Текст книги "Посмотри на меня (СИ)"

Автор книги: Jaynie

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Но Хи Мён не изменилась. Это всё та же девушка, привыкшая молчать о главном. А Ким Шин знает, что молчание убивает. И напоминание об этом как распоротая рана.

– Исчезни и больше никогда не попадайся мне на глаза.

Ю Ди вздрагивает как от пощёчины. Эти слова доносятся до неё из прошлого, слова, сказанные другим человеком, но с той же усталостью в голосе. Она ненавидит эти слова и по сей день – жалкие, жалящие, как пчёлы.

И почему мужчины, которых она любит, всегда гонят её прочь?

Чем была для них её любовь?

– Да, сделай так, как ты делаешь всегда. Просто брось меня и умри как мученик в одиночестве. Верно. Ты же всегда так поступаешь, принципы важнее людей, – Ю Ди отступает, её трясёт. – Обвини меня и в этот раз, это ничего. Скажи, что в тот день я должна была молиться о твоей героической смерти. А сейчас должна была дать повод для мести. Ведь это важнее, чем твоя жизнь, да?

Она и не думала когда-нибудь говорить ему это. Он хотел уйти, и она, скрепив сердце, его отпускала, – забыв о боли, о себе, оберегая только его покой. Но в этот момент это уже не имеет значения.

– А о моей жизни ты подумал? Если ты знал, что всё может закончиться так, тогда не нужно было позволять мне любить тебя. Потому что для меня нет ничего и никого важнее, чем ты. Я всегда выберу тебя. И я всегда буду пытаться тебя спасти. Разве ты не знал?

Ким Шин ничего не говорит и по-прежнему не оборачивается. А Ю Ди слишком взвинчена, слишком ранена, чтобы продолжать. И она делает то же, что сделала Хи Мён, – уходит.

Тишина стоит оглушающая. Мужчина не шевелится. Даже когда рядом с ним появляется жнец, он остаётся на месте.

– Хи Мён…

– Тебя это не касается, – обрывает его Ким Шин.

Ангел смерти молчит где-то с минуту, а у тишины появляется цвет – серые линии от туч, видимых через окна. И Ван Ё наконец-то смотрит на генерала:

– Вообще-то, касается. Она моя сестра.

========== X ==========

– Что ты сказал?

Ким Шин не принимает слова жнеца всерьёз – тот всегда был со странностями.

Стоит только вспомнить, как он притащил домой какое-то кольцо и стал выпытывать, знакомо ли оно ему. Да и таскается за владелицей кафе, где работает Ын Так, – Санни, кажется. И при этом – чудак! – продолжает временами пускать слёзы.

Да, сосед по дому достался с прибабахом, с кем не бывает, – несёт ерунду и плачет при виде девушек. Ким Шин и сам не вполне нормальный, так что ему легко пропустить сказанное мимо ушей, но жнец продолжает:

– Я, наконец, вспомнил, – мужчина говорит почти спокойно, но весь он – сплошная эмоция. – То, что я увидел в воспоминаниях Хон Ю Ди, всё сложилось в одну картину. Я вспомнил, кем был. И Хи Мён… я помню её. И тебя… и то, что сделал с тобой.

Внимание Ким Шина привлечено – не верой в правдивость этих слов, а глухой болью, звучащей в голосе мужчины. И он смотрит ему в глаза:

– Ты не можешь помнить это… Ты… Если так, тогда ты, – на мгновение токкэби словно задумывается, как будто эта мысль, в конце концов, настигла его. – Ван Ё.

И действительно – Ким Шин сомневается. Маленький росток «а вдруг» прорастает в нём с ужасающей скоростью. Может, жнец всё не так понял, и у всего есть другое объяснение?

Или этот человек – точнее, не человек – действительно предавший его король? Но… Ю Ди знала об этом? И промолчала?

Похоже на неё – молчать. Особенно, когда дело касается её брата. И её глаза, этот взгляд, когда он спросил: «Что ещё ты утаила?», – не было ли это ответом?

Мужчина, заплакавший при виде незнакомки. Девушка, коснувшаяся его щеки, утешая.

– Ваше Величество?

Хи Мён. Пак Чжун Вон. Ван Ё. Неужели они и впрямь здесь? Все явились, чтобы вновь увидеть его мёртвым?

Жнец вздрагивает, услышав это обращение. Не потому, что в нём звучат и презрение, и застарелая злость, и горечь, а потому что узнаёт его.

