Текст книги "Книга Астрид (СИ)"

Автор книги: Иккинг1879

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

замолчать. Я делаю глубокий вдох, приводя себя в порядок. Рука Иккинга лежит на столе рядом со мной. Его мизинец дотрагивается до моего. Я смотрю на него и не понимаю, что он пытается сделать: поощрить меня или остановить.

– Что случиться, если давать людям решать, какое правительство они хотят? —спрашиваю я. – Чего вы боитесь? – это слова моего отца.

– Людям нужна определенность, – говорит Президент Хеддок. – Им нужен мир. У нас было достаточно войн.

– Люди за забором тоже вызывают волнения? – спрашиваю я.

– Люди за забором делали ужасные вещи. Наказание соответствует преступлению, —встревает миссис Хеддок.

– Может быть, некоторых из них, – соглашаюсь я. – Но не все из них убийцы.Некоторые люди просто воруют. Зачем оставлять их умирать? – миссис Хеддок открывает рот, собираясь заговорить, но я останавливаю ее. – А что заставляет девушек вступать в брак, не позволяя им самим решать, что делать со своим счастьем?

– Нашим приоритетом является не личное счастье, Астрид, – говорит Президент Хеддок.

– Мы все еще пытаемся выжить, увеличивая наше население. Мы пытаемся сделать их жизни лучше.

Я подавляю смех.

– Так вы знаете, что лучше для каждого человека?

– Да, – говорит миссис Хеддок. – Он знает, – она сердито смотрит на меня.

– Ты знаешь, – говорить мне Президент Хеддок. – Ты напоминаешь мне свою мать.Конечно, ты похожа на нее. Она тоже была… слишком страстной.

– Что? – шепотом спрашиваю я, но в моей голове я слышу крики. – Вы знали мою маму?

– Да, – его улыбка печальна. – Я хорошо ее знал.

У меня так много вопросов, что они образуют комок в горле. Я хочу кричать на него, царапать еще щеки и спрашивать, как может он говорить о ней таким нежным голосом, если он сам убил ее? Но я беру себя в руки. Если он сможет рассказать мне о моей матери, то я готова выслушать.

– Откуда вы ее знали? – спрашиваю я.

Ножки стула скребут по полу, заставляя меня вздрогнуть.

– Хватит с меня этого, – говорит миссис Хеддок, вставая и бросая салфетку на стол. —Я приняла тот факт, что она вышла замуж за моего сына, но я не потерплю того, что она приходит

к нам в дом и изрыгает бред своего отца, – она указывает на меня. Я не…

– Достаточно, – говорит Иккинг. Он не повышает голоса, но в нем слышна угроза.

Миссис Хеддок смотрит на сына, ее губы задрожали.

– Две недели? – шипит она. – Столько времени потребовалось, чтобы она настроила тебя против нас?

– Никто не против тебя, мама, – устало говорит Иккинг. У меня чувство, что он говоритэто не в первый раз. Неужели он провел свое детство, постоянно доказывая преданность собственной матери?

– Валка, пожалуйста, – говорит президент Хеддок. – Сядь. Не нужно устраивать сцен.

Но миссис Хеддок не собирается успокаиваться.

Я не единственная, кто совершил преступление, – она смотрит на меня. Она поворачивается и выходит из комнаты, ее каблуки стучат по полу.

– Извините, – говорит Президент Хеддок. Он следует за ней, и мы с Иккингом остаемся одни. Я смотрю на свою тарелку. Свечи в центре стола мерцают и светятся, отбрасывая тени на

мои руки. Единственный звук – это тиканье старинных часов в коридоре.

– Мне жаль, – говорю я. И мне действительно жаль. Жаль, что не смогла сдержать рот на замке. Жаль, что я не та девушка, в которой нуждаются моя сестра и отец.

– Не нужно извиняться, – говорит Иккинг. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него.

– Я говорил тебе, что хочу, чтобы ты была самой собой. И это подразумевает твое мнение. Каким бы оно ни было.

Я киваю.

– Был один человек на нашей стороне города. Он жил за несколько домов от нас, – я понятия не имею, зачем я говорю ему это. – Пару зим назад его сын заболел. И в больнице ему не дали лекарство.

– В медицине есть протоколы, – говорит Иккинг. – Они не просто раздают лекарства, —он говорит, как его отец. Я убираю руку со стола.

