Текст книги "Держи крепче (СИ)"

Автор книги: Извращённый отшельник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Та отшатнулась, как от пощёчины, только моральной:

– У нас просто разговор, – выпалила она, но в голосе прозвучала неуверенность. – Это не свидание!

Акане скрестила руки на груди, губы изогнулись в холодной улыбке:

– Разговор. Конечно. Ты поздно вечером, в уютной кофейне с парнем, который якобы признавался твоей подруге, а обвиняешь меня? – и покачала головой. – Не находишь, что это двойные стандарты?

Мияко открыла рот, чтобы возразить, но слова застряли в горле. Щёки вспыхнули румянцем – то ли от гнева, то ли от стыда.

– Это совершенно другое, – наконец процедила она сквозь зубы.

Та усмехнулась и снова повернулась к зеркалу, неспешно поправляя прядь чёрных волос:

– Конечно, другое, Мияко, – произнесла она с ледяным спокойствием. – Ты ведь всегда знаешь лучше всех.

Мияко сжала губы:

– Ты… – начала она, но Акане её перебила:

– Если ты действительно хочешь защитить свою подругу, может, начнёшь с того, чтобы честно поговорить с ней? – и повернулась к Мияко, во взгляде читалось что-то похожее на жалость. – А не разыгрывать драматичные сцены в туалетах.

С этими словами Акане развернулась и вышла, оставив Мияко наедине с зеркалами и собственными противоречивыми мыслями…

…

Когда Мияко вернулась за столик, её щёки пылали, хотя и пыталась сохранять видимость спокойствия. Она опустилась на стул резким движением, выдающим внутреннее состояние.

– Всё в порядке? – спросил я, замечая, как подрагивают её пальцы.

– Отлично, – отрезала она, скрестив руки на груди в защитном жесте.

Я ухмыльнулся, поднимая чашку:

– Судя по твоему лицу, в туалете только что разыгралась драма уровня шекспировских страстей.

– Просто помолчи, Ямагути-кун, – бросила она, но взгляд не мог скрыть остаточного гнева и чего-то ещё. Растерянности?

Мы сидели в тишине, обмениваясь лишь короткими фразами. Мияко явно была чем-то глубоко обеспокоена, её глаза то и дело возвращались к столику, за которым сидели Акане и Кенджи. Во взгляде читалась внутренняя борьба, словно пыталась решить что-то важное. Но что? Я без понятия.

Наконец, она повернулась ко мне и, слегка наклонив голову, спросила:

– Ты говорил, что у вас с Акане были дружеские отношения в средней школе. – Она сделала паузу, подбирая слова. – Вы… поругались?

Я приподнял бровь, но ответил спокойно:

– Типа того.

Мияко нахмурилась, взгляд стал серьёзным, а голос снизился почти до шёпота:

– Пожалуйста, расскажи.

Я посмотрел на свою пустую чашку, затем снова на неё:

– Не хочу. Не люблю ворошить прошлое.

Она собиралась возразить, но я поднял руку, останавливая её:

– Но могу сказать одно, – продолжил я, встречая её взгляд. – Акане обычно добивается своего. Уровень её интриг на несколько ступеней выше твоих, Мияко.

Её лицо мгновенно напряглось, брови сошлись, а губы сжались в тонкую линию:

– Это что, попытка меня принизить? – спросила она с плохо скрываемой обидой.

Я улыбнулся, но без насмешки, или злости:

– Нет, – сказал я просто. – Это именно то, что мне никогда не нравилось в ней.

Мияко замерла. Будто мои слова задели какую-то глубоко спрятанную струну.

Я встал, неторопливо застёгивая куртку:

– Мне пора.

Мияко молча наблюдала за мной, но в глазах всё ещё читалась странная смесь обиды и растерянности.

– Хочешь, провожу до дома? Или вызову такси? – предложил ей.

Она покачала головой и тихо выдохнула:

– Не нужно. Справлюсь сама.

Её голос прозвучал непривычно тихо, без обычной уверенности и даже без следа прежней злости.

– Как знаешь, – кивнул я. – Тогда до встречи.

После чего развернулся и пошёл к выходу, не оглядываясь. На полпути замедлил шаг, мельком поймав своё отражение в окне кофейни.

