Текст книги "Книга Астрид (СИ)"

Автор книги: Иккинг1879

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

========== Глава 1. ==========

Никто больше не носит белые свадебные платья, белую ткань слишком трудно найти, да и шить столько платьев будет проблематично. Даже в такой день, как сегодня, когда сын нашего лидера станет одним из женихов. Видимо, и он не достаточно особенный, чтобы жениться надевушке, одетой в белое.

– Стой, – говорит моя сестра из-за моей спины. Ее холодные пальцы вызывают мурашки на моей спине, пока она пытается застегнуть молнию на моем светло-голубом платье. Сегодня день моей свадьбы, а не ее, но она нервничает в сто раз сильнее.

– Есть, – она застегивает молнию. – Развернись.

Я медленно поворачиваюсь, приглаживая руками мягкий материал. Я не привыкла к платьям. Мне не нравится, что я чувствую себя голой, и то, что я не могу дышать из-за плотного

лифа. Как будто читая мои мысли, глаза Кэтрин перемещаются вниз.

– Твоя грудь больше моей, – говорит она с ухмылкой. – Но сомневаюсь, что он будет жаловаться.

– Заткнись, – говорю я. Я не думала, что буду так нервничать. Я была готова к дню свадьбы. Я готовилась к нему на протяжении последних двух лет. Но теперь, когда он настал, я не могу остановить дрожь в пальцах. Я не знаю, смогу ли я сделать это, но я также знаю, что у меня нет выбора.

Кэтрин протягивает руку и заправляет выбившуюся прядь волос мне за ухо.

– Все будет хорошо, – говорит она твердо. – Да? Ты знаешь, что делать.

– Да, – говорю я, закатывая глаза.

Она смотрит на меня с поджатыми губами. Она злится, что я поеду на место, которое, по праву, должно было принадлежать ей.

– Девочки! – кричит отец с первого этажа. – Время!

– Иди, – говорю я Кэтрин. – Я сейчас спущусь.

Мне нужна одна минута тишины, последний шанс осмотреть комнату, которая никогда небудет моей снова. Кэтрин оставляет дверь приоткрытой, и я слышу нетерпеливый голос отца снизу.

На моей кровати видавший виды чемодан, с обломанными колесами. Я обхожу свою кровать, понимая, что я больше никогда не посплю на ней, смотрю на зеркало, понимая, что

больше никогда не расчешу волосы перед ним. Я закрываю глаза, когда появились слезы, и делаю глубокий вдох. Когда я открываю глаза снова – они сухие. Я выхожу из комнаты и не

оглядываюсь.

Свадебные церемонии проводятся во второе воскресенье мая. Иногда в эти дни идет дождь.

Но сегодня день спокойный, на ярко-голубом небе мягкие облака. Идеальный день, чтобы стать женой. Но когда я иду в здание Мэрии, все на чем я могу сфокусировать внимание, – бешеные удары моего сердца и капельки пота, стекающими между лопаток.

Мой отец и Кэтрин идут по обе стороны от меня, будто боятся, что я сбегу. Я даже не пытаюсь их разубедить. Задев своей рукой мою, отец берет сжимает мою ладонь. Он не делал этого с тех пор, как я была маленькой, и я настолько пугаюсь, что запинаюсь на ровном месте, но он помогает мне не упасть. Учитывая то, что это так редко случается, я рада его прикосновению.

Однако, он делает это не для того, чтобы успокоить меня. Когда твоя судьба предрешена, думать о чувствах нет времени. Он делает это для того, чтобы напомнить мне, что я должна быть сильной, и ему это удается.

Или, может, я просто себя обманываю.

– Мы гордимся тобой, – говорит он, сжав мою ладонь почти до боли. – У тебя все получится.– Я знаю, – отвечаю я, глядя впереди себя.

Здание Мэрии находится в конце квартала и я вижу других девушек и их родителей, поднимающихся по ступеням. Они, наверное, нервничают, желая знать, выйдут ли они сегодня замуж или вернутся домой. Меня тревожит другое. Я знаю, где я буду сегодня спать, и это точно будет не моя постель.