– Я знаю это. Но сыну этого человека было очень больно, он умирал. Но они все равно вписали его имя в конец списка. Так что, мой сосед украл какое-то лекарство, спас жизнь своего сына. И твой отец выгнал его за забор. Он замерз до смерти, – я пристально смотрю на Иккинга.

– Это – справедливость твоего отца. Такие поступки.

Иккинг смотрит на меня.

– Что ты хочешь, чтобы я сказал, Астрид? – спрашивает он, наконец. – Что я согласен с тем, что сделал мой отец? Какой ответ ты хочешь?

– Я не жду конкретного ответа, – говорю я. – Я хочу знать, что ты думаешь.

– Я думаю, – говорит Иккинг, – что мы можем любить наши семьи, не доверяя всему, что они говорят нам, – он произносит эти слова, как ни в чем не бывало. – Я думаю, что иногда всё не так просто, как думают наши отцы.

========== Глава 7. ==========

На моей тумбочке куча новых книг, но ни одна из них не помогает мне отвлечься. Мне не спится, и я ненавижу себя за это, потому что завтра у меня рабочий день. Наконец, я сдаюсь и поднимаюсь с кровати. В прихожей и гостиной темно, и я на цыпочках прохожу на кухню и наливаю стакан воды. Я пробираюсь в спальню, когда Иккинг садится на диване.

– Не спится? – спрашивает он.

– Нет, – говорю я. – И тебе?

В комнате темно, но свет луны помогает мне видеть его. Он кивает.

– Я просто захотела воды, – говорю я.

– Да, – он улыбается. – Я вижу это.

Он запускает руку в волосы. Его белая футболка светится в тусклом свете.

– Хочешь посидеть со мной, пока пьешь?

– Ладно, – говорю я, подходя к стулу, но он сгибает ноги в коленях, освобождая место для меня на краю дивана. – Спасибо, – говорю я, садясь на диван, поджав ноги.

– Это странно, не так ли? – говорит Иккинг, нарушая тишину.

– Что?

Он обводит рукой комнату.

– Это. Мы. Пару недель назад мы были просто подростками, живущими с родителями, и теперь мы здесь.

– Да, – говорю я. – Очень странно.

Я чувствую, что он смотрит на меня. Я поворачиваю голову и смотрю на него.

– Помнишь день, когда мы пошли ко мне домой, – говорит он, – и взяли книги из библиотеки моего отца?

– Да. А что?

– Ты была права, Астрид, – говорит он тихо. – Это беспокоит меня. Они не считаются с нами.

Я боюсь дышать. Он доверяет мне, открылся именно так, как того хотели отец и Кэтрин.

– Почему ты не сказал мне тогда?

Иккинг вздыхает.

– Я не… я не собираюсь быть парнем, которому плевать на все, что происходит. Это не я.

Я смирился, но мне не плевать.

– Ладно, – говорю я.

– Это не значит, что у меня нет чувств, – говорит он.

Я делаю глоток воды.

– Я не должна была говорить, что ты ничего не чувствуешь. Это не справедливо, —извиняюсь я.

– Я понимаю, почему ты так думаешь, – говорит Иккинг.

– Но это не правда, – он делает паузу. – Я хочу большего. Я не хочу быть только твоим мужем.

– Например? – спрашиваю я.

– Ничего, что сейчас важно, – он отводит взгляд. – Это то, что у нас есть сейчас. Эта жизнь. Мы. Этот дом, – он опускает руку вниз. – Этот диван.

Мое сердце уходит в пятки. Все это было прелюдией, чтобы затащить меня в постель? Я начинаю корить себя за то, что села на этот дурацкий диван.

– Расслабься, Астрид, – говорит он и улыбается. – Я ни на что не намекаю.

Но когда-нибудь это случится. Наши отношения не всегда будут такими, вряд ли он захочет спать на диване всю жизнь. Я не уверена, что он будет спрашивать, хочу ли я этого. Но это ради отца.

– Ну, я пойду спать. Утром на работу, – я встаю и ставлю стакан на журнальный столик.

Голос Иккинга останавливает меня прежде, чем я вышла в коридор.

– Ты сказала мне, что ты пытаешься, помнишь?

Я смотрю на него.

– Да, – говорю я осторожно.

– Я тоже.

– Я знаю, – говорю я, наблюдая за тем, как его глаза блестят в лунном свете. Я

поворачиваюсь и иду обратно в постель.