Прошлое всегда находит способ напомнить о себе. Оно может принять облик девушки с идеальными чертами лица или прозвучать знакомым, сдержанным голосом. А ты всё равно пытаешься убедить себя, что это просто воспоминания, а не что-то большее. И когда справляешься с ним – а я справился – на душе становится слишком спокойно. И мирно.

…

Когда вошёл в дом, меня встретила уютная тишина. Свет в гостиной был выключен, на столе стоял аккуратный поднос с чайником чая и тарелкой треугольных сэндвичей. Рядом лежала записка. Я взял её, развернул и невольно улыбнулся:

«Ты так и не поужинал, когда пришёл. Это не забота, просто не хочу выносить твой труп, если помрёшь от недоедания. – Ю.»

– Ну конечно, не забота, – пробормотал я, усаживаясь за стол.

Взял сэндвич, откусил и сделал глоток чая. Простая еда почему-то показалась особенно вкусной именно сейчас, когда голова была забита совсем другими мыслями.

Достав пульт, включил телевизор на минимальной громкости, чтобы не разбудить Юкино. На экране шло вечернее юмористическое шоу.

Голос ведущего – мужчины с короткими рыжими волосами и неуместно яркой для полуночи рубашкой – ворвался в тишину:

– А теперь у нас «Исповедь на ночь»! Правила простые: участники признаются в самых странных вещах, которые они делали. Победитель получает титул… «Главного извращенца»!

Зал взорвался смехом и аплодисментами, камера показала трёх участников.

Первый парень, взъерошенный и заметно смущённый, взял микрофон:

– Однажды я попытался уговорить свою девушку нарядиться в костюм девушки-кошки. Она согласилась, но только при условии, что я буду… – он запнулся, потом выпалил на одном дыхании: – В костюме её школьного учителя!

Зал разразился хохотом, ведущий радостно захлопал в ладоши:

– Похоже, она на отлично сдала этот экзамен, – подмигнул он в камеру.

Следующей была девушка, её лицо уже пылало:

– Я… я как-то написала письмо учителю физкультуры, где попросила… эм… индивидуальные тренировки.

Зал засмеялся, а ведущий подался к ней:

– И что, он согласился?

– Нет, – простонала она, пряча лицо в ладонях. – Но потом на каждой тренировке спрашивал, всё ли у меня «в порядке с техникой»!

Зрители буквально рыдали от смеха.

– И наконец, наш третий участник, – объявил ведущий, поворачиваясь к мужчине лет сорока в строгом костюме. – Что у вас?

Мужчина откашлялся, его лицо оставалось абсолютно серьёзным. Он взял микрофон так, словно собирался выступать на международном саммите:

– Как-то раз я заказал в интернет-магазине надувную куклу, – начал он.

По залу прокатились смешки. Ведущий тут же подхватил:

– Ну, такое случается! Главное, чтобы доставка не подвела.

Мужчина кивнул с каменным выражением лица:

– Доставили вовремя. Только это оказалась не та модель, которую я выбрал.

Ведущий ухмыльнулся:

– Что, слишком большая попалась?

Мужчина едва заметно приподнял бровь:

– Это была не она. Это был он.

Зал взорвался смехом. Ведущий, уже задыхаясь от хохота, махнул рукой:

– Ну, бывают же ошибки на производстве…

– Ошибка? – перебил мужчина. – Да эта «ошибка» потом ещё и звонила мне по пятницам с вопросом, не хочу ли я вместе сходить на пиво.

Зал буквально содрогнулся от хохота, ведущий чуть не упал со стула:

– И что, вы согласились? – выдавил он сквозь смех.

– Естественно, – невозмутимо ответил мужчина. – Нам теперь есть что вспомнить.

Я поперхнулся чаем, а потом рассмеялся, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы.

Всё-таки телевидение после полуночи – какой-то особый вид безумия. Впрочем, как и моя жизнь.

* * *

Мияко рухнула на кровать, весь мир внезапно стал слишком тяжёлым для её плеч. Рядом на подушку приземлился плюшевый кролик с чуть надорванным ухом – молчаливый свидетель её прошлых драм. Она рассеянно подбрасывала его вверх, будто надеясь, что столь монотонное движение поможет упорядочить мысли.

Но те не желали успокаиваться.

«Интриги Акане на несколько ступеней выше твоих, Мияко, но именно это мне никогда не нравилось в ней.»

