Текст книги "Лисья радуга (СИ)"

Автор книги: Inndiliya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Налицо была депрессия. Я очень скучал без него, тосковал, но я хотя бы был занят работой. А Люк сидел взаперти и еще чуть-чуть, и подвывать начнет.

– Воробышек, я так скучаю по тебе! Я каждый вечер вспоминаю твою ясную улыбку! Днем нельзя, я запрещаю себе днем думать, потому что со стояком на работе очень трудно приходится. Посмотри, – я развернул ноутбук на стену, где был автограф Эзры в рамочке. Теперь там красовалась наша с Люком фотография, которую я распечатал и прикрепил в рамочку, закрывая творчество Эзры. На фотографии мы обнимались и улыбались на камеру – Это моя самая любимая. Я каждое утро говорю тебе «здравствуй, воробышек» и ты улыбаешься мне в ответ. Мне так хочется обнять тебя, солнышко!! Твоя родинка скучает без тебя!!

 – Лисик, разденься для меня! Дай посмотреть на тебя! – Люк сдернул футболку и провел руками по груди, лаская себя. – Я вспоминаю каждый наш раз вместе. И чаще всего, последний раз на кухонном столе. Ты там такой прекрасный был!!!

– Сынок, ты дома? – раздался женский голос.

– Мама вернулась. Целую, Лисик! Пока!! – и Люк отключился.

Я весь вечер ждал, что он мне позвонит, но телефон молчал. Я выставил его на полную громкость и носил при себе, чтобы не проворонить звонок. И, когда он зазвонил, от неожиданности выпустил его из рук и он развалился на части, стукнувшись об пол. Руки дрожали, пока я его собрал и перезагрузил. Оказывается, пропущенный звонок был от мамы. Они обещали с отцом завтра заехать ко мне после работы. Я прошелся взглядом по квартире, здесь везде были следы присутствия Люка – его одежда, вещи, опять же – фотография в рамочке. Я решил оставить всё, как есть, не пряча. Пора сделать камин аут. А чего тянуть дальше? Люк не увлечение, эти две недели показали, что он мне не просто дорог. И я хочу быть с ним. Пусть даже ради этого придется признаться родителям и пережить скандал.

А вдруг они откажутся от меня? Не буду думать об этом. Я не хочу прожить жизнь по их меркам. Они свой выбор сделали, я сделал свой. Все равно всю жизнь скрываться не получится. Поэтому лучше пусть знают сразу.

Люк все еще не звонил. Я не ложился спать допоздна, все думал дождаться звонка. Пришлось отправить смску – «Спокойной ночи». Мало ли кто прочитает ее, она должна быть нейтральной, чтобы не подставлять Люка.

Ответ пришел тут же – «Ньют, у меня был скандал с мамой, она видела мой инстаграм, и вынудила удалить наши с тобой фотографии оттуда. Прости. Не мог бы ты удалить фото со мной из своего инстаграма? Завтра вечером позвоню и все объясню. У мамы опять приступ.»

Гадство! Гадство какое!!! Кто мог нас сдать его матери? Хотя, если городок небольшой, то кто угодно. Сейчас все продвинутые.

О, Господи!! А если и мои родители видели мой инстаграмм и едут, чтобы разбираться? Вот заодно и признаюсь. Отличный повод. Чего ждать? Пока и у них приступы начнутся?

Что же всё так навалилось…

Я сел удалять фотографии из инстаграма. Это мы с Люком в одинаковых рубашках в примерочной дурачимся. Мы тогда помогали друг другу мерить рубашки и он, застегивая ее на мне, незаметно ласкал меня прикосновениями и поглаживаниями. Еле сдержались тогда и мчались домой на всех парах. А дома… стоя, в коридоре. Хорошо хоть дверь закрыли. Люк такой сильный… ДелИт. Это мы ели мороженое в парке и Люк испачкал мне нос, и я гонялся за ним по парку, как в детстве. Люк кинулся от меня в глубину леса, где не было дорожек, я догнал его и мы долго-долго целовались, прислонившись к дереву. А потом столько же отряхивали друг друга от коры и мусора. Мы тогда впервые шли по парку, держась за руку. Делит.

А это мы у нас на кухне празднуем неделю совместной жизни. Тортик, шарики и счастливые лица на селфи. Делит. А на этой фотке мы с пистолетами детскими и в ковбойских шляпах. Пришли за подарком для его крестника и понеслось… Делит. Делит. Делит.