Когда мы выходим на тротуар перед зданием Мэрии, люди начинают поворачиваться, улыбаясь моему отцу и протягивая для пожатия руку. Несколько женщин улыбаются мне и говорят, как хорошо я выгляжу.

– Улыбайся, – шепчет Кэтрин мне на ухо. – Перестань хмуриться.

– Если это так просто, почему ты сама не попробуешь? – отвечаю я тихо, но все равно вымученно улыбаюсь.

– Я бы с удовольствием, – говорит она. – Но мне не повезло. Теперь ты должна сделать это за меня.

Значит, она все-таки завидует и злится, что у нее отобрали то, для чего она была рождена.

Я поворачиваю голову, ожидая увидеть холод в ее глазах, но она смотрит на меня почти с нежностью, которую я так редко вижу.

Она – практически копия нашего отца, у нее его шоколадного цвета глаза и темно-каштановые волосы.Мне всегда хотелось быть похожими на них, а не иметь эти белокурые волосы и голубые глаза, которые я унаследовала от нашей давно умершей матери. Но какими бы мы ни были разными, глядя на Кэтрин, я всегда видела более сильную, более дисциплинированную версию себя.

Мы следуем за всеми невестами в здание Мэрии. Вокруг меня, все девушки одеты в платья светлых оттенков, некоторые даже держат в руках небольшие букеты цветов, а большинство из них, как и я, идут с пустыми руками. Нас собрали в одном из залов с установленной сценой, закрытой тяжелым занавесом. Я знаю, что по другую сторону этого занавеса сейчас собираются парни.

Потенциальные невесты сидят в первых рядах, а родственники женихов и невест позади. А на сцене, как и всегда, сидят Президент Хеддок и его жена. Даже то, что их собственный сын сейчас находится за занавесом, не меняет их статуса.

Перед тем, как занять свое место, отец последний раз сжимает мою руку, а Кэтрин целует меня в щеку.

– Удачи, – говорит она. Может, если бы моя мать была бы сейчас жива, она бы обняла меня и дала бы мне дельный совет, вместо этой банальности.

Я сажусь на свободное место в первом ряду, избегая зрительного контакта с президентом Хеддоком и девушками, сидящими по обе стороны от меня. Я смотрю на занавес, когда девушка

рядом со мной касается моей руки.

– Возьми, – говорит она. – Возьми одну и передай дальше.

Я делаю, как она говорит, отдавая стопку программ девушкам слева от меня. Одна и та же программа, которую раздают каждый год. Только цвет бумаги и имена внутри меняются.

В этом году программа розовая, на обложке слова «Свадебная церемония», а под ними – сценарий этой церемонии. На первых двух страницах – история нашей «нации». Лично я думаю, что смешно называть город с населением меньше десяти тысяч человек нацией, но моего мнения тут никто не спрашивал.В истории написано о войне, которая уничтожила мир, последовавшие за этим наводнения, засухи и болезни, которые практически истребили нас. Но мы встали с колен, измотанные войной, остались в живых и нашли друг друга в этом обширном, пустынном месте, чтобы начать заново.

Бла, бла, бла. Однако, наша новая жизнь тоже началась с конфликта и даже унесла несколько жизней, пока две стороны не договорились о том, кто будет править.

Победила сторона, главой которой был отец нынешнего президента Стоика Хеддока. Однако, проигравшие, во главе с моим дедом Сэмюэлом Хофферсоном, были прощены и приняты в ряды жителей.

Я читаю, едва сдерживая рвотный рефлекс. Именно поэтому мы организовываем свадьбы.

Те, кто проиграли, отдают своих шестнадцатилетних дочерей в жены сыновьям победителям. В ноябре проходит вторая часть свадеб, где под серым зимним небом сыновья проигравших женятся на дочерях победивших, но эти церемонии обычно более угрюмые, потому что их ненаглядных дочерей заставляют выходить замуж за парней из низшего класса.Организованные браки достаточно двояки. С одной стороны, практическая цель: люди не живут так долго, как раньше, до войны. И наличие здорового потомства гораздо важнее. А с другой стороны, все прагматично. Отец президента Хеддоков был достаточно умен, чтобы понимать, что мир длится только до тех пор, пока у проигравшей стороны все еще есть что терять.