Эти слова Казумы звенели в голове, как заевшая пластинка. Она замерла, и игрушка мягко упала ей на живот. Лицо начало пылать.

– Он… он читал меня, как открытую книгу! – прошептала она, её голос дрожал от возмущения и смущения одновременно. – Словно знал каждый мой шаг наперёд!

Тонкие пальцы сжали кролика, и она с силой швырнула его в стену, где тот беззвучно съехал на пол.

Уставившись в потолок, Мияко чувствовала, как щёки горят, а мысли не просто кружатся – они атакуют со всех сторон, не давая передышки.

«Но именно это мне никогда не нравилось в ней.»

Эта фраза, тихая и спокойная, как камень, брошенный в озеро её эмоций, порождала целую бурю.

А что, если… если бы я тогда не устроила ту месть? Если бы просто дала ему шанс? Мы могли бы быть…

Мияко почувствовала, как перехватило горло. Она резко села, схватила подушку и прижала к груди.

– Какая же я дура! – прошептала она, а потом закричала в подушку: – ДУРА!

Сжала подушку сильнее, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце.

Он пришёл помочь. Думал, у меня проблемы… а я снова за своё, играю с его чувствами. И ведь сказал прямо! Даже не намекнул, а просто бросил правду в лицо.

Мияко стукнула кулачком по кровати:

– Почему… почему я такая дура! – выдохнула она. Голос звучал глухо, словно она обвиняла весь мир, хотя винить можно было только себя.

Она тяжело дышала, стискивая подушку как последний оплот рассудка. Мысли кружились водоворотом, но одна пробивалась сквозь остальные, становясь всё отчётливее.

– Акане… её поведение с Казумой сегодня. Она будто специально пыталась его задеть. Разве так ведут себя просто друзья?

Мияко нахмурилась, чувствуя, как складывается новая картина.

– Больше похоже на отношения бывших. Точно… они встречались!

Она резко выпрямилась, глаза расширились от озарения.

– Это многое объясняет. Казума ведь так и не сказал, что между ними произошло. Только уклонился от ответа. Потому что это слишком личное! Они определённо встречались.

Её мысли понеслись вперёд, как снежный ком, собирая всё новые детали.

– И теперь Акане перевелась к нам. Совпадение? Вряд ли. У них явно была серьёзная история…

Её губы дрогнули, в груди что-то болезненно сжалось.

– Но кажется… Казума её разлюбил? Он говорил о ней так холодно, будто всё давно в прошлом. А ведь в классе ещё есть Харука… может, он действительно любит Харуку? Или пытается полюбить?

Мияко нахмурилась ещё сильнее, взгляд упал на игрушку, всё ещё лежащую на полу.

– Хотя и к Харуке он как-то странно относится. То заботливый, то отстранённый, словно боится подпустить слишком близко. Это так хиккимори любят, что ли? Чёрт, я совсем запуталась!

Сердце колотилось так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.

– Чёртов Ямагути-кун, – пробормотала она.

Резко потянув одеяло, она с головой укуталась в него, пытаясь спрятаться от собственных мыслей.

– Зачем он так всё усложняет? Или это я сама всё запутываю?

Мияко прикрыла глаза и, несмотря на бурю в голове, почувствовала, как тело поддаётся усталости. Тепло одеяла постепенно успокаивало её.

Ладно, завтра разберусь…

И с этой мыслью, наконец, провалилась в сон, но её лицо всё ещё оставалось слегка нахмуренным, даже во сне она продолжала спорить сама с собой…

* * *

В просторной комнате, оформленной в классическом японском стиле с элементами современного шика, царила умиротворяющая тишина. Мягкий свет ламп отражался в экране телевизора, где шёл какой-то сериал, служивший лишь фоном для размышлений.

Акане сидела перед большим зеркалом в резной раме, пока молодая служанка с безупречно уложенными волосами медленно расчёсывала её длинные чёрные пряди.

– Казума такой глупый, – произнесла Акане с лёгкой усмешкой, наблюдая за своим отражением. – Я убрала его главного соперника. Сделала так, чтобы Харука осталась одна. Всё было идеально спланировано. – Она прищурилась. – А он вместо того, чтобы наконец начать встречаться с ней, проводит вечера в кофейнях с этой розоволосой…

– Мияко-сан, – тихо уточнила служанка, опуская глаза.