Я стараюсь не нервничать, когда Хеддер ведет меня в подвал здания. Мне страшно. Но я не отступлю, помня слова миссис Хеддок. Я ей докажу.

– Что мы будет делать? – спрашиваю Хеддер, пытаясь догнать ее. Хотя я выше ее, она ходит быстро.

– Здесь заключенные, которых уже осудили, – говорит она мне. —

Нам нужна окончательная информация от них. О их ближайших родственниках и тому подобное. Их уже опрашивали, но мы должны дважды проверить, прежде чем…

– Прежде чем мы их выгоним, – говорю я.

– Да, – говорит она, косясь на меня. – Я знаю, что тебе трудно понять это, зная твоего отца.

Она говорит это без злобы в голосе, но я настораживаюсь.

– Ну, он не любит выгонять людей, – говорю я, подбирая каждое слово с осторожностью.

Не секрет, что мой отец против способов наказания таким способом. Вся моя семья против. Но мой отец осторожен. Он верен нашим убеждениям, но он ведет себя тихо.

Хеддер открывает дверь в конце коридора.

– Но у него есть лучшее решение? – спрашивает она, поднимая брови. Она не дает мне возможности ответить, проходя внутрь.

Мы в небольшом зале. Напротив есть дверь с окошком, а возле нее стоит охранник.

– Привет, Эрет, – говорит Хеддер. – Мы здесь, чтобы взять заключительное интервью.

– Мы готовы, – говорит Эрет. Он едва смотрит в мою сторону. – Они сказали мне, что ты будешь с утра, так что я уже позвал первого. Лэйрд, Марк.

Хеддер протягивает мне руку, и я перебираю стопку папок в руках, чтобы найти нужную.

Я привыкла к эффективности Хеддер, которая иногда может граничиться хамством.

– Ладно, – говорит она мне. – В этот раз, смотри и учись. Ты будешь делать это сама совсем скоро.

– Я буду здесь, – говорит Эрет.

Хеддер кивает и открывает дверь. Там маленькая комната, в которой едва хватает места для трех складных стульев. Один прикручен к полу.

Я не могу сказать, чего я ожидала, но парень, сидящий на этом стуле выглядит ненамного старше меня. Я бы предположила, что он младше Иккинга, но я смотрю в файл в руках Хеддер и

вижу, что ему двадцать два.

Он улыбается нам и машет свободной рукой, другая была в наручниках.

– Привет. Я уж начал думать, что вы забыли обо мне.

У него светлые волосы и большие голубые глаза. Его щеки красные, как спелые яблоки. Он напоминает мне куклу, с которыми мы с сестрой играли в детстве. Он привлекателен.

Хеддер садится на стул напротив него, и я сажусь рядом.

– Марк, – говорит Хеддер. – Полагаю, ты знаешь, почему ты здесь.

– Вам нужно все проверить все, прежде чем меня выгонят.

– Да, – Хеддер что-то записывает в файле. Она спрашивает у него о его семье и о всем, что было в папке.

– У меня… У меня будет шанс попрощаться с моей семьей? – спрашивает он.

– Да, – говорит Хеддер. – Мы сообщим тебе, когда.

Марк кивает.

– Я хочу поговорить с кем-нибудь, – говорит он. – Хоть с кем-нибудь, я могу

объяснить…

– Вас осудили, мистер Лэрд, – говорит Хеддер. – И судья признал вас виновным. Тут нечего обсуждать.

– Но Вы не можете просто выгнать меня! – говорит он, повышая голос. Все мое тело напрягается, но Хеддер по-прежнему невозмутима. Она, наверное, слышала эти мольбы и игнорировала их каждый раз, когда входила в эту комнату. Мысль об этом заставляет меня хотеть блевать.

– Если вы успокоитесь, – говорит она, – я пройду процедуру твоего освобождения с тобой.

– Освобождения? – его голос срывается и он истерично смеется.

– Это не освобождение. Это смертный приговор.

– Хорошо, – говорит Хеддер, закрывая папку. – Если ты не понимаешь, значит, мы закончили. Попробуем еще раз завтра.

Она идет в сторону двери. Я иду за ней, но Марк наклоняется вперед и хватает мое запястье.

– Пожалуйста, – говорит он. Пожалуйста, помогите мне.

Я вырываю руку и смотрю на него. Я знаю, что должна отреагировать на боль в его голосе, но что-то плавает в глубине его глаз – расчетливое лукавство, от которого мурашки по коже.