– Это, правда, вы? – всё же спрашивает Ким Шин, прежде чем сжать ему горло. – Пришли снова отдать мне приказ умереть, чтобы рассказать об этом своей сестре?

«Доложите мне о своей смерти, и я расскажу об этом моей сестре»

Жнец – Ван Ё – помнит. Не только слова, он помнит собственное бессилие, ревность, злость на этого человека, который забирал у него всё – любовь народа, его жены и сестры, для которой прежде он всегда был центром вселенной.

– Я хотел, чтобы кто-нибудь выбрал меня, – говорит ангел смерти. – Но Ким Сан пожелала остаться твоей сестрой, а не моей королевой. И даже Хи Мён хотела меня оставить.

Глупости. Хи Мён любила брата больше всего на свете. И уже будучи Хон Ю Ди, она продолжает оберегать его и заботиться. Она бы не смогла.

– Мы все вас любили, – выдавливает Ким Шин, и пальцы его сжимаются сильнее. – Но Хи Мён – особенно. Она бы ни за что вас не оставила.

– Из-за тебя оставила бы, – признание даётся с трудом. Ван Ё ненавидит это. – Она бы оставила всё – меня, дворец, даже титул. Я не мог позволить ей уйти. Просто… не мог.

У жнеца скорбное, виноватое лицо, и это раздражает, несмотря на то, что сейчас он, как никогда, похож на свою сестру. Как странно – признание одного вызывало гнев, а покаяние второй – желание стереть её печаль, утешить и защитить.

– Я делал всё, чтобы она осталась подле меня. Запирал её, лгал, что позволю тебе жить в изгнании, – продолжает ангел смерти, и глаза его блестят. – Но после того дня, её любовь, которой я так жаждал, стала мне ненавистна, и Хи Мён тоже. Я ненавидел её ласку, ненавидел эти глаза, которые даже осудить меня не могли. Я хотел избавиться от неё, но не мог и только винил во всём.

Ким Шин вспоминает сгорбленную фигурку у алтаря, напоминающую сломанную куклу, и жаркий шёпот: «Милостивый Будда, прими к себе моего брата. Прости ему его грех, а если он настолько тяжёл, то подели вес его между нами».

Как они оба презирали её – девушку, которая просто их любила! Один – за непонимание и равнодушие, второй – за нежность, которой не заслужил.

Винить её было очень легко – Хи Мён и сама себя винила. И она была виновата. За то, что могла лишь любить, а любви для спасения недостаточно.

– Её слёзы, мольбы, долгие болезни ничего для меня не значили, – жнец хватает ртом воздух: горло стискивает не только враждебная ладонь, но понимание собственной жестокости. – Почему она была опечалена? И почему была несчастна? Я никогда не спрашивал её.

Ким Шин усмехается, но горько. Она всегда была несчастна, и в золотых глазах таилась тень, которую он никак не мог заставить исчезнуть. Это делало Хи Мён неизменно далёкой, и как бы сильно он ни любил её, а она – его, иногда тень омрачала взор принцессы.

Мужчине непонятно, как её брат мог этого не знать.

Каким глупцом был их король?

– Ты не знаешь, что я сделал с ней… что мы с ней сделали. Наверное, даже понятия не имеешь, что она так и не оправилась после происшедшего. Хи Мён слегла в тот день. Но она явилась просить на коленях отменить казнь или хотя бы позволить ей пойти к тебе. Она молила и молила… А я смотрел и думал: «Тогда и ты умри». Возможно, взглянув на неё, я понял, что сделал. И полагал, если она умрёт, память об этом умрёт вместе с ней.

Ким Шин хмурится. Чего она пыталась добиться, эта глупая девчонка? Почему продолжала защищать их, когда они отказались от неё?

– До самой своей кончины я наблюдал за её болезнью – тревога, боли в груди и потеря сознания, всё это оставалось с ней. Я боялся остаться один, и вместо того, чтобы спасти хоть кого-то – всех же и уничтожил. Это был я… я…

Больше всего на свете Ким Шину хочется его убить, разорвать на части, сделать с ним то же, что сделали с ним: заставить смотреть, как любимые умирают на его глазах. Но по нелепой случайности Ван Ё уже это видел – жена погибла от стрелы, а сестра увядала много лет.

