Текст книги "Посмотри на меня (СИ)"

Автор книги: Jaynie

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

– Она богата? Или, может, она какая-то наша дальняя родственница? – гадает Док Хва, впечатлённый не меньше. – Должна же быть какая-то причина всему этому. Я, вообще, не видел, чтобы дядя когда-нибудь с нормальными людьми контактировал. Определённо, эта Хон Ю Ди с прибабахом, иначе говоря – странная.

– С агасси всё в полном порядке, – шикает на юношу Ын Так и кивает на суетящихся мужчин: – А вот эти точно странные. Мне кажется, они просто не хотят, чтобы у меня появился друг.

– Может, она их прокляла? Они же такие суеверные, – качает головой Док Хва.

Ын Так не отвечает, сама пребывая в недоумении. А ещё она почему-то чувствует вину перед Ю Ди. Как-то непонятно всё выходит – инцидент в парке, приглашение на обед и паническое настроение обоих мужчин.

У жнеца красные, словно от недосыпа, глаза, и сам он какой-то дёрганный, а Ким Шин с утра пребывает в мрачном настроении, но при этом отчего-то кажется беззащитным. И это последнее немало смущает школьницу, и она уверяет себя, что это не так, но что-то гложет её изнутри.

Звонок в дверь раздаётся в назначенный час, но застаёт всех врасплох. Ын Так реагирует быстрее всех и с криком: «Ведите себя нормально!», – несётся открывать.

Док Хва вновь качает головой при взгляде на мужчин. Те тоже направляются в холл и точно не знают, как им лучше встать.

– Как я выгляжу? – интересуется Ким Шин.

– Отвратительно, – отвечает жнец.

– Агасси!

– Здравствуйте, – кланяется гостья.

Ю Ди ощущает это сразу – неловкость и напряжение. Радость Ын Так кажется натянутой и чересчур громкой, и девушка, едва переступив порог дома, коротко улыбается ей и почти ни на кого не смотрит.

– Хорошо добралась? На работе всё хорошо? – Чжи заваливает её вопросами, а Хон не успевает отвечать, впрочем, девчонка не ждёт ответа. Она словно боится замолчать, и тем самым оставить место для тишины.

– Да что ты ей даже с порога уйти не даёшь, – вмешивается Док Хва. – Здравствуйте. Я – Ю Док Хва, добро пожаловать, – он всматривается в гостью и вдруг восклицает: – О, да вы же такая юная! Может, мне стоит сразу перейти на «ты»? Сколько тебе лет? Возможно, я разрешу тебе называть меня оппой, раз ты подруга Ын Так.

Ю Ди смотрит на юношу, о котором до этого момента ничего не слышала. Несмотря на его самовольность, если не сказать – наглость, при виде мальчишеской физиономии ей становится легче. А рассмотрев его получше, девушка улыбается:

– А может, мне лучше называть тебя Ромашкой? – и смеётся, коротко, но задорно. Смешок оживляет обстановку, и все смотрят на Док Хва – на его чёрный костюм, усыпанный белыми ромашками. Парню её смех кажется насмешкой, но не успевает он ответить, как она добавляет: – Какой милашка.

«Нет, не она. Хи Мён никогда бы не сказала этому идиоту, что он милашка», – размышляет токкэби.

– Это точно, – соглашается донельзя довольный юноша и, обернувшись к демону и жнецу, говорит: – Слышали? Я – милашка. Ничего вам не светит, сворачивайте лавочку, – и замолкает под двумя испепеляющими взглядами.

– Да вы хоть поздоровайтесь, – шипит мужчинам Ын Так.

– Здравствуйте, – жнец поднимает руку в приветственном жесте, но, посчитав, что этого недостаточно, кланяется раз, затем второй.

Ю Ди проделывает тоже самое, не понимая, как ей реагировать на его поведение.

– Надеюсь, мы не отвлекли тебя ни от каких важных дел? – спрашивает Ким Шин, и только тогда девушка поднимает на него взгляд, затравленный, смущённый и всегда печальный.

– Нет. Я рада, что могу быть здесь, – глаза у неё словно говорят ещё что-то, много чего, но губы произносят лишь: – Спасибо за приглашение.

– Давайте уже к столу, – тянет Док Хва. – Есть до смерти хочется.