Хеддер держит открытой дверь и я выхожу, учащенно дыша.

– Все хорошо? – спрашивает Эрет.

– Он схватил ее, – говорит Хеддер. – Но все в порядке, да?

Я киваю, скрестив руки на груди. Эрет идет в комнату к Марку, а Хеддер начинает идти вперед.

– Давайте немного отдохнем, – говорит она.

– Он был прав, – говорю я. Она поворачивается и смотрит на меня. – Ты играла в слова с ним. Это смертный приговор.

Хеддер смотрит на меня, облизывает губы и снова подходит ко мне.

– Нет, я не играла, – говорит она. – Он будет жив, когда мы его отпустим. И если он хотя бы наполовину умен так, как он думает, он сможет выяснить, как остаться в живых.

Я качаю головой.

– Ты знаешь, что это неправда. Он умрет там. Никто не заслуживает…

– Ты знаешь, что он сделал? – спрашивает Хеддер. Ее голос тихий, но твердый. – Он изнасиловал девятилетнюю девочку. Вырезал свое имя на ее животе, чтобы оставить ей

напоминание об этом на всю жизнь.

У меня переворачивается желудок, и к горлу подкатывает желчь. Я отворачиваюсь и смотрю на свою руку, которую он трогал. Я хочу вымыть кожу горячей водой. Я не позволяю себе

думать о маленькой девочке, которая никогда не сможет сделать то же самое.

Хеддер наклоняется ближе.

– Что ты предлагаешь с ним делать, Астрид? Мы должны его отпустить? Держать его здесь вечно, кормить его в течение зимы, когда мы сами едва можем прокормить себя? Давать ему

лекарства, которые могли бы помочь детям? – она пихает папку Марка Лэйрда мне в грудь. Я беру ее онемевшими пальцами. – Лично я думаю, что он заслуживает еще худшего.

Я иду домой злая и даже не знаю, почему. Мой отец никогда не говорил, что люди за забором совершили ужасные вещи. И Хеддер права – Марк заслуживает худшего. Но я все

равно чувствую себя обманутой отцом. «Мы можем любить наши семьи, не доверяя всему, что они говорят нам». Слова Иккинга всплывают в моей голове и я понимаю, что он прав.

Иккинг находится в кухне, когда я вхожу в дом, он готовит котлеты из фарша.

– Привет, – говорит он, и я бросаю свою сумку на диван. – Как пленные?

Я стою в дверях кухни, так же, как и на второй день после нашей свадьбы. С тех пор мало что изменилось. Мы не спим вместе, но делимся секретами. Я больше не так неуверенна в себе.

Потому что теперь, Иккинг – часть моей жизни, и я привыкла к нему. Он интересуется моей жизнью.

– Ужасно, – говорю я. – Мы встретились с одним, кого выгоняют. Парень, который обидел маленькую девочку, – я не могу произнести это ужасное слово. – Но он умолял меня

спасти его.

Иккинг фыркает.

– Ну, естественно, он умолял.

– Это все, что ты хочешь сказать? Тебя не волнует, что происходит с людьми?

Иккинг поворачивает кран с водой и намыливает руки.

– С этим парнем? – говорит он. – Не очень. Почему волнуешься ты? – он выключает воду и берет полотенце.

Я выдыхаю.

– Я не знаю. Я не имею в виду именно его. Но мы не можем выгонять людей каждый раз, когда они делают что-то неправильно. Это…варварство.

– Посмотри вокруг, Астрид. Мир в котором мы живем – варварство. Мы просто должны научиться жить с этим, – он кидает полотенце на прилавок.

– С помощью гамбургеров на гриле

и симпатичными домиками. И какова альтернатива? Было бы лучше убивать их на электрическом стуле, как раньше?

Я закатываю глаза.

– Теперь ты похож на Хеддер.

– У Хеддер хорошая точка зрения, – Иккинг делает шаг ко мне. – Прошлой зимой мы потеряли более двухсот человек, Астрид. Двести. Ты бы предпочла сохранить жизнь сегодняшнему парню?

– Это несправедливый вопрос, и ты это знаешь! Не все, кого выгнали, сделали то же самое, что и он. Некоторые люди воруют хлеб на рынке или отказываются выходить замуж. Я не думаю, что кормление этих людей – это пустая трата ресурсов.

– Ладно, – говорит Иккинг. – А как насчет убийц и насильников? Что нам делать с ними? Ты хочешь оставлять их безнаказанными? – его лицо так же спокойно.