Единственное, что их рознило – Ким Шин помнил об этом. И как бы ни были влажны глаза жнеца, сколько бы ни таилось в них страдания, – этого мало. Нельзя познать боль, испытываемую столетиями, за один миг.

– Держись от Хи Мён подальше, – цедит токкэби. – Не смей просить у неё прощения, не смей говорить о прошлом. Останься жнецом, каким она тебя знает, и даже думать не смей о том, чтобы говорить ей всё это.

«Не прощай его, Хи Мён, – думает Ким Шин. – И меня тоже. Пусть никто из нас никогда не простит другого. А когда всё закончится так же, как в тот день, я всё-таки попрошу Бога дать нам шанс в другой жизни, чтобы мы встретились при иных обстоятельствах, и чтобы ни прошлое, ни настоящее не сумели нас разлучить»

И он разжимает пальцы.

Потому что смерть – это покой, а тот его не заслужил. И дело вовсе не в том, что сердце Хи Мён разобьётся, если брат снова её оставит. Нет, вовсе не в этом.

***

Ю Ди стоит на светофоре, и руки её дрожат. Она не знает, куда идёт, и почему не уехала на грузовике, но не возвращаться же. Не сейчас, когда она так взвинчена, и каждое слово Ким Шина бьёт точно в цель.

«Исчезнуть? Мне? Нет уж. Я никуда не исчезну, и не мечтайте»

Две девочки рядом смотрят на неё и шепчутся, наверное, заметили её нервозность. Но Ю Ди не обращает на них внимания: она давно привыкла отрешаться от мира.

«Уйти? После стольких лет – и уйти?»

Девушка скрипит зубами.

В кармане вибрирует телефон, но её так трясёт, что, пока ей на это не указывают, она не берёт трубку. А когда отвечает, то челюсти её оказываются сжаты настолько, что вместо слов получаются нечленораздельные звуки.

– Ю Ди? Доченька, ты меня слышишь?

– Да, мам, – рычит Хон.

«Уйти? Да я буду мозолить вам глаза каждую секунду»

– Ты что, решила работать дрессировщицей тигров? – удивляется Сон Ми.

– А… Прости, – извиняется девушка, с трудом заставив себя успокоиться. – День выдался не из лучших. Ты что-то хотела?

– Мэзэко недавно заходила. Она была не в себе.

– Она мне звонила, всё хорошо, – спешит сказать Ю Ди, но мать молчит, и она знает, что та что-то подозревает.

– Ю Ди, ты же не врёшь маме?

На светофоре загорается изображение зелёного человечка.

Хон смотрит на него в каком-то ступоре, но ноги движутся раньше, чем эту информацию усваивает мозг. Вся толпа движется на другую сторону дорогу, и девушка волочится следом.

– Не волнуйся, мам.

Стоит свести всё к шутке или отвлечь внимание матери, но у Ю Ди совсем нет сил. И, если честно, мысли её направлены на другое.

– Доченька, и всё-таки…

Одна из девочек поскальзывается уже на бордюре. Ю Ди, находясь позади неё, свободной рукой удерживает её на весу, отталкивая вперёд, и ещё две секунды всё хорошо. А потом всё происходит очень быстро.

Ю Ди кажется, что на неё налетело торнадо – неведомая сила свирепым порывом сталкивает её с бордюра, и по инерции, стараясь не упасть, девушка делает ещё несколько шагов назад.

Она хорошо помнит голос матери, этот густой, обволакивающий тембр, сорвавшийся на визг. В памяти запечатлелись испуганные лица девочек, что-то кричащих.

За первым толчком следует второй, но уже откуда-то сбоку, и после него не остаётся ничего, кроме боли – яркой вспышки в мозгу, кроваво-красного цвета.

И только страхом продолжает жить печальная, угасающая мысль: «Я не могу уйти. Не могу снова его оставить».

А потом темнота, темнота и… темнота.

***

Жнец надевает шляпу и испаряется из дома – в прямом смысле.

Он чувствует себя даже потеряннее обычного и не знает, что делать, кроме как продолжать быть ангелом смерти.

Да, он вспомнил, кем был, но что это меняет? Никто не простит, никто не снимет груз с его плеч.

И зачем нужна эта память, если с ней он вновь потерял друга и сестру? С ней боль от потери Ким Сан воскресла и сияла теперь ярче прежнего, с ней ожила давняя ненависть к себе за то, что он сделал, и за то, чего сделать не смог.