Когда я дошел до первых с ним фотографий в день нашего знакомства, у меня внутри все заледенело. Как будто я вычеркиваю кусок своей жизни с воробышком, стираю ластиком Люка постепенно, до чистого листа. Теперь последними фотками была кружечка из кафе с надписью «жду Эзру».

Я нарисовал в блокноте взъерошенного воробышка, и подписал рядом с рисунком «Я❤».

Снял со стены календарь с зачеркнутыми крестиками четырнадцати дней, и на фоне этого календаря положил блокнот с моим признанием воробышку. Выложил фото в инстаграм.

Через 5 минут воробышку улетела смска. Уже поздно, утром прочитает. А утром я еще одну пришлю. Кому-то надо быть сильным. Значит, этим «кто-то» буду я.

«Воробышек, фото из инсты удалил, но они все есть на телефоне. Приедешь – перекину. Это ничего не значит. Ничего не имеет значения, кроме одного – нашей любви. Я люблю тебя, воробышек!»

Весь день я подбирал слова, вел мысленный диалог с родителями, в перерывах отвечая на смски Люку. Он очень приободрился от моей ночной смски, и весь день присылал мне радостные и дурашливые сообщения. Это подбадривало меня перед встречей с родителями.

Вечером, после работы, я готовил ужин, и, когда позвонили в двери, решительно пошел навстречу судьбе.

Мама тут же бросилась обнимать меня и сетовать, что похудел, вырос, изменился, повзрослел.

Папа сразу окинул взглядом прихожую, увидел куртку и обувь Люка и помрачнел.

– Кушать будете? Я как раз готовлю ужин. – Я поставил чайник на плиту.

– Сынок, давай попьем чаю. – Мама прошла по квартире, заглянув во все уголки, и присела на табурет на кухне. Папа молчал.

– Сыночек, мы приехали поговорить. Ты с кем-то живешь, Ньютик? У тебя чужие вещи в квартире, и какой-то мальчик в инстаграме на всех фотографиях.

– Мам, пап, я. гей. – Оказалось, произнести это было легко, потому что перед глазами стояло лицо Люка, я был не один, его поддержка была осязаемой. Как будто он держал меня за руку и успокаивающе гладил по спине.

– И да, я живу с мальчиком. Его зовут Люк. И я его люблю.

Мама заплакала и закрыла лицо ладонями. – Сыночек, но как же. Как же так? Может ты ошибаешься? Может это пройдет?

Отец разочарованно посмотрел на меня и со злостью выплюнул: – А всё ты виновата, – обращаясь к матери. – Это твое воспитание – досюсюкалась! Донежничалась! Вырастила неизвестно кого! Хотя почему же неизвестно – как раз таки известно!! Теперь все будут тыкать в нашу семью пальцем!

– Сынок! Может ты еще нагуляешься и передумаешь? Тебе же никогда мальчики не нравились, откуда это вообще взялось? Я не хочу верить. Ты же всегда был таким серьезным, ответственным. Это значит, что у тебя никогда не будет семьи и детишек? И мы не понянчим своих внуков? – мама сдерживала рыдания, но у нее плохо получалось.

Отец злился и тоже сдерживался, ожидая, что я скажу.

– Дело не в девочках и не в мальчиках, а в одном конкретном человеке. Мам, то ты без конца твердила, что детей еще заводить рано, то теперь тебе внуков подавай? Многие гетеро семьи живут без детей всю жизнь. А некоторые гей-семьи заводят детей от суррогатных матерей.

– И кого вы из них вырастите? Пидорасов? Таких же, как сами? – не выдержал отец.

– Мам, пап! Мы не о том говорим. Так получилось, что я влюбился. Но я и не мог бы всю жизнь соответствовать вашим идеалам. Я сделал свой выбор и никакие уговоры тут не помогут. Если вам кажется, что мне легко дался этот выбор, то вы ошибаетесь. Мне с этим жить. Я это осознал и принял. А примете ли вы таким меня – вам решать. Если вам главное мнение соседей и друзей, а не мое личное счастье – дело ваше. Но я не собираюсь нравиться всем вокруг и отказываться от любимого человека только потому, что это не нравится окружающим. Мы с Люком не курим, не пьем, не наркоманим, не дебоширим, никого не убиваем и не делаем ничего предосудительного. Мы просто любим друг друга.