Выдавая замуж их дочерей за своих парней, он гарантировал, что проигравшие подумают десять раз прежде, чем устраивать восстание. Одно дело истребить врага, но совсем другое, когда у этого врага – ваша дочь, или когда человек, которого вы убиваете, является вашим собственным внуком. До сих пор эта стратегия работает, мы живем мирно уже два поколения.

В комнате жарко, даже при открытых дверях. Маленькая капелька пота стекает по моей шее, я вытираю ее, приподняв волосы. Кэтрин сделала все возможное, чтобы они выглядели прилично, но у меня густые и непослушные волосы, и я не думаю, что ей удалось сделать то, что она на самом деле хотела.

Девушка справа улыбается мне.

– Твоя прическа в порядке, – говорит она. – Очень красивая.

– Спасибо, – отвечаю я. На ее рыжей голове красуется венок из тусклых желтых розочек, но листья на нем уже начинают вянуть от жары.

– Это мой второй год, – шепчет она. – Мой последний шанс.

Если тебе не подбирают пару на твои шестнадцать лет, тебя вносят в список еще раз на следующий год.

Это также происходит тогда, когда девушек больше, чем парней, или наоборот, чтобы дать каждому шанс найти своего партнера. Если после двух попыток вам так и не подобрали пару, вы можете выйти замуж за кого-то по своему выбору. Или, если вы женщина, вы можете подать заявление на работу медсестрой или учителем. Все мужчины, и женатые и не женатые, работают. Когда женщины замужем, они должны быть дома и рожать детей.

– Удачи, – говорю я девушке, хотя, по моему, остаться без пары не так уж и страшно.

Одно я знаю точно, мне это не грозит. Мое имя было добавлено в конверт сразу же после того, как имя Кэтрин оттуда вынули.

У остальных девушек в зале есть хотя бы возможность быть подходящей парой своему мужу, после всех интервью и тестов на личность, которые они проходили.

– Спасибо, – говорит она. – А я тебя знаю. Мой отец когда-то познакомил меня с твоим.Я не отвечаю, а перевожу свое внимание обратно на сцену, где занавес начинает шевелиться. Сделав глубокий вдох носом, я медленно выдыхая через рот.

Со сцены к подиуму подходит мужчина. Он заметно нервничает, переводя свой взгляд от аудитории к президенту Хеддоку и обратно.

– Дамы и господа, – говорит он. Его голос обрывается на последнем слоге, и по залу полетели смешки. Мужчина прочищает горло и пытается снова. – Дамы и господа, мы собрались

здесь сегодня, чтобы отпраздновать свадебные церемонии молодых людей.

Их союзы представляют собой лучшее, что может предложить наша маленькая

нация, а также символизируют мир, за который мы боролись и которого добились вместе.

Человек, произносящий речь, часто меняется, но речь остается такой же. Она грустная и в то же самое время нелепая.Рыжеволосая девушка рядом со мной сжимает руки так крепко, что ее суставы белеют, а носок ее туфли начинает отстукивать нервный ритм по полу.Человек на подиуме махает кому-то

рукой за кулисами, и занавес медленно начинает двигаться в сторону. По залу раздается металлический скрежет, от которого у меня сводит зубы. Те парни, которых видно первыми, заметно нервничают. Они не могут стоять спокойно, качаются вперед-назад, засовывают руки в карманы брюк и вынимают их оттуда. Низкий темноволосый мальчик, который выглядит больше на двенадцать, чем на шестнадцать лет, пытается сдержать хихиканье и опускает подбородок на

грудь, но его плечи все еще прыгают от смеха. Я рада, что он не будет моим.

Они поставили того, кто будет моим, прямо в середине. Он выглядит старше остальных, что имеет смысл, учитывая его возраст.В свои восемнадцать, он на два года старше всех остальных, но я не уверена, что дело только в возрасте. Я не помню, чтобы он когда-то выглядел, как мальчишка. Вокруг него всегда присутствует какое-то гравитационное поле. Он не нервничает. И я не могу представить его, хихикающим над чем-то. Его холодный, безразличный и слегка изумленный взгляд, направлен вперед. Он даже не смотрит в мою сторону.

