Текст книги "Не кричи...(СИ)"
Автор книги: Изменяя_реальность
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)
– Чем? – чуть склоняет голову к плечу, не стесняясь моего взгляда.
О, а она знает себе цену! Взгляд самоуверенный, руки в боки, подбородок чуть вперёд. Всё в её фигуре говорит о превосходстве в данную минуту. Посмотрим, надолго ли собаке белый хвост. В конце концов, шериф должна понимать, что это не меня с ней заперли, а наоборот – её со мной. Слишком дерзко, считаете? А как иначе, если она, как представитель власти, связана нормами закона и моралью, а у меня только прощение грехов от самого Александра Пирса, и никаких ценностей с пяти лет.
– Ну, хоть антисептиком обработай, что ли… А я спасибо скажу.
– Ты и так скажешь мне спасибо, – усмехается, возвращаясь к столу и доставая аптечку.
Вот же змея. Её наглость и самоуверенность невозможно раздражают. Хочется стереть с лица эту поганую ухмылочку. Об асфальт. Сломать это сраное чувство превосходства, заставив пищать от ужаса и страха смерти. Чтоб знала, как себя вести.
– Досье моё уже видела?
– Видела. Впечатляет, – с потрясающим безразличием соглашается, – а ещё больше впечатляет, что Председатель Совета Безопасности собственным приказом снял с тебя все обвинения и статус разыскиваемого преступника. Сядь на скамью, спиной ко мне, просунь руки за решетку, – командует Морелли, приближаясь, – и будь паинькой, иначе снова огрею.
Приходится подчиниться. На запястьях защелкиваются браслеты, сковывая движения. Приковать меня к прутьям решётки умно, ничего не скажешь. Видать, нюхнула пороху в своё время.
– Наклони голову вперёд, посмотрю, что там у тебя. Медик будет утром, если что – зашьёт, – заходя в камеру, ставит рядом со мной на скамью небольшую стальную коробочку.
– Понял, принял, – вновь подчиняюсь, выжидая удобный момент.
От её прикосновения по коже будто вновь бежит электроток. Ловкие пальцы аккуратно ощупывают шею и затылок. Офицер молча копошится в волосах, находя разрез и тщательно что-то там рассматривает. Знаете, в какой момент мне действительно срывает крышу? Вот прям уносит, как канзасский торнадо домик девочки Элли. Когда Морелли, оттерев кровь и образовавшуюся корку, прижигает рану какой-то вонючей синей жижей и начинает на неё дуть. Она начинает дуть мне на царапину, понимаете? Как в детстве, когда ссадишь коленку, и к тебе спешит на помощь вся родня. Знакомо? А мне – нет. От ощущения ветерка в волосах и такой непривычной заботы шиплю ещё громче, не зная, как скрыть своё смущение и растерянность.
– Не шипи, сейчас всё пройдет. Ты вон какой здоровый, что тебе какая-то ссадина, – усмехается, шлёпая мне ладонью по плечу, – интересные татуировки у тебя.
– Ага. Я и сам ничего, – мотая головой, отзываюсь, всё ещё надеясь растопить сердце шерифши своей харизмой.
Дверь камеры со скрипом закрывается и я буквально чувствую спиной её присутствие.
– Да, ничего… Ничего хорошего, – смеётся она, расстёгивая наручники и отпуская.
– Слушай, а это неплохое начало интересной игры, как думаешь? Мы одни в участке. Может, повторим, но без боли, или с болью, но ради удовольствия?
Потирая запястья, всё ещё думаю о том странном ощущении в волосах, когда она дула на кожу. Забавно как-то… Мне уже под сраку лет, а я даже самому себе не признаюсь никогда в жизни, что никто не дул мне на разбитые коленки, и этого пиздецки не хватало.
Она смотрит внимательно, держа в руках флакончик с синей жижой и ватный диск, буро-коричневого цвета. Улыбаясь, делает шаг в мою сторону, и я чувствую этот невозможный, манящий запах от её тела от которого срывает башню.
– О-о! Неужели чёлка – это не единственное в твоём организме, что ещё стоит? – с издёвкой парирует она.
– А ты иди ко мне, и проверим… – подмигиваю, вытягивая губы уточкой и поправляю растрепавшуюся стоячую причёску.
– Боюсь, что сердечко у тебя не выдержит, дорогуша, такую женщину, как я.
