Текст книги "Посмотри на меня (СИ)"

Автор книги: Jaynie

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

========== I ==========

Корё, 900 лет назад

Ким Шин возвращается с войны, зная, что это не сулит ничего хорошего.

Стрелы устремляются к солдатам, и ворота стонут под натиском смерти: люди, оружие, латы – всё падает наземь. Остаётся лишь он сам с мечом, зажатым в ладони, и его наставник.

Стража пропускает мужчину вперёд. У низов дворцовой лестницы – охрана, на её вершине – король и приближённые, а королева стоит одна, ближе всех к своему брату.

Мужчина чувствует на себе взгляды врагов, велящие остановиться, взгляд сестры, согласной с тем, что делать этого нельзя. И ещё один, который не говорит ему ровным счётом ничего.

Ким Шин проходит лестничный пролёт и встаёт рядом с королевой. Она пытается улыбнуться, но лицо её подернуто печалью. Его младшая сестра спустилась сюда, защищая людей, которых любила. Кого она желала спасти больше, он не ведал, но знал: Ким Сан на его стороне.

Генерал отворачивается от её глаз и смотрит в те, что пусты и неотзывчивы.

– Как далеко вы ещё зайдёте? – спрашивает он, и его голос, не громкий и не тихий, пробирает до костей.

Глаза еле заметно щурятся, но молчат; взгляд прячется.

– Ты не должен был приходить, – отвечает король, словно только и ждал, чтобы сказать речь. – Остановись. Как бы то ни было, просто остановись. Если сейчас ты умрёшь как изменник, я сохраню всем жизнь. Но если ты сделаешь ещё хоть один шаг, я убью всех и уложу их перед тобой.

Четыре фигуры наверху: Ван Ё, его советник, служанка и серая фигура, глухая к происходящему. Движение, жест – Ким Шин ждёт любого знака, ему хватило бы и лёгкого пожатия плеч, чтобы принять происходящее, чтобы смириться, чтобы… проститься.

Он делает шаг, не отводя от фигуры взгляда. Но нем язык тела, спокойна стать. И глаза, ради которых он остался верен королю, глаза, заставившие его уйти на войну и вернуться с неё живым, эти глаза встретились с его только на миг, и омут их был тих и спокоен.

За первым шагом – второй, затем – третий. Вокруг что-то говорят, голоса и шум налетают отовсюду, но одного он не слышит.

Как во сне, свистит стрела, попавшая в Ким Сан; как в бреду, раздаются крики родных. Даже то, что его самого сразили в спину, он понимает не сразу, но меч едва ли не машинально отбивает следующий удар.

Именно тогда мужчина понимает, что пришёл зря. Прощание, за которым он явился, нужно было лишь ему, и никакого участия со стороны не вызывало.

Он отрывается от лицезрения серой фигуры и не различает рваный вздох с высоты ступенек.

– Не тебе я жизнь отдам, – Ким Шин смотрит на стражника, готового ударить вновь. Тот застывает, и генерал опирается на меч, силясь подняться. Чьи-то руки поддерживают его, и он видит лицо наставника, преисполненное скорби, с кровью, забившейся в морщины. – Прошу, – говорит мужчина, сжимая плечо верного сослуживца, – позволь умереть от твоей руки.

Нечестно просить человека, любящего тебя как родного сына, лишить жизни, но это последнее, что Ким Шин не позволит у себя забрать.

Наставник одной рукой придерживает генерала, а другую кладёт на эфес меча. Его сотрясают рыдания, и это единственное утешение для бывшего ученика.

– Вы не почувствуете боли, – убеждает старик, и это ложь. Больно так, что Ким Шин каждым нервом чувствует сталь, разрезающую сердце. Сталь собственного меча, сталь прекрасных прячущихся глаз.

С одним сильным движением воздух выходит из лёгких, кровь покидает тело, поднимается к горлу и с харкающим звуком стекает по подбородку. Мужчина хватается за плечо наставника, но того отрывают от него с небрежностью, и так, словно это совсем не важно, убивают.

– Никто не получит труп предателя. Бросьте его в поле на съедение зверям. Только накормив животных, эта мерзкая плоть, – советник Пак Чжун Вон смакует слова, – принесёт пользу, – Ким Шин вновь поднимает взгляд на четыре враждебных фигуры и замечает, что одна из них стоит к нему спиной. – Таков указ короля!