Он должен был стоять здесь два года назад. Он был предназначен для Кэтрин, но за день до их церемонии мы получили уведомление, что он не будет принимать участие в свадебной церемонии, пока ему не исполнится восемнадцать, и о том, что замуж за него выйду я.Наверное, такое поведение приемлемо, когда ты сын президента. В качестве утешительного приза, они позволили Кэтрин убрать свою кандидатуру из списка невест. Конечно же, она воспользовалась этой возможностью, от которой я бы сейчас и сама не отказалась.

– О, боже мой, – восклицает рыжая девушка, переводя на меня свой взгляд. – Тебе так повезло!

Я знаю, что она говорит это искренне, и пытаюсь улыбнуться, но мои губы отказываются повиноваться. Человек на подиуме передает слово жене президента, миссис Валке Хеддок. Она

из тех женщин с темно-каштановыми волосами и средними формами, которые всегда заставляют мужчин провожать их глазами, куда бы они ни пошли, но ее голос резок и даже холоден.

– Как вы все знаете, – говорит она. – Я буду называть имя жениха, который будет выходить вперед, а затем вскрою конверт с именем девушки, его будущей жены, – она окидывает нас взглядом. – Как только ваше имя будет названо, пожалуйста, поднимайтесь на сцену. Если по окончании церемонии ваше имя не назовут, это означает, что комитет решил, что вы не подходите ни одному из молодых людей в этом году, – она одаривает нас мимолетной улыбкой. – Конечно же, в этом нет ничего позорного.Однако, все знают, что это не так. Никто никогда не говорит об этом, но все знают, что если девушке не подбирают партнера, это полностью ее вина. Всегда виноваты девушки.

Первое имя – Люк Аллен. Он блондин, с россыпью веснушек на носу, похожих на

коричневый сахар. На мгновение его глаза широко раскрываются, когда миссис Хеддок разрывает конверт с его именем и вытаскивает бежевого цвета карточку.

– Эмили Торн, – произносит она.

Я слышу шуршание позади себя и возбужденный шепот, и поворачиваю голову. Крошечная девушка со светло-каштановымм волосами пробирается через девушек, сидящих в ее ряду. Она

слегка спотыкается, поднимаясь по лестнице на сцену, и Люк торопится вперед, чтобы взять ее за руку. Некоторые из девушек позади вздыхают, будто это величайший романтический жест, который они когда-либо видели, в то время как я сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. Люк и Эмили неловко стоят рядом, бросая друг на друга взгляды, пока их не просят отойти к краю сцены, чтобы можно было объявить следующую пару.

Спустя несколько часов остается только один конверт, не смотря на то, что в зале все еще сидит много девушек, в том числе и рядом со мной. Рыжая девушка начинает плакать, когда миссис Хеддок поднимает последний конверт. Мне хочется сказать ей, чтобы она радовалась, что идет домой сегодня. И что теперь у нее есть шанс понять, что она на самом деле хочет от жизни. Но я знаю, что она пропустит мои слова мимо ушей, поэтому я даже не пытаюсь.

Миссис Хеддок смотрит на своего мужа, который подходит к ней на подиум. Он высокий мужчина, сразу видно откуда это у его сына. У него темные волосы с проседью на висках. Его бледно-зеленые глаза просматривают толпу и задерживаются на мне. Я начинаю дрожать, но смотрю ему в глаза.

– Сегодня особенный день, – говорит он. – Даже более особенный, чем обычно.Несколько лет назад, после войны, в нашем обществе шли разногласия по поводу того, как мы

должны восстановить нашу жизнь. В конце концов, обе стороны смогли прийти к соглашению.

Интересно, как он превратил войну в разногласие, а навязанное мнение в соглашение. Он всегда умел мастерски подбирать слова и искажать истории, которые он нам рассказывает.