– Разве ты не собирался уходить?

– Вот-вот, проваливай отсюда.

Юноша хлопает глазами, глядя то на демона, то на жнеца. Ну вот вечно они какие-то себе на уме, чокнутые, и только. Но уж больно охота есть.

– Ю Ди, они морят меня голодом, – жалуется он.

– Да хватит уже! – гаркает Ын Так. – Вот же жесть какая… – и, извиняясь, берёт гостью под руку. – Агасси, не обращай внимания. Пойдём к столу.

– Ты не можешь бросить свою ромашку!

«Дурдом», – проносится в голове Ю Ди. Мало ей было переживаний по поводу встречи с братом и Ким Шином, теперь ещё это чудо. Но мальчишка казался ей забавным и вполне разряжал гнетущую атмосферу, так что его уход был бы ей неприятен.

– Давайте просто пообедаем все вместе, – предлагает она.

«С другой стороны Хи Мён бы тоже так сказала», – думает Ким Шин.

– Вот и отличненько, – бодрясь, восклицает Ын Так. – Тогда рассаживаемся!

Она провожают девушку в столовую, за ними следует счастливый Док Хва, а демон и жнец плетутся в конце, как-то недобро на него глядя.

– Агасси, где тебе будет удобно?

– Вон там – трава, на другом краю – мясо, – доверительно делится Док Хва, плюхаясь на один из стульев.

Ещё один стоит возле него, второй – напротив, и два оставшихся – по разные концы стола. Парень сдвигает свой стул ближе к мясной части и упоённо вдыхает аромат жареной свинины.

«Жесть какая», – Ю Ди мысленно воспроизводит возглас Ын Так при виде того, как мужчины усаживаются во главу стола. У неё появляется испарина, когда она замечает, что и Чжи, и Ю поставили свои стулья ближе к Ким Шину.

Перед ней встаёт вопрос – сесть возле брата и уравнять этот «столовый дисбаланс» или же поступить как они? Девушка колеблется и с неохотой берётся за спинку стула, и его ножки со скрипом проезжаются по паркету.

И вот, как сотни лет назад, – она между двумя мужчинами, которых любит. Точно посередине, ни шагу в сторону одного из них.

– Приятного аппетита-а-а, – желает всем Ын Так, надеясь, что на некоторое время это избавит присутствующих от необходимости говорить и при этом не будет оглушающей тишины. – Агасси, тебе положить дакжим*?

– Совсем чуть-чуть. У меня изжога от красного перца.

– Вот, – Ким Шин с такой силой ставит маленькую упаковку на стол, что все вздрагивают. – Миндальное молоко.

– И правда, – удивляется Ю Ди. – В таких случаях я всегда его пью. Как вы узнали?

Хи Мён обожала миндаль, но достать его было трудно. И даже когда он был, а она плохо себя чувствовала, её горло так опухало, что она не могла его есть. Орехи измельчали и смешивали с водой специально для неё.

Ю Ди перегибается через стол и забирает молоко. Ким Шин ей не отвечает, а она не настаивает, – её пугает и одновременно смущает его пристальный взгляд. А ещё её не покидает чувство, что она что-то делает не так, но не понимает, что именно.

И чего эти двое так на неё пялятся?

– А где маринованная редька? – интересуется Док Хва. – Она самое-то под мясо, Ю Ди бы точно оценила.

– Она ненавидит редьку, – сухим голосом отрезает жнец.

– А это вы откуда знаете?

Хон переводит взгляд с одного мужчины на другого, а те взирают друг на друга с мрачной уверенностью. А у неё внутри бушует ураган – и непонимание, и страх, и подозрение, и обида.

Ей так трудно сидеть здесь, так сложно смотреть на них, быть естественной, спокойной, улыбаться, а они перебрасываются мелкими фактами из её жизни, как мячом. Это нервирует её и мучит – даже сильнее, чем-то, что они не узнают её. Словно ей дают зелёный свет, который тут же сменяется на красный.

– Вы что, узнавали предпочтения агасси в еде? Да вы сталкеры, – говорит Ын Так.

– Редкостные придурки, – поправляет её Док Хва, и на его счастье никто этого не слышит. – Почему ты продолжаешь звать её «агасси»? Разве вы недостаточно хорошо знакомы, чтобы называть её по имени?

