Текст книги "Книга Астрид (СИ)"

Автор книги: Иккинг1879

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

всего этого времени.

– Итак, вы женились на миссис Хеддок, да? – спрашиваю я.

– Да. Я сдал все личностные тесты, и Валка подошла мне лучше всего. Так что я женился на ней. И, несмотря на то, что ты думаешь, все не так плохо. У нас есть удивительный сын. Мы хорошо работаем вместе, – я даже не знаю, существует ли любовь в этом мире. – Но я разбил сердце твоей матери в день, когда я женился на Валке, – говорит Президент Стоик. Он откидывается на спинку стула. – А взамен, она разбила мое.

– Когда она вышла замуж за моего отца?

– Нет, – говорит он, качая головой. – Я никогда не винил ее за это. Она делала только то, что было правильным. Это было ожидаемо. Я был рад, что она прожила жизнь для себя.

Родилась Кэтрин… а потом ты. Я думал, что она наконец-то счастлива. Или, по крайней мере, что она нашла способ двигаться дальше.

– Тогда как… как она разбила ваше сердце? – я не хочу знать. Я не хочу знать.

Он смотрит на желтые розы, которые растут около крыльца. А потом кивает на большой дуб в дальнем углу участка.

– Она повесилась прямо там, – я забываю, как дышать. – Прошло более пятнадцати лет, а я все еще вижу ее там, каждый чертов раз, когда я выхожу на улицу, – я смотрю на дуб, но я не могу сосредоточиться на нем. Весь мир превратился в размытое пятно. То, что он сказал, не может быть правдой. Этого не может быть.

– Ты лжешь, – шепчу я.

– Нет, я бы не стал, – говорит он, и я слышу правду в его голосе. – Но хотел бы, – он смотрит на дуб.

Я замечаю на ветке желтую ленту.

– Желтый – ее любимый цвет.

Я опускаю голову между коленей и закрываю уши руками. Я борюсь с черными пятнами перед моими глазами. Мой отец почти никогда не говорил о моей матери. А этот человек, сидящий рядом со мной, посадил в честь нее цветы. Я хочу свернуться в клубок и умереть. Я хочу кого-нибудь убить.

Президент Стоит кладет руку на мою спину.

– Нет! – кричу я. – Не трогайте меня!

– Мне очень жаль, Астрид, – говорит он. Похоже, он запутался. – Я думал, ты знала, как она умерла.

Я встаю и спускаюсь с крыльца, игнорируя то, что он зовет меня. Мне не хватает дыхания, но я бегу изо всех сил, словно если я остановлюсь, то умру. Люди смотрят, как я бегу мимо них, некоторые из них называют мое имя, но я не замедляюсь. В небе сверкнула молния. Мои ноги болят, а легкие кричат, я приветствую каждый укол боли, как давно потерянного друга.

Мой отец и Кэтрин сидят за кухонным столом, когда я врываюсь в дом. Они смотрят на меня, мой отец привстал со стула.

– Астрид? – говорит он. – С тобой все в порядке? Что случилось?

– Я знаю… – выдыхаю я, мое горло болит, будто я проглотила стекло.

– Я знаю, что случилось с мамой. Ты меня обманул, – я подхожу к отцу и толкаю его в грудь. Он хватает мои

запястья, прежде чем я снова смогу прикоснуться к нему. – Ты меня обманул! – кричу я.

– Кэтрин, – ровным голосом говорит он, глядя на сестру через плечо.

Позади меня, я слышу, что Кэтрин встала, закрыла заднюю дверь на замок. Она задернула занавески над раковиной. Я смотрю в ее глаза, и вся ярость уходит.

– Ты знала? – спрашиваю я у нее. – Ты знала и не сказала мне?

– Я не хотела ранить тебя, – говорит Кэтрин. – Ты бы не справилась. Посмотри на себя сейчас.

– Кэтрин, оставь ее, – резко говорит отец. Он отпускает мои руки и обнимает меня за плечи. – Садись. Нам нужно поговорить.

Я следую за ним в гостиную. Кэтрин остается на кухне.

– Вот, – говорит отец, направляя меня к дивану. Я сажусь, и он садится рядом. Я провела тысячи часов в этой комнате, знала ее от пола до потолка, но сейчас я чувствовала себя, как в гостях.

–Стоик сказал тебе?

Я киваю.

– Вот гад, – бормочет отец.

– Дело не в нем! – я практически кричу. – Ты должен быть честным со мной.