– Спасибо, кстати, – попутно ощупывая пальцами затылок, бросаю ей, пропуская последнюю колкость в свой адрес, – правда.
– Руками грязными в рану не лезь. Инфекцию занесёшь. Или думаешь, что зараза к заразе не пристаёт? – устало вздыхает, закрывая крышку ноутбука и выключая свет над рабочим столом.
В помещении повисает сумрак. Я вижу её силуэт, приближающийся к прутьям. Опять ощущение, будто я в передвижном цирке главный аттракцион и гвоздь программы. Не иначе. Только почему-то с приближением Нины Морелли к прутьям камеры всё явственнее ощущаю, что тигр тут не один. Светлые глаза женщины смотрят устало и пристально, так что и говорить ничего не хочется. Я знаю этот взгляд, вижу его каждое утро в зеркале. Взгляд человека, уверенного в своей силе, в своих возможностях, в правоте своих слов. Непоколебимая решительность. Такую ничем не прошибить – проще убить. Волоски на предплечьях встают дыбом. Я буквально шкурой ощущаю электричество. Интересно, каково это – обладать такой женщиной? Мотаю головой, отгоняя дурацкие мысли. Гематома слегка пульсирует, стоит тряхнуть чуть сильнее.
– Эй, шериф! – окликаю женщину уже на пороге. Останавливается, вглядываясь в темноту моей камеры.
Хочу сказать какую-нибудь сальность, но в голову отчего-то ничего не лезет. Может, выпивки попросить?
– Да, Рамлоу?
– Спокойной ночи! – выдавливаю вместо требования подать бухло.
Морелли кивает, и исчезает за дверью. Спокойной ночи? Серьёзно?! М-да… Парень, ты только что облажался.
***08.20.2018 6:09 a.m
– Кофе будешь? – раздаётся где-то над головой, и я подскакиваю на нарах.
Ещё несколько секунд знатно торможу, пытаясь понять, кто со мной разговаривает и где я нахожусь, черт возьми. Помотав головой, припоминаю прошедшую ночь.
– Который сейчас час? – сажусь, отирая ладонями лицо.
– Ранний. Кофе с сахаром?
– Три кусочка. А так можно было? – удивляюсь, соображая, не шутит ли Морелли. – Чего не дома в тёплой постельке с муженьком?
– Можно было, – протягивает мне кружку с эмблемой рейнджеров, полную почти до верха.
На часах шесть утра. Значит проспал всего пару. Я так замотался за истекший день, что вырубился и не услышал, как она вернулась. Морелли опирается бедром о край рабочего стола, скрестив ноги, и прищуриваясь, пьёт кофе. Вид у неё такой же помятый, как и у меня. Хотя надо признать, её это нисколько не портит. Интересно, сколько лет ей, ну так, навскидку? Не тридцать. И не под полтинник. Лет тридцать семь? Сорок?
– Так чего тебе не спится, ищейка? Раннее утро ведь. Нежилась бы ещё с муженьком, а не пёрлась на работу…
– Не твоё дело, – отмахивается, пряча зевоту в кулак.
Не выспалась. А ведь и правда, чего ради бежать на два часа раньше на работу, когда можно поспать. И кофе этот ещё… Может, прозвучит глупо, но я не припомню, чтобы кто-то подавал мне кофе в постель. Пусть и тюремную. От кружки поднимается манящий воображение аромат.
– Шериф, мне надо совершить утренний ритуал! – делая глоток крепкого, сладкого кофе, понимаю, что проснулся не только я, но и стояк и надо бы как-то добраться до туалета.
– Попробуешь удрать, я тебя пристрелю без раздумий на месте, – предупреждает она, отпирая дверь камеры, – на вот… Полотенца там есть. Бумажные.
Протягивает новую зубную щетку, тюбик пасты и мыло. И меня снова выносит. Я застываю на пороге, подбирая слова. Любые. Цензурные, нецензурные – не важно. Лишь бы не выглядеть так, будто язык проглотил.
– Я подумала, тебе пригодится, – пожимает плечами, кивая в сторону узкого коридора, – тебе туда, первая дверь налево. На окнах решётки, черный выход в другой стороне, так что сразу говорю – удрать не получится. Будь умницей, приводи себя в порядок и возвращайся в камеру, и мы поговорим…
В мутном зеркале над раковиной в туалете отражается не бритая, помятая физиономия. Наспех привожу себя в порядок, перекатывая во рту мятную пену. С чего вдруг такая забота? Чем это я заслужил к себе человеческое отношение, да ещё и в тюряге? Ну, ладно, не в тюряге, а в изоляторе временного содержания. Не понятно и интригующе. Чёрт бы побрал торчащие во все стороны, дико вьющиеся волосы. Кое-как сладив с причёской, возвращаюсь в зал. Шериф неотрывно смотрит несколько секунд, чему-то ухмыляется, и кивком головы отправляет меня обратно в камеру.