Я счастлив, что встретил такого замечательного человека. А ведь вы могли бы потерять меня год назад, когда меня укусила ядовитая змея в экспедиции. Или полтора года назад, когда наша лодка перевернулась в путешествии по Африке. И я бы не узнал Люка и не узнал, что такое быть любимым. Так вам было бы легче?

– Что ты такое говоришь, сынок? – мама порывисто встала и обняла меня, всхлипывая. Отец смотрел в окно и играл желваками.

– Ну и где твой… Люк? Что ж ты не знакомишь нас со своей большой любовью? – едко произнес отец.

– Люк поехал ухаживать за мамой, у нее плохо с сердцем. Я обязательно вас познакомлю. Он вам понравится. Он очень добрый, веселый и заботливый.

– Так, всё, мать, поехали. – Отец поднялся и пошел на выход.

– Сынок, дай нам время. Ты же знаешь папу! Он одумается, – прошептала она, поцеловав меня в щеку. Крепко обняла, вытерла глаза и пошла вслед за ним. – Мы тут тебе гостинчиков привезли. Разбери сумки сразу, – хлюпая носом, тараторила она.

Отец открыл дверь, не глядя на меня.

– Пап! Пап!!! – позвал я его. – Пап, это же я! Пап!

Окаменевшая спина дрогнула и ссутулилась. Я подошел к нему со спины и обнял.

– Прости, пап, что подвел вас с мамой, – не удержался и всхлипнул я. Он обернулся и обнял меня, – Эх, сынок, сынок.

Мама обняла нас и мы замерли, крепко прижавшись друг к другу.

– А пойдемте пить чай! – мама, как всегда, взяла ситуацию в свои руки. Мы пили чай с тортиком, болтали о новостях – кто женился, кто родился, кто развелся из знакомых и родственников, обходя скользкую тему. На прощание мама обняла меня и сказала, – Мы любим тебя, сынок. Будь счастлив каждую минуту. Привози знакомиться Люка к нам.

Отец молча обнял меня, погладил по голове, – Привози уж. Что теперь.

На душе у меня было тепло и радостно.

Как только за родителями закрылась дверь, зазвонил телефон.

– Привет, Ньютон. Это Люк. Прости, но нам придется расстаться.

====== 19. ======

Этот разговор крутился у меня в голове с утра до вечера. Все две недели.

«Не звони. Не пиши. Не ищи меня. За вещами приеду позже. Если не трудно, собери их в коробку, чтобы не мешались. Буду переводиться в другой вуз, здесь, рядом с домом. Если не получится, устроюсь на работу. Я не могу бросить маму одну. Она меня вырастила, воспитала, подняла на ноги. Сейчас ей нужна помощь. Я обязан ей помочь. А тебя она не примет, Ньют. Никогда. Ни в виде друга, ни в виде любовника. Я не смог бы жить с тобой, зная, что стал убийцей мамы. Прости. Если сможешь, прости и пойми. Да, я выбрал её. У нее больше никого нет. А ты… ты найдешь себе. Так распорядилась судьба, Ньют. Я предупрежу, когда смогу приехать за вещами, но это еще не скоро. Прощай.»

Вот так раз – и все решил за двоих. Чик – и отрезал. Как и не было этих полтора месяца счастья. Вначале я думал, что это какая-то шутка. Потом обижался на него. Отслеживал его инстаграм, соцсети, форум. Но там была полнейшая тишина. Ноль сообщений. Только то, что было до встречи со мной. Потом я разозлился и стал искать пути решения этого вопроса. Но их не было. Просто не было.

То, что Люк вынужден так поступать и его чувства ко мне не утихли, было понятно. То, что он хороший сын – тоже. Не знаю, как бы я поступил на его месте. То, что выхода нет – было ясно, как божий день.

Вещи Люка я, конечно же, оставил там, где они были.

Иногда я надевал его рубашки, делал селфи и выкладывал в инстаграм. Не знаю, зачем я ковырял болячку и делал больно себе и ему – он, скорее всего, мониторил мои соц.сети. По вечерам я брал работу домой, и занимался ею до звездочек в глазах, пока не вырубало прямо за столом. Зато за этот месяц я неслабо подзаработал на статьях и исследованиях, сделав работу почти за пол-года. Но трудотерапия не спасала.