Лучше не помнить, лучше не знать.

Но у него нет права просить о таком, и мужчина знает, всё это он заслужил. Ему суждено существовать, не зная, что стало с его любовью, под гнетом бывшего друга, наблюдая за сестрой, которая ни словом, ни жестом не выдаст, что знает его. Словно они посторонние. Как глупо, Ван Ё мечтал избавиться от Хи Мён, а сейчас она нужна ему как никогда прежде.

– И ты тут.

Его окликает молодой парень, тоже в шляпе и с ног до головы одетый в чёрное. Жнец подходит к нему, и они оба застывают – два изваяния из мрака.

– Что случилось?

Молодой не сразу ему отвечает, и ещё некоторое время они смотрят на толпу людей, покорёженный металл машины и похожий на туман дым, клубящийся рядом.

– Автомобильная авария.

Среди незнакомцев мелькает знакомый силуэт. Уже в этот момент подозрение закрадывается в голову мужчине, а сердце словно стискивает невидимой рукой. Он смотрит на любопытное лицо Док Хва – как оно меняется, как ужас кривит его черты.

Его «коллега» тем временем достаёт из кармана своего пальто карточку.

– Хон Ю Ди. Автомобильная авария, – сверяется он с ней.

– Ю Ди! – кричит Док Хва, и толпа расступается, а затем смыкается вокруг него, скрывая юношу от глаз жнеца.

Есть что-то странное в том, что жнец знает, что Ю Ди мертва, но на какую-то долю секунды его почти поглощает желание последовать за Док Хва – туда, где его сестра. Ведь это Хи Мён, смерть ей ни по чём. Он столько лет желал ей оставить этот мир, – «Умри же, умри!» – а она продолжала жить.

Лишь сейчас, когда смерть наконец обратила на неё внимание, до него дошло: Хи Мён всегда была для него чем-то вечным. Он желал ей исчезнуть, истязал и ненавидел, но не верил, что она может уйти. Ван Ё не помнил матери, её лицо стёрлось из памяти, и сестра стала его единственной семьёй. Она была с ним всегда – с момента его рождения и до самой смерти.

И сегодня она его покидает.

– Я… займусь этим, – говорит жнец молодому «коллеге», и голос его звучит на удивление сухо.

Тот не противится. У него сегодня ещё три смерти.

***

Ю Ди улыбается, когда жнец пододвигает к ней чай. Они оба знают, что она к нему не притронется.

– Я так рада, что это ты, – говорит Хон. – О большем я не смела и просить.

Она протягивает ему руку через стол, но мужчина не берёт её, только продолжает смотреть. От этого взгляда ей хочется плакать, столько в нём мольбы, раскаяния и горя, но плакать нельзя, нужно продолжать улыбаться.

– Роль жнеца пошла тебе на пользу, – ласково продолжает девушка, и по инерции стирает слёзы с его щёк. – Надеюсь, когда твоё наказание подойдёт к концу, у тебя будет новая жизнь. Надеюсь, ты станешь хорошим человеком.

– Не уходи.

Ю Ди сжимает зубы. С того момента, как он взял её за руку и привёл сюда, и в его глазах она увидела себя – ту, кем была сотни лет назад, она старалась сдерживать эмоции. Он вспомнил её, её глупый младший брат, но радость встречи омрачало скорое прощание.

– Мне жаль, что ты вспомнил именно теперь, – девушка отводит глаза, не в силах вынести этот взгляд. – Но я счастлива, что могу ещё хоть раз назвать тебя братом.

– Хи Мён, прошу.

– Знаешь, я была так зла, когда ты бросил меня, – признаётся Ю Ди. – Когда служанка обнаружила твоё тело, я возжелала умереть за день до этого, чтобы ты был на моём месте. Что бы ты тогда чувствовал? Было бы тебе так же больно, как мне? – пауза. – Сейчас я жалею об этом желании. Прости, что мне приходится оставить тебя вот так.

– Останься.

В этой просьбе она слышит капризного мальчика, но движет им уже не злость и ревность, а печаль.

Ю Ди встаёт со своего стула, и чайная обступает её со всех сторон, лишний раз напоминая, что мир за пределами этих стен ей уже никогда не увидеть. Хон подходит к брату, склоняется к нему и обнимает, целуя в макушку, – когда-то она так лечила его царапины, и боль от падения забывалась быстрее.