Ван Ё и советник закончили. Они оба разворачиваются и уходят, как бы говоря, что изменник не заслуживает даже того, чтобы лицезреть его смерть.

Серая фигура медлит, и её спина содрогается.

– Хи Мён!

Голос короля прорезает густую тишину, отрезвляет и на долю секунды возвращает умирающему ясность мысли. Имя стучит в висках, давит на барабанные перепонки.

– Ваше Высочество, пойдёмте, – служанка суетится перед серым силуэтом.

Ким Шин ждёт, что принцесса обернётся и бросит на него один из своих мимолётных пустых взглядов. Но она не делает даже этого и следует на зов брата.

Всё пронзает тьма. Остаётся лишь имя.

Хи Мён. Хи. Мён.

***

Корея, наши дни

Гудок автомобиля заставляет Ын Так подорваться с места.

– Успокойся, – зевает Санни, закидывая маринованную редьку в рот. – Просто открой двери, чтобы он мог занести ящики.

Школьница быстро-быстро кивает и отворяет щеколду на двойных дверях кафе, как раз когда водитель грузовика спрыгивает на тротуар и машет ей.

– Здравствуйте! Это вы заказывали заморозку? – разносчик совсем не напоминает краснощёкого мужчину, которого представляла себе Ын Так, и образ тонкокостной агасси* вводит её в ступор. – Что? Что не так? Я ошиблась? – девушка хмурится и, сдув прядь с лица, глядит на квиток в руках.

Санни наблюдает за ними, затем, чуть склонив голову вбок, поднимается из-за стола и встаёт рядом со своей подчинённой на пороге.

– Вы кто? Где господин Пак?

– А, так вам не сообщили? – незнакомка расслабляется, услышав знакомое имя. – С сегодняшнего дня он работает по другому маршруту, а здесь – я.

Санни со скептицизмом оглядывает её и вздыхает:

– Не важно. Заносите, – и возвращается обратно.

Незнакомка провожает её взглядом и снова обращается к Ын Так.

– Меня зовут Хон Ю Ди, – она кланяется. – Позаботьтесь обо мне, пожалуйста.

Школьница оставляет ответный поклон с опозданием: та уже отвернулась, открывая задние двери грузовика.

– Давайте я помогу, вам же тяж… – Ын Так замирает на полуслове, когда Ю Ди, забравшись в салон, отодвигает от стены нечто, напоминающее самодельный пандус, и устанавливает его между машиной и землёй. Затем выдвигает один их крытых многоярусных стеллажей на колёсах, ставит стопу на нижнюю, ничем не заполненную полку и, оттолкнувшись другой ногой, съезжает вниз под грохот нестойкой конструкции.

– Я кажусь безобидней, чем есть на самом деле, Ын Так, – смеётся она. – Могу я обращаться к тебе по имени?

– Как вы… – школьница опускает взгляд на табличку на своей груди, куда ей указывают. – А, да… Конечно, если вам так удобно, – Ын Так наблюдает, как Хон похлопывает стенки тележки по бокам, убеждаясь в её целостности. – Но, агасси, вы не ушиблись?

– Всё в порядке. Придержишь для меня двери, хорошо?

Ю Ди толкает свой груз к кафе, пока собеседница услужливо мельтешит рядом и, как хвостик, следует за ней в морозильную.

– Я помогу разложить, у вас, наверное, ещё много дел.

– А у тебя, видимо, не очень, – отвечает Хон. – И ты тоже можешь называть меня по имени, я не на много старше тебя. Сколько тебе, двадцать?

– Девятнадцать, – Ын Так потирает ладошки, прежде чем переложить ещё одну курицу. – Агасси, вы на самом деле в порядке?

Ю Ди с удивлением выглядывает из-за стеллажа. Плечи хрустят, напоминая, как нелёгок для неё физический труд.

– Почему ты спрашиваешь?

Вместо ответа девчонка кивает на её локоть, и только сейчас Ю Ди замечает, что кожа там покраснела и немного ободралась. Боли она не чувствует; ей кажется, что она не почувствовала бы, даже если бы с неё срезали кусок.

– Ерунда. Небольшая царапина, – отмахивается девушка. – Наверное, зацепилась за эту красавицу, – Хон поглаживает опустевшую тележку.