Думать о Люке днем я себе запрещал, а по ночам... Я не мог руководить своими снами. Просыпался разбитым и с трудом собирал в кучку мозги, чтобы сообразить который день, который час, что делать, куда бежать.

Жизнь потихоньку начала входить в колею, но так, как до встречи с Люком уже не получалось. Я превратился в какого-то зомби без чувств и эмоций. С временем оказалось все просто – труд отнимал все мое время, а вот с эмоциями было тяжелее справляться, пришлось прибегнуть к решению проблемы медикаментозно. Зато наверняка. До тех пор, пока я не забыл с утра принять таблетку, и днем на работе меня накрыло истерикой.

Джесси, коллега по работе, обсуждала с подружкой новый фильм про пиратов карибского моря.

– Как постарел Джек Воробей!

– Но-но! Капитан Джек Воробей! – поправила ее подружка и они засмеялись. Я подхватил их смех и не смог остановиться, сполз со стула на пол и начал икать, смеясь, а потом полились слезы.

Девчонки принесли мне стакан воды, а меня скрутило, заболел живот и скулы свело от смеха. Я смеялся и плакал, смеялся и плакал, пока Джесси не дала мне пощечину со всего маха.

– Извини, извини, Ньют! Но мне только так помогало остановить истерику! Прости!

– Спасибо, Джесс, – тяжело дыша, поблагодарил я. – Мне тоже помогло.

Меня выгнали с работы домой лечить стресс.

И я решился

…

– Алло, Люк?

Трубку сняли быстро, как будто он ждал звонка. – Алло.

– Мы с тобой не договорили тогда. В основном говорил ты, и у меня осталось несколько невыясненных вопросов.

– Да.

– Я хотел спросить – всё еще в силе? Ты не передумал? Может что-нибудь изменилось, воробышек?

– Нет. Ничего не изменилось.

– Тебе очень идет белый цвет. Я говорил тебе раньше? Эта белая футболка тебе к лицу.

Люк стоял возле окна в комнате на втором этаже и водил пальцами по стеклу. Рука его замерла и он тяжело задышал в трубку и начал вглядываться в темень за окном.

– Ты… Ты где, Лис?

– Под твоим домом, воробышек, – тихо сказал я, не в силах оторвать взгляд от его силуэта в окне.

– Ты зря приехал, Лисик.

– Ты не выйдешь ко мне?

– Стой там… Мааам! Я пройдусь, погуляю.

Люк вышел все в той же белой футболке и спортивных штанах, пролез под дерево, под которым я прятался, чтобы меня не было видно из дома, коротко, со стоном прижался в поцелуе и отпрянул, схватив за руку и потащив за собой.

В их сарайчике было темно и пахло деревом и машинным маслом. Люк усадил меня на скамейку и сел мне на колени.

Он целовался отчаянно, стремительно, истосковавшись, как будто последний раз. У нас дрожали губы и руки. Мы целовались и не могли надышаться, натрогаться, налюбоваться, насытиться.

– Господи, рыженька, как же ты похудел, – оторвавшись от меня, прошептал Люк. И опять припал губами к истерзанному рту. Мы просто прижимались и целовались яростно, нежно, сбиваясь с дыхания, гладили друг друга, так, что голова кружилась.

– Люблю тебя, воробышек! – выдохнул ему в губы я. – Люблю тебя.

Я вытирал слезы с его лица и выцеловывал мокрые щеки, губы и выступающие скулы на похудевшем лице, и не мог надышаться его родным запахом. Потянув за края футболки, я снял ее с Люка и поцеловал ключицы, гладя горячее тело и выступающие ребра, проводя большими пальцами по соскам. Люк стонал сквозь стиснутые зубы, стараясь сдерживаться, мелко дрожа всем телом.

Он потянулся к моей рубашке, торопливо расстегивая пуговицы, разводя полы в стороны и слепо водя руками по моему телу. Мы прижались кожа к коже и сидели тесно обнявшись, до хруста, до впаивания друг в друга, слушая хриплое неровное дыхание и стук сердец, бившихся в нас, горячими толчками разносивших кровь по сросшимся телам.

– Хочу тебя, рыжуня, хочу тебя, – прошептал Люк и отстранился, опять приникая соленым поцелуем к губам. Я запустил руки под резинку его штанов и стиснул его упругую задницу, сильно сжимая мягкие, пружинящие половинки, языком вылизывая его рот.