Однако боль, овладевшая им сейчас, сдаваться не спешила. И откуда-то жнец знал, что скоро тепло рук сестры сменит холод, который никогда его не покинет.

– Послушай меня. Потерпи ещё немного, а когда начнётся твоя новая жизнь, ты всё забудешь. С этого момента оставь прошлое в прошлом, не вини себя и не грусти. Проживи свою жизнь достойно, и этого будет достаточно.

Мужчина закрывает глаза и глубоко вдыхает. Не уходи. Не уходи. Не уходи.

– А пока ты здесь, сделай для меня кое-что. Останься с Ким Шином. Я не хочу, чтобы кто-нибудь из вас чувствовал себя одиноким. Даже если он велит тебе исчезнуть, если проклянёт, – останься рядом и проводи его в последний путь. Вы оба заслужили покой, и я надеюсь, что вы его обретёте. И… – Ю Ди так много хочется сказать, но времени нет. Времени никогда не достаточно. – Глупо ждать, что он придёт сюда, так что передай ему, что я… Я жалею, что снова оставляю его, что не могу сдержать обещания быть с ним.

– Хи Мён…

– Скажи, что я люблю его. Мёртвым врать незачем, может, он поверит хотя бы на этот раз. Я всегда буду его любить, что бы не ждало меня за этой дверью.

Хи Мён остаётся собой даже сейчас: только и говорит, что о Ким Шине. Впервые это не вызывает в Ван Ё ненависти. Какая разница, если они оба её теряют. Ему казалось, лучше пусть она умрёт, чем оставит его ради этого мужчины, но сейчас он жалеет о том выборе. Почему он просто не дал им любить друг друга?

– Это всё моя вина. Я сделал это с тобой… и с Ким Шином.

И она поступает так, как поступала всегда, и оттого ему становится ещё горше:

– Не надо. Мы все сделали это.

Жнец не сразу понимает, что она уходит – делает шаги в сторону двери и вот-вот навсегда исчезнет. Он вскакивает, когда её ладонь касается дверной ручки.

Хи Мён не умеет прощаться. Никто из них не дал ей шанса: все, кого она любила, ушли молча.

– Хи Мён!

Ю Ди оборачивается. Он запомнит его – это лицо, всегда любящее, никогда не осуждающее.

– Я был счастлив быть твоим братом. Я…

– Я знаю.

И это всё. Это последние слова Хон Ю Ди. Ни «я люблю тебя», ни «прости» или «я прощаю», – ничего. Она не умеет прощаться: в ней скопились тысячи слов, которые так и не были произнесены.

Но Хи Мён и Ван Ё знали, что они были.

***

Ким Шин врывается в чайную и сразу понимает, что опоздал: по гулкой тишине, ненавистной и густой, по пустоте, по виду жнеца, уронившего голову на руки.

– Хи Мён?

Жнец поднимает на него взгляд. Молчит.

– Она… она не могла.

Ким Шин пересекает всю чайную быстрыми шагами и распахивает дверь, за которой исчезла Ю Ди не более пяти минут назад. Никого.

– Она ушла. Её больше нет.

– Нет. Нет.

Хи Мён. Ю Ди. Хи Мён. Ю Ди.

Нет. Нет. Нет. Нет.

Взгляд токкэби падает на нетронутую чашку чая.

– Чай. Она не выпила чай.

– Не выпила, – соглашается жнец.

– Тогда это не конец, – робкая надежда звучит в словах Ким Шина. Конечно, этого недостаточно, ведь Хи Мён умерла, но всё же… – Я найду её. Я подожду, буду ждать, сколько придётся. Она переродится, и я найду её. Я больше не заставлю её страдать.

– Она не вернётся.

Ким Шин не сразу понимает значение сказанного. И опять же не принимает слова жнеца всерьёз. Но что-то во взгляде того заставляет его замереть. И если у смерти действительно есть дыхание, то оно принадлежит этому жнецу:

– Она не вернётся, – повторяет мужчина. – Это была её последняя жизнь.

========== XI ==========

Ын Так спускается на первый этаж. В самом лучшем для неё доме, доме, в котором ей тепло и уютно, всё пошло наперекосяк. Док Хва, как ветер, ворвался в него, и злые известия хлынули внутрь.