– Если я буду делать, как все вы, то чем я от вас отличаюсь? – возражает Чжи. – Она – моя подруга. Так что я жду, когда мы перейдём на новый этап наших отношений.

– Какой такой этап?

– Ну… Агасси, – Ю Ди обращает на неё внимание, но выглядит рассеянной, она явно не слушала всего этого, задумавшись о своём, и набила едой рот, чтобы не говорить. – Можно я буду обращаться к тебе… «онни»**?

Смысл слов доходит до Хон не сразу, а когда доходит, она заходится кашлем, едва не подавившись, и бьёт себя кулаком в грудь. Ын Так подскакивает со своего места, но девушка останавливает её движением руки.

– Я… Мне нужно отойти на пару минут. Где здесь уборная?

Она поднимается на ноги, не дождавшись внятного объяснения – жнец поднимает палец вверх, а Ын Так, смущённая, тараторит так, что ни слова не разберёшь.

Мир вокруг похож на одну сплошную шумовую помеху. Ю Ди дезориентирована, и ноги у неё подкашиваются, её тошнит. Для неё это не впервые – в моменты стресса или переутомления такое случается часто. Ещё немного, и у неё начнётся паническая атака.

Сейчас она не может вспомнить ни одной причины, по которой оказалась здесь. Нужно было уехать, оставить всё как есть, не трогать и без того кусачее прошлое. Ничто тут не держит её – самоуверенное «я только посмотрю, запомню и сразу исчезну» сменилось пульсирующей, отдающей в висках мыслью: «Что всё это значит?».

Миндальное молоко и редька – то, что все при дворе знали о Хи Мён. А эти двое – откуда они знают? Совпадение? Ну да, не только она лечится миндалём, но что значит «она ненавидит редьку»?

И вообще, зачем её позвали? Чего хотели?

И Ын Так – последняя капля. Очередное звание, очередное напоминание о Хи Мён. «Я Хи Мён, просто Хи Мён!».

Перед глазами всё плывёт, и девушка не различает явь и воспоминания – всё сливается воедино. Сбитое дыхание рвёт лёгкие, комом встаёт в горле, и она чувствует, что задыхается. Нужно уйти как первомайский снег в северных широтах – незаметно, понимая, что тебе тут не место.

Ю Ди не видит лиц и не знает наверняка, как выглядит в глазах присутствующих. Над ней довлеет одно желание – скорее исчезнуть, сжать этот день до размера атома в своей памяти. То, что должно было стать ей утешением, превратилось в кошмар.

Хон чувствует, что, если не отпустит всё это сейчас, до конца жизни покоя ей не будет. Всегда останется вопрос – что это было? Что означают эти взгляды и словно бы ненароком брошенные слова?

Кто-то удерживает её за локоть, и ей с трудом удаётся подавить вскрик, – будто прошлое протянуло щупальца через воспоминания. И она задыхается под весом памяти, и слабость распространяется по всему телу, но рука не исчезает, напротив, удерживает её сильнее.

И сквозь толщу образов, похороненных в истории сотни лет назад, но неизменно живых в ней Ю Ди слышит:

– Всё хорошо. Я помогу.

Ей становится спокойнее. Хи Мён не хочет возвращаться во дворец, в его стенах ей нечем дышать. Но хватка у Ким Шина уверенная, и принцесса знает, что, пока он рядом, всё будет хорошо.

«Ненавижу дворец», – вяло думает Ю Ди, и даже мысль о скорой встрече с братом не воодушевляет. Но счастье часто приходит со страданием – и страх перед возвращением в личную темницу смешивается со смущённой радостью от этого прикосновения.

Ким Шин помогает девушке дойти до ванной и отпускает, как ребёнка, который только начинает ходить, и Ю Ди нетвёрдой походкой добирается до раковины и, как на автомате, включает воду.

Холодная вода приводит её в чувство, и в голове проясняется. По крайней мере, теперь девушка видит, что находится в двадцать первом веке. Перед глазами ещё рябит, девушка ополаскивает лицо, и сознание приходит в норму.

«Меня зовут Хон Ю Ди. Мне двадцать четыре года, и почти всю жизнь я провела в Японии. Я – Ю Ди»

Как глупо, вот так попасться в сети разума. И это ей – девушке, что столько лет боролась за свой рассудок!