– Рассказывай, красавчик, куда и зачем ты едешь? Я ведь не поверю, что ты просто покататься из Вашингтона до Мексики надумал, – замок с грохотом запирается за моей спиной.
– Ну, не поверишь… А дальше – что? Досье на меня ты уже видела. Кто я – знаешь. Я ничего не натворил, так что задерживать меня не имеешь права дольше суток, – потягивая кофе, рассматриваю её в ответ.
– Я ещё твою машину не обыскала на предмет наркотиков. Через пару часов приедет кинолог, вот тогда и поговорим, – словно опытный дуэлянт, отбивает мою пробную атаку, равнодушно глядя поверх своей кружки с кофе.
– За какие грехи ты решила меня придержать в стойле? – уточняю. – Симпатии я у тебя не вызываю, правонарушений на мне нет…
Шериф смотрит так, что мне становится не по себе. Словно видит насквозь. Этот чертов проницательный взгляд заставляет нервничать. Я невольно тяну пальцы к затылку, проверяя, как заживает ранка. Фигня, бывало и намного хуже, но мой непроизвольный жест не остаётся незамеченным.
– Я надеюсь, что мне не нужно вновь заковывать тебя в наручники?
– Смотря для чего, – ухмыляюсь, откровенно не понимая, к чему она клонит.
– Сядь на скамью ко мне спиной, прижмись к решётке, осмотрю, как заживает.
– Да нормально, как на собаке заживает, – отмахиваюсь, понимая, что робею.
Неожиданный поворот, признаться. Нет, меня и молодые медсестрички осматривали, и врачи лапали, и просто много барышень, но почему-то это меня ещё ни разу так не смущало. Чувствую себя круглым дураком, если честно и не знаю, куда себя деть. Под взглядом шерифши замираю, как олень в свете автомобильных фар – бери и стреляй, как в тире, всё равно не убегу. Какого хрена со мной творится?
–Давай уже, собака, садись на скамью. Больно не будет, крутой мужик, – смеётся, спокойно дожидаясь моего подчинения.
Её уверенность в своих силах поражает. Невозможно не отметить, что сей факт здорово сбавляет градус моего бешенства и интригует до потери здравого смысла, чего уж там. Как такая маленькая, мягкая, физиологически более хрупкая и физически слабая женщина справится, если я решу выйти отсюда во что бы то ни стало? Только если пустит мне пулю в лоб.
– Очень смешно… – фыркаю, упирая руки в бёдра, не желая подчиняться.
Смотрит на меня, как на ребёнка, с иронией, теплом и пониманием, и я не знаю, куда от этого взгляда спрятаться. Что за чертовщина тут творится? Внутри вскипает гнев и желание бороться, сопротивляться этой трясине. Не нужно мне твоё понимание, уж точно не сейчас! Но бороться фактически не с чем. Не будешь же ты размахивать руками, чтобы избежать предложенной помощи. Настойчивый взгляд заставляет выполнить просьбу. Женские руки ложатся на плечи, ненавязчиво притягивая к решетке, и этот дикий контраст между холодом железа и теплом человеческого тела убивает. В спину больно упирается перекладина, давя на позвоночник, но сижу, не шевелясь, пока шериф что-то там делает.
– Откинь голову назад, мне так ничего не видно. Ну и густые же у тебя волосы… – слышу приглушенное сопение.
Повинуюсь, замирая внутренне – всего одно движение, и она перережет мне глотку без особых проблем. Я бы воспользовался таким моментом. От этой мысли покрываюсь мурашками, собираясь в комок, готовясь отразить нападение. Невольно задерживаю дыхание, как вдруг… Лёгкое прикосновение вновь выбивает у меня почву из-под ног, вышибая вон дух. Тёплые пальцы касаются горла чуть выше кадыка, под челюстью, поправляя положение головы, и я вздрагиваю. Морелли задумчиво бормочет мне в затылок:
– Не напрягайся, я не кусаюсь.
– Зато я кусаюсь.
– Намордник надену, – угрожает, копошась во влажных от воды волосах.