– Что ты такое говоришь? – я хочу, чтобы он повысил голос, чтобы я тоже могла накричать на него в ответ.

Иккинг остается невозмутимым.

– Нужно применять меры, Астрид. Не важно, как жестоки эти меры.

– Легко говорить, сын Президента, – фыркаю я. – Ты когда-нибудь задумывался об этом до меня, или ты целыми днями плескался в реке, позволяя другим людям беспокоится о

справедливости, и о том, что правильно?

Его глаза сверкают, но лицо все так же без эмоций.

– Ты не должна беспокоиться о будущем, неважно, что ты думаешь, – он отталкивается от прилавка. – По крайней мере, мой отец не говорит мне, во что верить.

Я резко разворачиваюсь и иду в спальню, хлопая дверью напоследок. Я направляюсь к кровати и со всей силы бью подушку.

========== Глава 8. ==========

Я прячусь в туалетной кабинке в подвале здания суда, а на часах шесть. Обычно я ухожу в пять, но я знаю, что Эрет дежурит до шести, и хочу выяснить, где они хранят оружие. Третий этап – выяснить, где держат оружие. Моему отцу необходимо знать это, но он больше

рассчитывает на физическую силу. Он всегда говорил, что он не хочет, чтобы кто-то пострадал.

После вчерашней ссоры с Иккингом, из-за который я не могла уснуть полночи, я

проснулась полная решимости сделать шаг вперед к цели моего отца. Я не позволю Иккингу сбить меня с толку. Кэтрин всегда говорит, что есть семья и есть все остальные. Мой отец – семья. А

Иккинг – все остальные.

Я слышу, как хлопнула дверь и тяжелые шаги в коридоре. Я встаю и приоткрываю дверь. Эрет сворачивает за угол конце коридора, и я следую за ним на цыпочках босиком, держа босоножки в руке.

Я с опаской заглядываю за угол и вижу, что Эрет набирает цифры на клавиатуре,

установленной в стене. После этого, он открывает дверь рядом с клавиатурой и заходит внутрь, но он не закрывает дверь. Я слышу его голос и голос другого человека из комнаты.

– Слава Богу, что сегодня пятница, да? – говорит неизвестный человек. Он, кажется, старше, его голос грубый.

– И не говори, – говорит Эрет. – Следующая неделя будет долгой.

– Изгнание?

– В среду.

Старший человек цокает языком. Критикует? Я слышу шелест и лязг металла, сопровождаемый тяжелым стуком. Эрет снял свою кобуру. Мой пульс учащается, а на лбу выступают капли пота. В руках у меня папка – моя страховка на случай, если меня поймают.

– Распишись, – говорит неизвестный мужчина.

Я слышу скрип пера на бумаге и понимаю, что должна уходить, но мне нужно больше информации. Я не понимаю, что это за жужжащий звук. Затаив дыхание, я выглядываю из-за угла еще сильнее. Они оба стоят ко мне спиной перед открытым встроенным сейфом. Оттуда, где я стою, вижу ряды орудий, от пола до потолка. Там пистолеты и большие пушки. На любой вкус.

Ружья, и даже несколько автоматов. В наши дни оружие – это просто теория для большинства людей, а не реальность, поэтому они мало что о них знают. Но мой отец научил нас определять основные виды оружия. И хотя я никогда не стреляла из пистолета, но могу с легкостью представить его в своих руках.

Я разворачиваюсь и иду обратно по коридору. Когда я повернула за угол, я надеваю босоножки и закрываю глаза, пытаясь запомнить все в мельчайших деталях.

– Эй, миссис Хеддок, – говорит Эрет, прямо за моим плечом. – Что вы здесь

делаете?

Я подрыгиваю от испуга и оборачиваюсь.

– О, привет, Эрет, – говорю я, положив руку на грудь и чувствуя бешеное

сердцебиение.

– Я должна отнести эту папку в хранилище, но я заблудилась, – улыбаюсь я.

Он кивает головой на папку.

– Какой номер дела? – я говорю ему номер. – Ее нужно отнести в Комнату Записей B, – говорит он. – Я могу отнести. Технически, только охранники могут войти туда. В следующий раз просто дайте нам знать, и мы будем рады помочь.

– Спасибо, – говорю я и протягиваю ему папку. – Простите, что не следовала

протоколу. До сих пор учусь.