Следует ко всему относиться проще, особенно в этот день прощания, когда всё, что ей нужно, – запомнить спокойные, вполне благожелательные лица возлюбленного и брата. И не важно, что происходит, и что ей дело до того, что они говорят! Главное – они все вместе на короткий, но всё же миг.

Вот, ради чего она пришла. Хи Мён разрушила свою жизнь, и нечего давать ей повод уничтожить ещё и Ю Ди.

Хон вновь подносит замёрзшие онемевшие ладони к лицу и слышит голос, но сначала думает, что ей показалось, и она не полностью пришла в себя. Потому что этому имени нет здесь места; и всё-таки – тогда для него места не было тоже.

– Хи Мён.

Никто не звал её по имени. Даже Ван Ё, надев одежды императоры, почти позабыл его и произносил лишь в ярости или в редкие минуты беспокойства. И услышать его теперь похоже на разрыв во времени: не прошлое и не настоящее, что-то новое, слитое в одно.

Ю Ди медлит, прежде чем обернуться, а мокрое лицо её в свете ламп становится как будто иным. С одной стороны – всё ещё она, а с другой – уже нет.

Ким Шин смотрит на неё, но видит кого-то другого. Эти глаза знакомы ему, а человек – нет.

Давным-давно он знал девушку с такими глазами, с этим взглядом – пронзительным и тоскливым. И это сходство заставляет спросить:

– Ты меня не узнала?

Мужчина тут же жалеет об этом. Во-первых, если это и есть Хи Мён, как она может помнить его? А во-вторых, и это гораздо важнее, на земле живут миллионы людей, в чём-то похожие, в чём-то абсолютно разные. И Хон Ю Ди не может быть Хи Мён – похороненной сотни лет назад и в мире, и в его сердце.

Наверняка, тысячи пьют миндальное молоко, ещё больше – ненавидят редьку; у многих печальные глаза, и даже то, что увидел жнец, – может, она просто прошла мимо него когда-то, или он сам случайно её увидел.

Ничто из этого не доказывает, что это Хи Мён. Просто совпадения, много совпадений, но вселенная так огромна, что в ней вполне хватит места для случайности.

И, отвернувшись, Ким Шин делает шаг из ванной. Ерунда, неудивительно, что девушка молчит. Должно быть, она не понимает, о чём он.

Шум воды почти перекрывает её ответ, но мужчина застывает. Не видя лица девушки, он узнаёт интонации, тембр, даже краткие паузы между словами, – это всё так знакомо ему. Хи Мён и её всегда не единожды обдуманные слова, и взгляд, прожигающий его спину, – не знающий запретов и правил, ласковый и тем жестокий.

– Узнать – значит, что на время ты забыл кого-то, – Ю Ди замолкает, прежде чем договорить: – а я никогда вас не забывала.

Комментарий к VI

* Курица с овощами по-корейски.

** Старшая сестра для девушки. Этим словом называют не только родных старших сестер, но и всех старших девушек.

========== VII ==========

Мир для Ким Шина замер уже давно.

Он не мёртв, но и не жив в привычном смысле этого слова. Время для него не существует, люди – тоже, но сейчас мужчине чудится, что и его нет. Ким Шин остановился в одной точке – в моменте, когда девятьсот лет назад его сердце перестало биться.

А он-то думал, что идёт дальше, что прошлое там и осталось, но вот оно, наконец, нагнало его, и у него появилось болезненное, краткое, как вздох, имя – Хи Мён.

И обернуться к ней, значит признать, что все эти годы пошли прахом: токкэби так и остался преданным солдатом – отринутым своей страной и своей любовью.

Обида и боль, жажда мести и вкус крови – всё это ещё живо. Можно не думать о том, что случилось, задушить крик и продолжать существовать, пока на горизонте не замаячит возможность уйти, но дыхание прошлого ничем не заткнуть.

Ким Шин глубоко вздыхает, чтобы что-то сказать – сам не зная, что именно. Слов не находится, и взглянуть на девушку и хочется и нет.

И тогда он чувствует, как она обнимает его сзади. Маленькие ладони сцепляются в замок, и их тепло ошеломляет – в эту секунду мужчина осознаёт, что всё по-настоящему.