– Да, с ней, – продолжила Акане, её пальцы рассеянно коснулись безупречного лака на ногтях. – Просто выводит из себя. Какой смысл было так стараться, если он даже не делает свой ход?

Служанка на мгновение остановилась, чтобы завязать концы её волос шёлковой лентой, и произнесла едва слышно:

– Он должен быть благодарен вам, госпожа, за то, что вы терпите такого человека, как Кенджи.

На лице Акане появилась хищная улыбка:

– В этом ты права, – протянула она, выпрямляясь и внимательно разглядывая своё отражение. – Кенджи, конечно, удобен и прост, как деревянный башмак. В этом и заключается его ценность как фигуры на доске.

Служанка склонила голову, пряча невольную улыбку.

Акане медленно сняла ленту с волос и задумчиво повертела её в пальцах:

– Но меня всё же беспокоит, – продолжила она, и голос стал тише, почти мечтательным. – Почему Казума не делает свой ход? Может быть… – она сделала паузу, – Харука ему на самом деле не так дорога, как все считают?

Она встала и неспешно подошла к широкому окну, за которым раскинулся ночной Токио. Городские огни мерцали, как россыпь драгоценностей на чёрном бархате.

– Тогда в кого же он влюблён? – прошептала она.

Служанка склонилась в изящном поклоне, не поднимая глаз:

– Желаете, чтобы я выяснила это, госпожа?

Акане обернулась через плечо, её улыбка была спокойной, но в глазах горел холодный огонь:

– Нет, – сказала она, приближаясь и аккуратно поправляя воротник кимоно служанки. – Это я узнаю сама. – и сделала паузу. – Ведь если он не любит Харуку… тогда для кого он играет эту роль?

Глава 7

Я стоял у плиты, напевая под нос опенинг из «Токийского гуля». Слегка фальшивя, конечно, ну и что. Выключив конфорку, довольно оглядел своё кулинарное творение и начал раскладывать блинчики по тарелкам.

– Казума, ты что тут делаешь? – раздался сонный голос, и в дверях показалась Юкино.

Выглядела непривычно растрёпанной: пепельные волосы собраны в неаккуратный хвост, халат завязан как попало. Для такой перфекционистки это явно был особый «утренний режим».

– И так рано встал? – добавила она, опираясь на дверной косяк и пытаясь спрятать зевок.

Я обернулся, схватил тарелку с блинами и торжественно водрузил её на стол перед ней:

– Я всегда плачу свои долги, сестрёнка, – произнёс я с усмешкой.

Взял чайник и налил ей чашку свеже заваренного чая, пододвинув поближе:

– Твои тосты вчера были великолепны, так что решил отблагодарить.

И, конечно же, не удержался от фирменного подмигивания.

Юкино села за стол, взгляд был подозрительно-настороженным, словно ожидала подвоха в каждом моём жесте.

– Ты что-то задумал, – заявила она, приподняв бровь.

– Как же ты подозрительна, Юкино, – вздохнул я с наигранной грустью. – Это просто блинчики. Разве я не могу проявить благодарность?

Она хмыкнула, но всё же взяла вилку:

– Хм… пахнет неплохо, – и пробормотала, осторожно пробуя кусочек.

Её лицо чуть смягчилось.

– Спасибо, – тихо произнесла она, не поднимая глаз.

– Видишь? – сказал я, откидываясь на стул и беря свою чашку чая. – Иногда я могу быть идеальным сводным братом.

Юкино подняла на меня взгляд, полный скепсиса:

– Иногда. Но это не отменяет того, что ты кошмарный сосед.

– Ах, Юки-чан, – я отпил чай, не скрывая улыбки. – Вот ради таких цундерских комплиментов я и готовлю.

Она фыркнула, но продолжила есть. Я же вернулся к своему импровизированному концерту, напевая гуля:

– Скажи теперь, скажи мне точно, как всё это понять…

Юкино замерла, посмотрела на меня и демонстративно закатила глаза:

– Пожалуйста, прекрати. Я хочу дожить до конца завтрака с нормальной психикой.

– Не отрицай, что я достоин как минимум кавера, – ухмыльнулся я.