– Ты права, – говорит отец. – Но ты должна услышать мою версию, – он глубоко, прерывисто вздыхает.

– Я не был счастлив в браке. Я не хотел жениться на девушке, которую я

никогда раньше не встречал. Я думал об отказе, но я не понимал, как это сделать и не оказаться за забором. Мне пришлось подчиниться. А на церемонии ко мне подошла твоя мать… – он качает

головой.

– Это своего рода клише, Астрид, но для меня, это была любовь с первого взгляда. Но ее сердце уже принадлежало ему, – отец смотрит в сторону. – Но мы ладили, – он говорит это с горечью, которая показывает, как ему больно. – И когда родились вы, я думал, что все изменится.

Она очень сильно любила вас, но так и не полюбила меня.

– Не достаточно, чтобы остаться с нами, – говорю я с горечью.

– О, Астрид, – отец вздыхает. – Ее сердце было разбито, и, как бы я ни пытался, я не мог исправить это.

Мое сердце щемит, когда я смотрю на него. Наверное, ему очень больно. Я думаю, Стоик чувствует тоже самое. Но президент был прав. Любовь нельзя узаконить.

– Но почему ты солгал мне? – спрашиваю я. – Зачем ты сказал мне, что он убил ее?

Мой отец сжимает мою ладонь в своей.

– Мы должны были сказать тебе правду, ты права. Но основные факты остаются

неизменными. Он убил ее, – он видит недоверие в моих глазах.

– Она покончила с собой, – говорю я категорично.

– Она повесилась на дереве, потому

что она хотела быть замужем за ним, а не за тобой.

– Она убила себя, потому что он позволил ей поверить, что они вместе. Но, в конце концов, он заставил ее выйти замуж за того, кого она не выбрала для себя. Таким же образом он

заставил тебя выйти за Иккинга. Таким же образом он заставил сотни других девушек, – он смотрит мне в глаза.

– И он будет продолжать делать это, пока мы не остановим его.

– Ты действительно заботишься о браках? Или только о заборе? Или ни о чем из этого? —спрашиваю я.

– Или ты просто давишь на меня?

– Конечно, нет, – говорит он, сжимая мои руки.

– Тогда почему? – спрашиваю я. – Ты еще не сказал, почему ты солгал.

– Это не было похоже на ложь, – сказал отец. – Я все еще верю, что он убил ее. Может, не своими руками, но он дал ей веревку.

– Это не…

– И я соврал, потому что я боялся сказать тебе правду, – прервал он меня. – Ты так похожа на свою мать. Ты даже поступаешь, как она, – говорит он, а я хочу кричать.

– Я не хочу, чтобы ты подумала…я не хочу, чтобы ты думала, что мы используем твой брак, – он переводит тему.

Всю свою жизнь я чувствовала пустоту внутри себя, пустое место, которое никогда не заполнялось независимо от того, как сильно я стараюсь. Моя мама тоже такой была? Он боится, что я тоже сдамся? Неужели он не верит в свои силы?

– Ты думаешь, что я слабая, – говорю я уныло.

– Нет, – протестует он. – Я никогда не думал так. Ты могла бы узнать правду и мы должны были доверять тебе в этом. Мы знаем, что ты сильная. В другом случае, мы бы никогда не просили тебя делать то, что ты делаешь.

Но, может быть, я слаба, потому что мысль о прекращении жизни Иккинга начинает пугать меня все больше.

– Папочка, – шепчу я, мой голос срывается. – Я не хочу убивать его.

– Ты этого не сделаешь, – говорит он мягко.

– Он не верит в браки, папа. Он хочет помогать людям, делать вещи лучше. Он хочет, чтобы у людей тоже был выбор.

Мой отец кивает.

– Это действительно то, чего он хочет, Астрид? Или это только то, что он говорит тебе?

Помни, его отец тоже играл в эту игру, – он делает паузу. – Но если ты не можешь сделать это, то ты и не будешь. Но сколько еще женщин должны закончить, как твоя мать, прежде чем что-то изменится? Разве свобода стоит того? – он касается моей щеки, убирает прядь моих волос за ухо.

Мое сердце разрывается от его нежности.

– Не принимай решение. Время еще есть, – говорит он. – Просто подумай получше. Мы– твоя семья. У нас ничего не получится без тебя.

Я медленно начинаю понимать, что все, что он говорит, похоже на правду. А ведь он прав.