Она и впрямь здесь – предвестница его смерти. А как ещё её назвать? Хи Мён опаляет его взор перед концом – и тогда и сейчас. И словно на плечах мужчины таилась тяжесть, он чувствует облегчение.

Ким Шин проникается пониманием, что скоро он действительно обретёт покой – яркое осознание, не то, что в тот день, когда сталь собственного меча пронзила его плоть, и жизнь медленно, словно дразня, оставляла тело.

И пусть пока Ын Так не способна коснуться меча, финал не за горами.

Возвращение Хи Мён выглядит правильным и даже пророческим: у истории нет начала и нет конца, она – замкнутый круг. Потому за неделей идёт неделя, за годом – год, а за смертью – смерть. И если ему суждено умереть снова, то и Хи Мён должна быть рядом.

Ю Ди прижимается сильнее и крепче сжимает руки. Она знает, что не имеет на это права, а ещё, что мгновение – и сладостное, и горькое – не может длиться вечно.

Ею движет страх, что он обернётся, и Хи Мён разрушит всё, как и прежде, и одновременно нежная печаль – желание утешить его, усмирить боль, которую она же в нём и пробудила. Они же заставляют её прошептать:

– Давайте постоим так ещё немного.

«Побудьте со мной немного», – вспоминает мужчина то, что когда-то сказала Хи Мён. Ким Шин помнит, как она также подошла со спины, как тонкий стан её прикоснулся к нему, и защищаясь и защищая. Помнит он и свои сомнения, и робость, и дикий стук счастья в груди.

Всё прошло, но всё повторяется.

Ким Шин расцепляет её руки, и Ю Ди поддаётся – с покорностью и ожидаемым разочарованием. И тогда он на неё смотрит.

– Ким Шин, – движутся сухие губы, но не слышно ни звука.

И всё же шёпот пробуждает в нём многое. Его уже не путает ни новое её лицо, ни другое имя: он находит её в деталях – в том, как она стоит, как склоняет голову и смаргивает непролитые слёзы.

«Это ты, Хи Мён. Это ты», – думает Ким Шин.

При всей вине, ставшей ей второй кожей, в ней нет открытой мольбы: «Простите», – жалкого слова, не способного ничего исправить, лишь раздражить. Даже больше – в позе Ю Ди скрывается упрямое признание: «Не прощайте».

Такой она и была – его первая любовь, оставившая его умирать в поле среди ворон, посреди жары. И это нормально – оттолкнуть её и прогнать; Ю Ди и сама, кажется, ждёт этого. Но вопрос – «Как ты могла так поступить?» – так и не звучит.

Ким Шин и сам не понимает, почему делает это – сжимает её ладонь и притягивает девушку к себе, и отчего это лёгкое живое дыхание и ранит и утешает, проникнув сквозь ткань к его коже.

Ю Ди застывает – всё ещё неумолимо далёкая, хоть он и держит её в своих руках. Девушка, жившая сотни лет назад, девушка вне времени, девушка, не принадлежащая этому миру, – Хи Мён покинула его при той жизни, и в этой всё повторится вновь.

Меч как будто входит глубже в сердце мужчины, и из-за пронзительной боли он вдавливает пальцы в плечи Ю Ди. Девушка не шевелится и, кажется, вовсе этого не ощущает.

Впервые она чувствует себя цельной. И это стоит любой боли – и физической, и той, что сдавливала грудь на протяжении двадцати четырёх лет.

И если ради этих его слов ей пришлось бы пройти через всё снова, она согласна. Потому что когда голос Ким Шина достигает её слуха, Хи Мён просыпается, как после длинного ночного кошмара:

– Давай постоим так ещё немного.

***

– Может, подняться? Их уже долго нет, – волнуется Ын Так и поднимается из-за стола, но взгляд жнеца пригвождает её к месту.

Ей неловко – это видно по сжатым кулакам и красному лицу. Может, её новое обращение к Ю Ди показалось той излишним, и она не возвращается, потому что не знает, как сказать ей об этом, не обидев? Или ей действительно плохо и нужна помощь?

– Нет причин волноваться, – в задумчивости ангел смерти крошит стручок фасоли пальцами. – Думаю, она всё же Хи Мён.

– К-х-хто Хи Мён? – с набитым ртом спрашивает Док Хва.

– Кто такая Хи Мён? – тоже удивляется Ын Так. – Что вы имеете в виду, дяденька?