Они выходят из морозильной, и комнатный воздух согревает их.

Санни сидит там же, где они её и оставили, даже поза не изменилась, разве что редьки в миске убавилось.

– Она начальница, – подтверждает Ын Так, наученная тем, что мало кто из посетителей признавал в её старшей подруге хозяйку. – Начальница, – говорит почтительным тоном, – агасси выполнила свою работу, распишитесь, пожалуйста, – не получив ответа, она пробует снова: – Начальница, распишитесь за привоз.

– Я и не помню, когда меня в последний раз подвозил мужчина, – вздыхает Санни, не отрывая взгляда от окна.

– Начальница, – Ын Так неловко переступает с ноги на ногу. – Агасси, наверное, торопится на следующую встречу.

– Я и не помню, когда меня в последний раз встречал мужчина, – Санни резко выпрямляется, и её маленький кулак опускается на стол рядом с молчащим телефоном. – Почему он не звонит?

– Кто? Тот странный парень, подаривший вам кольцо?

– Он очень странный, – соглашается хозяйка кафе, – а ещё самый красивый из всех мужчин, которых я когда-либо видела.

Ю Ди фыркает.

– Не хочу мешать вам, но, может быть, вы всё-таки поставите подпись? – она размахивает перед фарфоровым личиком распиской. – Здесь я закончила, – и почти предвкушает очередной вздох, как Санни без пререканий принимает протянутую ручку с листком. Черканув что-то малопонятное, она опять теряет ко всему интерес.

– Ой, а я вас провожу, – вызывается Ын Так, но её останавливают мановением руки.

– Не стоит, – Ю Ди притягивает к себе стеллаж и кивает им. – Ещё увидимся.

Она выходит на улицу, и утренний ветерок ласкает щёки; закрывает глаза и вдыхает полной грудью, ощущая каждую ссадину от неаккуратной работы; смотрит на небо, и хрип срывается с её губ, чтобы, словно испугавшись, тут же повиснуть в воздухе.

Хон Ю Ди заталкивает тележку обратно в грузовик, запирает двери и забирается внутрь. Лишь сейчас она чувствует, как устала, мышцы лица ноют от улыбок, но эта тянущая боль воспринимается как нечто само собой разумеющееся, потому что всё её тело сковано, и сковано оно так, что раны на нём не ощущаются. Она одна – сплошной рубец, едва заживший, загноившийся и тревожащий.

Ю Ди заводит машину и сжимает руль.

«Даже не знаю, кто из них более странный», – думает она.

Грузовик ревёт и трогается с места.

Девушка мотает головой, избавляясь от образов, но они гнойничками укореняются в подсознании.

Она почти готова свернуть налево, когда в зеркале заднего вида замечает Ын Так. Почему-то это заставляет её сбавить скорость.

Ю Ди видит, как что-то мелькает в руках школьницы, огонёк пляшет в ладонях, и мягкий курящийся дым облачком оседает рядом.

Она выдыхает с облегчением. Захотелось девчонке покурить, большое ли дело? Но очертания мужчины, возникшего рядом с Ын Так, заставляют резко дать по тормозам.

«Старик не соврал»

Ким Шин, которого она пыталась безуспешно разыскать в Корее под этим именем, сейчас так близко и вместе с тем так далеко. Их разделяет всего несколько метров, их разделяет вереница лет.

Ю Ди чувствует себя рыбой, выброшенной на берег. Ей не хватает воздуха, в груди тесно, лёгкие горят. Слова не идут с языка; она открывает рот – ни звука. Всё, на что она способна, – это протяжный немой крик.

Девушка хочет закрыть глаза, но что-то удерживает их открытыми. И она видит широкую улыбку Ын Так, видит, как мужские руки поправляют красный шарф на её горле.

Сердце Ю Ди сжимается. Лицо, не покидавшее её ни на секунду с тех самых пор, как она впервые открыла глаза и новорождённой издала крик, это честное лицо, искорёженное разочарованием, всплывает перед ней снова, и шаткая картинка настоящего осыпается мозаикой.

На глазах выступают слёзы, опоздавшие на девятьсот лет. Они трогают лёд, застывший в зрачках, и горячат израненную душу. Всего так много, – горечи, облегчения, шока, печали – что Хон не понимает собственных ощущений. Её знобит, тошнит, мир переворачивается с ног на голову; лишь вечная сжигающая боль остаётся неизменной.