– Как вы все знаете, мой отец, Александр Хеддок, возглавлял группу, которая, в конечном итоге, пришла к власти. Вы также знаете Сэмюэла Хофферсона, выступавшего против

него, но который со временем согласился с мнением моего отца.

Это ложь. Мой дедушка никогда не соглашался с Хеддоками. Он хотел

демократию, чтобы люди могли голосовать и выражать свое мнение о своей жизни. Он провел годы, помогая и управляя постоянно растущей группой выживших, пока они не нашли это место. И затем все это было отобрано Александром Хеддоком, который хотел династию для себя и своих потомков.

Я не могу повернуть голову, чтобы найти моего отца или Кэтрин в толпе. После всех этих лет, они умеют скрывать свои эмоции, но я ясно вижу ярость в их глазах, и не могу позволить, чтобы это было заметно и на моем лице.

– И сегодня, впервые в истории, мы организуем свадьбу между Хеддоками и

Хофферсонами, – говорит президент с улыбкой. Она почти искренняя, может, так и есть, но я также знаю, что этот брак значит для него. И этому он сейчас рад – еще одна возможность укрепить его

власть. После моего отца больше не будет Хофферсонов. Президенту недостаточно, что на моем отце закончится династия Хофферсонов, ему нужно сделать его детей Хеддоками. – До недавнего момента, наши семьи не были особо успешными в рождении девочек, – продолжает президент Стоика Хеддок. В толпе слышится смех, но я не могу заставить себя присоединиться, хотя и знаю, что должна. Когда смех стихает, президент поднимает вверх конверт, чтобы все его видели.

– Сын президента и дочь основателя, – объявляет он.

Понятное дело, мой отец не основатель, это мой дед основал этот город, который забрал у него Александр Хеддок и его приспешники. Однако, тогда была заключена договоренность о том, что все преемники основателя будут носить этот титул, также, как и преемники Александра будут носить титул президента. Титул основателя абсолютно ничего не значит. У основателя нет права слова, он всего лишь церемониальная фигура, чтобы показать, как хорошо мы живем в мире и насколько хорошо работает наша система правления. Титул основателя похож на красиво обернутый подарок, который пуст внутри. Они надеются, что мы будем рады красивой обертке, и не заметим, что коробка пуста.

– Иккинг Хеддок, – произносит президент звонким голосом. Звук

разрывающейся бумаги конверта кажется таким же громким, как чей-то крик. Я чувствую на себе сотни глаз и высоко поднимаю голову. Президент Стоик Хеддок достает бумагу из конверта и улыбается мне. Он называет мое имя, Астрид Хофферсон, но из-за звона в ушах и стука моего сердца, я совсем его не слышу.Я делаю глубокий вдох и поднимаюсь на ноги, пытаясь найти в себе мужество. Мои каблуки стучат по плиточному полу, когда я направляюсь к лестнице. Позади меня, толпа хлопает и кричит, в этом хаосе даже слышно несколько свистов. Когда я начинаю подниматься по лестнице, президент Хеддок тянется вперед и берет меня за локоть.

– Астрид, – говорит он. – Мы рады, что ты присоединяешься к нашей семье, – в его взгляде я вижу теплоту. Но его взгляд должен быть ледяным и безразличным, чтобы соответствовать его внешности.

– Спасибо, – отвечаю я ровным голосом, который совсем не похож на мой собственный.

– Я тоже рада.

Как только я оказываюсь на сцене, другие пары еще ближе подходят к краю, чтобы я смогла пробраться к центру, где меня ждет Иккинг. Я пристально смотрю на него. Он выше, чем я думала, но я тоже не маленькая, так что, на этот раз мой рост – это благословение. Я бы не хотела, чтобы этот парень затмевал меня. Я и так чувствую себя бессильной.

У него темные волосы, как у его отца, хотя вблизи, среди темно-каштановых прядей я вижу более светлые, будто он проводит много времени на свежем воздухе под солнцем. Вполне возможно, что так и есть, учитывая то, что я слышала о нем на протяжении многих лет: он больше предпочитает быть на улице, так что его отцу приходиться заставлять его присутствовать на

собраниях совета, и что его чаще всего можно встретить на реке.