Мужчина глядит на неё с сомнением, а после придвигается к ней, и Ын Так тоже склоняется. Со стороны они похожи на двух шушукающихся детей.

– Помнишь, я зашёл в кафе, и там была Хон Ю Ди? Она дотронулась до меня, и я увидел её прошлую жизнь, но какими-то фрагментами, – жнецу увлёкся историей, и изменившееся выражение лица Ын Так осталось незамеченным. – Судя по тому, что ещё я видел, она была знакома с демоном, когда он был человеком. И пока мы тут сидели, я копался в этих фрагментах и всюду встречал лица демона. Думаю, они любили друг друга.

В другой ситуации Ын Так наверняка бы остановила этот поток слов о прошлых жизнях, демонах и прочем, принимая во внимание, что Док Хва прекрасно их слышит. Но сейчас её разум пытается обработать новую информацию, а юноша тем временем выплёвывает полупрожёванный кусок мяса обратно в свою тарелку.

Его не смущают подобные разговоры. Проведя достаточно времени в этом доме, он давно понял, кто есть кто. Да и оба мужчин вели себя таким странным образом, что только круглый дурак мог не увидеть правду. Нет, Док Хва удивляет другое, – последние слова жнеца:

– Любили друг друга? Да я дядю даже никогда рядом с женщиной не видел, – он смотрит на Чжи и исправляется: – ну, кроме тебя. Но ты же понимаешь, что это не в счёт.

– Поэтому вы вели себя так странно? – догадывается девушка. – И из-за этого пригласили её на обед?

– Кажется, она многое для него значила. Он совсем свихнулся, когда узнал о ней, – делится жнец.

– Да и вы были не лучше, – парирует Док Хва.

– Не понимаю. Даже если всё так, зачем ворошить прошлое? Вы же не думали рассказать ей об этом? Она решит, что мы тут все чокнулись.

Жнец пожимает плечами, видимо, над этим никто из них не размышлял. Важно было узнать, она это или нет. Мужчиной завладел азарт, хотя он не понимал, какая ему разница и в чём его интерес. «Погоня» за Хи Мён увлекла его, а мысль, что это, правда, она, отчего-то грела.

– Вот же… – начинает и не договаривает Ын Так, потому что на лестнице слышатся шаги.

Все они почти синхронно смотрят в ту сторону.

Ким Шин спускается первым. По его лицу непонятно – в порядке всё или нет. И Ын Так напрягается, не сразу заметив Ю Ди – тихую, бледную тень, плывущую вниз на некотором расстоянии от мужчины.

Чжи хватает одного взгляда на неё, чтобы жалость и негодование затмили все остальные чувства. Ей невдомёк, зачем вообще всё это было нужно. Зачем возвращаться к тому, что давно кануло в лету, тем более, что Ю Ди теперь другой человек, и о прошлой жизни не помнит?

Ын Так не думает о себе, о том, что она – невеста токкэби, а с появлением этой девушки её право на него может пошатнуться.

Ким Шин нравится ей – первый после мамы, кто заботится о ней, пусть и из-за метки. Чжи уютно и хорошо в его доме, и девушку не смущает её роль, но всё же за недолгое время она успела полюбить и Ю Ди, которую считает подругой. Эти двое по-своему дороги ей, и их муки воспринимаются как её собственные.

– Онни! Онни, ты в порядке?

Ю Ди поднимает на неё взгляд. В первую секунду она ещё глядит как-то особенно трогательно и обезоруживающе, как-то незнакомо. Из глаз её исчезла скрытность, присущая человеку, который боится.

Но, наверное, что-то новое появилось и в лице Ын Так: при виде неё Хон словно внутренне сжимается.

– Ты уже знаешь, да? – хоть это и вопрос, но звучит он как утверждение. – Вы все знаете.

– Ты… Но… Ты ему веришь? Веришь в то, что он сказал? Или аджосси всё-таки не стал говорить?

– Я не верю, – качает головой Ю Ди, и её дрожащий голос со всей звучащей в ней слабостью успокаивает. – Я помню.

– Ещё одна сумасшедшая в доме, – вздыхает Док Хва.