Девушке отчаянно хочется отвернуться, но она не в силах: таково её наказание. Всегда смотреть, всегда помнить.

– Неужели старик не соврал? – Ю Ди закусывает губу. – Но если это правда, то и другое… Тогда… Ын Так действительно его невеста? Невеста Ким Шина?

***

Япония, Киото, две недели назад

Хон Ю Ди болеет с детства.

Она принимает таблетки и от них становится вялой. Из-за малоподвижного, временами – лежачего образа жизни её костная система ослабла, сделав девушку малопригодной для физического труда.

С двухлетнего возраста – с того момента, как Ю Ди начала говорить, – до тринадцати лет ей пришлось пройти путь, состоящий из шести психиатров, двух нервных срывов и затяжной депрессии матери, после которой она и научилась скрывать свою проблему.

Хон Ю Ди признала тот факт, что абсолютно, ну никак не может быть другим человеком. Она согласилась, что-то была попытка привлечь внимание занятых родителей, тяжёлый случай переложения личности воображаемого друга на собственное «я». Но, договорившись на том с окружающими, сама не поверила.

Ей никак не удавалось убедить себя, что картины и лица, описываемые ею с детальной точностью, – подделка воображения. И Хон с головой ушла в эзотерику. В одной из книг она наткнулась на термин «реинкарнация». С этого момента Ю Ди удалось взять себя в руки: она нашла то, что искала. Правда это или нет, её интересовало мало. У её «болезни» появилось название, которое она смогла принять.

И эта замкнутая девочка очнулась. Взглянув в бездну и оценив её, Хон Ю Ди сумела разделить два мира, в которых жила. Один воплощал в себе ту её часть, которую видели все, другой – ту, что жила внутри и была отвергнута обществом.

Она нашла покой, и он просуществовал до двадцати четырёх лет, пока она не встретила Мэзэко.

Произошло это в театре, в антракте. Между девушками завязался долгий разговор на темы, далёкие от бытовых, и в зал они не возвращались.

Очень скоро Ю Ди осознала, что Мэзэко готова поверить любым её словам: с детства та увлекалась сверхъестественным и даже считала себя ясновидящей. Ю Ди же считала её шарлатанкой, но молчала: у неё появился слушатель.

Они стали лучшими друзьями. А потом всё полетело в тартарары.

На первый взгляд, сеанс, устроенный подругой Ю Ди, проходил как обычно.

Мэзэко до икоты наелась липкого риса, объяснив это тем, что духи легче находят сытого, ведь сытый – значит, крепкий. Затем она приняла полусидячее положение на подушках и задремала («Я не сплю, это погружение в транс!»).

Обычно спустя пять минут после этого Мэз начинает бормотать, и Ю Ди известно, что изменяющийся голос подруги и сумасшедшие вещи, которые она говорит, связаны с бредовыми снами, а вовсе не с духами.

В этот раз Мэзэко не заговорила и спустя полчаса. Она лежит совсем недвижно, и свистящее дыхание наполняет комнату.

Сладкий дурман проникает и в разум Ю Ди. Девушка отключается на пару минут, но когда приходит в себя, едва не кричит от неожиданности, – перед ней на корточках сидит Мэзэко, и ухмыляющееся лицо находится в опасной близости от её лица.

– Как же ты меня напугала, – выдыхает Хон.

Губы Мэзэко растягиваются шире и покрываются трещинками, так что ей приходится облизнуть их. Это движение вызывает необъяснимую неприязнь, и Ю Ди с головы до пят покрывается мурашками.

– Я так долго ждал, – низким тембром оповещает её Мэз. – Ты и представить себе не можешь.

Хон моргает и пытается отодвинуть подругу от себя, но пальцы той сцепляются на её запястье, и хватка необычайно сильная.

– Ты меня не узнала, не так ли?

– Мэзэко, перестань, – Ю Ди поворачивает голову в сторону, спасаясь от зловонного дыхания. – Отодвинься, ты слишком близко.

Та смеётся, и от смеха веет плесенью.

– Когда-то мы стояли почти так же близко день ото дня. Тебе и тогда это не нравилось, но манер было больше, и ты говорила…

Их глаза встречаются, и Ю Ди пугает жестокая искра в глазах подруги.