– Да, кавера для аниме-фанов с очень низкой планкой терпимости, – парировала она с привычной колкостью.

Я только рассмеялся. День определённо начинался неплохо.

…

Через двадцать минут мы стояли у входной двери, уже собранные. Я накинул пиджак и убедился, что в сумке есть всё необходимое. Юкино поправляла воротник своей формы, аккуратно завязав ленточку.

Я открыл дверь и, пропуская её вперёд, небрежно бросил:

– Пойдём вместе?

Юкино обернулась, бровь чуть приподнялась.

– Ты против?

Я пожал плечами, захлопывая дверь за нами.

– Нет, – ответил ей, глядя куда-то вперёд. – Но если кто-то вдруг заподозрит, что мы, типа, сводные брат и сестра и живём вместе?

И едва успел заметить, как её шаг замедлился. Она повернула голову ко мне, взгляд был странным – сосредоточенным, почти пронзительным.

– «Типа»? – тихо спросила она, произнеся это слово так, будто оно имело МНОЖЕСТВО значений.

Я замер, неожиданно для себя чувствуя, что этот её тон заставил меня задуматься.

– Ну… – начал я, но слова, почему-то, куда-то пропали.

Юкино продолжала смотреть на меня, глаза были серьёзными, но на губах появилась тонкая полуулыбка, которая могла значить что угодно.

– Забавно, – сказала она наконец, отворачиваясь и ускоряя шаг. – Даже ты иногда не знаешь, что сказать.

Я молча последовал за ней, чувствуя, как странное напряжение всё ещё висит в воздухе.

«Типа», да? – это слово теперь несло куда больше, чем я изначально вложил в него.

…

Когда мы подошли к школьным воротам, ветер решил усилить обороты. Порыв налетел неожиданно, ударив с такой силой, что Юкино инстинктивно прижала к себе сумку, а её юбка резко взметнулась вверх.

– К-к-кх! – выдавила она, поспешно опуская юбку обратно. Её лицо мгновенно стало красным, а взгляд – острым, как лезвие. Она резко повернулась ко мне.

– Ты… ты видел⁈ – её голос звучал сдержанно, но угрожающе.

Я остался стоять, не моргая, с идеально меланхоличным выражением лица, уставившись на облака. И сказал ей максимально ровным тоном, будто только что впал в дзен.

– Нет.

Юкино прищурилась, глаза сузились, словно пыталась проникнуть в мои мысли.

– Врёшь.

– О чём ты? – спросил я, медленно переводя взгляд с неба на неё, стараясь сохранять серьёзность.

Она ткнула пальцем в мою щёку.

– Да у тебя лицо краснее сливы!

– Краснее сливы? – медленно повторил я, всё ещё стараясь держаться, но почувствовал, как лицо действительно начало выдавать меня.

Юкино нахмурилась.

– Да, краснее сливы! С чего бы⁈

Я глубоко вздохнул, выдержал театральную паузу и посмотрел ей в глаза.

– Сливы… значит. А я думал… то были вишенки.

На мгновение наступила оглушительная тишина.

Юкино замерла, лицо пошло ещё большими красками, чем прежде.

– П-придурок! – выкрикнула она, размахивая сумкой так, будто собиралась меня огреть.

Я успел увернуться, но сдержать смех было невозможно.

– Ну ты сама начала! – отозвался я, шагнув ко входу, пока она пыталась успокоиться. – Но они, правда, миленькие!

– Не разговаривай со мной! – бросила она, топая вслед, но я слышал, как в её голосе борются злость и смущение.

«Идеальное начало школьного дня,» – подумал я, сдерживая довольную улыбку.

…

Я стоял у своего шкафчика, машинально отмечая, что сегодня что-то не так. Чего-то не хватало в привычном утреннем ритуале. И пробормотал себе под нос:

– Где Мияко?

Обычно она находила какой-нибудь предлог, чтобы оказаться поблизости, делая вид, что это чистая случайность. А может, и правда случайность, хотя мне всегда казалось, что это часть какой-то большой, тщательно продуманной игры.

Но сегодня её не было.

Утренний ветер гудел за окнами, лучи солнца освещали ряд шкафчиков. Я открыл свой, и первое, что привлекло внимание – миниатюрная маска, лежащая на верхней полке.