Девушка вышла из комнаты, когда прозвучало громкое сбивчивое объяснение юноши: «Ю Ди… авария… дядя, она…». Ноги Ын Так подкосились, и она опустилась на верхнюю ступеньку, там она и оставалась, когда ушёл Ким Шин, когда, прослонявшись по гостиной, словно призрак, вышел и Док Хва, и когда токкэби, наконец, вернулся.

Она ни о чём не стала спрашивать, поняла всё сразу по его сгорбленной фигуре, которую Чжи увидела в просвет между стойками перил. Минут десять школьница собиралась с мыслями: стирала слёзы со своего покрасневшего лица, усмиряла эмоции, потому что ничто из того, что испытывала она, не стоило и части того, что выпало на долю Ким Шина.

Ю Ди мертва. Девушка сжимает кулаки и выдыхает. Нет, она подумает об этом после, когда останется одна. Сейчас нужно быть рядом с Ким Шином. Ведь это то, чего бы хотела и Ю Ди, – чтобы он никогда больше не был одинок.

– Аджосси.

Мужчина не реагирует на её голос, и девушка усаживается подле него на диван. Сейчас она с лёгкостью может поверить в то, что ему больше девятисот лет: он похож на статую, которая находится здесь не один век.

– Аджосси, – произносит Ын Так снова, но не ждёт, что Ким Шин ответит. Да и говорит она скорее для себя, и в голосе её звучит жалость, сочувствие, боль, – всё разом. У неё нет для него иных слов, кроме этого «аджосси», потому девушка подаётся к нему и обнимает.

Они долго сидят так. Ын Так не замечает слёз, стекающих по её щекам, а мужчина не позволяет себе даже этого – точно каменное изваяние с опустошённым, раненным взглядом.

– Я должен был сказать ей, что в случившемся нет её вины.

Ын Так поднимает голову. И прежде чем начать говорить, трёт свои мокрые щёки:

– Аджосси, не надо. Ю Ди… Хи Мён знала. Думаю, она знала, что вы чувствуете на самом деле.

– Я знал, на что иду, – продолжает мужчина, не услышав, словно не в силах удержать слова, копившиеся в нём слишком долго. – Знал, что умру в тот день, и знал, что она пойдёт на всё, чтобы спасти меня. Но предпочёл сделать вид, что не понимаю. Мне хотелось умереть героем в её глазах.

– Аджосси…

– Она бы поняла, если бы я не вернулся. Так было бы правильно: сбежать, жить в изгнании, забыв о дворце. Хи Мён была бы счастлива уже оттого, что я просто жив. Но я не смог… Я должен был увидеть её ещё раз.

Внутри у Ын Так всё сжимается: ей так жаль их обоих. Они любили друг друга и продолжали любить, но не смогли смириться с выбором друг друга. Нет, Хи Мён смирилась – вернулась, скрепя сердце, к тому, кто снова хотел уйти.

Чжи всё думала, как Ким Шин поступил с ней самой, не сказав, в чём настоящее предназначение невесты демона. Как могла она убить его, как могла отпустить? Сейчас стало даже стыдно. Ведь Ю Ди смогла его понять, смогла убедить себя потерять его вновь. Каково ей было, раз за разом расставаться с тем, кого любила?

– Это была моя ошибка, а она винила себя, и я винил тоже. А когда она вернулась, я так разозлился из-за этого. На что она готова была пойти из-за меня, сколько вынесла, даже связалась с этим… этим… И я оттолкнул её.

Хи Мён и Ким Шин похожи на два судна, которые встретились в море и разминулись. Сколько между ними вины: она свела их спустя девятьсот лет, она же и развела.

– Меня разозлило не то, что она помнит, не то, что она связалась с Пак Чжун Воном. Я понятия не имел, какую боль это причиняет ей. Для меня это осталось в прошлом, но она продолжала страдать. Я любил девушку и обрёк её на муки – память разъедала её не одну жизнь, а три. Знала ли ты, что Хи Мён прожила ещё две жизни, прежде чем стала Ю Ди? Помнила ли она, что была и кем-то ещё, или всё, что занимало её мысли – это случившееся девятьсот лет назад? Но не это важно, а то, что всё это время я был жив, я мог бы найти её. Ей не пришлось бы так жить, не пришлось бы искать помощи у Чжун Вона, – Ким Шин сжимает кулаки, и вокруг словно воздух сгущается. Он всё говорит и говорит, и вековая тишина отступает. – Если бы я знал, что всё будет так, я бы отступил. Я бы жил в позоре до глубокой старости, лишь бы она обрела покой.