– Ты говорила: «Чжун Вон, не могли бы вы стать чуть дальше, моё зрение не позволяет наслаждаться вашим лицом вблизи».

Девушка испускает полупридушенный писк и дёргается, но хватка на руке усиливается.

– Сейчас ты вспомнила, Хи Мён? – шепчет «Мэзэко». – Или мне стоит называть тебя Ваше Высочество?

Бисеринки пота выступают на лбу Хон.

Ю Ди пытается, так сильно пытается собраться, разделить два своих мира вновь. Но внутренний взор то и дело подсовывает лицо человека, ненавистного обеими её личностями. Она перешагивает через него, но образ раз за разом возвращается.

Мерзкий старик с приторно-льстящим голосом, оживший ночной кошмар детства. Человек, чьё имя душило её с ранних лет и ранило настолько, что развило психоз и привело к череде визитов к врачам.

«Пак Чжун Вон. Пак Чжун Вон, – лихорадочно думает Ю Ди. – Это какой-то бред. Он умер, его нет, просто не может быть»

– Не волнуйся так сильно, – говорит тот, кто сидит в теле Мэзэко. – Мне бы не хотелось, чтобы тебя хватил удар.

– Мэз, перестань. Не надо, не говори так, не говори как он.

«Он мёртв, я видела, я знаю»

– Ты, наверное, думаешь, как я могу быть тем, кто умер девятьсот лет назад? – елейным голосом произносит это чудовище. – Хотя ты тоже умерла и всё-таки сейчас здесь.

«Я переродилась. Я жива, я человек, а ты монстр»

– Я умер и стал призраком. Просто не мог уйти в иной мир и забыть всё, что произошло.

«Но я ушла, и я помню»

– Хотя тебе повезло: память осталась с тобой.

«Мне не повезло, я в Аду, всегда в Аду»

– Дыши, Хи Мён, – шепчет мертвец, когда замечает, что она задержала дыхание. Ю Ди судорожно глотает ртом воздух и видит, как кривится лицо подруги, и это выражение ей знакомо. Она видела его сотни раз на мужском морщинистом лице. – Я пришёл к тебе не для того, чтобы пугать.

– Зачем тогда? Как ты вообще… – Хон кивает на подругу, но заканчивает предложение иначе: – Как ты меня нашёл? Моё лицо… не её. Я – не она, я не… Хи Мён.

– Но ты столько лет убеждала в этом психиатров, – ухмыляется Чжун Вон. – Не думаю, что в Японии остался хоть один, кто бы ни знал о Хи Мён.

Ю Ди сглатывает:

– Что тебе нужно?

– Хочу помочь, – она замирает, а «Мэзэко» похлопывает её по захваченной руке. – Столько лет… Столько веков я мучаюсь воспоминаниями о том, что произошло. И знаю, ты тоже не можешь забыть, пусть у тебя и другое лицо и новая жизнь. Мне бы хотелось искупить свою вину. Быть может, если я помогу тебе, смогу хоть немного успокоиться и уйти.

– Помочь? – слабым голосом переспрашивают Ди, подавленная, не готовая к сопротивлению. – Как ты можешь мне помочь?

– Ты так и не простилась, – замечает призрак. – Тебе не даёт жить то, что произошло в тот день, – девушка не отвечает. – Тебе даже оправдаться невозможно. Но что, если я скажу, что шанс есть? Что человек, которому ты столь многое хочешь сказать, может тебя выслушать?

Повисает молчание. Чжун Вон изучает лицо, ставшее в секунду каменным.

– Если всё так, если вы – это, правда, вы, а я – действительно Хи Мён, то это невозможно. Все умерли, никого не осталось, – глаза её озаряет догадка. – Или… он тоже призрак?

– Глупая девчонка! – рявкает Чжун Вон. – Нет, он жив и жив уже девятьсот лет. Он демон, и он бессмертен. Он может прожить ещё столько же, но… – довольный тем, что ошарашенная девушка не перебивает, бывший советник короля продолжает: – Есть один человек, способный убить его. Её зовут Чжи Ын Так, и по рождению она – невеста демона, – «Мэзэко» вновь облизывает губы. – Ты не спасла его тогда, но ты можешь спасти сейчас. Она не сумеет уничтожить его, пока не завладеет его сердцем. И тут можешь помочь ты.