Она выглядела как классическая маска Призрака Оперы, только уменьшенная до размера ладони. На белой поверхности красной краской был выведен иероглиф: «Урод».

Я стоял, разглядывая находку, и хмыкнул:

– Ну вот, уже лучше, – и взял её в руки. – Такое получать мне привычнее, чем любовные письма.

Маска была лёгкой, почти невесомой, сделанной из тонкой бумаги. Я перевернул её, но не нашёл никаких других надписей или подсказок.

– Хоть бы подписались, скукота, – и небрежно бросил её обратно.

Переобувшись, подумал, что сюрпризы от анонимных недоброжелателей ещё в младшей школе стали чем-то вроде утреннего ритуала.

«Урод», значит? Кто-то явно испытывает серьёзный кризис креативности.

С этой мыслью закрыл шкафчик и направился на урок.

Войдя в класс, сразу окунулся в необычно оживлённую атмосферу. Стулья скрипели по полу, у окна разгорался какой-то спор, а староста стояла у доски с внушительной стопкой бумаг, выглядя так, словно на её плечи возложили судьбу человечества.

– Тишина! – произнесла она, но голос потонул в общем гомоне. – ТИИИШИИИИНААААААА!

Шум мгновенно стих, и все взгляды устремились к ней. Я опустился на своё место, чувствуя, как по комнате пробежал лёгкий ветерок предвкушения. Сейчас будет очередное объявление.

– Хорошо, – Ая-сан отложила бумаги и торжественно сложила руки перед собой. – Как вы знаете, впереди майские состязания. Командные соревнования между классами за звание лучших в году.

По классу прокатилась волна шёпота, но она властным жестом восстановила тишину.

– Только что получила подробности. Мы участвуем в трёх видах соревнований: эстафета, перетягивание каната и волейбол.

С задней парты донёсся ленивый голос:

– А где шахматы? Или, может, соревнование по сну?

– Если бы такие дисциплины существовали, ты бы точно стал чемпионом, Ринтаро, – парировала староста, вскинув бровь.

Класс взорвался смехом, а она продолжила:

– Волейбол. Шесть человек. Участники: Кенджи, Харука, Азуми, Рёта, Сатоми и Хина.

– Сатоми? – прошелестел чей-то шёпот. – Она же даже мяча боится!

– Именно поэтому её и поставили в команду. Чтобы научилась, – отрезала староста.

Я усмехнулся, слушая распределение. По крайней мере, меня пронесло. Волейбол никогда не был моей сильной стороной.

– Следующее, – продолжила она. – Перетягивание каната. Восемь человек: Казума, Ринтаро, Акира, Такеши, Сачико, Мисаки, Акане…

– Акане? – удивился кто-то из середины класса. – Но она же в параллельном.

– У нас объединённые команды для этого соревнования, – пояснила староста. – И с ней из параллельного будет ещё Исикава Мияко.

– Что? – я приподнял бровь, уставившись на неё.

Староста посмотрела на меня с едва скрываемым раздражением:

– Что? Имеешь что-то против?

– Нет, – пробормотал я, откидываясь на стуле.

«Против? Как я могу быть против! Мияко и Акане в одной команде со мной – это же просто мечта. Только если мечта вдруг превратилась в кошмар!»

Класс снова заболтал, а я только нахмурился.

– Это ещё не всё, – начала Ая-сан, постукивая стопкой бумаг по столу с интонацией, которая обычно предвещает что-то действительно интересное. – Майские состязания в этом году будут… особенными.

По классу снова прокатилась волна шёпота. Кто-то на задних партах обречённо простонал:

– Только не говорите, что нас опять заставят петь гимн…

– Тихо! – оборвала староста, одним взглядом заставив замолчать самых активных болтунов. – Решением директора и завуча наши состязания будут проводиться не между классами.

– А между кем? – донёсся любопытный голос с задней парты.

Староста выдержала театральную паузу, явно наслаждаясь всеобщим вниманием:

– Между нашей школой… и старшей школой Карагиши.

В классе воцарилась секундная тишина, а затем разразился настоящий хаос.

– Что⁈ Против Карагиши⁈ – Ринтаро вскочил со своего места так резко, что опрокинулся стул. – Да они же монстры!

– Именно так, – подтвердила староста, поправляя очки с видом человека, объявляющего приговор. – Старшая школа Карагиши – одна из сильнейших спортивных школ Токио.