– Как ты хочешь, воробышек, любимый? – отрываться от его сладко-солёных губ было пыткой, но я хотел, чтобы он почувствовал, что ради него я готов на все. Что он всегда может рассчитывать на меня. Что я дам ему все, что он попросит.

Люк встал с моих колен, пошарил рукой по стене, снял оттуда что-то большое и темное, и бросил его на пол.

– Возьми меня, рыженька! Возьми меня! – он снял штаны с трусами и положил их на лавку рядом со мной, ухватившись за мои джинсы. Мы вдвоем, путаясь в руках, расстегнули джинсы, Люк спустил их, помогая мне снять с ног, и он улегся на подстилку на спину, таща меня за руку. Я лег на него, целуя губы, и протиснул руку к его входу, лаская. Член пульсировал болью, отдаваясь в яичках покалыванием. Люк отпихнул мою руку.

– Сейчас. Возьми сейчас. Не могу больше терпеть, Лисик, пожалуйста!

– Нет, воробышек, нет. Не так. Ты, как всегда, торопишься, мой хороший. – Я привстал, нащупал свою сумку, достал оттуда смазку и презерватив, и хорошенько смазал подрагивающего и поскуливающего Люка. Растягивая узкий вход я вспомнил, почему мне так нравилось это делать. Я опять чуть не кончил. Пришлось остановиться и пережать свой член у основания, лаская в это время член воробышка языком.

Люк как-то особенно тонко, придушенно простонал, прохрипев, – Ну же, Лисик, я кончу сейчас!

И я оставил пытки и попытки растянуть и вошел в него на всю длину, не останавливаясь. Я опирался на руки по бокам от лица Люка, целовал его глаза, скулы, щеки, губы, нос, и старался плавно двигаться, но не смог удержаться, потому что Люк обхватил меня ногами и сильно подавался навстречу мне.

– Жестче, Лис, еще, мой хороший, – его хриплый шепот песком проходился по моим оголенным нервам и я оторвался от поцелуев и стал жестко входить, вбиваться, до конца, до упора, и еще, еще чуть глубже. Люк пятками подталкивал меня в себя, вцепившись пальцами в кожу, впиваясь ногтями и выгибаясь навстречу мне на каждый толчок.

Я кончил первым, начав изливаться и подрагивать телом, и Люк выдохнул и перестал сдерживаться, и кончил вслед за мной. Мы сдерживали стоны, но они прорывались сквозь стиснутые губы и зубы. Я тяжело опустился на Люка и он обхватил меня руками, гладя спину и счастливо вздыхая мне в шею. Так, не выходя из него, мы и лежали, обнявшись, наслаждаясь теплом тел друг друга. Потом я скатился с него и лег рядом, обнимая.

– Я не могу отказаться от тебя, Люк. Я не могу без тебя. Я люблю тебя, воробышек!

– Молчи! Молчи!!! – он приложил пальцы к моим губам. – Сегодняшняя ночь наша. А завтра ты уедешь. Ничего не изменилось, милый. Лучше поцелуй меня.

Поцелуй был нежным, опухшие губы саднило, но оторваться от него было невозможно. Как и расцепить объятия. Мы, как тонущие, хватались за соломинку, цепляясь друг за друга.

Люк оторвался первым.

– Я проведу тебя в дом. Надо быть очень аккуратным и не шуметь. А завтра утром ты сядешь на автобус и уедешь обратно. Эти встречи ничего нам не дадут, кроме страданий, рыжик. Надо смириться. Пойдем.

Мы оделись, отряхнули друг друга, и тихонько, таясь, пошли домой.

– Мама ложится рано, но нужно быть осторожными.

Я кивнул головой. Люк провел меня на второй этаж в свою комнату, куда мы поднимались на цыпочках. Я разделся и лег в постель, а он прошелся по дому, закрыл двери, проверил газ, воду, убедился, что мама спит, и поднялся ко мне, скользнув рыбкой в постель.

Мы не спали до утра. Целовались. Гладили друг друга. Ласкали. Кровать противно скрипела при каждом шевелении. При любой моей попытке заговорить Люк прижимался ко мне губами, или закрывал рукой рот, качая головой.