Глаза Иккинга ясные, светло-зеленого цвета и они изучают меня очень пристально, от чего мой желудок сводит. Его взгляд не враждебный и не приветствующий, а какой-то оценивающий, будто я проблема, и он думает, как ее решить. Он не двигается мне навстречу, но, когда я приближаюсь, чтобы протянуть руку, как меня учили, он берет ее в свою. Его теплые и сильные

пальцы сжимают ее, отчего у меня перехватывает дыхание. Он пытается быть любезным?

Успокоить меня? Я не знаю, потому что, когда я смотрю на него, его взгляд направлен на министра, ожидающего в стороне.

– Давайте начнем, – говорит президент Стоик.

Все на сцене занимают правильное положение – встают напротив своего предполагаемого супруга, а мы с Иккингом остаемся в центре. Он берет мою другую руку в свою и мы стоим лицом к лицу.

Я хочу закричать, что это неправильно, что я не знаю этого парня. Мы ни разу в жизни не разговаривали. Он не знает, что мой любимый цвет синий, или что я все еще скучаю по матери, которую я не помню, или что сейчас я просто в ужасе. Я кидаю панический взгляд в зал, но вижу только улыбающиеся лица, смотрящие на меня. Это делает все хуже, потому что я вижу, что все идут на поводу у этого фарса. Я знаю, что никто не кричит или не пытается помешать своему ребенку выйти замуж за незнакомца.

Наше послушание – самое сильное оружие президента Стоика. И, в конце концов, я такая же, как и все остальные. Я открываю рот, когда все остальные делают это, повторяю слова, которые я даже не слышу из-за более громких голосов вокруг меня. Я говорю себе, что ничто из этого не имеет значения. Мне нужно пройти этот путь, и я это сделаю. Я надеваю простое золотое кольцо моего отца на палец Иккинга, и он делает то же самое со мной. Мне непривычно чувствовать кольцо на пальце. Когда министр объявляет нас мужем и женой, Иккинг не пытается меня поцеловать, даже в щеку, и за это я благодарна. Я не думаю, что смогла бы выдержать это.Это было бы нападением, а не выражением симпатии. Но пары вокруг нас обнимаются и радуются, большинство из них не испытывают никаких проблем и целуются, будто знают друг друга гораздо дольше часа. Будут ли эти девушки такими счастливыми через несколько месяцев, когда их животы вырастут, а они сами поймут, что обязаны спать рядом с этим парнем, которого они едва знают, до конца жизни.Для них эта церемония для того, чтобы сохранить мир и уважить традицию, которая стабилизировала наше общество более двух поколений. Однако, в отличие от них я знаю, насколько хрупок этот мир, который держится на очень тонких ниточках, которые начинают рваться уже сейчас.Я отличаюсь от этих девушек вокруг меня, потому моя миссия не просто выйти замуж за Иккинга Хеддока. Моя миссия не сделать его счастливым и нарожать ему детей.

Моя миссия – убить его.

========== Глава 2. ==========

После церемонии все направляются в подвал мэрии, где у стен расставлены длинные столы, с чашами ярко-розового фруктового пунша, выставленные рядом с одним большим свадебным тортом. Всем невестам и женихам едва достанется по маленькому кусочку, но для меня одна только мысль о сладком креме, прилипающим к моим зубам, вызывает тошноту.

Родители Иккинга поздравляют нас, как только мы входим в зал. Его отец обнимает меня и целует в щеку. Я стараюсь не кривиться, но моя улыбка совершенно не естественна. Его мать не

настолько демонстративна, она кладет руку мне на плечо и практически сразу ее убирает.

– Веди себя с ним хорошо, – говорит она мне, не скрывая угрозы в голосе.

– Мам, – говорит Иккинг, кидая ей острый взгляд. Он кладет свою руку мне на поясницу и уводит подальше от своих родителей.

– Где твоя семья? – спрашивает он, наклоняясь ко мне, чтобы я лучше его слышала.

Это первые слова, которые он сказал мне, за исключением наших обетов, которые на самом деле не считаются, хотя если бы мы жили в другом мире, они были бы намного важнее всего остального.