У них ничего не выйдет без моей помощи. Они нужны мне.

– Кэтрин, – зовет отец, и она быстро входит в комнату. Она садиться рядом со мной и целует меня в макушку, как в детстве.

– Прости, что я лгала, – произносит она. – Мне жаль маму. Я хотела рассказать тебе сотни раз. Но я не хотела причинять тебе боль, – она замолкает.

– Я не хочу, чтобы ты сомневалась в себе.

– Ваша ложь ранила меня, – я немного отодвигаюсь от нее.

– Я знаю, – говорит она. – Я была неправа, – ее голос мягкий, но взгляд жесткий.

Я разочаровала ее. Но мне все равно.

– Мы оба были неправы, – говорит отец. – Мы не будем скрывать ничего больше, – он смотрит на нас с Кэтрин, и его глаза сверкают.

– Только подумайте обо всех изменениях, которые мы можем сделать. Мы можем сделать жизнь людей намного лучше. Подумай об этом, Астрид. Обещай мне, что подумаешь.

– Я обещаю, – я не должна думать об этом, я не хочу. Но я знаю, что отец никогда никого не выгонит за незначительное преступление. Он хочет вернуть нам нашу свободную волю. Люди всегда будут верить в правительство. Но если я убью Иккинга, моя семья будет у власти. Но Иккинг будет мертв, а кем буду я? Убийцей. Девушкой, которая убила парня, который не сделал ничего плохого. Парня, который держал меня за руку и разговаривал со мной. На моих ладонях

будет кровь, которую никогда не смыть.

Начинается дождь, когда я выхожу из дома отца. Кэтрин предложила мне зонт, но я оставила его в холле, потому что я знаю, что мне нужно охладиться. Мои кроссовки промокли, волосы прилипли к лицу и шее.

Я вижу Иккинга, когда подхожу к крыльцу. Он сидит на нем с полотенцем в руках, а когда видит меня, взволнованно встает. Я останавливаюсь на секунду, а затем бегу к нему изо всех сил.

Я подбегаю до него и обнимаю его за шею. Он сильный и теплый, и после секунды колебания, он обнимает меня за талию. Я плачу, и мои слезы смешиваются с дождем.

Он обнимает меня и позволяет мне плакать. Он не пытается отговорить меня от моей печали, как мой отец, и не говорит успокоиться, как Иккинг просто прижимает меня к себе и одной рукой гладит по голове.

Когда слезы кончаются, а дыхание выравнивается, я отпускаю его шею и делаю шаг назад.

– Я не хотела… я не должна была… – заикаюсь я.

– Тссс, – говорит он. – Все в порядке, Астрид. Все в порядке, – он поднимает руку и вытирает мои щеки.

– Мой отец рассказал мне, что случилось, – говорит он.

– Я беспокоюсь о тебе, – он сочувственно улыбается. – Я готовился сидеть тут всю ночь.

– Ты… – я вдыхаю. – Ты знал про это?

– Нет. Или, по крайней мере, не все. Я слышал про этот случай много раз, но я не не знал, что это была твоя мать, – он перекладывает мои волосы на одну сторону и вытирает их полотенцем.

– Твой отец никогда не говорил тебе о ней?

– Не часто, – говорю я. – У меня было чувство, что ему не нравилось говорить о ней.

– Может быть, так и было, – говорит Иккинг.

Но я не готова слышать слова в защиту моего отца.

– Все, что он говорил мне, было ложью, – я предаю отца, когда говорю про это Иккингу, но мне плевать.

– Он сказал мне, что твой отец убил мою мать.

Иккинг не перестает сушить мои волосы.

– И ты поверила ему? – спрашивает он, его голос мягкий.

– Он мой отец! – восклицаю я, чуть не подавившись очередным всхлипом.

– Ты веришь своему отцу?

– Честно? – Иккинг качает головой. – Не совсем. Я не доверяю большинству людей, —он бросает полотенце на скамейку, стоящую на крыльце.

– Кроме тебя.

Я чуть истерически не засмеялась. Кэтрин бы станцевала победный танец, если бы услышала это, я же чувствую горькое разочарование.

– Почему я? – спрашиваю я.

– Потому что каждый должен верить хоть кому-то, – говорит Иккинг.

– Иначе жизнь слишком одинока. И я буду верить тебе, – он убирает мои волосы назад, гладит мою скулу

большим пальцем.