Он спустился по мне, целуя горячими распухшими губами живот и вытер влажными салфетками член, а потом не удержался и начал целовать член, лизать, ласкать, сосать, даже не трогая руками. Только проводить носом, прижиматься щекой, нежить губами. Когда терпеть уже не стало сил, он заглотил его и я кончил ему в горло, дрожа, подкидывая бедра и скрипя кроватью.

Люк перебрался ко мне под бочок. – Спи, рыжуня.

Но сна под его ласкающими руками не было ни в одном глазу. Я не хотел тратить ни одной минуты на сон. Навалившись на него я отвел волосы с лица и медленно, разморено, нежно целовал его в ушко, в шею, прикусывал линию подбородка, прихватывал зубами кожицу на ключицах, втягивал в себя соски, ласкал его руками и лицом, носом, языком все тело, стараясь не скрипеть кроватью и делать меньше движений. Когда я добрался до его члена, он уже подрагивал. Люк излился, закусив кулак, после первых же попыток пососать его член. Я высосал досуха, вылизав его, как новорожденного котенка.

Какое-то время мы лежали обнявшись, Люк легонько целовал меня в шею, а я, глядя в сереющее окно подумал, что скоро наступит утро – уже через пару часов – и я больше не увижу его. Люк проследил за моим взглядом и уткнулся носом мне в плечо. Потом поднял голову, заглянул мне в глаза и потянул за руку. Мы стояли возле скрипучей кровати и целовались, целовались, толкаясь языками и потираясь пахом.

– Хочу тебя, рыжуня! – еле слышно прошептал мне в губы Люк. Он развернул меня спиной и нажал на лопатки, заставив упереться руками о подоконник. Смазывая и растягивая меня, он не спешил. Гладил одной рукой мой член, а второй толкался во мне вначале одним пальцем, а потом и двумя. В какое-то время я почувствовал, как он задрожал и прекратил толкаться, оставив пальцы там, не вынимая, и припал к моей спине, чтобы укусить, на грани боли, сильной боли, за спину, лопатки, шею. Люк очень любил растягивать меня. Он тоже мог кончить только от одного этого действия. И я его понимал.

Я терпел, по большей части наслаждаясь этими болючими укусами, стараясь молчать и позволяя ему все, что захочется, лишь бы это не кончалось так скоро. Лишь бы продлить эту ночь как можно дольше.

Люк вынул пальцы, вытер их салфеткой и наконец приставил свой член к моему входу.

Мое дыхание стало хриплым и я попытался расслабиться, чтобы не нарушать тишину громким дыханием.

Люк толкнулся головкой и ввел ее чуть, тут же вынимая. Обжигая проникновением и отпуская на свободу. И снова ввел на чуть-чуть и вынул. Он никогда так не делал. Это заводило и хотелось еще. И он не обманул меня. В этот раз он вошел чуть глубже, но только чуть. И вышел. Легкая боль, наполнение, пустота, горячий пульсирующий член, все это заставляло мои ноги дрожать. Я расставил ноги пошире, слегка переступив ими, стараясь не шуметь. Труднее всего было контролировать дыхание. Люк погладил меня по выгнутой спине и вновь проник головкой, дразня и заводя до дрожи всего тела. Я качнулся навстречу ему, но он придержал меня за бедра, зафиксировав руками, не позволяя мне насаживаться. И вышел.

И снова вошел, трахая меня только головкой члена, входя и выходя, но не толкаясь вглубь. Мой член налился кровью и заныл, прилипая к животу. Яички подобрались и тянули, доставляя дискомфорт, пульсируя начинающейся болью. Видимо, я застонал, потому что Люк потянулся ко мне прижимаясь к спине и закрывая рукой мой рот. Я втянул его палец в рот и стал тихо посасывать его, чтобы отвлечься от происходящего.

Воробышек запрокинул голову и прижался к моим половинкам пружинящим членом, содрогаясь от ласки, от посасывания пальцев. Потом, не отнимая руку подвел к входу свой член и наконец-то вошел на всю длину, замерев, и пульсируя внутри меня. Я пошевелил задницей, не в силах больше терпеть, и Люк ухватился за мои бедра и стал плавно и медленно входить и выходить до конца, вынимая свой член и тыкаясь при каждом новом входе. Он хотел растянуть, продлить этот последний секс как можно дольше, но это привело к обратному результату, и я кончил опять без рук, начиная сокращаться и стимулируя его присоединиться ко мне. Что он и сделал, упираясь мокрым лбом мне в спину.