Я указываю в дальний угол комнаты, где стоят мои отец и Кэтрин, которая прислонилась к стене.

– Пойдем поздороваемся, – говорит Иккинг, и я удивленно смотрю на него. Наши семьи притворяются, что ладят, мы все время улыбаемся и жмем друг другу руки, но на самом деле не выносим друг друга. Но сейчас его голос звучит абсолютно нормально, а его глаза полны искренности. Он хороший актер. Мне нужно быть осторожной с ним.Когда мы приближаемся, Кэтрин с улыбкой на лице отталкивается от стены и встает рядом с отцом. Мой отец тоже улыбается, но его улыбка более сдержана и совсем не отражается в его

глазах.

– Папа, – говорю я, – думаю, вы знакомы, – я не могу заставить себя назвать Иккинга своим мужем. – Это мой отец, Джастин Хофферсон.

Они пожимают друг другу руки.

– Рад видеть вас снова, сэр, – говорит Иккинг. Он смотрит на отца и не моргает. Мой отец не пугает Иккинга, как остальных людей.

– Взаимно, Иккинг, – отвечает мой отец, хлопая его по плечу. – Это моя старшая дочь, Кэтрин.

– Папа, я уверена, что он знает, кто я такая, – усмехается Кэтрин. – Он же почти женился на мне два года назад, – добавляет она, смотря на Иккинга из-под опущенных ресниц.

Я не совсем уверена в том, что она делает: то ли флиртует с ним, то ли просто хочет напомнить о том, что его обязательство было прежде всего перед ней. В чем я точно уверена, она хочет быть той, кто лишит его жизни, но она была лишена этого шанса. И это еще одна причина, по которой она никогда его не простит. Я опускаю взгляд, надеясь, что он не чувствует это напряжение между нами.

– Я помню, – просто отвечает он ей и улыбается, обнажая прямые белые зубы. Улыбка будущего президента. – Но приятно, наконец, познакомиться.

Мы делаем круг по комнате, принимая поздравления от незнакомцев. Я смотрю на других невест, у большинства которых сияют глаза и широкие улыбки на лицах. Они не отходят от своих новых мужей, гордо хвастаясь ими и радуясь любому вниманию к себе. Беспокоятся ли они о том, что будет позже? Я не сомневаюсь, что большинство этих девушек никогда не видели своих

мужей до сегодняшнего дня. Как они могут так широко улыбаться? Как они могут быть так уверены в собственном счастье?

– Ты готова идти? – спрашивает меня Иккинг. – Я не думаю, что выдержу еще однорукопожатие.

Я готова. Часть меня желает убить его прямо здесь и сейчас. Просто схватить нож со стола и, игнорируя все продуманные шаги, пырнуть его в грудь.

– Да, – отвечаю я. – Мне нужно попрощаться со своей семьей.

Иккинг кивает, и я облегченно вздыхаю, когда он не следует за мной. Я хочу побыть наедине с семьей в последний раз.

– Ну, – говорю я, снова приближаясь к отцу и Кэтрин. – Вот и все.

– Ты сможешь сделать это, – говорит Кэтрин, сжимая мои пальцы до боли в костях. – Он достаточно симпатичен и даже мил, – ее ухмылка опровергает ее же слова. – Переживи сегодняшний день, а завтра будет легче. Я обещаю.

Но как она может мне это обещать? Не ей нужно сейчас идти в чужой дом с незнакомым парнем и позволить ему…

Мой отец смотрит мне в глаза.

– Помни про наш план, – говорит он едва слышно. – И помни, что я тебя люблю.

Я не сомневаюсь в его любви, но разъяренная часть меня все же задает вопросы: с чем связана эта любовь? С моим послушанием, моей помощью, моим успехом? Будет ли он все еще

меня любить, если я провалю эту миссию?

Я киваю, поджав губы, потому что не уверена, что еще могу сказать.

Иккинг и я – одни из первых пар, направляющихся к выходу, и парни постарше свистят и кричат несуразицу нам вслед.

– Уходите так рано?

– Не можешь больше ждать, да, Иккинг?