– Если бы я знал о твоей матери, —говорит он спокойно, – я бы сказал тебе.

Я ему верю. Он бы сказал мне. Он бы сказал мне правду.

– Иккинг, – шепчу я. Мы стоим так близко друг к другу, что наши груди прикасаются друг к другу. Я кладу руку на его рубашку, которая намокла из-за меня. Он выдыхает, а я чувствую, что его кожа теплая даже сквозь мокрую ткань.

Мне не привычно касаться кого-то, кроме моей семьи. Для меня это ново, но мне это очень нравится. Я почему-то думаю, что Иккинг рос без ласки. А я получала ласку только от Кэтрин и очень редко. Мы очень похожи и, возможно, мы были бы счастливы вместе.

Но наша история была определена давным-давно, и у нее далеко не счастливый конец. Иккинг верит не тому человеку.

Я опускаю руку.

Может быть, мой отец был прав, думая, что я слишком нежная для этого мира. Потому что я никогда не чувствовала себя такой хрупкой. Я чувствую, будто я кошка, которая поймала мышь, и хочет ее отпустить, но не может. Я все еще верю в отца, но сейчас, стоя рядом с Иккингом, я уже не уверена ни в чем, кроме того, как сильно я не хочу, чтобы он умер. Я признаю, что нахожусь на

грани катастрофы. Я хочу удержаться на краю, но еще больше я хочу упасть.

Иккинг наклоняется, и его дыхание шевелит волоски на моей шее. Он пахнет дождевой водой и мылом.

– Астрид, – шепчет он прямо в мое ухо. У меня крутит живот и я немного отстраняюсь. Я так не могу, хотя хочу больше жизни.

– Прости, – выдыхаю я. – Я не могу…

Я прохожу мимо него и бегу в ванную. Я прижимаюсь к двери спиной и сажусь на пол. Он стучит, и я считаю свои вдохи и выдохи. Наконец, он уходит, и я погружаюсь в пронзительную тишину.

========== Глава 17. ==========

– Почему мой ланч всегда выглядит хуже твоего? – спрашиваю я Хеддер.

Я тыкаю в кусок курицы, похожую на сморщенного червячка.

– Я даже не уверена, что это еда.

Хеддер смеется, но ее взгляд скользит по моему лицу с слишком большим интересом.

– Тяжелая ночь? – спрашивает она.

Я тянусь рукой к глазам, которые я знаю, все еще опухшие от слез и недостатка сна.

– Аллергия – говорю я.

– Угу, – я понимаю, что она не верит мне, но она не прессует меня, за что я благодарна.

Это утро было достаточно сложным. Я видела, что Иккинг злится, я хотела снова обнять его, но вместо этого, я молча позавтракала и ушла на работу.

– Ну, это радует, потому что у нас сегодня относительно легкий день, – говорит Хеддер.

– Ты можешь уйти пораньше, если хочешь.

– Нет, – говорю я быстро. – Я в порядке.

Хеддер дает мне грустную улыбку.

– Брак может быть тяжелой работой.

Я открываю рот, чтобы возразить, но обман требует больше энергии, что у меня сегодня.

– Да, – говорю я. – Я думаю, что Иккингу было бы лучше с другой девушкой, – я не знала, что я собиралась это сказать.

– Я не знаю, – пожимает плечами Хеддер.

– Я думаю, что он очень доволен тем, кто у него есть.

– Почему ты говоришь это? – спрашиваю я хриплым голосом.

– Я сталкивалась с ним несколько раз после того, как вы поженились. Иккинг не простой парень, но что-то в его лице меняется, когда он говорит о тебе, – Хеддер пожимает плечами.

– Я не знаю, просто впечатление.

Мои щеки горят, и я опускаю голову, чтобы изучить мой салат. Я надеюсь, что Хеддер ошибается. Я не хочу говорить о нас с Иккингом, тем более с Хеддер.

– Ты замужем? – спрашиваю я Хеддер. На ее пальце нет кольца, но это ничего не значит: у многих вообще нет обручальных колец. И она никогда не говорила про свою семью, возможно, ее муж умер, или она не любит его.

– Я была, – говорит она. – Ничего не вышло.

– Что случилось? – это, наверное, невежливо, но Хеддер может не отвечать, если не хочет.

Хеддер делает большой глоток воды.

– Он был из твоей части города. Кевин, – говорит она, и у меня чувство, что ей больно говорить это имя.