– Аджосси…

– А теперь её нет. И никогда уже не будет. Я потерял её навсегда.

Ын Так снова его обнимает – крепко-крепко, как будто заключая в свои руки всю его боль.

– Мне так жаль, аджосси, так жаль. Если бы я могла что-то сделать…

– Ты можешь.

Девушка замирает. Конечно, она может, она одна может. Но неужели…

– Если бы она осталась, я бы сумел подождать ещё несколько десятков лет. Или… если бы Хи Мён могла переродиться. Но теперь мне нет смысла ждать.

Ким Шин смотрит на девушку. За весь этот разговор она впервые ясно чувствует, что он говорит именно с ней.

– Не хочу ждать того часа, когда потеряю и тебя. Говорят, когда умирает токкэби, память о нём исчезает. Ты не будешь помнить обо мне, а значит, не будешь и страдать. Всё закончится. Всё должно закончиться.

Ын Так не любит грустные истории. И она не уверена, что забытие спасёт её: есть вещи, которые остаются где-то глубоко внутри тебя, оторванные от разума, сохранившиеся на бессознательном уровне.

Но ей тоже хочется, чтобы всё закончилось. Счастливого конца не бывает, она поняла это, когда умерла мама.

И история Ким Шина и Хи Мён – очередное тому подтверждение.

***

Это не то, чего хотела Ын Так. Согласившись выполнить просьбу своего аджосси, она надеялась, что он уйдёт спокойно, и она будет знать, что он обрёл покой, а значит, сбудется и желание Ю Ди.

Но вот они на крыше, и всё катится к чертям. Следовало понять, чем всё закончится, едва она увидела Пак Чжун Вона. Ну почему, почему, почему?

– Какая жалость, – говорит призрак и ухмыляется. – Я расплатился с Хи Мён, теперь подошла твоя очередь, Ким Шин. Но вот Ван Ё… придётся мне ещё задержаться на этом свете, чтобы увидеть его новую жизнь… и убить его.

Ын Так отступает, когда Ким Шин закрывает её от этого чудовища. Даже жнец выглядит непохожим на обычного себя – такой взволнованный, такой человечный.

– Ты… убил мою сестру?

– Вы всегда были туповаты, Ваше Величество, – качает головой Чжун Вон, а Ким Шин в ответ на это скрипит зубами. – Неужели решили, что это была случайность? Давно пора понять, что случайностей нет, всё в мире взаимосвязано. Один толчок, – он вытягивает руку, и его ухмылка становится шире. – И жизнь обрывается.

– Ты… – выдавливает Ким Шин.

– Вы трое стоите мне поперёк горла уже девятьсот лет. Естественно, я не мог оставить её в живых. Да и к чему, если она сделала всё, что от неё требовалось: заставила сердце своего генерала биться снова.

Пак Чжун Вон смеётся. Они все жаждут дать ему отпор, уничтожить его, сжить со свету, но ничего не могут сделать. Сегодня судьбы вершит он.

– Аджосси… – лопочет Ын Так, и хватает того за рукав.

– Я же говорил тебе, что теперь ты можешь коснуться меча, – обращается к ней призрак. – А значит, пришёл и твой черед помочь мне.

– Что?

– Стой, где стоишь, – предупреждает демон. – Хочу быть уверен, что попаду в сердце.

– Глупец, – смеётся Чжун Вон.

Жнец думает так же: они не могут убить потерянную душу. Однако когда токкэби бросает на него взгляд, – яростный, жёсткий, решительный – он понимает. Они могут. Но какой ценой?

Ким Шин разворачивается к напуганной Ын Так. Он не должен так поступать с ней, с этим ребёнком, заставляющим его улыбаться, но злость в нём затмевает всё хорошее. Потерять Хи Мён – как лишиться самого себя; потерять её из-за этого гнилого старика – в стократ хуже.

Он может забрать отсюда Ын Так, спасти их на время, забыть о Пак Чжун Воне и уйти в иной мир, и все они будут в безопасности. Нет, не все – если жнец не словит потерянную душу, в следующей жизни его будет преследовать смерть. Но всё же, всё же…

Ким Шин не может отступить. Сейчас он наконец понимает, что вина, которую они втроём – Ван Ё, Хи Мён и он сам – делили между собой, на самом деле принадлежит Пак Чжун Вону. Все их решения генерировались этим человеком, все они лишь марионетки в его руках.