– Кто-то очень хочет посмотреть что там под этим платьем.

Мои щеки горят от этих слов и мне ужасно хочется развернуться, спуститься обратно вниз и ответить им. И Иккингу тоже, просто за то, что он участвует во всем этом. Я спотыкаюсь на ступеньке, и Иккинг придерживает меня рукой за локоть.

– Игнорируй их, – говорит он сухо, – они идиоты.

Может, так и есть, но не думаю, что они говорят неправду. Ему уже восемнадцать, и сегодня ночью должна произойти его брачная ночь. Сомневаюсь, что он ведет меня домой, чтобы поиграть в шашки. Мое сердце так сильно бьется, будто пытается выскочить из груди. В миллионный раз я мечтаю о том, чтобы на моем месте сейчас была Кэтрин.

В ряду чемоданов на улице перед зданием Мэрии, я показываю на свой, и Иккинг с легкостью его поднимает.

– Только один? – спрашивает он.

– Да, – говорю я, – на нашей стороне города не так много всего, – не удержавшись, добавляю я, хотя Кэтрин предупреждала меня не провоцировать его, но мне сложно сейчас бороться с моими инстинктами.

– Ты знаешь, что это была инициатива твоего деда – держать две стороны раздельно, да?

– говорит он тихо.

Кэтрин говорила мне, что нет смысла притворяться, что наши семьи хорошо ладят, он это и сам знает, но мне всё же придется скрывать настоящую глубину нашей ненависти. Это как по канату ходить без сетки внизу: каждый шаг – огромный риск.

– Сначала, да, – наконец, отвечаю я. – Но это не был далеко идущий план. Он просто хотел успокоить обе стороны. Он не хотел, чтобы это продолжалось так долго.

Каждый год мой отец встречается с президентом Стоиком и предлагает отказаться от организованных браков и объединить обе стороны. Его предложения вполне разумны, он не

просит демократического правления, зная, что этого точно не произойдет. И каждый год президент Хеддок улыбается, кивает и абсолютно ничего не меняет.

– Какая разница? – спрашивает Иккинг. – Это один и тот же город. Вы же не в тюрьме живете.

Ему легко говорить, он вырос, имея все лучшее, он с самого рождения был избранным. Он смог спокойно поменять мою сестру на меня, о чем тут говорить?

– Это не всегда кажется одним городом, – говорю я ему, потому что это единственное, что я могу сказать.

Он прав в том, что между его стороной города и той стороной, на которой выросла я, нет особых отличий. Вещественные отличия еле видны – немного больше тени, дома немного

больше и стоят немного дальше от тротуаров, улицы на несколько футов шире. Все различия недостаточно очевидны, чтобы порождать откровенное негодование, но сам факт их существования – это напоминание нам о нашем законном месте.

Выйдя на тротуар, мы поворачиваем направо, направляясь дальше в его сторону города. Я раньше ходила мимо мэрии, пересекая ту неформальную линию, отделяющую наши части города. И я никогда не была в большом доме родителей Иккинга, но я знаю, что мой

отец был.

До войны, город жил совсем другой жизнью, это был маленький городок на юге округа Миссури. Этот город был окружным центром, и главная площадь города все еще оставалась между зданием мэрии и городским Судом. Это была одна из причин, по которой мой

дед выбрал это место, чтобы обосноваться. Он жил в Чикаго, когда началась война, пережил первую волну бомбардировок ядерными ракетами и ЭМП и направился вглубь страны. По пути он встретил других выживших, а через три года после войны, в 2025 году, он основал наш город, с первоначальным населением лишь в восемь тысяч человек. Эта часть страны сильно пострадала от болезней и голода, но здесь упало всего несколько бомб, оставив достаточно изначальной инфраструктуры, и они не были вынуждены начинать с нуля.

Солнце бросает тени на наши лица. Было бы неплохо иметь какой-то транспорт, особенно сегодня, когда я иду на высоких каблуках, но машин больше нет. EMP сделали их бесполезными, да и к бензину у нас нет больше доступа. И уже прошло пятьдесят лет, улицы настолько