бы уже собрался домой, когда вдруг услышал короткое тихое мяуканье, которое громом раздалось в пустой, неживой еще церкви. В ужасе Юрий обернулся, уставился на обыкновенного рыжего кота, каких бегало множество во дворах, а кот нагло посмотрел на него в ответ пронзительными зелеными глазами. И Юрий, будучи парнем разумным, и решил бы, что это простое совпадение, что кот случайно забежал в церковь, а он, поглощенный работой, не заметил… Но в углу, где только что появился рисунок, было пусто, совсем ни капли краски!

Отшатнувшись, Юрий чуть не бросился бегом, но неожиданно услышал шаги. За спиной у него стоял княжич Драгомир, одетый просто, как для прогулки по посаду; он внимательно глядел на испуганного мальчишку и на кота – и по выражению его лица Юрий догадался, что княжич все прекрасно видел. Кот гостя ничуть не испугался, сидел смирно, как будто искусная поделка из дерева.

– Только не отдавайте меня на костер! – взмолился Юрий, падая перед Драгомиром на колени. – Я не хотел, я…

– Успокойся, – велел княжич. – Это первый раз, когда такое случилось? Почему же?

Страх заставил Юрия соображать быстро; он пожал плечами:

– До того я рисовал то, что нужно… Тренировался, чтоб руку набить, или следовал указаниям. Но этот кот… это как будто веление сердца, он совсем не нужен был на росписи…

Ему показалось, что колдовское создание обиженно мявкнуло.

– И как же это у тебя получилось? – протянул Драгомир, наклоняясь к коту.

Долго Юрий не думал – выложил все как на духу, вспомнил бабкины истории про старые, крепкие корни, которые связывали их род с древней силой. Казалось, только честность могла его теперь спасти от расправы жрецов, которые любую ворожбу, кроме своей, сотворенной через радения Белому Богу, считали ересью. Но Драгомир не проклял его, а с любопытством выслушал.

– Нужно подумать, как мы можем это использовать, – протянул он, словно помыслил вслух.

– Я могу еще что-нибудь нарисовать… – в волнении выпалил Юрий; его вдруг бросило в жар. – Даже ангелов, светлых духов! Или святых…

– Нет! – вдруг оборвал его Драгомир сурово. – Не смей! Уверен, мы не хотим знать, какими они могут быть, – пробормотал он, покачав головой. – Не для того мы строим церковь, чтобы потом город лежал в руинах… Приди завтра на княжеский двор, там и поговорим… – Драгомир бросил косой взгляд на колдовского кота. – И его забери, пригляди.

Кот, как ни странно, дался в руки. Он был теплый и настоящий, размурлыкался, и Юрий вдруг понял, что ничуть не жалеет, что его нарисовал. Пахло от кота краской – хотя от него самого, должно быть, тоже.

– Мой господин, но что вы тут делали в такой поздний час? – осмелился спросить Юрий, когда они с княжичем вышли на улицу. Тут того, как и должно быть, поджидала охрана.

– Отец Гостомысл сказал мне к тебе приглядеться, – довольно усмехнулся Драгомир.

========== 31. посвящение ==========

Комментарий к 31. посвящение

Последняя часть! Спасибо всем, кто прошел с нами этот тернистый путь! И счастливого Нового года ;)

А что до того, что происходит в этой зарисовке, так это мои небольшие заметки для истории про молодость Кощея и Вольги, которую я хочу написать. Собираемся красть Жар-Птицу (немного в стиле Гая Ричи). Надеюсь, я дойду до этой истории, а пока вот зарисовка, где все идет не по плану.

– Что ж, мы все умрем! – прошипел Кощей, как и всегда, прямо-таки лучащийся жизнелюбием. – Какой славный день для гибели!

– Думаешь, о нас споют в песнях?

Вольга сам же и фыркнул, обернулся. Двое всадников, отделившихся от города, стремительно приближались, и нелюдское чутье подсказывало ему, что у тех не простые скакуны, а колдовские кони, да и сами они далеки от обыкновенных вояк, которых приходилось видеть на службе у нагло обкраденного князя. Взметалась пыль столбом, кони рвались вперед, и уже слышно было их ржание, напоминавшее вой гончих собак. Сольвейг – по левую руку от Вольги – резко выпрямилась в седле, наложила стрелу на тетиву, однако стрелять было еще рано. Руки ее не дрожали.