Вновь поправляет положение головы, фиксируя двумя руками, легонько касаясь пальцами скул. Ощущение заставляет задрожать всем телом и прикрыть глаза. Нифига себе, какой кайф! Всего-то – в моей дырявой башке порыться, в волосах пошерудить чего-то там, и я уже готов забыть про пущенных по следу гончих и про свою самовыдуманную миссию спасения приюта.
– Бля, я щас нассу в матрас, – выдаю внезапно, охренев от самого себя, пока шериф всё ещё ищет вшей, не иначе.
– Всё, жить будешь, правда не знаю с кем, – снова хлопает по плечу, заканчивая осмотр.
Я продолжаю сидеть, не шевелясь и идиотски улыбаясь, будто только что получил самый сладкий минет в своей никчёмной жизни.
– Так, зачем ты едешь в Мак-Аллен, Рамлоу?
– В приют Пресвятой Девы Марии. Я уже говорил. Я там вырос.
– Едешь грехи замаливать?
– Типо того. Знаешь, Морелли, бывает время разбрасывать камни, а бывает время их собирать. Вот, я еду собирать, – поясняю, садясь на нары на турецкий манер.
Разбитое когда-то при неудачном десантировании левое колено неприятно щёлкает, но ничего не поделать, трудности жизни всегда были и есть в быту солдата удачи. Переживём.
====== глава 7. ======
Единожды преступник всегда преступник?
08.20.2018 11:17 a.m.
Настохуело. Вот прям невмоготу уже. Хожу по клетке из угла в угол. Тело гудит после круга упражнений, а эта курва Морелли сидит за своим столом, делая вид, что не замечает меня. Работает она, видите ли. Кинолог обыскал машину и нашёл завалившийся под сиденье бычок с каннабисом. Сука! Ещё сутки тут торчать. Это не входит в мои планы, зато пиздецки на руку Роллинсу. Я уверен, что он уже подобрался к моей заднице и готов обнюхать её в любой момент.
– Рамлоу, да сядь ты уже, в самом деле! – рявкает Морелли так, что сидящий недалеко от неё дежурный вздрагивает.
– А-а-а, вспомнила, наконец, про меня, – почти рычу от бурлящего гнева, упирая ладони в бёдра и разглядывая шерифа исподлобья, – выпусти меня отсюда. Я не цирковое животное.
– Да, ты гораздо хуже, – с тяжелым вздохом соглашается она, – цирковых можно дрессировать. Тебя же проще пристрелить.
– Ну, так пристрели. Чего тянешь? Я, кажется, всё тебе сказал. Что надо от меня? – железо решётки холодит ладони.
Морелли недобро усмехается, снова утыкаясь в ноутбук. Где та, что утром предложила мне кофе и осмотрела порез на коже? В гневе луплю по решётке, и с клокочущим внутри бешенством переворачиваю скамью, сбрасывая на пол скудное постельное бельё. От грохота металла о бетон вздрагивает весь участок, кроме неё. Болт, фиксирующий ножку скамьи в полу со звоном вываливается из паза и падает мне под ноги. Хватаю его и швыряю в сторону шерифа. За её спиной звякает разбитая стеклянная рамка. Хотел бы убить – целился бы ей в голову. Морелли преувеличенно медленно, с видом крайне занятого человека, поднимает, сука, глаза от монитора. Секунду изучая меня, с бесящим спокойствием произносит:
– Верни скамью на место.
– Морелли! Ты… Ты! – она меня раздражает, так раздражает, что слова застывают в глотке, вырываясь звериным рыком. – Р-р-а!
Не могу выразить, как хочется её удавить собственными руками. Вонзить нож в её тугое, с аппетитными формами тело, и выпотрошить, как кролика, раскидывая вокруг ливер и сизые кишки. Заставить визжать от ужаса, пока я по очереди ломаю её чёртовы пальцы, подбираясь к глотке. Теперь я понимаю, что значит выражение «рвать волосы на жопе». Именно этим я и занимаюсь сейчас от безысходности, чувствуя всем чем можно утекающие минуты и часы моей жизни.
Эти образы внезапно прерывает звонок стационарного телефона. Вот ведь рухлядь какая тут есть, надо же. Морелли молча слушает, затем что-то произносит в трубку и очень пристально смотрит на меня. Что? Меняет положение тела, продолжая с прищуром изучать мои движения. Этот взгляд мне знаком и он не сулит ничего хорошего. На затылке поднимаются дыбом волосы. Я стою посреди учинённого бардака. Несколько секунд мы с ней смотрим друг другу в глаза. Эта паскуда меня не боится, определённо. Хер ли бояться, я же в клетке. Но надолго ли?