– Нет проблем, – говорит Эрет.

– Теперь вы можете указать мне направление к лестнице? В противном случае, я буду бродить здесь несколько дней.

Эрет улыбается и кивает вперед.

– Она там.

– Спасибо. Проведи выходные с пользой, – я практически бегу к лестнице и только там решаюсь отдышаться. Есть одно преимущество в том, что я теперь Хеддок – очень легко

обманывать людей. Они думают, что если я изменила фамилию, значит, я такая же, как и они. Как будто несколько недель могут изменить мышление.

Я быстро иду к рынку, чтобы успеть до закрытия. Здесь меньше народу, чем в прошлый раз, но я теперь еще больше на виду. Все смотрят на меня, и это раздражает.

Человек со специями уже начинает собираться, но я хватаю со стола банку какого-то варенья и показываю ее ему.

– Я хочу купить ее.

Он смотрит на меня.

– Три чека.

У нас больше нет наличных, после войны. Людям платят чеками. Женщинам, которые не работают, а это подавляющее большинство женщин в западном крае с детьми выдается

ежемесячное пособие.

– Ладно, – я достаю из сумки три чека и кидаю из на прилавок.

– Вам нужен мешок?

– Нет, – я кладу банку в сумку.

– Что-нибудь еще? – спрашивает человек.

Я гляжу вокруг. Никого нет поблизости.

– Скажите ей, что я нашла, где оно хранится, – тихо говорю я и ухожу, не оборачиваясь.

Я чувствую эйфорию, пока иду домой. Я представляю лицо Кэтрин, когда мое сообщение будет доставлено. Это ничего не значит для продавца специй, но это многое значит для Кэтрин.

Она расскажет моему отцу, и они оба будут довольны, что я смогла.

Но чем ближе я дохожу до дома, тем быстрее эйфория исчезает. Потому что доказывая себе, своему отцу, что я могу достичь цели, я забыла про Иккинга. Я узнала, где храниться оружие, а это значит, что отец стал на один шаг ближе к убийству Президента и Иккинга. Я верю в моего отца.

Но я начинаю понимать, что есть разница между позволением кому-то умереть и убить кого-то своими руками.

Гостиная и кухня пусты, когда я возвращаюсь домой, а на газу стоит кастрюля с куриным бульоном. Дверь на веранду открыта, и я вижу Иккинга, сидевшего на одном из плетеных диванах.

– Привет, – говорю я и кладу свою сумку на пол сажусь напротив него, скрестив ноги.

Иккинг поднимает на меня взгляд.

– Тяжелый день? – спрашивает он.

– Да.

– Два подряд.

Я киваю. Я балансирую на грани слез, но я не могу сказать причину. У меня вдруг

появилось яростное желание сказать человеку, что я пошутила, чтобы он не передавал сообщение Кэтрин.

– Мне жаль, что мы поругались, – говорю я. – Прошлой ночью.

Иккинг поднимает брови и слегка улыбается. Так же он улыбнулся Кэтрин в день свадьбы.

Это настоящий Иккинг: меньше совершенства, больше тепла.

– Это не ссора. Мы же не подрались, – он улыбается, но в его глазах грусть. Я

вспоминаю его мать, и думаю, что он рос в холоде. – Но я сожалею о том, что я сказал о твоем отце.

– Я не полная идиотка, – говорю я. – Я думаю об альтернативах, если все изменится в западном крае.

Иккинг спускает ноги с дивана и садится лицом ко мне.

– Я никогда, ни на секунду, не считал тебя идиоткой, Астрид.

– Ты тоже слушаешь своего отца, не так ли? – спрашиваю я.

Иккинг смотрит вниз на свои сложенные руки, потом опять на меня.

– Иногда. Я думаю, что это из-за того, кто мы… сын президента и дочь основателя… —он закатывает глаза, заставляя меня улыбаться. – Это вдвойне важно, чтобы мы имели свое

мнение. Мы не наши родители. Мы не должны соглашаться со всем, что они говорят.

– А что, если я согласна с отцом? – спрашиваю я, потому что мне кажется, что я должна подтвердить веру в своего отца.

– Тогда отлично, – говорит Иккинг. – Но я думаю, что легко попасть в ловушку, думая о том, чьи мы дети. Мы по-прежнему вольны выбирать, кем мы хотим быть.