Ю Ди пару минут переваривает услышанное, а затем разражается клокочущим смехом:

– Демон? Невеста? Смерть сделала тебя совсем сумасшедшим?

– А как, по-твоему, я умер? Той ночью, в комнате с почившим королём? – Чжун Вон дёргает на себя её руку, и сустав ноет.

Улыбка девушки меркнет. Если до этого момента она колебалась, что говорящий с ней – Пак Чжун Вон, то теперь сомнений быть не могло. Потому что об этом она Мэзэко не рассказывала.

– Это был сердечный приступ, – шепчет она. – Люди говорили, это из-за короля, говорили, ты не смог пережить его смерть. Но я, – Ю Ди смотрит прямо в глаза подруги и, наконец, видит того, с кем говорит, – я никогда в это не верила.

– Он убил меня. Он отомстил.

Хон качает головой:

– Если бы это был Ким Шин, он убил бы и меня тоже. Но я пережила ту ночь. На самом деле, я пережила всех.

Ей удаётся выдернуть из захвата руку, и она потирает онемевшее запястье. Всё это кажется безумием, но Ю Ди начинает проникаться. Девушке хочется верить, что тот, кого она предала, жив, что он помнит, что ещё есть надежда. Неразделённые воспоминания терзают её, и сама возможность искупления располагает к себе.

– Ты никогда не узнаешь, почему он не забрал твою жизнь, если не спросишь. Я умер, но не был прощён; как знать, может, тебя он простил, и теперь ты можешь успокоить нас обоих. Ты можешь помочь ему и искупить вину. Спаси его, Хи Мён, спаси своего генерала.

Ресницы её трепещут, стоит Ю Ди почувствовать влагу в глазах. Плакать перед ним не хочется.

– Это какая-то бессмыслица, – беспомощно говорит девушка.

Призрак улыбается:

– Тогда проверь. Что тебе терять, кроме надежды? Помни, Хи Мён, ты задолжала ему.

Глаза Мэзэко тухнут, и она валится на пол.

Ю Ди остаётся стоять, и её пустой, ничего не значащий взгляд замирает на храпящей подруге.

Комментарий к I

*Агасси – обращение к молодым барышням, которые пока ещё не «тётушки». Тоже зачастую переводят просто «госпожа» или «девушка» (аналог английского miss).

========== II ==========

Корё, 900 лет назад

Хи Мён уже и не помнит, когда увидела генерала впервые. Ей кажется, он был с ней всегда; каждый миг её жизни пропитан его присутствием. Даже сейчас, рассказывая о визите посла из соседнего государства, она запоздало вспоминает, что Ким Шин и сам присутствовал на встрече.

Замолкнув, девушка смотрит исподлобья.

Мужчина слушает внимательно и спокойно, не прерывая, без снисходительности, свойственной Ван Ё и учтивости Ким Сан.

Его рука отодвигает низко висящую ветвь цветущей сакуры, пропуская принцессу вперёд, и она благодарит его кивком, ругая себя за глупость. Приятно, что рядом больше никого нет, – никто не мог быть надёжнее генерала, и за здоровье, ровно, как и репутацию можно не волноваться – но перед другими было бы не так досадно, как перед ним.

– Простите, генерал, зачем слушать о том, что вы и так прекрасно знаете.

– Мне нравится, – не соглашается Ким Шин.

Она дожидается, когда они вновь пойдут вровень, прежде чем дать волю смеху. Смех этот, лёгкий, как пёрышко, и беззаботный, совсем ещё детский, исчезнет, как и сегодняшний день, чтоб никогда не повториться.

– Как странно, – говорит Хи Мён. – Всё это вам и так известно, что же интересного?

Мужчина улыбается:

– Вы ошибаетесь, Ваше Высочество. Я знаю лишь то, что видел сам, ваши глаза видят мир иначе.

– Неужели?

Ким Шин останавливается и срывает соцветие сакуры. Нежный розовый бутон глядит на Хи Мён с широкой ладони.

– Этот цветок, – генерал вкладывает его в маленькие ладошки. – Какой он?

Девушку бросает в жар, и пальцы, касающиеся шёлковых лепестков, дрожат. Она вся покрывается красными пятнами, опускает взгляд и старается сконцентрироваться.