– Присмотрите за нашим гостем, я буду через несколько часов, – бросает шериф, подхватывая шляпу-ковбойку и оставляя меня один на один с дежурным.
Вид у пацана такой, будто его только что бросили в вольер к стае волков. В чем-то ты, малыш, прав. Смотрит затравленно, стараясь не встречаться со мной взглядом.
– Хуле зыришь? – рычу, проходя мимо прутьев камеры в сотый или тысячный раз.
Пацан отгораживается толстым ежедневником, что-то старательно чиркая на полях. Мне остаётся только лечь спать. Всё-равно без распоряжения этой… Морелли меня никто отсюда не вызволит. Ставлю скамью на место, и швырнув в угол камеры тонкую изорванную в одном месте простынь, ложусь на сбитый комьями матрас. Спать.
Какое-то время спустя сквозь сон отчетливо слышу ставшие знакомыми шаги. Явилась, спасительница моя. Запах самки усиливается, и я понимаю, что она стоит очень близко. Раскрываю глаза. Морелли смотрит то ли с интересом, то ли с разочарованием, меньше чем в метре от меня.
– Где Мэри Форест, Рамлоу?
– Кто? – спросонок не могу понять, о ком речь.
– Вас видели вместе в Три Ривер. Ты увязался за ней после смены. В доме её нет. Муж в командировке, – расстреливает меня фактами шериф.
– Я не понимаю, о чём ты… – напрягаю память, хватаясь за затылок. – А… Это та официантка из Лив Оак? Без понятия.
– Вспомнил, значит… Что ты с ней сделал?
И вот тут я охреневаю от волны догадок, что буквально накрывают меня с головой. Дело пахнет керосином, я вам говорю! Моё досье никогда не будет достаточно вылизанным и чистым. Никакой Александр Пирс и даже Папа Римский не отмоет черного кобеля до бела.
– Я и пальцем её не тронул. Почти…
– Что это значит? – холодно интересуется Морелли, придвигая к прутьям стул и усаживаясь напротив меня.
Не как в «Основном инстинкте», нет, скорее, как в каком-нибудь боевичке про копов: ставит стул задом-наперёд, садится на него, как на лошадь, руки складывает на спинке. Я догадываюсь, что она хочет мне предъявить.
– Считаешь, что я её убил?
– Считаю, – соглашается, разглядывая меня с ленцой и сожалением в глазах.
– А как же презумпция невиновности? Пока не доказана вина, обвиняемого нельзя считать виновным, не?
– Не в твоём случае, Рамлоу. Единожды преступник – всегда преступник.
– М-м-м, обожаю кривую логику. Может, я встал на путь исправления, осознал всё и хочу начать нормальную жизнь?
– Нормальную, это какую, Рамлоу? Жена, семья, пятеро детишек и барбекю по выходным? – нет, она меня и впрямь бесит невыносимо. – Не выйдет. Ты – убийца. Был и всегда им будешь, не смотря на то, что Председатель Совета Безопасности подчистил твоё дело и дал тебе индульгенцию.
– Инд… Что? – морщусь, вслушиваясь в незнакомое слово.
– Помилование, – поясняет терпеливо, продолжая рассматривать меня, как тигра в зоопарке, – где девчонка, последний раз спрашиваю тебя.
– Или что? – огрызаюсь, не в силах сдерживать свою ярость. – Что ты мне сделаешь?
– В Техасе всё ещё введена смертная казнь, Рамлоу. Электрический стул. Смертельная инъекция… Всё, что пожелаешь. Я предпочту посмотреть, как тебя зажарят до равномерной хрустящей корочки, – закончив беседу, поднимается со стула, и ловко крутанув его на одной ножке, ставит обратно к стене.
Разговор окончен? Или как это понимать, мать твою?!
– Эй! Морелли! – ору ей в спину.
Уходит, не оглядываясь. Походу, я попал…
– Я её не трогал! Не трогал!!!
Собственный голос эхом разносится по камере, звеня в ушах. Или это кровь шумит, прилив к голове. Однако, у этой крошки разгон от милой зайки до мрази меньше, чем у меня. Спортивная модель попалась, блядь. Куда ты запропастилась, моё спасение Мэри Форест? Вот теперь мне точно не до сна. Надо придумать способ выбраться отсюда. Во что бы то ни стало, даже если придётся снова убить кого-то.