– Мы были женаты четыри года. Но я знала что никогда не смогу забеременеть, – она отворачивается, чтобы посмотреть в окно столовой.

– В конце концов, я отпустила его.

Я хмурю брови.

– Что ты имеешь в виду?

– Он хотел детей. И я не могла дать ему их. Я сто раз просила его подписать петицию о разводе, говорила, что мой отец уговорит Президента разрешить, но он не соглашался. Но в сто первый раз он согласился, – ее глаза наполнились слезами.

– Ты любила его? – спрашиваю я, хотя ответ уже написан на ее лице.

– Не с самого начала. Но мы были хорошими друзьями, когда поженились. А потом это переросло в любовь.

Про эти браки говорил Иккинг. Эти браки по Хеддер и Кевин. Стефани и

Ральф. Это браки долгосрочны и крепки. И обычно такие семьи счастливы.

– Он снова женился? – спрашиваю я.

Хеддер кивает, глядя на тарелку.

– Он женился на девушке из своей стороны города. Она была его девушкой до меня, —она замолкает.

– У них родились близнецы несколько лет назад.

Близнецы рождаются редко. Если рождается ребенок со всеми пальцами рук и ног, это уже праздник, но близнецы? Это совсем другой уровень достижений. И я знаю, о ком она говорит. Я никогда не знала его имя, но я видела его на рынке с женой и коляской. Он был высокий, рыжий, а на его лице была гордая улыбка.

– Ты когда-нибудь его видела?

– Нет, – Хеддер встает и выкидывает с подноса мусор.

– Он предлагал, но это было слишком сложно.

– Мне жаль, – говорю я. – Это несправедливо.

Хеддер грустно смеется.

– Нет, все в порядке, – она смотрит мне в глаза. – Я справляюсь. И мы делаем все, что можем. Как и Иккинг, как и его отец.

– Ты действительно веришь ему спрашиваю я и понижаю голос.Президенту Стоику?

– Здесь нет легких ответов, Астрид. Но все могло бы быть хуже. Мы выжили благодаря Хеддокам. У нас есть питание, вода и крыша над головой, и никто не стоит над нами с автоматами.

– А как насчет браков? – спрашиваю я. – Например, меня заставили выйти замуж.

– Возможно, тебе так кажется, – говорит Хеддер. – Но большинство людей на этом рады произносить клятвы и поддерживать мир. Для них это традиция, а не обязанность.

– Я не думаю, что каждый чувствует себя таким образом, – говорю я тихо. Они просто боятся. Никто не хочет раскачивать лодку. За них все-таки делают выбор. Это не свобода.

– Может быть, свобода переоценена, – отвечает Хеддер. – У нас была свобода до войны. И посмотри, до чего она нас довела.

Я замираю, когда вхожу в дом и вижу на диване в гостиной Валку Хеддок.

Я выдавливаю улыбку на лице.

– Здравствуйте. Что вы здесь делаете? – спрашиваю я, все еще держась за дверную ручку рукой.

Она встает и разглаживает свою серо-голубую юбку обеими руками.

– У нас есть ключ, – говорит она.

Я закрываю дверь и роняю сумку на пол. Я ненавижу мысль, что она в этом доме без моего разрешения.

– Ладно, – говорю я. – В следующий раз, может быть, вы могли бы подождать снаружи?

Или дать нам знать, когда вы собираетесь зайти? – я думаю, что звучу весьма разумно, но миссис Хеддок морщит губы, будто я оскорбила ее.

– Хорошо, – говорит она.

– Вы что-то хотели?

Миссис Хеддок обходит кофейный столик и делает шаг ко мне.

– Скоро день рождения мистера Хеддока.

Я смотрю на нее непонимающе.

– И у нас всегда большие приемы, – она смотрит на меня, подняв бровь. – Я думала, ты знаешь об этом.

Я пожимаю плечами.

– Я слышала об этом раньше, но нас никогда не приглашали.

– Ну, тебе нужно будет платье, – бодро говорит миссис Хеддок.

– У меня есть платье, – говорю я. – Я надевала его в день, когда я выходила за Иккинга.

– У меня нет желания снова надевать его, но я не хочу ее милосердия.

– Не такое платье, Астрид. Что-нибудь поинтереснее, – она делает еще один шаг ближе. —Что-то более подходящее.

– Мне нравится это платье, – говорю я уперто.