– Помнишь? Как? Впрочем… Подожди, значит, ты Хи Мён, то есть Ю Ди, но… – Ын Так запинается. Молчание и напряжение в комнате становятся очевидными, и девушка начинает понимать, как, наверное, сейчас трудно этим двоим. Поэтому она улыбается, стараясь немного разрядить обстановку: – Видишь, как хорошо, что я зову тебя онни. Не будем путаться.

Самое страшное в тишине – отсутствие звука, когда даже дыхание замирает, не тронув воздух. И эта тишина сгущается в доме и нависает над каждым, ожидая, когда её прервут – не случайным словом, а тем, что создало её ещё девятьсот лет назад.

– Вам нужно поговорить, да? – неуверенно произносит Ын Так. Ей не хочется оставлять их вот так, но это кажется наилучшим решением. – Думаю, вам есть, что обсудить. А мы пока прогуляемся.

– Я ещё не доел, – протестует Док Хва.

Жнец встаёт. Его взгляд скрещивается со взглядом Ю Ди, и, не понимая почему, мужчина испытывает что-то сродни эйфории, и ему становится легче: какое счастье, что она Хи Мён.

– Если сейчас не встанешь, еда тебе вскоре не понадобится. Никогда.

– Хотя, знаете, прогулки очень помогают пищеварению, – передумывает Док Хва.

Ю Ди не видит, как ангел смерти оборачивается на пороге, перед тем как Ын Так выталкивает его за дверь со словами: «Дяденька, быстрее!».

Впервые мысли о брате меркнут в её голове, в это мгновение смятения ей неважно даже то, узнаёт он её или нет.

Девушка, которая любила своего брата слишком сильно, и мужчина, не замечавший сестры, поменялись местами. И пока она отпускала его, он тянулся к ней, ещё даже не признавая её.

Впрочем, всё это не казалось жнецу важным, – почему так происходит.

Главное, что Хи Мён есть. И это делает его счастливым.

***

Ю Ди ждёт пять минут, десять, двадцать, – ждёт терпеливо, давая Ким Шину возможность собраться с мыслями. Она ни на что не надеется и, не зная его решения, уже его принимает.

Но первые слова её смущает. Девушка ожидает чего угодно: обвинения («Как ты могла прийти сюда?»), порицания («Зачем ты так поступила со мной?»), даже – проклятья. Однако Ким Шин говорит совсем не это:

– Как ты можешь помнить?

Вопрос повергает Хон в ступор. Для неё ответ совершенно очевиден, и она произносит:

– Это же вы. Как я могу вас не помнить?

Мужчина как-то странно смотрит на неё, и она не понимает, в чём дело. Неужели у него не нашлось вопросов важнее? А может, ему вовсе не хочется их задавать, потому что ответы его не интересуют?

Ю Ди прокашливается. Ей неуютно, когда он молчит, и она не знает, о чём он думает. Потому девушка продолжает говорить, лишь бы не слышать оглушающей тишины:

– А вы… как вы узнали меня?

– Ангел смерти сказал, – не подумав, отвечает Ким Шин. – То есть… Ну…

Мужчина точно не знает, что именно ей известно – о нём в том числе. Хи Мён помнит то, что было девятьсот лет назад, но что она знает о настоящем?

– Жнец? – Ю Ди не пытается косить под дурочку, напротив, она рада разрушить ещё одну стену. – Но как?

– Когда жнец прикасается к человеку, то может увидеть его прошлую жизнь, – объясняет Ким Шин. Это облегчение – объяснять столь незначительную для него вещь. – Он увидел лишь несколько фрагментов, но там были ты и я.

«Значит, Ван Ё знает, кто я, но понятия не имеет о том, кем я была для него? И вы тоже не знаете? Не знаете, что жнец – это император, приказавший убить вас?» – думает девушка, но вслух этого не произносит.

И это вовсе не попытка вновь защитить своего младшего брата, оправдать его, это желание защитить от него Ким Шина, оградить о того, что принесёт тому боль: то, что она здесь, и так достаточно.

– Если ты знаешь о жнеце, значит, знаешь и обо мне.

– Вы – токкэби.

Произнося это, Ю Ди делает к нему шаг. Возможно, сейчас они видятся в последний раз, и через минуту он велит ей уйти. И ей нужно успеть сказать, как можно больше, – заполнить пустоту столетий, образовавшуюся из-за двух взглядов, которые так и не встретились.