– Правда? – спрашиваю я. – Потому что я не смогла ничего выбрать, – всю свою жизнь мой отец и Кэтрин решали за меня все. Любое несогласие с моей стороны было воспринято как нелояльность. Отец решил, что я выйду за Иккинга и определил этим всю мою жизнь.

Иккинг принимает мой сарказм как должное.

– Ну, очевидно, множество вещей вне нашего контроля, – он крутит на пальце

обручальное кольцо. – Но никто не может контролировать то, кем мы становимся.

– А кем ты хочешь стать? – с интересом спрашиваю я, но мой голос звучит так, будто я насмехаюсь. Я смотрю на ноги, пытаясь скрыть свое смущение.

Иккинг смотрит на меня.

– Кем-то честным. Кем-то, кто поступает правильно. Тем, кто следит за своим сердцем, даже если он разочаровывает людей, – он делает паузу. – Кем-то храбрым.

Мальчик, который не хочет лгать, женился на девушке, которая не может сказать правду.

Если Бог существует, то у него странное чувство юмора.

– А что насчет тебя? – спрашивает Иккинг. – Кем хочешь быть ты Астрид, Хофферсон или Хеддок?

Это все ново для меня.Назад или вперед, давать или брать. Я подозреваю, что это ловушка, но Кэтрин не предупредила меня о его поддельном (или все же искреннем?) интересе. Это страшно и захватывающе одновременно.

– Я не знаю, – говорю я тихо. У меня болит горло. – У меня никогда не было шанса подумать об этом.

– Ну, теперь ты можешь, – говорит он просто. Будто это так легко. Может, для него. Он встает и протягивает мне руку. – Давай поужинаем. И завтра займемся чем-нибудь веселым.

Я кладу свою руку в его и позволяю ему поднять меня на ноги.

========== Глава 9. ==========

– Суббота – это день для сна, – информирую я Иккинга в восемь часов утра, пока он делает бутерброды на кухне.

– Сон для слабаков, – весело отвечает он.

– Что мы будем делать сегодня? Это включает в себя дневной сон?

Иккинг засмеялся.

– Нет, – говорит он. – И тебе будет не до сна. Поверь мне.

Он достает из холодильника два кувшина с водой и кладет их в свой рюкзак, вместе с бутербродами, парой яблок и печеньем с рынка. – Готова? – спрашивает он.

– Как никогда, – говорю я с многострадальным вздохом, что заставляет его улыбнуться.

– Ты надела купальник? – спрашивает он, кивая на мои майку и шорты.

– Да, – я не обращаю внимания на жар в щеках. Смешно стыдиться такого простого вопроса.

– Хорошо, – он накидывает рюкзак на плечи. – Пойдем.

Я следую за ним через входную дверь и, как только мы оказываемся на улице, дверь соседей открывается, и выходит Сэм.

– Привет,Сэм, – говорю я. Иккинг смотрит на него.

Сэм пересекает лужайку и подходит к забору, протягивая руку.

– Привет, Иккинг, – фальшиво-приветливо говорит он. – Не знаю, помнишь ли ты меня, мы ходили в одну школу.

– Освежи мою память, – говорит Иккинг, пожимая его руку.

– Сэм Йоргенсон, – за его спиной открывается дверь, и выходит Мередит. Я резко выдыхаю,и Иккинг удивленно смотрит на меня. Ее левый глаз почернел, и она сама хромает.

Я подскакиваю к забору.

– Мередит, – говорю я. – С тобой все в порядке? Что случилось? – я уже знаю, что случилось. Мои ладони сжимаются в кулаки.Она смотрит на своего мужа, а затем на меня.

– О, – она хрипло смеется. – Я такая неуклюжая. Я упала с подвальной лестницы и ударилась лицом о перила.

Сэм подходит к ней и обнимает за плечи.

– Она пошла туда ночью без света. Вы можете в это поверить?

– Так глупо, – говорит Мередит. Она не поднимает глаз.

– Вы должны были дать нам знать, – говорит Иккинг. – Мы бы помогли.

– Мы справились, – говорит Сэм. Мы все стоим минуту и неловко молчим. Я хочу,чтобы Мередит дала мне знак, чтобы я вмешалась, но она смотрит вниз.

– Ну, было приятно с вами познакомиться, – говорит Иккинг, ровным голосом.

– Мне тоже, – говорит Сэм, хотя он, кажется, раздражен, потому что Иккинг его не помнит. Я надеюсь, что Мередит не пострадает из-за этого.