– Нет, нет, – говорит она. – Я видела его на тебе. Оно слишком короткое, – она

подходит к входной двери и открывает ее, жестом приглашая меня выйти. – Теперь ты одна из Хеддоков, поэтому ты должна выглядеть достойно, – отрезает она. – Большинство девушек были бы рады иметь возможность купить новое платье.

– Я не большинство девушек, – бормочу я, когда она легонько подталкивает меня к входной двери.

– Да, – четко говорит она. – Я знаю.

– Куда мы идем? – спрашиваю я, когда мы выходим на дорогу и направляемся в сторону центра города.

– У меня есть портниха. Она согласилась встретиться с нами сегодня, – каблуки миссис Хеддок громко стучат по асфальту.

– А мне можно будет выбрать что-нибудь?

– Конечно, – миссис Хеддок смотрит мне сверху вниз. – Только если у тебя хороший вкус, – я понимаю, что у меня нет выбора.

Когда мы входим в непримечательное здание, я понимаю, что проходила мимо этого места каждый день.

– Очень эксклюзивное место, – говорю я, подняв бровь.

Миссис Хеддок не отвечает, но кончики ее пальцев чуть сильнее толкают меня в спину.

Возле стен стоят вешалки, на которых висят ленты самой разнообразной ткани. Возле задней стены стоит большое зеркало, а справа от него – дверной проем, из которого выходит женщина в возрасте. Учитывая формальный стиль в одежде миссис Хеддок, я представляла себе молодую девушку.

Но этой женщине около сорока восьми, у нее длинные белые волосы и дружелюбная улыбка.

Когда она подходит к нам, то я замечаю, что она хромает на одну ногу.

– Так это твоя новая невестка, – говорит она, протягивая обе руки и обнимая меня. Я замираю, не зная, как реагировать. – Я Готи, – говорит она. – Приятно познакомиться.

– Привет, – говорю я, пытаясь выпутаться из ее объятий.

Готи отпускает меня и обнимает миссис Хеддок, которая тепло улыбается.

– Как я уже говорила, она высокая, – говорит миссис Хеддок, и они обе смотрят на меня.

– Ну не очень та и высокая, – говорит Готи. Она наклоняет голову и осматривает меня.

– Мне кажется, ей нужно что-то драматическое, – продолжает миссис Хеддок.

– У нее красивое тело для такого. Может, без бретелек? – она смотрит на Готи для подтверждения.

– С бретельками, – встреваю я. Я буду подтягивать его всю ночь, а это мне не нужно.

Миссис Хеддок поднимает брови.

– Какие-то пожелания, Астрид?

– Мне нравится синий цвет, – говорю я, пожимая плечами.

Миссис Хеддок кивает, как будто мои цветовые предпочтения нуждаются в ее

одобрении, но стоит на своем.

– Может быть лиловый, Готи?

– Да, я думала об этом, —Готи жестом зовет меня за собой и следует к вешалкам с тканями.

– Сними все, кроме нижнего белья, – говорит она как ни в чем не бывало, – И стой здесь, – она ведет меня к зеркалу.

Я никогда не считала себя особо стеснительным человеком, но я не хочу стоять почти голой перед матерью Иккинга. Меня это раздражает, и видимо миссис Хеддок это понимает, потому что закатывает глаза.

– О, ради бога. Что мы там не видели?

Я снимаю ботинки, не говоря ни слова, расстегиваю штаны и снимаю их, а потом стягиваю футболку. Мое нижнее белье выглядят очень темным на бледной коже. Я смотрю в зеркало и

понимаю, что мои щеки и шея покраснели.

Готи поднимает палец, велев мне подождать, и исчезает в проходе. Я стараюсь не ерзать, но миссис Хеддок смотрит на меня в зеркало, и ее взгляд заставляет меня нервничать. Я не могу

справится с чувством, что она размышляет, хороша ли я для ее сына. Наконец, возвращается Готи с длиной бледно-Синей тканью в руках. Она прижимает ткань к моей груди, а

миссис Хеддок собирает мои волосы на затылке.

– Я думаю, что это идеальный цвет для нее, – говорит она.

– Я согласна, – говорит Готи. – Может быть, длинная юбка и… – она сдвигает ткань на одно плечо, – с одним открытым плечом?

– Откуда вы взяли этот материал? – спрашиваю я. Он богаче и мягче, чем домотканый материал, который продается на рынке.

– Остался с довоенных времен, – говорит Готи. – Разве она не прекрасна? У нас есть десятки разных тканей. Я ненавижу думать о том дне, когда она закончится.