Шериф является к вечеру. За окном здорово стемнело. Я сижу тут почти сраные сутки. Сутки, блядь! И готов убить просто за шот бурбона или виски. Морелли проходит мимо камеры с озабоченным видом, будто меня вовсе не существует. В руках – огромная картонная папка. С ней два криминалиста. О чём-то шушукаются, поглядывая в мою сторону. Когда они уходят, оставляя меня и шерифа один на один, она не теряет времени впустую.
– Рамлоу, последний шанс. Где Форест? В доме полно твоих пальчиков, следы борьбы и кровь.
– Шериф, такие вещи не принято разглашать, но у меня с ней был вполне неплохой вечер. До появления её мужа, – признаюсь, понимая, что иного выхода у меня нет, – он набросился на меня и мы слегка повздорили.
– Эрла Фореста нет в городе уже неделю. Ему продлили рейс до вторника, – парирует шериф, – так что ты что-то путаешь.
– Тогда откуда я знаю, как он выглядит? Кусок бекона, центнера полтора, не меньше, свинячьи глазки, брюнет с залысинами, карие глаза, нос картошкой.
– Не аргумент. Ты был в их доме, видел фотографии. Где девушка? – Морелли очень хладнокровна.
Видно, что она прекрасно знает свою работу, только вот в этот раз совершенно точно воюет не туда.
– Блядь, да я откуда знаю. Переспали с ней, явился её боров, подрались, я получил кружкой в затылок, и уехал.
– Рамлоу, неужели ты думаешь, что я поверю, будто такой профессионал, как ты получил кружкой в затылок от дальнобойщика?
– От Мэри… – цежу сквозь зубы.
Шериф секунду смотрит круглыми от удивления глазами и разражается таким смехом, что мне самому впору смеяться, если бы всё не было так печально. Отрицательно качает головой, потирая усталые глаза.
– Всё, хватит поясничать. Ты её убил. Куда тело дел?
– Чем докажешь, что я её убил?
– Чем докажешь, что не делал этого?
– «Мамой клянусь» – не аргумент? – спрашиваю на всякий случай.
Мамой клясться не в моём случае. Моя мать – сука та ещё, и совершенно понятно, в кого я такой уродился. Шериф зло бросает тяжелый, словно бетонная плита, взгляд. Придвигает к себе чашку кофе и удостоверившись, что кроме нас никого нет в участке, криво усмехаясь, продолжает.
– Два года назад, в апреле месяце убита Энни Траут. Похищена недалеко от собственного дома в вечернее время. Обнаружена спустя месяц в навозной куче. Всё, что от неё осталось – двое детей и больная мать. В этом же месяце похищена Алиса Перрот. Возле работы её посадили в черный классический автомобиль и увезли в неизвестном направлении. Тело не обнаружено до сих пор… Следующая жертва Кларисса Тёрнер. Похищена на трассе, возле патрульной машины… – шериф замолкает, делая продолжительный глоток кофе, – обнаружена на свалке. Продолжать? И это только два года назад… Пять жертв, одна в неделю. В прошлом году в сентябре месяце картина повторяется…
– А я тут при чем? – искренне не понимаю, выслушивая монолог, – ты считаешь, что я похож на маньяка?
– Я считаю, что это может быть твоих рук дело, – коротко и просто заключает Морелли, – и пока я не найду Форест и еще одну девушку, я не выпущу тебя отсюда никуда. Даже в туалет.
– Предлагаешь мне спустить штаны при тебе, чтобы поссать?
– Можешь даже не спускать, если такой стыдливый. Но теперь ты будешь сидеть тихонько, как мышка, иначе я приложу максимум усилий на суде, чтобы тебя казнили самым зверским способом, – с холодной решимостью заявляет шериф и я ей верю.
Эта сделает всё, чтобы посадить убийцу, кем бы он не оказался. Я бы на её месте поступил точно так же, будь я полицейским. Ещё некоторое время молча изучаю лицо шерифа. Она не выглядит довольной собой, не выглядит торжествующей, как полагалось бы при поимке столь опасного маньяка. Она выглядит чертовски усталой и не скрывает этого.
– Я. Этого. Не. Делал.
– Я тебя услышала, а теперь советую заткнуться.