– Он прекрасен, – выдыхает она. – Только распустился: смотрите, какой яркий. Время смоет пунцовость, но бледность облагородит его, и, даже умирая, он будет нести красоту. А иссохнув, развеется на ветру, но печали, присущей смерти, не будет: увядание не уступит красотой расцвету.

– Об этом я и говорю, – что-то в голосе мужчины заставляет её поднять голову и встретить его взгляд. – Я бы просто сказал, что он красив, более того, так решило б и большинство.

Хи Мён хмурится, пытаясь понять, что именно хочет донести до неё собеседник.

– Значит, и мне стоит так говорить? Лишь констатировать факт? – складка пролегает между бровей.

Его рука поднимается и опадает, так и не коснувшись её щеки. Ладонь сжимается в кулак.

– Вы должны всегда оставаться такой, – он улыбается, но улыбка полна горечи. – Таким воинам, как я, нужен кто-то, кто заметит больше того, что перед их носами, и расскажет об этом. Не только словами, но и взглядом: когда вот так смотрите, я как будто могу видеть то же, что и вы.

Ким Шин замолкает и, отдёрнув себя, опускает голову. Хи Мён улыбается, и смущённая, и счастливая.

– Ну, раз так… – её ладонь неуверенно, но неотвратимо приподнимается и оставляет цветок в жёстких волосах генерала, который застывает, поражённый этим безыскусным нежным движением. – Если бы я могла, я бы попросила сакуру цвести всегда, когда вы счастливы и довольны, как и я сегодня. Тогда, генерал, вы бы увидели мир так, каким его вижу я.

Между ними повисает молчание, тёплое как весенний свет. Друг на друга они не смотрят, но ощущают присутствие каждым нервом.

Ким Шин понимает, что завтра у них может не быть, но робко-золотой взор находит отклик в его сердце. И он тянется к ней, к этой наивной прекрасной девушке, чтобы сказать, что уже и доволен, и счастлив, и что даже без напоминания он всегда будет помнить миг, когда коралловые лепестки падали, а она стояла среди них, любящая и любимая.

– Ваше Высочество…

– Когда вы уходите на войну? – прерывает она не своим, изменившимся голосом, и то, что могло бы быть, растворяется в реальности. Хи Мён прикусывает нижнюю губу почти до крови в ожидании ответа.

– Завтра.

Она кивает, и румянец на щеках сменяется смертельной бледностью.

– Меч, который дал мой брат, вам понравился? – принцесса сцепляет ладони, и короткие ногти царапают кожу.

– Это хороший меч, – кивает.

– Надеюсь. Он должен выполнить своё предназначение и защитить вас, – Ким Шин молчит, не говоря о том, что подарок был преподнесён ему вовсе не с этой целью. – Я нарисовала на рукояти белого тигра. Читала где-то, что существует поверье: рык такого способен отвадить любого врага. Правда ли это – не знаю, но хочется верить. Так мне будет спокойнее.

– Ваше Высочество.

Хи Мён, наконец, поднимает взгляд, и тоска в нём обескураживает. В её глазах столько чувства, что бедное маленькое тело, казалось, переполнено им, и сила его проникает во всё вокруг, даже в рисунок тигра. Если она хочет, чтобы тигр стал талисманом, Ким Шим согласен; он согласен на всё и поверит в это, если так ей будет угодно.

– Скажите, что вернётесь, – просит девушка. – Солгите, если нужно, но обещайте, что вернётесь, несмотря ни на что.

Она не говорит того, что имеет в виду на самом деле, но Ким Шин понимает. С полуслова, с полужеста – он понимает её, как всегда.

«Вернитесь ко мне»

– Обещаю, – говорит генерал.

***

Япония, Киото, пять дней назад

Поначалу, кажется, что бросить всё – очень просто, но, как только решаешься, понимаешь, это те ещё проблемы. Друзья, семья, работа требуют к себе особого отношения, и как повезло Ю Ди, ведь, кроме как о родителях, ей беспокоиться не о чем.

Мэзэко исчезает из её жизни так же внезапно, как и вошла в неё. После появления Чжун Вона она стала смотреть на подругу иначе, лишь теперь полностью осознав то, что их объединяло. Притворяться, что видишь нечто, – это одно, а столкнуться с ним – совершенно другое, и Мэзэко не была к такому готова. Ю Ди несколько раз набирала её номер, и долгие гудки сказали ей больше любых слов. Боли она не почувствовала; этого добра в ней довольно.