– Она очень мягкая, – говорю я, потому что они обе смотрят на меня. Как только они возвращаются к разговору о стиле одежды, я отключаюсь. Теперь я знаю, что я в безопасности от бретелек, меня не волнует, что они придумают. Так что у меня уходит секунда, чтобы осознать, что миссис Хеддок говорит со мной.

– Ты действительно красива, – говорит она, глядя на меня в зеркале.

Я? Я никогда не думала об этом. Я имею в виду, я знаю, что я не лишена привлекательности. Но в моем доме красота не ценится. Никто никогда не делал комплименты моей внешности, кроме слов Кэтрин про мой рост. А отец в любом случае будет называть свою

дочь милой.

– Спасибо, – говорю я, а Готи исчезает в проходе.

Миссис Хеддок смотрит на мое лицо в зеркале. Она отпускает мои волосы, и они спадают на спину.

– У тебя волосы твоей матери. Они такие же, как у нее. Цвет свежего меда, – я не понимаю, злиться ли она или это комплимент.

Я начинаю уставать от того, что меня постоянно сравнивают меня с мамой.

– Вы тоже знали мою мать? – спрашиваю я.

Миссис Хеддок улыбается, но невесело.

– Умная женщина всегда знает своих конкуренток.

Вот и ответ на вопрос. Ее сердце пело в день, когда они нашли мою мать, свисающую с дерева, потому что ее соперница, наконец, ушла.

– Вам не нравится, что я замужем за вашим сыном? – спрашиваю я.

Миссис Хеддок вздыхает.

– Мне не нравится то, что я смотрю на тебя, а вижу ее. Но что бы ты не думала, я понимаю, что это не твоя вина, – она сжимает свое жемчужное ожерелье на шее.

– Я хочу, чтобы мой сын был счастлив. И если ты можешь сделать его счастливым, то все в порядке.

Я заметила, что мое счастье не считается. И я знаю, что если миссис Хеддок хотя бы догадывалась о моих намерениях, она бы не колебалась ни секунды, чтобы уничтожить меня. Я

думаю, она очень безжалостная.

Готи возвращается с коробкой с бисера, которую показывает миссис Хеддок. Они немного поспорили, что именно сделать с моими волосами.

– Поднять их вверх? – спрашивает Готи, глядя на мою гриву.

– Нет, ей будет тяжело, – говорит миссис Хеддок. – Может, сделать косу?

Я смотрю на нее в зеркало и думаю, что она немного смягчилась. Она смотрит на меня в ответ и улыбается уголками губ.

– Держись, Астрид, – говорит она. – Мы далеки от завершения.

========== Глава 18. ==========

С середины лета начинается долгий, медленный спуск в осень, моя жизнь приобрела новый ритм. Я просыпаюсь рано и завтракаю с Иккингом перед работой. Вечером мы занимаемся

рутинными делами, вместе ужинаем, а потом Иккинг начинает чинить что-нибудь по дому. В выходные дни, я люблю читать или просто наблюдаю за Иккингом.

Нам стало легче общаться друг с другом, чем в начале. Мы говорим о безопасных вещах —о моей работе, предстоящей зиме, о планах на празднование Дня рождения его отца. Мы не трогаем

друг друга. Но отсутствие контакта не дарит мне облегчения, на которое я надеялась.

Я знаю, что дни уходят. Мой отец дал мне время, как и обещал. Но он не может позволить себе ждать вечно. Три месяца пройдут очень быстро. Всякий раз, когда я представляю Кэтрин в

моей голове, я вижу ее, стоящую со скрещенными руками. «Поторопись, Астрид.» словно говорит она.

Когда я прохожу домой после работы, я чувствую вкусный запах, хочу есть, но не вижу Иккинга, поэтому зову его.

– Я здесь, – отзывается он с веранды.

Я выхожу к нему и вижу сидящим на диване. Стол накрыт скатертью, а на нем ассортимент из мясных блюд и сыров, свежих фруктов, нарезанных овощей и кусочками хлеба. А в середине стоит подсвечник со свечами.

– Что это? – спрашиваю я.

– Решил устроить пикник, – говорит Иккинг. – Полу-крытый пикник, – уточняет он и смеется.

Я улыбаюсь, снимаю туфли и сажусь напротив него на кресло.

– Но сначала нужно приготовить еду, – говорит он с ухмылкой.