– И мы должны с ними соревноваться? – Хина подалась вперёд, её обычная уверенность сменилась тревогой. – Да они нас размажут!

– Именно поэтому, – продолжила староста, её голос стал жёстче, – было принято решение объединить классы в команды. Мы будем выступать единым фронтом против их сборных команд.

– Это какая-то шутка? – протянул Рёта, растерянно ероша волосы. – Может, первоапрельская с опозданием?

– Нет, – отрезала Ая-сан. – Директриса хочет, чтобы мы показали себя. Спортивные состязания – это не только демонстрация силы, но и проверка командного духа. Так она сказала.

Я сидел у окна, наблюдая за разворачивающейся драмой.

Командный дух? Прекрасно. Особенно с такими командными игроками, как Акане и Мияко. Да уж, будет весело.

Староста повысила голос, пытаясь перекричать поднявшийся гвалт:

– Напоминаю дисциплины: эстафета, перетягивание каната и волейбол. Все команды уже распределены. Теперь дело за вами. – Она сделала эффектную паузу. – Тренировки начинаются с сегодняшнего дня!

Класс снова взорвался обсуждениями. Староста попыталась восстановить порядок, стуча маркером по столу, но на этот раз даже её авторитета не хватило, чтобы усмирить волну эмоций, захлестнувшую аудиторию…

* * *

День в школе, как неудивительно, начался с уроков. Если бы скука могла быть материальной, я бы уже построил из неё башню и попытался сбежать. Первым была алгебра. Преподаватель, видимо, решил, что все мы гениальные математики, и предложил решить задачу, которая могла бы запутать даже суперкомпьютер. Признаться, мне просто было лень что-то решать, да и, вообще, думать. Азуми пыталась списать у меня, но когда я сдал пустую тетрадь, она посмотрел в мою сторону так, будто я предал её.

Потом была литература. Учитель прочитала стихотворение о несчастной любви и попросила поделиться мнениями. Кто-то из одноклассников заявил, что это про любовь к шаурме, потому что «ты её так сильно хочешь, а потом она тебя предаёт». Было смешно.

Когда последний звонок возвестил конец уроков, класс словно взорвался. Все начали собирать вещи с такой скоростью, как будто их ждал конец света, а не тренировка через три часа.

Я тоже покинул класс, влившись в поток спешащих домой учеников. На улице всё ещё бушевал тот же порывистый ветер, но уже не такой агрессивный, как утром. Оставалось всего три часа, чтобы переодеться, перекусить и попытаться морально подготовиться к предстоящей тренировке.

Телефон неожиданно завибрировал в кармане. Достал его и увидел сообщение от Рин.

«Что будешь делать?»

Быстро набрал ей ответ:

«Если ты не занята, то встретился бы.»

Ответ пришёл практически мгновенно:

«Тогда иди по тому адресу, где квартира Мегуми.»

Я хмыкнул, пальцы быстро пробежались по клавишам:

«Принял.:)»

Заскочив домой, торопливо переоделся, застегнул спортивный костюм, схватил со стола наспех сделанный бутерброд и уже направлялся к выходу, когда входная дверь открылась. На пороге появилась Юкино.

– И куда это собрался? – спросила она, окидывая меня подозрительным взглядом.

– По делам, – бросил я, откусывая бутер и засовывая ключи в карман.

– По каким ещё делам? – в её голосе звучало явное недоверие.

– Важным.

– Казума! – возмутилась она, но я уже выскользнул за дверь, махнув ей рукой на прощание.

…

Дверь квартиры Мегуми открылась с едва слышным щелчком, и на пороге появилась Рин. Длинные золотистые волосы спадали мягкими волнами, шёлковый халат небрежно держался на поясе, словно этот узел она завязывала вовсе не для того, чтобы что-то скрывать. Её взгляд был прямым, губы изогнулись в лёгкой полуулыбке.

– Добро пожаловать, господин, – произнесла она, чуть приподняв подбородок. Голос прозвучал низко, почти мурлыкая. – Вы хотите поесть, принять душ… или меня?

Я остановился, глядя на неё, и почувствовал, как уголки губ сами растягиваются в улыбке:

– Ты решила всё упростить до трёх вариантов? – спросил я, медленно наклоняясь ближе, встречая её прямой взгляд своим. – А что, если я скажу, что хочу всего сразу?