Вот, знаете, что значит фраза: «Я тебя услышал»? В переводе на человеческий она означает – мне похуй. По крайней мере именно так для меня она сейчас звучит из уст шерифа. Ещё немного пометавшись по камере, соглашаюсь с тем, что пока ничем не могу повлиять на события. Тем более отсюда. В ближайшее время я найду возможность свалить из этого зверинца. Как только я выберусь – а я выберусь, – путь в Мак-Аллен будет мне закрыт. В первую очередь копы будут пасти меня именно там. Вот же… Ёбанный Техас!
19 часами ранее. 08.20.2018 2:21 a.m
… На заправке в Премонте стоит «Шевроле Импала», на вид год 65-й, может 67. Чёрный. Водителя не видно, двигатель заглушен. Обхожу машину справа, трогая капот. Горячий, значит только-только подъехал. Номера не местные, округ Колумбия, Вашингтон. А вот это уже интереснее…
– Офицер, доброй ночи…
Хрипловатый, но достаточно звонкий мужской голос звучит откуда-то из тени здания заправки. Нарочито медленно оборачиваюсь на звук. Мужчина среднего роста, крепкий, спортивный, южно-европейская внешность. Кожаная куртка, джинсы, ботинки – довольно качественная, хоть и не дорогая марка профессиональной обуви. На вид около пятидесяти. Взгляд не хороший. Тяжёлый, исподлобья. В старину такой взгляд называли «с пристрелом». Так и есть, смотрит, будто пристреливается к чему-то.
– Ваша машина? – регламент требует от меня задавать стандартные вопросы, хотя и так очевидно, что его.
Мужчина внимательно рассматривает меня. Либо спецназовец, либо военнослужащий. Выправка выдаёт опытного бойца.
– Да, мэм… Что-то не так? – невольно вслушиваюсь в речь, ища знакомые интонации.
– Откуда и куда следуете?
Мне хватит одной секунды чтобы вынуть пистолет. Ещё секунда, чтобы снять его с предохранителя и навести на незнакомца. С оружием он явно знаком не понаслышке, так как ни один мускул не вздрагивает на довольно приятном, хоть и костистом лице. Трехдневная небритость, пара коротеньких шрамов – один над бровью и один на скуле. Высокая, по моде, причёска. Всё же этот взгляд… Цепляет, однако. Я видела такой взгляд у моего бойца, капрала Арнольда Варрана. Мы с ним прошли Иракскую военную кампанию и вернулись спустя шесть лет. Глаза человека со смертью на «ты».
– Из Вашингтона в Мак-Аллен, в приют Пресвятой Девы Марии.
– Какое-то дело?
Допивает не спеша кофе, и выкидывает бумажный стаканчик в рядом стоящий мусорный бак. Отлипает от стены.
– Офицер, меня в чем-то подозревают? – походка тяжёлая, будто выходит на боксерский ринг.
Едва заметно разбалансирован на левую ногу. Двигается порывисто, выверенно, травму не замечает, значит очень давно с ней. Знает своё тело на отлично, собран, готов к любым неприятностям. Судя по сбитым костяшкам и узловатым пальцам – контактный боец ближнего боя. Мизинец на левой руке сломан. С таким нужно держать ухо востро.
– Любого человека можно в чём-то подозревать.
– Вы не представились, офицер. С кем имею честь общаться?
– Капитан третьего ранга полиции Сан-Диего, Нина Морелли. Предъявите документы, сэр, – вынимаю из специального кармашка золотую звезду техасского рейнджера.
Мужчина кивает, и в ответ протягивает бумажник. Брок Рамлоу, пятьдесят один год. Так-так, права получены в столице, но это и так ясно. Неплохо выглядит для своих лет, даже очень неплохо…
***08.21.2018 12:04 a.m
Теперь мне совершенно понятно, что Рамлоу был в доме Форестов. Куда не кинь взгляд – везде следы борьбы, смазанные капли крови, разбитая посуда. Тяжелые ботинки, размер десять с половиной, судя по протектору – армейские либо специализированные. Похожий протектор у ботинок задержанного. Криминалисты снимут отпечатки со всех поверхностей и завтра утром можно будет предъявить ему обвинение. Правда, вот в чём? Кровь на футболке действительно принадлежит ему. Кровь в гостиной Форестов ещё подвергается анализу. Да и тела пока нет. Необходимо как можно скорее найти Мэри Форест. Иначе придётся выпустить этого ублюдка из камеры. Это может оказаться фатальной ошибкой. Я больше не хочу этого допустить.