Мы со смехом готовим маленькие сэндвичи с мясом и Иккинг толкает мне коробку клубники, а я, хотя сначала отказываюсь, с радостью съедаю всю. Когда мы заканчиваем готовить

сэндвичи, я понимаю, что уже сыта.

– Ой, я объелась, – говорю я, откидываясь на спинку дивана.

– В этом и смысл пикников, – смеется Иккинг.

– Зачем свечи? – спрашиваю я с интересом.

– Я подумал, что мы могли бы зажечь их и притвориться, что мы в летнем лагере.

Я не понимаю, шутит он или нет.

– Я никогда не была в летнем лагере.

– Никогда?

Я качаю головой. Мой отец не любил, когда мы с Кэтрин далеко от него. Он боялся, что мы выйдем из-под его контроля.

– Ну, теперь мы должны зажечь их, – говорит Иккинг. Он опускается на колени рядом со столом и зажигает свечи: три широкие и маленькие и две высокие и тонкие. Когда они загораются, он снова садиться напротив меня.

– Что вы обычно делали в лагерях? – я почему-то волнуюсь.

– Глупости, в основном. Ты знаешь… – он внезапно осекается. – А нет, ты не знаешь.

Я закатываю глаза.

– Ночью мы сидели у костра и рассказывали страшные истории. Иногда мы пытались играть в бутылочку, но вожатым это не нравилось. Они пытались защитить нас от добрачной

связи, – теперь он закатил глаза.

Я не смотрю на него, когда задаю свой вопрос.

– Тебе нравился кто-то в лагере?

– Нет, – говорит Иккинг. – Я играл в бутылочку. Но там никогда не было конкретной девушки, я просто надеялся на поцелуи, – он хмыкнул.

Мы смотрим друг на друга и я знаю, я

должна задать еще один вопрос или сказать что-нибудь, чтобы нарушить молчание, но мое сердце колотится в моем горле.

– Но моя любимая игра «правда или действие», – говорит Иккинг, в конце концов.

– Что это за игра? – спрашиваю я. Я делаю глоток из своего бокала.

– Ты никогда не играла в правду или действие? —Иккинг удивленно поднимает брови.

– Я никогда не играла в подобные игры, – я пожимаю плечами.

– Это легко, – говорит Иккинг. – Когда подходит твоя очередь, я спрашиваю тебя «правда или действие?» и ты должна выбрать. Если ты выбираешь правду, то я задаю тебе вопрос, на который ты должна ответить только честно. Если ты выбираешь действие, то ты должна сделать то, что я скажу, иначе ты проиграешь, – он ухмыляется. – Хочешь поиграть?

Ой, это плохая идея, но из моего рта вылетает «да».

– Ладно, поехали, – Иккинг смотрит в потолок, словно рассматривает варианты. —Правда.

Правда. Я могу что-нибудь спросить у него и, в теории, он должен сказать мне правду. Есть миллион вещей, которые я хочу знать о нем. Мое желание узнать его побеждает все, даже здравый смысл.

– Сколько девушек ты целовал, когда играл в бутылочку? – спрашиваю я и смеюсь, будто это шутка. Но это не шутка.

– Не очень много, – улыбается он. – Мы говорим о настоящем поцелуе? Или чмоке?

– Настоящий поцелуй, – говорю я, хотя не знаю, что это такое, потому что я никогда не целовалась.

Его лицо серьезно, он задумался.

– Я целовал трех девушек в своей жизни. Когда мне было тринадцать, в игре в бутылочку, потом в четырнадцать, в лагере. С языком, – довольно добавляет он.

Я смеюсь, и на этот раз по-настоящему.

– С твоим или ее?

Иккинг усмехнулся.

– Я промолчу, – на его лице появилась огромная улыбка.

– Что? – хихикаю я.

Он все еще улыбается.

– Ничего.

– Ты не сказал про третий поцелуй, – напоминаю я.

– Это было два года назад. Прямо перед тем, как я должен был жениться на твоей сестре.

Это была девочка из школы. И было больше, чем один поцелуй.

– Было слишком много языка?

– Нет. Было гораздо лучше.

Я тут же понимаю, о чем он говорит, и стараюсь не краснеть.

– Тебе понравилось? – спрашиваю я и сразу хочу себя ударить.

Иккинг замялся лишь на мгновение.

– Не так, как мне нравишься ты, – тихо говорит он. У меня перехватывает дыхание.