Её глаза блеснули, и она сделала шаг назад, словно приглашая войти, но при этом оставаясь настолько близко, что я чувствовал тепло её тела:

– Тогда начни с меня, – прошептала она тише, интимнее.

Я зашёл, закрывая за собой дверь, и склонил голову, разглядывая её с лёгким прищуром:

– Опасное предложение, Рин, – произнёс я, снимая кроссовки и не отрывая от неё взгляда. – Так и соблазняют на пожизненное.

Она усмехнулась, скрестив руки на груди:

– Может, это и есть мой план?

Её слова прозвучали игриво, но я заметил, как её взгляд скользнул по мне сверху вниз, оценивающе и жадно.

– Тогда мне остаётся только подыграть, – сказал я, делая шаг ближе, чтобы почувствовать аромат её духов.

– Ты и так всегда играешь, – ответила она, шагнув навстречу. – Только иногда правила придумываю я.

– Правда? – я наклонился ещё ближе, мои губы оказались почти у её уха. – Ну, давай, Рин. Расскажи мне свои правила.

Её дыхание на мгновение сбилось, но она быстро взяла себя в руки, чуть отстраняясь:

– Правило первое, – сказала она, медленно опускаясь на колени и развязывая шнуровку моих брюк. – Ты не задаёшь вопросов, на которые уже знаешь ответы…

…

Рин стояла у плиты, сосредоточенно помешивая что-то в кастрюле. Аромат чеснока и жарящихся овощей наполнял квартиру, создавая атмосферу уюта.

Я сидел за столом, подперев подбородок рукой, и наблюдал за ней. Не просто смотрел, а любовался каждым движением: как она поправляет волосы, как чуть хмурит брови, будто готовит не простой обед, а какое-то волшебное зелье.

Она почувствовала мой взгляд и, не оборачиваясь, пробормотала:

– Ты так внимательно смотришь, Казума… Не смущай.

– Не могу не смотреть, – сказал я с искренней улыбкой. – Чувствую себя самым счастливым человеком на Земле.

Рин замерла, ложка в руке застыла на мгновение. Обернувшись, посмотрела на меня с лёгким румянцем на щеках, пытаясь скрыть смущение за шутливым тоном:

– Врунишка… Но врёшь красиво.

– Вообще-то, я абсолютно серьёзен, – ответил я, глядя ей прямо в глаза.

Она отвела взгляд, но на лице появилась нежная, почти трепетная улыбка:

– Мне больше ничего не нужно, Рин, – продолжил я, и каждое слово звучало с непривычной даже для меня искренностью. – Только ты рядом.

Она положила ложку, накрыла кастрюлю крышкой, убавила газ и подошла ближе. В глазах блестело что-то особенное, а на губах всё ещё играла улыбка, хотя румянец на щеках стал ярче.

– У тебя такой потенциал… – сказала она, остановившись напротив меня. – Ты можешь стать кем-то большим, Казума, чем просто парнем учительницы по биологии.

– Может быть, – согласился я, откидываясь на спинку стула. – Но всё это мелочи. – и сделал паузу, глядя ей в глаза. – Знаешь, какая у меня главная цель?

– Какая? – спросила она тихо, словно боясь услышать ответ.

– Ты.

Рин замерла. Её щёки пылали, дыхание стало прерывистым. Не раздумывая, она сделала шаг вперёд, наклонилась и коснулась моих губ лёгким, но невероятно тёплым поцелуем.

– Ты иногда говоришь такие вещи, – прошептала она, чуть отстранившись, – что я забываю, что вообще должна сказать.

– Это называется эффект искренности, – усмехнулся я.

Рин снова улыбнулась, взгляд голубых глаз стал мягким, почти трепетным:

– Неужели ты так сильно любишь меня? – спросила она тихо.

Я смотрел ей в глаза и, не отводя взгляда, уверенно ответил:

– Да. Очень.

Рин стояла совсем близко, её руки лежали на моих плечах, а глаза смотрели прямо в мои, словно пытаясь прочитать что-то спрятанное глубоко внутри. Казалось, весь мир исчез, оставив только нас двоих в этом маленьком пространстве, наполненном теплом и ароматом готовящегося обеда.