– Я знаю, что Ын Так – ваша невеста, – продолжает девушка. – И она нужна вам, чтобы умереть, – каждое сказанное слово даётся с трудом, – и… это одна из причин, почему я вернулась.

Ещё шаг. Ким Шин не идёт ей навстречу, но и не отступает, и это даже больше, чем она смела мечтать.

– Когда я узнала об этом, думала, что вы не знаете о том, что она может сделать, или ищете способ предотвратить это. Теперь я понимаю, что это то, чего вы хотите, – не останавливаться. Не давать тишине снова взять верх. – Вы хотели этого и тогда, верно? Вы и не думали спасаться, – Ю Ди молчит всего секунду. – Но я хотела спасти вас.

Вопросы, которые не прозвучали, фразы, которые не были сказаны, – Ким Шин останавливает их, не давая сорваться с губ, не уверенный, что хочет и готов слушать. Однако прошлое, переполненное молчанием, говорит само.

– Вы не желали признавать себя изменником и готовы были умереть, а я не хотела видеть вас мёртвым. Всё началось с этого, не так ли?

Шаг – на этот раз его делает не она, а Ким Шин. И у него беззащитный, ранящий её взгляд, из-за которого она ненавидит себя. Мужчина, не боящийся смерти, глядящий той прямо в глаза, кажется таким безоружным перед ней.

– Мне казалось, я поступаю правильно, ведь я пыталась спасти вас. Но даже если бы вы поняли, чего я хочу, и отступили, император бы не позволил вам уйти, верно? – Хи Мён, верившая обещаниям брата, давно умерла, а Ю Ди не верила ничему, даже себе. И сейчас она ясно видела, как обстояло дело на самом деле: смерть Ким Шина была предрешена. Её обманули. – Я должна была что-нибудь сделать: посмотреть на вас, подойти, закричать, хоть что-то. Но я лишь ранила вас, и мы оба потеряли покой.

В горле встаёт ком, и Ю Ди опускает голову, пытаясь совладать с собой. Она не имеет права плакать и извиняться, нет у неё права отдаваться боли и жалеть себя, когда ему пришлось столько пережить.

Кем она была для него все эти столетия? О чём он думал, вспоминая о ней, и вспоминал ли? Как, должно быть, трудно ему было, совсем одному?

– Если бы я знала… Мне следовало знать. И, думаю, часть меня понимала, что происходит. Но я не хотела признавать, что таков ваш выбор. Я была готова отдать вас другой стране и другой женщине, но не смерти. Я просто…

И она всё-таки плачет. Чувствует, как по щекам катятся слёзы и замолкает, чтобы он не услышал предательской дрожи в её голосе.

Неудивительно, что он молчит. Конечно, что тут сказать. Как она может оправдываться перед ним? Наверное, он её презирает, не то что ненавидит.

Ким Шин делает ещё шаг, и между ними почти не оказывается пустого пространства. Мужчина не верит, что всё это правда; не верит, потому что он мечтал о том, чтобы это было так, все эти века. И сейчас, когда Ю Ди говорила то, что он хотел услышать, всё казалось сном. Не может всё быть так хорошо. Просто не может.

Но когда она плачет, он видит её прежнюю – Хи Мён, которая была светом. Она – солнце, встающее над полем битвы, звезда, направляющая его домой. Ведь она была его теплом с момента их первой встречи, как же она могла так поступить с ним?

Мужчина обхватывает её лицо ладонями, и большими пальцами стирает с щёк слёзы. Ю Ди поднимает на него взгляд, и то, что он видит, заставляет Ким Шина подумать, что, если бы она всё-таки посмотрела на него девятьсот лет назад, как бы он жил теперь?

Если бы воспоминание об этом взгляде – загнанном, молящем, виноватом и раненном – преследовало его столетиями, он бы сошёл с ума.

– Неужели вы снова хотите умереть? – из её груди вырывается всхлип, и слова, которые Ю Ди старалась сдержать, похожи на стон. – И я ничего не могу сделать?

Она сотрясается от рыданий, и мужчина прижимает её к себе. И впервые Ким Шин понимает, что не только Хи Мён виновата перед ним, он виноват перед ней не меньше. Он оставил её одну; его выбор казался правильным, но тогда он не думал, каково ей будет видеть его смерть.