– Все мы, конечно, однажды умрем, – протянул Вольга заунывно; его вдруг разобрал приступ какого-то безумного веселья – от залихватской скачки, от того, как их троих связал общий ужас, а больше всего – от содеянного. – Мне вот однажды кто-то говорил, что я приму смерть от коня своего… – припомнил Вольга.

– Случайно не в тот самый момент, когда ты будешь на этом коне убегать от дружинников? – оскалился Кощей. Напуганный мальчишка, он вцеплялся руками в поводья, нервно правя лошадью. Они приближались к лесу…

– Нет, но не могу ничего исключать! А может, там речь была о твоем коне, которого я сожрал?..

– Лучше бы ты им подавился!..

– Хватит трепаться, хуже суеверных баб! – возмутилась Сольвейг.

Всадники все не отставали, а Вольга покосился на мешок у бока своего коня – даже сквозь ткань было видно алое сияние от пера Жар-птицы, похищенного прямо из-под носа княжеских соглядатаев. Нужно было оторваться как можно скорее, потому как – нагоняли. Прошептав себе под нос пару проклятий, Вольга рванул тесемку, высвободил перо.

Пальцы жгло, но не настолько, чтоб совсем невыносимо. Человек бы не удержал, но Вольга – смог. Взмахнул пером, словно писал по небу, как древний летописец, слагающий слова о славных деяниях мертвецов, и за ними развернулось полотнище огня. Дохнуло жаром в лицо, опалило брови – и рухнуло позади, прямо на их преследователей.

Воцарилось молчание, словно пламя волшебное все выжгло, вплоть до звука. Впереди виднелся уже скат в лес, прибежище всех разбойников и воров, но Вольга остановился, поворотил заупрямившегося коня. Поглядел на выжженную дорогу позади – там, где пролегал давно вытоптанный путь, теперь было жуткое пепелище, и не разобрать там было ни косточки от княжеских слуг, все выжгло дотла чудо-перышко.

– Ну, кажется, не придется помирать, – предположил Вольга.

Сольвейг спешилась, тяжело дыша. Подумав, Кощей тоже сполз на землю, слегка неловко припадая на ногу – это с ним случалось, когда он слишком волновался. Шатнулся ближе, но, почуяв густую гарь, передумал.

– Перо почти погасло! – ахнула Сольвейг, указав на дар Жар-птицы, который Вольга по-прежнему сжимал в руке. Он-то не боялся, что перо помнется или переломится в его неосторожной лапище – но вот растерять силу, это оно могло вполне!

Ярко-алое, рассыпающее искры, теперь оно сильно потускнело, будто его усердно постирала какая-нибудь упертая хозяйка. Вольга с досадой выдохнул, однако подавил желание бросить перо в пыль. Умелый чародей еще угадал бы отголосок силы, понял бы, что это не подделка.

– Придется вернуться, – прохрипел Кощей. Слова эти дались ему с трудом.

– Что?! – взвилась Сольвейг. – Мы едва выбрались! Мы чудом не погибли!

– Значит, придумаем способ понадежнее…

– Не бывает – надежнее! Жар-птицу охраняют лучшие слуги князя, а теперь охрану удвоят… нет, утроят! Ты никогда не был на деле, княжич, не знаешь, что в один и тот же терем нельзя дважды лазить! – презрительно выплюнула девчонка; с разметавшимися из-за бешеной скачки рыжими волосами и татуировками, змеями свернувшимися на груди, она казалась настоящей ведьмой.

– Конечно, это не твою голову отрубят, если ты вернешься без добычи! – окрысился Кощей. – Все, что тебя заботит – только деньги, так что – давай, забирай перо и передай князю Андрею, что мы немного задержимся…

– Прекратите! – не выдержав, рявкнул Вольга. – Это было только начало. Крещение огнем, можно сказать. Посвящение в рыцари-неудачники! – он перевел дыхание и улыбнулся почти приветливо им обоим: – Нам все равно никуда не деться без этой Жар-птицы. Возвращаться надо будет, он прав. Но не сразу, разумеется.

Сольвейг выругалась – как совсем не подобает приличной девице. По бледному лицу Кощея скользнуло подобие бледной улыбки, но вскоре пропало. Он повернулся и посмотрел на город – долго и обреченно, так пристально, что в глубине души Вольга понадеялся, что тот сейчас вспыхнет синим колдовским пламенем.

Но, увы, город остался стоять, а угрозы князя Андрея – висеть над их головами.