Работа тоже не волнует её, поскольку постоянная должность у Ю Ди отсутствует. Своего места Хон не нашла. Ничего ей не нравится, ничто не интересует.

После школы она даже не стала отправлять заявку в колледж. Подработку ей могли обеспечить только курсы по кулинарии, копирайтингу и шитью, и доход приносил разве что второй. Мать предлагала начать писать рассказы (выдумало же воображение эту Хи Мён!), но получалось у дочки из рук вон плохо. Родители не волновались: когда-то они уехали из Кореи и открыли свой текстильный бизнес в Японии. Теперь им удавалось спонсировать многие предприятия и не терпеть убытков, так что уж о дочери они могли позаботиться. Ю Ди бы радоваться, но и это она принимала за наказание. Ей всё казалось, что судьба отнимает у неё всё, на что можно отвлечься, всё, на что можно отвести взгляд. Девушке оставалось смотреть внутрь себя и помнить; всегда только помнить.

– Не понимаю, зачем тебе ехать, – Сон Ми обнимает дочь за плечи и целует в макушку. – Если ты хочешь избавиться от нас, можешь просто попросить отца купить квартиру, сбегать в Корею необязательно.

Ю Ди улыбается. Что было бы с ней без этой женщины, которая все её беды принимала близко, укачивала на руках, прогоняя видения, и любила со всеми странностями?

– Считай это экскурсией, – обнимает она мать в ответ. – Я ведь родилась там, а сама почти ничего не знаю о Корее. Мне будет полезно побывать на родине.

– Из-за Мэзэко? Вы поссорились?

– Нет… и да. Хочу сменить обстановку и встретиться кое с кем.

Сон Ми лукаво щурится.

– С мужчиной, о котором ты просила узнать? – Ю Ди моргает, и мать смеётся: – Секретарь рассказал, что ты хотела выяснить, живёт ли в Корее некто по имени Ким Шин. А, и ещё девушка – Чжи Ын Так. Ты их знаешь? Они как-то связаны?

– Возможно. Я не уверена, – девушка вздыхает и возвращается к оставленному чемодану.

Её мать садится рядом и морщится:

– Ты никогда ничего не рассказываешь. С чего вдруг такой интерес к этим людям, ты их знаешь? – Сон Ми воздевает взгляд к потолку. – Если честно, имя Ким Шин мне что-то напомнило, я как будто когда-то уже слышала его.

Ю Ди пробивает холодный пот. Ей совсем не хочется, чтобы мать вспомнила, как её малютка выкрикивала это имя в истерическом припадке.

– Разве тебе не пора на деловую встречу? – спрашивает девушка. – Спасибо за билет и за то, что договорилась о жилье.

– Отец позвонил своему другу, тому, который занимается доставкой заморозки. Он готов взять тебя на работу. Вот уж взбрело тебе в голову. Мы бы могли пересылать деньги, – Сон Ми надувает губы, и капризное личико словно молодеет.

– Всё нормально, я смогу о себе позаботиться.

– Если ты хочешь работать, мы можем помочь. К чему физический труд? Ты такая слабенькая, только взгляни, – наманикюренный пальчик тычет ей в руку.

– Чтобы стать крепче, я должна трудиться, – спокойно, как ребёнку, объясняет Ю Ди. – Не волнуйся так сильно, если мне что-то понадобится, я тут же дам вам знать. Я вернусь, как только разберусь с одним делом.

Сон Ми, эта женщина, приближающаяся к отметке в пятьдесят лет, но своенравная, как девчонка, серьёзнеет, и морщины проявляются чётче. Какая-то печаль закрадывается в душу, необъяснимое ожидание потери.

– Ты ведь вернёшься, правда?

Ю Ди сглатывает ком в горле. Она помнит себя, спрашивающую дорогого ей человека о том же; помнит, о чём просила, – соврать, если придётся, но утешить. И решает поступить так же.

– Конечно.

Ложь срывается легко.

Хон Ю Ди не знает, как сложится её поездка, но уверена в одном: она не сможет вернуться и жить как прежде.

Если Чжун Вон прав, и Ким Шин – демон, то уже не будет ни потерянной Ю Ди, ни умершей Хи Мён, она станет другим человеком.