Мы лежали, обнявшись, на кровати, глядя друг другу в глаза еще несколько минут, и он прошептал, – Тебе пора, пока мама не проснулась, Ньют.

Мы молча оделись. Он прижал меня к двери, нежно и прощально поцеловал в губы и сказал еле слышно, – Не приезжай больше. Я к тебе не выйду. И на звонки больше не отвечу. Не надо ковырять открытую рану, пусть она зарастает. Я не смогу оставить маму на произвол судьбы – это для нее верная смерть. А, значит, наши встречи – это только медленная агония. Лучше сразу. Не приезжай, не мучь меня больше, Ньют.

Я молча смотрел на него и понимал, что он прав.

– Дорогу на автовокзал найдешь? Или мне довести тебя? – прошептал он.

– Найду. Прощай, Люк.

– Прощай.

Он вывел меня за дверь и закрыл ее за мной на защелку. Небо посветлело, я взглянул на часы, было пять утра.

Сидя в автобусе по дороге домой я не жалел, что приехал к нему.

Я жалел потом. Целый месяц. Каждый день. Потому что рана не желала затягиваться. А та ночь с Люком вставала перед глазами и ночью и днем. И выхода не было.

====== 20. ======

– Грег, ай, больно!!!

– А ты чо очко сжал? Расслабься, принцесса!

– Коновал!

– Это ты у нас умный, принцесса, а я сильный и красивый, – ухмыльнулся Грег. – А куда ты, кстати, зеленый хуй спрятал? А то поиграли бы c тобой. Я ведь все равно найду, – поиграл светлыми бровями он. – Ой, раскраснелся, застеснялся, чисто красна девица, – откровенно стебался Грег.

– Ах, ты, паразит!!! – я запрыгнул ему на спину и закричал: – Ннно, лошадка! – пришпоривая его пятками.

– Иго-гооо! – взоржал Грег и поскакал по комнате.

– Фу, ты потный и скользкий.

– Может ты не заметил, рыжик, но на улице лето и жара, поэтому все окна открыты настежь. Естественная реакция здорового организма, ботаник!

– Я не ботаник, я зоолог, бестолочь!

– Да похрен! Ботаник, зоолог, какая в жопу разница? – подковырнул Грег.

– Не груби, – я начал злиться, как всегда, когда он переступал черту. Грег любил переступать черту не только на словах. – Не будешь следить за словами, пойдешь на все четыре стороны, понял? Выгоню, и глазом не моргну. Я не шучу, Грег. Последнее китайское предупреждение.

Он набросился на меня, завалил на пол и стал щекотать, придавив всем телом и не давая возможности убежать.

– Попалась, принцесса!! – он схватил меня рукой за трусы, – Щаз я твою дурь из тебя выщекочу.

– Пусти, дурак, – я покраснел не только от жары, но и от невыносимой муки, – щекотку я все так же, как и раньше, не переносил.

В дверь позвонили. Грег отпустил меня и спросил: – Ты кого-то ждешь?

– Нет. – Я растерялся, а Грег нет. Он поднялся и пошел открывать дверь.

– Ты, хотя бы, шорты натянул, куда ты голым пош...

Я не успел перехватить Грега, чтобы мы оба оделись. В дверях стоял Люк. Загорелый, красивый, с модной стрижкой. Люк обвел взглядом нас с Грегом в трусах, раскрасневшихся, потных, улыбающихся.

– Прости, я не вовремя.

– Люк? Ты? Ты за вещами? – я во все глаза смотрел на него, впитывая его образ, запоминая, лаская взглядом.

– Я... да... да... за вещами.

– А! Это та птичка, чьи коробки тут под ногами путаются? Держи! Наконец-то место появится. Я за них сто раз в день запинаюсь!

Люк побледнел и сжал губы.

– Грег, заткнись! Заходи, Люк. Сейчас оденусь, помогу коробки довезти.

– Нет, спасибо, не надо. Я на такси.

– Жаль, птичка, жаль. А то отпускай такси, тройничок замутим, – подмигнул Грег.

– Грег! Сдрисни, пожалуйста! Уйди, дай поговорить, а?

– Никуда я не уйду! Ты же знаешь, мне некуда идти в этом городе! У меня, кстати, штаны еще не высохли, а на улице жара. Я в трусах на улицу не пойду.