Мы с Иккингом идем в тишине в северную часть города, где Главная дорога становиться щебнем. Солнце уже высоко в небе, и пот стекает по моей шее. Еще июнь, но так влажно, что у

меня чувство, что я дышу через мокрую тряпку.

Иккинг сходит с гравийной дороги и идет в самую гущу деревьев. Я стараюсь не думать о клещах, когда мы пробираемся через кусты. Деревья скрыли нас от солнца, и я наконец вдохнула полной грудью. Я все жду, когда Иккинг начнет говорить о Мередит, но он молчит.

– Он сделал это с ней, – говорю я.

Он не останавливается.

– Я знаю.

Его отсутствие реакции только подогревает мое раздражение.

– Вот это я имела в виду, когда говорила, что не люблю браки по расчету. Он думает, что он владеет ей.

– Это не зависит от брака. Это зависит от степени дерьмовости парня.

Я кривлю лицо.

– Все-таки, кто-то должен что-то сделать, чтобы помочь ей. Потому что законы твоего отца связывают ей руки, – у нее нет легкого пути к разводу. Брак может быть расторгнут только в случае, если обе стороны подписывают совместное заявление, и Президент Хеддок его одобрит,но я слышала, что такое редко случается. Даже тогда, когда заинтересованные стороны – личные друзья Президента.

– Что-то подсказывает мне, что Сэм не согласится отказаться от своего брака, – мы начинаем идти вверх и я останавливаюсь, чтобы отдышаться. – Он, наконец, получил свою собственную боксерскую грушу, которая готовит ему ужин и спит с ним.

Иккинг останавливается прямо передо мной. Он снимает рюкзак с плеч и открывает его.

– Мы можем не делать это прямо сейчас? – спрашивает он.Протягивая мне кувшин с водой.

– Не делать что?

– Спорить.

Я делаю глоток воды и немного проливаю на себя.

– Мы не спорим, – говорю я. – Мы просто не молчим.

Иккинг улыбается и качает головой.

– На данный момент, я считаю молчание благословением.

Я передаю кувшин ему. Он подносит его ко рту и делает глоток. Я смотрю на его

загорелую шею и вижу блеск пота. Я резко отвожу глаза.

Он убирает кувшин в рюкзак, и мы продолжаем путь. Я вздыхаю и отгоняю мушек возле своего лица.

– Сколько еще идти?

– Недолго, – говорит он. Он даже не запыхался.

– Ты ведешь меня в какой-то дурацкий клуб, где ты общаешься с друзьями? Мне придется выучить супер-секретное рукопожатие, чтобы попасть внутрь?

Он фыркает и усмехается.

– У меня нет друзей. Я сын Президента, помнишь? У меня подхалимы.

– Вау, – говорю я. – Необычные слова.

Он смотрит на меня через плечо, но не замедляет темп.

– Даже не притворяйся, что ты не знаешь, что это значит. Все, кто читает Анну Каренину,знают о таком.

Ладно, он прав. Интересно, у него правда нет друзей? За время нашего брака, я не видела ни одного. Может быть, поэтому он не против, что я говорю именно то, что я думаю; может быть,никто и никогда не разговаривал с ним раньше. Я полагаю, что быть сыном лидера не так уж и легко. Я знаю это по себе.

Спустя десять минут прогулки, я начинаю слышать звуки воды. Я пытаюсь визуализировать карту города в моей голове, но я не очень ориентируюсь.

– Мы возле забора, не так ли? – спрашиваю я. Я редко была близко к забору.

– Да, – говорит Иккинг. – Но мы не пойдем туда.

Я расслабляю плечи. Я не знаю, почему сама мысль о заборе заставляет меня беспокоиться.

Это не живое существо, которое может причинить мне вред. Но вся моя жизнь, безопасность была внутри ограждения, а то, что за ним – неизвестно и непознаваемо.

– Мой папа говорил, что люди пытались пробраться обратно, – говорю я.

– Я тоже это слышал, – говорит Иккинг. – Иногда их пускали назад, иногда нет. Я

думаю, что это зависело от того, насколько слабы они были. Но сейчас все не так.

– А нельзя просто пробить ограду? – с интересом спрашиваю я.

– Да, но сейчас везде патруль, – он смотрит на меня. – Да и люди за забором теперь не пытаются пробраться обратно. Я думаю, они понимают, что если они вернуться, то их убьют здесь. Так что они пытаются выжить там.