Прямо перед служебным автомобилем на обочине из темноты возникает туша «Кадиллак Эльдорадо». Огромная, тяжелая машина сползла передними колесами на щебень. Габариты не горят. Это как минимум подозрительно. Мельком бросив взгляд на часы, глушу двигатель. Время позднее, эвакуатор уже не работает, и возможно, водителю требуется помощь.
Подсвечивая себе под ноги фонариком, направляюсь к кажущемуся чёрным в свете фар «Кадиллаку». В салоне автомобиля пусто, двери заблокированы. На малых оборотах урчит двигатель, горит призрачным зеленоватым светом приборная панель, отбрасывая блики на кожу сидений.
За спиной раздаются быстрые лёгкие шаги, и я почти успеваю обернуться. Треск электрошокера. В воздухе разносится свежий запах озона и барбекю, и что-то больно жалит между лопаток, прямо сквозь тонкую ткань форменной рубахи. Вспышка в глазах и темнота…
08.21.2018 12:04 a.m
Я не в курсе, как должны работать полицейские участки, но думаю, что совершенно точно должен оставаться какой-нибудь дежурный, на случай экстренных ситуаций. И ведь она, чёрт возьми, происходит. В фойе раздаётся сперва приглушённая ругань, затем грохот. Звон бьющегося стекла. Короткий вскрик. Я уже на ногах, в дальнем углу камеры. Бежать некуда, остаётся сражаться.
– Здарова, командир! – хищная улыбка Роллинса не предвещает ничего хорошего.
– Джек, – киваю, – притащил с собой всю кодлу?
– О, нет. Только самые, так сказать, близкие. Ты кое-что украл у Пирса.
Я молчу, наблюдая, как у дверей моей камеры собираются некогда подчинявшиеся мне бойцы. Роллинс теперь возглавляет это сучье племя. Нет у меня никаких иллюзий в их сыновьей любви по отношению к бывшему командиру. Все натасканы мною лично, и я знаю каждого ничуть не хуже себя. Трое человек. Каждый здесь по велению сердца: Роллинс велел, и они повиновались. А уж Джек… Его сердце вместе с идеологией Пирса. Знатно запудрил ему мозги мировым господством, избранностью одних над другими и великой целью. Когда-то подобные лозунги уже звучали. В Европе. Годах эдак в сороковых.
– Тебе не идёт моя должность.
– Зато тебе идёт решётка… Где флэшка, Рамлоу?
– Последнее время я слишком часто слышу свою фамилию, – мотаю головой, – неужели ты думаешь, что она при мне?
– Отпереть замок, – командует Роллинс.
Я опираюсь спиной о холодную стену. Драке быть. Ни один из этих сукиных детей не сунется ко мне в камеру. Даже к безоружному. Слишком хорошо они знают, что я с ними сделаю. Не надо путать мой расслабленный внешний вид с выкинутым белым флагом.
– Выходи по доброй воле, Брок, – пока ещё просит Роллинс.
Направленный мне прямо в грудь ствол пистолета уже не кажется любезным приглашением. Всё-таки я хочу ещё немного покоптить небо. Чёрт бы побрал эту шерифшу, когда она нужна… С другой стороны, хорошо, что её тут нет, валялась бы сейчас на полу рядом со своим помощником.
Держа руки на виду выхожу из камеры. Бывшая команда: Эммет Танго, Алекс Фриско, Гонзо – смотрят с опасением. Правильно делают. Роллинс облажался. Я знаю слабые места каждого из них. Окружают, пытаясь скрутить руки за спиной. Мой рост, мой вес и знания дают мне преимущество. Они же только мешают друг другу в тесном помещении офиса. Хруст голени где-то справа. Хриплый вскрик немого Гонзо. Свист кулака Танго над головой. У него угол обзора уже, чем собственный интеллект. Уклон, подсечка, удар. Чья-то разгрузка попадается под руку. Рывком тяну на себя, пробивая лбом в переносицу, сбивая с ног затупившего Гонзо. Падает на пол. Бью его в висок ботинком. Кость ломается с ощутимым хрустом. Он больше не поднимется. Это не кино. Драка молниеносна, сопровождается пыхтением и болью. В какой-то момент выхватываю у Танго ствол, правда воспользоваться им не выходит – слишком тесно, на руке повисает Фриско, пытаясь остановить.