Он забрал у него всё – тогда и сейчас.

– Прости, Ын Так.

– Аджосси?

Ким Шин берёт её ладони в свои и подносит к своей груди. Меч чувствует зов крови невесты демона и позволяет безвольным пальцам коснуться себя. До того, как Ын Так понимает, что происходит, её руки ухватываются за рукоятку и, подчинённые Ким Шину, вытаскивают меч из его сердца.

Это ощущение не сравнимо ни с чем – мужчину словно одновременно режут и сжигают, и вместе с тем – нутро обдаёт холодом. Тело становится непослушным, конечности слабеют, но ещё не время сдаваться. Ему нужно всего мгновение, уж его-то ему точно задолжали.

Жнец удерживает Ын Так, прежде чем она срывается с места. Он понимает.

Непривычно держать меч в руках, но Ким Шин держит его крепко. И белый тигр на рукоятке придаёт ему сил.

Хи Мён.

Он замахивается одним движением, разворачиваясь, и меч рассекает воздух, стирая ухмылку Пак Чжун Вона. Миг необычно краткий, и Ким Шину хочется, чтобы он замедлился, но мужчина благодарен и за это.

Призрак – ночной кошмар – исчезает, вслед за ним растворяется меч. И Ким Шин чувствует, что исчезает тоже.

У ночи вкус пепла. Токкэби опускается на колени, и покой, которого он жаждал столько веков, тяжело опускается на его плечи. Он поднимает взгляд: жнец отпускает Ын Так, и та подбегает к нему, плачет, зовёт. Но когда она обнимает его, словно стараясь удержать на этом свете, за её плечом Ким Шин различает силуэт.

Хи Мён улыбается. Она прекрасна, как и в день их знакомства, и хоть сегодня нет солнца, целующего ей щёки, темнота ласкает её ночной прохладой. И впервые в золотых глазах нет тоски.

– Хи Мён.

Она подходит ближе.

– Хи Мён.

Жнец приближается и оказывается возле неё, так что Ким Шин переводит взгляд на него и говорит:

– Ваша сестра…

Тот не отвечает, но снимает шляпу, и лицо у него мокрое.

– Думаю, я смогу сам рассказать ей о своей смерти.

Хи Мён совсем рядом. Она и есть покой.

– Хи Мён.

И она протягивает ему руку. Мужчина смотрит на маленькую ладонь, совсем слабую, но одним своим видом делающим сильным его.

За секунду до того, как тело его рассыпается в прах, и его разносит ветер, он протягивает ладонь в ответ.

А затем всё пронзает тьма. Остаётся лишь имя.

Хи Мён. Хи. Мён.

========== XII ==========

Ким Шин просыпается от кошмара.

Он резко поднимается, и голова идёт кругом: картинка мигает, словно кто-то прокручивает кадры какого-то старого фильма, настолько давнего, что сложно поверить в его реальность.

Стены, сомкнувшиеся вокруг мужчины, и знакомы ему и нет. Потому, когда он узнаёт их, чайный стол с орнаментом в углу и стёганые одеяла, расстеленные там же, Ким Шин понимает, что умер.

Он не может быть здесь. Этого места не существует уже сотни лет, как и запаха остывшего чая, а также сквозняка, проскользнувшего в покои из дворцовых коридоров.

Меж тем, стоит мужчине встать, и тело гудит под тяжёлыми чёрными одеждами. У мертвецов разве может так болеть? И мешают ли им длинные волосы, липнущие к лицу?

Чем дальше, тем страннее. Но последней странной вещью оказывается не собственный вид генерала, а лёгкость в сердце. Вот уж чему там точно не место, однако стали, вгрызающейся в сердце мужчины не одно столетие, действительно нет.

– Этого не может быть, – произносит Ким Шин. Он произносит это без веры в происходящее и скорее для того, чтобы услышать, как вместо слов получится пустота, которая убедит его в эфемерности всего, что это иллюзия, сон, бред… не настоящее. Но звук собственного голоса его поражает.

Что здесь происходит?

– Генерал, – кто-то раздвигает створки в комнату, и, низко склонив голову, входит служанка. Ким Шин понимает это по её одежде и вдруг осознаёт, что часть него вовсе не удивлена её приходом. – Его Величество хочет вас видеть.