– Уйди на кухню, – зло сказал я. – Пожалуйста!

– Всё, всё, принцесса, не злись! Ушел на кухню, – Грег, дурачась, поднял руки и ушел на кухню, закрыв двери.

– Как ты, Люк? – я злился на Грега, но не мог отпустить воробышка, не узнав, как у него дела. – Перевелся?

– Переезжаю, – мотнул головой он. – Вот, вещи понадобились.

Люк отвечал неохотно, стоял, как каменный, но я и не думал, что в нашу встречу, о которой я иногда задумывался, как она пройдет, будет по-другому. Хотя вру. Думал, что будет по-другому. Как в ту встречу у него в доме. Если бы не Грег.

– Как мама?

– Спасибо, – лицо Люка дернулось. – Но привет передавать не буду, извини.

– Люк, если ей нужна помощь здесь, в больнице, ты звони мне, постараюсь помочь. Ой, балда! У меня же номер телефона другой теперь. Сейчас запишу тебе, – я дернулся за ручкой, но Люк схватил меня за руку, останавливая.

– Не надо.

Мы дернулись и посмотрели в глаза друг другу. Люк торопливо убрал руку с моего предплечья и заторопился, неловко отводя от меня взгляд. Я знаю, что он увидел там. Тоску. Неизбывную тоску. То же, что я увидел в его глазах.

– Спасибо за все, Ньют. Удачи тебе. Прощай.

Люк подхватил коробки и нажал кнопку лифта. Мы молча смотрели друг на друга, пока приехал лифт и Люк зашел туда с коробками.

– Прощай, воробышек, – прошептал я, глядя в захлопнувшиеся двери лифта.

– Ну что, ушел уже, можно выходить? – выглянул из кухни Грег.

– Какое же ты хамло, Грег! Ненавижу тебя! Как хорошо, что ты завтра уезжаешь!

Я пошел в душ, и, включив прохладную воду, встал под струи, чтобы смыть злые слёзы. Ничего не прошло. Ни-че-го. В душе опять всколыхнулась тоска, которую я заталкивал внутрь все это время, после моей поездки к Люку. Но слёз сдержать не удалось.

Люююк, ох, Люк… Что же мы с тобой наделали…

Тогда, после приезда от Люка, я сразу тщательно убрал его вещи, все до единой, в несколько коробок. Выдраил квартиру. Сделал перестановку. Все выходные перетягивал мебель с места на место, чтобы, ложась спать, больше не видеть, не вспоминать, как это было с Люком. Я твердо решил вычеркнуть из жизни воспоминания о нем, ни к чему резать по живому. Фотографию из рамочки заменил на другую, с пейзажем из Африки, который я привез из последней поездки. Коробки с вещами воробышка прикрыл покрывалком, на них положил подушки, задекорировал, как говорится – с глаз долой, из сердца вон.

По выходным ходил в кино, в парк, другими дорожками гулял. Разглядывал гуляющих. Заводить новые знакомства я не спешил, но решил, что если встретится кто-то, кто не будет напоминать собой Люка и не будет отталкивающе противен, сопротивляться не буду. Любую мысль о Люке безжалостно выдергивал, не давая себе даже возможности погрузиться в тоску по нему. Получилось не сразу, но со временем это удавалось проделать все лучше и лучше. Поначалу я все время обновлял инстаграм Люка, но там было по-прежнему пусто. В конце-концов я запретил себе туда заходить. Стал чаще ездить в командировки, чему на работе очень обрадовались и стали посылать в разные короткие поездки. Они меня очень отвлекали от мыслей о Люке. Встречи с разными интересными людьми, разговоры о моем любимом хобби – было как раз тем, что меня заставляло увлечься и отвлечься. Я опять начал улыбаться. Медленно, но верно Люк отодвигался на задний план в сознании. Надпись перед домом за это время истерлась под колесами автомобилей и ногами пешеходов. Фотографии на телефоне, которые были удалены из инстаграма, я сбросил в архивную папку на компьютере, и со временем перестал заходить туда каждый день, сознательно отодвигая очередной просмотр на потом, а затем и вовсе прекратил туда заглядывать. А с телефона я их удалил и нафоткал других – с флорой и фауной, которая попадалась по дороге на работу или в парке.

Но сегодняшняя встреча показала, что не так уж далеко и надежно я все это упрятал.